Могила Густава Эрикссона. Гл. 8. Недолгое счастье

Юрий Владимирович Ершов
ГЛАВА  8.  НЕДОЛГОЕ  СЧАСТЬЕ  ФРЭНСИСА  МАКОМБЕРА.

        Случалось ли вам когда-нибудь бродить по старым сельским кладбищам или по кладбищам маленьких провинциальных городков Центральной России? «Э, батенька, что-то частенько Вы по кладбищам бродите… Да Вы не некрофил ли часом?» - спросит меня пытливый читатель. Таки ни разу нет. Просто уж больно я люблю смотреть и изучать всякие церкви. Кто-то любит деньги, кто-то красивых баб, кто-то ощущение безграничной власти… А я вот люблю нашу русскую духовную архитектуру. Она для меня – застывшая музыка времён, которую я слушаю, набираюсь сил и успокаиваюсь. А рядом с этими церквями – тени тех людей, кто их строил, тех, на чьи деньги они строились, и тех, чья жизнь с этими храмами соприкасалась. С людьми я общаюсь мало и не очень охотно. Моя прежняя служба во многом отбила у меня желание быть существом социализированным, и в людях я теперь, к глубокому моему сожалению, сначала разглядываю всё плохое. А это, согласитесь, не слишком располагает к общению. Вот с тенями прошлого я знаюсь охотно.
        А помимо исторических призраков, церквушки, раскиданные по нашим провинциальным глубинкам, зачастую обрастали вполне зримыми и материальными некрополями, о которых я вас, любезный мой читатель, и спросил. Я-то не то, чтобы специально бродил по ним, а просто выбирал подходящие ракурсы той церкви, которую изучал. Ну а со взглядом сыщика ничего поделать нельзя. Даже если ты давно уже не работаешь, всё равно этот взгляд будет выхватывать из общей картины отдельные детали, а подсознание на основании этих деталей выдаст тебе результаты анализа быстрее, чем если бы ты специально пытался осмысливать.
        И вот что я заметил. Небывалый урожай покойников пришёлся на 45 – 49 года. В основном это мужики, родившиеся с 1910-го по 1922-й. Времена послевоенные были страшными и голодными, поэтому памятники самые простые – бетонный столбик с жестяной звёздочкой наверху. И обязательно фотография в овальной рамке. Две третьих фотографий – довоенные. На них молодые здоровые парни. И совершенно не понятно, что это им всем вздумалось умирать в таком возрасте. Понимание приходит только когда видишь на этих столбиках военные и послевоенные фото. Всё больше сержанты и старшины, немного младших офицеров и уж совсем редко встречаются майоры. У этих солдат Великой Войны осунувшиеся и совершенно стариковские лица, несмотря на их 25-ти – 35-тилетний возраст. Лица честные и измождённые, видно – фронтовики. Возвращались солдатики домой и умирали от ран и от чудовищной нечеловеческой усталости. Нам сейчас не осознать, что это был за ратный труд – сломать нацизму хребет.

Придётся высшую правду понять,
И где-то на пятом часу наступления,
Улыбнувшись, последнюю пулю принять…
Только бы знать, что она последняя! *Роберт Рождественский   

        Что-то странное случилось со мной после того проклятого 30-го апреля. Придя под утро домой, я вымылся и лёг. И впал в какое-то оцепенение. Не помню, спал ли я или дремал, не помню, о чём я думал, вообще ничего не помню. Есть не хотелось совсем, на телефонные звонки я не отвечал (всё звонили по работе, хотя прекрасно знали, что я ушёл), говорить перестал. Сначала Лануська особенно на это не реагировала – ну, устал человек, отсыпается. Но на четвёртый день всполошилась не на шутку, взяла на работе отгул и сидела рядом со мной, не отходя. Сначала пыталась меня разговорить, потом поняла, что это бесполезно. Она у меня по натуре молчунья, поэтому просто сидела и тихо плакала. А к вечеру у меня полезла вверх температура и добралась до 41. То ли я так удачно поспал у цыклеровой апсиды, то ли организм так странно отреагировал на мой дембель. Жаропонижающие почти не помогали, и полночи Лануська растирала меня спиртом и прочими снадобьями.
        А на следующий день к нам в гости, яко бы невзначай, зашёл хороший друг нашей семьи, отец Роман, священник храма пророка Божия Илии в Черкизове. Отец Роман, как и я, был женат на своей службе, и виделись мы нечасто, раза три в год. Батюшка был один из немногих моих приятелей, который страшно нравился Лануське, несмотря на все её польские корни. Был он остряк и умница, поэтому каждый визит к нам превращался в настоящее шоу. Он всегда приходил со всем своим семейством, с матушкой Фотинией и со своими погодками-карапузами Иваном, Матюшей и Лукой. Как шутила матушка Фотиния: «А Марк у нас в проекте». При визитах батюшка всегда был одет партикулярно, а предпочитал он заношенные джинсы, старые свитера и обязательно косуху. Видать, это была неосуществлённая юношеская мечта – стать байкером. Но не всякие юношеские мечты осуществляются. Вот и Рома закончил медицинский и стал очень даже неплохим врачом, а с байком так и не сложилось. Потом неожиданно решил, что врачевать души гораздо важнее, чем тела, и свернул на духовную стезю.
        При появлении матушки Фотинии моя молчунья-Ланка всегда становилась тараторкой. На них вдвоём без смеха смотреть было нельзя, моя супруга подозрительно смахивала на главную героиню «Обители зла», а матушка Фотька, как величал её после третей бутылки вина отец-настоятель, - такая маленькая, кругленькая, с самой что ни на есть умильной русской мордашкой. Когда они схлёстывались, их тараторные диалоги не прекращались, и со стороны они вправду были похожи на двух сорок. Три Романыча были совсем маленькими и Тимка, чувствовавший себя в их компании взрослым, устраивал им всякие представления с игрушатами или сражения с солдатиками.
        Мы же с отцом Романом обычно шли на кухню, чтобы выпить вина. Ну, немножечко… Ну, ящичек… Но не больше! Потому что грех-то какой! И был Ромка великим знатоком церковной истории, я всегда удивлялся, как много он знает и как умудряется всё это помнить с конкретными цитатами, датами и именами. Наши баталии вокруг митрополита Алексия, патриархов Филарета и Никона, сути и значения раскола могли длиться часами и заканчивались глубокой ночью, когда жёны объединялись и разгоняли нас. Уже после третьей бутылки Ромка забывал, что он солидный человек и отец настоятель. В нём просыпался студент меда, поэтому он посыпал меня отборным матом, когда в ходе наших учёных диспутов я с ним не соглашался. И был он великий ёрник, поэтому сентенция «Перед проповедью надо остограммиваться, а не обутыливаться. На амвон надо восходить, а не вползать. Монашек надо благословлять, а не лапать. Над деисусным рядом – двенадцать апостолов, а не двенадцать о****алов. В конце проповеди говорят: «Аминь!», а не «Писец!» - самое безобидное, что можно было от него услышать. Матушка Фотиния при этом страшно краснела.    
        Но в этот раз отец Роман зашёл к нам не как обычно, а почему-то при полном параде, в рясе и камилавке и с наперсным крестом. Сначала они долго о чём-то шептались с Лануськой на кухне. Потом он зашёл ко мне и начал меня тщательно осматривать. А надо вам сказать, что в своё время Ромка был не просто хорошим врачом, а врачом от Бога. Закончив, он вышел из комнаты, и я услышал обрывки разговора.
        - Ты же врач! Скажи хоть что-то!
        - Ланк, я ничего не понимаю… Вроде бы всё в норме. Ну простудился немного, так это ерунда…
        - Что ерунда?!
        - Не ори. Я сам вижу, что-то не то. Работа у него была редкая, помнишь, он говорил, что в его поганой системе руководителей с такой зоной ответственности не больше ста пятидесяти на всю Москву. Вот и состояние у него теперь редкое.
        - Хорошо, ну а мне теперь что делать?
        - Крепись, милая. На всё воля Божья. А Бог – это тебе не наше правительство. Он воинов своих попечением не оставляет.
Отец Роман снова зашёл ко мне.
        - Сыне! Ты слышишь меня? Исповедоваться бы надо…
        Я был в каком-то оцепенении, руки не двигались, но пальцы сгибались, чем я и воспользовался.
        - А вот не благословляется своему духовнику факи показывать! – оскорбился отец Роман.
        Я с трудом выдавил из себя:
        - Ромка… Всё в порядке. Просто очень устал… Я оклемаюсь, отвечаю… Ты Ланку успокой. Как приду в себя, заедем к вам с Фотькой…
        - А помирать не будешь?
        - Не буду, не хочу…
        - Ну, тогда Христос меж нами, - Ромка нагнулся, обнял меня и пошёл успокаивать Ланку.
        Пацан сказал, пацан сделал. Умирать я действительно не хотел. Поэтому через два дня встал. Очень мне в этом помогла та весна. Выдалась она необыкновенно щедрой на солнце и тепло. И уже во второй половине мая превратилась в роскошное и очень раннее лето. Сил у меня поначалу не было совсем, зато силы воли, как всегда, - хоть отбавляй. Я вытащил себя из дома и стал бродить по Москве, смотреть свои любимые церкви, монастыри и особняки.
        Однажды моя добрая знакомая, Игуменья Рождества Богородицы Снетогорского женского монастыря во Пскове матушка Татиана, пошутила:
        - Вы такой смешной, когда церкви разглядываете, похожи на маленького медвежонка, который чему-то удивился и встал на задние лапки.
        Это же надо было так точно подметить! И вот весь май я бродил по Москве и, как удивлённый медвежонок, часами пялился на все эти храмы. Рассматривал их так подробно, как будто хотел съесть их глазами. И архитектура с историей в моей голове превращалась в музыку, а музыка давала силы и лечила. К концу мая я уже мог не только по Москве слоняться, но и выбираться в Подмосковье.
        У моего Тимошки настали летние каникулы, и он с радостью стал ездить вместе со мной. До этого он очень переживал, что папа у него всё время на работе и совсем с ним не занимается. Теперь же я посвящал ему всё своё время. Конечно, он уставал от наших странствий, ведь только за первое лето мы объехали половину Подмосковья, прочесали ближние к нам районы Владимирщины и Тверской области. Столько всего Тимка увидел и узнал за это лето, что его одноклассники вряд ли столько увидят за всю жизнь. А мы с сыном очень сдружились. Это хорошо было видно со стороны. Единственно, что смущало тех, кто смотрел со стороны, - это когда мы начинали горлопанить. Был у нас свой репертуар и свои хиты. Конечно, всяких тёток и старушек сильно смущало, когда восьмилетний ребёнок наяривал вместе со мной

        Все говорят, что пить нельзя,
        А я говорю, что буду!
        *Борис Гребенщиков, внесён Минюстом РФ в реестр иностранных агентов

или
Мама, что нам делать с глобальным потепленьем?
Покрепче забивать косяки!
        *Борис Гребенщиков, внесён Минюстом РФ в реестр иностранных агентов

или
  Что нам делать с пьяным матросом?!
Что нам делать с ним?!
        *Борис Гребенщиков, внесён Минюстом РФ в реестр иностранных агентов

Совсем тётки и старушки разбегались в панике, когда мы выдавали

Свободу Анжеле Девис! От Анжелы Девис – руки!
Дайте свободу нашей Анжеле, дайте свободу, суки! *Гарик Сукачёв

А добивали мы их песней про нашу бабушку

Её боятся все на свете пираты,
И по праву гордятся ей
За то, что бабушка грабит и жжёт их фрегаты,
Но щадит стариков и детей. *Гарик Сукачёв

        Ланка тоже частенько выбиралась с нами и в Коломну, и в Звенигород, и в Серпухов, и в Можайск. Тогда, чтобы её не позорить, мы с Тимкой меняли репертуар на лирический.
        За лето я пришёл в себя и вдруг помолодел лет на пятнадцать. Да, по ночам мне продолжала сниться работа, и я раза по три будил Ланку своими паническими воплями. Но как прошлое не пыталось цепляться за моё подсознание, оно всё уверенней оставалось в прошлом.

……….

        Вот только в конце сентября случилась пренеприятнейшая история. Все мои честно наворованные деньги закончились, и надо было принимать решение – как жить дальше. «А как же пенсия?» - спросите вы. Внесу ясность. На мою подполковничью пенсию можно заплатить коммуналку и два раза закупиться в дешёвом продуктовом магазине. Не верите? Покопайтесь в открытых источниках – будете сильно удивлены.
        С работой для моих бывших коллег уже осенью 2016-го всё было замечательно – её просто не было. Если не считать работой стрёмные варианты, когда тебе платят 30 – 50 тысяч за то же самое, за что пять лет назад платили 100 – 150. Нет работы и нет, и очень хорошо. Значит можно не тратить время на бесконечные поиски с заранее предрешённым результатом. А на 30 – 50 тысяч всё равно не проживёшь. И решил я открыть своё небольшое дело. Да, да, любезный читатель, именно то дело, о котором вскользь упомянул в предыдущей главе. Когда я о нём рассказывал, все истерически смеялись и крутили пальцем у виска, а те, кому я был дорог, горестно думали: «Надо же! Такой сильный человек, а не выдержал испытаний, совсем с ума сошёл…»
        Но настало время рассказать, что же это за дело. Годы службы в подразделениях по борьбе с организованной преступностью были, безусловно, самым сытым и благополучным периодом в моей жизни в плане добычи хлеба насущного. И вот в самом начале этой славной эпохи, прочёсывая по каким-то делам скорбным Вернисаж, наткнулся я на прилавок, за которым торговал удивительный Мастер Лукьянов. Продавал он солдатиков. Нет, конечно, не тех солдатиков, которыми детишки играют в песочнице. Это были точные копии кавалеристов, артиллерии и пехотинцев в масштабе «54 мм». Как назло, в тот день на прилавке у удивительного Мастера Лукьянова стояла сплошь наполеоника. Причём пехота и артиллерия была детищем удивительного Мастера, а кавалерию он продавал изготовления своего друга Александра Власова. В последствии оказалось, что Саша Власов – самый выдающийся художник в нашей стране, занимавшийся исторической оловянной миниатюрой, а сам Мастер – тоже далеко не последний олень в этом деле.
        У каждого человека есть свои детские комплексы. Один из моих – война 1812 года и Бородинское сражение. Всю историю той войны я знаю в малейших подробностях: события, действующие лица, расписание войск и многое другое. А Бородинское поле я облазил вдоль и поперёк и чётко знаю с привязкой к местности, где какой батальон или эскадрон какого полка действовал в какое время сражения и как он при этом был обмундирован. Даже если бы я полностью ослеп, я мог бы водить по Бородинскому полю экскурсионные группы. И, поверьте, это были бы самые лучшие экскурсии.
        А вот солдатиков таких во времена моего детства не было. И я реально попал. На деньги. Удивительный Мастер Лукьянов очень радовался такому оптовому покупателю. Я сначала не понимал, зачем я трачу на это приличные суммы, и утешал себя тем, что человек имеет право на то, чего он не дополучил в детстве. А времена у меня тогда были, напомню вам, весьма благополучные. Человек, к сожалению, такое существо, которое очень быстро ко всему привыкает. Привыкает к плохому: к концлагерю, к окопам, к войне, к нищете. Также быстро привыкает к хорошему. Если б не эта высокая адаптивность, глядишь, мы бы умели ценить и хранить то лучшее, что выпадает нам в жизни. А так – мы только жалобно скулим, когда осознаем, - лучшее позади. Я – отнюдь не исключение из общих правил. Поэтому, на фоне личного благополучия и чудесным образом устроенной личной жизни, начал мне по-маниловски мерещиться двухэтажный домик в Можайском или Рузском районе, и большой второй этаж, где я в состоянии старческого маразма разыгрываю Бородинское сражение в масштабе 1 к 100. Но, как ты помнишь по предыдущим главам, любезный читатель, счастье Фрэнсиса Макомбера было недолгим. И хоть Фрэнсис Макомбер быстро съехал из золотых чертогов снова в окопы, коллекция скопилась большая и впечатляющая и занимала все шкафы в моей крохотной квартирке.
        И вот я решил стать крупным солдатикоторговцем. Саша Власов к тому времени, к несчастью, умер. Тем ценнее стали его фигурки для коллекционеров. А с удивительным Мастером Лукьяновым, видимо на почве обоюдной асоциальности и мизантропии, у меня сложились совершенно дружеские отношения. Мизантроп Лукьянов помимо людей ненавидел ещё оловянных болванов, которых делал каждый день, как «Отче наш». Я к столь глубокому пониманию жизни пришёл только на второй год торговли солдатиками.
        План был такой. Сначала я через интернет распродаю свою коллекцию и становлюсь миллионером. Далее я продаю продукцию удивительного Мастера, который помимо наполеоники изготавливал и все другие исторические эпохи. А уж потом – острова в Карибском море, яхты, крики «Мне в Париж по делу – срочно!» и «Я разорён! Остался последний миллиард долларов!»
        - Боже мой! Какой идиот! Экий безответственный ублюдок! – скажет негодующий читатель и, безусловно, будет прав. – Вместо того, чтобы найти работу и как-то содержать семью – детские прожекты!
        Однако сценарист моей хромой судьбы – большой оригинал и отличается склонностью к театральным эффектам. Весь юмор ситуации заключался в том, что в первые же три месяца после того, как я разместил объявления о продаже солдатиков из моей коллекции, я заработал денег больше, чем за год своей доблестной службы, когда я по-чёрному гробил своё здоровье и упрямо шёл к похоронам за государственный счёт. У моей Ланки глаза на лоб полезли, когда я начал легко и непринуждённо затыкать все дыры, образовавшиеся в семейном бюджете за времена безденежья. Фигурки Власова улетали за 3-4 цены, а солдафундели, как он сам выражался, Лукьянова – за 2-3.  Появились и постоянные клиенты. Как вы понимаете, тратить лавэ на такую ерунду могут себе позволить только состоятельные дядьки. Попадались мне на удочку и бизнесмены. Однако, общеизвестно, что в нашей стране иметь отношение к распределению бюджета гораздо выгодней, чем владеть нефтедобывающей компанией или золотыми приисками. Так вот, среди моих клиентов были три фигуры настолько политических и настолько не из последнего десятка, что я смертельно боюсь хоть чем-то намекнуть на их личность, а главное на те суммы, которые они ежемесячно тратили на милые безделушки.
        Жена была в шоке. Три года мы блаженствовали. Много раз она говорила мне:
        - Хочется, конечно, сказать, что я была единственной, кто верил в твою бредовую идею. Но это не так – я тоже не верила.
        Честно сказать, меньше всего в это верил я. Знаете такой старый анекдот: «Разыскивается пёс. Правая задняя нога перебита. Хвоста нет. Левый бок ошпарен. Уши разодраны. Отзывается на кличку Лакки». Это точно про меня.
        Когда мой бизнес вошёл в систему, мне стало очень трудно общаться с бывшими товарищами по службе, особенно с теми, кто был на гражданке и постоянно бегал в поисках работы и заработков. Видя, что у меня дела идут, они, естественно, спрашивали: «Вань, откель такое богайство?» Я честно рассказывал им «откель», а некоторым даже предлагал принять участие, как в сетевом бизнесе. Несчастные безработные огорчались на меня страшно, некоторые даже разрывали отношения, полагая, что я над ними издеваюсь. И поползли в нашей среде слухи, на тот момент совершенно беспочвенные, о том, что я не только общаюсь с криминалитетом, а сам стал кем-то вроде Васи Воскреса или Лёхи Адвоката. Слава Богу, полёт фантазии не простирался к высотам Деда Хасана и Тариэла Ониани.
        Итак, финансовый вопрос был решён и поставлен на поток. С весны 17-го я стал странствовать по-настоящему, объехал половину Центральной и Северо-Западной России. Часто таскал с собой Тимошку. Мы облазили Новгород и его окрестности, этот удивительный заповедник Древней Руси. Любовались волшебными шатрами Одигитрии в Вязьме. Обошли все крепостные стены, все церкви и каменные палаты Пскова, уникального русского Парижа средневековья. Там во Пскове я и познакомился с настоятельницей Снетогорского монастыря, матушкой Татианой. Главный собор монастыря – храм Рождества Богородицы расписан фресками в XIV веке. И эти фрески – одни из самых выразительных во всём древнерусском искусстве и очень хорошо сохранились. А вот посмотреть их нельзя: собор всегда закрыт, там работают археологи и реставраторы, а простым смертным туда не попасть. Нам с Тимошкой просто повезло. Мы случайно встретили матушку-игуменью, и я пристал к ней, как банный лист, с этими фресками. Уже через полчаса настоятельница монастыря сама нам их показывала, а поскольку она искусствовед по образованию и ей это безумно интересно, она лазила с нами на леса под самый купол храма. Осмотр затянулся часа на три. А потом мы до самого вечера пили чай и всякие монастырские настойки у неё в настоятельском корпусе, из окон которого открывался фантастический вид на Великую. Вот так неожиданно у меня появился ещё один добрый друг и заступник перед Господом.
        А на следующий день мы с сыном, налюбовавшись Изборской крепостью, Славянскими ключами и Труворовым городищем весело топали через Мальскую долину к древнему Спасо-Рождественскому Мальскому монастырю. И скажу тебе, дорогой читатель, что никогда в жизни не видел я замков интересней Изборска и пейзажей красивей Мальской долины. А в Порховской крепости на восточной окраине Псковской области можно снимать фильмы про крестоносцев. Жаль, что туда почти никто не добирается.
        В Псковщину невозможно не влюбиться. Когда мы с Тимохой облазили все окрестности Михайловского и отдыхали на Савкиной горе над Соротью, где Пушкин писал своего «Бориса Годунова», я никак не мог понять, то ли это красота тех мест сопоставима с гением великого поэта, то ли его дар – прямая производная от этой немыслимой красоты. 
        Не могли мы с Тимкой проехать мимо Старой Руссы. Очень интересный и древний городок, там сохранился потрясающий архитектурный ансамбль. Но таких интересных и древних городков у нас великое множество. А в Старой Руссе последние 9 лет своей жизни прожил Достоевский, и там он написал своих «Братьев Карамазовых». В этом городочке время настолько замерло, что со времён Фёдора Михайловича не так уж много и изменилось. Это очень странно идти по берегу реки, вдоль которой он ходил каждый день, обдумывая свой роман. Странно глядеть на дома XIX века, в пространстве которых происходило действие его «Братьев». А луг, на котором он выпасал свою корову, остался точно таким, каким был при нём. И река, в которой он купал своих ребятишек, точно такая же.
        Добрались мы и до Старой Ладоги. Несмотря на небывалую историческую и архитектурную ценность этого места, оно так удалено от всех крупных городов, что там бывали только самые преданные путешествиям по России люди. Именно оттуда есть пошла Русская Земля, и всё там дышит нашими истоками. Там - настоящий Русский Север, погода меняется десять раз на дню, а облака и тучи не плывут по небу, а стремительно несутся. Сейчас может быть + 26, солнечно и жарко, а через час – 10 градусов и холодный дождь. В Старой Ладоге стоят две самые северные в России домонгольские церкви. Что удивительно, несмотря на климат, они сохранились лучше всех, никаких серьёзных реставраций. А самое главное там - вид, открывающийся с Олеговой Могилы на излучину Волхова. Именно этот вид запечатлел Николай Рерих на своих «Заморских гостях». И нет на свете ничего красивей этого русского пейзажа.
        Рассказывать можно долго, но я боюсь утомить моего читателя. За пять лет я объездил историческую Россию вдоль и поперёк. Просто писать о драматических событиях, о горе и безысходности. А вот попробуй опиши счастье и эйфорию. Это то же самое, что говорить о солнечном ветре. Поведать о нём невозможно, его можно только ощутить.
        А может и прав был, царствие ему небесное, славный старый армянин Рома Арташевич Алексанян, у которого я долгое время работал первым замом в районном отделе Савёловский: «Ара! Ну что ты за немец такой! Ты же вылитый Есенин!» Правда, тогда мне казалось, что он находит это сходство в моей работе в нашем райотделе:

Шум и гам в этом логове жутком,
И всю ночь, напролёт, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандюгами жарю спирт. *Сергей Есенин

        А вообще-то полковник Алексанян был мудрым человеком, может быть он имел ввиду совершенно другое.

Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою». *Сергей Есенин
……….

        Вот тут практичный и въедливый читатель, безусловно, задаст вопрос: «И что, все эти годы торговля солдатиками работала, как часы?» Да нет, конечно. Сбои бывали, да ещё какие. Бывало, ничего не продавалось по два-три месяца. Но, как известно,

В мире нет резвее и шустрей,
Прытче и проворней, будто птица,
Чем немолодой больной еврей,
Ищущий возможность прокормиться. *Игорь Губерман

        Году этак в 18-м в стране назрела потребность во внутреннем туризме, в том числе исторически-познавательном. А я к тому времени сделал столько открытий во время своих странствий и прочитал столько работ по истории архитектуры, что у меня возникла коварная мысль. А не начать ли мне бомбить богатых дядек с их тётками, которые считают себя интеллектуалами и желают приобщиться к отечественной истории и зодчеству? Поскольку эти дядьки богатые, они предпочитают индивидуальный подход, комфорт и желают получить больше, чем дают на обычных экскурсиях.
        Как ни странно, приличных отелей и ресторанов на пространствах нашей огромной страны вполне хватает, а там, где их нет, всё с лихвой компенсируется экзотикой места. И выторговать у этих отелей и ресторанов себе небольшую дельту несложно. Поскольку работы у нас в стране мало, везде до фига бомбил, у некоторых из них тачки весьма приличные. А уж найти старому оперу общий язык с бомбилой несложно. Да чего уж там, бывало приходилось искать общий язык и с вертолётчиками. А уж если вы хотите информации и объектов больше и интересней, чем у стандартных турфирм, - тут вам точно ко мне. Метла у меня метёт нехило, а память обладает забавным свойством – всё то, что интересно мне самому я запоминаю полностью.
        Возникал только один вопрос: а где надыбать этих богатеньких Буратинок? Сильно заморачиваться я не стал и разместил информацию в интернете. И снова на арене хромой старый пёс по кличке Лакки! И понеслось.
Ко мне приходили люди (кстати, довольно коммерчески успешные), задавленные своими тревогами о будущем, ожиданиями катастрофы, заботами о кредитах и бизнесе, со стандартными разговорами «о политике и о галстуках». А в конце мне удавалось превратить их в удивлённых детей, которые даже не знали, что у нас есть такие красоты, такие памятники архитектуры, такая история и такие личности! И тогда я был счастлив.
        В Новгороде я водил их на Рюриково городище через Ковалёво, Волотово поле и Нередицу, показывал им Перынский скит, где Волхов вытекает из Ильменя. Возил их в Аркажи, которые почему-то игнорируют официальные маршруты. А ведь в Аркажах в Благовещенской церкви сто двадцать квадратных метров фресок конца XII века, которые впервые написали не греческие изографы, а русские мастера.  О Николо-Вяжищском монастыре не всегда знают специалисты, а он очень похож на Новый Иерусалим. В Хутынь официальные экскурсии тоже не заезжают, а какие только личности не соприкасались с этим монастырём! Иван III Великий познал там гнев Божий, здесь закончил свой земной путь великий раскольник, священномученик  епископ Коломенский Павел, в этом монастыре похоронен предтеча Пушкина, Гавриил Романович Державин. Чтобы напугать своих богатеньких Буратинок, я водил их смотреть церкви XIV века, стоящие на древнем кладбище на Красном поле. Кладбище это - место воистину мистическое и изобилует легендами о вампирах. А добивал я своих подопечных громадой Свято-Троицкого собора Михайло-Клопского монастыря, самого большого храма Руси времён Ивана Грозного. Убей Бог, не пойму, почему туда никогда не доезжают экскурсионные автобусы, всего то полчаса езды от Новгорода.
        Но, не буду утомлять тебя, любезный читатель, описанием всех своих экскурсий. Скажу только, что, во-первых, это было гораздо интересней, чем предложения турфирм, работающих на маршрутах по Золотому и Серебряному кольцу. А, во-вторых, сначала я думал, что при помощи этих поездок я буду затыкать бреши в своей торговлишке, а потом оказалось, что это приносит мне ровно половину доходов. А вот несколько забавных историй.
        Повёз я как-то раз компанию из трёх мальчиков и трёх девочек в Кострому. И не было бы в этом ничего забавного, если бы не были они из Гданьска. Поляки в Костроме – уже смешно. Ясное дело, что я с самого начала получил от них погонялово «пан Сусанин». Есть такое расхожее мнение, что все поляки ненавидят Россию, русских и русскую культуру. Никогда не чешите всех под одну гребёнку, - все люди разные. Мои полячки тащились от костромских церквей, фанатели от фресок, восхищались Ипатьевским монастырём и Волгой. Вот только к событиям 1612-го года они относились… несколько болезненно. Но по-настоящему меня насмешили мои мальчики и девочки, когда я повёз их смотреть один из величайших шедевров годуновской эпохи, храм Богоявления Господня в Красном-на-Волге. Раздолбанная автомобильная дорога от Костромы до Красного проложена аккурат через самые жутчайшие болота. В одном месте, где картина была особенно печальная и давящая, мои поляки попросили остановить машину и минут двадцать по тихой грусти смотрели на болота. Потом Томаш, который был у них основной, выдавил из себя, пшекая:
        - Та! У наших ржебят пржосто не бжыло ни едзиного шанса!
        В другой раз возил я одну семейку из Москвы по Ленинградской области. Папа и мама - лет по сорок и двое малолетних бандитов – ровесники моего Тимохи. Кстати, эти папа и мама, Алёша и Ленка, совершенно разрушили мои стереотипы в отношении коммерсов. Люди необыкновенно позитивные, интересные и энергичные. Причём нежадные и щедрые до безобразия. Помню, за тот тур, который они обозначили содрал я с них немало денег, а они ещё предложили взять с собой моего Тимоху, за их счёт, между прочим. В процессе общения я не понимал, как люди с таким набором однозначно положительных качеств могли достичь такого финансового благополучия. Алёша любил потрогать историю руками, поэтому я взял с собой металлоискатель, благо из Москвы мы ехали на машине. И вот привёз я их смотреть крепость в Копорье – самую мистическую и самую европейскую крепость русского средневековья. В 1703 году русские войска под командованием генерал-фельдмаршала Бориса Петрович Шереметева взяли у шведов принадлежащую им тогда фортецию, под стенами которой в ущелье речки Копорки развернулась нешуточная баталия. 
        Для усиления эффекта от экскурсии я вооружил Алексея металлоискателем, выдал его ребятишкам по сапёрной лопатке и привёл их на склоны Копорки, где происходило сражение. Уже через полчаса они накопали огромную пригоршню свинцовых мушкетных пуль, русских и шведских. Надо бы было уже возвращаться в Петергоф, где мы базировались, но Лёха реально вошёл в раж: «Никуда отсюда не поедем, пока не отроем настоящие сокровища!» Я был рад, что процесс их так захватил. Однако, вечерело, и стоило подумать об ужине. И что вы думаете?! Буквально через сорок минут совсем на берегу Копорки мои чёрные копатели наткнулись на двухфунтовую шведскую пушку с прекрасно сохранившимися клеймами! А теперь спросите у любого профессионального копаря, сколько надо отмесить километров грязи и сколько потратить времени, чтобы попалась такая находка. Скорее всего, копарь выслушает этот рассказ, хитро прищурится и презрительно скажет: «Заливаешь!»
        Но самая забавная и в то же время загадочная история произошла у меня в Калининградской области, куда я повёз бизнесюка из Краснодара по имени Андрей и евойную бабу под названием Алёна смотреть Тевтонские замки. Андрей был не то, чтобы стандартной комплектации коммерс, а именно что бизнесюк. И ему все эти рыцарские замки были совершенно до… полного безразличия. Он любил пиво и покушать. Но бабу свою он тоже любил, а она представляла собой весьма комический персонаж. Представьте себе стареющую светскую львицу краснодарского розлива, лет тридцати восьми, которая на фоне постоянного безделья и такого же постоянного вопроса «куда бы ещё потратить мужнины деньги» въехала в оккультизм, эзотерику и прочую блуду. Будучи женщиной довольно-таки эффектной, одевалась она … ну, мягко говоря, экстравагантно. Видать, насмотрелась дешёвых сериалов о гадалках, экстрасенсах и ясновидящих. И вот эта самая Алёна надыбала где-то информацию о Тевтонском ордене, о том, что в нашей части бывшей Восточной Пруссии больше тридцати рыцарских замков в разной степени сохранности. А самое главное, поскольку в интернете всего этого немеряно, разыскала огромное количество мистических историй, с этими замками связанных.
        Калининградская область кишмя кишит тевтонскими твердынями, и я показал им Бранденбург, Гросс Вонсдорф, Пройсиш-Эйлау, Нойхаузен, Вальдау, Гердауэн, Тапиау, Таплакен, Лабиау, Рагнит, Заалау, Георгенбург и Инстербург… Уф! В общем, много чего показал. Алёна меня не бесила, потому что я сам люблю историю Тевтонского ордена и Восточной Пруссии и более чем терпимо отношусь к мистике. В каждом замке я рассказывал ей все холодящие кровь истории, имеющие под собой хоть какую-то историческую основу, а потом, отвернувшись, тихо ухохатывался, глядя, как она ходит по древним руинам и общается с духами. А с Андреем мне было не до смеха. Он везде послушно плёлся за женой и даже пытался изображать живой интерес, но требовал, чтобы каждые три часа его кормили. Что в Калининградской области не так-то просто. Можно было бы сказать, что все эти замки расположены в медвежьих углах области, но придётся сказать правду. Вся Калининградская область – большой медвежий угол. Восточная Пруссия была густонаселённой и цивилизованной страной. А вот когда в 46-м году моим землячкам нарезали … мешалкой, и совершенно за дело, между прочим, стали эти земли населять переселенцами из глубинной России. Но люди на чужой земле как-то не приживались. А те немногие, кто прижился, подозрительным образом онемечивались. Всё-таки теория крови и почвы имеет под собою основу. Но речь не о том. До сих пор нет такого понятия – Калининградчина. Есть большая мало населённая глухомань, бывшая когда-то Восточной Пруссией. С огромным туристическим потенциалом и с невероятной плотностью средневековой архитектуры – ничейной и печально разрушающейся под сумрачным и дождливым Балтийским небом.
        Найти в этой призрачной стране заведения, где можно было бы кормить раз в три часа краснодарского бычка в соответствии с ценой, которую я ломанул за этот тур, ох, как непросто! Но я справлялся. Андрей был мной доволен – если я подписываюсь на что-то за большие деньги, я всегда свои обязательства выполняю по полной. А Алёна в Гросс Вонсдорфе вступила в спиритический контакт с Великим магистром и по совместительству великим колдуном Винрихом фон Книпроде и ей было не скучно. Во время наших долгих путешествий я поглядывал на неё и прикидывал, а не вступить ли в спиритический контакт с ней, наподобие Роберта Вилсона из бессмертного рассказа старины Хэма, но, вспомнив свою Лануську, решил:

Я должен быть стойким, как крейсер «Варяг»,
Который погиб, но не сдался! *Константин Беляев

        Напоследок наших поездок я решил оставить замок Бальга. Расположен он в совершенно заброшенном месте в десяти километрах от ближайшего жилья на берегу залива Фришез Хафф. Когда я сам первый раз попал туда, я был поражён величественной и зловещей красотой этого места. Там очень страшно даже человеку, лишённому всякого воображения и абсолютному материалисту. А если поднять всякие предания, связанные с этой твердыней крестоносцев… Тогда получается, что там действительно резвилась всякая нечистая сила, колдуны, вурдалаки, инкубы и суккубы.    
        А перед Бальгой я решил завести моих клиентов в замок Шаакен – красивейший и наиболее сохранившийся в своём средневековом виде замок во всей Калининградской области. К тому же Шаакену страшно повезло с владельцем, вернее с арендатором. Жил да был в городе Бремерхаффен обычный немец по имени Курт Дистль. Был у него средних размеров строительный бизнес, и жил себе герр Дистль, как все обычные немцы. Было, правда, у него невинное увлечение – тащился он по Тевтонскому ордену и скупал все выходившие книжки по его истории. А когда исполнилось Курту сорок пять в 2006-м, встал ему строительный бизнес поперёк горла. Он продал всё, что у него было, включая дом в Бремерхаффене, и приехал в посёлок Некрасово. Не знаю, как он решал вопросы с администрацией, но взял замок Шаакен вполне официально в аренду на 49 лет (а Курту больше и не надо). Поскольку деньги у герра Дистля были, он привлёк специалистов, где надо – провёл в замке консервацию, а где надо – научную реставрацию. Расчистил вместе с петербургскими археологами подвалы замка и, говорят, реально обогатился на этом. Пригласил учёных с фатерлянд и сделал в Шаакене самый лучший и интересный музей Тевтонского ордена во всей Калининградской области.
        А потом Курт совсем обрусел. Теперь он говорит по-русски без акцента и научился давать взятки чиновникам областной администрации, чтобы его замок фигурировал во всех путеводителях по области. Лет десять назад Дистль женился на дебелой русской бабе, чуть пониже его (а в Курте верные два метра), и на шестом десятке произвёл на свет парнишку. Сына по настоянию жены назвал Святослав. В своём замке Курт развёл многочисленных реконструкторов и открыл кафе с обалденной кухней. После того, как мы с ним двое суток пили коньяк на верхней площадке донжона замка, Курт всерьёз подумывает сменить фамилию с Дистль на Чертополох. А какая разница? Смысл то один и тот же.   
        И вот я привёз Андрея с Алёной в Шаакен. Курт чуть не раздавил меня своими медвежьими объятьями, а его жена сделала молчаливый жест, проведя ладонью по горлу. Это обозначало, если я опять уведу её мужа в многодневный запой, - мне кирдык.  Я поспешил её успокоить, что в этот раз мне недосуг. И пошёл показывать клиентам сам замок и детище Курта – его замечательный музей. А после мы спустились в подвалы замка. Надо сказать, что подземелья Шаакена – самые большие из всех замковых подвалов в Калининградской области, а история у замка богатая. Причём настолько богатая, что много я сам не знаю. Алёна в подземелье вела себя непринуждённо, как обычно общалась с духами и призраками. И вдруг в одном тупиковом помещении она остановилась и закричала:
        - Огонь! Больно! Смерть! Помогите! – после чего упала и забилась в конвульсиях.
        Мы с Андреем не на шутку перепугались, подняли её и поскорее вынесли на двор замка на солнышко. Потихоньку она начала приходить в себя. На наши ахи и охи прибежал всполошившийся Курт и, не желая травмировать моих клиентов, тихо спросил меня по-немецки:
        - Унд вас ист пассирт?
        Я вкратце изложил герру Чертополоху произошедшее. Не часто мне приходилось видеть, чтоб человек так менялся в лице. Он вытащил у меня из пачки сигарету, закурил и сказал категорично:
        - Больше я в эти подвалы не пущу ни учёных, ни друзей, никого.
        Потом мы все вместе сидели и пили пиво в куртовой кафешке. Алёна болтала не умолкая, рассказывая о своих ощущениях в подвале. Курт был немногословен, но всё же объяснил мне логику событий.
        - Именно в Шаакене была штаб-квартира Орденской особой комиссии. Мы бы сейчас назвали это инквизицией. Здесь в подвалах пытали и казнили комтуров и рыцарей из окраинных замков, которые знались с Дьяволом и занимались колдовством. А таких, как ты знаешь, за историю существования Ордена в Пруссии было много. Всё это продолжалось почти до самой Реформации, уж до конца XV века – точно.   
        - А при чём тут то, что случилось с Алёной?
        - А это вообще, как ты говоришь, улёт. Совсем незадолго до Реформации в 1515-м здесь свирепствовала чума. И как раз на том месте, где Алёна потеряла сознание, сожгли ведьму, которая навела чуму на Шаакен.
        Вот тут изменился в лице и закурил уже я.
               
……….

        В общем, всё шло у меня прекрасно, и я впервые за много-много лет ощутил в эти неполные четыре года настоящий вкус жизни. Пока весной 20-го года страну не накрыло перманентным кризисом. Сейчас уже понятно, что этот кризис пришёл навсегда, и дальше всё будет только ухудшаться. Интересно знать, ухудшаться до какого состояния?
        Сначала стали накрываться медным тазом мои туры. И это более чем объяснимо. Я возил по городам и весям не себе подобных отморозков, которым сам чёрт не брат, а обычных наших обывателей, отличающихся от общего среднего уровня лишь большей интеллектуальностью, тягой к родной истории, культуре и природе. Конечно, на всю эту публику короновирус подействовал устрашающе. А после того, как начало настоящей эпидемии чудесным образом совпало с нарастающим крахом мелкого и среднего бизнеса, люди всерьёз задумались, а стоит ли тратить деньги на всякую… на всякие необязательные развлечения. Может быть, стоит эти деньги поберечь и посмотреть, что будет дальше? Не всё ли равно, так ли думали люди или иначе. Факт остаётся фактом: последнюю группу я свозил по маршруту Торжок – Берново – Старица, и было это в начале июня.
        Солдатики тоже потихоньку стали сходить на нет, и это особенно удручало. Уж если совсем обеспеченные дядьки решили не тратить деньги на свои маленькие увлечения, значит дело – совсем труба, но не газовая и не нефтяная.
        К сентябрю произошло то, что в советское время обозначали в фильмах с субтитрами так: «Звучит тревожная музыка». И музыка эта звучала всё тревожней на фоне небывалого благополучия последних четырёх лет. Слава Богу, хоть родное правительство постоянно помнило о нас, недосыпало и недоедало, заботясь о моём личном благосостоянии. К моей подполковничьей пенсии добавили аж 717 рублей, и я собрался покупать Лануське её любимый «Кадиллак Эскалейд». Красненький. Как раз на её тысячапятисотлетие. Как в песне:

День за днём страна живёт всё краше,
Неустанно двигаясь вперёд. *Игорь Иртеньев

        И вот на фоне этого всемерного улучшения жизни произошёл со мной в начале октября 20-го года анекдот в Белоомуте. Но перед этим анекдотом, надо бы объяснить тебе, любезный мой читатель, как я докатился до жизни такой.