Одна семья, одни родители, а доли у детей совершенно разные.
Первенцу насыпают до краёв, по самое его хрупкое горлышко.
Он ещё пускает слюнки, а молодые родители, точно парочка людоедов, уже во всю его обсмаковывают:
- Смотри какие у неё ножки! – глядя на дитё, жадно облизывается молодой папаша. – Правда ведь, как у балеринки?
- Как у прима-балеринки! – строго поправляет отца молодая мать.
- И голова математическая… Видишь этот высокий лоб и умные залысины?
- Это твои залысины. А голова у неё – типично философская. Бугорки, смотри, какие Сократовские.
- Точно! Сократовские! И пальчики, как у пианистки…
- Как у скрипачки! Типично Паганиниевские пальчики.
- А взгляд, хоть и косой, но смышлёный...
- Сам ты косой! Пытливый у неё взгляд. Видишь, как сосредоточенна?
- Может какает?
- Сам ты какаешь. А она а-на-ли-зи-ру-ет. И это в ней надо развивать. Давай отдадим её...
- Бабушке?
- Тебя - к бабушке! А её мы отдадим…
И далее следует список. Потому как первенец ДОЛЖЕН! А значит отныне наилучшие родительские намерения будут вываливаться на него доброй кучей удобрения, ибо только в питательной среде росток способен развить глубоко зарытый в нём талант.
И чем глубже тот талант зарыт, тем больше ростку поддают навоза, вместе с кнутами, морковками и пряниками.
В итоге большинство ошибок и просчётов, как и большая часть сумасшедших идей фикс достаётся именно первенцу.
Второму ребёнку в этом смысле полегче. Он тоже должен, но не настолько. Потому что «на столько» родителей уже не хватает.
На первом они ещё не надорвались, но уже прилично порвались, чтобы всерьёз задуматься о переоценённости балета в целом, и о том, чтобы послать его ко всем чертям, в частности.
- Какой на хрен балет?! – горячится осунувшийся, но по-прежнему стойкий отец. – Посмотри на эти стопы! У меня - сорок шестой, у тебя - сорок второй. Представляешь какие ей понадобятся пуанты?
- Хорошо… - уступает его натиску, опухшая от недосыпа, но всё ещё стойкая мать. – Однако танцы же ей нужны?!
- Народные?
- И бальные!
- Ладно, ибальные, так ибальные. Но математику хотя бы вычеркни! У меня же просто залысины! Я ж таблицу умножения только в выпускному вызубрил!
И балет с математикой упраздняются.
А вместе с ними и гимнастика, и литература, и…
- Музыка-то ей на кой?! Что нам одной Паганини в доме недостаточно?!
- А как же пальчики?
- Пусть шьёт! Пусть вяжет! Пусть сосёт их, в конце концов, - соску же она же выплёвывает!
И для второго чада составляется сокращённый списочек, ибо в гениальности и ему отказывать нельзя, ведь у него тоже имеются голова, руки и ноги. А значит и второй заслуживает свою порцию удобрения, которую послушно и вкушает, донашивая за сестрой её кружки, наряды, и пианино со скрипками.
И лишь на третьем ребёнке к задёрганным, измученным, но значительно поумневшим родителям приходит, наконец, чувство меры, граничащее с полным безразличием.
- А как же музыка? – предобморочно вздыхает трижды счастливая мать.
- Никакой музыки! – обморочно орёт ей в ответ трижды счастливый отец. - Чтобы звука в доме больше не было! Муха чтоб не жужжала! Комар не пищал! И никаких танцев!
- И бальных?
- Ибальных особенно! Включи ему МТV, пусть танцует и приобщается к английскому!
- А из спорта?
- Бег! Ножками! Без подвозок, без развозок! Руками пусть ест, а ножками пусть бегает!..
- А как же Сократовские бугорки?
- Выровняем!
- А пальчики?
- В компьютере пусть ими тыкает!
И лишь с четвёртым в семью приходит просветление.
- Дышит?
- Дышит.
- Ест?
- Ест.
- Спит?
- Спит.
- Гениальный ребёнок!
Спросите, откуда я всё это знаю?.. У меня их четверо.