Мамино пальто я, кажется, ещё с детства помню. Когда-то она его носила, потом оно стало то ли маловато, то ли не модно, им накрывали ящики с закрутками на балконе. После маминой смерти я отдал все вещи тёте, а это пальто выстирал и оставил висеть в шкафу. Сам не знаю, зачем. Наверное, чтобы сшить зайца для дочки.
Дочка у меня сама, как заяц, всё время скачет, смотрит чуть раскосыми глазами, и шапочка у неё такая — с ушками, они под подбородком завязываются. Тётя, мамина сестра, из Прибалтики прислала. Тётя, похоже, больше всех опечалилась моему скорому отъезду.
А как мне оставаться в городе, где один из сотен садиков — наш, один из тысяч домов — наш, одна из миллионов квартир — наша, и этого никогда не изменить...
Зайца я долго выкраивал, не мог придумать, как его сшить, но в конце концов вышел он отлично: сам серый, меховой белый (точнее, желтоватый) хвостик, на шее белая опушка с капюшона. Ни у кого такого нет.
Дочку забирал из садика, как когда-то в прошлой жизни. Воспитательница долго смотрела на мою суетливую неловкую помощь в одевании дочери, но ничего не сказала. А зайца я во дворе спрятал. Мы пошли будто бы секретную тайну разгадывать и нашли этого зайца. Дочка в восторге была.
Повёл её в «наш» парк, в Горьковский. У меня фотоаппарат с собой был, я снимал всё подряд: дочка на скамейке, с зайцем в обнимку, дочка на качелях, вот мы с ней вместе, — это девушка одна сфотографировала, я ей показал, куда смотреть, куда нажимать. Вот ещё мы вдвоём. Втроём, с зайцем.
Потом пришла моя уже не жена и сказала зайца не брать, отдать папе. Дочка, кажется, не расстроилась особенно. Они пошли по аллее к выходу из парка, а у меня остался последний кадр на плёнке. Я не хотел снимать, как они идут, взявшись за руки, и щёлкнул зайца, глупо улыбающегося на пустой скамейке.
Потом, когда мы с моей почти совсем женой переехали в наш новый город, я сделал альбом, маленький, сам склеил из серого картона. На каждой странице дочка и заяц, дочка на каруселях, дочка, заяц и я. Я часто листал этот альбом, особенно, когда уже не жена не хотела звать дочку к трубке: «Не нервируй ребёнка, она только-только от тебя отвыкла». Листал альбом, а последнюю страницу не хотел открывать.
Вернее, хотел, но так, чтобы на последнем фото было: дочка бежит к оставленному зайцу. Или так: мы берём зайца за лапы и идём домой. Или так: мы с зайцем курим на скамейке, он смотрит понимающе и хлопает меня по плечу мягкой пальтовой лапкой. Только бы не видеть эту одинокую скамейку с одинокой игрушкой на ней.
Почему я не выбросил, не сжёг фото? А что бы это изменило?
Недавно спрашивал дочь (она внуков ко мне привозила знакомиться), помнит ли она того зайца? Нашу прогулку в парке? Плечами пожала. Не помнит.
А я до сих пор сижу на скамейке серым мягким зайцем, слезть не могу. Весь до ниточки промок.
2019