Здравствуй, читатель.
Я тоже мог бы рассказать тебе о котиках. О том, как приготовить кота в мешке или кошку на раскалённой крыше. Как-нибудь в другой раз, когда уныние вновь овладеет мною… А сегодня ты услышишь притчу. В слове «притча» я чуть-чуть причмокиваю, читатель. Не обращай внимания. Забей.
В её глубоком декольте было так много, как говорят французы, «либертэ», что у Семёна Семёновича, человека последние тридцать лет несвободного и уже предпочитающего наготе женской банную мужскую наготу с «эгалитэ», «фратернитэ» и пивом, ёкнуло сердце, перехватило дыхание, а сонная бабочка внизу живота вдруг начала лениво расправлять крылышки.
Незнакомка сидела «визави», как говорят французы. Сидела почти вплотную к нему, обдуманно-небрежно закинув ногу на ногу и обнажив круглое загорелое колено. Зелёные глаза молодой ведьмы смотрели на него в упор.
— Скажи, правда я сегодня самая красивая? — спросила она и улыбнулась ему чувственным ртом с припухшими, словно от поцелуев, губами цвета свежей крови.
— Ну, что молчишь? Слов нет?
Слова у Семёна Семёновича были. Самые нужные и правильные. Но все они застряли у него в гортани и никак не могли вырваться наружу. Семён Семёнович лишь шумно дышал, судорожно глотая колючий воздух. Заученным, сводящим мужчин с ума, движением головы она откинула со лба тяжёлые, огненно-рыжие волосы. «Хозяйка Медной горы», — подумал Семён Семёнович и больше уже не думал ни о чём.
— Молчишь… Врать не хочешь? — хрипло усмехнулась незнакомка и протянув тонкую руку, нежно коснулась его затылка кончиками длинных пальцев. Её прикосновение было сухим и горячим. Неожиданно, она с силой резко пригнула его голову к своей груди и лицо Семёна Семёновича сразу погрузилось во что-то тёплое, колышущееся, ласковое и безбрежно-бездонное, напоминающее южное море из его далёкого, полузабытого детства. Семён Семёнович зажмурил глаза и в чёрно-багровом небе сомкнутых век сверкнули фиолетовые молнии. Ему захотелось погружаться в это море всё глубже и глубже, погружаться так долго, пока не иссякнет кислород в лёгких, не остановится сердце. Захотелось до того нестерпимо, что Семён Семёнович застонал от предвкушения небывалого, неземного счастья. И тут, откуда-то из невероятного далека, из другой, вовсе не его, а чужой жизни, прилетел голос жены:
— Семён. Семён, ты кричишь. Сеня, очнись!
«Не хочу. Не хочу! Не хочу-у-у!», — успел понять Семён Семёнович за секунду до пробуждения.
Да, читатель, иногда пробуждение смерти подобно.