Стол уже был накрыт – обильно, нарядно. Богато. Красная игра, молодые зелёные огурчики, сервелат, какой-то аппетитный салат в маленькой хрустальной вазочке. Пахло свежестью, укропчиком – запахи для бедной весенней котлетно-макаронной Москвы совершенно немыслимые. Я сглотнул, вспоминая, что кроме своего гадкого белкового пойла, успел утром только сгрызть хлеб с маслом.
Наверное, больше, чем нужно, я таращился на стол, Марина засмеялась.
- Возможно, надо предлагать вам вино, но я решила, что это непедагогично. Так что пьём чай, - она жестом пригласила садиться.
- У нас праздник? – не очень вежливо полюбопытствовал я, глядя как мне подвигают всю салатницу.
- Это модный салат с черносливом, - сказала Марина. – Сыр настоящий швейцарский. Это оливки. Вы любите? Кстати, был праздник, угадали. Семейный. Я хоть и одинокая женщина, но вполне семейная. Много родственных связей, племянников двоюродных и троюродных... Это наш клан, род, дедушка его хранил, пока был жив, а мы поддерживаем. Здесь была большая семья до войны, потом все разлетелись, и мы с мужем тоже, а теперь тут я одна. Вернула себе и квартиру, и фамилию… - она помолчала. - А дедушкин кабинет мы оставили в неприкосновенности. Я вам потом покажу. Там книги, модели… он был авиаконструктором. Был знаком с Королёвым…
Голос её журчал умиротворённо, располагающе, я не заметил сам, как умёл все изысканные угощения, и только потом опомнился, что она-то сама ничего не ела, просто сидела с едва отпитой чашкой чая.
Я опять немного смутился, но Марина спокойно и бесшумно убрала лишнюю посуду и долила мне чай.
Ну, рассказывайте, - предложила она просто.
Вот к этому я был готов хорошо.
- Вы когда-то предлагали мне помочь с жильём, - сказал я. – Этот момент сейчас настал. Я согласен на любой вариант. Даже просто на койку в коридоре.
Сказал - и увидел по её глазам, что фраза получилась двусмысленной: её можно было прочитать, как намёк на её большую квартиру.
- Просто в любом углу на работе, - поправился я. – Мне не нужны удобства. Мне сейчас просто необходимо отселиться. Мне надо подумать. Одному.
- Подумать? – со значением повторила Марина. – Это достойно уважения. Кстати, здесь можно курить. Вы ведь курите?
Она отклонилась на стуле, взяла с полочки позади себя курительные принадлежности и поставила между нами серебряную пепельницу на ножках. Достала из портсигара тонкий чёрный мундштук и тонкую коричневую сигарету.
Я чиркнул своей зажигалкой, помог прикурить. В голове мелькнуло то, что мелькало каждый раз, когда я давал женщине прикуривать: это похоже на поцелуй. Мысль была совершенно неуместной сейчас, и я отогнал её. Но заметил, как необычно моя собеседница держит сигарету – на свободно изогнутой руке, над ладонью, едва касаясь несколькими пальцами. Она и в этом ни на кого не похожа. Я так и не мог понять её возраста. Сейчас, с этими кудрявыми косичками, она выглядела не старше Норы, лет на двадцать пять…
- Я хочу вам сказать следующее, - сказала она, серьёзно глядя на меня. – Вы для нашего проекта достаточно важный участник. Я в хореографии не профессионал, но верю профессионалам. И нашим, и зарубежным. Они дали довольно высокую оценку вашим способностям и возможностям, хотя и отметили необходимость дальнейшего обучения. Но дальнейшее обучение – это ваш личный выбор, и я могу в этом вам способствовать. А проект нужно завершать. Если вы уйдёте, будет очень жаль.
- А почему вы решили, что я уйду из проекта? – удивлённо спросил я.
И вдруг понял. Ну, конечно же, Вероника сразу позвонила! Как я сам-то не дотумкал! Что-то вроде: наш мальчик опять психанул, что будем делать.
- У вас неплохая школа, - продолжала Марина, игнорируя мой вопрос. - Хорошие наработки здесь, в Москве. С вами сложились перспективные пары. Вы очень харизматичный танцор, красивый и сильный. Единственный ваш недостаток на сегодняшний день – это ваше упрямство. Я вас уговаривать не буду. Не нравится работать – мы никого не держим. Да, ваш уход создаст нам проблемы. Но мы их решим. Пусть даже в ущерб каким-то планам, но решим. Поэтому… поэтому я соглашусь с вами – вам, действительно необходимо подумать. И если для этого следует отселиться, я, конечно, помогу. У вас будет место в общежитии, я могу пообещать. Но не завтра. И не послезавтра.
- Да я и на вокзале могу спокойно... - начал было я воодушевлённо, но Марина протестующе подняла ладонь.
- Ещё не хватало нам бомжевать по вокзалам, - улыбнулась она и посмотрела на меня внимательно. – Вы не хотите ждать? Даже несколько дней?
- Не хочу, я покачал головой.
- Хорошо, - Марина спокойно смотрела на меня. - Во Дворце есть подсобка для ночных сторожей, пока побудете там. Но с условием, - она элегантно возвела вверх мундштук с дымящейся сигаретой. - Услуга за услугу – идёт?
- Конечно! – вскинулся я.
- Тогда в обмен пообещайте мне, как настоящий мужчина, что не бросите проект и будете участвовать в фестивале танго. Мы просто хотим быть спокойными за наши кадры. Это не про личную жизнь, - засмеялась она. – Это про ответственность. Хотелось бы верить, что ваша личная жизнь не будет мешать вашей ответственности.
Она так смотрела, что я не выдержал, опустил глаза. Да уж, ей наверняка известно, как я рванул домой в Крым, поссорившись с пани... Безответственно болтался там две недели, пока тут все вкалывали...
- Так можно на вас надеяться? - настойчиво спросила она без улыбки.
- Можно, - сказал я твёрдо, хотя и не поднимая глаз.
- Ну, отлично, - сказала Марина легко. – Завтра я начну заниматься вашим обустройством.
- А сегодня я спокойно переночую на вокзале, - твёрдо сказал я.
Она опять посмотрела на меня внимательно. Затянулась, не отводя от меня взгляда.
- Вы и правда, упрямец, каких мало, - обронила она. Опять полуобернулась, сняла трубку с незаметного среди цветов телефона, погасила сигарету и набрала номер.
- Катенька, это Марина. Здравствуй, моя дорогая, я по делу. Сейчас к тебе подойдёт прекрасный молодой человек Вячеслав, ты его знаешь. Отдашь ему ключи от старой подсобки. И пошли туда Дусю, пусть приберёт.
Она положила трубку и посмотрела на меня с улыбкой.
- Вот так всё происходит, когда тебя помнит родной коллектив.
- Вы там работали? – догадался я, сообразив, что Катенька - это директор Дворца.
- Представьте себе, - кивнула Марина. - Удобно было - недалеко от дома. Сразу после института стала замдиректора, потом директором. Сама набирала штат. Все верные люди… Видите, как всё в наших схемах налажено. Не ломайте нам ничего, хорошо, Слава? – вдруг почти попросила она, и в душе у меня что-то дрогнуло. - А сейчас идите, пока Екатерина Дмитриевна не ушла домой, - она поднялась из-за стола. - Располагайтесь в этой каморке и думайте, сколько вам заблагорассудится. А если будут трудности – приходите, поговорим. Например, о ваших непримиримых убеждениях.
Она смотрела так, что я опять вспыхнул. Неужели Вероника и о Валеруне успела рассказать… Чёрт его знает, я не стал уточнять. В принципе, мой вопрос был решён. И я сам его решал. Наконец-то - сам.
На улице я глубоко вдохнул весенний воздух.
...Когда-нибудь. Когда-нибудь, через много лет она скажет Веронике со смехом: Мне так хотелось тогда оставить его у себя на эту ночь...
А, может быть, не скажет никогда. Это её право - молчать...
А может быть, не когда-нибудь и не через много лет. Может быть, прямо завтра расскажет это Веронике, смеясь. А Вероника расскажет мне через много лет.
Или не расскажет никогда. Это её право - молчать…
Я в последний раз оглянулся на величественные «сталинки». Они красиво золотились в лучах заходящего солнца. Потом повернулся и быстро пошагал к метро. Я всё ещё чувствовал в своей руке шероховатость молчащей раковины…