В следующее воскресенье весь день лило. Серые, похожие на паутину, нити монотонно спускались с неба много часов подряд. Повсюду на асфальте вздувались и лопались большие пузыри. Агаша, закутавшись в плед, сидела на подоконнике и смотрела на большую бородавчатую жабу, вылезшую на край дорожки. Её убежище залило водой, поэтому земноводному пришлось его покинуть. От возмущения и расстройства жаба надувалась. Катерина вновь отправилась к Наталье на 2ую Запрудную отнести часть переделанных платьев.
Казалось, дождь зарядил чуть ли не навсегда, но к вечеру небо неожиданно расчистилось, стало голубым и гладким, будто новая шёлковая простыня. Денису захотелось выбраться из дома, где постоянно царило грустное настроение. Агаша, видимо, чувствуя подавленность Катерины, часто плакала, и это угнетало Дениса. Слёзы взрослой женщины вынести трудно, а слёзы маленькой и подавно.
Денис надел старые резиновые сапоги Катькиного отца (он отыскал их на заднем дворе), куртку и решил в очередной раз сходить на заброшку. Хорошенько политая дождём жаба всё ещё сидела на кромке асфальта, и когда Денис проходил мимо она вдруг свирепо бросилась на его сапог. «Прям все, абсолютно все вокруг не в себе», – раздражился Денис.
На пустынной 3тьей Запрудной асфальт подсыхал, но трава на обочине оставалась очень мокрой, а по канавам, в которых в детстве было проведено столько захватывающих часов, бежали небольшие ручейки. На заброшенном участке оказалось ещё сырее. Хотя кроны деревьев задерживали дождь, но если уж он прорывался, то вода на земле и траве не просыхала долго. Качели, конечно, полностью вымокли. Денис извлёк из кармана куртки пластиковый пакет (в нём он накануне нёс со станции еду) и постелил на сиденье. Осторожно уселся сверху. Вокруг разливались одуряющие запахи: влага многократно усиливала ароматы растений и грибов.
Денис машинально втягивал носом воздух, однако всё та же мысль мешала ему по-настоящему наслаждаться мирной мокрой Немчиновкой: «Может ли кто-то из них быть убийцей? Или это сделал посторонний?» Слегка раскачиваясь и возя сапогом в собравшейся под качелями лужице, он стал вспоминать все их детские забавы: охоту на бабочек с последующим отрыванием крыльев, ловлю кузнечиков и шмелей стеклянными банками и наблюдение за тем, как те долго и мучительно задыхаются. Но ведь детский садизм с возрастом исчезает. Не мог он перекочевать во взрослую жизнь. Маленький ребёнок мучает других существ из-за неспособности перенести на себя ощущение чужой боли, а отрывание лап и крыльев насекомых – всего лишь детский способ познания мира.
Он принялся вспоминать подвижные игры. Вышибалы, например. Положа руку на сердце, от обиды один игрок, случалось, старался побольнее ударить другого мячом. Потом вспомнилось и совсем уж отвратительное происшествие, когда он сам ни с того ни с сего подставил подножку почти незнакомому мальчишке только ради удовольствия посмотреть, как тот будет лететь носом в асфальт, а потом упорно врал, будто ничего такого не делал. Затем его воспоминания перекинулись на обзывание Ники Тупой Пикой, на травлю её из-за признания в любви к Игорю. Анька тогда предлагала подкладывать в Никин почтовый ящик письма с издевательствами. Ника не выдержала и упросила родителей отвезти её на какое-то время в Москву. Сашка хотел узнать её номер, чтобы названивать и говорить гадости, притворяясь Игорем.
«А почему я считаю источником агрессии именно Сашку? Может, это Игорь решил избавиться от кредитора, но не рассчитал силы, а Сашка после этого забрал себе дорогое кольцо в счёт долга?» Тоже мысль, причём довольно логичная.
Начинало темнеть. На заброшке становилось мрачно, неуютно, холодно. Денис ёжился, надел капюшон, грел руки в карманах, но не уходил. Думал о Нике, затравленной за произнесённые вслух перед всеми слова любви. Если откровенно, в голове Дениса царил полный кавардак. Вечер, сумерки, в сознание опять вползала мистика. В книге Стивенсона пиковый туз означал смерть. Игорю он выпал целых три раза. И вот Игоря нет. А дуновение в комнате, где они играли в «Клуб», лёгкое, едва уловимое; возможно, незамеченное никем, кроме Дениса – было оно или не было? Ведь свеча тогда потухла, словно кто-то невидимый прищемил пальцами фитиль. Отчётливо возникло в памяти Никино лицо: чёлка, огромные глаза, ямочки на щеках, аккуратные губы шепчут: «Я – дама пик, я – только дама пик». А что, если Ника забрала Игоря? Но почему именно сейчас? Зачем ждала так долго? Ведь со дня её смерти прошло много лет…
Несмотря на куртку, Денис всё-таки начал замерзать и слез с качелей. Сумерки уже превращались в темноту. Он пошёл на 2ую Запрудную, желая удлинить путь до дома, чтобы размяться и разогнать кровь. Его опять охватило странное чувство, похожее на то, что он испытывал в первую ночь, когда неожиданно отправился гулять по Немчиновке и видел Нику, Найду и маленький белый обелиск. Откуда-то накатило предчувствие, что и сейчас он тоже увидит что-нибудь ненормальное, что-нибудь из прошлого.
Так и случилось. Завернув за угол, Денис обнаружил там старую колонку для набора воды. На участке Клёновых был водопровод, и они пользовались колонками только если из-за аварии отключали воду. У других жителей вода на участках не шла, так что по улице то и дело ходили люди, вынужденные набирать из колонки воду в большие железные вёдра. Денис обожал колонки. Вода из них хлестала под большим напором, ледяная и вкусная. Струя весело отскакивала от залитого бетоном пятачка рядом со столбом. Дробилась на мириады брызг. Если светило солнце, брызги разлетались алмазными каплями. Здорово было в жару напиться этой живой свежей воды и смочить ею обгоревшие руки, ноги, лицо, шею.
Денис приблизился к призрачной колонке. Со страхом протянул руку, попытался нажать на рычаг. Его пальцы не ощутили под собой ничего твёрдого, только пустоту. Вода из трубы не хлынула, а сама колонка начала медленно таять в воздухе, постепенно растворяясь в сумерках. По спине Дениса стаей мелких насекомых пробежали мурашки. Он дошёл до пруда, повернул к себе на 3тью Запрудную. Приближаясь к середине улицы, заметил, что на обочине примерно напротив участка Вольдемара что-то маячит. Когда до предмета оставалось несколько метров Денис запнулся на ровном асфальте, потому что понял: это грубый деревянный стол. Такой, как сколотили однажды из с трудом добытых досок Сашка и Вольдемар. Сколько партий в карты и домино сыграла компания за этим столом!
На Дениса вдруг напало возбуждение, словно он вновь сделался игроком в какую-то азартную игру. Он почти подбежал к столу, стремясь успеть до его исчезновения. На столе лежала та самая Катькина колода с валетами, дамами и королями, одетыми в русские костюмы для бала в Зимнем дворце. Карты были разложены на семь частей, будто люди сидели за столом и играли, да только им внезапно пришлось куда-то отойти. Посередине из-под стопки карт, предназначенных для добора, торчал козырь.
Денис низко склонился над столом. Уже настолько стемнело, что карты и масти сделались плохо различимыми. Денис достал телефон и включил фонарик. Сердце бухнуло, ладони вспотели. Перед ним лежала дама пик – лукавые глаза, прекрасное юное лицо, обрамлённое закрытым головным убором с падающей на лоб жемчужной бахромой. Денис протянул руку. Ощущения те же, что и с колонкой – пустота и ничего больше. Денис сделал шаг назад. Чуть не оступился. Сначала пропало изображение пиковой дамы, карта побелела, после испарилась вся колода, и, в конце концов, стол.
Денис развернулся и побежал к плотине. Над ней висела, поблёскивая, серебристая дымка. Или ему почудилось? Денис мысленно позвал: «Ника! Ника!» Никто не появился. Только квакали лягушки, таинственно шелестели камыши и с равномерным шумом стекала вниз вода. Резко обессилев, Денис осел к подножию обелиска и закрыл лицо руками: «Что… что со мной такое? Или это не со мной?»