Улыбка клоуна

 
В большом, светлом холле с высокими потолками, сверкающими окнами и тёмно-зелёными, будто пластиковыми, фикусами на подоконнике слышится звонкий смех и радостные детские голоса. Двое мужчин, с весёлыми рожицами, в ярких клоунских костюмах,  кажутся диковинными героями какой-то сказки среди стерильной чистоты и кафельного холода стен.

- Здравствуй, Бим!
- Привет, Бом!
- А что ты нам сегодня поведаешь?
- А вот что!
Как грибы после дождя, ребята высыпали перед импровизированной сценой со своими стульчиками. Сидят и покачиваются от любопытства. Идёт представление. Для них. Здесь. В холле больницы.

Детские, широко открытые, ясные глазёнки следят за каждым жестом, боясь пропустить момент волшебства. Расцветают счастливыми, чистыми улыбками серые, почти прозрачные мордашки.

Рыжий кудлатый парик чуть съехал и открыл прядь седых волос. Ловким, едва заметным движением клоун возвращает его на место. Делает ещё одно. И - хоооп! Перед сидящей напротив девочкой появляется роза. Маленькая, нежная и трепетная. Как и сама малышка.
- Это мне?
- Тебе!

Тоненькая ручка осторожно берет невесомый колючий цветок, который заботливо обмотан атласной ленточкой.
- Спасибо!
- Убери её, а то нам опять попадёт, - одними губами шепчет клоун и легко целует коротко стриженную макушку. Девчушка прикрывает ладошками драгоценный подарок и, довольная, бежит к себе в палату. Мужчина провожает взглядом худенькую фигурку в старой, линялой пижамке и прячет красные глаза в рыжих кудрях. Он оборачивается к остальным и как ни в чём не бывало продолжает начатую историю.
- Ну-ка, кто догадается, что дальше было?

Весёлый гомон постепенно стихает. Холл пустеет. Только медицинские сёстры хлопочут за стойкой, подготавливая всё для вечерних процедур. В небольшой комнате, где пахнет свежим бельём и лекарствами, ярким чужеродным пятном лежат аккуратно сложенные костюмы. Вместе с ними скинуты и весёлые маски. Мужчины тщательно снимают грим с усталых лиц.

- Боря, ну что, опять?
- Что опять?
- Роза! Ты будешь каждый раз дарить?
- Буду! Ты же знаешь, что больше некому. Да и сколько ей осталось-то...
Оба замолкают, слышно только, как захлопываются крышечки с краской да шуршит блестящая ткань костюмов.

- Ты на машине? - нарушает тишину Борис.
- Да. Подбросить домой?
- Хорошо бы.
Полчаса пути по засыпающему городу кажутся вырванными из другой жизни. Негромкая музыка, тонкий аромат лаванды и яблока так контрастируют с запахом лекарств и многоголосым шумом больницы, где смешались смех и слёзы. И даже тишина давит, заставляя чаще биться сердце.

Машина останавливается у большого дома, почти скрытого от глаз в зелени деревьев.
- Борь, приехали!
- Вижу.
- Твоя-то где? Что-то темно у вас.
Мужчина грустно отмахивается и, не глядя в окно, коротко бросает:
- Дома. Покурим?
- Не. Прости. Меня уже заждались. Бывай!
- Бывай!
Хлопает дверь, машина трогается и через мгновение скрывается за поворотом.

Нервными пальцами Борис достаёт сигарету и закуривает. Вспыхнувший огонёк освещает ещё молодое, но осунувшееся лицо. Долгий, немигающий взгляд устремлён куда-то вдаль. Высокий и стройный, он стоит, как натянутая струна, и не решается сделать шаг в сгущающуюся темноту.

Где-то совсем рядом заливается невидимая птаха. Белоствольная берёзка низко склоняет кудрявые ветви и шелестит молодой листвой. С тёмного неба, изрезанного золотыми лучами заката, стремительно падает звезда. Недокуренная сигарета летит в сторону. Она брызжет на прощанье залпом маленьких искр и исчезает во тьме. Мужчина закрывает глаза, что-то шепчет сам себе и решительно шагает в чёрное нутро дома.

- Рита! Я пришёл!
В квартире темно и тихо. Только часы мерно тикают да пробивается сквозь лёгкие шторы лунный свет.
- Рита!
Мужчина бросает куртку на вешалку в прихожей и торопится в комнату. Там на диване, обхватив колени руками, сидит женщина.

- Ты снова ничего не ела ?
- Я не хочу.
Борис зажигает лампу с большим абажуром цвета молочной карамели и блестящими шелковыми кистями. Мягкий, тёплый свет разливается по комнате и выгоняет густой сумрак из углов. Мужчина садится рядом и бережно укрывает пушистой шалью дрожащие плечи.
- Да ты продрогла совсем. Пойдём хоть чаю попьём.

Женщина съеживается ещё больше и чуть слышно роняет:
- Как ты можешь...
- Что?
- Как ты можешь там бывать. После всего.
Отрывистые, резкие слова летят, словно камни с горы, и с глухим стуком падают в тишину комнаты.

- Рита. Это же дети. И они ни в чём не виноваты.
Его взгляд устремлён в одну точку. Туда же, куда, не отрываясь, смотрит женщина. На фотографию улыбающейся девочки в нарядном платьице. На горящую лампадку и чёрную ленту на сусальной позолоте рамочки.
- Это такие же дети, - с щемящей болью повторяет он, пожимает ледяные пальцы жены и быстро выходит из комнаты.

Вскоре с кухни доносится шум закипающего чайника, лёгкий хлопок дверцы холодильника и звон посуды. Запах поджаренного хлеба и сыра. Борис возвращается, оставляет на столике поднос с румяными тостами и ароматным чаем.
- Поешь! Надо, родная.
И скрывается в соседней комнате.

Без сил он опускается в мягкое, уютное лоно дивана, точно в детскую колыбель. Прячет лицо в весёлых, разноцветных подушках, которые ещё хранят запахи времени беззаботного счастья. Забирается с головой под плед, сворачивается в клубок и закрывает глаза.

Сквозь полудрёму слышит, как на кухне ходит жена. Позвякивают тарелки, бежит вода, поскрипывают ящички стола. Такие знакомые, родные звуки успокаивают и убаюкивают. Борис устраивается поудобнее и незаметно проваливается в сон.

- Ты спишь? - женская рука осторожно касается плеча и поправляет сползший  плед.
Мужчина ловит любимые пальцы и прижимает к губам мягкую ладошку.
- Уже нет.
Он притягивает жену к себе. Нежно обнимает, боясь спугнуть силой и настойчивостью. Зарывается лицом в волосы и шепчет слова любви и утешения.

Осторожно, чтобы не обидеть, женщина  высвобождается из сладкого плена.
- Я за тобой пришла. Пойдём ужинать. Я картошку пожарила, как ты любишь.
- Пойдём. Обожаю твою картошку!

Вместе они идут на кухню. Рита останавливается в дверях прихожей. Берёт сумку, насквозь пропахшую  больницей. Достаёт и надевает рыжий парик.
- Знаешь, нашей девочке понравился бы такой клоун.
Она кокетливо тянет длинные кудряшки, которые прыгают, как весёлые пружинки.
- Дай-ка мне его. Надо привести в порядок. А то дети скоро начнут пугаться .