Нынче вырвалось, будто из плена весна, —
По ошибке окликнул его я:
«Друг, оставь покурить!» А в ответ — тишина:
Он вчера не вернулся из боя.
Наши мёртвые нас не оставят в беде,
Наши павшие — как часовые…
Отражается небо в лесу, как в воде, —
И деревья стоят голубые....
Владимир Высоцкий.
23 августа 1942 года, в ставке Гитлера, состоялось совещание, посвященное подготовке наступления на Ленинград. В указаниях Гитлера говорилось: «Операция «Нордлихт» является лишь средством для освобождения Балтийского моря и овладения Карельским перешейком. Задача: 1-й этап–окружить Ленинград и установить связь с финнами, 2-й этап – ОВЛАДЕТЬ ЛЕНИНГРАДОМ И СРОВНЯТЬ ЕГО С ЗЕМЛЁЙ!»
Вот такие планы были у прожорливого лавочника, подмявшего под себя Европу!
Но Россия - не Европа. И когда я читала воспоминания немцев, оставшихся в живых, поняла, что до вторжения в Советский Союз они не сталкивались с таким героизмом и сопротивлением, которое всегда было в крови у русского солдата. В других европейских странах, по их словам, имели место единичные подвиги военнослужащих, но в Советском Союзе героизм проявлял едва ли не каждый солдат. ВысокА была цена! Но наши воины не думали о цене. Они думали о Родине. Был дан приказ: "Сражаться до последнего патрона!" И русский солдат сражался.
Воспоминания бойцов.
"Вражеская авиация свирепствует. Днем совершенно невозможно не только проехать пройти к переднему краю. Стервятники охотятся за каждым. На шоссе творится что-то ужасное. Нет клочка земли, где бы не рвались снаряды и мины. Враг не прекращает атак. Но наши поредевшие, измученные подразделения стоят как вкопанные".
"Наша дивизия вступила в бой прямо после пятидневного марша. Полковой медпункт развернулся в деревянном домике на берегу реки Оскуй севернее Чудова, под Ленинградом. И начался бой. Тяжёлый, кровопролитный. Он продолжался под
непрерывной бомбёжкой с воздуха. Раненые поступали днём и ночью.
Врачи и фельдшеры работали по 20 часов в сутки. И вот воздушной волной в лазарете были выбиты все стёкла. Мы забили их досками, и продолжали оказывать медицинскую помощь раненым при свете керосиновой лампы. К концу первого дня боя из 24 санитаров носильщиков в строю осталось шесть. Бомбили не переставая. Потом снесло крышу.
И на раненых посыпались осколки стекла, дерева и земли. Пришлось перенести их в подвал. Закончился керосин. Для освещения мы стали жечь электрический провод. Удушливый запах был ужасен, но выхода не было. Вода закончилась, и мы топили снег. В котелках. И поили им раненых. Они постоянно просили воды, особенно перед смертью. Мы выбегали, под бомбёжкой, набирали снег и давали им вместо воды..."
"Наступление 376-й дивизии поддерживала 5-я батарея 23-го гвардейского артполка 4-й гвардейской дивизии. Командование фронта приказало ей от Ольховки перейти к коридору и ударить по немцам с северного фланга. Батарея успешно вела огонь по немецкой пехоте, но подавить массированные залпы германской артиллерии она не могла из-за нехватки снарядов, тем более, не имея прикрытия с воздуха. В этот день младший политрук Т. П. Андрейкович, литсотрудник газеты 65-й дивизии «За счастье Родины» записал в дневнике:
"К линии фронта шли МАРШЕМ(!)- ежедневно преодолевая 30 км. Слипались
глаза. Ноги отказывали идти. У леса разгребали снег и замертво валились на него для короткого сна. В страшную пургу, под непрерывном обстрелом немецкой авиации, мы прошли 250 км. Однажды повалил мокрый снег. Все промёрзли до нитки, но костры жечь – нельзя. В небе – противник. 29 декабря 1941 года дивизия прибыла на Волховский фронт и на следующий день получила боевое крещение. Кузбассовцы вступили в бой в районе г. Чудов на реке Волхов".
"Кузбасская 376 дивизия была ударной силой. Ее перебрасывали на самые трудные участки фронта. Надо было выручить 2 ударную армию из окружения. Эта задача была поручена 59 армии Волховского фронта, в составе которой сражались сибиряки, и они вывели немало окруженных бойцов, создав 800-метровый коридор".
"Дивизия в течение 10 дней отражала контратаки превосходящих сил противника.
Борьба за горловину шла не на жизнь, а на смерть. Скажу откровенно: были такие
критические минуты, когда, казалось, наступил предел, — болота, вода, холод,
непрерывные налеты пикирующих бомбардировщиков и шквалы пулеметного и
артиллерийского огня по скучившейся, как на пятачке, ничем не прикрытой с воздуха группировке, всюду масса незахороненных трупов, своих и противника — все это сложилось на плечи тех, кто стоял насмерть».
"После очередного полного перекрытия мясноборской горловины узкий «коридор»
ценой больших жертв был прорублен заново. 24-26 июня под губительным обстрелом из кольца вырывались последние окруженные любанцы: больные, раненые, выбившиеся из сил... С боем выходили подразделения, оставленные командованием для прикрытия
отхода. Добравшись наконец до передовых позиций наших войск, некоторые любанцы
становились на колени и целовали обетованную Большую землю, обнимали сосны и ели, растущие на этой земле".
"Полевые карты убедительно говорили, что в такую местность, как Мясной бор
пробраться человеку нельзя. А нам нужно было вести бои против противника. Боевые
исходные позиции представляли собой небольшие опорные пункты, окружённые
болотами. Стояла жестокая зима. Вкопать орудия в землю невозможно. И когда подошла артиллерия, бойцы руками подтягивали её к переднему краю".
"Рукопашный бой страшен уже тем, что свою смерть тут можно разглядеть в лицо. Но тогда мы просто шли на нее, вопреки всякой военной, да и обычной жизненной логике. И у немцев сдали нервы. Они побежали, на своей шкуре испытав, что такое ожесточение русских, в которых вселилась такая невиданная ярость. Против нее никакая сила не устоит"...
"От разрывов бомб, снарядов и мин - торфяные болота, а вокруг были торфяники,ходили ходуном. Артиллерия была на конной тяге. И когда полк менял огневую позицию,солдаты и офицеры на руках тащили не только орудия, но и лошадей вытаскивали из болотистой тины. За двадцать минут люди старели на двадцать лет, и после атаки седели, становясь белыми, как снег. Но никто из нас не прятался за спины товарищей. На моих глазах на мине подорвался сапёр, с которым я разговаривала пять минут назад. И ничего не осталось от него. Кусочки слизи, разбросанные по земле. И всё".
Эти воспоминания не будут даже тысячной частью всех воспоминаний фронтовиков. Книгу надо читать. Пересказать её нельзя. Но факт остаётся фактом - люди воевали в нечеловеческих условиях, в кромешном аду. И победили. Но какой ценой?
После прочитанного только один вопрос тревожил меня: "ПОЧЕМУ ЧЕЛОВЕК
ТАК ГЛУП И ПРИМИТИВЕН? Почему некоторые люди, называющие себя здравомыслящими,
устраивают кровавую бойню? Почему считают вправе решать
судьбы других людей? ПОЧЕМУ? Ответа нет.
Но есть малое утешение в словах одного светлого и чистого человека, Паисия
Святогорца: «Я бы сошел с ума от несправедливости этого мира, если бы не знал, что последнее слово останется за Господом Богом».
Продолжение следует. http://proza.ru/2023/06/12/977