Зима давно нам надоела своей изнывшейся пургой

               
                «Зима давно нам надоела
                своей изнывшейся пургой»





              Строчка взята из моей песни, которую я написал в 1982 году… Более сорока лет прошло с тех пор, а ничего не изменилось… 
Зима надоела. Пурга за окном надоела. «Пурга» с экрана телевизора  надоела…
Если почитать посты в соцсетях, комментарии к ним – там тоже сплошная «пурга»! Люди ностальгируют по Советскому союзу, просто рыдают по тем временам! А может это вовсе и не люди? Может быть это  боты?!.

            Так или иначе, а мне вспомнилась  пионерская песенка:

Эх, хорошо в Стране Советской жить!
Эх, хорошо в стране любимой быть!
Эх, хорошо в стране полезным быть,
Красный галстук с гордостью носить!

            В детстве я тоже так думал. И красный галстук носил. И комсомольский значок. И, в общем-то, всё было неплохо. Мне многое в стране нравилось. Например, спортивные шествия и военные парады со знамёнами и оркестром. Нравилась даже, школьная форма… И пребывал я в прелести до шестнадцати лет…
             Прозрение наступило в одно мгновение…
             Этот эпизод из своей жизни я помню очень хорошо. Но, а пока, мне семь лет…


                Жизнь прекрасна!

            Год  1973, сентябрь. Я живу в Долгоруково в райцентре. Я первоклассник. Мой отец работает председателем сельского Совета. У отца казённый «Москвич». Отец везёт меня в школу. По дороге идут школьники, мои одноклассники.  А я еду, смотрю по сторонам… Здорово! Жизнь прекрасна!


                Церковь в Братовщине

             Мне лет семь. Мы с отцом едем на машине в село Братовщина  в гости к  бабушке. Несмотря на то, что я ещё такой  маленький, дорога до дома  бабушки мне хорошо знакома! Мы с родителями проезжали по этой дороге много-много раз.
             Вот мы проехали нашу улицу Терешковой, проехали площадь с Лениным, «Заготзерно», пересекли мостик через ручей, свернули вправо. Появились одноэтажные домики. Это уже Братовщина. Проехали мимо Правления колхоза, мимо магазина, мимо Дома культуры, свернули вправо, свернули влево. Осталось доехать до школы и свернуть ещё раз вправо – дом  бабушки в конце улицы.
             А если доехать до школы и не сворачивать вправо, а проехать прямо – будет кладбище. Я там был уже несколько раз. А возле кладбища стоит странное здание – высокая башня, окна разбиты, двери выломаны,  сквозь окна и двери виден мусор. Мусор и кучи битого кирпича вокруг этого странного, страшного, серого здания. Такого здания ни в Долгоруково, ни в Братовщине я больше не видел.
Всегда, когда мы едем к бабушке и подъезжаем к школе, или когда едем обратно – я зажмуриваюсь. Потому что мне страшно! Я боюсь эту башню. Она видна отовсюду! Особенно когда проезжаем мимо школы…
             В этот раз я осмелился и спросил у отца:
             - Што это за странная башня?
             - А-а, - отец махнул рукой, - это раньше была церковь.
             - Церковь? – Я услышал незнакомое слово. – А што такое церковь? И когда раньше? До войны?
             - Да, до войны. Ещё раньше, до революции.
             - До революции? – Я услышал ещё одно незнакомое слово. – А што такое революция?
             - Ну, это… - отец задумался. – Ну, это ещё до Ленина. Это когда был царь. Тогда люди были тёмные. Молились богу вот в этой церкви. А царь и попы отнимал у крестьян еду. Крестьяне свершили революцию и прогнали царя и попов.
             Я сидел и обдумывал услышанное…
             - И што было потом?
             - Люди прозрели. – Отец лихо крутил баранку, объезжая ямы и лужи, и  продолжал рассказывать: - Люди организовали колхозы и совхозы. Мы стали коммунистами и у нас  стало всего много! Мы теперь хозяева жизни. Видишь, как мы хорошо живём?
             - Да, - утвердительно ответил я.





                Бабушкины молитвы

             Мне лет восемь. Родители оставили меня у бабушки на ночь, а сами уехали.
              У бабушки мне хорошо! Дом большой, можно побегать. А можно залезть на перекрышу русской печки. Зимой там очень уютно и тепло. Летом можно просто поиграть, спрятаться. Ещё  мне всегда хотелось спрятаться в подшестке. Но бабушка как-то раз меня предупредила:
             - Не лазь туда! Там живёт чёрт.
             Чёрта я очень боялся.
             А ещё я, не то чтобы боялся, а просто не любил радио. Оно стояло на тумбочке в углу комнаты – огромная такая чёрная страшная коробка. Радио почти всё время было включено. И почти всё время из него доносилась одна и та же (так мне казалось) заунывная песня, которую пел малахольный (опять же, так мне казалось)дядька.
              В этот раз, как только родители уехали, я стал носиться по дому.
Стемнело. Бабушка сказала мне:
             - Успокойся.
             Я продолжал бегать. Бабушка подошла к тумбочке и выключила радио. Подошла в другой угол, встала на табуретку и раздвинула занавески. За занавесками оказались какие-то картинки в рамках и стеклянная баночка с густой жидкостью.
            - Игарёк, прекрати баловаться, - ещё раз сказала мне бабушка. – А то боженька ушко отрежет!
              Я сразу же сел на скамейку и стал наблюдать за бабушкой.
Бабушка достала из кармана коробок со спичками, чиркнула одну и поднесла горящую спичку к баночке. В баночке загорелся огонёк. Бабушка слезла с табуретки и начала шептать: «Господи помилуй! Господи помилуй! Господи помилуй!» и водить рукой вверх-вниз, влево и вправо.
             И тут я догадался: бабушка молится богу!!
             - Бабушка, а што ты делаешь? – спросил я. – Богу молишься?
             - Да, - ответила бабушка.
             - Бабушка, ты што?! Богу молются только тёмные люди.Папка сказал.
             Бабушка  ласково погладила меня по голове и продолжила шептать: - Господи помилуй! Господи помилуй…
             А я сидел и всё думал: «Как же боженька может отрезать мне ушко? Наверное, когда я буду пробегать мимо, баночка с полки упадёт и разобьётся. И осколком мне ушко – чик!..
             Я дождался, когда бабушка закончит молиться.
             – Бабушка, а расскажи мне  про бога, про церковь, про молитвы и про вот эти картинки в рамках.




                Специфика работы

             Сколько себя помню – отец по выходным почти всегда был пьяный. Особенно, если мы ездили к бабушке в Братовщину. Обычно, к обеду в доме у бабушки собиралась вся отцовская родня. В большой комнате раздвигался стол, все усаживались и начинали пить, есть, курить. Потом играли в карты. Кто-нибудь начинал шельмовать. Начиналась ругань, драка…
              Когда отец стал работать председателем сельского Совета, то частенько  приходил с работы пьяный. Иногда его попросту втаскивали в дом какие-то мужики…
              Дома начались скандалы. Мать  отца ругала. Отец в ответ орал. Грозился всех поубивать…
              Однажды он допился до такого состояния, что схватился за топор. Мы с матерью успели запереться в спальне. Отец начал рубить дверь. Мать скомандовала мне:
              - Сынок, лезь через форточку, зови милицию на помощь.
              Не помню, как мне удалось вылезти и не разбиться. От форточки до земли было метра три, шёл дождь и было скользко, я лез вниз головой… Очутившись на земле, я понял, что на мне нет верхней одежды и обуви. Ничего не поделаешь, побежал по грязи босиком. По соседству жили председатель совхоза с женой. Я знал, что у них есть телефон. Я забежал на крыльцо и стал стучаться. Дверь открыла председателева жена.
             - Чево тебе? – спросила она.
             - Папка мамку убивает! – выпалил я. – Позвоните в милицию.
             - А может он её не убьёт. – И дверь захлопнулась.
             Я побежал к своему однокласснику. К моей удаче у него дома была мать, тетя Тамара, продавщица из районного магазина.
             Тётя Тамара без лишних расспросов побежала к нам домой. Я за ней. У меня была только одна мысль: успеть бы!
             Прибежали к дому. Зашли вовнутрь. Отец топором рубит дверь. Мать из спальни кричит…
             Тётя Тамара выхватила у отца топор:
             - Тимофеич, окстись!
             Отец сразу успокоился…
             На другой день мать взяла меня с собой, и мы пошли в милицию. Там нам сказали: «Да вы што?! Николай Тимофеевич очень хороший человек. Прекрасный руководитель и семьянин. Одним словом, коммунист! Идите домой. Всё будет хорошо!»
            Мы вышли из милиции. Мать немного поплакала и сказала:
            - Пойдём в райсполком к предрику.
            Я не знал, что такое «предрик». Но догадался, что дядька этот очень важный.
            Предрик выслушал мать и сказал:
            - Понимаете, ваш муж выпивает, потому, что у него такая специфика работы.






                Виктор Хара мешает мне жить…

            Родители всё-таки развелись. Отец ушёл в другую семью. Это случилось  осенью тысяча девятьсот восемьдесят первого   года. Вся мужская работа легла на меня, девятиклассника.
            Дрова нам привезли с материной работы уже распиленные. Оставалось их только порубить. Работа оказалась для меня тяжёлой. Суковатая берёза очень плохо поддавалась…
            Была ещё не убрана картошка. Матери теперь пришлось работать на работе ещё больше, и  выкапывать картошку ей было некогда. Эта работа полностью легла на меня. Я приходил из школы, быстро ел, переодевался и шёл на огород. Я определил себе норму: в день по шесть грядок. Таким образом, за неделю я должен был управиться.
            На второй, или на третий день уборки картошки, моя классная руководитель вызвала к себе мою мать.
            - Восемь лет назад был убит Виктор Хара. Класс после уроков готовит композицию памяти чилийского революционера. Ваш сын сбегает с репетиций.
            - Да, но Игорь сбегает с репетиций не ради озорства. Он у нас картошку копает, - заступилась за меня мать. – Время поджимает. Не успеваем мы. А ведь со следующей недели школьников на свёклу погонят, вы же сами объявили на родительском собрании. А ещё Игорю надо на тренировку в спортивную школу. А ещё по вечерам на репетицию в эстрадный ансамбль…
            - Ничево не знаю! Завтра штобы ваш сын на репетиции был!!



                Уголь

              К зиме 1981 – 1982 мы с матерью почти подготовились. Все овощи и картошка были убраны. Из совхозного сада мы натаскали яблок. Мать компотов наделала. Огурцов и помидор намариновала, капусты наквасила. Я полностью заготовил дрова.
             Оставалась одна проблема – уголь.
             Просто так купить уголь было невозможно. Его нужно было каким-то образом выписать. Но в Райтопе матери почему-то отказывали?! Она  ходила в эту контору несколько раз, и всё впустую…
             Был конец октября, или уже ноябрь. Снега навалило!! На улице стабильный минус. У нас в доме плюс одиннадцать…
Печку топили остатками угля с прошлой зимы. Экономили.
Наконец матери удалось выписать три тонны угля.
             - Маловато, - говорила мать. – Ну, слава Богу, што столько!
             Появилась ещё одна проблема: на чём довезти? Вот так просто нанять транспорт было невозможно. Такой опции у нас в селе просто не  существовало…         Мать пол дня бегала, искала трактор. Еле-еле уговорила какого-то тракториста за двойной магарыч.
             Не доехав до нашего дома пару дворов – трактор застрял. Дёргал вперёд, назад – выехать не получилось. Тогда тракторист отцепил телегу и уехал за помощью. Стемнело. Тракторист вернулся, подцепил телегу. Подъехал ещё один трактор. Стали тянуть телегу в два трактора. Бесполезно. Второй трактор уехал.
            Тракторист вылез из кабины, подошёл к матери и сказал:
            - Хозяйка, видишь, с углём не выехать мне! – Сел обратно в кабину и включил подъёмник…
            Уголь посыпался в снег…
            Телега опустилась. Тракторист врубил скорость, поддал газку,  выбрался из западни. И был таков…
            Мы с матерью стояли в оцепенении…
            Первая пришла в себя мать:
            - Сынок, уголь надо сейчас перетаскивать к себе. До утра он тут не долежит. Скомуниздят…
            Я и сам всё понял. Что такое «скомуниздят» - я очень хорошо знал! У нас в селе «комуниздили» все и всё подряд… Я пошёл домой, переоделся, взял лопату, вёдра и принялся таскать уголь.



                Цыплята и утята

             Весной восемьдесят второго с посадкой огорода мы с матерью управились быстро. Но на семейном совете мать сказала:
             - Одним огородом сыт не будешь! Сынок, нам придётся заводить кур и уток.
           В самом деле, с питанием у нас было туговато… Ели мы почти только то, что вырастили на огороде, и то что смогли сами заготовить. В магазине покупали хлеб, подсолнечное масло, сахар, соль, макароны…
               Сливочного масла, молока, колбасы, мяса – в магазине просто не было.
               Сливочное масло мать иногда покупала у знакомой женщины, которая работала на маслозаводе. Та выносила его с завода.
За молоком мы иногда ездили к материной сестре. Это уходило полдня времени. Нужно было идти через всё село на вокзал, ехать на поезде (поезд ходил три раза в день), потом идти через сад, потом через луг… А потом обратно, уже с банкой молока…
              Колбасу и мясо раньше «доставал» отец. С уходом отца из семьи мы остались без колбасы и мяса…
              И вот мы с матерью купили двадцать цыплят и двадцать утят. Соседка отдала нам наседку. Я один из сараев переоборудовал в курятник. И пошло дело…
             Цыплята есть просят. Утята есть просят. Пока были маленькие – с кормлением было проще. Мать варила овощи, у знакомой женщины с маслозавода покупала творог и обрат, травы возле дома было полно…
             Как только птички подросли – мы не знали, что делать… Я целыми днями ездил на велосипеде в совхозный сад за травой. Ездил в совхозные поля свёклу воровать. Её охраняли, с собаками. Выслеживал, когда  сторожа уйдут на другой конец поля. Несколько раз удирал…
              Но что растущему организму трава и свёкла?! Цыплятам и утятам нужен комбикорм и зерно! Но где взять? В магазине не продавалось…
             Приходилось «доставать». «Достать» комбикорм и зерно можно было только у колхозников, или у тех,кто работал в совхозе. Но все эти люди сами держали у себя скотину, и делиться кормом не собирались. Продать могли только те, у кого были излишки,т.е., кто воровал. Но как таких вычислить?! А если даже и узнаешь, что тот-то  ворует и продаёт, то нам он уж точно не продаст – бывшая жена председателя сельского Совета – люди боялись…
                Нашлась одна лихая женщина! Она привозила нам из соседней деревни  и комбикорм, и пшеницу, и ячмень, и горох!
                Как говорится: цыплят по осени считают. К Октябрьской у нас было семнадцать уток, семь курочек и десять петушков. На зиму оставили всех курочек и одного петушка. Остальных петушков и уток порезали.
               Зиму перезимовали относительно сытно. Наварили тушёнки. Даже в самое глухозимье у нас были яйца. Яйца мы даже иногда продавали.




                Хлеб

              Сколько себя помню хоть в детстве, хоть в отрочестве – у нас всегда было очень плохо с хлебом.
              В райцентре был свой хлебозавод. Хлебозавод работал в три смены. А хлеба почему-то не хватало?!
              В хлебный магазин хлеб привозили после обеда, часа в три или четыре. Люди начинали занимать очередь часов с двенадцати дня. Понятное дело: трудоспособное население не могло стоять в очереди… Стояли в основном пенсионеры. А после уроков подтягивались школьники…
               Обычно моё хождение за хлебом складывалось так: к хлебному магазину я подходил часам к двум. К этому времени ожидающего народа было человек сто, стояли в три-четыре ряда. Я высматривал в очереди какого-нибудь знакомого и пристраивался к нему. Если повезёт, то я мог оказаться двадцатым. Или тридцатым, что в общем-то было тоже неплохо. Но чаще всего, всё складывалось по-другому. Подходили ребята постарше, втискивались в очередь в первые ряды, и ребят поменьше просто выдавливали в хвост очереди. Такая позиционная борьба могла длиться часа два…
            И вот, кто-то кричит:
            - Едут!
            К магазину подъезжали две хлебовозки, и грузчики начинали лихо пересыпать хлеб из будки через специальное окно в магазин. В этот момент народ оживлялся, никакая очерёдность  уже не соблюдалась.  Задние пытались оттолкнуть передних, передние не поддавались и пытались втиснуться вовнутрь магазина.
             И вот, я уже в магазине! Передо мной человек двенадцать-пятнадцать. Это пустяки, стоять остаётся минут пять.
            Хлеб продавцы отпускали по норме: две буханки чёрного хлеба и в нагрузку один батон. Чёрный хлеб стоил шестнадцать копеек, батон двадцать две копейки. Народ покупать батон не хотел – дорого… Из-за этого постоянно возникала ругань между покупателями и продавцами. Какая-нибудь бабка наотрез отказывалась брать батон. Продавщица на неё орала, грозилась отобрать вторую буханку. Бабка вторую буханку не отдавала… В итоге, очередь начинала «давить» на бабку, и бабке ничего не оставалось, как купить ненужный ей батон.
              Нам на семью хватало буханки чёрного хлеба и одного  батона. Поэтому я покупал одну буханку чёрного хлеба и один батон. Люди в очереди на меня смотрели, как на дурака…
              Когда мы с матерью завели цыплят и утят, то возникла проблема: чем их кормить?! Комбикорм и зерно не всегда удавалось «достать». Решить проблему подсказал народ…
             Теперь я покупал уже батон и две буханки хлеба…
             Но этого было недостаточно! И тогда я, как и многие односельчане, выкупив свою «норму» хлеба, отстаивал ещё одну очередь и покупал  вторую «норму». Если повезёт, то можно было отстоять очередь и в третий раз. Но, обычно, хлеб уже заканчивался…
               Так почему же были такие проблемы с хлебом? Всё очень просто: народ, чтобы прокормиться, заводил скотину и птицу. А так как кормить скотину и птицу было нечем – кормили хлебом.


                Дедушкин сад

            Как-то летом мать сказала мне:
            - В воскресенье нам с тобой надо будет съездить в Боёвку на кладбище, - немного задумавшись, добавила: - Зайдём на нашу усадьбу.
           Я знал, что мать родом из Боёвки. Что дедушка Устин умер, когда мне было два года. Что бабушка Маша тогда переехала к нам в Долгоруково, а когда я подрос, уехала в Дубну к младшей дочери. Что дом продали. Что на кладбище похоронены дедушка и материна сестра Надя, а в соседней оградке дедушкин брат Макар.
             Никого из умерших я не помнил. Но на кладбище ездил как минимум три раза в год: на Пасху, на Троицу и на престольный в Боёвке праздник Пантелеймона.     В наш бывший дом мы никогда не заходили. С платформы мы сразу шли на центральную улицу. Мать подходила к деревянной полуразвалившейся церквушке, которая  всегда была закрыта, читала молитвы и после этого мы шли на кладбище.
             В день поездки мать была как никогда сурова. Пока собирались в дорогу, не проронила ни слова. Молчала и когда ехали на поезде. Всё о чём-то думала, была полностью погружена в себя…
             Поезд в Боёвке стоит всего одну минуту. Мы вышли из вагона. Тепловоз как бы на прощанье прогудел два раза и потащил вагоны в сторону Ельца. А мы пошли не на центральную улицу, как обычно, а наискосок в железнодорожную посадку.
             Продравшись через заросли американского клёна, мы оказались в зарослях яблоневого сада. Сад был настолько заросший, что идти было практически невозможно. Ветки переплелись между собой, лебеда не давала идти, крапива по пояс…
             Преодолев все эти препятствия, мы вышли к дому. Вернее к домику. Он был настолько маленький, с малюсенькими окнами, что показался мне игрушечным. На двери висел амбарный замок. Дом стоял в крапиве и в лопухах. Очевидно, сюда не приходили несколько недель…
             - Вот в этом доме я родилась, сынок, - сказала мать.
             - Как же вы все помещались? – удивился я.
             - Нормально помещались, - ответила мать.
             - А кто тут живёт теперь? – спросил я.
             - Не знаю? Самой интересно. Наверное, уже никто не живёт. – Мать обошла дом. – Видишь, огород даже не копан.
             - И сад совсем запущен! –  проснулась во мне домовладельческая  жилка. – Яблони-то надо обрезать, междурядия перепахивать.
             - Этот  сад не хозяйский, сынок - уточнила мать. – Да, был наш. Мой отец всё тут посадил. А теперь этот сад колхозный.
             - Ничево себе! – удивился я. – Я этого не знал.
             - Ты многого чего не знаешь… - не то с горечью, не то с тем смыслом, что и хорошо, что я многого не знаю, сказала мать.
             - Мам, расскажи!
             - Чего тут рассказывать? Отец пришёл с Первой мировой, а ему говорят: жена умерла, дети кто где. А тут революция. Неразбериха, голод. Отец революцию не принял. Занялся хозяйством. Женился, детей всех забрал. С моей матерью родили ещё восьмерых. Жили бедно. Чтобы хоть как-то выбраться из нищеты, отец яблони посадил. А в тридцатом году в селе стали организовывать колхозы. Отец в колхоз не пошёл, устроился путевым обходчиком на железную дорогу. Сад  отобрали в пользу колхоза.
            -Как же так?
            - Очень просто. Пришёл комиссар с наганом, прочертил линию и сказал: «Устинака, перейдёшь – пристрелю!»
            - И что же, вы в сад больше не ходили?
            - Нет.






                Квасевич

              Сколько себя помню – я всегда любил хорошую музыку. Возможно, эту любовь мне привила мать. У нас в доме была гитара. На ней мать иногда играла мне и напевала. «Во саду ли, в огороде», «Из под дуба, из под вяза», мелодии «Бандура», «Подмосковные вечера», «Катюша»… Мать в молодости играла на семиструнной гитаре в оркестре народных инструментов.
             Я мечтал научиться играть на гитаре!
У нас в школе был вокально-инструментальный ансамбль. В нём занимались старшеклассники. Репетиции проходили в Пионерской комнате. Если дверь не была прикрыта плотно, я подсматривал в щёлочку…
             Ребята из ансамбля мне казались небожителями. Электрогитары переливались, звукосниматели, переключатели, рычажки – блестели. Звук у гитар был не такой, как на нашей домашней гитаре… Особенно божественно звучала гитара с толстыми  струнами…
             Однажды в наш класс зашла пионервожатая и сказала, что набираются ребята семиклассники в вокально-инструментальный ансамбль. Вот это была новость!!
             Я сразу же записался. Вместе со мной записались ещё человек семь.
Начались репетиции, вернее, занятия. Руководитель объяснял нам теорию музыки, чертил схемы аккордов. Как выяснилось, труднее всего было научиться играть на ритм-гитаре, т.к. нужно зажимать одновременно все шесть струн.
             К моей удаче, я быстрее всех выучил аккорды и научился их зажимать. Кто-то освоил бас-гитару, кто-то соло. А кто-то отсеялся…
             Месяца через три мы уже играли в составе ансамбля. А ещё месяца через три, нас выпускали на разогрев на школьных танцах.
             На следующий год в старшей группе некому было играть на бас-гитаре (парень закончил школу и уехал в город в институт). Т.к. я вполне уверенно знал ноты на грифе, то играть на  бас-гитаре мне не составило труда. Времени на репетиции особенно не было. Наш коллектив постоянно приглашали во все деревенские школы района, и мы выезжали на выступления практически каждую неделю. Весь репертуар наизусть я не знал, поэтому играл, как говорится, с листа. Ритм-гитарист играет аккорд, я вижу, что это за аккорд, и зажимаю нужные ноты у себя на басу.
            В это же время наш руководитель ансамбля набрал ещё одну группу семиклассников. Но у этих ребят  дело как-то не заладилось. Никто так и не научился играть на соло-гитаре. Руководитель предложил мне поиграть в младшей группе.
            Таким образом, в восьмом классе я играл сразу в трёх группах: в своей группе на ритм-гитаре, в младшей на соло-гитаре, в старшей на бас-гитаре.
                Всё было неплохо. Вот только репертуар…
                Мы исполняли песни  известных в СССР ВИА: «Весёлые ребята», «Самоцветы», «Пламя»…
              Поначалу все эти песни меня не сильно раздражали. Но когда я стал вникать в мелодику и в тексты, то понял – это полное фуфло!!
             Вот, например песня «Весёлых ребят» под названием «Корабли» - аккорды приметивнейшие, текст наибанальнейший. А припев – просто отпад…
    
Корабли, корабли
То без моря грустно вам, то без земли
 Корабли, корабли,
 Корабли, корабли, корабли...

               Очень всеобъемлющий  текст…

            Или, вот ещё один пример:

                Не волнуйтесь, тетя

В детстве, очень давно, помню шло одно кино
Там забавная пеcенка звучала
Вот прошло много лет, этой пеcенки куплет
Навсегда в память врезался мою
И чтоб детство снова вспомнить, я пою
Ой, напрасно, тётя, вы лекарство пьете
И всё смотрите в окно (Ой, ой!)
Не волнуйтесь, тётя, дядя на работе
А не с кем-нибудь в кино
Ой, напрасно, тетя, вы так слезы льете
Муж ваш редкий семьянин
Так что не грустите, и его простите
Ради ваших именин
Год за годом идёт, тётя дядю ждёт и ждёт
И дождаться сумеет ли, не знаю
И никак не пойму, вспоминаю почему
Этот в общем незатейливый сюжет
Ведь ни дяди у меня ни тети нет
(Нет. Нет!)
Ой, напрасно, тётя, вы лекарство пьете
И всё смотрите в окно
Не волнуйтесь, тётя, дядя на работе
А не с кем-нибудь в кино
Ой, напрасно, тётя, вы так слёзы льёте
Муж ваш редкий семьянин

Так что не грустите, и его простите
Ради ваших именин
Если дождь бьет в окно, и ничуть мне не смешно
И припомнилась давняя обида
Как спасательный круг, мне бросает память вдруг
Тех безоблачных лет напев смешной
И тогда с улыбкой говорю я: "Ой, ой, ой, ой!"
Ой, напрасно, тётя, вы лекарство пьете
И все смотрите в окно
Не волнуйтесь, тётя, дядя на работе
А не с кем-нибудь в кино
Ой, напрасно, тётя, вы так слёзы льёте
Муж ваш редкий семьянин
Так что не грустите, и его простите
Ради ваших именин

             (Как ни странно, эту песню до сих пор крутят на различных радиоканалах. Лично мне было бы стыдно исполнять такое на публику).

             … У меня дома был транзисторый приёмник. Всё свободное время я его слушал. К сожалению, выбор программ был небольшой. Но по Радио «Маяк» иногда передавали «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Таким образом, я слушал группы «АВВА», «Boney M», эстрадные оркестры, джаз.
            В 1981 году мы с матерью сдали картошку, и на вырученные деньги я купил себе катушечный магнитофон.
            В то время в селе стали появляться «личности» (впоследствии их называли фарцовщиками), предлагающие купить записи иностранных рок-групп. Таким образом я приобрёл альбомы «Pink Floyd», «Дип Пёрпл», «Led Zeppelin».
               Вот это была музыка!! (Как говорит  батюшка Андрей Лазарев, в прошлом лидер-гитарист: «Это Божественная музыка!!» Отец Андрей на каждое Рождество устраивает в кимрском драматическом  театре концерт, на котором исполняет на гитаре партии самых популярных зарубежных рок-гитаристов).
                … К сожалению, эта музыка была не наша, не советская. Было непонятно, о чём пели музыканты. Приходилось лишь догадываться, доверяться своим чувствам и возникающим ассоциациям.

                Однажды мне предложили купить несколько катушек. Я просмотрел коробки. «Машина времени», «Воскресение», «Жар-птица», «Зоопарк». Названия групп мне ни о чём не говорили…Цена была раза в два больше, чем за западные рок-группы. Продавец сказал: «Возьми, не пожалеешь!»
             Купил!! (Это был мой месячный заработок на танцах). Стал слушать, и – действительно не пожалел! Эта музыка была намного круче, сочнее советских ВИА. И ничуть не уступала западным рок-группам. Во всяком случае, музыкальное исполнение было не хуже. А текст на родном языке!
              Я был просто удивлён: неужели так можно играть, и петь на русском языке?! А тексты… Какие были тексты!! Образность, романтизм, порыв к свободе…

                Записи перечисленных рок-групп уже звучали изо всех магнитофонов нашего села…
              Естественно, некоторые особо полюбившиеся песни мы включили в репертуар нашего ВИА. На танцах новые песни шли на ура. Публика требовала всё новых песен.
            К сожалению, не все песни  мы могли сыграть. Некоторые  были очень сложные в исполнении, и нам не хватала мастерства. На некоторые песни нам элементарно  не хватало эффектов аппаратуры.
              Но мы не сдавались. Постоянно  репетировали, совершенствовались, сами паяли различные примочки на гитары.
              Несмотря на то, что я очень много играл в составе трёх групп, я ещё очень много времени проводил с гитарой у себя дома. И вот однажды я сочинил песню. Песня была о неразделённой любви (автобиографическая), но в стиле рок. Т.е., текст был лирический, а мелодия «тяжёлая». Такие песни поёт Сергей Попов из «Жар-птицы».
           Потом я сочинил ещё несколько песен, как бы сейчас сказали: «в бардовском стиле» (в то время о бардах я вообще ничего не знал). И, как-то само собой получилось, я сочинил несколько песен «под Машину времени».
            Песни «под Машину» я принёс на репетицию и преподнёс ребятам, как песни Макаревича  из нового альбома…
            Не знаю, насколько поверили ребята. Но три песни были включены в репертуар и неоднократно исполнялись на танцах. А ко мне прилипла кличка – Квасевич.




                Как ке-гэ-беш-ник снял с меня розовые очки


            Ту страшную ледяную зиму – 1981-1982 мы с матерью кое-как пережили…
            Несмотря на то, что дровами и углём мы запаслись – всё равно этого не хватало. Приходилось экономить. В доме температура была + 12-14. Иногда холоднее. Спал я под ватным одеялом, в спортивных шерстяных штанах и в свитере. А днём не снимал фуфайку и старые валенки.
            До сих пор удивляюсь: ведь как-то я ещё делал уроки?! И на гитаре играл…
            Мысль у меня тогда была одна: скорее бы пришла весна и скорее бы потеплело!
            И вот, весна пришла. Потеплело. И у меня родилась  песня:



        В ожидании весны

Зима давно нам надоела
Своей изнывшейся пургой.
Лет двадцать не было такой,
Но всё ж её ты одолела.


Весна теперь не за горами
И очень скоро к нам придёт.
На целый год зима уйдёт,
Со льдом, морозом и снегами.

Вновь будет сухо и тепло,
И звонко птицы запоют,
Черешня с вишней зацветут
Всем нашим недругам назло.

Так будем вместе долго жить,
И много зим перенесём.
Мы не одни, ведь мы вдвоём.
И наш очаг не затушить!

             На каком-то школьном мероприятии я спел эту песню.
             Через некоторое время ко мне подошла классная руководитель и сказала:
            - Игорь, тебя вызывают.
            - Куда? – пожал я плечами, стараясь понять, чего такого я мог натворить. – К директору? –  За всё время  учёбы к директору меня вызывали всего один раз, и один раз к директору вызывали меня вместе с матерью. Меня вызывали за то, что я отказался ехать в Липецк на военизированную эстафету. А отказался я потому, что в день проведения соревнования я должен был выступать на выпускном вечере одной очень хорошей девочки, которая мне очень нравилась. Я  тогда для себя решил: на этом вечере я спою песню, которую ей посвятил. Но директор сказал: «Если не поедешь на соревнования, то имей в виду, что на следующий год у тебя будут выпускные экзамены. Можешь не сдать…» Мою мать директор спросил: «Вы знаете, ваш сын выступает на танцах. И ему платят деньги?!»  Мать ответила: «Да, знаю. А што тут такова? Законом не запрещено. Любой труд должен оплачиваться. Тем более, парень живёт без отца. Деньги ему не помешают!» Директор насупился: «Ну не знаю, ну не знаю?! Смотрите, я вас предупредил…»
             -  Нет, - холодно ответила классная. – Завтра к десяти утра в райком комсомола, в кабинет номер четыре.
            Весь день я ломал голову: зачем меня вызывают в райком?! Объяснений у меня не было.
            На следующий день, после второго урока я отправился в райком комсомола. Нашёл нужный кабинет. Постучался. Мне разрешили войти. Вошёл в кабинет. В кабинете были двое. За столом сидел первый секретарь комсомола. (Я его знал в лицо. Он как-то раз приходил к нам на репетицию, интересовался, что за песни мы исполняем. Советовал, чтобы было поменьше Макаревича, а побольше песен советских композиторов). У окна стоял незнакомый мне мужчина в костюме и галстуке.
             - А-а, Игорь, здравствуй, -  дружелюбно поприветствовал меня секретарь. – Ты ведь в школьном эстрадном ансамбле играешь?
             - Здравствуйте, - робко ответил я. – Да, играю.
             - В школьной самодеятельности принимаешь участие?
             - Да.
             - Поёшь?
             - Особо нет, - ответил я. – В ансамбле солист поёт. Ну, а в классе иногда пою.
             - Песни сочиняешь?
Я замешкался. Я  ведь мало кому  говорил, что песни сочиняю. Даже не сказал своей классной и учительнице по литературе. И даже матери не сказал! Знали лишь ребята из ансамбля и некоторые одноклассники. Но ведь в том, что я сочиняю песни, плохого ничего нет?! Просто у нас это как-то не принято. И мне было немного стыдно…
             - Сочиняю, - ответил я.
             - А вот ты недавно в школе пел песню. Можешь прочитать слова? – спросил меня тот, что был в костюме и галстуке.
             Я процитировал текст песни. Тот, который был в костюме и галстуке задумался.
             - А что ты имел в виду под словами «Зима давно нам надоела», - спросил он.
             - Имел в виду, то, что зима давно нам надоела, - ответил я. – Мы с матерью чуть было не замёрзли зимой.
             - А что ты имел в виду под словами «Весна теперь не за горами и очень скоро к нам придёт»? – продолжал задавать мне вопросы тот, что был в костюме и галстуке. – Это какая весна не за горами? И как скоро она придёт?
             Я стоял в растерянности. Какие-то странные вопросы мне задавал этот, что был в костюме и галстуке…
             - Ну ладно, всё ясно, - сказал секретарь. – Иди! Только вот тебе мой совет: песен больше не сочиняй!
             И тут меня прорвало:
             - Обычная весна! Уже пришла…
             Я вылетел из райкома и побежал, куда глаза глядят. Буквально через пару минут я оказался в сквере на скамейке. Немного кружилась голова. Я жадно глотал воздух и тяжело дышал. Но это было не от пробежки…
             Я понял! Меня осенило! Я всё-всё понял!!
             Я понял, кто этот тип в костюме и галстуке.
             Я понял, что он имел в виду, когда спросил у меня: «А что ты имел в виду под словами «Зима давно нам надоела».
             Я понял, что он имел в виду, когда спросил меня: « А что ты имел в виду под словами «Весна теперь не за горами и очень скоро к нам придёт»?  Это какая весна не за горами? И как скоро она придёт?»
             Я понял, зачем комсомольский секретарь приходил к нам в ансамбль на репетицию, и зачем советовал, чтобы «было поменьше Макаревича», и почему посоветовал мне  не сочинять песен.
             Я понял, что люди, жившие при царе, были не тёмные, а просвещённые. Не то, что сейчас некоторые.
             Я понял, почему мать никак не могла купить угля, зерна, комбикорма, мяса, колбасы, сливочного масла и творога.
             Я понял, почему жена председателя совхоза не вызвала милицию, когда мой отец пытался зарубить топором мою мать, и почему  предрик и милиционер тогда не заступились за нас с матерью, а стали выгораживать моего отца.
             Я понял, почему наша классная постоянно устраивала пропагандистские мероприятия.
             Я понял, почему пропаганда вообще распространялась в массы на каждом шагу.
             Я понял, почему комсомольские секретари и эти, что в костюмах и галстуках, не любят рок-музыкантов и контролируют каждое их действие.

             Я понял, какая уже пришла Весна!!!




            Апрель 2023г.

            P.S.  Сегодня, 12 июня, отмечается важный государственный праздник Российской Федерации.
           Поздравляю с Днём России всех читателей и собратьев по перу! Желаю всем единения духа и много сил. Развития - личностного и духовного, благополучия, порядка. Пусть наша Россия обновляется, совершенствуется и процветает вместе с нами!