НАТАСКА ШМЕЛЕНКА
В двадцать первом году моему курцхаару Шмелю исполнилось восемь лет, пес был в расцвете сил и на пике мастерства, однако охотницкая моя душа неожиданно заныла: хочу щенка... Убеждаю: в расцвете сил, на пике мастерства – нет, хочу Шмеленка и всё. Душа дело тонкое, затоскует – измучаешься, поэтому я не спорю, а пытаюсь узнать, есть ли на это дело Божья воля. Начинаю, конечно, с супруги.
- Душа моя, не завести ли нам маленького щенка?
- А что, уже пора? – жена отрывается от кроссворда и внимательно глядит на лежащего рядом пса. - Чем тебя этот не устраивает?
- Пока найдем, пока вырастим, старшему будет девять или даже десять, еще в силах, он молодого и выучит, они же учатся друг от друга. Мне будет легче... а во-вторых, мало ли что? И плачь потом...
- Понятно... Ну, если ты так считаешь...
Первое препятствие неожиданно оказалось легким, но радоваться доброму знаку я не торопился. Хорошую собаку и лошадь, как сказал когда-то писатель Пермитин, деньгами не купишь, их посылает случай. Я же из своего опыта могу добавить, что случай – это одно из имен Бога, поэтому первым делом обратился к небу, а конкретно, к святому мученику Трифону, нашему охотничьему покровителю.
Теперь оставалось ждать всевышнего случая, но, конечно, не просто ждать, а надо было действовать согласно пословице: на Бога надейся, а сам не плошай. Позвонил друзьям – Юрий Любимов, владелец красавицы Леськи, моё желание одобрил, Саша Кондратьев, владелец курцхаара Макса, поддержал, а Андрей Дружников, хозяин дратхаара, сказал, что заводить рановато. Большинство голосов было «за» и я решил, что глас этого народа и есть глас Божий.
Конкретных пожеланий у меня было не много, всего два: хотелось, чтобы ум у песика был как у Шмеля, а чутье – как у Леськи Юрия Владимировича. Эта самая Леська – в родословной ее кличка Звонкая Песня - чутьем поразила меня еще семь лет назад: утром, подняв нос кверху, она играючи шла по воздушному следу улетевшего вальдшнепа и только метров через пятьдесят его потеряла. О таком чутье я раньше только читал. Характер у этой красавицы, надо признаться, был нервный и капризный - в отличие от моего Шмеля, спокойного и рассудительного. О характере я, впрочем, не задумывался: четыре моих предыдущих собаки были абсолютно разные. В общем, хотелось бы еще одного Шмеля… Чутьём чуть посильнее, и всё.
Хорошо бы щенка от Леськи, но ее ни разу не вязали. Правда, у нее была родная сестра, а от нее щенки, однако следы этого гнезда терялись то ли в Самаре, то ли в Саратове.
Обратился я и к заводчикам-профессионалам – там вязка готовилась через полгода, а цены были, как обычно, заоблачные.
- Бери у обычных охотников, - советует Юра. - Если сам хозяин охотник, если в семье обожают собак и сами владельцы тебе понравились – то, что надо. Глянь родословную - и выбирай щенка.
Этот совет пришелся мне по душе – я, в общем-то, так всегда и делал.
Однако, был и еще один момент, который я соблюдал неукоснительно – щенок тоже должен был выбрать своего хозяина! С тех пор, как моя первая собачка, спаниелька Чарма, подошла ко мне сама и улеглась на мой тапочек, процесс выбора происходил следующим способом: я выбирал щеночка и, мысленно помолившись, обращался к нему с заветным словечком, приблизительно так: ты мой помощник? ты мой дружочек? скажи мне, пожалуйста... Те, которые не хотели ко мне, эти либо не обращали внимания на мои слова, либо убегали. Это были не мои.
Мои же песики вели себя иначе: один, то есть Шмель Первый, остановился и лизнул меня язычком, второй, сидя у меня на руках, тут же хватанул будущего хозяина за нос, а третий, выслушав заветные слова, сладко зевнул и улегся спать прямо в моих ладонях.
Может быть, вы скажете, уважаемые охотники, что я усложняю? Согласен. Можно поступать проще, как тот великий полководец: пришел, увидел, купил. Не понравился – сбагрил кому-нибудь, купил другого.
Вольному воля, как говорится, а я с Божьей помощью за эти годы имел уже четыре прекрасных собаки.
Не прошло и двух месяцев в поисках, как приходит сообщение от Юрия Любимова. Оказывается, он отыскал следы Леськиного гнезда и выводок ее внучатых племянников во всей красе сидит теперь в интернете. Смотрю – и с сожалением понимаю, что мне их не купить. Не судьба. Причина проста – полное финансовое фиаско! Потому что перед этим оба наших авто, и ее, и моя Нива, рассыпались и стоят на ремонте, а мы в долгах как в шелках. Жена без любимой машинки шипит и фырчит и мне легче договориться с коброй, чем с богоданной половиной.
Щеночки между тем находят хозяев и расходятся. Через три месяца остаются два мальчишки. Веселые, ушастые, смешные – показываю их жене. Просто так, без задней мысли. Машины уже в порядке, долг, слава Богу, выплачивается без особого напряжения, но каждая копейка, конечно, прибита гвоздем.
Наконец, остается один малыш. Последний. Увы, не мой... Неделя, вторая – никто его не забирает.
- Что-то его никто не забирает? Погляди, какой!..
- Мелкий очень, вот никто и не берет.
- В мамку пошел... А мы с Юрой так и хотели, чтоб в мамку. Чутье должно быть...
- Ну и бери его! Только денег у меня нет, сам ищи...
- Давай так: сейчас позвоню двум своим охотникам – чтоб одного не слишком напрягать – и если дадут в долг...
- Только говори, что отдашь не скоро.
- Понятное дело, врать, что ли, буду...
Звоню одному, звоню второму – оба радуются, поздравляют, и тут же, через несколько минут, присылают деньги!
Ну, мужики, ну... даже не знаю, что и сказать...
Сразу звоним заводчикам, договариваемся о встрече и едем.
Встречает нас всё семейство – хозяин с хозяйкой, Олег и Евгения, рядом отец щенка, репа – во! - шире чем у моего Шмеля, и стройная мамка...
Разговариваем с хозяевами - молодые, веселые, он охотник, но, кажется, пока не очень заядлый. Собак обожают, это видно и без очков. Так, думаю, отлично. Остается он, самый главный. И тут он, наконец, вырывается в прихожую – был, оказывается, заперт в ванной.
Вылетел – и остановился. Незнакомые люди. Но не боится. Ему теперь четыре месяца. Небольшой, в мамку, как я и думал. Сажусь прямо в коридоре на коленки, он стоит рядом, смотрю ему в глазки и тихонечко начинаю знакомиться: «мальчик мой, ты мой дружочек? ты мой родной? скажи мне, пожалуйста...»
Стоит, смотрит – и ничего не делает. Только хвостиком слегка туда-сюда. Н-да... То ли выбрал, то ли нет, непонятно.
Хозяйка зовет всех на кухню, раздеваемся, проходим, песик идет с нами, я сажусь на диван, он тоже залезает на диван, ложится – и кладет голову мне на коленку. Всё!
- Смотрите, смотрите!.. – хозяйка улыбается, - Голову положил...
Пьем чай, говорим о собаках, об охоте, потом о цене: нас уверяют, что расплатиться можно было бы и в рассрочку! Что ж, слава Богу.
На щенка есть щенячка, а родословную не поглядеть – родители из РКФ, а в этой собачьей федерации родословные, оказывается, выдают за деньги. Это непривычно - я помнил другие времена, когда наш МООиР выдавал родословную сразу.
Но если всё теперь за деньги, что толку смотреть в родословную?
Меня, впрочем, это уже не беспокоило – мозаика нужной мне картины почти сложилась.
Так у меня появился Шмелёнок,а в будущем – Шмель Четвертый.
Приятные мечты о маленьком послушном ученике, о воспитании юного охотника и прочее, столь же розовое и либеральное, всё это разлетелось на третий день. В доме поселился не щенок, а грызун и ураган. Убрали всё, что можно. Сразу стало понятно, что обычных знаний нам не хватает и нужно срочно искать специальные учебники – от старинных ремня и розги до более современной хворостины и дрына.
На четвертый день я понял, зачем педагог Макаренко носил с собою наган...
Разорванный в клочки матрасик, подстилка, мои носки, тапочки, подушка, провода к телевизору, светильник на стенке, выключатель на притолоке...
Главной моей задачей становится не учеба, а глаз да глаз. Жена о будущем охотнике высказывается кратко и обидно: обезьяна с гранатой! Однако, увидав, каких лещей я отвешиваю своему ученику, начинает беспокоиться, как бы я не сломал малышу психику. Сразу скажу вам, уважаемые охотники, любезные охотницы и драгоценные охотницкие жёны – не беспокойтесь, крепость нервной системы своего воспитанника я проверил в первые же дни. Произошло это так: разорвав очередную свою подстилку и украденное из ванной полотенце, к вечеру он добрался до моей подушки. Захожу в спальню – пух и перья по всей комнате, а свиненок лежит в кровати. Наслаждается. Не спеша лечу его ремнем и гоню на место. Оно, обиженное, лежит, а я собираю пух и перо в разорванную наволочку и ухожу искать новую. Через пять минут прихожу – опять перья по всей комнате! А мой охотник по перу опять носом в подушке, морда в пуху - и опять наслаждается! Хватаю за шкирку – ба! – он еще и в кровать мне написал! Надеюсь, господа любители животных, вы понимаете моё состояние.
Орали оба, и учитель, и ученик. Пока не сломалась хворостина.
Бросаю щенка на место и ухожу во двор за новой хворостиной. Возвращаюсь через три минуты - он встречает меня у двери с мячиком в зубах.
- Всё, хозяин, ты успокоился? Давай, бросай мячик!..
Мне бы такие нервы...
- Как ты будешь его укрощать, не знаю, - жена сокрушенно качает головой.
Чтобы не отчаяться в самом начале пути, старательно ищу позитив.
Например, имя своё он запомнил в первый день – в клубе РКФ, кстати говоря, дали ему кличку на букву «х». Прочитав её, я понял, что бескультурье докатилось у нас до последней русской конуры и если дать такое имя кораблику, он попросту потонет в сквернословии. Нет, мы, конечно, выбираем свою – Шмелёнок. Старший поначалу тоже приходит на эту песню, но быстро понимает ху есть ху.
Команду «на место» мы также запомнили в первый день. Причиной отличной памяти явился Шмель старший – вечером я поставил им отдельные миски и младший, ничтоже сумняся, подошел к чужой. Понимая, что сейчас будет, я отчаянно крикнул: «На место!» - в ту же секунду раздался рык и клацанье зубов! В результате оказалось, что наш мальчик, во-первых, мгновенно выполняет команду, во-вторых, уже хорошо знает своё место.
Опасаясь за щенка, пришлось, конечно, серьезно говорить со Шмелем. Слава Богу, этот умнейший пес с первого раза все понял - через пару дней я увидел в окно, как младший грызет старшего за ухо, а уши у того, как мы давно знали, было самое чувствительное место! Я вылетел на крыльцо: Шмель вертелся, рычал и даже иногда взвизгивал от боли – но не делал ни малейшей попытки укусить. И только когда шалун перешел всякие границы, Шмель сел, оскалил зубы и сказал: хватит! Младший тут же улегся на пузо и согласился.
Душа моя успокоилась.
Переживал я и том, что старший будет ревновать младшего к хозяину. Нет, ничего похожего не было, ни ревности, ни обид. Спокойный рассудительный философ – вот что это был за пес. Пример характера для хозяина.
А у младшего новый интерес – охота за хворостинами. Стоит ее забыть или спрятать ниже двух метров от пола – щепки. Нарезал ему липовых чурочек – мальчик увлекся резьбой по дереву и перестал, наконец, интересоваться проводами и выключателями. Слава Богу. Кроме чурок, выручала резиновая утка - резина оказалась крепкой и мой охотник жевал её днями напролет, пытаясь разделать. Хозяин смог отдохнуть.
К концу месяца, гуляя с собаками в зимнем лесу и обдумывая новую систему кнута и пряника, я неожиданно для самого себя заметил, что мой собачий сын неплохо выполняет команды. Ко мне, ищи, подай, сидеть, стоять... Мало этого, он уже перенял у старшего и поиск, и челнок, и подачу. Оказывается, всё усвоено. Сюрприз! Значит, пока я был занят борьбой за порядок, собачий сын учился!
Это была первая капля елея в моё сердце.
В марте получаю сообщение, что у Андрея Дружникова умирает его Макс – собаке всего девять лет. Именно Андрей сомневался - я, мол, завожу рано, и вот случилось то, чего я опасался у себя. Пишу ему, чтоб не растягивал горе, а сразу же искал нового малыша. Андрей согласен и уже через неделю присылает мне веселую мордашку Макса Третьего.
В апреле приезжаем в деревню. Готовлюсь к новым проблемам – улица, соседи, чужие псы и свобода. Не уследить. И вдруг новый сюрприз – мой хулиган не только не убегает далеко, но оказывается и очень позывистым! Три моих предыдущих Шмеля всегда неохотно отрывались от своих занятий, а этот… стоит крикнуть или свистнуть - летит на всех парах. И скорость, и вот эта вспышка постоянная – я готов, вперёд! – всё это весело охотничьему сердцу. Второе качество, которое в нем открылось – любознательность. «А что ты делаешь, хозяин? Копаешь? Я тоже хочу! Посмотри, какой червяк! Фу, дрянь! А вот косточка. Откуда? У Кузи взял. Не ходить к соседям? Мы же друзья! Вонючая? Что ты, на ней мясо – вкусная! А это кто? Лягушка? Невкусная. А ты куда? Я с тобой! В магазин? Я с тобой! В лес? Я с тобой! А я веточку подам! А я тряпочку нашел!..» Целыми днями он не отходит от меня и наш разговор по душам не прекращается - хозяин тоже впадает в детство и тоже интересуется и жучками, и паучками.
В апреле ему идет восьмой месяц – я жду пробуждения охотничьей страсти, но он спокоен. Ни птички, ни бабочки, ни даже соседские куры его не интересуют.
Открывается охота, и я беру его вместе со старшим на вечернюю тягу. С радостью подает вальдшнепа - и не пойму, это страсть у него или простое соревнование со старшим, кто быстрее найдет? Есть у тебя страсть или нет? Голуби на улице, галки на газоне, летит, разгоняет – и равнодушен...
Между тем весна в деревне в разгаре – трава, листва, белоснежные сады, соловьи... И, конечно, счастье. Какое? А вот, пожалуйста.
Утром мокрый холодный нос тыкает вас в лицо.
- Хозяин, пора вставать!..
- А сколько? Еще пяти нету! Ты сдурел? Иди на место, собачий ты сын!..
Они уходят на место, хозяин начинает засыпать, но тут опять появляется любимый скот. С грязным хозяйским тапком в зубах. Они кладут тапок на подушку и начинают тыкать им в морду хозяйского лица.
Кряхтя и чертыхаясь, хозяин поднимается, берет тапок – второго, конечно, нету, и вот, наполовину босиком идет открывать дверь. Не мог потерпеть, собачий сын... Песик весело прыгает с крыльца и летит к машине. То есть предлагает хозяину отправиться в поля! В широкие поля, на приволье и простор!
Хозяин понемногу звереет. Они понимают – тут же садятся писать, всем видом показывая, что еле-еле сдержались. Загоняем негодяя домой... пять часов утра... солнышко токо токо за церковью... Подушка мягкая тянет... тонем, тонем... Снится поле, снится юность, радость, речка, песочек, ветерок в лицо... Хлоп лапой по морде!
- Чтоб тебя разорвало, что тебе еще?
- Пора, хозяин, уже восемь!
- Охо-хо... Ты, скотина, не мог поласковей? Тыкаешь лапищей...
Выходим. Утро. Солнышко. Благодать. Открываем теплицу, приветствуем помидоры, огурцы и перцы. Всё хорошо. Слава Богу.
Бывает, конечно, и не всё хорошо, но потом опять всё хорошо. Как в сказке. Как у нас, например. Посадил дед репку. Точнее сказать, посадил дед две грядки – лук и морковка, две грядки, стенки из плоского шифера, а земля – чистый пух, шатурский перегной. Через неделю на грядку пришел крот – крот давно жил у деда на огороде и большого вреда не делал, разве что иногда бедокурил на грядке. Тогда дед заливал ему в норку дегтя и крот уходил в другое место. Так они и жили. У деда, надо уточнить, бабка в городе и бывает наездами, внучка совсем малышка, а вместо жучки два кобеля, старший, девяти лет, и молодой, девяти месяцев.
Утром трудолюбивый и радостный крот проложил по грядке новый охотничий путик. Этим же утром на огород вылетел юный и радостный охотник и почуял зверя.
Через полчаса дед вышел глянуть, где болтается щенок. По периметру грядки с репкой, то бишь с луком, была проложена канава, а в углу - нора. Лук кверху кореньями раскидан во все стороны. Грязная азартная морда доложила, что тут, под землей, зверь и его надо добыть. И продолжила углубляться в нору.
Глянул дед на свою грядку... Вспомнил он тут и бабку, и жучку, и всю твою дивизию... Однако, всё произошло как в сказке - морковка выправилась, а лук, который воткнули по новой, тоже не обиделся и вырос как ни в чем не бывало.
В конце мая на лугах поднялась трава и мы, наконец, могли приступить к настоящей учебе. Я проверил дупелиный ток – увы, на старом току дупелей не оказалось. Однако, на третий день, слава Богу, я отыскал их в другом месте, причем неожиданном – на тетеревином токовище. Тетерева уже закончили свои игры, а дупеля нет. Хотя самочки, конечно, сидели на гнездах, но эти мушкетеры еще плясали.
Приезжаем вечером со Шмеленком. Выпускаю из машины. Птичек он обнаруживает сразу, но ни стоечки, ни потяжки, ни малейшего намека, что он их как-то выделил и волнуется. Разогнал штук десять подряд и дальше полетел. Я заметил, куда пересела парочка. Привязываю веревку, навожу на перемещенного, притормаживаю, он спокойно останавливается и... начинает грызть травинку.
Три урока – результат тот же. Так есть у тебя охотничья страсть или нет? Хоть бы намек на стоечку...
В начале июня нахожу пару бекасов в небольшом болотце – летаем, спарываем, без труда находим перемещенных и опять спарываем. Первый урок, второй, третий... Что с ним делать, не знаю. Кого просить? Золотая рыбка в моем болоте не ловится. Случайно ловлю лягушку – а что, думаю, вдруг поможет? Целую ее в губы.
-Ты сдурел, Николаич?..
-Да ты говорящая, что ли?
- А то!.. – прыг с ладони и в воду. Подождал я на берегу, но потом все-таки голову включил: что ты ждешь, ты ж не Иван-царевич...
Учимся в этом же пруду плавать. Хозяин бросает в воду любимую резиновую утку.
- Подай!..
Собачий сын равнодушно глядит на пруд...
- Это что там?
- Утка, - говорю, - твоя любимая!..
- Знать не знаю. Я ваще по дупелям и по вальдшнепам, а не по уткам с лягушками...
Та-а-к... Собачий сын, судя по всему, думает, что его будут уговаривать, упрашивать, наставлять... Ага.
Железной рукой его взяли за шкирку и поволокли в воду.Как ни странно, он почему-то совсем не обиделся, а спокойно висел в хозяйском кулаке и только отщелкивался от оводов. Отпустили – поплыл.
- Подай!
Развернулся, схватил утку, вылез с добычей на берег и отряхнулся.
- А чего кочевряжился?
- Я для другой дичи рожден!
- А что ж ты без стойки тогда летаешь? Нервы мои... Я тебе кто?
- Ты мой хозяин и мой бог.
- Вот! А ты как нехристь – ни молитвы, ни оглядки на бога, ничего! И для чего ж ты рожден тогда?
Молчит.
Работаем дальше. Проверяю чутье: сажаю на нитке голубя и посылаю пса челноком. До голубя семьдесят-восемьдесят метров - хватаем ветер и летим к добыче.
За две недели тренировок по голубю криками «стоять» и веревкой добиваюсь стойки по зрячему – то есть он подбегает к нему на два метра, я ору «стоять!», он, не поднимая лапу, встает и оглядывается на меня. Вот он, мол, этот дурак, и что? Если голубь слетает, тогда прыжок - и птичка в зубах. Подать? Пожалуйста! И весь его интерес.
Эх, Шмеленок говорю, если б ты был спаниель, я бы плясал от счастья... Всё у тебя есть, и поиск, и подача, и дальнее чутье. Мозаика сложилась, а картины нет.
Ночью снится мне сон – огромный лохматый Случай, похожий на разъяренного медведя, на задних лапах гонится за мной с дрыном в руке... Просыпаюсь в холодном поту.
Утром ищу утешения у классиков. «Смирись, гордый человек!..» - это Достоевский. «Не могу молчать!» - это Лев Толстой. Патриоты и западники. В постоянной борьбе.
И у нас тот же выбор, хотя романы по этому поводу теперь писать не обязательно, теперь вопрос свелся к простейшей формуле: молиться или материться? И мы можем наблюдать, как в первом случае охотники говорят о душе, о совести и о Боге, а во втором – о половых органах, бесконечной похоти и грязном белье.
Народ в большинстве выбирает второе, то есть жизнь по страстям, но Господь дрына из рук не выпускает и как встарь, не сортируя нас на козлов и овец, учит сразу всё стадо: вначале коронованной чумой, а теперь войной. Одним баранам доходит, другим пока нет, а от козлов, конечно, и ждать нечего.
Меня тоже не забывает небесная розга и помогает с выбором правильного пути то болезнями, то несчастьями.
Теперь прибавляется и песик, не имеющий охотничьего гена, того самого, который управляет стойкой у легавой собаки.
Открываю собачьи учебники, попадается одно и то же: стойка у легавых врожденная, щенки охотно стоят по птичкам... даже по бабочкам... И тому подобное. Явно не про нас. У нас за всё лето – одна секунда с поднятой лапой по воробью и три секунды по курятнику соседа...
Андрей Дружников присылает видеоролик, на котором его четырехмесячный Максик делает стойку над своей игрушкой. Поиск, потяжки, стойки – у Андрея, похоже, гений.
А у нас Иванушка-дурачок. И хворостина - его лучшая подруга. Её не только грызут, но и приносят иногда хозяину, чтоб учил и наказывал! Вот один из примеров.
Снял и погрыз у пластиковой лейки носик. Отшлепал его этим носиком и он ускакал. Я воткнул носик на место и ушел в теплицу. Ковыряюсь в огурцах – пес мой, слышу, пыхтит и сопит в саду. Выхожу – у грядки нора и наружу только обрубленный хвост. Вокруг золотой песочек, заглядываю в нору – на дне носик лейки. Хорошо, что не успел закопать! Опять шлепаю лейкой и грожу хворостиной, объясняю, сколько стоит новая лейка и сколько на эти деньги я закуплю ему каши. Песик внимательно слушает.
Два дня лейка на месте – всё, думаю, молодец, понял. На третий день опять нет носика! Показываю на лейку и заставляю искать. Сначала приносят тапок. Потом грязную перчатку. Потом пытаются подать саму лейку. Наконец, приносят хворостину... Пори, мол, хозяин, а носик найти не могу.
Полчаса, наверное, искал я этот злополучный носик. Нашел его за забором - увидел свежую копку, разгреб, он там.
Нет, живем мы, конечно, дружно и весело, однако червячок в сердце шевелится всё сильней. Ни единой стойки за это время. Неужели генетика? Господи, думаю, только не это...
За одним наказанием идет второе: нет дичи для натаски. На открытие по болотно-луговой мелочи мы отыскали всего пять дупелей, разогнали их и больше они на этот луг не вернулись. За три дня объехав район и обойдя со Шмелями все скошенные поля, нашли единственного дупеля. Перепелки из-за весенних холодов до Шатуры вообще не долетели, а куропаток в окрестностях не было. Молодой коростель для натаски не годился, а тетерев... Все легашатники натаску по нему дружно запретили – по нему и спокойный щенок горячится и спарывает, а уж твой...
А я его, к моему горю, уже полюбил! Легкий, веселый, позывистый, нестомчивый, чутьистый, десятки раз наказанный и сотни раз расцелованный, любящий своего бога до самозабвения и готовый летать с ним по полям и лугам день и ночь!
Но ни одной стойки. И дичи нет.
- Что делать, Шмелёнок?.. - А он чмок меня в нос и палочку несет: не расстраивайся, хозяин, бросай палочку, я подавать буду.
Иногда веселят меня вдвоем, и старый, и молодой. Вот история про огурцы. Огурцы они лопают с удовольствием. Только что пошли первые, собрал я семь штук в миску, один оказался переросток, семянник, а последний – кривой опупок. Оставил миску у теплицы, занялся прополкой и краем глаза вижу, как Шмеленок тащит из миски опупок. Ладно, думаю, это неплохо, то есть, что ворует, плохо, а что огурцы любят, хорошо, витамин все-таки. Вышел из теплицы, а в миске пусто!
Поднимаюсь на крыльцо – пацаны лежат на диване и доедают последний. Картина получается такая: старший лежит и ждёт, а молодой их таскает и на диване делят.
- Собаки вы, - говорю, - бессовестные, всё слупили, а хозяину?
Старший голову опустил, виноват, мол, а молодой прыг на пол и выкатывает мне из-под дивана огурец, тот самый семянник.
- Вот тебе, хозяин, самый здоровый!
- Дурак ты, - говорю, - это ж переросток, я такие не люблю. Сами, значит, по три огурца слопали, а хозяину один? Ну не собаки вы после этого?
Пошел назад в теплицу, может, думаю, найду чего-нибудь. Нашел, возвращаюсь, а меня встречают: старый на диване, но глядит гордо, а молодой на полу сидит и перед ним два огурца. Заначка, значит, была! Но решили отдать хозяину. Опупок, семянник, а третий нормальный. Ну, только немножко откусили, с краюшку только, а так вполне съедобно.
Между тем, время бежит, а учеба стоит. Юра Любимов пишет: «Не расстраивайтесь, за солью и болью Господь всегда утешение посылает, надо потерпеть... У Кондратьева должны быть перепелки, позвоните...»
Звоню Саше Кондратьеву – есть перепелки или куропатки?
- Есть. Приезжай, Николаич!
Приезжаю. Пойма Оки. Прекрасные угодья. Пшеница, овес, между ними скошенные луга с отавой, рядом некоси с невысокой травой и цветами. Вечер, звезды, запах мёда с полей – и крики перепелок со всех сторон. Рано утром выходим, ищем, вот она орет недалеко – поднять не можем! Ни Шмель старший, ни Макс Кондратьева... Ищем причину, а она у нас на сапогах – все голенища в нектаре от цветов, липкие и сладкие. Приезжаем к водичке, умываемся, купаем собак, пускаем по отаве, где меньше цветов – результат тот же.
Договариваемся о новой встрече – цветы отцветут, зерновые поля скосят, перепелка перейдет в некоси... Так мы предполагаем. А Бог, как известно, располагает.
Через две недели Кондратьев проверяет угодья – поля скосили, но в некоси пусто, ни перышка! Даже стайка куропаток, которую он находил в первые дни после открытия, и та куда-то пропала.
Остается слабая надежда на коростеля – подрастет местный, подойдет пролетный, авось начнут держать стойку. Подрос, подошел – и сидел либо в кустах, либо в такой травище, что я не видел ни Шмеленка, ни его работу. Три дня помучились и бросили.
И сел я у окошка, и посыпал голову пеплом... Больше никто не мог мне помочь, ни тяжкий труд, ни опыт, ни доктора собачьих наук, ни говорящая лягушка...
В красном углу у меня иконы, на одной из них святой на белом коне и с соколом на руке... Покровитель мой, заступник мой, чем я прогневал Его, скажи мне, пожалуйста, что я сделал не так?..
Середина сентября. Скоро начнет высыпать вальдшнеп. Но как по нему учить? Там половина таких бегунов, что коростель зеленеет от зависти.
Шестнадцатого сентября звонит Юрий Любимов: вы собираетесь учить щенка? Где, кричу, где ты их видел? Перепелки? Куропатки? Где? Явки, пароли, координаты?
- Приезжайте, найдем! – уверенно отвечает Любимов. Не верю уже...
Расположились у Юрия на пасеке и первым делом поменяли полы в мастерской, поставили новый топчан и железную печку в углу. Если бы не эта печь, хочу отметить, остался бы мой щенок балбесом. Небо в эти две недели не просто поливало нас дождиком, оно поливало нас день за днем, а когда уставало поливать, угощало мгой и туманами. Перепелки и куропатки это не лягушки и дождик для них унылая пора. Юра показывает мне балку с куропатками: около тридцати штук. Спарываем двенадцать раз подряд – и опять дождь!.. Печь сушит, греет и даже выдает советы – используйте просветы! Используем.
После утреннего дождика едем в знакомую балку. Балка, кстати говоря, называется Золотой и красотой вполне оправдывает название: на одном её краю березовая роща, нежно-золотая в эту пору, за рощей – зеленые озимые, на другой стороне пашня, а по склонам заросли шиповника и терна, небольшие деревца боярышника, несколько огромных дубов, пара столетних берез, и в самом конце, в низине, ветла, ивняк, ручей... Мало этого, вся балка покрыта земляникой и в июне, говорит Юра, они приезжают сюда всей семьей.
Отыскали и спороли две куропатки и больше не нашли ничего, кроме выводка сов.
На следующий день Юра привозит нас на пшеничное поле с перепелками – поле, увы, скошено, в некоси по краям спарываем три перепелки – всё.
На пятый день – с утра погода, ура! – Юрий Владимирович на работе, но дает координаты... приехали... Перед нами - огромная балка, с отростками, с вершинами, с лесопосадками по краям. Отличные угодья для куриного племени - трудимся с шести утра до двух часов дня. Шмеленок старательно челночит вверх-вниз и так же старательно обыскивает кустики внизу - я догадываюсь, что учеба по коростелю в кустах не прошла даром, - но учебной дичи нет! Всего две перепелки в кукурузе на краю балки – что там происходило, не знаю. Спорол, и всё. Был и вальдшнеп в посадке, однако слетел далеко.
В два часа дня я еле заполз в машину и понял, откуда у человека растут ноги и куда могут засунуть нашего брата разгневанные небеса.
В воскресенье выходной. В храме поют: кресту Твоему поклоняемся, Владыко, и святое воскресение Твое славим!..
После обеда отдыхаем на пасеке...
- Не расстраивайтесь, - утешает меня Юра, - щелкнет у него, упрямый просто... Мало работ пока...
- Ты думаешь, это не генетика, Юра? Похоже на сбой - оттуда начало...
- В начале было Слово, и Слово было у Бога...
- Это да, это красота, я тоже это помню. Но у нас, похоже, вначале было матерное слово. Потому и сбой... Или ты думаешь, это охотника наказывают?
- А почему нет? И охотника надо смирять. Все мы грешные...
- Спасибо, Юрий Владимирович, утешили...
Юре завтра на работу и он показывает мне на карте новые места: за Золотой балкой есть еще одна, выходящая к пойме речки Зеленой...
На следующий день еду к Зеленой балке, три часа ходьбы - пусто, потом дождик, туман, сырость, по раскисшей дороге на полном приводе приползаем домой, снова печка и нервы. Звонит Сашка Кондратьев, веселый, хохочет, утешает: всё отлично, Николаич, нашим путем идёте, мы с Максом прошлый год целый месяц с ремнем целовались!
- А мы четыре месяца с хворостиной, одна стойка за все время и та по курятнику...
- Правильно, сразу по стаду! Чего по мелочам вставать?..
Сашка смеется и мне почему-то легче. А ведь, правда, думаю, дичи-то мало и работ маловато, огорошить бы его дюжиной подъемов хотя бы дня три подряд, глядишь, и щелкнуло бы у него. Эх, Господи...
Девятый день. Юра на работе, спрашивает: как учеба? Сообщаем: «Сегодня, Юрий Владимирович, собака не выдержала постоянных наказаний и бросилась на хозяина!.. Дело было так. Я сел на пенек и начал вытряхивать мусор из сапога. В это время собака выскочила из-за куста, прыгнула на хозяина сзади, свалила на землю, наступила ему на грудь лапой, облизала и обслюнявила без всякого сожаления...»
Одиннадцатый день. Погода неплохая, без дождика – еду опять в Золотую балку, вдруг вернулась стая? Подъезжаю, выхожу – навстречу охотник с собакой. Они отыскали одну перепелку и вальдшнепа в роще, и всё. Куда теперь идти нам, Бог весть...
Золотая балка разрезана дорогой на две неравные части – слева от нас узкая вершина, но там, мне кажется, пусто. Однако делать нечего, пойдем хотя бы туда.
Идем – и через двести метров спарываем стайку из семи куропаток. Так! Это уже случай помогает! Или это святой Трифон вспомнил о нас? А, Шмеленок? Шмеленку не до меня.
Начинаем учиться. Пять работ по перемещенным, затем поднимаем выводок перепелок, ищем перемещенных, потом еще три перепелки - набирается полтора десятка работ. Звоню Юре.
- Летает, Юра. Мало этого, он даже не обозначает, что он их причуял! Все мои собачки при запахе либо тормозили, либо как-то отмечали запах и сразу было понятно, что рядом дичь! Крикнешь «стоять!» - и идет учеба. А тут? Ни остановки, ни волнения, хватает их издалека и летит прямо к птице, тут же поднимает, я ору, он встает. Вот тебе твоё чутьё!
- Чутьё отличное.
- Как учить его при таком чутье, ты мне скажи?.. Просто летит до подъема и всё! Юра, на команду «стоять» он сразу встает, но если бы он наброд как-нибудь обозначил, тогда б я его останавливал, а он же сразу к птице...
- Попробуйте со старшим Шмелем, он станет, командуйте младшему...
Приезжаю на следующий день со старшим, Шмель встает, Шмеленок, наоборот, включает форсаж, плюет на мой крик и перепелка еле успевает уйти его зубов. Попадаются ещё несколько перепелок, но вместо учебы у пацанов начинается соревнование, кто быстрее поднимет. Ору и раздаю пинки. Вот, вижу, они дружно идут на потяжках - должна быть стоечка... Как бы не так! В четыре ноздри они выходят под хвост куропатке, она заполошно взрывается из травы, а псы стают. Орать уже нету сил.
Наконец, еще одна работа. В высокой траве оба пса напарываются на стайку куропаток – разлетается несколько штук, а собаки стоят. Вижу, как замер Шмеленок. Ба! Даже лапа поднята. Делаю два шага к нему – вылетает куропатка. Пес дергается, но остается стоять. Так. Вылетает еще одна - Шмеленок стоит и я решаю стрелять. Надо показать, надо дать помять, все-таки он стоял! Принесет, потискает, авось, станет спокойнее. Приносит. Она жива, задет кончик крылышка. Хорошо. Надо всё повторить: привязываю её в травке – опять летит напрямик и пытается схватить. Тренировки не получается.
Следующий день, тринадцатый день учебы. Опять мы в Золотой балке. Старшего больше не берем. Отличная погода, отличный челнок и отличная перепелка из-под носа – хозяин орет, пес стоит, эхо отзывается, а небо молчит.
Перехожу на другую сторону балки – где-то здесь вчера поднимали куропаток. Пес скачет впереди, уже на вершине склона. Не спеша, поднимаюсь и вижу, что он стоит. Вряд ли по дичи, думаю, голова кверху и смотрит куда-то. На поле, что ли, увидел кого? Не спеша подхожу, он по-прежнему стоит с поднятой головой. На поле никого.
- Давай вперед, что ты уставился...
Песик делает три шага, опускает голову – вылетают две перепелки! Стойка? Голова почему-то кверху... Леська, правда, тоже иногда так стает, а Шмель обычно носом к птице. Неужели все-таки стойка? Как у бабки... Хотя почему нет, он же ей внучатый племянник...
Идем к перемещенной – заметил, куда села. Подходим к месту – и он стает! И стает далеко от места посадки! Вперед! Идет на потяжках, я следом, он стает, я рядом, он идет дальше, я следом, он стает - я рядом. И она вылетает!
Стреляю – перепелка падает, а я опускаюсь в траву.
Пологий склон, поросшая травой и редким кустарником балка, а надо мной – небо. Бесконечное небо. Господи, слава Тебе...
Пока Шмелёнок ищет добычу, я вижу, как светлая искра падает на темный камень в моем сердце и холодный гранит даёт трещину.
Между тем песик копается, а найти добычу не может. Помогаю, показываю, ходит кругами – нет. Поднимает голову: где она, хозяин? Не расстраивайся, говорю, это бывает, особенно у перепелок – западают и запаха не дают. Воткнем палочку на этом месте, вернемся через двадцать минут, никуда не денется.
Уходим дальше по склону. Стойка! Куропатки. Одну выбиваю и начинаем искать перемещенных. Стойка! Перепелка. Стреляю – падает! Опять стойка - опять перепелка! Стук – есть! В этот счастливый момент звонит Юрий Владимирович: как учеба? Поём ему прямо в телефон! Слуха у нас нет, а глотка теперь тренированная, поэтому Золотая балка замирает, а эхо летит над оврагом, над южной Мещёрой и дальше, дальше над русскими полями и лесами до синих морей и океанов.
Четырнадцатый день. Несколько стоек по куропаткам – не стреляем, стайка небольшая, надо беречь. Переезжаем в Зеленую балку и находим высыпку перепелок. Неторопливо – кто бы мог подумать об этом еще вчера? – неторопливо он идет на потяжках, иногда оглядывается и ждет, пока я дотопаю. Делает ли он стойку сразу по птице или стает по наброду – от радости я даже не приглядываюсь. Десять работ. Скорость высокая, но явно работает на хозяина! Стреляем, подаём, ищем, стаём и опять стреляем - и я забываю, что охочусь с первопольной собакой.
Вот и пришло оно, долгожданное...
Обсуждаем работу с Юрием Владимировичем. Впереди у нас вальдшнеп, но решаем, во-первых, дать Шмеленку отдохнуть, осознать, так сказать, всю глубину и дозреть, а во-вторых, подождать хороших высыпок вальдшнепа – две-три птички за выход как сейчас, маловато. В третьих, и в Шатуре у меня дела: заготовить на зиму дров и настрелять, по возможности, уток – план по зимним запасам жена не отменила. К тому же завалился забор. Утки да зайчики – раскрыты сарайчики, как говаривал мой отец.
Через две недели, тринадцатого октября, Юра с Леськой подняли десять вальдшнепов. Четырнадцатого октября Покров Божией матери - в нашем селе престольный праздник. На утренней службе просим благословения у Богородицы, а пятнадцатого к обеду мы опять у Юры на пасеке. Шмель, Шмеленок и я.
Вечером спороли трех вальдшнепов и сели с Юрой за разбор полетов. Начали с моих ошибок. Предполагаем две. Во-первых, беготня на прогулках за птичками - я на это глядел сквозь пальцы, а во-вторых, разрешение подавать птицу на весенней охоте.
- Но этой горячке нельзя было разрешать, Юра! А я и не подумал об этом. У старшего другой характер, сам видишь, спокойный флегматик, - и то я тогда осторожничал! У него в три месяца стойки вовсю, а в полгода он уже работал по голубю, я даже ролик снял. На следующий год, правда, недели три мастерил: то дупелей спарывал, то уток не подавал, но потом всё - как обрубило.
- Дошло до сердца... Леська тоже спарывала, месяц я возился, наказывал, в лесу грозил оставить! Брошу её и гоню от себя: уходи, ты мне нужна! Идет следом, воет, голову вниз. Иногда спорет - всё, охоту бросаем и домой, её на место и никто не разговаривает с нею. Подойдет, прощения просит. Опять едем на охоту, начнет хорошо, потом опять горячка, опять наказываю.
- Юра, может, поэтому и тужить стала при подводке?
- Скорее всего. Боится спороть.
- На испытаниях, кстати, балы нам бы срезали, а на охоте даже плюс: стаёт далеко, ждёт, идёшь не торопишься, пусть и тужит – куда им от такого чутья?
- Поэтому я и хотел вам собачку с дальним чутьём!.. Но пока, конечно, балбес, летит до упора и всё. Перепелки, эти сидят крепко, а вальдшнеп не будет.
- Получается, что лучше всего вставать ему по наброду!
- Да! И не торопясь, с оглядкой, подводить. Контакт с хозяином! Это главное.
- Опять мы против правил – пустыри будут!
- Пусть. Леська быстро разбирается.
- Шмель старший, кстати, работает с заходом на охотника – тоже против правил на испытаниях! Всё у нас с тобой против правил.
- На испытаниях своё, на охоте своё. Одно другому не мешает.
- Получается так: почуял наброд – стоять! Полетел поднимать – стоять! Поднял птицу – стоять! Только рявкай.
- Ну да. Луженая глотка плюс терпение.
- Ладно, стоять научим, он уже немножко может. А вот как при безветрии пользоваться сразу и верхним и нижним чутьем...
- Этому не научишь. Это он должен сам понять. И как только он проведет вас метров двести, и распутает весь наброд, и станет, и перед ним поднимется вальдшнеп – можете плясать. Только орать не надо как в Золотой балке.
- Первые стойки были, Юрий Владимирович, а вы... Не понять вам, флегматикам, счастливых холериков!
- Я понимаю: надо трудиться.
Трудиться и молиться пришлось тринадцать дней. Тогда мне казалось - долго, а теперь кажется – пролетели эти деньки легким вальдшнепом в золотой листве и скрылись, не оставив после себя ни горечи, ни темного пятна.
Учеба шла как положено: от криков «стоять!» до угрозы расстрела. Выпустили его на пару с Леськой, она встала, он полетел, я рявкнул, на хозяина плюнули, вылетели, спороли – я начал ломать березовую розгу...
- Евгений, оставьте березку!..
- Да розгу хочу!..
- В руку толщиной?..
- О Господи...
Отломил ветку, выпорол от души – пошли дальше. Леська начинает ходить на потяжках и обследовать наброд, Шмеленок суетится рядом, она стает – и наш неслух тоже встает, но не по птице, а по Леське - секундирует. Первый раз в жизни! Так. Это означает одно: учится! Учится племянничек у бабушки... А со старшим Шмелем – соревнование...
- Вот же учительница, Юра! Интересно, что она им говорит? Прямо тайна какая-то... И старший с ней секундировал, ума набирался, и младший туда же. Удивляюсь...
На второй день перед охотой провожу с юным работником беседу.
- Шмеленок, - говорю, - ты знаешь, как Юрий Владимирович нас называют?
- Знаю, хозяин, - нехорошее слово.
- Ещё бы! Балбес это не молодец. А ты помнишь их команду «ДАУН!!!»?
- Помню, хозяин. Я думал, что уже умер!
- Вот. Цени хозяина, я таких страшных слов не говорю. В контакте работай, понял?..
Наклонил он голову и даже задумался, но тут Леська вылетела из машины и, как обычно, с воплями начала нас торопить. Пошли. Через двести метров она встала, а ученик начал секундировать. Подходим, посылаем его вперед, он летит по наброду, осаживаю его командой – и он, наконец, начинает тормозить и оглядываться на хозяина... Перед вальдшнепом – стойка! Вперед! Поднимается вальдшнеп, жму на курок - не стреляет! Забыл снять предохранитель. Юра смеется. Следующая работа – и всё повторяется как под копирку, только стреляем оба сразу и вальдшнеп падает.
Следующий день. Работаем уже без Леськи и Юры. В березой роще он разбирает наброд – неторопливо и с оглядкой на меня. Протопали метров двести – потеряли. Возвращается назад, кружит, опять находит потерянный след и ведет. Я понемножку догоняю и иду следом. Опять потеряли. Он возвращается назад и я понимаю, что теперь уже выходного следа не отыскать. Эх... Ну ладно, думаю, все-таки он неплохо искал, ветра нет и носик книзу он опускал... А где он, кстати? Оглянулся – стоит! Стоит сзади, метрах в семидесяти от меня. Брось, кричу, этого не найдем! Нет, все равно стоит. Ладно, вернусь. Возвращаюсь – и он начинает подводить, отчетливо вижу, как он тянет верхом, потом опускает нос, проверяет след и опять тянет верхом! При этом одним глазом он изредка косит на меня: идешь ли, хозяин? Хозяин не только идет, хозяин всё видит, всё понимает и начинает потихоньку петь.
К сожаленью, рано пташечка запела: вальдшнеп слетает, а я промахиваюсь. Он, мне кажется, огорчается.
Многое в жизни происходит в первый раз. И у меня произошло – первый раз прошу у своего ученика прощения. За промах.
- Прости меня, Шмеленок...
Он не только прощает, он даже успокаивает – не расстраивайся, хозяин, я тебе еще найду! Скачет как мячик вокруг меня, легкий, весёлый и ловкий, и радостно плясать ему на своих молодых ножках по опавшей листве. Поет Шмеленок, поет и моя душа, а Божий мир отвечает нам золотой березовой рощей, летящими листочками и светлой печалью небес.
Вечером, как обычно, сидим с Юрием Владимировичем на пасеке.
- Юра, смотри, тринадцать дней учили работе по перепелкам, тринадцать дней по вальдшнепу – случайность?
- А вы мистику ищете?
- Ну как же, несчастливое число, чертова дюжина... А для нас – счастливое! Тринадцать - это ведь Христос и двенадцать апостолов. Понимаешь, для кого это число несчастливое? Но я не об этом хотел спросить. Полгода я ждал от него стойки, целых шесть месяцев! И в чем же смысл?
- Молились?..
- Замучил святого Трифона, каждый день к нему...
- Вот видите... Значит, душу все время от суеты отрывали, от земли – к Богу...
- Всё равно непонятно...
- Что же непонятного?.. Вам ведь нравится, что Шмеленок все время вокруг вас вьется? Палочки подает, к машине летает, на охоту зовёт?
- Еще бы, все время со мной...
- Вот и Господу нравится, что мы вокруг Него вьемся...
- Хм... Ну ты придумал...
- Есть многое на свете, друг Горацио... - Юра засмеялся, взял с собой несколько банок меда на продажу и уехал. С утра ему на работу, а нам - опять на охоту.
Четырнадцатый день. Ночью выпал снег. Едем в соседний район, в старые проверенные места. Дорога белая. Пашня тоже. Трава на обочине пополам со снегом. Подъезжая к мелколесью, вспоминаю, что в середине есть небольшой сосняк – мысль проста как топор: под соснами снега нет и они могут быть там. Если, конечно, северные прилетели к нам, а не наши умотали с ними на юг.
Молодой сосняк, не густой, кое-где березки и полянки под снегом. Местечко около километра в диаметре и вся сцена - на пригорке. Шмеленок стает носом к сосне, подхожу – вальдшнеп пурх за сосной! Пока выскочил, пока выцелил... лучше б и не стрелял. Ладно, думаю, надо соображать. Через сто метров Шмеленок опять носом под сосну. Обхожу аккуратно сосенку, всё по фэншую, посылаю вперед собаку – вальдшнеп вылетает точно мне в лоб, даже по глазам опахнуло! Бах-бах!.. Десять метров до него, что ж ты не отпустил? Вопрос риторический. Таких вылетающих в лоб будет еще пять штук, и промахов будет пять. Перед собакой стыдно, но объясняю, что это, мол, первый крыльями глаза мне запорошил! Мальчик верит, а от друзей позора не скроешь - если, конечно, не врать. Под этими соснами подняли десять вальдшнепов, а добыли двух – и горячился не юный песик, а старый (извините, Евгений Николаевич...) барбос.
Вернулись к машине, съели по бутерброду, добавили в карман патронов и пошли назад – за сосняком оставалось березовое мелколесье. Снежок начинает таять. А что, думаю, отработал же как часы, и челнок в лесу сократил, и контакта не терял - явно работает на меня! А это в нашем деле главное.
Но вторая мысль была не очень хорошая – сосняк он пролетел за час, и что, не пропустил ничего?
- Что скажешь, друг Горацио?
Горацио молчит и радостно вертит хвостом.
Нет, надо проверить. Одно местечко особенно подозрительно – я его запомнил по сухой сосне. Идем.
И опять полетели! И челноком, и кругами, и по своим следам, и у сухой сосны... Сорок минут крутились, всё обошли - ни одного! Как ни странно, но и пустырей нет – чуть остановится на старом наброде, носиком поводит туда-сюда и дальше! Слава Богу, всё делает как его учительница. Но при подводке не тужит, этого он - опять-таки слава Богу! - он не перенял. Вот, говорю, Шмелёнок, а Юрий Владимирович нас обзывали.
Чтобы не взлететь над соснами от охотничьего счастья, старательно придумываю, к чему бы придраться. Анонс, например, не делает... Правда, я еще не учил. Не работает с заходом на охотника! Рановато... На тринадцатой работе придраться всё-таки удалось - вальдшнеп пошел низко над землей и Шмеленок сорвался до выстрела... Показал ему розгу и он покаялся.
В отличие от молодого, старый охотник в этот благодатный день так и не сумел справиться с эмоциями. Доказательства налицо: в березовом мелколесье молодой охотник поднял еще семь вальдшнепов, но старый взял только трех – один раз он не перезарядился и два раза забывал снять предохранитель.
На следующий день приехал Александр Кондратьев со своим второгодником Максом. Пока его хозяин пил кофе после дороги, бандюга Макс сразу же устроил драку, прокусил ногу Шмелю и дал пинка Шмеленку. Обиженные пацаны набычились и собрались биться насмерть – по счастью, я выскочил вовремя, разогнал скотов сапогами и еще раз прочувствовал, зачем Макаренко носил в кармане наган.
Вышли в рощу, Сашка надел на Макса жилет и пес улетел. Мы, конечно, знали, что у Кондратьева рысак, но надеялись на учебу и воспитателя. Точнее, на укротителя альфа-самцов. Увы, за год ничего не изменилось. Скачки и бега продолжались.
Мы отстали и остались с двумя Шмелями.
- Это невозможно, - сказал Юрий Владимирович.
- Может, ему нравится? Купим бипер, жипиэс, и скачи... Можно и к тральщикам на соревнования, там скакуны вообще в моде.
За полтора часа Макс спорол пару вальдшнепов, третьего они взяли. Больше не было.
Вечером, пропустив рюмочку и поужинав, Александр поглядел на нас масляными глазками и сказал:
- Скачет, гад. Надо что-то делать.
- Купи, - говорю, - Саша бипер, жипиэс и вперед! Можно и стоп-сигнал на попу, есть, говорят, специальные...
- Издеваешься, Николаич, а я вам серьезно. Давайте, рассказывайте, что вы делали со своим?
Юрий Владимирович не торопясь поставил на стол кружку с чаем и глубокомысленно сказал:
- Это наука, Александр... Тут не сразу...
- Знаете что, Юрий Владимирович, кончайте: не сразу, прочитай то, прочитай это... Я простой работник Газпрома, мне кратко надо.
- Вот видите, Юрий Владимирович, - унылым голосом затянул я, - я полгода ждал стоечки, всю генетику проклял, слёз полведра пролил, все книжки перелопатил: Зворыкин, Аникеев, Пришвин... Из интернета сутками не вылезал! И всё это великое богатство охотничьей культуры ему давай кратко!
- Николаич, вот не надо про Достоевского, а?.. Я всё равно не запомню.
- Хорошо, Саша. Скажу кратко: три команды «стоять!».
- Не понял?
- Ты должен научить его трем командам. Первое – стоять при потяжке, второе – стоять при подводке, третье – стоять при взлете! Три в одном. И всё. Понял? Всю охотничью науку я тебе к одной формуле свел. Три «стоять». И всё. Луженая глотка, хворостина...
- Вы записывайте, Александр! – серьезно сказал Юрий Владимирович - Луженая глотка, хворостина, а третье, Евгений Николаич?..
- Третье не надо, там про Макаренко и про его наган.
- Может, электроошейник купить? – задумчиво спросил Сашка.
- Можно. Электроошейник, бипер, жипиээс, стоп-сигнал и квадрокоптер. Вдруг в лесу потеряется?
- Не, ну что вы за люди, а?..