- Есть несколько видов угольков…
Сказал он, глядя в костер.
- Одними, например, можно подвести брови, когда нет ничего другого…
Болотная жижа, около проваливающегося в него дома, затягивала наши ноги.
- Другими, написать нечто на стене…
Лицо за занавеской корчило рожи.
- Третьими - …
Он замолчал. Костер догорал.
- Все эти следы не вечны.
Выше лица в окошке виднелся колпачок из разноцветной бумаги. Рот издавал мяукающие звуки.
Он долго не отвечал.
Человечек выпрыгнул из окна. Серый балахон трепыхался на ветру. Обвешанная безделушками шея была наспех зашита нитками. Я едва успел выстрелить.
Позже, когда мы его сожгли, мой попутчик, мешая веточкой угольки, спросил:
- Как ты думаешь, эти угольки вечны?
- Нет.
Ответил я.
- Их смывает дождь.
Капли падали часто и тяжело.
Он вздохнул.
- Они-то и будут вечны в наших душах.
Домик погружался в трясину болота.
- Мы дали ему возможность достойно уйти.
Сказал он.
- Если бы не мы, он бы мог и дальше жить.
Мой попутчик натянул капюшон. Тройная луна улыбалась в сырости ткани.
Огонь тихо пожирал последний чурбачок с нарисованными глазами, ушами, ртом. С той поры, как мир стал удивительным до последней стадии, и самые странные фантасмагории стали реальностью, занесенные судьбой дороги, стали моим снегом.