Глава 83
Времена для Ришельё наступили тяжёлые. Умер его главный помощник отец Жозеф. Также, не выдержав чрезвычайного нервного напряжения от чрезвычайных трат, которые Король осуществлял ради своего любимца, скончался суперинтендант финансов господин Бульон. Тяжёлая болезнь Короля и столь же тяжёлая болезнь кардинала вместе создали атмосферу всеобщего предчувствия скорых перемен. А поскольку обе эти болезни затянулись, ожидающие стали терять терпение. Все, кто был недоволен, жаждали хотя бы каких-то перемен, напрасно полагая, что любая перемена принесёт что-то лучшее. Если на долю народа при абсолютной монархии и выпадает когда-либо радость, то лишь на время, когда рождается Дофин или на время, когда он хоронит своего государя или временщика. Радость от рождения Дофина прошла, радость от смерти кардинала ещё только предвкушалась, и весьма многие начали терять терпение.
Первыми, кто потерял терпение, были Королева, герцогиня де Шеврёз и фаворит Короля де Сен-Мар. Впрочем, и Король также на эмоциональном уровне желал смерти кардинала, но не подавал виду, поскольку умом он понимал, сколь нежелательно такое развитие событий.
Но ничего не произошло бы, если бы Король не избаловал Сен-Мара. Он несколько раз принимал сторону своего фаворита в вопросах, которые кардинал считал несущественными и уступал, таких, как очередное повышение фаворита, дарование ему права присутствовать на заседаниях королевского совета. Сен-Мар решил жениться на Марии де Гонзаго, но для этого ему не хватало знатности. Если бы он стал коннетаблем, герцогом и пэром, или первым министром, такой брак вполне мог бы стать реальным. Сен-Мар помнил, что де Люинь был коннетаблем. Ришельё противился такому назначению этого ещё очень молодого человека на столь высокую должность. Сен-Мар был убеждён, что если бы не Ришельё, он смог бы достичь желаемого. Кроме того, если бы был свергнут кардинал, то должность первого министра стала бы вакантной, а если бы кардинал был убит, то и его герцогство также освободилось бы, поскольку у Ришельё, разумеется, не было наследников по прямой линии, а были лишь племянницы.
Кардинал не верил, что Королева отказалась от участия в заговорах против него. Для проверки он распорядился передать ей письмо якобы от герцогини, полученное им по своим каналам. К этому времени я уже успел сообщить Марии, что у кардинала налажено изготовление поддельных писем от неё, чем он, впрочем, пользовался уже и задолго до этого, ведь именно поддельным письмом он выманил Бекингема во Францию, когда влюблённый вельможа, вопреки уверению Королевы, что она не вызывала его, всё-таки воспользовался этим предлогом, чтобы посетить Париж, добиться встречи с Королевой и уехал лишь после того, как получил алмазные подвески Анны Австрийской в качестве залога её особого к нему отношения.
Итак, я напомнил Марии о возможности таких поддельных писем, а она предупредила об этом Королеву в одном из секретных писем. Поэтому Королева прекрасно понимала, что никаких писем от Марии по каналам, ей неизвестным, приходить не должно. Поэтому после того, когда госпожа де Брассак сообщила ей, что для неё поступило письмо от герцогини де Шеврёз, Королева разыграла свою роль мастерски.
— С какой целью и какими ухищрениями эта женщина дерзает писать мне письма? — воскликнула Королева с показным негодованием. — Мне кажется, я достаточно уже претерпела по её вине! Я не желаю слушать о ней ничего, и не буду читать от неё ни единого слова. Все её письма немедленно отправляйте в огонь, даже не извещая меня об их поступлении. Гораздо лучше было бы, если бы она сама отправляла их в огонь прежде, чем запечатать и выслать мне. Она меня компрометирует перед Королём и первым министром. Никогда больше не напоминайте мне о ней!
Госпожа де Брассак поклонилась и удалилась, возвратив кардиналу это письмо.
— Прочитала? — спросил Ришельё.
— Ваше Преосвященство, Её Величество не соблаговолили даже взять в руки это письмо, повелев больше не напоминать ей об этой женщине, — ответила госпожа де Брассак, показав не сломанную печать на письме.
— Очень хорошо, — сказал кардинал и, забрав письмо, бросил его в один из ящиков своего рабочего стола.
Королева избрала себе в подруги принцессу де Конде, сестру Монморанси, супругу свойственника Ришелье и мать Людовика II де Бурбона-Конде, герцога Энгиенского, обручённого с племянницей кардинала, Клер-Клемене де Майе-Брезе, на которой он впоследствии и женился.
Весь двор заметил, что Королева как будто бы примирилась с Ришельё, и сам кардинал понимал, что для этого имелись причины. Те же, кто не знал истинных причин этого, полагал, что на уступки пошёл кардинал, поскольку положение Анны Австрийской после рождения двух сыновей чрезвычайно упрочилось. С матерью двух сыновей Короля нельзя обращаться так же, как мог себе позволить обращаться первый министр с Королевой, которая за двадцать один год брака не родила наследника.
Кардинал просил Королеву для виду проявлять к нему неприязнь, а на деле заключить мир, но произошло, разумеется, всё совсем иначе. Для виду Королева проявляла послушание и смирение, хотя внутри себя не смирилась с его вмешательством в её жизнь, которое она воспринимала как недопустимую тиранию.
Породнившись с королевской семьёй посредством женитьбы племянницы на герцоге Энгиенском, Ришельё позволил себе поступить совсем не по-семейному. Он написал пьесу «Мириама», заглавная героиня которой осуждалась им за любовь к иностранцу. Эту любовь он прямо назвал в пьесе преступной. Намёк на Королеву и Бекингема был очевиден всем, поэтому постановка этой пьесы в придворном театре перед всей знатью была чересчур дерзким выпадом даже для первого министра.
Эта пьеса испортила настроение Королеве, тем более, что солировала в ней актриса Сент-Амур, известная своим безнравственным поведением. Доверить ей играть такую роль на представлении, которое давалось в Лувре – это было просто издевательством. Король с особым удовольствием сообщал Королеве обо всех победах над Филиппом IV, братом Королевы.
— Сир, эти новости и радуют, и огорчают меня, — ответила Королева. — Я, безусловно, горжусь вами, моим Королём и супругом, но меня огорчают военные поражения моего брата и моей Родины.
— Вы можете не беспокоиться за вашего брата, мадам, — ответил Король. — Ваш брат регулярно одерживает победы, о которых я просто не рассказывал вам.
— Вот как? — удивилась Анна. — О каких победах идёт речь?
— О победах над вашей лучшей подругой, герцогиней де Шеврёз! — воскликнул Король, считая эту шутку очень остроумной. — Я достоверно знаю, что ваш брат, Король Испании, получает от вашей подруги все милости, которые только мужчина может получить от женщины! Похоже, она поставила себе целью вскружить голову всем монархам Европы!
Сказав это, Король спохватился, что зашёл слишком далеко. Мария, разумеется, заслуживала этого замечания, поскольку на её счету были и Бекингем, и Карл Лотарингский, а теперь ещё и Король Испании, а с учётом, что и сам Людовик XIII в своё время был в неё влюблён, можно было сказать, что Мария побывала в постелях правителей Англии, Лотарингии, Испании, и чуть было не побывала в постели Короля Франции. Впрочем, я не поручусь, что здесь уместно было добавлять это «чуть было». Ведь во времена де Люиня все четверо «спали под одним одеялом», как про них потом судачили те, кто умел примечать и делать выводы. Но фраза была неудачной. Ведь этой фразой Людовик сам присоединил себя к списку покорённых Марией монархов.
От Анны Австрийской не ускользнула двусмысленность этой фразы.
Но она взяла себя в руки и сказала ровным и спокойным голосом.
— Сир, я уже сказала госпоже де Брассак, а также просила передать это кардиналу, и сообщаю то же самое и вам, — сказала она. — Я не желаю ничего слышать об этой женщине. И мне, право, странно, что в те времена, когда я желала с ней общаться, мне это запрещалась, а теперь, когда я не хочу о ней ничего знать и не хочу даже имени её слышать, мне напоминают о ней ежедневно, и я вынуждена слушать о ней то, что мне не следует слушать.
— Безусловно, эту интриганку мы уже никогда не допустим не только ко двору, но и в Париж, — ответил Король, подумав при этом, что это будет славная месть Марии за её неуступчивость в своё время по отношению к нему.
Людовик считал, что де Шеврёз, которая не согласилась стать его фавориткой во всех смыслах, нарочно заводит шашни практически с любым знатным мужчиной, чтобы только как можно сильней досадить Королю. Он если уже и не любил её, то ревновал, и ревновал со страшной силой. От Марии исходила такая пылкость и такая сильная притягательность, что даже для ханжи Людовика плотская связь с ней не представлялась постыдной, а была желанной, манящей, это становилось какой-то болезненной страстью, которую приходилось тщательно скрывать и бороться с которой он мог лишь посредством показного презрения и внутреннего гнева.
(Продолжение следует)