Летом в квартире становилось слишком душно, и все окна открывали настежь. По комнатам гулял сквозняк. Митя знал, что, если встать в дверях между кухней и коридором, окажешься прямо в центре потока освежающего воздуха. Обеденный стол на это время переносили на балкон. Его ставили вплотную к окну, так что тополиный пух часто залетал со двора и прилипал к только что нарезанным помидорам и огурцам. Заметив его в своей тарелке, Ленка, младшая сестра Мити, начинала ныть и, прежде чем приступить к еде, брезгливо выбирала из нее каждую найденную пушинку. Прошлым летом мама, устав от Ленкиных выкрутасов, прикрепила к раме белую марлю. За зиму она поистрепалась и стала серой от пыли и копоти, но кнопки все так же крепко удерживали ее на месте. Но теперь это было неважно – из-за участившихся обстрелов окна, бывало, не открывали даже в жару.
Мама Мити и Лены была швеей на производстве, она уходила на работу, когда дети еще спали, и возвращалась с наступлением темноты. За старшего в доме оставался десятилетний Митя. Ему нужно было разбудить сестренку, накормить ее и отвести в садик, а после школы забрать и следить за ней до вечера. Иногда они вдвоем гуляли неподалеку от дома, в маленьком сквере между двумя разрушенными пятиэтажками. После авианалета у одной обвалилась передняя стена, а вторая почти вся превратилась в бетонные руины. Скверик с единственной качелькой в нем чудом уцелели. И Митя, рассудив, что тратить ракеты на обезлюдевшие развалюхи никто не захочет, водил сюда Ленку. Пока она качалась, брат развлекал ее рассказами о тех, кто жил в этих домах.
- Видишь, на втором этаже плита свисает и стены зеленые?
- Ага, - отвечала Ленка, обгладывая петушка на палочке.
- Там жила тетя Сима. Она ходила с палкой и все время что-то бурчала себе под нос. Димка говорил, что она чокнутая.
- Чокнутая?
- Ну да, - протянул Митя, - это когда мама разрешила тебе пирожное, а ты ешь луковицу.
Ленка громко хрустнула головой петушка и проговорила:
- Я бы ни за что не стала луковицу.
- Потом начались… начался салют… Он был такой громкий – уши трещали! Тогда все собрали вещи и уехали жить в другое место. И Димка сказал, что тетя Сима взяла к себе всех кошек, которых выбросили на улицу.
- Всех-всех-всех? – удивилась Ленка.
- Да, девятнадцать штук.
Ленка выставила перед собой маленькие пухлые ручки с растопыренными пальчиками, пытаясь представить количество кошек.
- А мама выгнала щеночка... Он был один.
Митя остановил качели и помог сестре слезть.
- Ленка, это был не щеночек. Он с тебя ростом.
- Ну и что, ну и что! – заспорила сестра. - Он холоший и облизывает мне луки.
За пару кварталов послышался грохот разорвавшегося снаряда. Ленка обрадовалась и запрыгала на месте:
- Салют! Хочу посмотлеть салют!
- Помнишь, что мама сказала? – Митька взял ее за руку и повел прочь из сквера. – Если останешься во время салюта на улице, оглохнешь и тебя не возьмут в артистки.
- Почему это? – Ленка вдруг встала как вкопанная, выдернула у него ладошку и вопросительно сложила руки на груди.
- Вот будут тебя на сцену вызывать. Скажут: «Приглашается артистка Елена Рыбалко». А ты сидишь глухая, как баба Нюра, и не слышишь.
Слова старшего брата произвели на Ленку такое сильное впечатление, что она стрелой бросилась в сторону двора.
Митя, конечно, понимал, что обстрелы могут застать их и вдали от дома. На этот случай он присмотрел место, где можно отсидеться - труба, метра два в диаметре. Она пролегала за автодорогой аккурат на полпути от школы. В ней они с Ленкой при случае и укроются. Главное - успеть туда добежать.
Была суббота, третье июня. Митька стоял на балконе и грыз большое зеленое яблоко. Небо над головой уже было ярко-синее, но зной еще не разошелся, и футболка пока не прилипала к спине от пота. Теперь у Мити на шее осталась одна только Ленка, а уроков делать было не надо. После обеда он собирался доехать на велосипеде до озера и присмотреть несколько подходящих мест для рыбалки. Хорошо бы еще окунуться, думал мальчик, жмурясь от солнца. Планов на лето у него было очень много, а в августе мама записала его в лагерь. И Димка с Ромкой тоже там будут.
- Ми-и-ить! - Ленка вынырнула из-под руки и прислонилась носом к раме. – Сделай мне пузы-ы-лики.
Митька вытащил из кармана бутылочку с принцессой на обертке и, набрав в грудь побольше воздуха, выдул целую россыпь переливающихся разными цветами пузырей. Больше всего Ленку веселило, когда они опускались в ее подставленные ладошки и замирали - всего на несколько секунд, прежде чем лопнуть. И она просила еще, и еще, и еще.
- Все, Ленка, последний раз! – предупредил Митя и выпустил вверх последнюю стайку.
- Ой! – кто-то громко вскрикнул внизу. Пустой двор сразу наполнился голосами.
Митя опустил глаза и увидел, что несколько соседок ведут под руки какую-то бабушку к скамейке у подъезда. Она была маленькой и скрюченной и еле волочила ноги. Со всех сторон сыпались вопросы, что случилось и чем помочь. Бабушка отвечала, что устала, сейчас немного посидит и пойдет домой.
- Вот, бабуля, вы уронили, - Маринка из десятой квартиры подтащила к скамейке упавшую из рук пожилой женщины пятилитровую бутылку.
- Спасибо, дочка, - закивала бабушка. – Руки совсем не держат.
Митя сунул в руку Ленке бутылочку с пузырями и вышел с балкона.
- Ты куда? – сестренка выбежала за ним в кухню. – А обед?
В чугунной сковородке лежала гора нажаренных мамой котлет. Митя тоскливо оглянулся на плиту.
- Ешь сама, - сказал он.
- Ладно, - нехотя согласилась Ленка.
- Начнется салют - лезь под диван и сиди там, пока я не приду, - прокричал из коридора Митя.
Ленка повернула ключ в замке и приложила ухо к двери – было слышно, как Митька несется вниз по лестнице.
Когда он выскочил из подъезда, незнакомая бабушка встала со скамейки и, отбиваясь от молодых мамочек с колясками, желающих довести ее до дома, тяжелыми шагами побрела прочь со двора. Митя догнал ее и молча забрал из рук бутылку с водой.
- Ты откуда взялся? - улыбнулась бабушка.
- Из дома, - коротко ответил Митя.
Идти пришлось далеко, за четыре квартала, и всю дорогу Митя мысленно зарисовывал маршрут. Бабушка шла очень медленно, так что он мог как следует оглядеться и запомнить самые яркие приметы. Жила Марья Гавриловна одиноко, на пятом этаже старенькой хрущевки. В квартире было очень светло и чисто. В горшках на окнах среди других растений Митя узнал зеленый лук, помидоры и лимоны. Принесенную воду бабушка сразу распределила по кастрюлям и кувшинам. За чаем с барбарисками она рассказала Мите о том, что насосную станцию, которая обслуживала ее дом и еще тринадцать других в округе, разбомбили, и всем приходится добывать воду самостоятельно. Марья Гавриловна и ее соседка Тамара Константиновна ходили с бутылками к роднику.
- У вас магазин в конце улицы. Зачем вы ходите через полгорода? – спросил Митя.
Бабушка опустила глаза в свою чашку и замолчала. Мите показалось, что ее тонкие высохшие губы похожи на перевернутую радугу.
Наконец она вышла из задумчивости и поставила чашку на синее блюдце.
- Митюша, - сказала она, - я старая, и мне надо чем-нибудь себя занимать… чтобы не заржаветь. Вот я и гуляю.
Они еще долго разговаривали и пили чай. Марья Гавриловна рассказала, что была детским хирургом и работала до тех пор, пока в руках не появилась дрожь.
- Как это? – спросил Митя.
- Нельзя оперировать, если у тебя руки трясутся. Я брала инструмент, а внутри меня будто кто-то стирку запускал. Ты забирался на стиральную машинку, пока она белье крутит?
Митя густо покраснел:
- Той зимой мама меня поймала и мокрым полотенцем… А как ее отключить?
- Что, милый?
- Ну эту стиралку вашу.
- Она теперь всегда со мной, - вздохнула бабушка. - Нет у нее ни провода, ни вилки. Но я все равно в больницу хожу, спрашиваю, чем помочь. Беда-то какая на нас свалилась! А врачи там все молодые, деловые, моя наука им не нужна.
Когда Митя собрался домой, бабушка вручила ему пакет с оставшимися конфетами.
- Это для Леночки.
На прощание Марья Гавриловна перекрестила Митю и шутливо погрозила пальцем:
- Смотри, донеси!
На следующий день Митя отвел Ленку к тете Клаве с третьего этажа, у которой тоже была маленькая дочка, и попросил приглядеть, пока он поиграет с друзьями в футбол.
В подъезде под лестницей хранились коляски и велосипеды. Митя выкатил свой на улицу, привалил к дереву и вернулся домой за ветровкой. Погода портилась, и накрапывал мелкий дождь, и по дороге можно было продрогнуть. Митя любил кататься на велосипеде, но в этот раз он крутил педали с особым воодушевлением – у него было важное дело.
Во двор на улице Бирюзова он въехал, когда дождь уже весело барабанил по асфальту. Буквально через несколько секунд на крыльце появилась Марья Гавриловна с пустой пятилитровой бутылкой. На ней был зеленый огромного размера дождевик, из-под которого выглядывали черные резиновые сапоги.
- Успел! – облегченно выдохнул Митя и заорал что есть мочи, стараясь перекричать дождь: Марьгавриловна!
Из окон разом высунулось несколько голов.
- Митюша! – удивилась бабушка.
Митя подогнал велосипед к самому крыльцу и по очереди снял с багажника две десятилитровые канистры.
- Я вам воду привез, - сказал он.
- Ты же надорвешься! – бабушка попыталась перехватить у Мити одну из емкостей, но он ловко увернулся.
Из разговоров с Марьей Гавриловной Митя выяснил, что в оставшихся без воды домах живет еще около тридцати одиноких стариков и инвалидов. Одних она называла по-свойски – Нюрка или Клавка, других уважительно величала по имени-отчеству. Тех, с кем была знакома только по очереди в булочной, могла описать, а об остальных слышала от приятельниц. Митя никогда не видел этих людей, но теперь, когда узнал об их существовании, вдруг почувствовал, что несет ответственность за каждого.
В тот же вечер он совершил с Ленкой взаимовыгодный обмен – засушенный тюльпан из старой маминой книги на два листа картона для рисования. Митя склеил его для прочности и черным фломастером написал печатными буквами «Бабушки и Дедушки! Я важу воду с радника. Митя» и номер телефона. Мобильный мама Мите не разрешала, но он не огорчался: с ними ходили многие ребята, но такого аппарата, какой стоял у них на тумбочке в коридоре, не было ни у кого. Все Митины друзья просили покрутить циферблат и сказать что-нибудь в трубку на завитом спиралью шнуре. А когда они узнавали, что телефону уже шестьдесят лет, это приводило их в восторг. Прежде аппарат пробуждался редко, всего два раза в неделю, - это бабушка, которая не признавала современной техники, хотела узнать, как дела у внучков. По квартире разносился тихий треск, и все знали, кто на другом конце провода. Теперь звонки не прекращались. Просили Митю. Извинялись. Плакали. Называли имена. Рядом с телефоном Митя положил маленький блокнот, куда вносил адреса просящих помощи стариков. За день он успевал привезти воду трем-четырем людям. Все они были либо одиноки, либо забыты своими взрослыми детьми. Чтобы облегчить задачу маленькому водовозу, ходячие бабушки и дедушки спускались к назначенному часу во двор. Инвалидам, которые не могли выйти, он заносил бутылки прямо домой. Мальчика везде встречали как родного. Через две недели в блокноте появилась новая графа – Митя отмечал, когда и сколько воды отвез по тому или иному адресу. Это позволяло следить за тем, чтобы запасы у его подопечных не истощались.
Друзья на Митю очень обижались. С начала лета он ни разу не ходил с ними на рыбалку и на воротах в играх против соседнего района стоять теперь было некому. Каждый раз, когда мальчик проезжал мимо на велосипеде, его обязательно окликал кто-нибудь из товарищей: «Митяй, погнали на речку!», «Мы на футбол. Ты с нами?», «Давай с нами на развалины!». В ответ Митька махал им рукой: «Я потом» и крутил педали дальше. Нужно было успеть по всем адресам, забрать Ленку из садика и разогреть ужин к приходу мамы.
И желанное им «потом» все не наставало.
Довольно долго Мите удавалось скрывать свое занятие от мамы. Она возвращалась с работы поздно и не знала ни о звонках со всего поселка, ни о разъездах сына. А Ленка была ловко подкуплена половиной гостинцев, которыми Митю благодарили старики.
Но однажды в воскресенье, когда они вместе ходили за покупками, Митю окликнула баба Зина. Митя, конечно, сразу ее узнал и даже непроизвольно сосчитал в уме, сколько воды у нее теперь должно остаться. Но мама ни о чем не догадывалась и выглядела очень удивленной.
- Митенька, сыночек, ты какой-то серенький! – сказала баба Зина и тут же строго посмотрела на маму: - Он у вас хорошо кушает?
- Да-а, - с недоумением в голосе ответила мама.
- Он у вас такой хороший, такой смелый мальчик! И так нам всем помогает! – баба Зина переложила бутылку молока в другую руку и погладила Митю по голове.
- Помогает? – переспросила мама и снова сказала: Ах, да-а.
- Мы ему говорим: «Митенька, как ты не боишься прилетов? Ведь пуляют ракетами ироды, по жилым домам стреляют». А он знай себе педали крутит.
- Да-а, - в третий раз согласилась мама, бледнея в цвет молока, - он у нас такой.
Когда баба Зина отошла, Митя подумал, что в магазине мама, пожалуй, кричать не станет, и решил действовать на опережение. Он повернулся к ней и мрачно объявил:
- Мама, мне надо с тобой серьезно поговорить!
Глаза у мамы расширились, она сделала шаг назад и облокотилась на холодильник с мороженым. Но Мите отступать было уже нельзя.
- Баба Зина живет на бульваре Пушкина. А баба Нюра и тетя Таня – на Чехова. Еще есть Марьгавриловна, она живет на Бирюзова. Там же дед Пахом и Василий Кузьмич, а у Петра Тимофеича нет ноги…
- Я ничего не понимаю, - перебила мама. - О чем ты говоришь?
Пока Митя соображал, как правильно ответить, влезла Ленка:
- Дедушки и бабушки – наши длузья. Митька воду им с лодника возит.
- Они старые, не могут сами, - пожал плечами Митя.
На этот раз мама не сказала ничего. Она молча доложила в корзинку две пачки пельменей и коробку рыбных котлет, потом сверилась со списком и направилась к кассам.
- Мам, а по иглушкам тоже стлеляют? – вдруг спросила Ленка. - Моя Балби лакето… лакетоплобиваемая, – при этих словах она сильнее прижала к себе куклу и сжала губы.
- Ну что ты! – успокоила ее мама. – Ничего с твоей Барби не случится. У нас теперь вон какой защитник есть…
До самого дома мама шла с сердитым лицом и ни разу не обернулась на Митю, который, понурив голову, плелся сзади. Обед прошел под непрерывную болтовню Ленки. Прихлебывая из тарелки горячий гороховый суп, она жаловалась на то, что злой Митька запрещает ей смотреть салют и каждый раз запихивает ее под диван. Когда ели картошку с котлетами, хвасталась, что воспитательница дала ей как самой красивой девочке в группе роль Принцессы Цветов в выпускном спектакле. Мама добрела на глазах, и Митя, исподволь наблюдая за ее лицом, радовался, что гроза миновала. Но за чаем Ленка вдруг вытащила из кармашка платья обрывок альбомного листа и положила перед Митей.
- Что это? – нахмурился Митя.
- Читать лазучился? - она ткнула пальчиком в бумажку. - Это новая бабушка. Она пала… палале…
- Парализованная? – подсказал Митя.
Ленка довольно растянула розовые губы в улыбке и повторила за братом по слогам:
- Па-ла-ли-зон-ная.
Митя вскочил со стула:
- Когда она звонила?
- Вчела.
- Почему ты вчера не сказала?
- Я мультики смотлела.
В два больших глотка Митя допил свой чай и снова взялся за листок:
- Что ты тут нацарапала? Какая улица? Полиграфистов или Полевая? – нетерпеливо спросил он.
- Я не помню, - дожевывая четвертую ириску, сказала Ленка.
- Сам найду!
- Дай мне! – мама требовательно протянула руку.
Перед тем как отдать листок, Митя на всякий случай еще раз посмотрел на Ленкины каракули.
- Посадская, - уверенно прочитала мама. Она вернула листок Мите и повторила:
- Посадская, 13. На перекрестке с Чехова.
Митя понял – мама разрешает, она простила. Мальчик бросился ей на шею и расцеловал в обе щеки.
- Я скоро!
Для развоза воды у него все было наготове – резиновые сапоги в прихожей, рюкзак с кепкой и дождевиком, а под лестницей ждал велосипед с привязанными по бокам канистрами. В открытое окно мама увидела, как Митя, запрыгнув в седло, вылетел со двора и скрылся за деревьями. Под окнами играла соседская детвора. Вдруг из переулка выскочил шестилетний Ванечка с большим обломком кирпича в руках и завопил:
- Па-а-ада-е-ет!
Несколько детей как по команде бросились ничком на асфальт и прикрыли головы руками. Двое спрятались в подъезде, а единственная в компании девочка Мила начала улепетывать на самокате. Вооруженный кирпичом Ванечка, истошно завопив «Аааа!», с силой швырнул его в деревянный забор. Раздался грохот. Куски кирпича, оставив след на доске, осыпались на землю. Маленький вода, удовлетворенно оглядев лежащих товарищей, заметил Милу и закричал ей вслед:
- Милка, падай, тебя убило!
- Нет-нет! Я уехала! - кинулась спорить «убитая».
- Ты глупая? Это град! Ложись! Тебя убило!
Дети начали громко ссориться, Ванечка размахивал руками, а Мила подкрепляла свои аргументы тумаками.
Мама Мити перегнулась через окно и строго погрозила спорщикам:
- А ну прекратите!
Ванечка исподлобья посмотрел наверх, зло оттолкнул девочку и сел на скамейку реветь. Остальные нехотя поднялись и сбились в стайку.
- Мы играем в войну, - задрав голову, улыбнулась Мила.
- Да-а, и нам нужны убитые, - рыдая, затянул Ванечка. - А она не хочет умирать!
- Играйте во что-нибудь другое! – мама со звоном захлопнула створку, продолжая стоять у окна и выискивая в расщелинах между деревьями, домами и машинами темную фигурку мальчика на велосипеде.
Кудрявая голова Ленки прижалась к маминому бедру, девочка обеими ручками сжала ее ладонь.
- Мам, а Митька смелый? – спросила Ленка.
- Очень, - задумчиво сказала мама и улыбнулась своим мыслям.
- И если прилетит длакон, он его победит?
- Конечно.
Ленка посмотрела в потолок, потом на белый бок холодильника, пытаясь вспомнить еще каких-нибудь непобедимых героев, и наконец выдала:
- А ниндзей? Если их будет сто миллионов?
Мама засмеялась и кивнула.
Но Ленка стала думать еще, и от натуги даже прикусила нижнюю губу. Но все было не зря, потому что против этого чудовища – она была уверена - Митька точно не устоит.
- Пауки! – победно произнесла она. - Пауков он победит?
- Можешь не сомневаться. Давай, дочка, со стола прибирать, - она сложила друг на друга грязные тарелки и понесла в раковину. Зашумела вода.
Ленка встала, посадила на свой стул куклу и стала складывать в пустой салатник грязные ложки и вилки.
- Ну и влун этот Митька! – вздохнула она, обращаясь к своей кукле. - И длакона победит, и пауков, а сам маму боится…