Первым с визитом прибыл участковый из райцентра. Прошел по дворам, поинтересовался – как, мол, дела, какие происшествия. Чего он, смеется, что ли, какие тут происшествия, в этом болоте. А что Колька Самсонов пропал, так это надо у бабки его спрашивать, не уследила за непутевым пацаном. Конечно, стара она уже десятилетка пасти – подслеповата, глуха, еще и ногу при ходьбе подволакивает. Но ведь раз взялась, раз отвоевала Кольку у детского дома, доказала свою профпригодность опеке, теперь держись, Мария Елистратовна, крепись из последних сил, пока мальчишка не подрастет. А вот не довелось Кольке подрасти, пропал.
За морошкой, поди, пошел, решили мы, бруснику первую заодно разведать. Да там и сгинул. В болота местные одному идти, да еще ребенку, никак нельзя. Но я ему не указ, да и другие тоже. Свои у нас растут, ими и занимаемся. А Колю мы искали, конечно. Сунулись с краю, метров на сто, поаукали, позвали и вернулись. В самую топь соваться не решились.
Участковый тоже каких-то молодцов привозил. И те поискали. Правда, тоже далеко не пошли, куда там идти, хоть гать и есть, да ветхая.
Из школы еще педагогиня заезжала, но уж не в ее лодочках с кочки на кочку прыгать, понятно. Елистратовну проведала, поговорила о чем-то и только. Жалко бабку, осталась теперь одна.
Колька Самсонов странный был мальчуган. Нам рассказывали, что рос-то он обычным, бегал-прыгал по малолетству с детворой, качели и песочницу осваивал. Семья его – мать да младшая сестра Наташка, они тогда в соседних Ёлках жили. А потом пожар тот случился. Ночью их изба загорелась, когда все спали. Колька с испугу из окна сиганул, а на маму с сестрой балка горящая упала. Вот с тех пор, кто знал, говорили, точно подменили пацана.
Тому уже года полтора как прошло. Колька к бабушке переехал, в наше Замостье. Ходил тихий, смурной какой-то. Придет в гости к моим, бывало, встанет у порога, улыбнется несмело. Они к нему со своими детскими затеями, а он точно старичок степенный. А ведь одиннадцати еще нет! А потом вздохнет чего-то, повернется, уйдет. Думаешь, и все? Как не так. Вдруг весь порядок в дому нарушится. У хозяйки что-нибудь невзначай уронится, молоко, только что свежее, на столе стоящее в кувшине, скиснет, младшая на ровном месте ногу подвернет. Охи, восклицания, рев. А на мальчишку никто не подумает, конечно. Все эти совпадения мы позже только подмечать стали.
Как-то раз ввечеру, закончив с хлопотами, сидели мы с соседями на лавочке, подсолнух лущили, проходящим мимо селянам косточки перемывали. Вот и Колька мимо прошествовал, как всегда тихий, с опущенной головой, задумчивый.
– Беда, – плюнул кожурой рыжий Семенов. – Коза у нас заболела. Самсончик вчера в сарай с ребятами забежал, она и прихворнула.
– Да ну, – усомнился я. И другие тоже, помню, тогда усомнились. – Дурная твоя коза, пижмы нагрызлась, а то и дурмана еще прихватила.
– Я тоже так подумал, – легко согласился Семенов. – Сначала. Но теща, приметливая, выдала – мол, Колька ваш, не иначе, на том пожаре черную тетку Погорелицу увидал. Ты, говорит, в дом его больше не пускай, и сам не подходи, и Ксаньке запрети. Да как же ей запретишь, интересно, все равно куда хочешь убегет, шебутная. Но только теперь она животом мается. Второй день уже из дома не выходит. Теща, сколопендра, торжествует: «Говорила же! Черный глаз у мальчишки образовался!»
И тут мы все тоже понемногу припоминать стали неприятности, которые обваливались на нас после Колькиных визитов. По мелочи у всех набиралось солидно. Ну, мелочи, это ладно, но ведь попадались очень досадные случаи. К Силушкиным Колька мультики заходил смотреть, телевизор и испортился. У Ваниных в крыльце провал образовался – Самсончик как раз чего-то спросить заходил. На картошку напал колорадский жук, и только на участке у Рачёвых, заметь. Это когда они Кольку клубникой угостили. Семеновская коза вот совсем квелая стала, а Митька двойки в школе словно косой принялся косить. Спорили мы, спорили, поверить-то трудно. Но в итоге остался я в одиночестве со своим «да ну». Соседи мне: «А проверить слабо?».
Я прикинул. Жалко ведь, если на пацана напраслину возводят. Зазвал Кольку на обед, отпустил потом его со своим старшим к игрушке на компьютере и все старался незаметно за ними наблюдать. Может, Колька какие пассы будет руками делать, или заклинания шептать. Бред, конечно, ничего такого он себе не позволял. Поиграл, за обед поблагодарил, вежливый такой, и домой пошел. А на другой день Борька мой из школы фингал принес. А дальше больше – ходил обозленный, двоек нахватал, учебу бросить грозился. Вот тут я понял, что мои сомнения теперь боком мне вышли. Если Колька в классе почти не показывался, и учителя о том не беспокоились, это их дело. А как мне теперь быть с сынком, который забузил и от здравого смысла совсем отвернулся. Как его обратно повернуть?
Решил я тогда с ним по-мужски поговорить. Зашел как-то вечером к нему в комнату и рассказал, что, мол, никто ни в чем не виноват, ни Колька, ни сам Борька, а только страшная женщина Погорелица, которая послала несчастному Самсончику проклятие в виде черного глаза. Думал, не пройдут эти сказки у современного-то пацана, а он уставился на меня и не перебил ни разу.
– Это что же, – говорит, – папа, значит, Колька мне все подстроил? И драку, и фингал?
– Ничего тебе Коля не подстраивал, он не виноват! Ты вообще меня слышал?
– Слышал, – ответил и губы упрямо сжал.
Вот. А потом, уже после Колькиного исчезновения, когда синяк у сына сошел и в школу он вернулся, рассказал он мне однажды, таинственно улыбаясь, как Самсонова еж укусил, и болячка на руке ужасно досаждать ему стала. Вот Борька и поведал другу, как страшную тайну, что в наших краях водятся ежи-оборотни, и если такой укус запустить, в скором времени начнешь превращаться в ежа. Маленького, серого, с острой мордочкой и крохотными ушками. Гусениц будешь по ночам жрать и жуков всяких, а днем в норке отлеживаться. А вот если не струсить и отправиться секретной тропой по болоту, сначала по старой гати, потом правее, старушка там одна живет, знахарка. Она точно поможет, специальный отвар выпить даст и ягодок тоже специальных. Борька, мол, сам когда-то попал в такую передрягу, но вылечился, так что точно знает.
Колька ему сначала не поверил, конечно. Но после того, как проснулся несколько раз с грязными руками и какими-то тараканами лесными на одеяле, не просто поверил, а испугался. Прямо до дрожи. И тогда проводил Борька доверчивого Колю к Черной трясине… Покачал я тогда головой: ну и выдумщик мой сынок. «Зря ты казнишься и на себя наговариваешь, – попытался я его успокоить. – Мы все виноваты, что не уследили за этим дуралеем. Сходил за морошкой, надо же…»
Но без Самсончика, конечно, поспокойнее стало, наладилось все постепенно. Силушкины агрегат свой к мастеру отвезли, отремонтировали. Ванины крыльцо починили. Рачевы, правда, с колорадским до сих пор борются, этого гада нахрапом не возьмешь. Даже коза семеновская не околела, мекает, живехонька.
А я что-то сплю плохо. В редких сновидениях приходит ко мне мой Борька, довольный, как Наполеон под Аустерлицем, ухмыляется, говорит невероятное: «Какой я молодец, папа, спас мир от черного глаза Самсонова! Хана бы всем нам наступила, если б не я. А теперь всё – фюить! – прощай, ёжик!»