"И будет каждому не по вере, но по делам его!"
Летняя ночь.
Взошедший яркий месяц испуганно смотрит вниз, почти не отражаясь в грязной бурой воде.
Большие неподвижные южные звёзды со страхом оглядывают вдруг сразу ставший неузнаваемым и чужим родной пейзаж.
Тихая и величавая река, в одночасье превратившаяся в бескрайнее море, обречённо и уже смиренно несёт свои воды вниз по течению.
По бессонной водной равнине медленно и бесшумно плывёт утлый долблёный челнок.
Стоящий в нём на коленях седовласый бородатый старик ветхозаветного вида осторожными взмахами короткого весла правит своё судёнышко между торчащими из воды печными трубами, изредка корябая его днищем конёк крыши или липко притираясь толстой боковиной челна к тёмным стеклянным фонарям уличных столбов.
При этом плотно сжатые потрескавшиеся губы старика начинают быстро шевелиться, беззвучно извергая толи вселенские проклятия, толи славословные молитвы.
Плотное покрывало мёртвой окружающей тишины иногда робко и коротко разрывается жалобным повизгиванием дрожащего щенка, свернувшегося взлохмаченным клубочком в мелкой лужице на носу лодчонки.
Старик успокаивающе похлопывает его по мокрой шерсти.
Время от времени, словно в противовес этой трогательной траурной идиллии, из пугающих мрачных глубин с мерзким глухим поросячьим хрюканьем выныривают вздувшиеся полуразложившиеся трупы в защитном камуфляже, обдавая речных пилигримов вонючим смрадом и фонтанами мелких брызг.
Старик, троекратно перекрестившись, с омерзением отталкивает веслом от лодки нежданных попутчиков…
Ночь, как и двое суток назад, также резко и бескомпромиссно ослабляет свои объятия.
Гребец привстаёт с колен и держась за борта пытается рассмотреть в рассветной полумгле такой желанный и далёкий берег.
Хриплый стон, смешанный со слабым криком, вырывается из его пересохшего горла.
Он видит землю!