Слова любви немеют при разлуке.
Уильям Шекспир.
______________________________
Тягостное состояние непонятной заторможенности не покидало ни Дмитрия, ни Анну всю дорогу. В конце концов, они перестали перебрасываться даже ни о чем не говорящими репликами. Молча вышли из машины, молча поднялись на девятый этаж. Старичок лифт утомленный многолетней службой снова решил отдохнуть.
Войдя вслед за Анной в квартиру, Дмитрий поставил сумки на пол в прихожей и остановился, не зная, что дальше предпринять, что сказать.
– Господи, да что ж мы как чужие! – эта простая мысль вернула его к действительности, он глубоко вздохнул, шагнул в комнату и... замер на пороге.
Анна стояла у окна в потоке ярких солнечных лучей. Дмитрию вдруг показалось, что этот ослепительный свет льется не из окна, а исходит от самой Анны. Ослепленный им, он зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что Анна уже стоит рядом с ним. Их глаза встретились, и было в них столько любви и нежности, что холодная стена отчужденности, по непонятной причине недавно выросшая между ними, растаяла без следа. Её словно никогда и не было.
На Анну глядел всё тот же прежний улыбающийся Димка. Её Димка. Его искрящаяся радостью улыбка, словно рожденная потоком солнечного света льющегося из окна, живо напомнила ей один давний уже разговор. «Больше всего сейчас... я хотел бы тебе сказать... выходи за меня, Аня», – произнес он тогда. И продолжил – «...но не скажу. Андрюхе я обязан жизнью». А потом он играл... Как он играл!..
В эту минуту, глядя друг другу в глаза, они оба вспоминали об одном и том же, даже не подозревая об этом.
– Как я мог сказать тебе тогда это, – с тоской думал Дмитрий, глядя на женщину без которой не мыслил своей жизни – зачем обещал: «c моими ранениями я вряд ли протяну долго, но, сколько будет моей жизни – буду рядом и всегда буду твоей опорой и защитой». – Зачем? Забылся. А всё музыка... Никогда не играл я с таким вдохновением, как тогда для тебя, Аня...
Но полно! – остановил он себя. – Отныне для меня единственной музыкой будет лишь музыка войны. А сейчас... Мне нужно, наконец, набраться мужества и признаться Анне, что...
Нет, – тут же сказал он себе, – Уж лучше пусть думает, что я охладел к ней, что война для меня дороже. Да что угодно! Как я могу сказать ей правду? Правду, которая может разрушить всё.
Пристально глядя на Дмитрия, Анна видела, как постепенно меркла и исчезала улыбка с его лица, сменяясь горькой гримасой безнадежности и отчаяния. Это было настолько не похоже на него, что у Анны замерло сердце.
– Дима, ты... Что с тобой?..
– Нет-нет. Ничего. Я... Просто вспомнил. Срочно нужно ехать. Прости. – Он протянул руку, но, так и не прикоснувшись к Анне, поспешно отвернулся и шагнул из комнаты.
– Ты знаешь, куда я отправляюсь, Аня, – обернулся он к ней уже на пороге. – Оттуда, бывает, не возвращаются. Может быть и я... Но, пойми, такова моя судьба, не создан я для мирной жизни. Прости, что обещал всегда быть твоей опорой. Солгал невольно. Я недостоин тебя. Прости. – Он говорил и говорил ей не имеющие ничего общего с правдой слова, с отчаянием понимая, что сейчас сжигает за собою все мосты и делает больно женщине, дороже которой для него нет никого. – Что ж, лучше так, чем видеть в её глазах... Что? Жалость?
Он не мог допустить, чтобы его жалела Анна. Он хотел, чтобы она любила его, гордилась им. Ведь он с детства привык быть победителем. И в те годы, когда занимал первые места в музыкальных конкурсах, и после, когда волею судьбы стал военным разведчиком и получил от сослуживцев прозвище Рысь, ставшее его позывным.
И он ушел.
Анна, не ожидавшая от Дмитрия ничего подобного, на мгновение оцепенела. Затем опомнившись, бросилась за ним.
– Нужно вернуть его! – билось у неё в мозгу. – Вернуть! Нет, не успею. Пока спущусь! Девятый этаж. Лифт не работает. Боже мой! Как он сказал? Оттуда, бывает, не возвращаются? Не возвращаются...
Она рванулась на балкон. Автомобиль Бориса, на котором они приехали, всё еще стоял во дворе, но Дмитрия она не увидела.
– Он еще не уехал. Вдруг я всё же успею догнать его! Нельзя, нельзя, чтобы он вот так ушел. – Она резко развернулась и вскрикнула от неожиданности – Дмитрий стоял перед нею.
– Ты... Я не слыхала... как ты...
– Дверь осталась открытой. Я вошел. Я вернулся.
Словно невидимая нить вдруг натянулась между ними и властно бросила друг другу в объятия.
– Дима, – шептала она, уткнувшись ему в плечо, – как же так... Я понимаю, война твоя стихия, ты воин, ты не можешь быть в стороне, когда... Но я...
Он почти не разбирал её слов и лишь молча гладил и гладил её волосы, ощущая дрожь её тела и слезы на своем плече.
– Останься сегодня со мной, вы ведь с Павлом уходите только завтра. Мне Андрей сказал, – подняла она к нему заплаканное лицо. «Останься сегодня со мной»... – эти слова повергли его с небес на землю, – «но я ведь не могу! Не могу...» – Дмитрий бережно отстранился.
– Нет, Аня. Мне все-таки придется уйти. Обстоятельства изменились, – солгал он, – нужно торопиться. Мы уходим сегодня. Прости.
Разомкнув её руки, он медленно, будто еще раздумывая – уходить или нет, пошел к выходу.
– Проводишь меня? – оглянулся он на пороге.
Ни он, ни она, все еще не верили, что это происходит с ними.
Анна стояла не двигаясь. Дмитрий опустил голову и шагнул из квартиры.
– Я всё знаю, – вдруг услышал он за спиной голос Анны и резко обернулся. «Андрюха... Рассказал, предатель!» – пронеслось у него в мозгу.
– Нет, мне никто ничего не говорил, – словно прочла его мысли Анна, – я догадалась. Останься.
– Но я не могу... – с тоской произнес он. – Зачем тебе взваливать на свои плечи такую ношу... Я ведь инвалид.
– Ты? Инвалид? Никогда больше не произноси этого слова! ЧВК с инвалидами контракты не подписывает. Ты на фронт идешь! Я догадалась...
И словно бросаясь с моста в воду, выпалила: – Да, догадалась! После твоих жутких ранений и операций ты больше не способен на физическую близость – за это ты назвал себя таким словом – инвалид? – Она подошла, нежно обняла его и заплакала.
– Да, ты угадала! – отстранился он от её объятий – Не нужно меня жалеть, терпеть не могу, когда жалеют! Я так и знал, что ты будешь...
– Дима, – покрывая его лицо поцелуями, она снова прижала его к себе, – слово «жалеть» происходит совсем не от слова «жалкий». Жалею – значит люблю. В слове этом и сострадание, и нежелание расставаться... А ты вот так бы ушел? Из-за этого?!
Долго сидели они обнявшись у окна, говорили, и не могли наговориться. Только об одном они оба молчали – о том, что с рассветом придет час прощания.
Наступил поздний вечер. За ужином Дмитрий заметил, что у Анны совсем уже слипаются глаза.
– Ложись-ка ты отдохнуть, Аня. Я сам вымою посуду. И, да, скажи, есть ли у тебя нотная бумага?
– Конечно. На полочке целая стопка. Зачем тебе?
– Поспи, – укрыл он её пледом, – так, пару музыкальных мыслей хочу записать.
– Дима, тебе завтра предстоит тяжелый день, поздно уже.
– Ничего, ты спи, я скоро.
Наверное, еще никогда Анна не спала так крепко. И снилось ей поле спелой пшеницы, между колосьями которой там и сям были разбросаны какие-то диковинные цветы. А по полю этому, раздвигая колосья, бежал к ней солдат в полной экипировке, с автоматом в руке. «А я ведь была уже здесь», – думала она в этом сне.
Но кто же он? Анна никак не могла разглядеть лицо солдата. Силуэт бойца бегущего ей навстречу расплывался в свете ярких солнечных лучей.
«Кто ты?» – крикнула она и побежала ему навстречу. Но, поравнявшись с нею, он пробежал мимо. «Да это же Дмитрий», – узнала она его и стала громко звать. Но, он не оглянулся.
Яркий луч из окна упал ей на лицо и Анна проснулась. Проснулась с ощущением невосполнимой потери.
Солнечный свет заполнял всю комнату, Дмитрий сидел за столом и что-то писал.
Анна с облегчением вздохнула – он здесь, он с нею. Поле, боец с автоматом, пробежавший мимо – всё это только сон. – «Но сон в руку», – подумала она и холодок пробежал по её жилам, – «Ведь сегодня Дмитрий уйдет на фронт! Он уйдет от меня на войну»...
– Проснулась? – уловив движение за спиной, Дмитрий с улыбкой повернулся к ней. – Ты кричала во сне, словно звала кого-то. Я не разобрал. Хотел разбудить тебя, но ты повернулась на другой бок и продолжала спать.
– А ты совсем не ложился?
– Вот, смотри, – протянул он ей стопку исписанной нотной бумаги. – Жаль, что пианино осталось в Центре, нельзя сыграть. Это фортепианный концерт. Для тебя, Аня. Оркестровки, правда, нет. Только сольная партия. Мне пора, – поднялся он из-за стола. – Когда я вернусь, то буду играть для тебя всю ночь, – улыбнулся он, – надоест слушать!
– Скорее возвращайся, – не приняла Анна его шутливого тона. – Я буду ждать тебя. Очень буду ждать. А потом ты станешь, как и обещал, моей защитой и опорой. И мы больше не расстанемся. Никогда.
Прильнув друг к другу, они немного постояли, чувствуя, как в унисон бьются их сердца. Больше они не сказали друг другу ни слова.
– Пора, – наконец отстранился он и сжал её руки в прощальном пожатии. – Не провожай меня, Аня. Знаешь, говорят, что долгие проводы – лишние слёзы. А у нас слёз быть не должно. Пусть я буду далеко, но мы с тобой есть друг у друга, и это – радость! Я не прощаюсь. До встречи, Аня. С тобой останется частичка моей души – эта музыка. Пока я буду воевать, она и будет твоей охраной.
Он крепко поцеловал её на прощанье и ушел.
– Анна стояла на балконе и смотрела, как он садится в автомобиль, как машина медленно разворачивается и, наконец, исчезает из виду.
Дмитрий так ни разу и не поднял голову, чтобы посмотреть стоит ли Анна на балконе.
Она возвратилась в комнату и долго еще чувствовала вкус его губ на своих губах. В ушах все звучала и звучала музыка написанная Дмитрием для неё.
Анна была музыкантом и умела читать ноты с листа.
_________________
Продолжение http://proza.ru/2023/06/15/835