Муха по стеклу
М-дя… как не печально это признавать, но сегодня мне стукнуло семьдесят девять лет. Стукнуло так тихонько, что я и не сразу вспомнил. А когда-то каждый день моего рождения – это колокольчики-бубенцы с подарками и гостинцами, потом колокол местной церквушки призывающий подумать о предстоящем долгом пути в мире этом, потом, помню, была череда набатов, голосили будто чума вокруг, повсеместный мор или пожар. А теперь – лишь слегка мухой по стеклу стукнуло и чуть подняло давление от возникшей мысли: «Ба! Да мне же семьдесят девять лет сегодня! О, Боже! Как я засиделся, завращался на этой маленькой и хрупкой планетке. Семьдесят девять! Это так много, особенно для уставшего человека.
Муха по стеклу стукнула в обед. Выпив прописанные врачом таблетки от давления и прочих напастей, на всякий случай, пристроил свою седую головушку на подушке. За окном тихо. Будто весь мир исчез и лишь я зачем-то ещё свидетельствую восходам и закатам, вёснам и зимам. Моих ровесников почти уже и не осталось. И точно нет тех, с кем хотел бы отобедать, почаёвничать, говоря о «летящих годах» и «текущем времени». Ну, что ж, схожу потом в лавку по соседству и куплю какой-нибудь тортик, и сам-на-сам отмечу ещё один пролетевший год, приблизивший ещё ближе к неизбежному, к тому что не зависит от меня, как, собственно, и не зависело моё рождение на этом острове в дельте Волги…
В голове стало меньше пульсировать, значит давление пришло в некую норму и можно вставать и… да что-то я забыл, чем же хотел заниматься… А! вспомнил – надо грядки прополоть. Каждый год сажаю помидоры, огурцы и прочие привычные с детства овощи. А зачем? Мне одному много не надо, всё равно почти всё соседям раздаю…
Мысли начали путаться в голове, дремота сковывала и тело, и рассуждения о моём бытие. В качающееся в полусонном мареве сознание, стали вкрадываться далёкие звуки и образы детства. Забытые голоса звали меня по имени, куда-то вдаль за собой… Я блаженно улыбнулся и позволил голосам увлечь меня в тот далёкий и дивный мир, где я был так беззаботно счастлив.
Я хотел спать, но меня разбудили. Умыв лицо тёплой водой, стали торопливо собирать в дорогу. Я знал, куда мы сейчас поедем. Мы каждое утро едем в дом, где много детей. Каждое тёмное холодное утро… Там ветер бросается снегом, и мороз щиплет лицо.
Мне торопливо и насильственно запихнули несколько ложек вчерашней манки, терпеливо обтёрли выплюнутое месиво каши, надели на голову шапку, варежки, запаковали в курточку, завязали лицо шарфом, оставив щелки для глаз, и усадили в санки, заботливо укрыв ещё и пледом. Я дремал и смотрел на всё полуприкрытыми глазами. Откуда-то издалека в моё сонное сознание врывались звуки, голоса…
- Витя, я всё. Выноси санки с ним на улицу. Нам пора, надо торопиться.
Это мама обращалась к отцу. Глухо и неразборчиво прозвучал голос отца… Кажется, он чистил зубы…
Санки со мной резко поднялись вверх, так что я вздрогнул и пробудился. Ко мне наклонилось улыбающееся лицо со следами зубной пасты вокруг рта.
- Испугался? Ничего, сейчас будешь кататься на санках. Хочешь кататься на санках?
Меня с санками быстро вынесли из тёплого дома на улицу и поставили на заснеженную дорожку. Порыв ветра бросил облако колючих снежинок, упавших на плед и мою одежду.
- Ну, всё, всё – я побежала.
Заскрипел снег под ногами, и санки, дёрнувшись, плавно заскользили вперед.
Санки скользили вперёд, меня покачивало на поворотах и кочках, кругом звучали голоса женщин, скрип шагов, смех и даже рев детей – таких же бедолаг, как и я, сдаваемых на склад временного содержания.
Перед моими, слегка подёргивающимися санками, мельтешили пятки валенок, обутых в калоши…
Сквозь дремоту услышал приближающийся рёв ребёнка, шаги и скрип санок по снегу.
- Галя, твой бутуз всегда спокойный… спит, да?
- Ну, да… как обычно… спит до самых яслей.
- А мой всю дорогу орёт, то и дело шарф ему поправляю… Юла, а не ребёнок…
В темноте морозного утра наплывал пучок раскачивающегося света. Он рос, поднимаясь всё выше и выше…
- Уф, до фонаря дошли, здесь хоть посветлее… Луны нет, так хоть глаз выколи….
- Ну, да… А если бы и снега не было на земле… Тогда всё! Тьма! Он подсвечивает нам дорогу…
Женщины засмеялись. Санки остановились.
- Ой! Шарф, паразит, опять развязал! - Воскликнула спутница мамы, кинувшись к своему вечно недовольному отпрыску. Повязав шарф на крикуна, она успокоилась и санки вновь заскользили.
- Ещё немного, и мы на месте…
- Ну, да… - послышался голос мамы, - только тебе домой, обратно, а мне дальше на работу бежать…
Женщины засмеялись, а мама продолжила:
- Такова женская доля: с утра ребёнка в сад, потом на работу, потом опять в сад, потом домой. Ноги некогда вытянуть и отдохнуть… Готовить, стирать, убирать…
- Не переживай, Галинка, на пенсии отдохнём…
- До этой пенсии, как до Пекина пешком… Да и что, твоя мать, пенсионерка, дома много сидит? Вечно чем-то занята и куда-то ей надо…
- Ты права – к тому времени мы все уже забудем, чего желали и чего хотели и будем рады быть полезными нашим детям…. Голоса разговаривающих, равномерный скрип шагов и санок убаюкали меня. Проснулся я от того, что меня извлекли из моего транспорта и поставили на ноги.
- Всё, приехали! Пошли в садик, к тёте Наде… шагай, шагай, ножками, ножками.
В группе нас рассадили по стульчикам и скамеечкам и начали рассказывать сказку про Красную Шапочку и Серого Волка. Я слушал невнимательно, вертел головой, рассматривая детей, сидящих рядом со мной… После сказки наступило время завтрака, а потом игр – дети с игрушками расселись по ковру, разостланному в центре группы, меж детьми периодически вспыхивали склоки за место или же из-за игрушки. Я без особого энтузиазма играл старым металлическим грузовиком, у которого часто отваливалось заднее колесо… Воспитательница заметила скучающего ребёнка и подошла ко мне:
- Хочешь, мы сделаем бумажный кораблик и отправим его в плавание? Хочешь? Ну, тогда поднимайся с ковра. Вставай, пошли.
Она взяла меня за руку, подвела к большой металлической ёмкости блестевшей неокрашенными боками, стоящей возле окна, такие же я видел на кухне, и поставила на стульчик возле ёмкости. В ней почти до самых краёв была налита вода. А вот уже и кораблик, сделанный из тетрадного листа, закачался на волнах – воспитатель ударяла пальцами руки по боку ёмкости и от металлических стенок бежала к центру волна… Кораблик качаясь на волне, приходил в движение. Не успел я этим увлечься, как в группу вошла женщина в белом:
- Надя, сейчас придёт фотограф… Вот два костюмчика – моряк и летчик. По очереди будешь переодевать и сажать фотографироваться. А вот и он. Здравствуй, Степаныч. Здесь наши самые маленькие воспитанники-непоседы…
В комнату вошел мужчина с чемоданом и странным пугающим устройством.
- Ну, вот с тебя и начнём.
Меня быстро сняли со стула, посадили на стульчик у стены и переодели в форму лётчика, водрузив на голову большую фуражку с козырьком. Пока меня переодевали, я неотрывно наблюдал за человеком со странным устройством. Он поставил его на трёх ногах напротив меня. Из открытого чемодана извлёк какой-то аппарат и водрузил его на треножник, направив на меня черной и блестящей выступающей частью.
- Ну, всё, готово!
Сказала воспитательница, отойдя от меня к мужчине.
- Можете начинать.
- Мальчик, смотри сюда… сейчас вылетит птичка…
У меня закружилась голова, мне стало страшно, и я разрыдался. Ко мне кинулась воспитательница, пытаясь успокоить.
- Ну что случилось, что? Что тебя так испугало?
Сквозь слёзы, сморкания и всхлипывания, изнывая от жалости к самому себе, я сказал:
- Там нет птички… Он плохой… будет в меня стрелять…
- Ты что такое говоришь? Будет картинка потом, ты видел такие уже, наверное, как в книжках, только на этой будешь ты.
- Нет, он плохой. Хочет меня убить. Нет….
От ужаса, что меня сейчас расстреляют, у меня сильнее закружилась голова, в глазах потемнело, и я стал падать… Я услышал, как воспитательница Надя, а может, это и не она, кричала кому-то: «Нашатырь сюда, живо! Давай быстро, давай…» И откуда-то издалека мужской голос: «В операционную его, в операционную…»
Я падал в ватную тишину, в бездну, где из ощущений мне были доступны только падение, переходящие в полёт, и покачивания… Вначале, в сознании вспыхнул яркий образ - полёт в фиолетовом пространстве среди разноцветных фигур: кубы, пирамиды и шары, а затем и в реальности вокруг распахнулось фиолетовое пространство и неудержимо тянуло вперёд, как и все эти формы, я плыл в едином строю, подчиняясь неведомой движущей силе…
Меня покачивало, тошнило и глаза сами закрылись – фиолетовый мир с разноцветными фигурами погас… И в обволакивающей темноте, я стал различать голоса….
- Хадир, шайтан! Хватит спать уже, животное. Посмотри, сколько слюней напускал… Твой верблюд сейчас умрёт от зависти.
Раздался хохот двух голосов. Я открыл глаза. Не придя ещё в себя после странного сна, непонимающим взором обвёл всё вокруг…
Чуть впереди меня на двух верблюдах сидели всадники в чёрном, укрытых биштами с серебряным узором. Позади моего верблюда шли ещё два вьючных. Тайный суфлёр моего сознания подсказывал что это подарки на свадьбу. Я никак не мог вспомнить, куда и откуда мы движемся.
Я вытер рукавом дишдаша губы, по которым и вправду стекала слюна. Нервно сглотнул. Поправил на поясе ханжар. И, приободрившись, ответил:
- Что разорались? Когда ты говоришь, слова твои должны быть лучше молчания… Я спал и молчал. Вам было плохо?
- Ха, ха, ха… - рассмеялся впереди едущий и, повернувшись в пол-оборота, обратился к своему спутнику, - Ясир, ты слышал? Наш соня пробудился… Ха, ха, ха…
- Не обижайся Хадир, но нам скучно было вдвоём, а ты с утра спишь. Суетливый не найдет удовлетворения, сердитый - радости, а скучный – друга. Ты же сам напросился в дорогу. Хотел в нашем лице найти друзей… Так в чём же дело? Будешь спать весь путь? А жизнь не проспишь свою?
- Да, извини, Ясир. Спросонья я всегда немного не в себе.
Попытался вспомнить, как звали второго, впереди едущего хохотуна, но в голову ничего не приходило…
Солнце стояло уже высоко, и воздух обжигал дыхание. Я поправил гутру, стараясь укрыть лицо от зноя. Вокруг было тихо, возможно, потому, что шли мы по руслу высохшей реки. Красноватый песок, вперемежку с камнями, поскрипывал при каждом шаге верблюда. Попадалась редкая растительность, которую верблюды срывали на ходу. Я отстегнул от пояса серебряную фляжку в кожаном чехле и сделал несколько глотков воды. Она была горячей и неприятной, но облегчила мне дыхание.
Я уже устал сидеть, хотелось размять ноги.
- Ясир, нам далеко ещё? Надо бы полуденный зной переждать, отдохнуть, попить, поесть… ноги размять.
- Хадир, не ной, как паршивая старая собака! Там, за этими барханами, - сказал едущий впереди хохотун с раздражением и показывая в сторону рукой. - Позаброшенный дом старого еврея, много лет назад променявшего этот бренный мир на вечную жизнь. Мир его праху! В этом доме переждем полуденный зной… Перекусим и отдохнём. Там был колодец – напоим верблюдов и сами запасёмся водой.
- Фарах, не шуми. Наш друг не привык так далеко выбираться от дома, сидя на верблюде. – Вступился за меня Ясир.
Фарах ничего не ответил, лишь искоса глянул в мою сторону. Вражды без причины не бывает. Похоже, что с этим Фарахом нужно быть всегда начеку. Змея от своего яда не погибает, но жертве не позавидуешь.
Фарах направил своего верблюда на правый берег русла и начал подниматься по склону, мы с Ясиром за ним. Поднявшись, увидели впереди выбеленный сонцем дом, подрагивающий и плывущий в слоях разогретого воздуха. У меня невольно вырвался вздох с облегчения. Мне уже чудилась синева тени этого дома, спасающая от пекла, изливаемого на нас небесами.
Дом стал ближе. Был уже виден местами полуразрушенный забор, сложенный из таких же кусков ракушечника, как и дом. Одна створка деревянных обшитых металлом ворот лежала на земле, частично поглощённая песком, другая, оторвавшись от верхней петли, висела, упираясь в землю.
- Ну, наконец-то мы прибыли, - выдохнул я с радостью.
- Медлительность часто приходит к цели, в то время как поспешность путается на дороге. Так что не стоило и нам торопиться. За поспешностью всегда следует раскаяние, - ответил мне Ясир.
Я промолчал, но подумал: «И что он умничает? Старых мудрецов наслушался? Только черепахи никуда не спешат».
Мы привязали верблюдов в тени дома, под навесом. Чтобы напоить животных, нашли старое деревянное корыто, обитое кожей, ведро и верёвку из конских волос, чтобы можно было набирать воды в колодце. Мне поручили напоить животных и запасти воды в дорогу, а сами пошли обустраивать место для трапезы и отдыха.
Подойдя к едва выглядывающему из песка колодцу, я разобрал, отложив в сторону, прикрывавшие его ветки кустарника и привязав верёвку к ведру, закинул в мрачный зев. На дне же меня ожидало разочарование - вместо ожидаемого всплеска воды услышал приглушённый удар ведра о грунт. Я лёг на живот и заглянул в сизую бездну. Когда глаза привыкли, увидел ведро, лежащее на сухом песке, и ни следа воды. Из глубины колодца веяло прохладой и влажностью, но воды не было. Отходить от этой прохлады, исходящей из недр, никуда не хотелось – так бы лежал весь день, а ещё лучше – спустился на дно его и поспал бы там… Но надо было что делать. Вода нужна не только верблюду.
С неохотой встал и поплёлся в дом. Ясир и Фарах расположились в коридоре, меж комнат, в самом прохладном и продуваемом ветерком месте. Они уже раскладывали нехитрую снедь, когда я вошёл.
- Воды нет. Колодец сух или его дно намеренно засыпали песком.
- Вот шайтан! - Выругался Фарах. -Надо прокопать тогда его. Мы не можем идти дальше без воды – до следующего источника ещё ночь и полдня. Ясир, иди с Хадиром к колодцу, я сейчас принесу лопату – видел где-то здесь.
Когда мы с Ясиром подошли к колодцу, то оба, не сговариваясь, легли на живот и уставились в сизую глубину колодца, в надежде увидеть воду или её следы, но… ни воды, ни её следов не было по-прежнему. Фарах принёс лопату и, посмотрев на меня, сказал:
- Хадир, ты здесь самый маленький по росту и тебе удобнее будет в колодце выбирать песок… Так что придётся спускаться тебе.
Мне эта идея не нравилась, несмотря на то, что ещё мгновение назад я готов был сам туда залезть. Одно дело – спускаться в колодец чтоб отдохнуть в прохладе и другое – лезть туда копать, как презренному рабу. Но что делать?! Пришлось спускаться мне. Я снял обувь, и меня обвязали верёвкой, дав в руки ведро и лопату.
- Хадир, как только опустишься на дно, развяжешься и привяжешь ведро.
- Да, Фарах, я понял.
Погружение в зев колодца оказалось приятней, чем я думал вначале – после пекла на солнце, здесь приятно веяло прохладой и чувствовалась влажность. Здесь даже дышалось легче.
Коснувшись дна колодца ногами, я тут же отвязался и привязал ведро. Так как песок под ногами был достаточно сух и сыпуч, то я попросту зачерпнул его ведром.
Я отправлял ведро за ведром наверх, черпая песок. По камням колодца я определил, что уже опустился более чем по колено от первичного слоя. Вот наконец-то появился и влажный слой. Пришлось копать лопатой. Ещё немного, и под моими ногами, в песке зачавкала вода. О, какое это блаженство! Ступни ног касались мокрого песка, погружались в прохладу воды, так что волны блаженства от ног текли к голове. Дальше работалось уже веселее – цель была не только видна, но и ласкала ступни ног.
Ещё с десяток вёдер, и вода начала прибывать, так, что мы смогли её черпать. Пока мои спутники поили животных и запасали воду в путь, я находился на дне колодца. Дышать стало труднее – каждый вдох давался всё тяжелее и тяжелее. У меня начала кружиться голова и я сел на дно, в воду. Это немного облегчило моё состояние. К тому времени когда пришла и моя очередь, вслед за последним ведром выбираться отсюда, я уже мечтал о солнце и глотке сухого, свежего воздуха. Наверху слепило солнце и обдавало жаром пустыни. Но я был рад вновь обрести свободу, отдышаться и погреться. Уставший и довольный собой пошёл в дом. Омыв руки, мы уселись утолять голод, ворчавший в нетерпении в наших животах.
Теряясь в догадках, никак не мог вспомнить, откуда и куда мы направляемся и тогда я решился спросить своих спутников, не лукавя, о цели нашего пути. Возникла долгая пауза, они перестали есть, посмотрели друг на друга, потом на меня… Фарах начал злорадно улыбаться, а потом и вовсе захохотал:
- Хадир, тебе что, солнце память отшибло, или ты её во сне потерял? Или в тебя вселился Иблис?
- Во сне… странный сон спутал мои мысли, и я не могу без посторонней помощи развязать этот клубок перепутанных нитей. Видимо, шайтан одурманил мой разум пока я спал. Мне требуется ваша помощь чтоб развеять его чары. Я доверяюсь вам, как друзьям своим.
В разговор вступил спокойный и рассудительный Ясир:
- Хадир, если ты забыл, то я тебе напомню: твой дядя, Шейх Хамад бен Халиф аль-Мактум, решил помириться с Шейхом Мансур бин Зайед Аль Амуди, с которым у него вышла давняя вражда из-за принцессы Мириам… Вот… он нас, и тебя тоже, направил с визитом дружбы. Мы везём подарки шейху и всей его семье… в том числе и принцессе Мириам, ставшей второй женой Шейха Мансур бин Зайед Аль Амуди. Теперь вспомнил?
- Вспомнил, Ясир. Благодарю тебя. После странного сна, навеянного жарой и однообразием пути, я терялся в догадках и не знал, что истина, а что ложь. Теперь моя память, бродившая где-то как беспутная девка, вернулась. Долгий опыт обогащает ум - дядя принял верное решение. Вражда не несёт благо.
Мне теперь стало понятно, почему Фарах на меня так подозрительно косится. Ещё бы, сам племянник их господина в пути с ними… Думает, наверное, что шейх им не совсем доверяет и потому меня отправил приглядывать… А может, так и есть? Хотя вряд ли – приглядывать мог и слуга дяди. Здесь почётное поручение. Дядя не будет отправлять с такой ответственной и опасной миссией кого попало… хм… от этих мыслей и, особенно от слова «опасной», у меня защемило сердце. А вдруг нас там казнят? Шейх Мансур бин Зайед Аль Амуди известен своей вспыльчивостью и скор до расправы. Потом они, конечно, с дядей помирятся, но нас уже не будет в живых и нам от этого легче не станет.
- Пойду осмотрюсь. Интересно, как тут жил этот старый иудей.
- Он был христианином. Потому и жил в отдалении от своего народа.
- Это ещё интересней. Я ещё не видел христиан. Пройдусь по дому. Он слишком большой для одного старика… разве нет?
- Он здесь жил не один, но вера его домочадцев оказалась слабее, и они покинули это место после смерти хозяина.
Я пошёл бродить по помещениям. Пыль и запустение давно поселились здесь. В множестве попадались следы птиц, змей и зверей оставленные на песке занесённым сюда ветром. В одной комнате я невольно спугнул ящерицу. «Надеюсь здесь нет скорпионов». После того как на моих глазах умер от укуса скорпиона маленький брат, я стал их ненавидеть и бояться в равной степени.
Многие из комнат ещё хранили следы былой красоты и роскоши, кое-где даже остались небольшие узкие матрасы, что стелили на специальных выступах у окон внутри помещения для возлежания и обдувания ветром, а также для наслаждения видом из окна. Я с любопытством рассматривал эти матрасы – они были вышиты серебром. И даже слой пыли не мог скрыть их великолепие. Я приподнял один из них в попытке стряхнуть пыль, и увидел под матрасом чеканные золотые монеты. Не все монеты были круглые, были и прямоугольные со скруглёнными углами, были монеты и с цветной глазурью с изображением какого-то властелина. Вероятно, монеты были персидские, доисламского периода, или индийские… Вероятно их кто-то уже позже здесь спрятал, кто-то из путников или разбойников, стерегущих караваны. Это же целое состояние! Я в азарте стал их сгребать в одну кучу, складывать на проверенный уже матрас и бежал проверять другие матрасы…
- Хади-и-и-р, Хади-и-и-р, сын Иблиса… Куда тебя шайтан понёс?! Где ты?
Это Фарах меня зачем-то ищет. Может, мы собираемся уже в дорогу? Я заметался по помещению, лихорадочно ища место, куда мог бы спрятать найденные мной монеты, а потом незаметно забрать. И тут с удивлением обратил внимание на свои руки. Я на них смотрел так, как будто это были чужие руки, будто я их видел первый раз – маленькие толстые кисти рук с короткими крючковатыми пальцами, сплошь покрытыми чёрными жёсткими волосками… У меня возникло отвращение к этим рукам и к их хозяину.
- А, вот ты где! Что там у тебя? Что от нас прячешь?
Я в шоке повернулся к Фараху, прижимая руками к животу найденные монеты и затравлено выдохнул:
- Мои. Я нашёл… Мои они, не ваши… мои!
Мне стало трудно дышать и в голове истерично забилась боль.
В дверном проёме, рядом с Фарахом, появился Ясир. У меня в глазах всё поплыло и закачалось, медленно растягивались фигуры людей, их слова… Из моих расслабленных рук выскользнули монеты и покатились по полу. Я упал и видел, как одна из них крутилась юлой возле моего носа, пока моё сознание не померкло.