Характер в поезде. Цикл девять повестей

Виктор Пеньковский-Эсцен
ХАРАКТЕР В ПОЕЗДЕ

1
- Ты, конечно, - говорил Илья, парень двадцати шести лет, своему другу, одногодке, когда те возвращались после работы домой, - ты можешь не поверить, но этот поезд – необычный. Я в нем встретил свою Веронику, и еще был случай…
- Ерунда, - стоял на своём Давлат, - сам в это, веришь ли?
- Я не верю, я знаю, - настаивал Илья, - это, в конце концов, твоё дело – хочешь ли ты познакомиться с нормальной девушкой или нет?
- Что в твоём понимании: нормальная?
- Ну, уж, - посмеялся Илья, - не твоя Ева со своими тягами к интригам, дурным переменам настроения, после которых тебя лечит психиатр.
- Этого не было никогда, и не будет никогда, ты преувеличиваешь.
- Ух, ты! Преувеличиваешь! Этого не было, но до этого доходило, не так ли?
Иногда Давлату казалось, что друг поможет ему, а иногда лепший приятель был так далёк от понимания всего, что творилось в его душе. И вообще в душах человеческих. Ему казалось, что Илья излишне поверхностен бывает. И даже, наверное, не стоило его посвящать в свои чувственные дала.
«Иной раз и жить не хотелось, - думал Давлат, - напоминая сегодняшнее раннее утро и некую затяжную, ноющую рану в груди, медленно разливающуюся по всему телу, - и это правда!»
«Куда б ее деть? И сколько я еще потерплю ее?»
«Тогда – что?»
- Я бы не советовал тебе, - продолжал Илья, прерывая внутренний диалог друга, - если бы мне до того дела не было.
- Вот это интересно: какой тебе до того интерес, а?
Илья в ответ посмотрел на друга именно тем удивлённым, доказывающим своё искренне, настоящее, стоящее участие, взглядом, что сомневаться было – ну, глупо! И при том промолчал, доказывая, что не собирается дальше даже обсуждать святую тему спасения друга.
- Ну, - лениво вывалилось из Давлата. Ему казалось, что сей момент, есть момент истины (наверное) и его нельзя или даже невозможно пропустить? Это могло навредить и дружбе, и самому себе? Что дороже, то…
Что дороже вообще ему в этих всех делах – мозги отказывали.
«В этом, наверное, собака и порылась. Это точно», - неслось в Давлате, и он не сопротивлялся этому, уминая заодно, очень удачно, внутренне поднимающуюся, ненасытную, неизвестного свойства тоску, ту самую, которая с утра…
- Нет, - Сказал Илья, - если ты не хочешь воспользоваться волшебным средством, то я – не психолог тебе и не терапевт какой, и все такое прочее, помочь тебе ничем больше не могу. Но если ты зайдёшь в запой, как прошлый раз…
- Прошлый раз, - оборвал Давлат хриплым голосом.
«Да, это было».
- Можешь не считать тот прошлый раз, - продолжил он, - это вообще не с Евой было связано.
- Тем хуже, - парировал друг с убеждённым подытоживающим удовлетворением.
«По сути, - размышлял Давлат, - все люди – человек человеку – волк, но что с того, если предпринять какие-либо даже сумасшедшие действия? Даже если против той же Евы, а? Если я уже давно спятил, на самом деле и пытать дальше нечего. И какой интерес у Ильи, интересно, если ему никакого интереса нет, кроме…»
- А чем за то платить надо? – Озвучил он следующую, ещё не оформившуюся мысль.
- Не понял, - переспросил Илья.
- Ну, за всякое волшебство, то-се, как говориться, платить ведь нужно.
- Ну, ха! Ты загнул. – Давлат на секунду увидел в лице Ильи, что вопрос все же серьёзный, но тот продолжил, взяв себя в руки, - какое же это волшебство, а? Ты не понял, что ли? Это место, замкнутое пространство, где все как бы отдыхают, раздумывают о своих делах, я думаю – о глобальных делах. Ну, ты, что в поездах не ездил? Например, о настроении сегодняшнего дня, и… черт знает о чем, - ближайших будничных событиях, прошлых. И вот ты – здрасьте!
- Здрасьте? – Повторил Давлат.
- Ага. И вот ты – здрасьте! - Продолжал Илья, - вот представь, сидит эдакая тонкая красавица, твоего, черт тебя дери, типажа, и ты эдак случайненько подсаживаешься. То, се…
- Эти дамочки на расстоянии чувствуют, - горестно отметил Давлат,- чувствуют, - повторил он неопределённое.
И это «неопределённое» как-то выразилось на его лице. Он и сам хотел бы это видеть.
«Хотя бы друг что-нибудь сказал на этот повод…»
Но ему оставалось только схватить сие расстройство, ещё раз пережить.
Смиренно, подавленно он молчал. Губы его с мыслями его же себе же сочувствия пожевали который раз извечную идею: «на кой мне это надо вообще все, все, в самом деле - все. И на кой я напрягаюсь вообще все, будто ради себя самого, или… Лечиться надо!»
Илья видал это уже не раз в друге, потому даже глаз не поднял, и не желал видеть в таком расположении духа своего друга.
«Наверное, - пронеслось у него, - из-за этого стараюсь ради этого дуралея».
- Страдающий внутренне обязан вынести это наружу. Старые обиды следует простить, - произнёс он.
Давлатовское лицо разгладилось, и вопросительно посмотрело на холодно спокойно рядом шагающего товарища.
Последний перевёл не меняющего картины взгляд на него.
- Чего?
- Ты что это сказал?
- Не знаю, - пожал плечами, - само вырвалось.
Давлат не понимал.
- Ты после того поезда ещё не то будешь чудить, - предупредил Илья.
- И зачем мне тогда это надо? – Давлат, будучи уже настроен на помощь приятеля, смешался.
«Мало мне в душе – кошки. Ещё – непонятно что!»
- А это, друг мой, в любом случае лучше, чем ты будешь страдать невесть о чем, - заводился Илья.
- Ну, Ева – это же…
- Во! – Поднял палец Илья. – Во! Видишь, ты сам завёл о ней речь!
- Что-то я не пойму.
- Ты поймёшь тогда, когда твой внутренний героизм переключится на внешние детали, понимаешь? За что мы девушек любим, вот скажи?
- Ну-у, - Давлат почувствовал небывалые перемены в собственном состоянии духа, ему вдруг захотелось рассмеяться. Откуда-то оттуда, где поселилась немотивированная тоска, вдруг с ноги дверь распахнул некий безумный вихрь-вихорок. Вихрь – потому что смешанность мыслей все ещё оставалось.
«А вихорок?»
Различие состояло только в том…
- Во! – Повторил Илья, бросил краткий взгляд на друга, - видишь, мы только о поезде заговорили, а ты вроде согласился на этот эксперимент и уже – смеёшься!
- Смешного – ничего! – Отметил Давлат, ныряя внутрь – «Ничего!»
«Будь верен сам себе незыблемо!»
- Ладно, не задирайся. Слушай инструкцию: завтра я тебя отпускаю. Мы что-нибудь придумаем. Скажу: тебя в поликлинику направили, скажу, что приболел.
- Завтра?
- Завтра и не перечь! Это дело отлагательств не терпит. Меня ещё тогда предупредили: только надумал, только идея явилась – держи за хвост.
- Хм. Подумать можно?
Илья остановился, заставляя тем и друга убавить шаг, останавливая его. Ему хотелось акцентировать данное условие непременно. Это видел Давлат. Но как только апатичный шаг последнего прервался, и тот развернулся, Илья бодро дал с места.
Давлат едва стал поспевать за ним.
- Ты, вот что: или сейчас, или никогда, понял? Я больше не стану тут тебе… свою метафизическую эту энергию раздавать, и тратить не стану на всякие разные атмосферы-тропики. Я тебе не того…
- Ты странно как-то заговорил. У тебя таких слов…, - начал было Давлат.
- А ты думал! Эзотерика! Ого! Говорю тебе: поезд – необычный. Ты там такого экстаза поймаешь, что забудешь все свои притязания-притяжения.
Давлат мысленно перебирал словарный запас приятеля: слова «притязание» в нем точно никогда не было.
«Может быть, действительно, а?»
- Ну, - прочитал мысли Илья – рискнёшь?
- А что делать? – Машинально согласился Давлат, покашлял в кулак, ничего, собственно, такого не думая и совершенно ни на что ещё не соглашаясь. Ещё раз сверился с Внутренней Тоской. Она - исчезла.
Кончики ушей кольнуло.
«И это – хорошо, а? – Пронеслось в нем, - и черт с ним, а? Что будет, то будет».
- Значит, слушай сюдЫ, - предложил Илья, - завтра подъем в пять утра.
- Утра пять…
- Пять утра – да! И не вздумай проспать, соня! Это тебе не леший в туалет сходить! – Илья сам задумался, что такое сказал, но друг не успел отреагировать, как тот закончил следующим парадоксом, - будем зайца ловить за задние ноги.
- Это как?! – возбудился Давлат.
- Пос-слуш-шай, - поморщился и прошипел друг, - не перебивай. Я сам не знаю, как и что. Я только методу подскажу, а ты там сам выкручивайся.
- Ну, так, извини, что за поезд такой? И зачем мне поезд, если я с человеком хочу познакомиться?
- А ты думал: на кой поезда?
- Ну, там… передвижения…
- Какие передвижения? Поезда и все такое, вплоть до автобусов – все это заманка.
- Заманка?
- Заманка. Заманка, приманка, как желаешь: людей привести в самое себя, понимаешь? Это значит, как бы, э-э, - Илья подбирал слова, глаза его беспокойно бегали.
Давлат ещё раз утвердил в себе:
«А-а, что будет, то будет!»
- Так вот, адреналин событий надо извне искать. Дома сидячи, да по работам шастаючи ничего не изменишь в линии жизни. Самой жизни, во! Все так и останется. Нужно перемещать своё тело по горизонтали, и по вертикали. То есть, как бы, это, по широтам…
«У него глаза, реально, бегают!» - Отметил Давлат, подумывая, что обстоятельство бросить курить уже третий день, - третий день без курева (зарплаты пока нет – экономия средств) на товарища виляет весьма пагубно.
- Вот! – хлопнул по плечу Илья друга, - понял?
- Что? Я что-то пропустил?
Сомкнув губы, Илья едва не зло вскинул взгляд на Давлата и тут же смягчился.
- Да-а, понятно, - объяснил он, - действие противоядия пошло.
- Действие противо…, - автоматически повторял внемлющий.
- Действие пошло, дрогой мой, спешу доложить, потому что ты уже становишься вне времени. Как ты думаешь, сколько минуток прошло от того, как я сказал тебе о поезде, - пробуждении в пять утра и прочее, то есть, а?
- Как же это: сколько времени? – Задался Давлат.
Илья остановился и обратил внимание друга на то место, где они находились.
Каким-то чудесным образом, молчаливым и не тоскливым они проделали сотню шагов, проскочив странным образом, асфальтную дорожку, находясь теперь на грунтовой, неизвестно как – «вне времени».
Давлат раскрыл рот.
- Во-от!
Илья внимательно поглядел в рот товарища, спокойно держал путь дальше.
- Ну, видал, ага? Как оно тебе?
Давлат метался. Внутренне, как обычно, шизоидно – метался, - ощущал уже не то интимное состояние тоски и - даже ни смеха, ни щекотки. То есть, вообще ничего. Внутренне состояние полностью исчезло. И в душе объявилось нечто то, что, возможно, утеряно было им когда-то, но это Нечто То, новым дыханием на него пахнуло. Точно.
Давлат снова и снова окунался в себя, и всякий раз поражался: «ВНУТРЬ СЕБЯ» - ОТСУТСТВОВАЛО.
- Ничего себе! – Вышло из него.
Илья согласительно, мажорно вскинул вид на друга.
- Во! Готовсь к изменениям, друг. Все будет хорошо.
«Ну, не без этого».
И Давлат слушал то, что необъяснимым образом прослушал, - инструкцию.

***
Весь вечер чувствовал беспокойство. Родители ничего не заметили. И даже то, что он объявил: завтра на работу не пойдёт.
Отец привычным образом сел перед телевизором, капая тапки на концах больших пальцев. Мать стряпала на кухне, откуда доносились звуки радио.
Все были заняты. И Давлат был загружен.
Загружен нехорошими предчувствиями. Внутренний голос исчез напрочь, и в голове стояла одна инструкция. И девушка… Девушка, образ которой Илья твёрдо настаивал на том, чтобы обрисовать подробно ее, и более того – записать все тонкости ее характера, ее внешности, вплоть до цвета глаз, волос, стрижки, и в чем она должна будет одета.
Давлат открыл старый блокнот с чистыми листами, из которого регулярно вырывались глупые записи, приоритеты, терявшие актуальность почти ежедневно. Вычистил пружинку крепления, с которой торчали лохмотья несбывшихся планов.
Взяв карандаш – не ручку (а это тоже было условием), написал:
- Ее зовут Ника. Ей - двадцать три. Она – красивая…

2






















===============