Они встретились после долгой-долгой разлуки, два старых человека, понимающих, что жить им осталось недолго. Ему было восемьдесят два, ей - восемьдесят.
Когда-то они учились вместе в одном институте и на лекциях сидели за одним столом. Он – у окна, она – у прохода, по которому важно передвигался строгий преподавателю, рассказывавший о роли Льва Толстого в русской литературе. Иногда профессор бросал близорукий взгляд на её тетрадь, и был доволен, что она записывает выстраданные им мысли таким красивым почерком.
После занятий они шли вместе по заснеженным улицам, и он читал ей стихи Есенина. Когда он решался прочесть что-либо из так называемой «хулиганской» лирики поэта, которую он особенно любил, она хмурилась и останавливала его: «Не надо. Тебе это не идет». Будто эти стихи он написал сам.
Расставались они у её невзрачного дома возле центрального рынка. Во дворе шумели армянские дети и зычно ругались две соседки. Ей было неприятно, что он слышит всё это, и она поспешно говорила: «Ну, пока… До завтра».
И так было почти каждый день, кроме воскресений и праздников. Им нравилось быть вместе, о них уже судачили институтские девчонки, но они не придавали этому никакого значения: подумаешь, нашлась парочка, гусь да гагарочка. Эта русская поговорка очень подходила к ним, так они были непохожи друг на друга, и они понимали это, словно наблюдая себя со стороны.
Но, когда она уехала на каникулы в Москву, он вдруг почувствовал, что ему не хватает чего-то, очень важного и просто необходимого для его существования. Как не хватало ему воздуха при восхождениях в горы, тепла на ледниках, воды в раскаленной степи, где бурила скважины геологическая партия, куда он устроился работать на время каникул.
Она вернулась в конце августа, перед самым началом занятий, он встретил ее у входа в институт и вдруг заметил, что она за это время очень изменилась. Хотя слово «очень» слишком слабо, чтобы показать, как сильно она изменилась. Здесь больше подошло бы слово «совсем». Да, это была совсем не та девушка, с которой он ходил по улицам и читал ей стихи Есенина, и которая почти каждый день говорила ему ласковое «До завтра».
Она даже не улыбнулась ему, когда он, увидев её, остановился как вкопанный на ступеньках главного входа в институт и смотрел на неё, как на сказочное чудо, приносящее людям счастье.
«Я в библиотеку, - сказала она торопливо. – Она открыта, ты не знаешь?»
«Открыта, - ответил он чуть слышно. – До двух часов. Тебя подождать?»
«Не надо. Мне еще в парикмахерскую надо».
Он хотел сказать ей, что может подождать ее и у парикмахерской, но она резко обогнула его, как огибают столб, стоящий на дороге, и скрылась в здании института.
И он догадался, что она полюбила кого-то другого и ушла навсегда…
Когда в первый же день занятий он вошел в аудиторию, то ему показалось, что все смотрят на него с каким-то сочувствием, даже с жалостью. Он подумал, что она обо всем рассказала своим подругам, и теперь они жалеют его.
То это было не так. Просто он внешне выглядел после случившегося таким потерянным и жалким, что вызывал у всех чувство сострадания к себе. Даже у собственной мамы…
И тогда он сбежал… Уехал в горы и жил в опустевшем после сезона корпусе турбазы вдвоем со сторожем.
Там он поднимался к ледникам, карабкался по отвесным скалам, охотился на горных туров, и у него не было времени, чтобы думать о своем несчастье.
Он вернулся в город через две недели, сразу зашел в деканат и сказал, что отсутствовал на занятиях по болезни, предъявив справку, которую выдал ему знакомый врач из поликлиники.
И теперь в аудиторию вошел уже совершенно другой человек. Да, в его глазах еще была заметна грусть, но это была грусть не по порушенной любви, а по поводу несовершенства мира, в котором мы живем. Грусть Чайльд-Гарольда…
Загорелый и окрепший в горах, он шел по коридору, гордо подняв голову и глядя на всех сверху вниз, и девушки смотрели на него с восхищением и неистребимым желанием узнать его поближе. Но он уже знал об их непостоянстве, и предпочитал одиночество.
Через три года они окончили институт и разъехались кто куда.
Его распределили на Сахалин, и он работал учителем в маленьком городке на берегу Тихого океана.
Куда поехала она, он не знал, и знать не хотел, потому что вычеркнул из своей жизни всё, что было связано с нею.
Он женился, у него было два сына, и он уехал с Сахалина в уютный городокна Черноморском побережье Кавказа, чтобы они росли в нормальных климатических условиях .Так посоветовали ему врачи…
О ней он не вспоминал… Один лишь раз ему приснилось, как они идут по заснеженным улицам родного города, и он читает ей стихи Есенина…
Проснувшись, он сначала подумал, что та далекая любовь еще жива, но взглянув в окно, понял, почему ему приснился этот странный сон. Просто той ночью в этом южном городе выпал снег, что случалось совсем нечасто…
Потом выросли сыновья, стали бороться за выживание в новой стране, совсем непохожей на ту, в которой жил он.
Потом умерла жена, и он остался один в маленьком доме на берегу теплого моря.
Младший сын, живший на Севере, подарил ему машину, подержанный «Опель» с автоматической коробкой передач, и он иногда ездил в Абхазию, потому что люди там были приветливее, сильнее и красивее, чем в городе, где он жил.
Иногда в бессонные ночи у него появлялась мысль съездить в родные края, отыскать там однокурсников и однокурсниц, но проснувшись утром и взглянув на себя в зеркало, он понимал, что встреча с ними будет безрадостной и даже невыносимо тяжкой.
Но Судьба порой бывает благосклонной даже к тем, кто стоит у самого порога…
С деньгами у него было туго, и он сдал половину дома отдыхающим из Питера, супругам с ребенком, мальчиком лет двенадцати. Он был веснушчатым и спокойным, и сразу напомнил ему кого-то, но кого, он припомнить не мог.
Но второй день после приезда отец мальчика зашел к нему, чтобы оплатить проживание вперед, и у него из кошелька выпала маленькая фотография серьёзной девушки с удивленными глазами.
Он сразу узнал её, и спросил, пораженный этим немыслимым подарком Судьбы:
- А кто это?
- Это моя мама, в молодости, - ответил квартирант. –Мы живем вместе, Но она не смогла поехать с нами, потому что врачи запретили ей быть долго на солнце… Вам паспорта наши нужны?
- Да, мне надо зарегистрировать вас как временно проживающих.
Он переписал из паспорта адрес, по которому теперь жила она, и взял билет на самолет.
И вот теперь они сидели вдвоем за столиком в открытом кафе напротив Летнего сада и вспоминали своё прошлое, без сожаления и упрёков.
- А ты не думала вернуться в наш город? – спросил он. – Хотя бы на пару дней.
- Думала, и очень часто, - грустно ответила она, - Но из наших там в живых никого не осталось…Одна Зоя Тотиева, но она меня терпеть не могла. А я её…
- Но теперь мы будем там с тобой вдвоем! Полетим?
- «К теплому свету, на отчий порог…»? – улыбнулась она.
- Ты помнишь стихи, которые я читал тебе тогда? – удивился он.
- Конечно, помню. Все до одного, Кроме хулиганских…
Она помолчала, потом решительно встала и взяла его под руку:
- Хорошо, летим… Но только зимой… Когда будет идти снег, и на улицах будет безлюдно… А пока возвращайся домой и присмотри за моими… Чтобы мой внук Никита не обгорел на южном солнце до волдырей…
И то, о чем они мечтали, сбылось…
Они шли по заснеженным улицам родного города, и он читал ей стихи Есенина. И они не думали о том, что им далеко не двадцать, и о том, сколько им осталось жить…
Потому что это было уже не важно…