Хрупкий мир/One world or none, 1946 год
Роберт Оппенгеймер. Новое оружие: поворот винта
Высвобождение атомной энергии представляет собой новую силу, слишком революционную, чтобы рассматривать ее в рамках старых идей. ...Президент Гарри С. Трумэн в послании Конгрессу по атомной энергии, 3 октября 1945 г.
В этих смелых словах Президент Соединенных Штатов выразил глубокое убеждение, преобладающее среди тех, кто думал о том, что атомное оружие может означать для мира. Мы убеждены в том, что это оружие требует и своим существованием будет способствовать радикальным и глубоким изменениям в мировой политике. Эти слова президента часто цитировались, и по большей части людьми, которые верили в их справедливость. Какова техническая основа для этого убеждения? Почему развитие событий, которое в прошлой войне казалось просто расширением и завершением методов стратегических бомбардировок, должно быть столь радикальным по своим последствиям?
Конечно, атомное оружие появилось с драматическими элементами новизны; конечно, как новый источник энергии оно воплощает в себе реальные изменения в способности человека использовать такие источники и контролировать их; явственные изменения в физической ситуации, с которой мы можем работать. Эти прометеевские качества драматизма и новизны, которые так глубоко затрагивают чувства, с которыми человек относится к миру природы и своему месту в нем, несомненно, усилили интерес, с которым рассматривалось атомное оружие. Такие качества могут даже сыграть весьма ценную роль в подготовке людей к тому, чтобы с необходимой серьезностью отнестись к серьезным проблемам, которые ставят перед ними эти технические достижения. Но подлинно радикальный характер атомного оружия заключается не в внезапности, с которой оно появилось в лабораториях и секретных производствах, и не в том факте, что оно использует энергию, качественно отличную по происхождению от всех предыдущих источников. Оно заключается в их значительно большей разрушительной способности, в значительно меньших усилиях, необходимых для такого разрушения. И не в меньшей степени это связано с вытекающей отсюда необходимостью в новых, более эффективных методах, с помощью которых человечество могло бы контролировать использование своих новых способностей.
Ничто не может быть по-настоящему новым в том, что касается хода человеческой жизни, если оно не является одновременно и старым. Ничто не может быть по-настоящему революционным, если оно не имеет глубоких корней в человеческом опыте. Если, как я полагаю, высвобождение атомной энергии на самом деле является революционным, то, конечно, не потому, что его обещание быстрых технологических изменений, реализация фантастической разрушительной силы не имеют аналогов в нашей поздней истории - но именно потому, что история так хорошо подготовила нас к пониманию того, что эти вещи могут означать.
Возможно, внесет ясность краткое описание трех следующих элементов новизны: (1) атомное оружие как новый источник энергии, (2) атомное оружие как новое выражение роли науки и (3) атомное оружие как новая разрушительная сила.
Новый источник энергии
Энергия, которую мы получаем из угля, древесины и нефти, первоначально поступала от солнечного света, который благодаря механизмам фотосинтеза накапливал эту энергию в органическом веществе. Когда это топливо сжигается, оно так или иначе превращается в простые стабильные продукты, из которых под воздействием солнечного света образовалось органическое вещество. Энергия, получаемая от энергии воды, также поступает от солнечного света, который поднимает воду путем испарения, так что мы можем использовать энергию ее падения. Энергия, необходимая для самой жизни, поступает из того же органического вещества, созданного солнечным светом из воды и углекислого газа. Из всех источников энергии, используемых на Земле, только энергия приливов, по-видимому, не является прямым использованием энергии, излучаемой солнцем.
Солнечная энергия - это ядерная энергия. Глубоко в недрах Солнца, где вещество очень горячее и довольно плотное, ядра водорода медленно вступают в реакцию с образованием гелия, реагируя не непосредственно друг с другом, а путем сложной серии столкновений с углеродом и азотом. Эти реакции, которые протекают медленно даже при высоких температурах, достигаемых в центре Солнца, становятся вообще возможными только потому, что эти температуры, составляющие около двадцати миллионов градусов, поддерживаются. Причина, по которой они сохраняются, заключается в том, что огромные гравитационные силы массы Солнца удерживают материал от расширения и охлаждения. Никогда не выдвигалось никаких предложений по созданию таких условий на Земле или по получению энергии на земле контролируемым и крупномасштабным способом за счет преобразования водорода в гелий и другие ядра.
Ядерная энергия, высвобождаемая в атомном оружии и в управляемых ядерных реакторах, имеет совсем другой источник, который сейчас показался бы нам скорее случайным. Ядра очень тяжелых элементов менее стабильны, чем ядра таких элементов, как железо, с умеренным атомным весом. По причинам, которые мы не понимаем, на земле есть такие тяжелые нестабильные элементы. Как было обнаружено незадолго до войны, самый тяжелый из элементов не нуждается в очень сильном возбуждении, чтобы расщепиться на два более легких ядра. Судя по тому, что мы теперь знаем, это, несомненно, случайность, что в мире существуют элементы тяжелее свинца, а для свинца, по-видимому, не существует практического метода индуцирования деления. Но для урана простого захвата нейтрона достаточно, чтобы вызвать деление. И в некоторых материалах - в частности, U-235 и плутонии - при таком делении образуется достаточное количество нейтронов, с достаточно большой вероятностью, что при надлежащих обстоятельствах они могут вызвать другие деления в других ядрах, так что реакция деления будет нарастать в виде расходящейся цепочки последовательных реакций, и значительная часть нейтронов образуется в результате деления других ядер; энергия, скрытая в материале, действительно будет высвобождена.
Насколько нам известно, подобные вещи происходят только в атомном оружии, которое мы создали и использовали, и, в несколько более сложной форме, в больших реакторах или установках. Насколько нам известно, они не происходят ни в одной другой части Вселенной. Чтобы они осуществились, требуется вмешательство человека в физический мир.
Ядро взрывающейся атомной бомбы, насколько мы можем судить, не может сравниться с чем-то, нам известным. Оно горячее, чем центр Солнца; оно заполнено веществом, которое обычно не встречается в природе, и излучениями - нейтронами, гамма-лучами, осколками деления, электронами - беспрецедентной в человеческом опыте интенсивности. Давление в тысячу миллиардов раз превышает атмосферное. В самом грубом, простейшем смысле совершенно верно, что с атомном оружии человек создал что-то новое.
Новое выражение роли науки
Казалось бы, в истории человечества не было аналогов тому, что основные знания о физической природе мира могли быть применены так быстро для существенного изменения физических условий жизни человека. В 1938 году не было известно, что может произойти деление. Насколько мне известно, никто не думал ни о существовании, ни о свойствах, ни о методах получения плутония. Последующее быстрое развитие стало возможным только благодаря экстремальности войны, огромному мужеству правительств Соединенных Штатов и Великобритании, передовой технологии и сплоченности людей. Тем не менее, это предъявляло совершенно особые требования к ученым, которые сыграли более обдуманную, сознательную, личную роль в изменении условий человеческой жизни, чем когда-либо прежде в нашей истории.
Очевидным следствием такого тесного участия ученых является совершенно новое чувство ответственности и беспокойства за то, что они сделали, и за то, что может из этого получиться. Эта книга сама по себе является выражением этого чувства озабоченности. Более тонкий аспект этого, не часто признаваемый, но, возможно, в долгосрочной перспективе более актуальный и конструктивный, заключается в следующем: ученые являются гуманистами не по природе того, что они находят, а по тому, как они это находят; наука - по ее методам, ценностям и природе объективности, к которой она стремится, является общечеловеческой. Поэтому для ученых естественно смотреть на новый мир атомной энергии и атомного оружия в очень широком свете. И в этом свете общность опыта, усилий и ценностей, преобладающая среди ученых разных стран, сравнима по значимости с общностью интересов, существующей у мужчин и женщин одной нации. Естественно, что они должны дополнять братство народов одной страны братством ученых людей повсюду, ценностью, которую эти люди придают знаниям, и попыткой - которая является их наследием - превзойти случайности личной или национальной истории, чтобы лучше раскрыть природу знаний о мире.
Привнесение духа науки в проблему атомного оружия, в которой с самого начала было ясно, что чисто национальные идеи благосостояния и безопасности, несомненно, окажутся неадекватными, было признано, если не ясно понято, как государственными деятелями, так и учеными. Акцент, который был сделан - в заявлениях Президента и в согласованной декларации глав государств Великобритании, Канады и Соединенных Штатов - на важности восстановления международного братства и свободы науки, является свидетельством этого признания. Не следует думать, что это признание подразумевает, что сотрудничество в науке будет представлять собой решение проблем взаимоотношений наций, - или то, что сами ученые могут сыграть какую-либо неправильную роль в достижении этого решения. Это скорее признание того, что в решении этих проблем будет необходим общий подход, в котором национальные интересы могут играть лишь ограниченно конструктивную роль, если решение вообще будет найдено. Такой подход был характерен для науки в прошлом. В его применении к проблемам международных отношений есть новизна.
Новая разрушительная сила
В прошлой войне доставка взрывчатки к вражеской цели обходилась Соединенным Штатам примерно в 10 долларов за фунт. Таким образом, доставка пятидесяти тысяч тонн взрывчатки обошлась бы в миллиард долларов. Хотя в настоящее время невозможно дать точных оценок затрат на создание атомной бомбы, эквивалентной по энерговыделению 50 000 тоннам обычного взрывчатого вещества, представляется несомненным, что такие затраты могут быть в несколько сотен раз меньше, возможно, в тысячу раз меньше. Тонна в эквиваленте атомной взрывчатки значительно дешевле обычной взрывчатки. Прежде чем можно будет сделать выводы из этого факта, необходимо рассмотреть ряд моментов. Но окажется, что непосредственный вывод верен: атомные взрывчатые вещества значительно увеличивают разрушительную силу на каждый потраченный доллар, на каждый вложенный человеко-час; они глубоко нарушают шаткий баланс между усилиями, необходимыми для уничтожения, и масштабом разрушения.
Площадь, разрушенная взрывчаткой, лучше показывает ее разрушительную силы, чем энергия взрыва. Для атомной бомбы площадь, разрушаемая взрывом, увеличивается с увеличением мощности на две трети, а не пропорционально выделяемой энергии. Что касается взрыва, то атомная бомба, возможно, в пять раз менее эффективна, чем тот же эквивалентный тоннаж, доставляемый в бомбах или ракетах меньшего размера. Но при нанесении ударов по Хиросиме и Нагасаки воздействие тепла, особенно против людей, было сравнимо с воздействием взрыва. Эти эффекты увеличиваются пропорционально площади поражения при выделении энергии оружием и, таким образом, приобретают все большее значение по мере увеличения мощности оружия.
В этой связи, безусловно, уместно задать вопрос о том, какие технические разработки может ожидать будущее для зарождающейся индустрии производства атомного оружия. Мне не известно никаких предложений, которые позволили бы значительно уменьшить размер единицы оружия при одновременном снижении стоимости на единицу опустошенной площади или еще большем ее уменьшении. С другой стороны, предложения, которые кажутся разумными, были предварительно изучены, и оказалось, что они снизили бы стоимость уничтожения на квадратную милю, вероятно, в десять или более раз, но они повлекли бы за собой значительное увеличение удельной мощности оружия. Очевидно, что применение такого оружия было бы ограничено уничтожением очень крупных целей, таких как великий Нью-Йорк.
Возможно, уместно сказать несколько слов о специфическом эффекте ядерных излучений - нейтронов и гамма-лучей, - вызванных взрывом. Необычный характер этих эффектов и тот факт, что летальные исходы продолжали проявляться спустя много недель после ударов, привлекли большое внимание. Но эти излучения составили в Хиросиме и Нагасаки довольно малую долю жертв. Вероятно, это было бы справедливо и в отношении будущего атомного оружия, но уверенности в этом нет.
Никакое обсуждение экономики атомного уничтожения не может быть полным без некоторого упоминания о возможных контрмерах. Одной из таких контрмер, которая может привести к увеличению стоимости уничтожения за счет устранения целей, достаточно крупных для применения более мощного оружия, является рассредоточение городов и промышленности. Труднее оценить влияние значительно усовершенствованных методов перехвата на носитель атомного оружия. Этот вопрос довольно подробно рассматривается доктором Райденуром в главе 7. Здесь можно сказать, что нынешняя ситуация едва ли дает основания полагать, что методы перехвата значительно изменят стоимость атомного уничтожения.
Хотя казалось бы практически несомненным, что атомное оружие может быть эффективно использовано против боевого персонала, против укреплений, по крайней мере, определенных типов, и против военно-морских судов, его непропорциональная разрушительная сила наиболее велика при стратегических бомбардировках: при уничтожении населенных пунктов и самого населения, а также при разрушении промышленности. Поскольку Соединенные Штаты и Великобритания в этой прошлой войне были готовы участвовать в массовых разрушениях и зажигательных рейдах против гражданских городов и фактически использовали атомное оружие против преимущественно гражданских целей, вряд ли стоит надеяться на то, что такое оружие не будет применено в какой-либо будущей крупной войне.
Многие факторы, обсуждаемые здесь, и другие, которые здесь обсуждать нельзя, явно делают неуместным и невозможным давать точную цифру вероятных затрат и, следовательно, вероятных усилий, связанных с атомным уничтожением. Очевидно также, что такие затраты в первую очередь будут зависеть от технической и военной политики стран, занимающихся атомным вооружением. Но ни одна из этих неопределенностей не может затмить тот факт, что уничтожение квадратной мили с помощью атомного оружия обойдется значительно дешевле, чем с помощью любого оружия, известного до сих пор для ведения войны. По моим собственным оценкам, появление такого оружия снизит стоимость, безусловно, более чем в десять, более вероятно, в сто раз. В этом отношении, по-видимому, только биологическая война может составить конкуренцию тому злу, которое может причинить доллар.
Таким образом, можно подумать, что разрушительная сила, попавшая в руки людей, на самом деле была качественно изменена атомным оружием. В частности, ясно, что на нежелание народов и многих правительств направлять значительную часть своих богатств и усилий на подготовку к войне больше вообще нельзя рассчитывать в качестве гарантии отсутствия таких приготовлений. Казалось бы, сознательное приобретение этих новых разрушительных способностей требует столь же сознательного определения того, что они не должны использоваться и что должны быть предприняты все необходимые шаги для обеспечения того, чтобы они не были использованы. Такие шаги, однажды предпринятые, обеспечили бы механизм, достаточный для предотвращения международной войны.
Ситуация, на самом деле, имеет некоторую аналогию с той, которую недавно представили без технической
основы. Было высказано предположение, что некое атомное оружие будущего может инициировать ядерные реакции, которые уничтожат саму землю или сделают ее непригодной для продолжения жизни. Судя по всему, что мы теперь знаем, и это немаловажно, такие опасения беспочвенны. Атомное оружие, насколько нам известно, не уничтожит физически людей или нацию, использующих его. И все же мне кажется, что осознание последствия атомной войны для всех народов земли, как для агрессора, так и для защитника, вряд ли могут быть менее убедительным аргументом в пользу предотвращения такой войны, чем возможности, изложенные выше. Ибо опасности для человечества в некотором роде столь же серьезны, и неадекватность любого национализма, по крайней мере для меня, столь же очевидна.
Значительно возросшая разрушительная сила, которую дает нам атомное оружие, привела к глубокому изменению баланса между национальными и международными интересами. Общий интерес всех в предотвращении атомной войны, по-видимому, в значительной степени затмевает любые чисто национальные интересы, будь то благосостояние или безопасность. В то же время представляется весьма сомнительным в долгосрочной перспективе полагаться на чисто национальные методы обороны для обеспечения безопасности, что более подробно обсуждается в других частях этой книги. Истинная безопасность этой нации, как и любой другой, будет обеспечена, если вообще будет обеспечена, только коллективными усилиями всех.
Уже сейчас ясно, что такие усилия не будут успешными, если они предпринимаются только в качестве дополнения или второстепенных усилий в национальной обороне. На самом деле ясно, что такие коллективные усилия потребуют и требуют сегодня вполне реального отказа от шагов, с помощью которых в прошлом добивались национальной безопасности. Очевидно, что в самом реальном смысле прошлые модели национальной безопасности несовместимы с достижением безопасности на единственном уровне, на котором она может быть эффективной сейчас, в атомный век. Возможно, что в грядущие времена именно об атомном оружии будут помнить больше всего. Именно в этом они станут казаться "слишком революционными, чтобы рассматривать их в рамках старых идей".