Туман. книга восьмая. глава шестая

 


                ЗНАКОМСТВО С ВЛАСТЬЮ.


                «Если бы сны шли в
                последовательности, мы
                не знали бы, что – сон,
                что - реальность"

                Паскаль Блез.

--Вполне приличный нумер, вполне, учитывая потребности человека, прибывшего на нарзанный водопой. А у вас ….

--Да, тут оказалось две комнаты, хотя запрошенная цена  равна однокомнатному нумеру, как у Модеста Павловича и … как ваш. Ту комнату, - доктор никаким жестом не дополнил сказанные слова, мол и так понятно, о чём речь, - я оставлю себе, как опочивальню, а вот эту предлагаю использовать для общих потребностей.

--Как штаб?

--Вы, Модест Павлович, человек военный, и любая комната, лишённая спальной меблировки, тут же превращается в узкоспециальное помещение – в арсенал, в блиндаж или в штаб, как в этом случае, - едким, как щёлок ответом, Карл Францевич наградил штаб-ротмистра за, в общем-то, безобидное словцо.

--Вы, Карл Францевич, человек медицинский, и любая комната, лишённая титула вашей опочивальни, тут же превращается в узкоспециальное помещение – в смотровую, в операционную или, и того хуже, в прозекторскую, - тем же щёлоком парировал Модест Павлович.

--Господа, только наполненные иронией слова, позволяют насладиться изысканностью ума вашего оппонента, а то, что капает с языков у вас обоих направлено на тяжкое переживание неминуемой ссоры. Не желаете ли продемонстрировать перемирие?

--А мы и не ссорились, - как-то совсем по-детски ответствовал штаб-ротмистр, и спрятал обе руки за спину.

--Дорогие мои, вы ошибаетесь, считая перемирие моей просьбой.

Где-то далеко-далеко послышался раскат грома. Не настоящего, и не совсем натурально звучащего, а только предполагаемого во всей своей неукротимой мощи дерзких молний и оглушающего гула надвигающегося природного катаклизма. И, разумеется, это всё в переносном смысле.

--Вот, Кирилла Антонович, глядите, я первым протягиваю руку! – Гордо продекламировал Модест Павлович, и легонько стиснул ладошку доктора.

И тут же, как-то по-кошачьи, изогнулся, и приблизил свои уста к уху гоф-медика.

--А всё-таки моё пальто красивее вашего!

--Всё-таки надо было прострелить его, - так же тихо отвечал Карл Францевич, - когда вернёмся, я закажу себе такое же!

--Завистник! – Прошептал штаб-ротмистр, и тут же схлопотал заслуженный ответ.

--Хвастун!

--Други мои, - голосом, лишённый угрозы приближающегося урагана, промурлыкал помещик, - мне самому претит, когда прерываются самые приятные мгновения в жизни. Вот и вам следовало бы пережить этот переход от наслаждения к повседневности. Вы помните, как у господина сочинителя Гёте в его «Фаусте» сказано?

--Это – да, это я помню, - не унимался Модест Павлович, - «Остановись, мгновение! Штаб-ротмистр, вы прекрасны!». И вы, Карл Францевич, тоже прекрасны!

На радость, Кирилле Антоновичу, спорщики обнялись. Штаб-ротмистр похлопал доктора по спине, и слегка ущипнул оного за бок, и тут же ощутил нечто подобное на своём теле.

--Итак, господа, что у нас в программке нынешним днём? Пожалуй, я закажу нам чай сюда, прямо в эту … прямо на этот стол. Хотя, при обслуживании нумеров в эту пору будет большой удачей получить чай к началу марта. Более ничего не желаете? Тогда чай и печенье. Я мигом!

Модест Павлович выпорхнул из нумера.

Кирилла Антонович набрал Кисловодского, а потому целебного воздуха в лёгкие, поднял правицу с выставленным указующим перстом и … ничего не сделал, вернее будет – ничего не проговорил из заготовленных упрёков в адрес двух великовозрастных юнцов, наскакивающих друг на дружку по самым малозначащим поводам.

Постоял так помещик с перстом, как поп с крестом, да и опустил руку, шумно выдыхая через нос.

Доктор же, наблюдая за внутренними сомнениями Кириллы Антоновича, решил никак не вмешиваться в сей диалог жестов и вздохов. Он выбрал себе удобное кресло рядом со столом, на котором, не позже начала марта, должен был оказаться чай. С печением.
Помещик наконец-то отважился на первое, после проговоренной явной и понятной угрозы, миролюбивое предложение, одновременно подсаживаясь на иное кресло, стоящее по другую сторону пустующего стола.

--Вы ничего не приметили в этой гостинице … не то, чтобы странного, а некоей суетности, что ли …. Например, была ли спешка прислуги в приготовлении иных нумеров?

--Нет, ничего такого не припоминаю. Было нечто среднее между удивлением и сдержанной радостью. Это, даже, и понятно, сейчас совсем не сезон … нам даже предложили самим выбрать нумера по своему вкусу. Нет, положительно ничего такого, о чём вы спросили, мы не заметили.

--Тут Модест Павлович интересовался программкой на вечер, вот я и подумал, что нам стоило бы сменить отель. И прямо сегодня, не откладывая.

--Наверное я понял, куда вы клоните! При той малости, что у нас есть для этого дела, посещение нескольких гостиниц может нам … э-э … не будет лишним. Пожалуй, я соберу вещи!

--Это успеется, сперва поговорим. Карл Францевич, я бы просил вас не заводиться самому и не провоцировать на ребячество, начинающее попахивать дерзостью, Модеста Павловича. Я понимаю вас и ваше состояние, и прошу постараться понять штаб-ротмистра. Ему, знаете ли, надобно сидеть дома и строить планы будущих сражений, либо сразу и в атакующем состоянии действовать, а вот срединное состояние его раздражает. Его неудовлетворённый азарт после вчерашних событий либо ищет продолжения, достойного той перестрелки, либо ищет выхода эмоциям, равнозначным вчерашним. Вы уж постарайтесь, голубчик вы мой … а это что такое?!

Дверь в нумер распахнулась с такой силою, что не просто так открывшись, и по-настоящему отлетев в самое крайнее положение, остановилась, будучи зажатой нижним краем паркетной половицей, тут же гордо сверкнувшей свежей царапиной.

--Не двигаться! Руки перед собою! – Громко заявил автор и исполнитель появившейся царапины.

Тут я попрошу прощения, что прерываюсь, но уж больно понравилась фраза об «авторе царапины», да так понравилась, что захотелось её поскорее вставить в текст. А вот теперь – по порядку.

В нумер быстро вошёл мужчина сурового вида, эдак, годков под сорок. Шапка бадейка из искусственного барашка, куртка английского фасона без ваты могли, если напрячь воображение, даже как-то гармонировать друг с дружкой, но вот серая брючная пара с такими же лампасами, да заправленная в стёганные войлочные короткие сапоги с калошами, могли вызвать только недоумение и огорчённое покачивание головою.

Со сноровкой, сделавшей бы честь начинающему домушнику, этот странный человек быстро обошёл комнату, отворил дверь в будуар … ох, простите великодушно, в опочивальню Карла Францевича, заглянул туда, поводил по сторонам носом и вернулся на исходную позицию к входной двери, застрявшей в отворённом положении.

Тут же была применена устрашающая поза – ноги по ширине плеч, левая рука вытянута к сидящим господам, указующий перст той же руки торчал верстовым столбом перпендикулярно одноименной руке, выражая всем своим торчком предостережение.

В ладони правой руки горда красовался револьвер, дублировавший сигнал перста.

Едва заметно доктор пошевелил перстом правицы, благо руки лежали на коленях, намекая на нажатие невидимого спускового крючка. Так же спокойно, и едва заметно для непрошенного гостя помещик отрицательно качнул головою, и вздохнул.

--Не переговариваться! Можно!

Тут же началось другое действие спектакля, бездарно игравшегося странными людьми (вот тебе и упомянутая всуе программка на нынешний вечерок).

Итак, действие второе. Те же, и длинный человек.

В номер вошла сама госпожа вальяжность, ведомая под ручки самомнением и самолюбованием. Это относилось к непомерно высокому человеку в шапке Рафаэль поддельного котика и в длинном пальто с каракулевым воротником.

Худобу этого человека не скрывало даже малость мешковатое пальто и серо-синий шарф, намотанный на шею дюжиной оборотов для воссоздания желаемого маскировочного объёма.

Карл Францевич коротко поглядел на вошедшего, приподнял брови и кивнул своим мыслям, а помещик принялся поглаживать шрам на правой щеке.

На стол, томно ожидающий сервировки к началу весны не лёг, а упал двух ременной портфель свиной кожи, упал так, как может себе позволить только уставший хозяин положения.

Высокий господин совершил полуоборот головы в сторону мужчины с револьвером, и тут же по полу заскользило пододвигаемое кресло, услужливо подставляемое под худое чиновничье тело.

Как по мне, так сия сцена затянулась, становясь нудной. Этот, сперва бывший высоким, теперь же ставший просто длинным, долго усаживался в кресле, имитируя повадку сельского петуха, устраивающегося на насесте. Далее началось долгое извлекание из кармана ключика от портфеля, а дальше всё стало походить на спланированную оттяжку времени – длинный принялся обдумывать, какой из пары замков следует открыть первым. Наконец-то он отклЮчил портфель (а по иному-то и не скажешь), и принялся самозабвенно прятать уже отработавший своё ключ в недра мешковатого пальто (Боже милостивый, когда он уже закончит?).

Неторопливо распахнуто нутро портфеля и, (о, радость!) на стол легла какая-то бумаженция.

--Нуте-с, господа, - заговорил худой так быстро, даже скороговоркою, что нашим героям захотелось осмотреть нумер самим, дабы отыскать того чревовещателя, который так исправно тараторил вместо медлительного длинного гостя. Но закулисного диктора, к сожалению, в реальности не было, и посему, если никто не возражает, я начну этот диалог с начала.

--Нуте-с, господа, позвольте предоставить паспорта!

--Вы хотели сказать «извольте»?

Тот, который был в калошах, по-настоящему зло шагнул вперёд, протягивая в бок Кириллы Антоновича такое же злое оружие.

Медленно, очень медленно вспорхнула рука длинного, совершившая движение вверх не менее трёх, а то и целых пяти дюймов, прежде чем упёрлось в верхнюю область рукава, и увлекла эту деталь верхней одежды ввысь, аж до самого плеча.Предполагалось, что сей жест подразумевал успокоительный характер.

Калошеносец воспринял жест с пониманием и далее не пошёл, однако и на прежнее место не воротился, а передвинул заднюю правую ногу вперёд, оказавшись на шаг ближе к помещику.

--Я сказал, что имею насущную потребность получить ваши паспорта для установления личностей.

--А вы не имеете насущной потребности озаглавить своё имя, поименовать свой чин и присовокупить к тому цель, которая вынудила вас вышибать дверь нумера, запускать перед собою вот это с револьвером и требовать документы, не задекларировав перед тем свои полномочия, позволяющие вам вести себя в высшей степени по-хамски. Я уже не говорю о том, что вы бросили на стол, за которым мы принимаем пищу, эту пакость!

Вот это был настоящий залп, да изо всех орудий сразу!

--Молчать! Как смеешь!? – Не смущаясь закричал человек в калошах и с револьвером и сотворил угрожающие, как ему показалось, два шага вперёд.

Кирилла Антонович поводил перстом по извилинам правой ушной раковины, поглядел на чистый ноготок того же перста и сделал ещё один залп из тех же орудий.

--Милейший, ваша свобода перемещения по полу этого нумера ограничивается носком моего башмака. Приблизитесь хоть на сотую часть дюйма ближе, и вас уже ничего не спасёт. Такое же ограничение касается и башмаков моего друга. Желаете проверить моё предостережение?

--Позволите? – Обратился доктор к помещику, - перед вами сидит Сивошко Андрон, якобы следователь стола приключений. Минувшим вечером он примчался в Хлудовскую лечебницу по делу вам известному. Кстати, он был так напуган и случившемся и увиденным, что едва не потерял сознание. Зато нынче просто загляденье! И ровная речь, и глаза не бегают … верите, вчера у него так метались зрачки – настоящий маятникообразный нистагм, что я даже перепугался, что они поменяются местами!

Карл Францевич разогнул из сложенных кулачков по указующему персту и, поднеся их поближе к своим глазам, быстрым движением свёл их на крест, подразумевая смену мест зрачков с правого на левый и с левого на правый.

Странно, но подобный выпады в адрес, скажем, меня, повлекли бы за собою некие действия почти оборонительного свойства, никак не случившиеся у вошедшего, как теперь стало известно из достоверных источников, следователя Сивошко Андрона.

--Я узрел довольно для того, чтобы понять доскональность происходимого – разговор у нас складываться намерения не имеет. Имею, по сему, сущую надобность препроводить вас вдвоём в нужное казённое учреждение, где ваша разговорность перестанет таковой считаться!

--Э-э … простите, а вы уверены, что изъясняетесь на русском языке? – Добродушно, как с пьяным, заговорил гоф-медик.

--Ubi vita, ibi poesis, et ubi prosa, ibi mors.

--Это вы обо мне и по-греческому?

--Нет, это вообще и по латыни – где жизнь, там и поэзия, где проза, там и смерть.

--Не уверен, что перевод соответствует сказанному. Может вы собрались дать какие-то наставления своему соучастнику. И, чтобы вы по латыни не имели ввиду, я ….

Теперь мне предстоит выразить сожаление многочисленному человечеству, которому так и не удастся узнать завершающую часть мысли худого следователя, мысли, так нелепо завершившейся после местоимения «я».

И у этого сожаления есть виноватец, никто иной, как господин Краузе Модест Павлович, возвращавшийся с подносом, перегруженным необходимыми атрибутами для чаепития.

Правда за ним, за штаб-ротмистром, а не за чаепитием, шёл мальчишка коридорный, нёсший самовар не самого большого калибра, зато самой большой степени нагрева. Это сообщение о мальчишке никак и ни на что не повлияло, но упоминание о нём требует тщательность повествования.

Итак, но уже по пунктам – из худого рта вылетает «я», а из не обозреваемой части коридора раздаётся: «Куды прёшь? Не велено!».

Оказывается, что по обе стороны двери притаились ещё два посетителя в жандармском обмундировании, и имевших полнейшую готовность к любым изворотам сценария … простите, разговора в нумере.

Но в их планы литерным поездом врезался Модест Павлович, вооружённый тяжёлым подносом. Потому-то и довелось служивым рассекретить свою лёжку строгим окриком, никак не подействовавшим на расписание движения и скорость литерного.

--Ты ещё кто? Почему около нумера … руку убери! Совсем оглох?! Руку уб ….

У человечества снова трагедия – звон падающей посуды, вскрик, шлепок, схожий на смачную пощёчину полностью заглушили недосказанное штаб-ротмистром. Вероятно, предложение дослушать до завершения речи смог один из жандармов, рухнувший на пол идеально вдоль порога ногами на запад, либо иной, поспешивший сослуживцу на помощь и свалившийся рядом с первым в позиции «валетом».

--Я же говорил, что его азарт ищет выхода, - только и успел проговорить Кирилла Антонович, как в дверях появился сам Модест Павлович, удерживающий поднос таким макаром, как в обычай его держали староримские гладиаторы.

--Попили чайку, - спокойно сказал Карл Францевич, и сменил позу, закинув правую ногу на колено левой.

То, что обладатель калош «Витязь» из-за револьвера в руке уверовал в постоянство принадлежащей ему инициативы, ему ну никак не помогло – в коротком прыжке штаб-ротмистр пнул ногою дерзкого помощника следователя, а самому Андрону Сивошко треснул подносом по голове, перед тем сбив с него шапку модели «Рафаэль».

--Куда ж ты?! – Зачем-то вскрикнул следователь, и прижал ладошку к темечку.
Изящным шагом примы губернской балетной труппы Модест Павлович приблизился к лежащему, наградил оного ещё одним тумаком и отнял оружие.

--Тут с револьвером может ходить только мой друг, - назидательно сказал бывший литерный, и жестом указал на доктора.

Однако охраннику-помощнику следователя уже было всё равно, кто, как и чем может ходить в этом нумере – слишком болели места ударов.

--Это кто? – Голосом самого главного военного начальника спросил штаб-ротмистр. – А, так … это Андрон Сиво … как-то там … Сивошко? Из стола сплошных приключений? С чем пожаловали? Только не говорите, что с этими тремя.

--А мы и сами не смогли узнать о цели визита, - в противовес строгому тону мягко проговорил Кирилла Антонович. – Может он вам ответит?

--Ладно. С какой целью тут в окружении вот этих?

--Вчерашний раненный господин Карамыш полностью исчез из больницы.

--Сюда он не приходил. Вы здесь с какой целью?

--Вы были последовательными, кто его видел.

Тут, в этот миг продолжающегося течения времени, одновременно прозвучали три вопроса, обращённые к следователю. Как итог – полная растерянность худого, дошедшая до абсолютного сожаления о необдуманно принятом решении навестить этих господ в гостинице.

--Надобно говорить «последними»! – Это нравоучение от Кириллы Антоновича.

--А врач и сёстры в отделении … куда они подевались? – Говоря языком Модеста Павловича эти слова произнёс «полностью медицинский человек».

--У тебя рот сломался? Какими «последовательными»?

Господа вдруг резко замолчали, осознавая, какую чудовищную головоломку они создали, задав три вопроса разом.

До сути сотворённого первым добрался помещик.

--По первам, надобно говорить «последними». Карл Францевич интересуется, вы с таким же усердием расспрашивали медицинский персонал лечебницы? И что они вам поведали? Это, к слову, их обязанность присматривать за пациентами! Модест Павлович, он пришёл сюда уже с таким ртом.

--Так он убогонький! Господин Сивошко, а как вас по батюшке?

--Э-э … Власьич … по батюшке … а ….

--Что «а»? Хотел прибавить что-то по матушке? Слушай мой первый урок, Андрон Власьич … а что у него с глазами?

--Я уж говорил, что это нистагм, такой, знаете, нервный приступ, сопровождающийся подрагиванием зрачков. Это не страшно, уверяю вас, да и последствий никаких не предвидится. Можете продолжать ваш урок, думаю, что его мозг в одном ритме с зрачками не вибрирует.

--Тогда внимайте, господин следователь, в сказанное мною. – Модест Павлович, не глядя на собственное не самое расслабленное состояние, даже не замечал, как легко, а оттого и малость вульгарно переходил в обращении к господину Сивошко от принято-вежливого «вы» к простому, однако не панибратскому «ты». – Я, смею вас заверить, безусловно заслужил вежливого и порядочного отношения к себе. Того же заслужили и мои друзья, не единожды рисковавшие своими жизнями Отечества ради. И ежели вы, чиновник Министерства Внутренних дел не разбираетесь в людях, то либо ко всем подряд относитесь уважительно, либо станете валяться рядом с вашими сопровождающими, и с самым побитым видом. Вы должны были … нет, не должны, а обязаны были прийти к нам и аргументированно, что не отменяло бы вежливости, объяснить надобность нашего присутствия в вашем кабинете. И поверьте, при достаточной обоснованности ваших требований мы согласились бы на официальный допрос в стенах вашего учреждения. Я первый отправился бы вместе с вами, не возразив ни единым словом. Я бы … я бы только надел пальто, чтобы его тут не … и отправился бы с вами!

--Кому нужно ваше пальто? – Едва ли одними губами проговорил Карл Францевич.

--А так вы получили зеркальное отражение вашего поступка. То, что вы намеревались сделать, была мечта. То, что вы получили – реальность, и в итоге у вас возникла глупая смесь – мечтальность.

Штаб-ротмистр обернулся к Кирилле Антоновичу и одними глазами, да приподнятыми бровями задал игривый немой вопрос, мол, как вам мой пассаж с «мечтальностью»?
Не дождавшись похвального ответа Модест Павлович снова принялся поучать гостя.

--Вы не получите ничего, в том смысле, что ничего не получите сейчас, и ничего не получите от нас – можете счесть это наказанием. Будет у вас нужда поговорить с нами – милости просим, но при вежливом обращении! Дмитрий!

Выкрикнув это имя, штаб-ротмистр явил в дверном проёме мальчика-коридорного, который на время не долгой схватки поставил горячий самовар на пол.

--Друг мой, не сочти за труд, повтори всё то, что мы с тобою сюда принесли. Сам видишь, как всё получилось! Да, и сосчитай тут все убытки! Сделаешь?

--Сейчас же всё будет исповнено! – громко отрапортовал коридорный, с удовольствием пнул ногою приходящего в себя жандарма и помчался исполнять просьбу хорошего постояльца, надававшего по мордам противному жандармскому унтеру Коркину.

--Они давно знакомы, - сказал помещик, указав перстом на самую финальную часть схватки.

--А что у них тут со ртами? - Не унимался Модест Павлович. – Андрон свет Власьич словеса путает, коридорный на польский манер буковицу «Л» не проговаривает … у всех местных был один отец?

--Господин следователь, - Кирилла Антонович решил завершить затянувшуюся встречу, и взял на себя завершающую часть, - урок от господина штаб-ротмистра окончен, домашнее задание вами получено, более мы вас не задерживаем. И распорядитесь, чтобы ваш кортеж покинул сей нумер следом за вами. Мы намереваемся нынче же сменить отель, но скрываться от вас мы не станем. Как только сыщем себе новое пристанище, тут же поставим вас в известность. Ступайте!

Уже с заметной поспешностью, полностью отличавшейся от медлительного начала встречи, господин Сивошко вылез из кресла с видом прилюдно выпоротого виноватца.
Добавлю, что ничего интересного в том, как группа жандармов покидала гостиничный нумер, не было, а посему и отвлекаться на таковое не станем.

--Ну, что скажете? – В воздухе завис не просто вопрос, а натуральное предложение приступить к хвалебным речам, переходящим в громкие возгласы «осанна»!

Этот вопросец, надеюсь, что это уже понятно дорогим читателям, был запущен в вечность самим штаб-ротмистром.

--И когда вы успели сговориться сменить отель? – Автор вопроса тот же.

--Что я могу сказать? – Помещик поднялся на ноги, и подошёл ко входной двери, чтобы проверить достаточно ли плотно она закрыла свой проём. – Без сомнения поведение наглеца следователя было воспринято вами, дорогой друг, по достоинству. Однако имею предположение, что имело бы большую пользу для нас узнать у него же, что начало твориться в городе в канун некоего события. Хотя … с его наигранным пафосом и странностями в речи мы ничегошеньки от него не добились бы. Он не тот человек, который дышит городскими событиями, он просто дышит местным воздухом. Ладно, Бог с ним, с этим Сивошко, что получилось, то получилось. А вот нынче же в самом деле нам надобно переехать ещё и потому, что существует вероятность сыскать отель, в коем мы подметим подготовку к приёму гостей. К слову, Модест Павлович, этот Дмитрий, коридорный, может оказаться весьма полезным для нас, понимаете, о чём я? Пожалуйте ему денег, да посулите вдвое больше за новость, которая нас заинтересует. Он парень смышлёный и скоро узнает, если в этом отеле что-то начнётся. Карл Францевич, вы, как человек, знающий Кисловодск, что можете нам предложить из гостиниц?

--Я бы предложил «Гранд-отель» Константина Фёдоровича Тахтамирова.

--Это где? Далеко отсюда? Боже мой, - вздохнул помещик, - ну какая мне разница, где это самый «Гранд-отель», если я вообще не ориентируюсь в Кисловодске. Во всяком случае, господа, ужинаем сегодня у господина Тахтамирова!