Шлюз

Олег Озернов
В 86-м довелась мне оказия на подмене гнать судно «река-море» из белорусского Мозыря в Ригу. Незабываемое лето, замечательно памятный во всех отношениях заплыв, особенно, в плане познавательном. Как иначе, если маршрут шёл через Припять (Чернобыль), весь Днепр, Чёрное, Азовское моря, Дон, Волго-Донской канал, Волгу, Волго-Балт, Неву, Балтийское море. На круг – две великие реки и просто река, два знаменитых канала, 37 шлюзов, самых разных. Моряк в реке, что крейсер в луже? А вот, нифига! И реки – стихия. Они – водоносные сосуды моря, в них мощь морская спит до срока. И пусть волна у них невысока;, но есть течение и сила, коль разозлятся, затопить и корабли, и берега. Убедился, зауважал. Из великих рек – на Янцзы бывал. О Енисее, Амазонке мечтаю, и к Волге вернуться. Да! Отдельная тема, пера и времени достойна.

Считай, весь мир прошёл, много и разно великого, грандиозного повидал, пропустил через себя. Не ждал удивлений, а их было. Днепрогэсский шлюз ошеломил. Перепад зеркала воды 35 метров. Чем ближе, спускающееся по реке судно подползает к створкам шлюза, тем сюрреалистичней, открывающаяся в горизонте перспектива. Специально заспешил на бак судна, чтоб быть поближе к краю, этого странного обрыва из воды над водой. Почему-то одолевало желание заглянуть, как можно дальше, в подножие выпускных створок, прям тянуло туда. Судно - стапятиметровая железина с мачтой, в бассейне, на крыше десятиэтажного дома! Взгляд в корму, а там ровная, почти необозримая гладь водохранилища. Крутишь головой вперёд-назад и фонареешь. Шлюз заполнился судами, входные створки за ними сошлись, начался спуск. Уже на первых его метрах ловишь себя на мимолётном желании срочно оказаться на берегу, и не участвовать в том, что будет дальше, смотреть на всё это со стороны. Потому что вся ширь водохранилища ещё стоит у тебя в глазах, а удерживающие её впалые стальные рёбра ржавых створок, по мере обнажения из воды, всё меньше добавляют уверенности в их надёжности. На двадцатом, по белой шкале на створке, метре начинает гаснуть свет. Небосвод превращается в сужающийся голубой прямоугольник, лучи солнца сюда не проникают, мокрый серый бетон стен шлюза свет не отражает. Задранная к верху голова, на время забыла все другие положения, затылок вот-вот коснётся хребта. Разум конфликтует с инстинктами, а они, тем временем, занялись рисованием картинок маслом дороги в Ад. Вспомнил маму, детей, луга в росе, борщ на примусе. На метре тридцатом – о Боге. Пожалел, что не знаю молитв. На тридцать пятой отметке всё застыло. Я это сделал ещё на тридцать второй.
Долгий спуск прекратился. В отекающем струйками из стеновых щелей бетонном колодце, воцарилась гробовая тишина. Именно она, и никакая другая. Голова вспомнила свою способность вертеться на шее, нижняя челюсть – способность останавливать сквозняк во рту путём смыкания со своей верхней половиной. Оглянулся по сторонам. Курящие на палубе коллеги, судя по позам и выражениям лиц, пребывают в аналогичных переживаниях момента. В таких ситуациях хорошо выживают люди с начальным образованием, начисто лишённые воображения. Шансы выжить человеку с высшим инженерным и воображением продвинутого одессита, к тому же, моряку, знающему не понаслышке, что такое «Белая волна», практически ничтожны. 15-20-ти метровые волны в биографии числились, но представить волну высотой 35 метров, себя в её подошве и дверь из ржавого железа между, это не для слабаков. Мозг срочно прикидывает площадь створок, чтоб определить давление на них воды снаружи, рисует эпюры сил, вспоминает пределы напряжений качественной стали на срез, излом, изгиб и растяжение. Сильно переживает за незнание устройства нижних опор, невозможность просчитать их сечения, определить крутящие моменты.
Между тем, философская пауза затягивается. Зеркала вод в шлюзе и реке сравнялись. Внизу что-то происходит, механизмы делают свою работу, великодушно давая нам момент, во осознание ничтожности бытия, отдельно взятого индивида, надоевшего природе своей никчёмной суетой на планете. И как-то не замечаю за собой гордости его величием, способным перекрывать реки и поворачивать их вспять. Есть в этом некое высокомерие, есть. Скорее всего, оно от пренебрежительного отношения к природе, её законам и возможностям. Ей, конечно, всё это до лампочки, она своё возьмёт, не спросясь, и как всегда, неожиданно.
Наконец, створки открываются, судно даёт малый ход и выползает в продолжение реки. Я уже на корме. И всё-таки, по мере удаления от стальных ворот плотины, чувствую, как нарастает внутри, возвращающееся помалу то самое чувство гордости за человечество, способное такие грандиозные проекты. Ну, а природа… Что природа… Она щедрая, может и потерпит наше нахальство.