Глава 37. Внучка и бабушка

Тамара Злобина
Фото: Тане 10 месяцев — фото фотографа-любителя из домашнего архива.

Прошёл почти год с того времени, когда Раиса уехала на учёбу в Омск. Танечке исполнилось 10 месяцев и она начала ходить.
Любовь Дмитриевна настолько привязалась к внучке, что казалась любила внучку больше собственных детей и уж по крайней мере точно больше старей дочери — Раисы. Она не понимала как можно так относиться к своей дочери,  что едва родив желанного, как она утверждала, ребёнка сразу переложить её на руки бабушки и спокойно уехать в далёкую Сибирь.
-Может я не права? - спрашивала себя Любовь. Ведь Раиса почти каждую неделю присылает нам письма, пишет что очень скучает и ждёт не дождётся , когда наконец закончатся курсы и она вернётся домой.
Но слова — это только звук, а вот дел от дочери Любовь пока не видела, и это очень путало её мысли и понимание, что есть добро в понимании дочери, а что добром совсем не является.
Любовь Дмитриевна не понимала свою старшую дочь. Но эти сомнения и тревоги не распространялись на внучку Танечку, в которой, как мы уже знаем, бабушка души не чаяла.
Дни идут за днями Танечка росла и видела как матери других детей играющих на улице при первом же зове своих малышек: -“Мама!“ ,бросаются им на выручку. Девочка неосознанно хочет чтобы и её мама была всегда рядом с ней, поэтому она начинает мамой звать свою бабушку.
Любовь Дмитриевна делает всё, чтобы малышка не чувствовала себя обделённой, делает всё что бы делала в таком случае родная мать. Не удивительно, что и Танечка привязывается к бабушке, ведь она  всегда рядом видела только её. Но пройдёт ещё год, малышка повзрослеет  начнёт понимать или сама, или с подсказки доброжелателей, что рядом с ней не мама, а бабушка, а мама  оставила её сразу же после рождения. Всё это время девочка не видела не чувствовала её любовь, даже не успев хоть немного привыкнуть к матери — её матерью стала Любовь Дмитриевна, которая дала малютке всё что могла — всё что имела: свою любовь, свою заботу, свою душу.
Как у них будет дальше Любовь Дмитриевна даже представить не могла. Как воспримет Раису дочь после её возвращения. Сможет ли перестроится на другие отношения? Понимает ли это сама Раиса?
Единственно, что успокаивало немного Любовь так это то, что в Средней Матрёнке никто не знает, что Танечка незаконнорождённый ребёнок, и все соседи, знакомые и друзья относятся к ним по доброму, как к себе равным.
Танечка была очень милым ребёнком и весьма нравилась окружающим людям, и они старались высказывать ей как им казалось своё хорошее мнение: - Какая милая девочка! Прелестный ребёнок!
Любовь Дмитриевна для того, чтобы внучку не сглазили, по совету знахарки, повязывала на запястье левой ручки красную шерстяную нитку, в полной уверенности, что это поможет, ведь раньше нередко после таких восхищений у Танечки поднималась температура и начинались другие нездоровые проявления.
Проявления чрезмерного внимания к девочки  были довольно частыми, как например  внимание сына соседки тёти Нюры, приехавшего к матери в отпуск и нерастающегося со своим фотоаппаратом. Первой кого он сфотографировал была Танечка: Павел Иванович вынес из дома скамеечку, надел на голову девочки свою летнюю шляпу, усадил Танечку на скамеечку, и в таком виде сфотографировал.
Некоторые мамы, гулявшие во дворе со своими детьми видели это и упросили соседа сфотографировать и их детей. Павел сфотографировал ещё троих ребятишек. Вечером распечатал фотографии, а утром первым делом отнёс фото тёте Любе, заметив при этом как здорово получилась на нём её внучка — как на открытке.
Любовь Дмитриевна попросила соседа сделать ещё одно фото, чтобы можно было отправить его Раисе в Омск — пусть посмотрит какой стала её дочь. Павел напечатал две фотографии: одно для Раи, второе для своей фототеки.
Однако внучка менялась не только внешне: в последнее время она стала невероятной чистюлей и даже небольшое пятно на одежде начинало её раздражать и она начинала капризничать, пытаясь снять с себя одежду повторяя: - „Бяка! Бяка“, — услышанное где-то на улице. Успокаивалась лишь тогда, когда бабушка переодевала её в чистую одежду.
Опираясь на чрезмерную любовь к чистоте Любовь без особого труда смогла приучить девочку к горшку — приучила и не лезть на улице туда где больше грязи: лужи, раскисшие от дождя дороги и прочие места. Единственное, что ей не удавалось: отучить внучку от пузырька с соской — Таня никак не хотела пить из кружки — начинала требовать свой любимый пузырёк повторяя до бесконечности: - „Дай! Дай!“, показывая ручкой как она берёт ручкой пузырёк и несёт его ко рту. И это не прекращалось до тех пор пока бабушка переливала молоко или чай в пузырёк и подавала его внучке. Не помогало даже то что Люба пыталась устыдить внучку:
-Еси ребята во дворе узнают, что ты до сих пор сосёшь соску они скажут: - Таня, как не стыдно: такая большая девочка, а всё соску сосёшь?!
Не помогло. Только когда однажды Таня уронила свой пузырёк и он разбился, бабушка смела осколки в совок, но выбрасывать их не стала, и каждый раз, когда внучка требовала свой пузырёк, бабушка предъявляла осколки, поясняя:
-Разбила.
Танечка горестно повторяла за бабушкой:
-Бабила. Бабила! — и начинала пить из кружки.
Бабушка в меру своих способностей и возможностей занималась с внучкой: пела ей пасни, рассказывала сказки, разговаривала, учила новым словам но этого явно было мало: Танечке не хватало общения со своими сверстниками. К сожалению на селе не было ни детского садика, ни детских яслей, куда можно было бы водить детей и оставлять на весь день, ведь многие матери работали в колхозе, но у их детей были ещё бабушки, которые могли присмотреть за детками, а Любе приходилось делать всё самой: и работать и присматривать.
Поэтому она была вынуждена, уходя утром на работу оставлять девочку дома одну: понятно с каким сердцем она делала это,  как бежала и на работу, и с работы,  как молила каждый раз Бога, чтобы с внучкой ничего плохого не произошло. Но как в народе говорят: - На Бога надейся а сам не плошай! Поэтому утром она расстилала на пол ватное одеяло, раскладывала игрушки, ставила питьё, чтобы девочка смогла напиться если захочет пить, вынимала внучку из кроватки, усаживала её на одеяло среди подушек и оставляла её одну — делала всё чтобы она не смогла уползти из комнаты и чтобы к ней не смогли проникнуть ни кошки ни другие домашние животные: у неё уже был негативный случай, когда в комнату забралась кошка, улеглась на горлышко внучки и чуть её не задушила — теперь кошки даже близко боялись подходить к их дому.
Иногда вернувшись домой она находила внучку играющую со своими куклятами, которых ей нашила из тряпочек бабушка, а иногда плачущую — девочка то ли уставала от долгого сидения на полу, то ли пугалась чего-то, и Любе потом долго приходилось успокаивать внучку. Так продолжалось до тех пор пока однажды соседка баба Нюра не спросила Любовь:
-Куда ты утром бежишь каждый день сломя голову а потом так же возвращаешься назад?
-Анна Игнатьевна — ответила Любовь. - вы же знаете что моя дочь Раечка — мать Тани сейчас учится на бухгалтера и я вынуждена работать чтобы зарабатывать нам с Таней на жизнь. Я каждое утро бегу в контору быстренько убираю там,  потом бегу так же назад, потому что внучка остаётся у меня одна и я очень боюсь за неё.
-Почему же ты мне ничего не сказала? - удивилась Нюра. - Мы же соседи и должны помогать друг другу по соседски: соседи порой даже ближе родственников. Я бы смогла сидеть утром с Танечкой пока ты на работе — мне всё равно часто заняться нечем.
-Правда, Анна Игнатьевна? - обрадовалась Любовь не веря своему счастью: баба Нюра всегда хорошо относилась и к Танечке, и к ней.
Правда - правда — ответила Нюра — такими вещами не шутят. Мне будет в радость побыть возле такого развитого ребёнка, как твоя Танечка.
И женщины договорились что с завтрашнего утра Нюра будет приходить к ним и будет оставаться с девочкой пока Люба не вернётся домой.
-Чем же мне отблагодарить вас, тётя Нюра? - спросила Любовь. - Сами знаете: в колхозе денег не платят.
-Мне будет достаточно того что ты будешь давать мне каравай хлеба, который печёшь — больно хорош твой хлебушек. Я вроде и сама делаю неплохой хлеб, но такой, как у тебя, у меня не получается.
Люба пекла хлеб три раза в неделю — не столько для себя сколько на заказ колхоза — для столовой,  для бригады строителей и полеводов, которым полагался обед от колхоза.
Хлеб — это конечно минимальное, что могла Люба дать соседке, но надеялась что сможет помочь ей не только этим, ведь тётушка женщина одинокая и никакая помощь ей лишней не будет.
Осень подходила к концу, на улице становилось всё холоднее, а у внучки не было зимней одежды. Даже в доме на полу теперь оставлять девочку было нельзя — сколько не топи печь на полу всё равно прохладно.
Любовь Дмитриевна хотя и не была портнихой, но простые вещи для внучки шила сама: платьица, халатики, штанишки, рубашечки,  - поэтому решила и верхнюю одежду шить сама, ведь в селе не было такой портнихи, как в Верхней Матрёнке.
К тому же у неё не было подходящего материала: последний отрез драпа они израсходовали на пальто Раисы, когда переехали из Сталинграда: у Раи вместо пальто была военная шинель, к которой Люба подшила тёплую подкладку да ещё тулупчик, который передал для Раечкиб когда она уезжала на лечение на родину, горластый лейтенантик Громов. Но ни то ни другое не подходили в мирное время, работающей в колхозной бухгалтерии Раечке, поэтому ей и сшили нормальное пальто.
-Придётся перешивать Танечке из готовой одежды — решила Люба. - Но перешивать пальто Раисы нельзя — да оно сейчас у Раи в Омске. Из своего зимнего пальто она тоже перешивать не могла: во-первых: оно уже однажды было перелицовано и выглядело не очень привлекательно, а во-вторых ей самой тогда не в чем будет ходить на работу. Придётся перелицовывать чьё-то демисезонное пальто: моё или Раино. Раино нельзя — его всё равно тут нет — придётся перелицовывать своё. А уж весной, как нибудь перебьюсь — придумаю что-нибудь.
Любовь распорола своё пальто, постирала его, хорошо прогладила и начала прикидывать, что можно из него сшить. Пальтишко? Тогда ножки будут в холоде. Нужно было что-то такое скомбинировать, чтобы и верх был одет и низ. Решила сшить тёплые штанишки до щиколоток, короткую курточку и затем соединить их воедино. Что из этого получится даже понятия не имела. Что если комбинация из трёх пальцев — так называемая фига или дуля? Но что же было делать? Меряла, перемеривала, прикидывала, делала на живульку, снова меряла — не подходило: опять комбинировала, перемеряла прикидывала, снова прикидывала, перешивала, меряла и так несколько раз, пока не получилось что-то похожее на вещь.
Соседка увидев муки подруги поинтересовалась:
-Ну, и что это такое?
-Комби! - не задумываясь ответила Люба, не зная как назвать эту свою комбинацию.
-Странное изобретение — отозвалась Нюра — никогда такого не видела.
-Так и я тоже раньше не видела — призналась Любовь — Просто хотела чтобы внучке было тепло ходить и на улице и дома по полу ползать а в пальтишке много не наползаешь.
-Да уж — согласилась Нюра — что не придумаешь ради собственных детей и внуков! Но если честно, Любаm в твоём комби не хватает яркости — этот костюмчик скорее мальчуковый, чем девчачий.
-Согласна, тётя Нюра! - ответила Любовь. - Жаль что у меня нет никакого материала с цветочным принтом, чтобы сделать аппликацию на костюмчик.
-У меня кажется есть подходящий кусок штапеля — отреагировала соседка — сейчас принесу.
И действительно спустя несколько минут принесла остаток отреза штапеля с цветным принтом в виде голубого поля с рассыпанными по нему яркими цветами. Когда Любовь вырезала необходимые полоски и украсила ими курточку и штанишки, обшила цветы шёлковыми нитками, Нюра удивилась, как делается красота из самых обычных вещей — она даже не догадывалась что такое возможно.
--Вот теперь это точно одежда для девочки! - решила Нюра. - Уверена, что нашим дворовым дамам это комби очень понравится, и они захотят такое же для своих детей. И они будут просить тебя сшить такое же!
-Вот этого мне бы не хотелось — ответила Любовь. - Во-первых: мне некогда этим заниматься, а во вторых: я не портниха и это-то одолела с трудом.
Но права оказалась тётя Нюра: женщины во дворе, увидев  Танечку в обновке, как по команде, потянулись к тёте Любе с вопросами : где был куплен костюмчик и нельзя ли там ещё купить такой же для их детей? А узнав, что тётя Люба сама его сшила, начали естественно просить, чтобы она сшила такой же и их чадам. Любовь Дмитриевна едва отбилась от соседок, направив их к настоящей портнихе, которая сошьёт им такие же костюмчики не за четыре а всего за один день.
-Где бы взять ещё эту портниху?! - запротестовала самая досужая из соседок Инесса Струкова — Отродясь у нас в селе такой не было!
-А нужно, чтобы была. - ответила Любовь. - Уговорите председателя колхоза послать на курсы кройки и шитья самую рукодельную из вас, организуйте небольшой швейный салон: и вам будет хорошо и колхозу неплохо: колхозникам не придётся пропускать работу в поисках подходящей одежды.
Женщины признали совет дельным и принялись осуществлять его, выбрав на роль швеи всю ту же Инессу — жену начальника снабжения колхоза. Так Любовь смогла отделаться от всех претензий со стороны соседок, а Танечка спокойно смогла щеголять в своей обновке.
И ведь всё у них получилось: Струкова отучилась в районе полгода на курсах кройки и шитья, успешно сдала все экзамены, в селе создала швейную мастерскую, взяла в помощницы двух своих подруг и начала принимать заказы от односельчан. Комби тёти Любы оказался уже известным в мире моды комбинезоном и швеи начали свою работу именно с него,  который оказался для них основным брендом, как говорят в мире моды.
Так и для села польза получилась и от себя Любовь отвела притязания досужих дамочек.
Жизнь в селе продолжалась тихо и размеренно: таких женщин завистливых и любящих посплетничать казалось в Средней Матрёнке не было. Но только казалось — дальнейшие происшествия показали, что и в Средней Матрёнке женщины встречаются разные, как впрочем и мужчины.





                Продолжение следует: