Телефон зазвонил в 4.16. Несмотря на медленно тающие за окном предрассветные сумерки, это было слишком рано даже для меня, чокнутого «жаворонка» с многолетней, почти хронической бессонницей.
Увидев незнакомый номер и попутно недобрым словом пройдясь по поводу своей тоже уже вероятно хронической рассеянности, не позволившей мне вечером поставить на телефоне режим «не беспокоить», - я зачем-то поднесла трубку к уху.
Не успев прокряхтеть спросонья даже банального «Аллё», через мгновенье услышала женский, на изнемогающем выдохе голос:
- Максим?!!... Где... ты?
И столько всего было в этой полувопросительной интонации, в этих трёх простых, коротких словах, что пару секунд я молчала как оглушённая, не в состоянии разрушить чью-то хрупкую и недолговечную иллюзию.
В этом голосе было всё: и немыслимая тревога, и кошмарные муки бессонной ночи, и нескрываемое облегчение, и лазурная надежда, и, конечно, любовь…
Вечная и изменчивая; непреходящая и легковесная; истинная и обманная…
Не имея понятия, кто такой этот Максим, - сын, муж, брат, внук, любовник, - я была поражена той гамме чувств, и той их силе, с которой женщина их произнесла.
И где сами слова, и даже голос, вовсе не имели такого значения, как та интонация, её полутона и трепетное дыхание жизни, что в них ощущались.
- Простите… Вы ошиблись… - я как могла, постаралась заглушить грохот осыпающегося замка её прекрасной, хотя и мимолётной надежды.
… Телефон окончательно и глухо замолчал.
А я, вслушиваясь в его беспросветную тишину, всё пыталась представить себе этого неведомого Максима, чей голос, неважно какой, - сонный, хриплый, недовольный, виноватый, сердитый, - кто-то так отчаянно, так несокрушимо страстно пытался услышать в это предрассветное утро...