Людвиг ван Бетховен
Соната для фортепиано №31 ля-бемоль мажор
Альфред Брендель (фортепиано)
MargarMast: Морковный чай — это было хорошо сказано о Бренделе. По-моему, просто водица какая-то.
Aelina: Это определение вполне годится для его трактовок сонат Шопена, но не этого вполне достойного исполнения бетховенского шедевра.
Вторая часть, конечно, звучит слабее остальных, но в целом очень и очень хорошо.
Mikhail_Kollontay: Мне Брендель как раз довольно близок, при всем умопомрачительном его педантизме. Но да, тяжко пить дистиллированную воду. Интересно то, что все равно какие-то человеческие черты пробиваются, несмотря на яростное сопротивление как будто бы играющей резиновой куклы.
Aelina: Дистиллированную воду пить не пробовала, а свежевыжатый сок моркови дважды в неделю пью как Живую воду...
Если Вас не затруднит, назовите, пожалуйста, исполнения, на Ваш взгляд, самые сильные. Для меня каждое профессиональное мнение очень ценно.
Mikhail_Kollontay: Сонату обсуждать, конечно, куда интереснее, чем ее исполнения. В нее много входов, и много вариантов чтения, наиболее до сих пор распространенный — сквозь лирическое откровение. Бывает понимание череды кварт как ладовое явление в духе системы Юрия Буцко, как тональность, лежащая в системе «всетональности», что ли. То, что Бетховен мимоходом задел в Двадцать девятой. Можно посмотреть на сочинение с религиозных позиций, можно с других. А явление само по себе ускользает от определений — что о нем ни скажи, всё вранье. Бетховен, думаю — как иногда у него случается — там немножко психанул и не дописал, конец уж слишком куцый, ну да, по-своему убедительный, но не думаю, что до конца. Как будто дальше уже и аргументов не нашлось, в рамках музыкальной системы его времени. Шопен в таких случаях давал коду на новом материале, да и сам Бетховен ведь сделал так, скажем, в Аппассионате, но там пляска ведьм, стандартный оперный ход. Тут вот не нашел, тут что-то из арсенала Одоевского требовалось, может быть. Экспромт-фантазию вот как раз сейчас, пока пришел Ваш пост, мне девушка на уроке играла, вместе с прочими тремя экспромтами. Тут все же без мифологии, боюсь, не обошлось, ну уж не такое из ряда вон сочинение, хотя прекрасное.
MargarMast: Михаил, это очень интересно — и немного неожиданно — что Брендель Вам близок. Могу даже попытаться угадать, почему. Но только, как мне кажется, то, что можно считать «деликатностью» или «тонкостью» исполнения, у него превращается в совсем уж истонченность сухого папирусного листа, в то время, как Ваше исполнение русских классиков — как тончайшие переливы хрустального журчания ручьев или просто — удивительно нежные — но ни в коем случае не блеклые, как у Бренделя — акварельные краски.
Mikhail_Kollontay: Альфред Брендель мне близок потому, что лицом похож на моего знакомого Валерия Ерохина, которого я чрезвычайно уважаю. Работали над изданием Глинки в издательстве Музыка в 1986 году. Исключительный музыковед, вообще музыкант, к тому же полиглот. Поэтому ему при мне там лепили выговоры и возили лицом по письменному столу, заваленному работой. А меня с Бренделем сравнивать бессмысленно, я никаким образом к такому уровню как пианист не приближаюсь, и даже сомневаюсь, что мог бы, если б не сочинение. Записи мои жалки, за редчайшим исключением, но должен же я был себя представить, к тому же некоторые из них и правда ценны, но только никак не моим исполнением.
MargarMast: Михаил, я охотно верю в искренность Вашей самооценки, но уж поверьте — со стороны виднее. Продам всего бренделевского Бетховена за Вашего одного Балакириева. И не спорьте, не спорьте, не спорьте.
Mikhail_Kollontay: Это пока нормальные музыканты его не сыграли. Так что мера временная. Мера времени. У меня был псевдоним (один из них): Болеслав Меровремабер.