Вдали на асфальте примерно посередине улицы маячило зелёное пятнышко. По мере приближения Денис понял, что это девочка лет десяти, одетая в зелёный брючный костюм. Чем ближе Денис подходил, тем медленнее становились шаги. Он поравнялся с сидящей на корточках фигуркой и замер удивлённый. Сердце бухнуло, сами собой сжались и разжались пальцы, кровь стукнула в висках, он даже немного вспотел. Девочка рисовала мелом на асфальте собаку. Или это был волк? Она наклонила голову, и лучи солнца упали ей на волосы – густые тёмно-медные сияющие. Этот оттенок Денис не мог перепутать ни с каким другим, ведь другого такого не было на свете. Он застыл, не веря своим глазам: неужели?!.. да быть этого не может!!.. или всё-таки?!
Покосившись вправо, Денис увидел то, что ещё минуту назад увидеть не ожидал: старый дом, выкрашенный горчичной краской. И пусть забор поменяли (вместо деревянных зелёных кольев стояла сплошная кирпичная стена с железными, тоже сплошными, воротами), зато старый верхний этаж возвышался над новой оградой, и табличка «Дом хорошего благоустройства» висела на своём месте, хотя буквы на ней почти совсем стёрлись. На правой стороне участка, если располагаться к дому лицом, раскинула ветви знакомая старая яблоня. Господи, Катька, возможно, здесь! Почти наверняка!
– Хорошо получается! – сказал Денис девочке. Та закачивала разукрашивать собачий хвост белым и коричневым мелками.
Девочка оглянулась. Два больших карих глаза, испещрённых золотыми точками, испытующе и очень по-взрослому посмотрели на Дениса.
– Спасибо, – сказала она довольно низким для такого хрупкого существа голосом. – Это не просто собака, а помесь лайки и волка. Она очень опасная, любит только своих.
Денис облизнул пересохшие вдруг губы.
– А зовут её Найда? – он попытался изобразить улыбку.
Девочка резко поднялась, и Денис испугался, что она сейчас убежит.
– Откуда вы знаете? – быстро спросила она.
– Популярное имя для таких собак.
Будь на её месте хулиганистый мальчишка, Денису было бы легче. Обсудили бы каких-нибудь ниндзя, зомби или танчики, но с нежными созданиями, похожими на хрупкую рябинку, он совсем терялся. Тут же проклюнулись отголоски проклятого раздражения, вызываемого Лизкой. Денис поёжился.
– Эта собака жила здесь раньше, но давно умерла, – девочка продолжала внимательно изучать Дениса каре-золотым взглядом.
Не думая о том, как подготовить почву, он ляпнул:
– Я тоже жил здесь когда-то, прямо в этом доме, только, как видишь… живой.
Девочка смотрела на него с недоверием.
– Мне тогда было примерно столько же лет сколько тебе.
– Мне сейчас двенадцать, – прошептала собеседница.
Внутри кармана Денис сжал руку в кулак.
– Вот скажи, твою маму ведь зовут Екатерина Юрьевна Клёнова, правильно?
– Да.
– А я – Денис Сергеевич. Можно просто Денис.
В этот момент ворота отворились, и появилась Катька – в летнем сарафане, немного располневшая, но очень статная, с длинными распущенными волосами. Теперь две головы – матери и дочери – горели на солнце медным огнём.
– Агаша, – нервно сказала Катька, быстрым шагом приближаясь к дороге, – что происходит?! Я же запретила разговаривать с незнакомыми людьми!
Денис смешался, почувствовал себя настолько смущённым, что в первое мгновение хотел извиниться и стремительно пойти прочь. Но через пару секунд всё-таки произнёс странным чужим голосом:
– Кать… Катерина, здравствуй…те! Я… знакомый. Может, меня теперь и не узнать, но… я – ваш бывший многолетний дачник.
Последнее он произнёс очень быстро.
– Дачник? – недовольно переспросила Катерина, вглядываясь в Дениса. – Дачников у нас давно не…
Какая-то тень пробежала по её лицу. Денис не понял, что она означала. Сначала показалось, что Катьке тоже хочется сбежать. Правда, через секунду она улыбнулась и, прижав руки к груди, с волнением воскликнула:
– О, Господи! Дениска?!!
– Я.
– Ой, ну надо же, – поразилась Катерина, – на самом деле ты не так уж изменился. Просто, когда не ожидаешь увидеть… как это тебя угораздило? Зайди в дом, посидим… или торопишься? Что ты вообще здесь делаешь?
Смущаясь, она сыпала вопросами невпопад.
– Я не тороплюсь, я… зайду с удовольствием.
С тревожным гулом в ушах Денис ступил за ворота.
– Дедушку с бабушкой помнишь? Помнишь, как тут всё было?
Ну, а как же! Грушевидная бабушка Екатерина Васильевна перекатывалась по участку на распухших ногах, но всё время неутомимо работала. Сухой подтянутый и притворно сердитый дед Василий Иванович с утра подметал асфальтовую дорожку, проложенную через весь участок, потом копался в огороде или чинил что-нибудь в мастерской.
Тогда, в восьмидесятых, с левой стороны дорожки росли сложно-архитектурные аквилегии; сладкие, полные муравьев, пионы; острые рыжие, похожие на лис, лилии. Справа раскинулась аккуратная лужайка, испещрённая бело-розовыми жемчужинами маргариток. Они были свежие, нежные и беззащитные, как само детство. На лужайке росла яблоня, под которой стояла собачья конура. Теперь из всего этого сохранилось лишь дерево. Все продуманно высаженные клумбы исчезли. Разве что тут и там выглядывали сами себя посеявшие анютины глазки.
– Только лужайку подстригаю, – покраснев, сказала Катерина, – а в остальном всё запущено.
Они прошли за дом. Раньше на заднем дворе находился курятник, клетки с нутриями и навес с развешанными под ним разными полезными штуками. Ныне в курятнике валялись какие-то железяки, а о нутриях не стоило и заикаться. Единственным животным на участке оказался крошечный той-терьер по кличке Джокер, не слишком дружелюбно потявкивающий на Дениса.
На месте большого ухоженного огорода прежних хозяев росли репейники и лопухи. Только по краям ещё торчали одичавшие кусты малины, крыжовника и смородины, превратившиеся в непролазный бурелом.
Все время, пока они бродили по участку, за ними хвостом следовала Агата.
– Ну что, в дом? – спросила Катерина.
Проглотив комок в горле, Денис кивнул. На него вдруг накатило чувство нереальности происходящего, и, когда они переступили порог, он ощутил себя оглушённым. Будто провалился в какую-то временную яму. Как так получилось, что посреди новой реальности с её суматохой, кредитами, иномарками, бутиками и кафе уцелел этот крохотный кусочек его детства?! Посреди надвигавшихся на него огромных богатых строений, грозивших раздавить маленький огрызок прошлого, тот выстоял и, не пав перед новыми хозяевами жизни, дождался Дениса.
На веранде они сели за стол, покрытый если не той же самой, то очень похожей клеёнкой в мелкий цветочек. Катерина приготовила чай, подала печенье и бутерброды.
– Кать, а где родители? – спросил Денис, не зря опасаясь ответа. Про Екатерину Васильевну и Василия Ивановича ему и узнавать не хотелось.
Катерина сглотнула, помолчала, глядя на старую берёзу на соседнем участке.
– Когда распался Союз, завод отца закрылся. Ну, он запил, сам понимаешь, как оно бывает. Мама сгорела от онкологии на нервной почве, а отец через полгода умер от инфаркта. За рулём… те самые наши бежевые «Жигули» … помнишь?.. всмятку…
– Соболезную, Катя. Мои хоть и живы, но отношения как-то не очень…
Денис не стал уточнять, что заскакивал к родителям только по большим праздникам, да и то минут на сорок. Мать обижалась на него за развод (из женской солидарности она поддерживала Светку), а отцу (Денис это чувствовал) было всё равно.
– Мы теперь живём здесь постоянно, а квартиру в Кунцево сдаём, – сказала Катька.
– Вот как… выгодное решение.
Практичное направление разговора нарушила Агаша.
– А вы хорошо помните Найду? Она, правда, была наполовину волчицей?
Денис передёрнулся от раздражения, но внешне не показал недовольства.
– Ещё бы не помнить! – он протянул Агаше ладонь. – Вот полюбуйся!
На ладони виднелся тонкий, но заметный шрам. Однажды Найда почти насквозь прокусила Денису руку, когда он по дурости сунулся к ней в конуру.
– Суди сама. Разве следы от зубов обычной собаки могут сохраняться так долго? Давно бы уже наросла нормальная кожа, точно тебе говорю.
Переглянувшись, Катерина с Денисом улыбнулись. Помесь собаки с волком – это, конечно, байка, придуманная Катькой. Скорее всего Найда была потомком лайки и дворняги. Но когда она выходила на дорогу, опускала хвост и долго вглядывалась в даль умными глазами, её силуэт и впрямь походил на волчий.
– Найду мы все любили, – с грустью сказала Катерина.
Агаша не унималась:
– А как называется вон то дерево?
Она указала за окно, где росло отлично знакомое Денису ягодное растение.
– Кукурень!
– Да! – Агаша хлопнула в ладоши.
Почему ирга в Немчиновке называлась кукуренью – загадка. Денис узнал правильное название этого растения лишь спустя много лет после детства, но сейчас понял, что верным ответом помог Агаше признать его своим.
Катька засмеялась.
– Да уж помню, как мы объедались! Все рожи были синие, будто синькой умывались!
Они замолчали, однако молчание не было неловким. На Немчиновку уже спускался тёплый безветренный вечер, когда замирают ивы у пруда, шмели ложатся спать, небо окрашивается в нежно сиреневые цвета, а для тех, кто весь день носился босиком, наступает пора мыть ноги.
– Ну, а ребят-то помнишь? – спросила Катька.
Денис кивнул.
– Наверное, думаешь, никого тут уже нет?
– А что? Кто-то ещё сюда мотается? – удивился он.
– Многие действительно продали свои дома. Но зря ты считаешь, что здесь ничего не осталось от прошлого. Например, Сашка вполне преуспел. Видел коттедж на его участке? Он и есть владелец. Анька с Лёшкой женаты…
– Я почему-то так и думал, – вставил Денис.
– Ну да. Лёшкин дом они продали, а в Анькин приезжают регулярно. Смотри…
Они вышли на крыльцо, и Катька указала вправо. Там через участок виднелась затейливая крыша Анькиной дачи. Раньше она была самой оригинальной постройкой на Зтьей Запрудной – дом середины двадцатого века с многочисленными башенками и витыми лестницами, где жило непонятное количество сестёр-старушек с кучей внуков и внучек, в число которых входила Анька.
– Просто заросло всё, да и за новыми заборами плохо видно, – пояснила Катька гордо, словно это благодаря ей уникальная дача пребывала в сохранности.
– Может, ещё скажешь, что хоромы с колоннами возле пруда – Игорьковые?
– Так и есть. Он женился на дочке богатенького Буратино. И так был не бедный, а сейчас вообще толстосум.
Денис мельком взглянул Катьке в лицо. Он отлично помнил, как в юности она сохла по Игорю, какой пурпурной краской заливались её щёки, стоило тому только появиться на горизонте. Тогда Игорь её полностью игнорировал. Катька была совсем не его поля ягода. Ни внешне, ни по социальному положению.
Теперь она тоже порозовела, а, может, Денису почудилось, и это были отблески заката.
Агаша вышла на лужайку перед домом поиграть с Джокером. Они начали бегать. Её зелёный костюм сливался с травой, и казалось, что по воздуху летают одни лишь огненные птицы.
– Ну, а ты, Кать? – Денис задал давно мучающий его вопрос.
– Я не замужем и не была, – сухо ответила Катерина, – и, предвосхищая твой вопрос... Агаша не знает, кто её отец.
"Вот те на". Его подмывало спросить: а ты-то сама знаешь? Но это прозвучало бы грубо, и он сдержался.
– У тебя семья есть? – неестественно бодро спросила Катерина, уводя разговор от скользкой темы.
– И есть, и нет… поженились, развелись, как каждая вторая пара в России.
Катька понимающе кивнула. Денису страшно не хотелось, чтобы она спрашивала о детях, однако она, конечно, спросила. Сквозь сжатые зубы он выплюнул:
– Дочь.
Денис желал поскорее замять тему, но для Катьки это был болезненный вопрос.
– Общаешься?
– Стараюсь.
– Ну, молодец раз так.
Денис промолчал. Тягостное чувство неполноценности охватывало его всякий раз, когда он вспоминал о Лизке.
Неожиданно Катька сказала:
– Слушай, может, останешься с ночёвкой? Тебе завтра на работу надо?
Она старалась произнести это радушно, вот только Денису почудилась в её голосе тревога, какие-то мучительные нотки прозвенели в воздухе и растворились, оставив после себя смутный отголосок.
Вопрос застал Дениса врасплох. Он растерялся и, не имея времени на раздумья, ответил:
– Мой офис на Новослободской, так что удобно.
Катька улыбнулась.
– Ты не против спать наверху, а то в твоей бывшей комнате разбросаны Агашины вещи?
– Да не вопрос, – пробормотал Денис.
Внезапно он ощутил в душе отзвуки своей детской полувлюблённости в Катьку. Только теперь Денис стал взрослым. В воображении замелькали смелые картинки: ночью Катька поднимается к нему, встаёт посередине комнаты, скидывает одежду, призрачный лунный свет заливает всё пространство второго этажа, и, погрузившись в него, словно в серебристую воду, они занимаются любовью.
В реальности до этого было далеко. Катька накрыла ужин внизу в главной хозяйской комнате. Подала салат, зелень с огорода и жаркое из курицы с картошкой. Включили телевизор (единственную новую вещь в этом музее советского дачного быта) и наткнулись на передачу об Олимпиаде-80. Пёстрые трибуны, флаги, меняющиеся живые картины, слеза Олимпийского мишки и слёзы зрителей грандиозного спектакля, призванного пустить всему миру пыль в глаза.
– А мы ведь и тогда вместе смотрели закрытие, помнишь? – спросил Денис, чувствуя, что реальность окончательно куда-то отползает.
Ещё вчера он и представить себе не мог, что окажется в зачарованном мире собственного детства.
– Жаль, но не помню, – огорчилась Катерина, – зато «Вокруг света за восемьдесят дней» или «Приключения принца Флоризеля»…
– О, да! Мчались по домам на очередную серию! Вся улица пустела!
– А в грозу бабушка всегда требовала выключить телевизор. Ужасно обидно!
– А ты пугала меня шаровой молнией. И я боялся заходить к себе в комнату, потому что вдруг она там висит и как шарахнет!
Неожиданно подала голос Агаша:
– А Найда сильно боялась грозы! Она её заранее чувствовала. И тогда начинала скулить и царапаться в дверь, да, мам? И её пускали в дом, а она залезала под кровать и сидела там до тех пор, пока гроза не закончится.
– Всё верно, Агаша, – как-то невесело сказала Катерина. – Иногда я рассказываю ей о тех временах. Агаша любит рисовать и вроде как иллюстрирует мои рассказы.
Агате, кажется, не понравились откровения матери, и она недовольно заёрзала на стуле.
– Кстати, шла бы ты спать, – строго сказала Катька. – Смотри, уже одиннадцатый час!
Агаша нехотя поднялась и направилась к выходу. В дверном проёме остановилась, обернулась, свет люстры падал прямо на её лицо, оставляя в тени фигуру.
– Ну и па-а-а - жалуйста! Спа-а-а-койной ночи! – капризно произнесла она.
В этот момент Денис отчётливо понял: Агаша точно похожа на кого-то знакомого. Не грубо, топорно, а чуть уловимо, зыбко. С первой секунды встречи с девчонкой Дениса привлекли её рыжие волосы, такие же, как у Катьки. В черты лица он толком не вглядывался. И ещё эта манера тянуть слова. Сходство с кем-то пока не узнанным стало очевидным. Но с кем? Денис не мог сообразить, как ни напрягался.
Катерина проводила его на второй этаж. Эту часть дома Денис помнил хуже, потому как приходил сюда не так уж часто. Здесь жили Катькины родители – оба заводские рабочие – а они с Катькой иногда в дождливую погоду забирались сюда, чтобы порисовать за большим столом с видом на лужайку и улицу. На втором этаже всегда пахло влажным деревом.
Денис рад был обнаружить над притолокой старую репродукцию картины Перова «Тройка». Знакомые лица – трое замученных детей катят огромную обледеневшую бочку сквозь снег, ветер и мглу.
– Привет, это снова я! Не ждали?
Затем он разделся, улёгся на пружинистую скрипучую кровать с железными шариками, закрыл глаза, однако ему не спалось. Он вдыхал немного затхлый и всё же приятный запах старых вещей, досок, прислушивался к шорохам, потрескиваниям, стукам, раздававшимся в доме и на крыше.
Так он лежал некоторое время. Наверное, уже близилась полночь, но сон всё не шёл.
Тогда Денис встал и босыми ногами прошлёпал к окну. Это была ночь полнолуния. Хотя сама Луна висела где-то сбоку, её свет заливал окрестности, создавая мерцающую серебристую дымку. Денис позабыл о смелых фантазиях и, открыв окно, стал глядеть на улицу. «Наташа Ростова, блин». Со второго этажа отлично просматривался кусок проезжей части перед домом.