Лёва вошел в подъезд очередного дома.
Рабочий день уже заканчивался. Посетив с утрас десятка полтора адресов своих постоянных должников, он, наконец, собрал вполне приличную сумму. Она раза в два покрывала все те займы и проценты по ним, что в своё время эти неумные, но жадные до чужих денег люди взяли в банке под сумасшедшие проценты. Так что – можно было бы уже и заканчивать.
Но дотошный коллектор банка – а Лёва был очень дотошным – любил во всём порядок. И если у него оставался на сегодня в плане ещё один неудачник, значит, он должен нанести ему визит – и дожать. Или образумить. Или – просто привести весьма веские и ощутимые физически доводы. Не зря же начальник его отдела постоянно нахваливал в присутствии других сослуживцев Лёву:
- Вот, берите пример с нашего молодого, но уже весьма перспективного сотрудника. Матвеев, выйти из строя! Объявляю тебе благодарность! И вот премия к ней. Поздравляю! – и он при всех выдавал Лёве пухлый конверт с крупными купюрами в иностранной валюте…
Из-за этой его удачливости в достаточно сложной, нервной и весьма опасной работе многие молодого коллектора откровенно не любили. Кто-то завидовал ему. Кто-то – а Лёва знал, кто – постоянно нашептывал и начальству, и руководству банка всякие небылицы гнусности о молодом сотруднике. Но бывшему «голубому берету» лениво было разбираться с этими недоброжелателями. Так как он – в отличии от всех них – результатами своей деятельности ежемесячно показывал руководству свою работоспособность и даже определённую незаменимость… На его счету – в другом банке – уже накопилась очень приличная сумма. Как раз на квартиру-студию в одном из элитных домов в престижном районе столицы. А премии за сегодняшнюю работу должно вполне хватить на спортивный японский байк. Не век же ездить ему в метро или на автобусе! А уже после всего этого можно и о подруге жизни покумекать…
С такими вот мыслями он дошел до последнего на сегодня адреса.
Звонок не работал. Дверь, в отличии от дверей предыдущих «клиентов», была обычной, обшарпанной деревянной с хлипким английским замочком.
Лёва постучал ладонью – и дверь вдруг сама приоткрылась, как бы приглашая незваного гостя внутрь. Коридорная полумгла мигала дышащей на ладан слабосильной лампочкой. Раздавалось невнятное бормотание, какие-то голоса просачивались сквозь закрытую в коридор комнатную дверь. Шагнув внутрь этого убогого жилища, и аккуратно прикрыв за собою дверь, он понял, прислушавшись, что это работает телевизор.
Сделав ещё пару шагов, Лёва открыл дверь в комнату. Вернее – в комнатушку. Такие ещё иногда – очень редко – встречались ему в многочисленных хрущёвках, оставшихся с незапамятных времен в старых районах. Совмещенный санузел, кухонька в четыре квадрата, маленький коридорчик и комнатка метров на десять-двенадцать.
«Да-а, деньгами здесь вообще не пахнет… – мелькнула мысль. – Пахнет нищетой и больницей… Но – работа есть работа.»
В комнатке и вправду светил экраном старенький, ещё кинескопный, телевизор.
У стенки на кровати под одеялом угадывалось какое-то тело. Выпростанная наружу одна рука была настолько костлява, что напоминала руку мумии – Лёва видел как-то в интернете какие-то, обнаруженные в Латинской америке, мумифицированные трупы четырёхсотлетней давности.
Лицо лежащей «мумии» оставалось в тени от абажура древнего торшера – ровесника самой квартиры.
- А Вы кто? Здравствуйте. – Прозвучавший неожиданно за спиной коллектора голос заставил того вздрогнуть и резко развернуться. Рука автоматически, ещё в развароте, метнулась к карману кожаного плаща, где лежал мощный травмат – но на полпути остановилась.
Перед ним стоял невысокий – по сравнению с почти двухметровым, накачанным трёхлетними армейскими тренировками, Лёвиным телом – и тщедушный молодой паренёк. Практически его ровесник. Одет он был в старенькие джинсы и мятую фланелевую рубашку. В правой руке держал какую-то баночку, а в левой – стеклянный кувшин, в котором, вероятнее всего, была вода.
- Вы, наверное, за деньгами пришли, да? – паренёк скосил глаза на дорогой Лёвин дипломат в правой руке. Потом перевёл взгляд на левую, которая в кармане плаща всё еще сжимала рифлёную рукоять травмата.
- Ну да. Пора гасить. Просрочка три месяца. – Пробасил Лёва.
– Подождите, пожалуйста, немножко – вон, сядьте пока в то кресло, - хозяин квартирки мотнул вбок головой, и коллектор увидел почти рядом с окном старое продавленное кресло, которое, наверное, было старшим братом телевизору. – А я деду пока лекарства дам. А то он совсем что-то у меня расклеился.
- А чем он болеет? – Лёва не рискнул сесть в древнее хлипкое сооружение, именуемое креслом, и только отошёл к нему. – Не заразный?
- Старостью. Чем ещё в его столетнем возрасте болеют? Такой вот заразной болезнью. – Тихо отозвался парень, наклоняясь над кроватью. Потом, не выпрямляясь, повернул голову к стоявшему гостю и добавил:
– Говорил ему, что не надо выходить из дому. Так нет же – захотел вот мне помочь – мусор решил выкинуть. И у двери в подъезд его и стукнуло.
- Чем стукнуло? Дверью, что-ли? Или напал кто?
- Да нет. Инфаркт деда моего стукнул. Уже третий. Хорошо, что соседка спускалась, увидела, «скорую» вызвала и мне на работу позвонила. Вот уже четыре месяца здесь и нахожусь безотрывно. На работе не захотели вникнуть – уволили. Потому и пришлось вот кредит взять – на лекарства, на памперсы да на еду. У него же – кроме меня – никого и нету.
- Что ж – дети отказались? Или случилось что?
Парень выпрямился. Посмотрел на коллектора, будто раздумывая – говорить или нет. Вздохнул.
- У него сын единственный во Вторую Чеченскую погиб. Мой отец. А мама после похорон слегла – и через год её и не стало. Вот я с дедом и живу. Свою квартиру продал – и сюда перебрался…
«Значит, деньги всё же имеются у задохлика», - подумал Лёва. А вслух спросил:
- А что ж не в больнице-то?
- А кому в больнице нужен столетний умирающий старикан? Только статистику им портить. Да лекарства на него тратить ещё надо… Врач так и сказал – пусть дома помирает.
Лёва внимательнее оглядел комнату. Здесь не то, что изо всех углов выглядывали нужда с бедностью на пару – здесь они во всё горло заявляли о своей безраздельной власти над жильцами…
Пока паренёк возился со своим доходяжным дедом, гость от нечего делать стал смотреть телевизор. Картинка на экране была чёрно-белой, хотя фильм, судя по зарубежным известным актёрам, должен по любому быть цветным.
И это отсутствие красок делало фильм каким-то новым, как бы ещё не виденным.
Тем более, что сюжет Лёва, присмотревшись к действию, вспомнил – он как-то года два назад смотрел этот фильм на большом, с полутораметровой диагональю, экране на даче у своего будущего начальника, куда тот пригласил для беседы – под шашлычок и водочку – и последующего разъяснения специфики работы нового, рекомендованного бывшим сослуживцем, коллектора. Начальнику тогда понравился этот немногословный крепкий парень с амбициозными, присущими его возрасту, планами. И он ещё долго внушал своему подчиненному – на фоне разворачивающего на экране действия – азы его тяжёлой, но высокооплачиваемой, работы
Бывший ВДВшник не очень любил все эти слёзно-нравоучительные фильмы на религиозную тематику, ещё в армии чётко уяснив, что для солдата и мать, и отец, и бог – это его командир. Ни больше и ни меньше.
- Вы не могли бы мне немного помочь. – Голос паренька отвлёк Лёву от просмотра фильма и от воспоминаний. Он обернулся и подошёл к кровати. – В этой вот тумбочке в среднем ящике лежит пачка с одноразовыми пелёнками. Я деда сейчас приподниму, а вы старую пеленку из под него выдерните, на пол бросьте, а новую положите. Ладно?
Подойдя к указанной тумбочке рядом с кроватью, Лёва открыл средний ящик и вынул из него распечатаную пачку. Вытащив испачканную пелёнку, он новой обтер нижнюю часть старческого тела, потом взял ещё одну – и уже её простелил на место. И паренёк сразу же уложил своего немощного деда на чистое. И укрыл одеялом.
Дед счастливо улыбнулся внуку. Потом перевёл вопросительный взгляд на незнакомца.
- Спи давай, дед. Всё хорошо. Я тебе потом расскажу, а сейчас давай спать. – Тихо сказал внук. И, подоткнув слегка одеяло, наклонился к деду и потёрся своей щекой о его небритую морщинистую щёку. – Спи.
И старик послушно закрыл глаза…
Кладя пачку обратно в ящик тумбочки, коллектор увидел на его дне блеснувшие золотом и эмалью несколько наград, среди которых знакомо выделялись орден Ленина и золотая Звезда Героя.
Быстро закрыв ящик, Лёва оглянулся на паренька. Тот продолжал возиться со стариком, и даже не оглянулся на стук захлопнувшегося ящика.
Отойдя к окну, коллектор засунул руку в карман плаща и раскрыл ладонь, освободив её от наград, которые, показалось, вдруг почему-то стали непомерно тяжелыми.
«Загоню эти побрякушки, - мелькнуло у него в голове, - долг этого дохлика и погасится. Его развалине эти вещи уж без надобности. А с долгами расплачиваться надо. Эт святое – долг вернуть»…
Вдруг Лёве почудилось, что звук в телевизоре вдруг стал громче. Он отвернулся от окна – и замер. И даже протёр глаза. Комната отчего-то потеряла цвет – и тоже вся была как бы серой, в чёрно белых тонах. Как на экране этого допотопного ящика.
Посмотрев на сам телевизор, он невольно попятился. Бородатое, с космами длинных всклоченных чёрных волос лицо пристально смотрело на него. Не сводило с него своих строгих глаз.
Лёва было потянулся к своему дипломату, в котором ровными, перевязанными резинками, пачками лежали собранные коллектором за сегодня долги – но рука почему-то, вопреки его воли – потянулась не к деньгам, ак этому самому лицу на экране.
«Оставь всё. Следуй за мной».
Голос, казалось, раздался в самой Лёвиной голове. В глазах у него резко потемнело – будто выключили разом весь свет. И ещё он успел понять, что куда-то падает – лицом вниз…
Ощутив на губах песок, лежащий – в черном балахоне у пустынной пыльной дороги – поднял голову. В трёх шагах от него сидел смутно знакомый лежащему человек. Тёмные волосы развевались на сухом лёгком ветерке. А глаза глядели будто в самое нутро лежащего, видя каждую мысль, каждый проступок и даже всю прошлую его жизнь.
- Кто ты? – спросил сидящий на камне человек.
Губы его, казалось, произносили какие-то совершенно другие звуки, но голос звучал внутри того, к кому он обращался.
- Я? Лев Матвеев. Коллектор я, из банка. – Лежащий поднялся, начал было отряхиваться, но увидев на себе черный халлук, подбитый изнутри тонким войлоком, и босые, без НАТОвских берц на толстой рифлёной подошве, ступни ног, поднял ничего не понимающие глаза на вопрошающего.
И ему почудилось, что звуки, которые он исторг из своего рта, отвечая на вопрос, расходились с теми словами, которые он произнёс.
- Значит, Левий Матфей. Мытарь… Ладно.
Бородач встал с камня,подошёл, подал Матфею свою жилистую сильную руку. Пожал в локте. Потом повернулся спиною и бросил через плечо уже где-то, давным-давно, слышанную Левием фразу:
- Следуй за мною.
И вот уже две фигуры – одна в светло-сером хитоне, подвязанным широким и длинным шерстяным поясом, другая – в чёрном халлуке с пустым кошелём на поясе – пошли по дороге к виднеющемуся в лучах заходящего нежаркого весеннего солнца предгорью.
И Левий Матфей даже и не вспомнил о своём небольшом ручном сундучке с собранными в виде пошлин драхмами и оболами, который он оставил там, где-то позади того пути, который для него только начинался. А из его памяти с каждым шагом, истончаясь и бледнея, уходила прежняя, грубая и неправильная пустая – и уже, как бы, чужая – жизнь, давая место новой, насыщенной невероятными событиями, И трагичной в конце…
Паренёк в однокомнатной квартирке кончил заниматься с немощным своим дедом, и наконец-то обернулся.
Недавнего гостя, несколько минут назад немного помогшего ему, в комнате не было.
Только рядом с креслом стоял чужой черный кожаный дипломат. А на самом кресле, сверкая в лучах садящегося за крыши ближайшей высотки апрельского солнца, лежали Звезда Героя СССР и орден Ленина…
Паренёк бережно взял награды. Протёр их о фланель своей рубашки. Потом положил их обратно в ящик тумбочки, к другим орденам и медалям – под пачку с пеленками.
«Надо же… Честным мужик оказался. И совестливым. Оставил дедушкины награды – а ведь взять хотел. Видел краем глаза, как из тумбочки вытащил… Да вот и дипломат свой оставил. Если не придёт за ним – придётся в полицию отнести – пусть они ищут хозяина…»
Закрыв ящик тумбочки, внук посмотрел на деда.
Старик спал. Дышал спокойно, без сипа и отдышки. И впавшие небритые щёки, казалось, даже чуть порозовели сквозь белую клочковатую щетину. Старость, наверное, решила всё же дать своему пациенту ещё несколько длинных мгновений жизни.
Повернувшись к телевизору, чтобы выключить его – а то звук может разбудить уснувшего столетнего ветерана, он увидел на экране спины идущих по дороге – навстречу заканчивающемуся дню – двух фигур. Одна была в светлой одежде, другая – в тёмной…