Максимус часть десятая

   
   Октябрь в Караганде обычно сухой, с  тёплыми солнечными днями и зябкими ночами.  Дни проходили как под копирку. Я ждал, когда меня заберут в спортроту и проводил дни в безделье, а ночами  часто бывал у Луизы. Всё, вроде бы, шло хорошо, однако у того, кто пишет на небесах наши судьбы, в отношении меня хорошее вдруг неизвестно почему закончилось. Началось с того, что  пришла повестка в военкомат, которая сухим казённым языком указала мне дату, когда мне необходимо явиться на сборный пункт с вещами.

   Я поехал в военкомат, чтобы узнать: в чём дело – разве на меня нет заявки из спортроты. Дежурный по военкомату сообщил, что никакой заявки на меня нет, и что мне предстоит служба на Тихоокеанском флоте. Ещё он сказал, что на днях приезжают «покупатели» с Владивостока, команды уже сформированы; и мне нужно гордиться – служить мне предстоит на флоте. А как же спортрота? Я помчался к тренеру.

     Оказывается, какого-то майора, который командовал в спортроте,  куда-то перевели.  Кто заступил на его место неизвестно; все каналы, по которым меня могли направить в спортроту, закрылись. Я не ожидал такого поворота событий; все мои планы на будущее рушились, не начав воплощаться, но это было только начало.
 
  В ту субботу я решил не идти на дискотеку, на душе у меня скребли кошки. Мне не хотелось никого видеть, включая Луизу.  Но, как говорится, если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе.  Я лежал на диване слушал «Битлз» и потихоньку пил вино из бутылки, которую прятал за диваном. В дверь позвонили. Мать, готовившая ужин на кухне, пошла открывать, слышно было, как она с кем-то разговаривает, а потом вдруг в комнату вошла Луиза; растерянная мама выглядывала из-за неё с таким лицом, будто к нам в квартиру пришла какая-то знаменитость местного масштаба.

 Память  фиксирует такие моменты добросовестно и подробно, будто снимает документальный фильм. Спустя годы ты можешь посмотреть этот фильм; память показывает его тебе по первому требованию, а иногда и просто так, без твоего желания, но всегда в чёрно-белом изображении, без ретуши, с плохим, пропадающим временами звуком – только сухие выжимки  тех событий.

   Луиза в элегантном светлом плаще, в бежевых кожаных сапожках, в облаке каштановых волос рядом с моей мамой выглядит  моделью из  журнала мод.   Мама стоит рядом с ней растерянная, ничего непонимающая.
  – Это к тебе, - говорит мама. Она удивлена, она не может понять - что этой даме от меня нужно.
Саша, - спрашивает меня Луиза, - ты заболел? Почему ты не пришёл в ДК, тебя там все ждут. 
Луиза никогда  прежде не называла меня Сашей, только Алекс. 
- Саша, ну представь же меня своей маме.
-Мама, это Луиза, - говорю я.
- Твоя девушка? – Спрашивает мама,  не отошедшая от впечатления, произведённого появлением Луизы.
- Я Сашина невеста, - говорит Луиза и  с обворожительной улыбкой   поворачивается  к маме.

   Сногсшибательный вид Луизы, сообщение о том, что у её сына есть невеста, ситцевый  домашний  халатик, скромность обстановки в квартире все это вкупе, видимо, ввергают маму в ступор, она не может ничего сказать.
 
 -Сейчас я оденусь, - говорю я, и забрав одежду ( диван я давил в трениках и футболке) выхожу одеваться в ванну. Луиза продолжает разговаривать с мамой в коридоре; я слышу их разговор.

  Луиза рассказывает моей маме историю наших отношений, которая изобилует хвалебными оценками моей личности. Некоторые детали, как то: букеты роз, которые якобы я дарил Луизе (?), галантность, которую я проявляю в общении (?), мою воспитанность (?)  - я припомнить не могу.
 
 Мама, с удивлением  слушает; её  широко открытые глаза красноречиво говорят об этом.

 Мы выходим с Луизой из подъезда.
-Луиза, разве мы с тобой жених и невеста, ты, что там наговорила моей маме?
- А кто мы? – Отвечает вопросом на вопрос Луиза. Пора взрослеть Алекс, а то, как баловаться с женщиной  в кровати, так ты гусар, а как отношения своими именами называть так ты мальчик да?

  Мы стоим под фонарями возле входа в сквер перед домом культуры. Она застёгивает мне молнию на куртке, притягивает к себе и говорит:  У НАС БУДЕТ РЕБЁНОК.

 Фонари гаснут на мгновение, потом загораются  снова, яркость их всё время меняется. Плафон какого-то фонаря противно дребезжит. 

- Ты не рад? – спрашивает женщина в элегантном светлом плаще и теребит  лацкан  моей куртки. Её глаза требуют ответа. 
  « Сейчас я проснусь. Это только сон. Наверное, я выпил лишнего и заснул на диване. Сейчас проснусь», -  мой мозг выставляет первую линию защиты.
  « Нет, я не сплю,  а значит -  не проснусь. Может, Луиза шутит, ну так, для хохмы».  Дурацкая шутка, но я улыбаюсь. Говорить я не могу, а кто сможет вот так в восемнадцать лет услышать такое известие и тут же определиться рад он или не рад.

  Я в шоке.  Все возникающие в мозгу мысли неожиданные и краткие как зарницы  в ночи, едва вспыхнув,  тут же исчезают во тьме.  Но вот, кажется, наконец, мозг улавливает смысл этих молний и пытается избавиться от проблемы, перебирая варианты безнадёги: этого не может быть; это сбой, такое бывает; сейчас пройдёт. Затем жалкий лепет, пытающегося уйти от проблемы мозга, после очередной вспышки молнии исчезает, а из закоулков подсознания, как огромная рыба из глубин океана всплывает  реальность - пугающая, тягостная, безнадёжно неотвратимая, беспощадная, простая и жестокая. Что-то быстро бежит по кругу твоего сознания и закрывает двери в будущее,  в спорт, в путешествия, в учёбу, во всё, что у людей бывает в молодости. Оставляя только семейный очаг, работу, заботу о семье.
 Нет, семья - это высоко и прекрасно, но не с двадцати же лет, черт возьми!

 - Как ребёнок? – Потерянно спрашиваю я.
  «Нет, это не входит в мои планы. Я ухожу в армию, мне  после армии нужно будет учиться, заниматься спортом, нам негде жить, у меня нет никакой специальности, и самое главное, прости Луиза, но я не люблю тебя!»  - Проносится у меня в голове.
  По появившейся  сочувствующей ироничной улыбке Луизы,  я понимаю, что  всё это говорю вслух.

  Уверенным голосом пионервожатой Луиза, ударяя меня в грудь рукой, ритмично вколачивает в меня - Ничего полюбишь, ты ещё не разобрался. Я же нравлюсь тебе, тебе со мной хорошо, что во мне не так? Родителям твоим я понравлюсь. У нас всё получится.

    Я  ещё  пытаюсь что-то блеять, пытаюсь убедить её в том, что она ошибается во мне, что я безответственный, ленивый, ненадёжный, гуляка и вообще я не готов к семейной жизни.

   - Нет, Алекс, ты славный неиспорченный мальчик, у тебя хорошая генетика, ты хорошо учился в школе, это спорт сбил тебя с толка. Ничего, я тебе этот толк  обратно втолкаю. Из тебя выйдет отличный супруг. Тебе нужна такая девушка как я.

 Я физически ощущаю, как на моей шее затягивается  аркан.


- И потом, Алекс, у тебя отличный экстерьер,  фактурная славянская внешность, с тобой не стыдно показаться в любом обществе, да просто, пройти по улице.

   Цинизм последней фразы убивает меня.

    Как-то в детстве  в зоопарке мне довелось увидеть волка в клетке, который беспрестанно метался , потом вдруг сел и завыл, перепугав  косуль  в загоне напротив. Человек, который кормит животных, сказал собравшимся возле клетки людям, что этого волка поймали  и привезли месяц назад. У волка отсутствовала  по скакательный сустав  передняя лапа; сердобольные зоологи решили, что на воле он не жилец и отдали его в зоопарк.
 
  Луиза говорила, говорила,  а я  вдруг себя  увидел в том волке из зоопарка и едва не завыл от отчаяния. Подсознание раньше мозга определило, что едва начавшаяся юность моя, минуя молодость, превращается  сразу во взрослую жизнь. Паника, безысходность, тоска и отчаяние как в тигле алхимика, плавились в моей груди. Я знал, что не смогу отказаться от моего ребёнка, я знал, что не люблю Луизу. Я чувствовал это.

  Потом я рассказал Яне, как вернулся после службы домой. У нас дома уже жила Луиза с нашей маленькой дочкой. Мои родители приняли её и были довольны, особенно мама – теперь ей не надо было переживать за меня, думать: где мотается её сын; теперь он под присмотром.  Во внучке родители души не чаяли. Луиза своей практичностью, деловитостью, аккуратностью их вполне устраивала; больше того, мама была вообще в восторге от неё, благодаря тому факту, что Луиза училась в мединституте. Мама сама мечтала выучиться на врача, но  смогла закончить только медучилище – большая семья, в которой она росла, не могла себе позволить большего.

   Я долго не мог смириться со своим положением семейнопленного. Поступил под напором Луизы в институт на дневное отделение, подрабатывал, занимался спортом и не имел ни минуты свободного времени. На втором курсе я неожиданно для себя влюбился в однокурсницу, а может мне это просто показалось, съездил с ней на геологическую практику, обманув родителей и Луизу. Обман мой вскрылся. Возлюбленная  моя перевелась в институт в другом городе. Луиза с родителями заставили меня перевестись на вечерний факультет, чтобы я пошёл работать на серьёзную работу ( до этого я подрабатывал ночным сторожем в детском саду) и почувствовал ответственность женатого человека. Я устроился инженером-наладчиком на угольный разрез, по вечерам учился.  Моя жизнь превратилась в бесконечное исполнение обязанностей.  Деваться мне было некуда: жили мы у моих родителей, они с Луизой выступали единым фронтом (они вообще считали, что мне невероятно повезло с такой женой), у меня росла дочурка, которую я любил, да и к Луизе  претензий никаких не было, за исключением того, что я её не любил.
 
  Всё изменилось после окончания института, когда вся жизнь покатилась по простой скучной схеме: дом – работа. Я больше не занимался спортом,  не учился по вечерам в институте. Мне стало невыносимо скучно, и я затосковал по России, по лесам, по большой реке, по пойменным лугам в половодье.

   Так  уж совпало, но мой отец, ровно в это же время, вдруг тоже проникся идеей возвращения на свою историческую родину. Думали мы всего одну зиму, и весной вместе с птицами, зимовавшими в тёплых краях, полетели на север. Так я оказался здесь и немного успокоился; перемена места и профессии благотворно  сказались на мне. Я смирился с семейной жизнью; Луиза родила сына и в жизни появились новые смыслы. А любовь? Ну что любовь, она как талант, даётся одна на десять тысяч среднестатистических пар. Так я объяснил себе, что ничего уже не изменится, и нужно принять всё как есть; годы ушли и вообще лягушки назад не прыгают. Вот такими банальными сентенциями я убедил себя в неизбежности случившегося и стал просто жить и радоваться тому, что есть. Был, правда, один взбрык  - роман с музыкантшей. Но это так, чисто физиология на фоне  взаимного самообмана с обеих сторон. Мы довольно быстро  разобрались, что взгляды на жизнь у нас совершенно разные. Расстались без взаимных обид и упрёков.  Всё вошло в свою колею, а  с наступлением ревущих девяностых жизнь моя вообще стала похожей на киношный сериал «Улицы разбитых фонаре», с той лишь разницей, что всё своё  свободное время (выходные иногда бывают и в уголовном розыске) я проводил либо на охоте, либо на рыбалке.

   Я закончил свой рассказ, когда неяркое осеннее солнце уже  устраивалось на кронах сосен. В комнату, сквозь окно, завешанное рябинами, с улицы ещё проникали отсветы тускнеющего неба, но сумерки уже робко  накапливались за печкой в кухонной части прихожей.

  Янина задумчиво посмотрела на меня, затем достала из шкафа знакомую ёмкость  и разлила по стаканам  настойку.

  - Млоденький ты был Александр, манипулировала Луиза тобой и родителями твоими; умная женщина. Вот только непонятно - что ей так загорелось женить тебя на себе. Жених, ты, конечно видный был, но ведь совсем мальчик – для семейной жизни не созревший, да и в армию на два года уходил. А Луиза у тебя, конечно, не писаная красавица; я извини,  посмотрела на неё в больнице, она ведь тоже медик, но без мужика бы она точно не осталась. Тут ещё что-то есть.  Не повезло  тебе ни с женой, ни с любовницами; одна от тебя уехала, другая просто ушла, мол, характером не сошлись. А всё почему? Потому, что я тебя искала и ждала, - подвела черту моему рассказу  Янина. 

  Она подняла свой стакан и сказала нараспев, - от судьбы не уйдёшь.
 
«От какой судьбы? Что она имеет в виду?»  - Закрутились вопросы в моей голове. Мысль  о том, что у неё уже было два мужа и оба погибли – никак не давала мне покоя. Нет, я не был напуган, но чувство лёгкой необъяснимой тревоги не покидало меня. Это непонятное  чувство  было знакомо мне, я испытывал раньше не один раз. Взять хотя бы последний случай, когда я, находившись  за день и не ничего не добыв, решил остаться ночевать в лесу на берегу озера; я надеялся, что ночью могут налететь гуси и мне удастся подстрелить  пару штук.
 
    Я сидел  в полной темноте.  Едва огромный диск луны  появился в опавших кронах растущего на берегу ольховника, как  над озером раздался  жуткий крик болотной выпи.  Я, конечно, сразу узнал этот крик, но холодок  всё же успел пробежать по моей  спине и необъяснимая тревога присела где-то в ветвях дуба надо мной.  Я не мог тогда избавиться от этого первобытного чувства неясной тревоги, как ни старался.
 
   Вот и сейчас, как я не старался, а забыть то, что Яна в свои двадцать шесть схоронила уже двух мужей, не мог. Это тревожило меня. Расстаться с ней я тоже не мог. Колдовская красота Яны здесь, в лесной глуши была для меня  непреодолима.
 
    И как объяснить, что мне вчера вдруг без особой необходимости взбрело вдруг в голову  перейти болото; как маленькой девчушке именно в  этот день   захотелось петушков из жжёного сахара;  почему забрался  на кочку и стал смотреть именно в ту сторону, где Яна зажгла свет в окне. Не слишком ли много совпадений, чтобы списать всё на случайную цепь событий.

  В мистику  и колдовство я не верю, но и рационально объяснить произошедшее  я не мог. А раз так, то кто и для чего всё это устроил?

  Пока я искал ответ, Яна приняла решение за нас обоих.
- Я не стану  мешать твоей жизни, но и не откажусь от тебя. Я  знаю, что случится что-то такое, что  приведёт тебя ко мне. Я знаю, что ты боишься стать третьим моим мужчиной, да ведь умереть-то мы все умрём, но прежде мы успеем  пожить с тобой  вместе, в любви.

 Мы решили не расставаться. Мы договорились, что я буду приезжать к ней в Листвяжный при любой возможности.
 
  Яна пошла провожать меня на вечернюю электричку. Я сел в полупустой  вагон. Мысли  роились в моей голове.  Я думал как быть.
   -Может заднюю включишь? – Ехидно спросил невесть откуда взявшийся тайный советник.
  –А может, ты подскажешь что делать? -  спросил я его.
- Сам, сам, а то жизнь неинтересной будет.