Наступил месяц март — знаменитый месяц «кошкопада», и конечно моя Зоська не осталась в стороне от этого великого события и посреди бела дня умудрилась свалиться с балкона. Заметила я это не сразу, потому что сушила волосы феном и страдала от очередной любовной неудачи. Впрочем, «любовная неудача» — слишком громко сказано, потому что особой удачи от своих встреч с Максом я и не ждала, а уж продолжения, которое могло окончиться вожделенным маршем Мендельсона, — тем более.
Вчера мы с Максом были в ресторане, где, наконец, выяснили отношения под аккомпанемент воющей что-то страстное певицы, размалеванной, как клоун, и с вырезом платья, достойным рекорда Гиннеса. Мой возлюбленный мямлил нечто нечленораздельное насчет своих высоких чувств по отношению ко мне, но я-то точно знала: врет. Врет, причем самым наглым образом, потому что неделю назад переспал с моей теперь уже бывшей подругой Верой, которая на него положила глаз, едва я с гордостью продемонстрировала любимого мужчину своей женской компании. Делать этого нельзя было ни в коем случае именно из-за Верки, которая всегда стремилась испортить мне все, что возможно, под самыми благовидными предлогами.
Разумеется, на достигнутом она не остановилась и растрепала о своей победе всем, кому не лень, так что ровно через неделю, то есть вчера днем, это стало известно и мне, от второй моей подруги Светы. И хотя Света мне искренне сочувствовала, в голосе ее тоже слышалась неподдельная радость, когда она стала утешать меня и уговаривала не слишком переживать по этому поводу.
Сказать, что я разозлилась, — значит не сказать ничего. Я просто взбесилась. Еще бы! Мало того, что этот самодовольный кретин наставил мне рога, так еще и с моей подругой!.. Хотя рога мужчины женщинам не наставляют — мужчины изменяют.
Наша с Максом love story продлилась всего два с половиной месяца, — и вот теперь полное фиаско! Ну почему, почему мне так не везет?! Чем я хуже других? Эти мысли вертелись в моей голове, пока я принимала ванну, чтобы привести в относительный порядок свои растрепанные чувства и одновременно попытаться вспомнить вчерашнее. Когда я вчера собиралась на встречу с бывшим возлюбленным, — уже тогда я совершенно точно знала, что именно бывшим, — то давала себе слово быть сдержанной и сохранять ледяное спокойствие, бросая в лицо коварному изменнику свои обвинения. Однако, разумеется, не удержалась и высказала все, что о нем думаю, отнюдь не столь элегантно, как хотелось. Короче, послала его к черту!
А как все красиво начиналось!.. Под Новый год, в ресторане, где наша компания откупила ползала, чтобы сотрудники могли оторваться по полной… Конечно, там были и обе мои подруги. Только мы со Светой служим в экономическом отделе, а Верка возглавляет рекламный. Для меня тот вечер не задался сразу, еще до похода в ресторан. Весь день моя начальница пыталась доказать мне, какая я идиотка, и хотя я старалась сдерживаться: дама в возрасте, к тому же муж недавно бросил… Потом, когда она переключилась на Эльвиру и стала пиявить ее, я вздохнула свободно и попыталась привести себя в норму, пользуясь отрывочными познаниями в аутотренинге. Несмотря на то, что умом я понимала проблемы стареющей шефини и пыталась успокоить себя тем, что моя внешность и мой возраст действуют на нее, как красная тряпка на быка, и поэтому мне надо жалеть ее, а не заводиться, настроение мое было испорчено окончательно и бесповоротно. Ну да, я еще сравнительно молода, хотя в тридцать с небольшим многие уже замужем и имеют детей; я красива, хотя, скорее, не столько красива, сколько умею себя подать. Рост 175 см, вес 52 кг, глаза зеленоватые, волосы темные, прямые, гладкие, лицо удлиненное. Стоит подвести глаза и подкрасить губы — появляется что-то роковое, или кошачье. В общем, на любителя, хотя от отсутствия мужского внимания никогда не страдала. А в тот злополучный, — тогда я думала, что счастливый, — вечер, на мне было узкое темно-зеленое блестящее платье с высоким разрезом на бедре, от которого мужчины просто глаз не могли оторвать. И что их эти разрезы так достают?.. Но вот главного — настроения — не было, хоть убей! И потому, когда хорошо приняв на грудь, наши вовсю отрывались, изображая современные танцы под оглушающую музыку, я тихонько перешла в другой зал, где было поменьше народа и приглушенно играл джазовый оркестр. Пристроившись за стойкой бара, я потягивала коктейль с каким-то офигенным названием и немного жалела себя, несчастную, что, впрочем, не мешало мне наблюдать за собой со стороны. Я себя нравилась: одинокая, красивая, грустная девушка у стойки бара…
И тут вот вдруг возник Он. Словно материализовался из ничего на соседнем стуле. Я искоса глянула на сидящего рядом мужчину — и обомлела. Викинг! Типичный викинг, белокурый, высокий, потрясающе сложенный — следит за фигурой, подумалось мне, и следом — ну как с картинки сошел! И я ощутила легкую досаду, потому что такой тип мужчин привлекал меня всегда. Не то слово! Я прямо-таки млела от одного их вида, но, увы, среди моего «послужного списка» не значилось ни одного «викинга», наверное, я была не в их вкусе. Он заказал себе виски, — что еще может заказать настоящий викинг? — сделал пару глотков, потом повернулся ко мне и широко улыбнулся. Улыбка была голливудской. «Макс, — просто сказал он — с наступающим!» — и поднял свой стакан. «Маргарита, — ответила я. — Можно Рита» — и улыбнулась в ответ. Мы немного поболтали, потом он протянул мне свою визитку, записал номер моего телефона и отчалил к своей компании. Я еще немного посидела, приходя в себя, и тоже отправилась к своим. Настроение мое резко поменялось, я не помню, чтобы так веселилась на корпоративной вечеринке: передо мной витал образ несравненного «викинга».
Макс позвонил мне через два дня. Мы стали встречаться. Он работал юристом в одной серьезной риэлторской фирме, зарабатывал кучу денег, имел двухкомнатную квартиру на Васильевском острове, через день водил меня в самые крутые рестораны и ночные клубы, в общем, жизнь моя больше походила на цветной калейдоскоп, нежели на мое привычное скучноватое существование.
У него почти не было недостатков. Он знал, чего хочет от жизни, и был сугубым прагматиком. И еще, я ему нравилась, даже очень нравилась, — женщины это всегда чувствуют. Быть может, он даже был влюблен, по-своему, по-скандинавски: характер нордический, спокойный. Забавно, но его отец, действительно, оказался шведом.
Верке я вчера так ничего и не сказала. Меня переполняла ярость. Как она, моя подруга, могла так поступить со мной?! Ну а вечером в ресторане… Макс ничего не смог возразить на мои обвинения — чего уж тут!.. С трудом сдержавшись, чтобы не разбить о его белокурую породистую голову фирменное блюдо со всем содержимым, я выбежала из зала, поймала такси и отправилась домой. Открыв мне дверь, мама не стала ни о чем расспрашивать, — я ворвалась в наше двухкомнатное панельное жилище, как ураган, — и она благоразумно решила дать мне остыть. На работе мне полагался отгул, который я и взяла, позвонив шафине. Мама ушла рано, так и не поговорив со мной, — она всегда чувствует, когда не стоит соваться, — а я, провалявшись в постели до полудня и ощущая себя настоящей бабой-ягой, разве что без ступы, решила немного расслабиться и долго отмокала от своих страстей в пенной, ароматной ванне. И размышляла... Мысли мои были удивительными для меня самой. Я вспоминала, как неслась на первое свидание к «викингу», как на третьем свидании мы стали близки, как поразила меня его трехкомнатная квартира с евроремонтом, джакузи, в которой мы нежились и «до» и «после», как приятно было «кувыркаться» на огромной кровати, которую я тут же мысленно обозвала «сексодромом», как летом мы собирались вместе отправиться на Кипр… Меня жгла обида, мне было плохо, я жалела себя, бедную, но, как ни странно, чувствовала при этом явное облегчение, — словно давно ждала предательства со стороны Макса, и когда это свершилось, все стало на свои места. Я вдруг поняла, что… разочаровалась в Максе уже давно, просто не хотела себе в этом признаваться. И еще не хотела признаваться в отсутствии настоящей любви к нему. За внешним антуражем наших чувств проглядывала пустота, куда и втиснулась рыжая стерва Верка. Сволочь, конечно, хоть и подруга! Положим, не подруга, а приятельница… А что она стерва, я знала всегда… Охх…
Потом я вылезла из ванны и наложила на лицо маску. Через четверть часа умылась и принялась сушить волосы феном. И вот тут-то вдруг ощутила сильнейший дискомфорт. Чего-то не хватало. Или — кого-то?.. Ну, конечно, не хватало кошки Зоськи, которая всегда ходила за мной по дому, как привязанная, или сидела рядом и таращилась на меня круглыми голубыми глазами, ярко выделявшимися на ее черной круглой мордочке. Зоська тайской породы, очень похожа на сиамскую, только мордочка более круглая. Она у меня уже третий год, и теперь из светлой, почти белой, превратилась в песочную: с возрастом сиамские и тайские кошки меняют окрас на более темный. Я швырнула фен на диван и бросилась в мамину комнату. Кошки там не было. Не было ее ни в кухне, ни в туалете. Я стала громко звать: «Зося, Зосенька, кс-кс-кс…» Никого... И тогда я обнаружила, что дверь на балкон приоткрыта. Идиотка! Я же сам ее открыла, перед тем, как пошла в ванную! Тоже мне, страдающий Вертер в юбке!.. В голове мгновенно возник образ несчастной, грязной Зоськи, роющейся в помойке. Ужас! Бедное животное совершенно не приспособлено к такой жизни. Она погибнет, и я буду виновна в ее смерти. Накинув куртку, я сунула босые ноги в старые башмаки и, как была, в драных джинсах, выскочила на улицу. Разбиться она не должна — второй этаж типовой панельной пятиэтажки для кошки не проблема. Но где ее теперь искать?.. Я обежала дом и принялась кыскать, осматривая землю под кустами и ветки едва начинающих зеленеть деревьев. Хорошо, с этой стороны нет дороги и что-то вроде небольшого скверика… Вдруг я услышала жалобное мяуканье. Показалось? Кажется, нет… Да вон же она, моя Зоська, сидит на дереве и испуганно мяукает! Я подбежала к дереву и стала звать кошку. Как бы не так! Она отчаянно вцепилась в ветку и ни в какую не желала спускаться. Вернее, не знала, как это сделать. С перепугу взобралась она довольно высоко. Я стояла, задрав голову, и не знала, что предпринять. По тропинке через скверик шел парень. Я бросила на него взгляд полный отчаяния, и он свернул в мою сторону. «Там Зоська… — пробормотала я, когда он подошел. — Она боится спускаться…» «Понятно, — отозвался он, — мартовский «кошкопад. Ну-ка, держите!» Скинул куртку, подпрыгнул, уцепился за нижнюю ветку и ловко, словно обезьяна, вскарабкался на дерево. Осторожно оторвал от ветки кошку, прижал к груди и так же ловко спустился вниз. «Держите свое сокровище!» Я схватила Зоську, которая тотчас вцепилась когтями мне в плечо, и только тут перевела дух. «Кстати, Женя!» — он протянул руку. «Рита, — отозвалась я. — Спасибо вам!» И подумала: а он ничего, симпатичный, хотя ростом только немного выше меня. Мы немного поговорили, он выпросил у меня номер телефона — как было отказать? — и я побежала домой.
Женя позвонил через несколько дней, и мы проговорили, наверное, целый час. У меня было такое чувство, что мы знакомы давным-давно, но на какое-то время расстались — и вот встретились снова. Не нужно было изобретать темы для разговора, они возникали сами собой, иногда мы одновременно начинали произносить одну и ту же фразу — и тут же начинали хохотать, как сумасшедшие. «Мистика!» — серьезно говорил он. «Мистика…» — повторяла я, и мы опять смеялись. Скоро наши полуночные беседы (он звонил всегда ближе к двенадцати) вошли у меня в привычку, и если по какой-то причине он не звонил, я чувствовала в душе пустоту и обиду.
А потом мы стали гулять, вернее, часами бродили по Питеру, и он рассказывал мне о моем городе… Женька был весь какой-то неправильный и несовременный. Петербуржец, бог знает, в каком поколении, он работал программистом в какой-то конторе, увлекался историей и поэзией. Жил отдельно от родителей: снимал комнату у чрезвычайно пуритански настроенной дамы, которая взяла с него клятвенное обещание ни под каким видом не приводить в дом женщин. Он подсмеивался и над нею, и над собой, однако слово держал, потому что комната была в центре и сдавалась сравнительно недорого.
Через месяц я уже не представляла себе жизни без Женьки, без его звонков, без наших прогулок по Питеру. Мне снова было восемнадцать. Хотелось петь, а иногда и плясать. Выходные дни пролетали, как одно мгновение. Я завтракала, натягивала свитер, джинсы и кроссовки и неслась на свидание. Казалось, он знал каждый дом, каждый двор и с закрытыми глазами мог провести меня из одной точки города в другую, подробно описывая архитектурные украшения, быт и привычки наших предков, далеких и близких. Летом, устав от ходьбы, мы устраивались в открытом кафе на Невском, пили кофе или сухое вино, смотрели на прохожих, молчали или разговаривали. Под настроение Женька часами мог читать стихи, и я слушала его проникновенный, чуть хрипловатый голос — и была счастлива. Безумно счастлива. Иногда он уезжал в командировки на три, четыре дня, или на неделю, и я отчаянно скучала по нему, по нашим прогулкам и поцелуям, вкусным, горячим и трепетным, как в ранней юности. И когда в середине лета предательница Верка укатила с Максом на Кипр, мне было глубоко наплевать на это: у меня был Женька.
Ту фантастическую ночь я запомнила навсегда. Августовскую, прохладную, черную. Мы стояли у парапета набережной, курили и наблюдали, как разводят Дворцовый мост. Конечно, я и прежде видела, как разводят мосты, но рядом с Женькой все делалось особенным и неповторимым. Я знала, что он любит меня, и я тоже его люблю, хотя мы никогда не говорили об этом. Вот и сейчас, стоя подле него и не отрывая взгляда от моста, я всей кожей ощущала, что он смотрит на меня, — и теплая волна его чувства омывает меня с головы до ног. Наконец две половины моста дрогнули и стали расходиться в стороны и вверх — на набережной раздались крики ликования. Это была удивительная ночь, сопровождавшаяся звездопадом. Звезды, казалось, сошли с ума, и, срываясь с небесного свода, одна за другой падали в Неву. Наконец полотнища моста стали почти вертикально: на сегодня представление окончено. «Ты видел, видел, — взволнованно спрашивала я Женьку, — как звезды падали прямо в реку? Совсем недалеко от нас. Я даже не представляла, что такое возможно!..» «Я тоже», — негромко произнес он и обнял меня за плечи.
Мы медленно шли по Невскому проспекту и молчали. Потом на меня нашло дурашливое настроение: я рассматривала ярко освещенные витрины и прикидывала, что нам необходимо купить в первую очередь. Он соглашался со мной, стараясь сдержать смех, — воображаемые покупки явно были нам не по карману. И когда я застыла перед витриной ювелирного магазина, восхищенно разглядывая сверкающие в неоновом освещении камни, он остановился рядом и тихонько спросил: нравится? «Как красиво… — прошептала я. — Словно те звезды упали не в Неву, а сюда…Особенно вон тот камень в кольце — переливается и играет, как живой!.. Будто настоящая звезда…» «Я достану тебе эту звезду… — произнес он вдруг очень серьезно. И через какое-то время прибавил: — Ну что, по домам?» Он проводил меня до самой квартиры, поцеловал и сказал, что уезжает в очередную командировку недели на три. «На целых три недели?..» — переспросила я и ощутила внезапный приступ страха. «Ничего, малыш, время пролетит быстро, — сказал он. — Может, я позвоню оттуда, хотя не люблю звонить издалека. Не знаю, почему — но не люблю. Как прилечу, сразу объявлюсь!» Он еще раз поцеловал меня — и быстро, не оглядываясь, сбежал вниз по лестнице. А мое сердце сжала чья-то невидимая и жесткая лапка.
Первую неделю я держалась, но когда началась вторая, а звонка от него так и не последовало, я почувствовала, что гибну. В голову лезло черт знает что: разбился самолет, на котором он летел; убили бандиты; пошел купаться и утонул; влюбился в другую женщину… К концу третьей я его уже ненавидела. Но когда началась, а затем и завершилась четвертая неделя нашей разлуки, я поняла, что все кончено: он меня бросил, — и впала в депрессию. Ни мама, ни Зоська, ни Светка, ни достававшая меня по-прежнему шефиня не могли пробиться сквозь охватившее меня полное безразличие. Он меня бросил…
Женька позвонил в пятницу днем и, как ни в чем не бывало, сообщил, что только вчера вечером вернулся, и сегодня намерен ждать меня после работы у подъезда — ты ведь заканчиваешь в шесть? «Какого подъезда?» — каменным голосом поинтересовалась я. «Твоей фирмы, естественно!»
Остаток рабочего дня я молча бесилась и, видно, выражение лица у меня было такое, что ко мне никто не рисковал подходить. Дождавшись, пока сотрудники покинут помещение, я медленно и гордо проследовала к выходу. Женька стоял у крыльца под зонтиком в своем любимом поношенном свитере и держал в руке букетик цветов. На лице его была написана такая искренняя радость, что в моей душе мгновенно рассосалась вся злость, и я заулыбалась в ответ.
— Ах, Женька, как тебе не стыдно! Я так скучала… И беспокоилась…
— А я-то как скучал!.. — он подошел ко мне близко-близко, так что я тоже оказалась под его зонтом, и сунул мне в руку букетик.
— Теперь закрой глаза!
— Не выдумывай…
— Закрой-закрой! И дай мне правую руку…
Я протянула ему руку и почувствовала, как мне на палец надевают кольцо.
— Ну что ты еще выдумал?
— Я открыла глаза и обалдела: на моем безымянном пальце сверкало кольцо, то самое — упавшая звезда.
— Где ты его взял? Нам же за всю жизнь не накопить… Банк ограбил?
— Прости меня, Рита… — он коснулся пальцами моих щек, губ — нежно-нежно… — Ну, сразу и ограбил! Просто я должен тебе сказать много-много всего…
Дождь усилился, мы поднялись на крыльцо и укрылись под козырьком.
— Когда я увидел тебя в первый раз, в марте, во время «кошкопада», сразу понял: вот Она, моя Единственная. Но в моей жизни уже было столько всего напутано! Я действительно программист, точнее, по образованию программист, но сейчас владею фирмой…
— Не может быть! — воскликнула я, услышав название одной из самых известных компьютерных фирм.
— Тем не менее это так… И знаешь, на меня буквально открыли охоту местные «пираньи» в женском облике. Ты понимаешь?
— Еще как понимаю! — подтвердила я, вспомнив Верку.
— Тогда я был моложе и наивнее и, конечно, попался. Втрескался по уши. Думал, и она любит. Ошибся... Ошибки следует исправлять. Этот месяц я потратил на то, чтобы развестись и окончательно поставить точки над «i». Ты мне веришь?..
Вместо ответа я обхватила его за шею руками и прижалась щекой к его щеке. Потом он махнул кому-то рукой, и из потоков воды, словно по волшебству, возник сверкающий кабриолет — такие автомобили я видела только в кино.
— Бежим! — он потащил меня к машине.
Мы нырнули на заднее сиденье.
— Куда едем, Евгений Иванович? — спросил шофер
— В загородный дом… — ответил он незнакомым мне прежде командным тоном.
Кабриолет несся по дороге, разбрызгивая тучи брызг. Мы молча держались за руки, словно боясь потерять друг друга. Евгений Иванович, нет, Женька, конечно же, Женька! — наклонился ко мне и заговорил нежно и напористо:
— Рита, я хочу, чтобы ты стала хозяйкой моего дома! Чтобы у нас были дети, много детей. А потом внуки… И чтобы всегда, каждую минуту нашей жизни, мы находились рядом! Ты согласна?..
— Согласна! — выдохнула я и уткнулась лицом в его поношенный, но такой родной свитер.