- Черешню надо собрать, - сказала жена. – Без меня бы и не вспомнил.
- Вспомнил бы.
- Если бы вспомнил, то собрал бы.
- Соберу.
- Не соберешь. Там лестница нужна.
- Принесу.
- Не принесешь. Ты не знаешь, где она стоит.
- В гараже.
- Приноси, я залезу.
- Я залезу.
- Ты? – презрительно переспрашивает жена. – Не смеши! Упадешь! Я буду с лестницы собирать.
- Тогда я на дерево.
- Ты? На дерево? Да ты ж никогда не лазал!
- Все детство на деревьях.
- Под тобой ветки сломаются.
Через четверть часа у дерева диалог продолжается.
- Зачем гнилую рвешь? Зачем зеленую? Зачем листья? Я поняла: всю твою надо выбросить. Я черешню буду есть, а ты гниль да листву.
Жена лезет на дерево, через мгновение с криком:
- Ваня! Как ты лестницу поставил? – виснет на ветвях.
- Я только что на ней стоял – не шаталась.
Еще через пятнадцать минут идем с двумя полными мисками мыть собранную черешню. Жена аккомпанирует:
- Опоздали. Сгнила черешня. Воробьи побили. Надо было раньше собирать. А я говорила! Эх, Ваня!
Тут важны контекст и интонация.
- Ваня! Принеси вино! Сама принесу, от тебя не дождешься. Или не то принесешь. Откроешь? Нет! Сама открою! Ты крышечку не срежешь. Где штопор? Не знаешь? Тут лежал. А, это я его занесла. Не дам, ты штопором пользоваться не умеешь.
И если бы я не имел винный погреб на тысячу бутылок, и если бы я тысячу бутылок в год не открывал этим штопором, правильно срезая крышечку маленьким ножиком, то я бы задумался. Но – в данном контексте и с данной интонацией – это не дробящий зуд, а хвалебная песнь.
Кто ж еще так похвалит, так поднимет мужскую самооценку, как не любящая жена? Эх, Ваня…