Денис выбрал электричку на Одинцово, купил билет и теперь мыкался туда-сюда, пытаясь попасть на платформу. Он много лет не ездил в пригородных поездах, и вот оказалось: доступ туда перекрыт дурацкими турникетами. Это небольшое препятствие его раздражило. "Всё уже не так, как в детстве. Не зря ли я еду?"
Иногда до Дениса долетали слухи: Немчиновка, мол, уж не та. Нынче там новые русские, сколотившие состояния перестроечными махинациями. Понастроили имений, скупив участки у прежних собственников, сломавшихся под натиском капитализма. Рассказывали, что деньги, на которые возводились эти роскошества – шальные и криминальные, но поделать, увы, ничего нельзя: такие времена наступили.
За то время, что Денис не катался в электричках, жёсткие деревянные скамьи в вагонах сменились мягкими кожаными сиденьями, да и в целом составы стали гораздо чище, нежели в советские годы, когда плотный слой пыли, разбавленный следами плевков и окурками, покрывал пол, а дверные ручки и поручни ужасали многолетней липкой грязью.
Денис смотрел в окно, силясь отыскать в набегающей панораме что-нибудь знакомое. Знакомого находилось мало. За стеклом, словно длинношеие ящеры – брахиозавры – тянулись ввысь подъёмные краны; повсюду строились огромные жилые комплексы, магазины, деловые центры.
Первая станция – Беговая. Суматошная городская пыльная. Неподалёку находится ипподром, отчего и здешняя местность стала называться Бега.
Денис погрузился в свои мысли.
Какими они были, друзья его детства? Точнее, какими они ему запомнились?
Номер один – внучка Клёновых Катька. Он знал её с четырёхлетнего возраста. Некрасивая крупная девочка с сальными рыжими волосами, с веснушчатым носом картошкой. Когда другие дети кричали ей вдогонку: «Рыжая, рыжая!», Катька уверенно разворачивалась и, громко топоча мощными ногами в кедах, мчалась за обидчиками. Кулак у неё тоже был крепкий, так что при удачном забеге доставалось ребятне довольно сильно.
К счастью, у каждой девушки обязательно бывает пора цветения, поэтому в пятнадцать лет Катерина внезапно преобразилась. Волосы перестали салиться и сделались пышными, сама она вытянулась, фигура стала пропорциональной, сильные руки и ноги приобрели изящество (Денис прекрасно помнил её неожиданно точёные ступни в пластмассовых шлёпках с ромашкой и красиво развившуюся грудь, выступавшую под модной олимпийкой). Даже нос картошкой каким-то образом утончился и больше не выглядел плебейским.
Денис испытывал к Катьке то ли влюблённость, то ли какое-то родственное немного животное чувство. Она ведь была хозяйкой дома. Они спали под одной крышей, однажды даже ночевали вместе на сеновале. Как-то раз он бегал за Катькой с высунутым языком, изображая преданного пса. По утрам караулил, когда она пойдёт гулять, чтобы тут же к ней присоединиться. Если за окном дождило, ждал, что она позовёт играть в настольные игры или рисовать. По крыше стучали капли. Было прохладно, но уютно. Катька разукрашивала фломастерами песенник, а Денис рисовал акварелью какой-нибудь «Кон-Тики» или джунгли на шершавых альбомных листах. Будучи старшей, Катька шефствовала над Денисом и никогда не давала его в обиду, а он, в свою очередь, всегда готов был стоять за неё горой.
Вторая станция - Тестовская. Снова грязноватая городская платформа. В девятнадцатом веке ресторатор Тестов поселил здесь цыганский хор, откуда пошло название местности Тестово.
Номер два – Катькин ровесник – Сашка. Тот самый, кто придумал "Клуб". Катьку с Сашкой дразнили женихом и невестой, но они были просто друзьями, хотя Сашка обожал представлять голыми абсолютно всех девчонок, не стесняясь подробно описывать свои предположения вслух и пошловато при этом похохатывать. Был Сашка довольно рисковым. Однажды на спор съел кисть бузины. Через некоторое время отошёл за куст, его стошнило, и он еле доковылял до дома. С восторженным ужасом наблюдая, как к Сашкиной калитке подъезжает скорая, компания гадала: «Клюев ягоды склевал. Помрёт, не помрёт?» После чудовищной процедуры промывания желудка, от которого можно сдохнуть и без бузины, Сашка остался жить.
Ты пили себе пили и проехали Фили. Третья станция. На совете в Филях в 1812 году решался вопрос об оставлении Москвы.
Номера три и четыре Лёшка и Анька. Оба на год моложе Катьки и Сашки. Лёшка носил очки и любил чтение. Анька сверкала зелёными глазами, а стриженые волнистые волосы прекрасно обрамляли её кругловатое лицо. Когда им исполнилось по четырнадцать, между ними завязался роман. Причём Денису казалось, что если Лёшка влип довольно основательно, то Анька просто плывёт по течению, позволяя ухажёру разнообразные вольности из чисто экспериментаторского интереса.
Четвёртая станция - Кунцевская. Вокзал в виде небольшого готического замка. О, тут начинает веять свежей листвой! В детстве, гостя у бабушки, Денис иногда гулял с ней в Кунцевском парке.
В-пятых, Игорь по прозвищу Душа Общества. Остроумный пижон с ловкой чуть обезьяньей пластикой, ровесник Катьки. Два лета он пропустил (его родителей отправили в командировку на Кубу), а по возвращении сразил всю компанию не только блестящей серебристой ветровкой и импортной жвачкой в её карманах, но и превращением прямой шевелюры в огромный пушистый шар а-ля участники Boney M. Игорь знал множество анекдотов и рассказывал их весьма артистично. Ничего удивительного, что такая масса достоинств не пропала попусту.
Пятая станция - Рабочий посёлок или, как называл её Денис, Рабпосёлок. Обиталище загадочных рабочих, которых никогда не удавалось распознать среди других пассажиров.
В-шестых, Ника. Она по уши влюбилась в Игоря после его возвращения с Острова Свободы. Игорь на Никины чувства не отвечал, хотя она была не только красивой девочкой с большими серыми глазами (после внезапного похорошения Катьки все девчонки 3тьей Запрудной признавались красивыми), но и по-настоящему доброй. Если все прочие члены «банды» временами отличались детской жестокостью, грозившей перерасти во взрослый эгоизм, то Ника никогда не издевалась ни над людьми, ни над другими живыми существами. Вытерпеть такое было сложно, поэтому с Никой то дружили, то подвергали её обструкции. «Она вредная и подлая», – говорили они (конечно, безо всяких доказательств). «К тому же дура и неискренняя!» – ещё один ничем не подкреплённый аргумент. В периоды ссор с Никой её дразнили Тупой Пикой, и это прозвище казалось всем, включая Нику, самым страшным оскорблением, хуже матерных ругательств и побоев.
Однажды Ника подошла к друзьям в надежде, что её примут поиграть в дурака, но пребывавший в отличном настроении Игорь вдруг крикнул ей в лицо: «Пошла вон… Тупая Пика!» Ника остолбенела, мучительно покраснела, потом зарыдала, и сквозь рыдания прорвалось: «Не могу слышать такие слова от человека, которого люблю!» Остаток лета вся Запрудная с восторгом обсуждала эту драму, обраставшую подробностями, словно Немчиновский пруд водорослями. После ужасной сцены Ника целый месяц не покидала пределов своего участка, а возвращение её в компанию произошло лишь в конце летнего сезона, когда Игорь уже уехал.
Одновременно с Никой в Игоря влюбилась Катька. И если над Никой Игорь жестоко шутил, то Катькины авансы попросту игнорировал. Он бы скорее всего приударил за Анькой, но, уважая Лёшку, ходил, так сказать, бобылём. Недоступным принцем, только отнюдь не Флоризелем.
Шестая станция Сетунь. Ты хоть сетуй хоть не сетуй, пролетела мимо Сетунь. Тут был рынок, куда за свежей зеленью ездила иногда Денисова мама.
А ещё недалеко от Катькиного дома жил совсем взрослый парень Вольдемар. Он присоединялся к ребятам лишь изредка (видимо, когда совсем скучал), и Денису запомнилось только то, как Вольдемар «показывал дракона», вставляя в ноздри две зажжённые сигареты, и на спор глотал дождевых червей к неподдельному ужасу ребятни.
Состав перемахнул через кольцевую дорогу. Седьмая станция - Немчиновка.