Дизель армейского грузовика на холостых оборотах то монотонно матерится, то бубнит размеренно. Перманентное облако выхлопных газов вязнет в ельнике. Водитель спит в кабине, сдвинув засаленную шапку на глаза. Тёмный и холодный вечер ходит вокруг костра, щурится на фары, и вьюгой пытается залепить их яркий свет.
Мы сидим на бревнах, поодаль сваленных в кучу срубленных еловых веток, и подкидываем хворост в ржавую бочку, имитирующую кострище. Липкие от смолы и сырые насквозь трёхпалые варежки сушатся на палках, воткнутых в снег. Прапорщик благосклонно травит байки и смеется с нами, шевеля черными усищами, тем самым благодарит нас, не произнося слов благодарности. На заснеженном пне блок сигарет Шипка, окаменелая буханка черного, и коляска краковской колбасы на всех.
Сегодня был длинный и очень морозный день, полный лязганья топоров, щепок, царапин и матерщины, вылетающей изо рта вместе с паром. Завтра все повторится вновь – армейские будни стройбата похожи друг на друга как бараны в стаде.