Из окошек гидроплана МП-1, до горизонта простиралась осенняя тайга. Блюдца и тарелки озёр побольше, соединялись меж собой извилистыми, золотистыми прожилками ручьёв, берега которых поросли уже пожелтевшими берёзками. Реки окаймлялись тёмно-хвойными кедровниками. Зелёный массив тайги то тут, то там был покрыт пятнами рыжего, малинового, бордово-красного цветов. Деревья готовились к зиме. Ближе к Увалам местность стала менее лесистой. Огромные пространства стали занимать чёрные бОлотины и бежевые песчаные холмы, покрытые карликовыми сосёнками. Отчётливо виднелись большие белые пятна ягельника.
Ян Липп указал Борису Николаевичу на пару чумов и лабаз, возле загона для оленей на берегу большого озера в месте впадения в него нитки ручья.
- Воот оно – Котлунг – ай-Ягунлоор, - прокричал он, сквозь шум двигателя, приблизившемуся профессору.
Сделав круг МП-1 приводнился и подплыл к стойбищу. На берегу стояла женщина в синего цвета малице с ребёнком, державшимся за её руку. Заливались лаем две рыженькие собачонки. Лежащий на нартах белого цвета пёс молчал. Молчала и женщина. Варенцов и Липп высадились на берег и подошли к ней.
- Здравствуй Поля, - протягивая руку сказал Борис Николаевич.
Женщина продолжала молчать, только крепче прижала к себе девочку, которой на взгляд было два года.
- Я брат твоего мужа Алёши. А это твоя дочка Оленька, да? А где Глеб?
Поля повернулась и под непрерывный лай собак пошла к чуму, держа ребёнка за руку.
- Вот - так встреча родственника, - попытался пошутить Игорь Бондаренко, выгружая из недр самолёта мешок с ещё не успевшими разморозится
муксуном и нельмой, купленными у ненцев из посёлка Хальмер-Седэ. Одной рыбиной пришлось пожертвовать, чтобы задобрить псов.
Лётчики разожгли костёр на берегу и вскипятив в котелке воду, заварили четверть брикета чая. Пока настаивался чай, побаловались строганиной из муксуна.
Борис Николаевич долго сидел молча, отказавшись от строганины и чаепития. Затем поднялся, положил в рюкзак большую нельму, брикет чая, пару банок тушёнки, коробку печенья и направился к чуму.
- Поля. Я несколько лет разыскивал Алёшу, и только полмесяца назад встретился с ним в тот момент, когда он умирал у меня на руках от брюшного тифа, - сказал он, входя в чум.
- Расскажи, как он попал в вашу семью Сопочиных. Как вы жили. Мне Иван Рускин сказал, что у него остался сын Глеб. Где он сейчас?
Женщина продолжала сидеть молча, только начала раскачиваться в такт движениям подвешенной к шесту люльки.
Борис Николаевич тоже замолчал на некоторое время, а потом, развязав рюкзак начал доставать продукты и выкладывать их возле очага. Так и не дождавшись ответов на свой монолог он спросил:
- А где родители, где Евья? Она должна меня помнить. Я её учил говорить по-русски. Ты Поля была совсем маленькой, когда мне 22 зимы назад пришлось пожить около месяца в вашей семье Сопочиных. Ваше зимнее стойбище было недалеко от места впадения Ингу-Ягуна в Тром-Аган.
В ничего не выражавших до этого глазах женщины вдруг проявился интерес к вопросам Варенцова.
- Отец и мать утонули во время урагана на озере Коголым-Лор. Евья стала хозяйкой. Ванхо был уже стариком. Они поехали в Сургут и нашли умиравшего русского. Привезли к нам. Он стал помогать. Потом Евья стала женой Алёши. Когда родился Глеб она умерла. Потом я стала женой Алёши. Вот- его дочка Оля, - показав на качавшуюся люльку с ребёнком сказала Поля.
- Как же вы справляетесь с оленями?
- Братья помогают. У них стойбище недалеко.
- А где сейчас Глеб? – повторил вопрос Борис Николаевич.
- Медведь убил важенку. Он пошёл по его следам.
- У него есть ружьё?
- Да. Старое, ещё Ванхо охотился.
- В какую сторону он пошёл? Давно ушёл?
- Утром, - ответила Поля показав рукой в сторону темневшей на горизонте гривы.
- Он ушёл с собакой?
- Нет.
- Почему?
- Пёс будет лаять. Придётся дольше идти.
- Профессоор, вы сообираетесь идти искать парня? – спросил лётчик.
- Конечно. Ведь именно за этим мы и прилетели. Тем более, что у тебя Ян есть приказ не задерживаться.
- Ну, тоогда я поойду с вами. Ведь я в первую очередь отвечаю за жизни пассажироов.