ПОДПОЛЬЩИКИ
Документально-мистическая повесть.
Основано на реальных событиях. Фамилии и имена изменены.
Я учился в 10-м классе. Слежка за «объектом» позволила выявить массу деталей его личной жизни, которые подтверждали, что кроме Юли Семёновой его теперь в жизни более ничего не интересовало. Никаких продуктивных идей с его вербовкой у нас пока больше не появилось, и я почти смирился с тем, что для НКП «объект» утерян. Однако, гораздо больше меня беспокоило отсутствие какой-либо информации от Василия из Еревана о наличии ЛБВ в Ереванском Институте Физики.
Армен в железнодорожном техникуме проходил практику на тепловозе, курсирующем между Ленинаканом и Ереваном. И предложил мне воспользоваться возможностью бесплатно прокатиться на товарняке до Еревана и обратно. Я согласовал с родителями однодневную поездку, и вскоре мы с Арменом навестили в Ереване Василия. Я стал спрашивать Василия, удалось ли ему выяснить, какие ЛБВ используются в Ереванском Институте Физики и наладил ли он какой-нибудь контакт со своим отцом по этой теме. Василий, однако, отмахивался и отшучивался, пока не признался, что по теме ЛБВ никаких подвижек пока нет, и способов поговорить со своим отцом об СВЧ-оборудовании он пока не придумал. Я был очень разочарован.
– Знаешь, Василий, – сказал я ему раздражённо. – Ты, конечно же, классно играешь на гитаре. Но на гитаре классно играют тысячи людей. А вот таких как мы с тобой – единицы. Потому что мы с тобой – подпольщики! Подпольщики живут не ради того, чтобы заниматься какими-то приятными для себя делами. Такие люди вообще живут не для себя, а для человечества. Такие люди готовы идти на лишения, терпеть невзгоды в жизни. Они попадают в тюрьмы, их вешают и расстреливают, но они не сдаются. Они бунтари, а не неженки! Они творцы истории! Понимаешь?
– Понимаю…
– Да ничего ты понимаешь! – вскипел я. – Он, видишь ли, испугался, что папа его будет мурыжить физикой! Ну, если и помурыжит, то что с этого? Это что, страшнее тюрьмы или виселицы? Ты давай, определяйся, подпольщик ты или просто мимо проходил!
– Ладно, ладно. Чего ты взъелся? Поговорю я с отцом.
– Да уж, будь добр. Не затягивай. Повторяю, это важно. Мы к тебе на товарняке специально ради этого приехали. Только для того, чтобы узнать, как обстоят дела с ЛБВ. И приедем ещё, если понадобится. Отнесись, пожалуйста, к поставленной задаче как-то более серьёзно, что ли, более ответственно…
– Я же сказал. Сделаю что смогу.
Вечером того же дня мы с Арменом вернулись в Ленинакан.
* * *
Я решил форсировать работу над портативной мобильной типографией. Нанёс на небольшой кусок медной пластины тушью изображение шрифта нескольких букв и выполнил пробное травление хлорным железом, чтобы проверить свою идею изготовления всей партии шрифта для печатного станка. Для того, чтобы протравить шрифт, изготовленный из миллиметровой медной пластины, травить его пришлось довольно долго – более суток. При этом хлорное железо подтравило пластину не только в глубину, но и по краям шрифта, края стали неровными, в некоторых местах тонкие перемычки в буквах протравились насквозь. Моя идея с вытравливанием шрифта из медной пластины потерпела фиаско. Оказалось, что вытравливание печатных плат с тонкой медной фольгой на фольгированном текстолите или гетинаксе, в котором я уже несколько поднаторел, совсем не то же самое, что вытравливание из существенно более толстой пластины.
Я стал искать новый способ изготовления шрифта. И додумался до того, чтобы получать рельефный шрифт не вытравливанием избыточного слоя меди, а, напротив, наращиванием кристаллов меди на открытых токопроводящих участках медного электрода в процессе электролиза в растворе медного купороса. Конечно же, края шрифта при наращивании толстого слоя меди тоже стали бы неровными. Но такое наращивание можно было сделать многофазным, наращивая по тонкому слою меди за один прием с последующим повторным нанесением защитного покрытия в промежутки между литерами через один и тот же трафарет. Для того, чтобы слои краски при нескольких фазах её нанесения не сместились друг относительно друга я планировал использовать крепление трафарета к заготовке производить коническими винтами без люфта. Такой способ должен был ограничить наращивание меди по краям шрифта, что позволило бы сохранить его контуры. Кроме того, такой способ можно было использовать не только с медной пластиной, но и с фольгированным текстолитом в качестве основы шрифта.
Для проверки новой идеи требовался медный купорос. Я знал, что наш сосед по дому регулярно обрабатывает деревья в своём небольшом садике медным купоросом, и не считал его дефицитным компонентом. Каково же было моё удивление, когда выяснилось, что медного купороса нет ни в хозяйственных магазинах, ни в химлаборатории ЛОЗАП, ни у колиного знакомого лаборанта в школе, ни даже у того самого соседа, который обычно им обрабатывал деревья. Сосед лишь развёл руками: «Исчез медный купорос из магазинов. Никто не может сказать, когда теперь появится».
К зимним каникулам меня снова стали снаряжать в Москву для прохождения дополнительного обследования почек и лечения.
– На этот раз мне не удалось на работе оформить командировку, и в отпуск меня не отпускают, – сказала мне мама. – Папа тоже сейчас отпроситься с работы не может. Так что тебе придётся ехать в Москву одному. Остановишься там же в Кузьминках, я с комендантом уже договорилась. Отправишься в больницу вот к этим людям, я тебе тут на бумажке всё законспектировала. Все финансовые расчёты с врачами я уже произвела, дополнительно ничего давать не нужно. Только коменданту гостиницы заплатишь за проживание вот по такому тарифу за сутки. Не забудь взять в больнице выписку из истории болезни, снимки и результаты анализов.
Мне было всё ясно. Я ехал в Москву, и теперь у меня появлялась возможность купить, наконец-то, этот злосчастный медный купорос, уж в магазинах Москвы он наверняка должен был быть. Попутно зайду в известный всем радиолюбителям страны магазин «Радио» в Лосинке и в магазин «Пионер» недалеко от Белорусского вокзала – нужно будет прикупить кое-какие радиодетали. Ещё нужно было заехать на Никольскую улицу в магазин химических реактивов, необходимых для нескольких проектов помимо медного купороса… Я отправлялся в Москву, чтоб решить великое множество разных задач помимо медицинского обследования. И на этот раз я был предоставлен сам себе, так что родители не были помехой моим планам.
Комендантша микро-гостиницы в Кузьминках меня хорошо помнила с прошлого года. Она выделила для меня отдельный номер. В больнице мне сказали, что все необходимые обследования проведут амбулаторно, без госпитализации, мне нужно будет лишь регулярно приезжать на обследования. Так что у меня появилась масса времени, чтобы заняться насущными для НКП вопросами. Первым делом я проехался по хозяйственным и садовым магазинам в поисках медного купороса. Но и в магазинах Москвы его не оказалось. Вот досада! Может быть, он есть хотя бы в магазине химических реактивов на Никольской?
Ура, наконец-то мне повезло! В магазине на Никольской медный купорос был в наличии. Правда, стоил он невероятно дорого и продавался какими-то мелкими упаковками, которых пришлось набрать большое количество. Зато это был чистый медный купорос – именно для химических лабораторий. А в качестве сельскохозяйственного у меня изначально были серьёзные сомнения. Я купил медный купорос и еще несколько химических реактивов, и с чувством выполненного долга усталый, но довольный поехал в гостиницу в Кузьминки. В одной руке у меня была тяжёлая сумка с химическими реактивами, ручки которой от тяжести готовы были вот-вот оборваться, другой рукой я держался за поручень в автобусе. Поскольку была зима, я надел недавно подаренные мне отцом перчатки из крокодиловой кожи – очень красивые, тёплые и удобные.
Мой взгляд случайно упал на руку, которой я держался за поручень, и я вдруг увидел на правой перчатке с тыльной стороны ладони большое яркое красное пятно. «Вот чёрт! Испачкался где-то», - подумал я. При этом я одновременно вдруг ощутил что-то странное, словно холодок пробежал между лопатками. Я снял перчатки и убрал их в карман, чтобы не светить пятном. Доберусь до гостиницы – там уже разберусь.
В гостинице я основательно взялся за устранение пятна с перчатки в санузле гостиницы. Пятно имело ярко очерченные края. Хотя оно было кровавого цвета, это не была кровь. Я пытался использовать и мыло, и стиральный порошок, раздобыл и керосин, и спирт. Но пятно так въелось в кожу, словно было его пигментным рисунком. Оно не смывалось даже частично – ничем и никак. Если бы оно было оставлено какой-нибудь краской, то краска залепила бы мельчайшие поры на коже. Но поры залеплены не были. Просто вся перчатка, как прежде, была светло-коричневая, а небольшая ее часть теперь стала ярко-красная. Как, когда, каким образом? Не знаю… Может быть, на перчатку какие-то химикаты попали в магазине химикатов и вызвали какую-то реакцию?
Я был расстроен, понимая, что перчатки теперь испорчены. Мне очень нравились эти перчатки – они были мягкие, тёплые, удобные, красивые. Ну и еще дорогие и в плане цены, и в плане того, что это был подарок отца. Выбрасывать мне их было жалко, но и надевать их теперь на руки я больше не мог – пятно было яркое и крупное, и его было заметно издалека. Я вздохнул, повесил перчатки сушиться после проведенных попыток отмыть пятно и вышел в задумчивости в коридор. Прямо передо мной была гостиничная кухня. Может быть, чайник поставить и попить чай с бутербродами?..
Пока я стоял в дверном проёме, услышал звук приближающихся ко мне по коридору сзади шагов. «Александр, наверное, с которым я позавчера познакомился», – подумал я. Кухня была проходная, и для того, чтобы командировочному Александру пройти в свой номер, ему нужно было пройти через кухню. Я, не оборачиваясь, посторонился, чтобы он смог пройти. Но он почему-то не проходил. Просто стоял за моей спиной и как-то тяжело дышал мне в затылок. Я удивился и обернулся. За спиной никого не было. «Ерунда какая-то… Чьи же шаги и дыхание я сейчас слышал?». И снова между лопаток пробежал какой-то странный холодок. И тут я вспомнил, что командировочный Александр утром со мной попрощался, сказал, что уезжает и мы уже не увидимся. Кроме меня и Александра в гостинице никого не было. Может, какой-нибудь новенький заселился? Шаги были тяжёлые, мужские. Я проверил входную дверь – заперта изнутри. Прошёлся по всем номерам и постучался во все двери, заглянул ещё раз в санузел и на кухню – в гостинице кроме меня никого не было. Ну просто день чудес какой-то! То пятна на перчатках вдруг откуда ни возьмись появляются, то какие-то невидимки за спиной ходят и в затылок дышат…
«Возможно, этажом выше кто-то протопал в ботинках, а мне показалось, что кто-то прошёл по коридору гостиницы», – убеждал я сам себя. Но на душе было как-то неспокойно – холодок между лопаток теперь не проходил. Я не смог убедить сам себя, что мне могло всё это почудиться. Слишком отчётливый и громкий звук шагов. И слишком отчётливым было ощущение на своём затылке чьего-то дыхания.
Я ещё несколько раз прошёлся по коридорам гостиницы, недоумённо почёсывая в затылке и заглядывая во все углы, в том числе, собственного номера. Потом махнул рукой и пошёл пить чай с бутербродами. Вернулся в номер, посмотрел телевизор. За окном стемнело – нужно было укладываться спать. Расправил кровать и забрался под одеяло.
– Где ты ездил? – вдруг прозвучало в голове.
– Не «где», а «куда», – машинально мысленно поправил я. – В магазин.
– Для что?
– За медным купоросом.
– «Медным» – это что?
Голос, который звучал у меня в голове, был какой-то странный. Во-первых, он произносил фразы в каком-то искорёженном виде, слова с каким-то акцентом, который и акцентом-то трудно назвать, коверкая слова, неестественно расставляя интонационные ударения. Я вдруг понял, что какой-либо человеческий язык вряд ли может обладать подобной интонационной спецификой. Кроме того, обладатель голоса оказался весьма сведущ в одних аспектах и совершенно ничего не смыслил в других. Как можно не знать, что такое «медный» и одновременно быть в курсе, что такое «купорос»? Но все эти мысли проскакивали у меня где-то на фоне. Сосредоточиться на них я не мог, потому что вопросы сыпались один за другим, и я машинально мысленно озвучивал на них ответы, даже когда не хотел этого делать. Мне было странно и непривычно слышать в своей голове этот голос – ничего подобного прежде со мной не случалось. Это было как-то очень необычно и неприятно. Я ощущал какое-то чуждое мне вторжение в своё сознание.
Голос мучил меня почти всю ночь. Он сыпал вопросы один за другим без каких-либо пауз в диалоге. Он расспрашивал меня обо всём на свете, задавал самые дурацкие вопросы, вроде «что такое круглый», на которые я даже не всегда мог сообразить, что ответить – и тогда даже радовался тому, что не могу озвучить внятный ответ. Но линия вопросов плавно сконцентрировалась вокруг нашей подпольной организации. Сначала вопрошающий голос выяснил, что медный купорос необходим для изготовления шрифта для портативной типографии. Затем он выяснил, что портативная типография нужна для печати подпольной газеты и листовок НКП. Затем он стал интересоваться, что это за НКП и каковы его цели… В конечном итоге он выяснил абсолютно всё до мельчайших деталей, включая цели воздействия на сознание людей для построения справедливого общества, сколько в организации членов, и даже кто из членов организации предпочитает какую пищу, одежду и какие цвета кому больше всего нравятся. Я несколько раз пытался задать вопрос «с кем я разговариваю?» – но мой собеседник мои вопросы словно бы и не слышал, а слышал только ответы. Я ужасно устал и хотел спать, а голос меня мучил и мучил на протяжении нескольких часов. Я даже начал опасаться, что он меня теперь не оставит вовсе и замучает до смерти. Однако, под самое утро он исчез так же внезапно, как и появился. Я был настолько измотан, что успел лишь миг порадоваться тому, что он меня оставил в покое, прежде чем провалился в сон.
Проснулся я поздно, совершенно разбитый. Физиономия моя в зеркале была распухшая, сил заниматься делами не было – а мне нужно было как-то собраться, потому что менять свои планы я не собирался. Я съездил в больницу, сдал анализы, прошёл крайне неприятные процедуры, прошёлся по магазинам и вечером снова вернулся в гостиницу, где столкнулся с дочкой комендантши, которая зашла убраться в номере. Спросил её, не заселялся ли кто новенький в гостиницу и не заходил ли кто из персонала гостиницы вчера вечером. Она ответила, что командировочный Александр съехал примерно в середине дня – занёс к ним ключ от номера, и с тех пор я в гостинице один. Я также узнал, что вчера вечером из персонала никто в гостиницу не приходил. Хотя, меня несколько насторожило, что она даже не поинтересовалась, почему я задаю подобные вопросы. Я прислушивался к шагам с этажа выше, иногда что-то слышал, но каждый раз понимал, что звуки значительно тише и какие-то совсем другие, совершенно не похожие на то, что я слышал вчера.
Как только я забрался под одеяло и приготовился спать, у меня в голове тут же снова зазвучал голос. Он промучил меня всю ночь, задавая какие-то совершенно абсурдные вопросы про всё и обо всём, в стиле «что такое мужчина?» и «для автобусу колёса зачем?». Под утро вопросы опять сконцентрировались вокруг целей НКП. У меня стал накапливаться какой-то внутренний протест. Я пытался прекратить отвечать на вопросы, делая это по-разному. Не вникать в смысл вопроса, размышляя о чём-то отвлечённом. Пытался задавать встречные вопросы. По иррациональной структуре вопросов и какой-то нечеловеческой интонации я заподозрил, что мой собеседник – НЕ человек. И как-то понял, что он, возможно, не один. «Кто вы???!!!» – я мысленно почти кричал. Но ответа никак получить не мог. «Вы инопланетяне? Откуда вы??? Вы с другой планеты? С другой звезды?»
– Мы здесь всегда.
О! Я получил хоть какой-то ответ на свои вопросы. Смутный и корявый, но смысл, кажется ясен. Судя по всему, они дали мне понять, что они НЕ инопланетяне. Но кто же тогда? Воодушевлённый полученным ответом, я пытался задать дополнительные и уточняющие вопросы, но на них ответа уже не последовало. За окном уже светало, и под утро голос опять исчез. Я был вымотан и обессилен, и снова провалился в сон, успев подумать, что немного поспать нужно обязательно, иначе я просто ничего не смогу делать.
Утром я вспомнил, что мне удалось получить ответ хотя бы на один вопрос, я очень хорошо запомнил, как он прозвучал «Мы здесь всегда». Занимаясь своими делами, я постоянно раздумывал над ночными событиями. Может быть, я просто «слетел с катушек»? Голос в голове… Узнает кто-нибудь – на сто процентов запишет меня в шизофреники. Интересно, шизофреники как-нибудь способны осознать, что они шизофреники? Понимает ли умалишённый, что с ним что-то не так? Надо будет поинтересоваться, потому что это для меня важно, потому что я как раз отдаю себе отчёт в том, что мной что-то происходит совершенно из ряда вон выходящее, и я вполне допускаю, что у меня «потекла крыша».
Однако, если с «крышей» у меня всё в порядке, тогда что же это такое было? Может быть, в моё сознание проник кто-то примерно так же, как я собираюсь проникать в сознание других людей? Может быть, это какие-то наши конкуренты, которые нас опередили и которые каким-то образом пронюхали про наши планы воздействия на сознание других людей? Тогда это должны быть люди. Но почему они так странно строят фразы? Почему задают такие дурацкие вопросы, ответ на которые знает даже ребёнок? Почему такая неестественная интонация? Этот голос совершенно не похож на человеческий. И даже трудно сказать, на что он похож – ничего подобного мне прежде слышать не приходилось. Но, может быть, всё-таки это люди, которые специально коверкают фразы и задают дурацкие вопросы, чтобы просто сбить с толку и не позволить мне догадаться, кто проник в моё сознание? Полностью исключить такой вариант нельзя, хотя мне он представляется очень маловероятным – слишком быстрая речь, при этом слишком не похожая на любую другую, которую мне приходилось слышать. Очень странно, что вопросы по большей части про то, что и так известно подавляющему большинству людей вне зависимости от того, на каком языке они говорят. И при этом почему-то не звучат вопросы на те темы, которые напрашиваются сами собой, и на которые далеко не каждый человек знает правильный ответ. Может быть, это всё-таки инопланетяне?
Но они сказали «мы здесь всегда». В этой фразе что-то было кроме всего лишь фразы. Какая-то убеждённость, что ли, которая придавала ей особую значимость. Почему они так долго не отвечали ни на один вопрос, а тут вдруг ответили? Может быть, для них важно, кем я их считаю? Если важно, то почему? Почему для них так важно, чтобы я не считал их инопланетянами? Или дело не в этом? Может быть, это инопланетяне, которые «здесь всегда», или, может быть, они имели в виду «очень давно»? И где это «здесь»? Может быть, у них такая вычурная логика, что они имели в виду под «здесь» вовсе и не планету Земля?
Я стал перебирать в уме статьи, которые когда-либо читал в журнале «Техника молодёжи» обо всех упоминаниях гипотетического или даже совершенно фантастического существования на Земле каких-либо разумных существ, существовавших или существующих на нашей планете параллельно с людьми. Я вспомнил о каких-то великанах, которые якобы когда-то погрузились в многовековой сон будучи замурованными в пещерах где-то в Гималаях. Вспомнил о некой тайной стране под названием «Шамбала», которая находится где-то в горах Тибета и в которую якобы не способны попасть обычные люди никаким образом кроме случаев, когда таинственные обитатели этой страны сами их к себе приглашают. Вспомнил о гипотезе, что египетские пирамиды строила не человеческая цивилизация, а люди, оставшиеся после неё, их достраивали, демонстрируя при этом колоссальные отличия в технологиях строительства, из которых можно сделать вывод, что нечеловеческая цивилизация технологически существенно более продвинута. Вспомнил о преданиях догонов, которые утверждают, что люди и животные появились на Земле будучи привезёнными с двойной звезды Сириус, о которой они каким-то образом узнали больше и раньше учёных-астрономов, при этом по этой версии именно люди (а также некоторые виды животных и растений), как это ни парадоксально звучит, могут оказаться как раз «инопланетянами», которые теперь сожительствуют с «аборигенной» флорой и фауной и, возможно, параллельно с земной разумной цивилизацией, вынужденной скрываться. Вспомнил о «рептилоидах», которые в фантастических сценариях могли бы сожительствовать параллельно гоминидам и даже достичь некоторого интеллектуального развития. Об обитателях океанских глубин Ктулху и Левиафане, в преданиях о которых, возможно, скрывается упоминание о существующей на Земле параллельно человеческой некой могущественной разумной цивилизации, которая веками скрытно наблюдает за людьми посредством запуска НЛО, которые люди по ошибке считают инопланетными объектами. Вспомнил об обитателях загадочной Атлантиды, которые по преданиям куда-то исчезли вместе со страной, в которой они жили, и о битве атлантов с богами, которая отражена в древнегреческом эпосе, которая, возможно, описывает события, произошедшие с обитателями этой загадочной страны. Я также перебрал множество иных вариантов, но не один из них не показался мне рационально объясняющим то, что со мной происходило. Если абстрагироваться от ситуации и моих индивидуальных предпочтений, наиболее логичным выглядел вариант проблемы с моим психическим здоровьем. Однако, и в этом варианте я видел противоречия. Я вполне допускаю, что шизофреники видят галлюцинации или слышат какие-то голоса в своей голове, но в моём представлении мозг шизофреника создаёт образы чего-то очень близкого к тому, с чем он имел дело в реальности. В частности, голоса они наверняка слышат похожие на те, которые слышали на протяжении своей жизни, если наблюдают галлюцинации, то наблюдают образы, похожие на те, которые когда-нибудь где-нибудь видели. В моём же случае, если это были слуховые галлюцинации, то почему-то они радикально отличались от всего, что мне когда-нибудь доводилось слышать. Это даже трудно назвать «голосом», настолько оно отличалось от любого человеческого голоса – по тембру, по какой-то совершенно нелогичной интонации, по способу связи слов и фраз… И при всей своей непохожести на какой-либо человеческий акцент или диалект, который мне доводилось бы ранее слышать, мы все-таки друг друга понимали, постоянно балансируя где-то на самой грани между наличием понимания и его отсутствием. К сожалению, я был совершенно не сведущ в специфике психических патологий человека, поэтому мои предположения представлялись для меня не более чем догадками, я не знал, до какой степени они корректны.
Я просто валился с ног от недосыпания. Мне очень нужно было отоспаться, однако, голос пришёл и на третью ночь. Единственное, что теперь меня беспокоило – когда же он, наконец, оставит меня в покое или хотя бы даст небольшую передышку. Его присутствие вызывало у меня колоссальное отторжение. Я не желал продолжать диалог и всей душой протестовал против его продолжения. Мне показалось, что мой собеседник (или собеседники – иногда возникало ощущение, что их множество) понял, что я не хочу продолжать диалог. Однако, его это нисколько не смутило. Он продолжал мне задавать какие-то вопросы, ещё более дурацкие, нежели в предшествующие две ночи. Я мысленно пытался сам себя оглушить какой-нибудь какафонией «бала-бала-бала-тарам!» или бессмысленным набором никак не связанных друг с другом слов «мяч-вагон-графит-хурма-вышли-вон-картон-заря!». Я пытался не слышать задаваемых мне вопросов. Когда мне казалось, что я «перекричал» задающего мне вопросы так, что мой набор слов уже совершенно ничего не значит, я несколько раз проверял, насколько мне это удалось. С этой целью я по памяти (а слуховая память у меня очень хорошая) воспроизводил набор звуков, которые издавал в моей голове собеседник некоторое время назад, после чего повторно воспроизводил те «случайные» слова, которые я произнёс, как мне казалось, не воспринимая вопроса. И вдруг понимал, что произнесённые мною слова имеют смысл и являются вполне внятным и корректным ответом на заданный мне вопрос. Моего «собеседника» нисколько не смущали мои попытки противиться ведению диалога. Но и какой-либо тени издёвки или собственного превосходства я не ощутил тоже. Он словно бы бесстрастно пытался выполнить некий обязательный для него план по выуживанию из меня информации. В какой-то момент я ощутил полное бессилие. Я уже сам перестал понимать, что слышу и что озвучиваю в ответ. Мне стала совершенно безразлична тема беседы. Под утро она превратилась в какое-то бесформенное бубнение, смысла которого я уже совершенно не воспринимал, но при этом в диалоге каким-то чудом он продолжал сохраняться. В какой-то момент я даже этому удивился – как я могу говорить осмысленно и одновременно не воспринимать смысла того, что говорю в тех промежутках, когда перестаю следить за ним? Сразу после того, как во мне возник какой-то всплеск этого удивления, голос внезапно пропал. Я вздохнул с облегчением, и тут же провалился в сон, потому что за окном уже светало.
На следующее утро я встал ближе к обеду в совершенно разбитом состоянии. Делать что-либо я был совершенно не в состоянии. Поэтому я отменил все дела, которые на этот день запланировал, за исключением запланированной поездки в больницу. Мне нужно было забрать результаты анализов, рентгеновские снимки, эпикриз и т.п., а на следующий день я должен был уже уезжать, обратные билеты были у меня на руках. Родители не поймут, если я не привезу то, ради чего ездил в Москву. Поэтому, собрав последние силы, я отправился в 20-ю больницу.
Врач в больнице озабоченно посмотрел на меня:
– Как ты себя чувствуешь? Где-нибудь болит?
– Нормально чувствую. Ничего не болит.
– Нормально? Выглядишь ты совсем не нормально. Весь опух. В зеркале-то себя видел?
– Я плохо спал. Самочувствие нормальное, если не считать сильной слабости.
– У тебя серьёзные проблемы с почками. Температура 37,3 говорит о том, что воспалительный процесс продолжается. В моче белок, лейкоциты и в большом количестве. Эритроциты тоже, причем одновременно и свежие, и выщелоченные. Анализ крови говорит о наличии в организме воспалительного процесса. Белок в моче может означать, что у тебя гломерулонефрит. Но одновременно есть симптомы пиелонефрита. Сейчас – одновременно и те, и эти. Регулярно пропадает часть симптомов, иногда сразу все, судя по всему, из-за опущения больной правой почки перегибается и перекрывается её мочеточник, и в анализы попадает моча только из левой более здоровой почки. А вот в правой возникает застой, который провоцирует дальнейшее развитие болезни. Тебе нужно на лечение в стационар. Возможно, потребуется операция, как минимум, по укреплению почки. К сожалению, я тебя положить в больницу не могу, потому что у тебя нет московской прописки. Учти, тебе нужно чаще находиться в горизонтальном положении, чтобы не перегибался мочеточник. Когда ты возвращаешься домой?
– Завтра. Билеты на поезд у меня уже на руках.
– Как только доедешь, передай своей маме все эти бумаги и мои рекомендации срочно ложиться на стационарное лечение.
– Хорошо, доктор. Спасибо, передам.
Может быть все эти голоса в голове из-за температуры и отравления организма отходами, которые не выводят больные почки? Нужно и в самом деле всерьёз заняться своим здоровьем.
Когда я вернулся из больницы в гостиничный номер, тут же обессиленный рухнул на кровать и уснул. Проснулся уже утром следующего дня, и впервые ощутил себя наконец нормально отдохнувшим человеком. Немного придя в себя, удивился что этой ночью голоса меня уже не мучили, и искренне этому порадовался. Я собрал чемоданы, сдал ключи хозяйке гостиницы, расплатился, поблагодарил за гостеприимство и отправился на Курский вокзал.
* * *
В купе со мной ехала смуглая семья с пареньком примерно моего возраста или чуть моложе. Я сначала подумал, что это армяне (поезд-то был Москва-Ереван), и поздоровался с ними по-армянски. Однако, оказалось, что они армянского языка не знают, что это евреи, что выходят они не доезжая до Армении в Сочи, и что паренька зовут Аарон. Полдня мы с этим пареньком рубились в дорожные шахматы, которые у них оказались с собой, рассказывали друг другу анекдоты и забавные истории. Его родители, похоже, были довольны попутчиком, который смог развлечь их сына интеллектуальной игрой в шахматы. Ближе к ночи взрослые устроились спать, а мы с Аароном продолжали болтать о том – о сём, обнаружив друг в друге интересных и интеллектуальных собеседников. Я подумал, что было бы неплохо заполучить в составе НКП ещё одного члена, и стал потихоньку прощупывать почву.
– А как ты считаешь, можно ли улучшить наше общество? – как бы между делом спросил я.
– Конечно, можно. – ответил Аарон. – Для этого нужно искренне стремиться помогать другим людям.
– Ну да, конечно. Но ведь это не устранит воровство, коррупцию и прочие пороки?
– Не устранит.
– А представь, что был бы способ их устранить.
– Это смотря какой.
– Да какая разница, какой!
– Э нет, разница большая. Способ имеет значение. Гитлер, например, тоже в каком-то смысле боролся с воровством и коррупцией. Вот только способ, который он для этого выбрал, имел столько отрицательных последствий, что они напрочь перечеркнули все положительные. Убивать людей – это плохой способ. Заниматься селекцией людей – это тоже очень плохой способ.
«Опять разговор сводится к Гитлеру, – мысленно огорчился я. – Неужели нельзя обсуждать такие темы без подобных отсылок…»
– Однако, представь, что существовал бы способ внушить всем людям потребность совершать только хорошие поступки и ненавидеть воровство, коррупцию и прочие пороки. В этом случае нет никакой необходимости заниматься селекцией – все люди автоматически становятся хорошими.
– Что-то я не понял. Речь идет о воздействии на сознание людей помимо их желания?
– Ну, например. Просто допустим, что такой способ существует.
– Это тоже плохой способ.
– Почему? – удивился я. – В конечном итоге это должно принести людям добро!
– Потому что это не добро, – отрезал Аарон.
– Но почему же это не добро?
– Потому что всё, что делается помимо воли людей, нельзя считать добром. Вот если сначала спросить, согласны ли они на то, чтобы кто-то другой, кому они доверяют, избавил бы их от их пороков методом внешнего воздействия на их сознание, и они согласились бы, тогда это можно было бы считать добром. Но не ранее того, как они дали на это согласие.
– Но как же так! – удивился я. – Ну вот, например, ребёнок боится идти к зубному врачу. А родители помимо его воли всё-таки его к нему отводят и вылечивают зуб, который без этого болел бы всё больше и больше. Разве же они ему не сделали добро? И разве они не сделали это помимо его воли?
– Да, сделали. Но это совсем другое дело.
– Почему же это другое дело? – не унимался я.
– Потому что в данном случае речь идет о несмышлёном ребёнке. О человеке, который еще не научился принимать самостоятельные и ответственные решения. И потому что родители, которые принимают решение за него, гарантировано делают это из любви к нему, а не по каким-то другим причинам. Взрослого же зрелого человека никто не имеет права силой усаживать в кресло стоматолога без его на то согласия, какими бы благими намерениями ни руководствовались те, кто пытается это сделать. Благими намерениями вымощена дорога в ад!
– Однако же… – я попытался сформулировать возражение.
– Вот о намерениях следует сказать особо, – Аарон меня перебил жёстко и даже грубо, и мне стало ясно, что это его принципиальная позиция. – Когда у одних людей, которые не мотивированы материнской любовью по отношению к другим людям, возникает желание каким-либо образом «улучшить» этих незнакомых им людей, у меня возникают серьезные сомнения в чистоте их помыслов. Если у одних людей появится возможность воздействовать на сознание других людей, скорее всего, они воспользуются такой возможностью в своих собственных корыстных интересах. Поэтому лучше бы подобной возможности никогда и ни у кого не возникало.
– Но если бы такая возможность появилась у тех, кто уверен в чистоте своих помыслов? – не унимался я. – Про себя ведь человек знает, чего он хочет и чего не хочет? Он же может отдавать себе отчет в том, какие у него намерения – корыстные или благие?
– Возможности – развращают. Нет никакой уверенности в том, что те, кто начал реализовывать свои возможности воздействовать на сознание людей с благими целями, продолжат это делать и в будущем с такими же намерениями, а не с какими-то другими. Одних лишь благих намерений – мало. Не зря говорят «благими намерениями вымощена дорога в ад».
Вербовать Аарона в НКП, как я уже понял, не было никакого смысла. Через пару минут мы стали обсуждать уже что-то другое, а спустя еще полчаса устроились спать. Ночью голоса в голове меня не мучили, а утром, когда я проснулся, еврейская семья уже освободила купе.
«Вагонные споры последнее дело» – вспомнились мне слова из песни Андрея Макаревича. Однако, этот спор меня как-то зацепил. Меня поразила твёрдость позиции Аарона и определённая её логичность. «А может он прав? – думал я. – Если вдруг у нас получится реализовать проект по разработке усилителя мыслей, и у меня появится возможность внушать кому угодно что угодно, то хватит ли у меня силы воли в будущем воздержаться от использования своей власти над людьми в каких-то иных целях, помимо тех, которые я до сих пор себе представлял? Нет, не может быть, чтобы я так смог бы измениться в будущем! Я уверен, что со мной ничего подобного не произойдёт!».
Следующая ночь в вагоне прошла с новыми подсевшими в поезд пассажирами, которые не вызывали у меня особого интереса. Я достал из сумки книгу по СВЧ-электронике и погрузился в её изучение…
* * *
Прибыв в Ленинакан, я передал своей матери пакет с медицинскими документами и заметил, что мать, просмотрев медицинские документы, встревожилась. С этого момента я чувствовал себя всё хуже и хуже. У меня постоянно была повышенная температура, кружилась голова, на лице и ногах стали всё больше были заметны отёки, а через некоторое время стало поднывать в правом боку. Теперь я не вылезал из больничных коек, сначала в нескольких больницах Ленинакана, включая военный госпиталь, затем центральной республиканской больницы в Ереване, и даже умудрился побывать в Тбилисском военном госпитале. Но это было уже несколько позже.
А в тот день я встретился с Арменом и Колей и показал им, что привёз из Москвы для нужд НКП. Особенно их впечатлила увесистая сумка с чистым медным купоросом из магазина химических реактивов – потребовались шпионские уловки, чтобы мои родители её не заметили. По приезду с вокзала я сначала занёс её в гараж в нашем дворе, при этом родители могли меня увидеть в окно, поэтому мне пришлось маскироваться. Я рассказал Армену с Колей про то, как мыкался по магазинам в Москве в поисках дефицитных радиодеталей и химикатов. И о том, что при возвращении из магазина химикатов в гостиницу я в автобусе заметил на своей перчатке странное ярко-красное пятно. Что ощутил при этом какой-то странный холодок между лопатками. Показал им перчатку с пятном, которое уже ничем не выводилось. Рассказал, что вечером того же дня стала происходить какая-то чертовщина – я отчётливо услышал шаги за своей спиной, а когда обернулся, там никого не оказалось и, как позже выяснилось, и быть не могло. Армен и Коля заворожённо слушали.
– Ну! И что дальше? Или на этом всё кончилось?
Я замялся. Я не знал, как они отреагируют на моё признание о голосе в моей голове. Возможно, сочтут меня шизиком. Однако, я набрался смелости и ответил:
– Нет, не закончилось. Этой ночью в своей голове я услышал голос.
Коля аж подпрыгнул:
– Голос!!!???
– Да, – я посмотрел на него с удивлением.
– Он вопросы задавал? – Коля возбудился.
– Д-да, – я удивился еще больше.
– На каком-то корявом языке? – подключился Армен, у которого глаза уже увеличились до невероятных размеров.
– Да. … Но откуда вы знаете?
– А я думал, что я сошёл с ума, – Коля вскочил и заметался по комнате. – Меня этот голос мучил всю ночь позавчера!
– А меня вчера! – добавил Армен.
– Погодите-погодите… Выходит, Колю он мурыжил в первую ночь, которую я провёл в поезде. А Армена во вторую.
– Выходит, так.
– Сколько ночей он к вам приходил?
– Мне только одну, – ответил Коля.
– И мне тоже, – сказал Армен.
– А ко мне он приходил три ночи подряд, – заметил я. – Выходит, график его «посещений» наших с вами голов выглядит так – три ночи подряд он являлся ко мне, затем одну ночь он сделал перерыв. Затем пришёл на одну ночь к Коле, и затем на одну ночь к Армену.
– Очень интересно! – Коля взмахнул руками. – Выходит, он не мог задавать вопросы одновременно всем нам троим.
– Или не хотел, – заметил Армен.
– Вы пытались ему в ответ задавать вопросы? – спросил я.
– Я пытался, – ответил Армен. – Но он их игнорировал. Так ни разу и не ответил.
– Мне тоже, – закивал Коля.
– Мне тоже сначала не отвечал, – заметил я.
– Сначала???
– Да, голос ответил только на один вопрос во вторую ночь.
– На какой?
– «Вы инопланетяне?»
– И что он ответил?
– «Мы здесь всегда».
– Забавно, – усмехнулся Армен. – Я был почти уверен, что это инопланетяне. Очень специфический тембр, какой-то нечеловеческий акцент.
– Я тоже так думал, – заметил Коля. – Ну, или что я сошел с ума.
– Во-во, я тоже такой вариант про себя не исключал, – заметил я. – Однако, вероятность того, что мы все трое одновременно сошли с ума кажется мне ничтожной малой. Короче, вы меня успокоили, потому что у меня были сомнения, всё ли со мной в порядке. А какие вопросы задавал голос?
– Куча совершенно дурацких вопросов. В частности, спрашивал, почему табуретки деревянные. Какому человеку может прийти в голову подобный вопрос? Еще спрашивал, является ли Ленин членом НКП. Что можно ответить на подобный вопрос нормальному человеку? В общем, про НКП спрашивал, но совсем немного, по большей части задавал какие-то дурацкие вопросы. На такие вопросы даже если захочешь ответить правильно, сразу и не сообразишь, как это сделать. Много вопросов было про членов моей семьи. Какое ему дело до членов моей семьи? – пожал плечами Коля.
– У меня примерно так же, – заметил Армен.
– Про НКП они почти всю информацию из меня вытянули.
– «Они»! – Коля многозначительно поднял палец.
– Ну, я не знаю, но иногда у меня возникало ощущение, что мой собеседник не один. Хотя, честно говоря, я в этом не уверен.
– Интересно, связывались ли они еще с какими-либо членами НКП.
– Вопрос, конечно, интересный. Владиславу во Владимир я, однако, шифровку с таким вопросом отправлять не стану. Потому что не представляю, как такой вопрос сформулировать в краткой форме. Василию при удобном случае, может быть, задам, но это при личной встрече, когда поеду в Ереван, либо он приедет в Ленинакан.
– Так что же от нас нужно этим братцам-инопланетянам? – поинтересовался Армен.
– Я не уверен, что это инопланетяне. Их ответ «мы здесь всегда» может оказаться правдой.
Я изложил альтернативные варианты про атлантов из Атлантиды, жителей Шамбалы, альтернативных человеческой цивилизации строителях египетских пирамид, параллельной подводной цивилизации, породившей предания о Ктулху и Левиафане, великанах, замурованных в пещерах в Гималаях и ряде других. Заметил также, что и людей, которые научились забираться в чужое сознание, полностью исключать нельзя, если предположить, что они намеренно задают идиотские вопросы, переставляют слова, коверкают грамматику и искажают интонацию и тембр, чтобы мы не смогли догадаться, кто это такие.
– Как же тогда нам их называть, если мы не уверены, что это братцы-инопланетяне?
– Предлагаю называть их просто «братцы». Без уточнения, инопланетяне они, люди или какие-то прочие альтернативные цивилизованные земляне. По крайней мере, до тех пор, пока не удастся выяснить, кто они такие.
– Ну что ж. Лаконично. И ни с кем другим не перепутаешь, и если кто посторонний услышит, не поймёт, о ком идёт речь. «Братцы», так «братцы».
– Как вы полагаете, что им от нас нужно?
– Хороший вопрос. Я бы тоже хотел это знать.
– Давайте условимся. Если у кого-то опять возникнет сеанс связи с «братцами», будем стараться задать им два главные вопроса: «кто они такие?» и «что им от нас нужно?». Не факт, что они на них станут отвечать, но попытка не пытка.
– Договорились.
* * *
Две ночи подряд после этого обсуждения «братцы» никого из нас не беспокоили. На третью ночь, уже не особо ожидая какого-либо продолжения диалога, я вдруг снова услышал в голове тот самый голос. Он прозвучал так неожиданно, что я даже вздрогнул. Он произнёс:
– Можно…
– Что? – не понял я. Я даже не понял, вопрос это или утверждение.
– НКП – можно. Мы говорить – можно.
– Я, вроде бы, разрешения у вас не спрашивал, – заметил я, а про себя с удовлетворением отметил, что на этот раз общение больше похоже на диалог, нежели на заполнение анкеты с вопросами.
– Типография станок – можно, – беспристрастно продолжил голос. – Листовки печать газета – можно.
– Ну спасибо, – ухмыльнулся я. – А то я уже переживать начал, согласитесь вы или нет.
– Оружие – можно. Власть изменить – можно.
– Неужели? – я усмехнулся. – А я ожидал, что вы на меня наручники наденете. Если всё можно, то зачем нам об этом сообщать? Мы и так не собирались менять наши планы.
– Управлять мозг человек – нельзя.
– Вот как? Почему это вдруг нельзя? – удивился я.
– Мы позволить нет. Проект СВЧ – закрыть.
– Надо же… Звучит как приказ. А если мы всё-таки продолжим им заниматься, что тогда?
– Мы позволить нет. Результат – нет.
– Ну, отрицательный результат – тоже результат. Мы можем пробовать по-другому, пока не получится.
– Мы позволить нет. Получится – нет.
– Как вы будете мешать? Убивать нас станете?
– Мы позволить нет, – настойчиво повторил голос.
– Я не понимаю насколько серьёзно мне следует относиться к вашему заявлению. Кто вы такие? Кто вы и что вам от нас нужно?
Ответа не последовало.
– Эй вы там! Кто вы такие? Ответьте! Пожалуйста! Нам важно это знать!
Однако, мне больше никто не отвечал. Голос пропал так же внезапно, как появился. «Ладно уж. По крайней мере, он не будет меня мучить всю ночь, как это делал прежде», – с некоторым удовлетворением подумал я.
На следующий день я снова встретился с Арменом и Колей и рассказал им о коротком ночном диалоге.
– А с вами на связь «братцы» выходили? – спросил я у них, они в ответ лишь пожали плечами. – Выходит, на два главных вопроса ответа мы так и не получили…
– Интересно, каким образом они в принципе собираются не позволить нам делать то, что мы собираемся сделать? – произнёс Армен.
– Например, могут устроить ДТП, в котором кто-то из нас попадёт, вроде как «случайно», – заметил Коля. – Если они смогли забраться в наши головы, то наверняка смогут забраться и в голову к какому-нибудь водителю, у которого мы окажемся на пути. Или могут приказать выпрыгнуть в окно.
– Может быть да, а может быть и нет, – заметил я. – Вы обратили внимание на то, что они выходили на связь только по ночам? Любопытно, почему?
– Полагаешь, днём выходить на связь они не могут?
– Не знаю. Возможно, тут есть какие-то неизвестные нам ограничения. – Я оглядел собеседников. – Вы заметили, что они не стали мне внушать, как мне следует поступить с проектом СВЧ? Возможно, они этого просто не могут сделать. Либо могут, но это противоречит их этическим нормам. Если это так, то и водителю автомобиля они, скорее всего не станут внушать, в какую сторону он должен крутить руль, чтобы задавить кого-нибудь из нас. И не станут внушать нам, что мы должны выпрыгнуть в окно. Согласитесь – было бы более логично сразу внушить мне правильную с их точки зрения линию поведения. Во всяком случае, это было бы и проще, и гуманнее, нежели сначала пытаться увещевать, а потом заставить выпрыгнуть из окна, если убедить не получилось.
– Бесполезное дело строить предположения об их целях, предпочтениях, логике и моральных принципах. Не исключено, что их логика отличается от нашей еще больше, чем тембр голоса и интонации, – заметил Коля.
– Если это люди, то не из структуры КГБ. Я не думаю, что КГБ сказало бы «можно» по поводу оружия и смены власти, – заметил Армен.
– А вот ЦРУ я бы исключать не стал, – Коля поднял палец.
– Я тоже не исключаю ЦРУ, – заметил я. – Хотя все «человеческие» варианты мне представляются очень маловероятными. Человеку очень трудно так сильно изменить манеру разговора на непохожую совершенно ни на что. С вероятностью около 95% «братцы» – это не люди. – Я помолчал и добавил. – И с вероятностью около 70% это не инопланетяне.
– И всё-таки, я не совсем понимаю, почему они связались именно с нами, – потёр лоб Коля. – Внешне мы простые ничем не примечательные люди.
– Может быть, они прослушивают мысли всех людей и реагируют на какие-то особые нестандартные ситуации? – предположил Армен.
– Но с какой целью?
– Может быть, они так или иначе влияют на тех людей, которые оказывают влияние на исторические процессы? Может быть, они как-то контролируют линию человеческой истории с древнейших времён?
– И тогда они, возможно, влезают в голову не только к нам, но и ко всем более-менее крупным политикам и государственным лидерам?!
– Если бы это было так, такая информация наверняка просочилась бы наружу.
– Каким образом? Вот я, например, кроме вас никому не сказал, что мою голову посетил какой-то странный голос. Неужели ты думаешь, что какой-нибудь римский император, или президент США, или генсек СССР смог бы сохранить свою власть, если бы он кому-нибудь признался, что слышит какие-то голоса в своей голове? Получается, что все они, возможно, как-то взаимодействуют с «братцами» и при этом все поголовно скрывают это даже от самых близких людей.
– Да, исключать такой вариант нельзя. Но зачем это делать «братцам»? Если бы они контролировали историю человечества таким образом, чтобы она развивалась в каком-то правильном гуманном направлении, они бы не допустили тех войн, которых было немало в нашей истории.
– Дополню, – заметил я. – В этом случае они сказали бы «нельзя» про оружие. Но они сказали «можно». Отсюда следует, что вооружённые конфликты для них проблемой не являются. И, возможно, даже нечто для них желательное.
– Нда, как нам, людям, понять их логику и мотивацию? Эта задача посложнее, чем сделать усилитель СВЧ! – воскликнул Армен.
– Ну, не скажи, – заметил я. – Сделать усилитель СВЧ на ЛБВ, которой у нас пока нет, не менее сложно, – улыбнулся я. – Однако мне важно знать, что вы думаете по поводу озвученного ими вердикта в части проекта по усилителю СВЧ. Они дали понять, что реализовать этот проект нам не позволят. Как нам следует поступить?
– А ты что думаешь по этому поводу?
– Я думаю, что проект СВЧ имеет на два порядка более высокий приоритет, нежели все остальные вместе взятые, – заметил я. – Если нам удастся получить положительный результат… Если мы сможем контролировать мысли других людей, то нам станут просто не нужны все остальные проекты! Нам не потребуется ни оружие, ни типография, ни шушукание по подпольным ячейкам. И, самое главное, мы сможем добиться стабильного эффекта, полностью устранив коррупцию, воровство, рвачество и многие иные негативные социальные явления. Причем, мы сделаем так, чтобы они не смогли вернуться в наше общество – это очень важно! То есть, мы гарантировано сможем добиться стабильного результата. Долговременного, а не кратковременного. Общество не уйдёт вразнос из-за человеческих пороков. Это очень важная цель, ради которой можно пожертвовать всем. Даже жизнью. Поэтому меня не пугают угрозы «братцев». Даже если они на самом деле намерены меня угробить, я готов пойти и на такой риск. Поэтому я голосую за то, чтобы продолжить работу над СВЧ-усилителем.
– Я тоже «за»! – поднял руку Коля.
– И я тоже за продолжение работы над проектом СВЧ-усилителя! – Армен тоже поднял руку.
– Отлично. Решение принято единогласно. Продолжаем работу над СВЧ-усилителем. И в первую очередь именно над ним. И будь что будет.
– Мужики, вы понимаете, что мы сейчас сделали? Мы бросили «братцам» вызов! – глаза Армена блестели от восторга.
<продолжение следует>