Сегодня закончила читать "Дневникъ Марiи Башкирцевой".
Свой дневник Мария вела с четырнадцати до двадцати четырёх лет, до конца своей короткой жизни ( 1860 – 1884 годы). Девушка происходила из старинного, богатого рода. Жила в России, затем в странах Европы, в основном, - во Франции.
В шестнадцатилетнем возрасте ей диагностировали заболевание лёгких.
Преодолевая недуг, она составила программу самообразования. Училась пению, живописи. Её богатый от природы голос пострадал от болезни. Мечта стать знаменитой певицей оборвалась. Тогда она сделала ставку на живопись. Её картины были замечены, экспонировались на выставках. Она подружилась с известными во Франции художниками. О ней заговорили. На какое-то время она стала известна. И в это время оборвалась её жизнь…
Немногие из сохранившихся картин Марии Башкирцевой хранятся в известных музеях мира, часть из них – в Русском Музее.
Почти с детства и до самого конца она мечтала о любви, замужестве. Но не сбылось и это.
В начале «Дневника…» Мария воспринимается капризной, избалованной, противоречивой, тщеславной, но целеустремлённой, упорной, трудолюбивой, философствующей. Всё это сохранилось в её характере до конца, но несколько стушевалось болезнью и взрослением.
Вот одна из её интересных мыслей детского периода:
« Зачем люди точно привязаны к земле? Тяжесть, лежащая у них на совести, притягивает их к земле! Если бы совесть их была чиста, они были бы слишком легки и понеслись бы в небеса, как воздушные шары».
Однажды в комнате Марии лопнуло зеркало, расположенное на камине. Воспринимая это, как дурной знак, она рассуждает:
«Несчастья случаются, не потому что лопаются зеркала, а потому что несчастье должно случиться и от этого лопаются зеркала».
То есть, треснувшее зеркало не влечёт несчастья, а его предчувствует.
О славе каждый день до последнего часа мечтала Мария Башкирцева. Она пишет о том, что презирает своих близких, (видимо, за их приземлённость). Отчасти поэтому мать её притормозила публикацию дневника дочери.
Болезнь овладевала Марией постепенно, и в спокойные промежутки жизни она веселилась, наряжалась, пела, слыла человеком весёлым, душой общества. Флиртовала, влюблялась, мечтала о замужестве, но отказала итальянскому герцогу, племяннику кардинала, так как, якобы, недостаточно любила его.
Всё это простительно молодости. Осознание тщетности славы приходит с возрастом.
Мария умерла успокоенная тем временным всплеском известности, который подарила ей жизнь.
Сила воли её и мудрое отношение к смерти вызывают уважение. Она отмечает, что творчество помогает ей забывать действительность. И это очень верно! Занимаясь живописью, она забывала о своей болезни.
В "Дневнике"... есть интересное рассуждение четырнадцатилетней Марии (вероятно почерпнутое из прессы или высказываний окружающих) о зарницах грядущей революции:
"Говорят, что в России есть шайка негодяев, которые добиваются коммуны; это ужас что такое! Всё отобрать и иметь всё сообща. И их проклятая секта так распространена, что журналы делают отчаянные воззвания к обществу. Неужели отцы семейств не положат конца этому безобразию? Они хотят всё погубить. Чтобы не было больше цивилизации, искусства, прекрасных и великих вещей: одни материальные средства к существованию! Работа также сообща, никто не будет иметь право выдвинуться, благодаря какому-нибудь достоинству, выделяющему его из других. Хотят уничтожить университеты, высшее образование, чтобы сделать из России какую-то карикатуру Спарты"!
Сознавая, что больна, Мария пишет:
«Я всецело предалась искусству: мне кажется, что вместе с плевритом я приобрела где-нибудь в Испании и священный огонь. …В голове моей создаются чудные образы, которые сводят меня с ума»…
16 ноября 1882 года, за два года до смерти, в «Дневнике» Марии появляется полная драматизма запись:
« Сегодня я отважилась сказать прямо: господин доктор, я глохну. До сих пор я употребляла выражения: я плохо слышу, у меня в ушах шум и т. п. В этот раз я решилась произнести это ужасное слово, и доктор ответил мне резко и грубо, как истый хирург. Он так и сказал мне преспокойно, что я никогда не вылечусь…
Это будет выносимо, но между мной и остальным миром будет завеса. Шум ветра, плеск воды, дождь, ударяющий о стёкла окон, слова, произносимые вполголоса, я не буду слышать ничего этого».
28 декабря 1882 года двадцатилетняя Мария пишет:
«Да, у меня чахотка. Доктор сказал мне это сегодня. Признаюсь, я, немного пошатываясь, вышла от этого доктора».
До этого диагнозы несколько колебались, и доктора не так резко их озвучивали. Хотя в шестнадцать лет ей уже говорили о поражении гортани, а затем – правого и частично левого лёгких.
Как на всё это реагирует Мария?
« Итак, я буду калекой, неполным существом, по сравнению с кем бы то ни было. Я буду нуждаться в помощи и содействии своих, в деликатности чужих. Свобода, независимость – всё кончено».
«Но я всё-таки хочу идти с закрытыми глазами и вытянутыми вперёд руками, как человек, которого готовится поглотить бездна».
« Пусть мне дадут хотя бы не более десяти лет, но в эти десять лет – славу и любовь, и я умру в тридцать лет довольная».
Её вера в Бога колеблется, но следующие её мысли подтверждают, что в главном она близка к Нему.
«Страсти бросают нас из стороны в сторону в ненадёжные области разных стремлений, желаний, нелепых крайностей мысли. Человек непременно нуждается в чём-нибудь высшем, стоящем над его жизнью, в Боге, которому он нёс бы свои гимны и свои молитвы, в Боге, к которому мог бы прибегнуть со своими прошениями, который всемогущ и перед которым можно излить всю душу. Я хотела бы слышать признание всех, когда-либо живших замечательных людей: неужели они не прибегали к Богу в своей любви, в своих страданиях, в своих мечтах о славе»?
В последний год своей жизни Мария дружит с художником Бастьен-Лепажем. Она наблюдает его и себя в болезни, предчувствии ухода:
" Он уходит от нас и очень страдает. Когда находишься там, как будто отрываешься от земли; он парит уже выше нас. Бывают дни, когда и я чувствую себя так. Видишь людей, они говорят с тобой, отвечаешь им, но уже не чувствуешь себя на земле - какое-то спокойствие, уже не мучительное равнодушие, как будто грёзы в опиуме... Так он умирает. Я иду туда только по привычке. Это только тень его. Я тоже наполовину только тень. К чему же? Он не чувствует особенно моего присутствия, я не нужна ему, я не обладаю даром оживлять глаза его. Ему приятно видеть меня - вот и всё. Да, он умирает, и мне это всё равно. Точно что-то ускользает мало-помалу.
Впрочем - всё кончено. Всё кончено. В 1885 году меня похоронят".
Похоронили её на год раньше, в 1884 году.
Мария пыталась переписываться с Ги де Мопассаном. В это время писатель был болен. Позднее он побывал на её могиле и прочитал её «Дневникъ»…
Девушка стремилась к славе. Десять лет писала дневник, но от него сохранилась незначительная часть. Мать её не желала сразу после смерти дочери издавать его, чтобы избежать огласки семейных тайн.
А среди её картин что-то не видно значительных, волнующих, законченных. В основном, - это наброски, этюды, эскизы.
Не даром Святое Писание утверждает: "Не ищи славы на земле, но - на Небе".
Однако, если бы жизнь её продлилась, возможно, она создала бы шедевры, о которых мечтала.
Маргарита Лосевская.