(продолжение)
Меня отдают в ясли, потому что папа с мамой работают с восьми до пяти. Я из этого ужаса чужого пространства яслей не помню ничего, кроме запаха. Для меня этот запах стал зловонным символом детской неволи: сладковато-тошнотворный и одуряющий, он живёт во мне до сих пор…
Мама рассказывает, что в мой первый день в яслях нашла меня в мокрых колготках, зарёванную, со шваброй, которую я волочила за собой. Что я хотела делать с этим предметом, остаётся неясным – убить нянечку? Но точно не мыть пол!
Что ребёнку кажется, когда его отдают в незнакомое место? «И дольше века длится день»! Я, стоя в обмоченных колготках, не понимаю, что расставание с мамой вынужденное, я не понимаю, что оно временное, и что за мной придут через девять часов… Мир рушится в одночасье! Давайте отправим вас, читатель, одного в джунгли Амазонки! Прямо сейчас! Слабо? А потом, когда мы будем через день вас забирать, мы вам скажем: «Да мы пошутили, мы и не собирались тебя там оставлять навечно!»
Каждому ребёнку кажется, что его бросили. Навсегда. И каждое утро это предательство повторяется.
(продолжение следует)