Железные дороги, вокзалы, поезда – их было много в моей жизни. Но не все поездки по железной дороге запомнились. Из тех, что запомнились, я выбрала десять и поместила в этот рассказ.
1. Москва – Украина (1946 год)
Свое первое путешествие по железной дороге я совершила в возрасте пяти лет вскоре после войны, а именно летом 1946 года. Я с мамой и старшей сестрой ехала из Москвы на Украину. Эта поездка произвела на меня такое сильное впечатление, что некоторые ее моменты намертво врезались в мою память. Я помню черный дым из трубы паровоза, видимый, когда поезд совершал поворот, угольки из этого дыма, бьющие в руку, если ее высунуть из окна, неумолчный стук колес, качающийся под ногами пол, много-много людей вокруг, проводница с нанизанными на пальцы стаканами чая. Я захлебывалась от эмоций.
Я также помню мальчика лет семи, который ехал на боковом месте наискосок от нас. Такой тихий, хилый, бледный мальчик, стриженый наголо, с коротким чубчиком надо лбом. Серая в крупную клетку рубашка делала его еще более невзрачным. Он ехал один. Его привела в вагон мама, усадил на место, пристроила багаж, попросила соседей приглядеть за ним и ушла. Приглядывал весь вагон. Люди, пережившие войну, были добрее и отзывчивее, чем сейчас. Сейчас бы пассажиры выхватили смартфоны, сфоткали мальчика и отослали бы снимки в соцсети с недобрыми комментариями в сторону его матери. Такой поднялся бы вой! Как! Отправить ребенка одного! Ату ее! Привлечь! Лишить!
А тогда все отнеслись к этому с пониманием. В то время нередко отправляли детей на каникулы к родственникам по железной дороге одних, так как ехать сопровождающему было и накладно, и некогда – выходной тогда был один – воскресенье. Жизнь была проще и добрее. Проходя мимо мальчика, пассажиры останавливались, разговаривали с ним, спрашивали, не скучно ли ему, не надо ли чего. Проводница тоже приглядывала за ним, прижимала к себе его голову и успокаивала:
- Да не бойся ты! Не проедешь. Я скажу тебе, когда выходить.
И все старались подкормить ребенка: делились скромной своей снедью. Мальчик ел жадно, а его подбадривали: возьми картошечки пока тепленькая, а вот тебе огурчик, а хочешь еще хлебушка? Он всё ел и ел, а я таращила на него глаза – не могла понять, как столько еды может уместиться в таком хилом теле.
Второе, что врезалось мне в память - это проплывающие за окном разрушенные дома. Чем дальше мы отъезжали от Москвы, тем их становилось больше. На нашей Рочдельской улице в Москве тоже стоял частично разрушенный бомбой дом. Я его боялась. Окна дома смотрели на улицу черными провалами, за которыми, мне чудилось, обитал некий бесформенный ужас, готовый в любой момент схватить и засосать меня. Мимо этого дома надо было проходить, когда мы с мамой шли в баню. Я опускала голову, чтобы не видеть его, вцеплялась в мамину руку и спрашивала: «Мы прошли уже? Прошли?» И только когда дом оставался позади, страх отступал, и я поднимала голову.
А здесь, за окном, их было так много – разрушенных домов. Особенно пугали меня печки с длинными вытянутыми, как шея, трубами. Они казались мне застывшими мертвецами. Я закрывала лицо руками и спрашивала маму:
- Проехали? Проехали уже?
Но едва пропадала из виду одна группа разрушенных домов, как тут же появлялась другая. Я старалась не смотреть в окно, но глаза непроизвольно прыгали туда, наружу, в этот кошмар. С тех пор слово война ассоциируется у меня не с пушками, танками или солдатами с автоматами, а с разрушенными домами и печками с вытянутыми шеями. Ненавижу войну всеми фибрами души.
2. Подмосковные электрички (60-ые годы)
Следующие мои воспоминания о железной дороге относятся к студенческим годам. Это первая половина шестидесятых. Тогда молодежь в нашей стране болела туризмом. А уж как я болела!! Ни одного выходного или праздничного дня не провела я дома. Рюкзак за плечи и в поход, в лес, с друзьями - в любую погоду. Теперь туристами называют людей, которые осматривают достопримечательности, передвигаясь на комфортабельных автобусах, и ночуют в гостиницах, а то и просто отпускников, которые приезжают к морю поваляться на пляже. А тогда первых называли экскурсантами, а вторых – просто отдыхающими. Туристами же называли людей, которые ходили пешком с рюкзаком за спиной, спали в палатках, еду готовили на костре, с дымком, и у костра же по вечерам пели под гитару песни. Романтика!
В студенческие каникулы мы уезжали в дальние края, а в выходные (выходной тогда был один – воскресенье) и праздничные дни московская молодежь дружно выплескивалась за город. В шестидесятые Москва была не такой большой, как сейчас, и стоило отъехать от вокзала минут двадцать-тридцать, как попадали в лес. Дачных поселков было немного, о коттеджных вообще никто не слышал, так что места для пеших походов было предостаточно.
В субботу вечером вокзалы Москвы заполнялись туристами. Электрички брали штурмом дружно и весело. Ни турникетов, ни заборов, ограничивающих доступ к платформам, не было – проходи свободно откуда хочешь. Билетные кассы работали, но мы, студенты, их игнорировали, ездили «зайцами» – во всяком случае студенты Московского авиационного института билеты на электрички не покупали – за это я ручаюсь. Но, похоже, и другие студенты и прочая туристическая молодежь ездила без билетов, потому что контролеры вечно ругались и кричали, когда заходили в вагон, набитый туристами. Однако ничего они не могли с нами поделать – денег у студентов не водилось, а вытолкать из электрички целый вагон пассажиров у них не было сил, тем более, что контролерами нередко работали женщины.
Я, человек законопослушный и довольно-таки трусливый перед разными контролирующими и карательными органами, сначала покупала себе билет, но, когда подходили контролеры, показывать его не решалась – стыдилась выглядеть предательницей перед товарищами. Вскоре и я перестала покупать билеты на электричку. В ту пору «студент» и «бедный студент» были синонимами, и, хотя не все студенты были бедными - я не была, но дух товарищества, единения и сплочения с бедными, что внушалось нам с самого детства, перевесил другие доводы и настроил мою совесть на нужный лад. Совесть успокоилась.
Запомнился мне такой случай. Мы, студенты-спортсмены МАИ, отправлялись на отдых в спортивно-трудовой лагерь в Яропольце - это Волоколамский район Московской области. В лагерь нас должны были отвезти на автобусах. Мы долго томились у ворот института в ожидании этих автобусов, но они так и не пришли. Тогда нам предложили ехать своим ходом. Нас было человек двести – не меньше, – и мы все дружно ломанулись на вокзал. Никто, конечно, и не подумал покупать билет. Мы заняли несколько вагонов в поезде. Путь до Волоколамска неблизкий – около двух с половиной часов, - и где-то в середине пути в наш вагон с двух сторон зашли контролеры: мужчина и женщина. Никогда не видела я таких свирепых контролеров. Наверное, они уже посетили «наши» вагоны, потому что орать начали с порога. Вагон на мгновение затих, а потом снова зашумел: кто-то разговаривал, кто-то смеялся, кто-то пел под гитару – никто не обращал внимания на контролеров. Это, видимо, и бесило их. Когда женщина-контролер подошла к нашему купе, она на время сбавила тон и эдак заискивающе, по-дружески попросила нас скинуться всего-то на один штраф. Однако никто ее просьбе не внял, и она взорвалась новой порцией брани.
А у нас и вправду денег с собой особенно-то и не было. Зачем они, если мы жили в лагере на полном обеспечении, а никаких баров и платных увеселений ни в лагере, ни в ближайших окрестностях не водилось. Когда у одной девушки из нашей палатки – мы жили в больших армейских палатках – случился день рождения, да еще какой – восемнадцать лет! – и мы решили подарить ей букет цветов, то денег наскребли совсем немного. Мы ходили по деревне, на краю которой располагался наш лагерь, заглядывали в дома, где на участках росли цветы, и просили продать нам несколько цветочков, но деньги, которые мы предлагали, владельцев цветов не устраивали. И все же без цветов мы не остались. Нашлась в одном доме добрая душа. Узнав, что мы покупаем цветы на 18-летие девушки, она собрала большой красивый букет и отдала нам его бесплатно, попросила только поздравить именинницу от ее имени. Есть же люди! Вот сколько лет прошло, а я эту милую женщину всё вспоминаю.
И, конечно, я вспоминаю наши шумные, забитые туристами подмосковные электрички. Как весело там было! Все свои! Знакомились с другими группами, расспрашивали, куда они идут, и, если наши маршруты пересекались или совпадали, договаривались о встрече или совместной ночевке. В вагоне всегда находился хотя бы один гитарист, и, собравшись вокруг него, мы пели песни. Какой туризм без песен! Был целый набор туристических песен, которые знали все: это песни Визбора, Кима, а также неизвестных мне авторов популярных песен, таких, как «Люди идут по свету…», «Дым костра создает уют», «В ритме дождя», «Перепеты все песни» и еще много-много других – лирических, романтических, озорных.
Иногда мы хулиганили. Если в вагоне ехало какое-то количество обычных пассажиров, не туристов, мы устраивали для них представление – кричали громко, хором: «Как поедешь на Кавказ, солнце светит прямо в глаз, как поедешь ты в Европу, солнце светит… тоже в глаз!» Перед «тоже в глаз» делали паузу, ждали, чтобы пассажиры прониклись остротой момента, а потом, по взмаху руки «дирижера», все вместе торжествующе и ехидно заканчивали: «тоже в глаз!» Сами себе мы казались невероятными смельчаками.
Тридцать лет спустя уже нас, бывших невероятных смельчаков, приближавшихся к пенсионному возрасту, новая поросль молодежи пугала, но куда как крепче. Вместе с накатившей с Запада культурой с ее дебильными развлечениями типа «кто больше сожрет сосисок» расцвела и гармонично сплелась с ней отечественная матерщина. Зазвучала, не стесняясь, с экранов ТВ, запестрела на страницах книг, например, таких видных писателей, как М. Веллер и В. Сорокин. Целые страницы сплошного мата! А мы-то пугали пассажиров всего лишь намеком на слово, начинающееся на букву «ж».
И хотя в последнее время наблюдается откат волны западной культуры, а с нею и русского мата, однако, наше родное слово на букву «ж» застряло на берегу, впрочем, никого уже не пугая, а синоним этого слова - «задница» - стал обыденным в лексиконе некоторых уважаемых публичных людей, таких, например, как ведущий тележурналист России Владимир Соловьев. «Засунь себе в задницу!» - орет он в пылу своих гневных тирад. А однажды, обозлившись на президента Эстонии, он назвал его «человеком с пердящим ртом». Оп-па! И никто из присутствовавших на телешоу высокообразованных профессоров, директоров и генералов даже не поморщился. Какими же, оказывается, невинными мы были в шестидесятые годы, когда стыдились произнести вслух всего-то-навсего слово на букву «ж».
3. Поезда дальнего следования (60-ые, общий вагон)
Если в подмосковных электричках мы все ездили зайцами, то в поезда дальнего следования, в общий вагон, билеты брали, но не на всех. Зимой проехать зайцами было проще, чем летом. Для этого использовались лыжи. Их клали поперек между третьими полками, так что снизу эти полки не просматривались, а, чтобы они не просматривалось и сбоку, прикрывали их со стороны прохода рюкзаком. На эти полки при необходимости могли забраться и спрятаться от контролеров четыре человека, а то и все шесть.
Процент обилечивания зависел не только от сезона - зима или лето, - но и от смелости или наглости руководителя группы. Один наш товарищ по имени Андрей – я его знала, ходила с ним несколько раз по Подмосковью - умудрился провезти группу из четырнадцати человек всего на три билета. Тогда же с ним приключился забавный случай. Не могу сказать, правда ли это или байка, но мы в это верили, потому что на Андрея, известного своей рассеянностью и забывчивостью, это было похоже.
Так вот, когда в вагоне появился слух, что идут контролеры – а такой слух всегда приходил раньше, чем они появлялись, - вся группа Андрея бросилась прятаться, а сам он остался в купе один с кучей вещей. Тут он вспомнил, что у него в кармане лежат три ж.-д. билета. Один билет предназначался для него, а два других он должен был кому-нибудь отдать, но забыл. Андрей решил спешно исправить свою оплошность. Одна из девочек спряталась в багажный ящик под нижней полкой в его купе. Андрей поднял полку и велел ей вылезать. Но тут в купе вошел контролер. Андрей сунул девчонке билет, захлопнул полку и сел на нее. Контролеру такая суета показалась подозрительной. Он велел Андрею встать и поднял полку. Под ней он увидел испуганную девчонку.
- Ага! – сказал контролер. – Покажи свой билет, милочка!
Девочка, не вылезая из ящика, протянула ему билет. Контролер проверил билет – он был в порядке. Он посмотрел на Андрея, потом на девочку, все еще сидевшую в ящике, покрутил пальцем у виска и ушел. Что он при этом подумал, неизвестно.
Билеты в поезда дальнего следования мы брали самые дешевые - в общие вагоны. Общие вагоны тогда были популярны у пассажиров, их обычно было несколько в составе. По виду эти вагоны ничем не отличались от плацкартных, но в них не было матрасов и постельного белья. В них вообще ничего не было, и, по-моему, не было даже проводницы. По задумке, в общем вагоне пассажиры должны были ездить на небольшие расстояния, сидя, несколько часов, но из-за дешевизны билетов и всеобщей бедности населения ездили и на дальние дистанции. Билеты не были именными и в них не указывалось место в вагоне – занимай любое свободное. Идеальные условия для безбилетников.
Не знаю, продавали ли в общие вагоны больше билетов, чем было в нем сидячих мест, или слишком много безбилетников набивалось в общие вагоны, но обычно в нем заняты были пассажирами не только нижние, сидячие, полки, но и вторые, и даже третьи (багажные). И те не всем доставались, бывало, что стояли в проходе. Чтобы занять полностью хотя бы одно купе, мы приезжали на вокзал заранее и равномерно распределялись по платформе в месте предполагаемой остановки нашего вагона. Если руководителем группы оказывался ответственный и разумный человек, то он сам или кто-то по его заданию приезжал на вокзал несколькими днями раньше, чтобы отметить место, где останавливается нужный нам вагон. В таких случаях проблем с посадкой вообще не было.
Но однажды руководителем туристической группы, с которой я ехала на Алтай, оказался человек, который этими качествами не обладал. Обычно груз (снаряжение и продукты) по рюкзакам распределяли заранее, а наш руководитель решил заняться этим в день отъезда перед отходом поезда. Все это мероприятие проводилось сумбурно и бестолково, заняло уйму времени, и мы едва успели к отходу поезда. Войти удалось только в тамбур, и то лишь поставив рюкзаки друг на друга, иначе мы бы не поместились и в тамбуре. Все остальные места в вагоне - сидячие, лежачие и стоячие - были заняты. В проходе пассажиры стояли, тесно прижавшись друг к другу, как в переполненном автобусе в час пик.
Поезд отправился в путь где-то в середине дня, а протиснуться из тамбура в вагон нам удалось только к ночи, когда некоторое количество пассажиров, к счастью, вышло. Спала я, стоя, плотно зажатая со всех сторон чужими телами. И как спала! Никаких проблем! Сейчас в теплой, мягкой удобной постели я лежу часами без сна, и даже пересчитав всех овец мира, не могу заснуть. А тогда спала, стоя, в душном вагоне!
На следующий день нам удалось занять одно сидячее место, и мы по очереди отдыхали на нем. А к ночи уже у всех были сидячие места. Третью ночь я провела на самой верхней, багажной, полке и чувствовала себя совершенно счастливой.
То ли возраст был такой, то ли время такое, но длительные поездки в общем вагоне казались нам нормальным явлением, а неудобства типа описанных выше лишь добавляли экстрима в наши путешествия. Что же касается контролеров, то они не так уж часто беспокоили нас, а те, что беспокоили, не зверствовали, как подмосковные контролеры, понимали, что пассажиры общих вагонов – это беднота, и относились к нам снисходительно.
4. Абакан – Москва (60-ые, плацкарт)
После окончания института мы, молодые инженеры, еще не обремененные детьми, продолжали путешествовать по стране с рюкзаками за спиной. Правда теперь мы уже вышли из категории «бедных студентов» и могли позволить себе ездить в плацкартных вагонах. Плацкартный вагон после общего казался верхом комфорта - у каждого свое законное лежачее место с матрацем и пусть сереньким и, как всегда, мокреньким, но все же постельным бельем! Не надо было спать сидя или на голой третьей полке, не надо прятаться от контролеров в багажном ящике или сортире или врать им напропалую, что ты вообще не тутошний, а из другого, приличного вагона, и не трогайте меня, дайте пройти. В плацкартном вагоне, казалось бы не должно было быть проблем, но проблема возникла.
Мы ехали из Абакана в Москву, занимая два соседних купе. В Новокузнецке вошли новые пассажиры, и боковые места напротив нашего купе заняла пара средних лет – муж и жена, оба солидные, дородные и разодетые так, будто на праздник собрались. Может быть, поездка на поезде и была для них праздником. Но этот праздник омрачали им мы, их соседи, возвращавшиеся после почти месячного блуждания по тайге. Одеты мы были по- походному: в зеленые побитые дождем и солнцем штормовые брюки и куртки, пропахшие потом и дымом костра. Наши новые соседи смотрели на нас с презрением, если не с возмущением, и чурались нас.
На одной из станций, где поезд стоял довольно долго, мы все вышли размяться и подышать свежим воздухом. Вышла и наша нарядная пара с боковушки. Когда они вернулись, женщина обнаружила, что у нее пропала кофта. Что тут началось! Она билась в истерике, орала на весь вагон и на все лады кляла поганых воров. Не сразу мы догадались, что под погаными ворами она имела ввиду нас, туристов, ее соседей. А кому же еще, по ее мнению, нужна была ее безразмерная кофта?
Когда мы поняли, что нас обвиняют в воровстве, мы возмутились и стали оправдываться. Мы говорили, что никого из нас не было в вагоне во время стоянки поезда, мы вытащили свои рюкзаки и предложили тетке порыться в них. Но женщина была не промах, она знала, что ворованные вещи не прячут туда, где их легко найти. Мы распахнули свои штормовки и показали тетке, что под ними нет ее кофты, а Валерка, самый горячий из наших парней, спросил, не надо ли еще снять штаны. Здесь к разгневанной тетке присоединился ее супруг. Орали они так, что вагон, и без того беспрерывно дергавшийся из стороны в сторону, раскачался до опасной амплитуды.
И тут наш Валерка взял в руки гитару, подкрутил струны, подвинулся на край полки, развернулся лицом к боковым соседям и запел воровскую песню:
Гоп со смыком — это буду я,
Братцы, поглядите на меня:
Ремеслом я выбрал кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
И тюрьма скучает без меня.
Мы подхватили. Наши боковые соседи еще больше возбудились от такой наглости. Разъяренная женщина тыкала в нас пальцем и, обращаясь к пассажирам, торжествующе кричала:
- Вот! Смотрите! Они сами признались!
Ее муж грозил, что вызовет милицию на ближайшей же остановке. Но нам было уже все равно. Мы разозлились и пели в полную глотку. В нашем туристическом репертуаре было несколько популярных тогда лагерных песен: «Мурка», «Таганка», про Колыму и другие. На «Колыме» к нам подгребли два парня и присоединились к нашему хору. У одного парня на руке была вытатуирована модная тогда надпись «Не забуду мать родную», у другого – его имя, Коля, по одной букве на каждом пальце. В те времена татуировки набивали себе только уголовники. Эти парни и выглядели уголовниками, и пели они про Колыму с таким надрывом, с такой рвущей душу тоской, что не оставалось сомнения, что они там побывали. Когда «Колыма» закончилась, кто-то в вагоне зааплодировал.
Наши соседи сбоку притихли. Видимо поняли, что имеют дело не с простыми воришками, а настоящими опытными братками, у которых к тому же и дружки нашлись в вагоне, так что лучше с нами не связываться. Больше они к нам не приставали.
Этот случай воровства в плацкартном вагоне был единственным в моей практике путешествий в советское время, а путешествовала я много и, в основном, в плацкартном вагоне. Даже когда мое благосостояние достигло такого уровня, что покупка билета в купейный вагон не составляла для меня проблемы, я продолжала ездить в плацкарте. Купе казалось мне совершенно ненужным излишеством. Да и большинство людей тогда ездило в плацкартных вагонах. Их было много в составе поезда. Только ближе к пятидесяти годам и одновременно ближе к концу советского периода я пересела в купейный вагон.
5. Жданов (Мариуполь) – Москва (70-ые, мягкий вагон)
Однако до того, как я стала ездить в купейных вагонах, я опробовала мягкий вагон, и он оставил по себе недобрую память. Билет в мягкий вагон я купила вынужденно, потому что никаких других билетов на поезд Жданов (Мариуполь) – Москва не было, а моя командировка заканчивалась. Дело было в конце августа, и, хотя Жданов не самый курортный город, отдыхавших там на море оказалось больше, чем мог вывезти единственный поезд, ходивший в Москву. С самого дня приезда в Жданов я охотилась за билетом в плацкарт или, на крайний случай, в купе. НИИ, который послал меня в эту командировку, оплачивал только стоимость плацкарты, а то, что свыше, - пожалуйста, но за свой счет. Мягкий вагон в советское время был самым дорогим. Разница в стоимости мягкого и плацкартного вагона, была для меня существенной, и только боязнь вообще остаться без билета подвигла меня на покупку билета в мягкий вагон. Я утешала себя тем, что поеду в роскоши, посмотрю, как «белые люди» путешествуют.
К моему удивлению, ничего особенного, что могло бы меня поразить в мягком вагоне, я не обнаружила. Все те же четыре полки и столик у окна, только в отличие от купейного вагона полки были не жесткими, деревянными, а мягкими, обтянутыми кожей. Единственное, что меня порадовало, так это форма верхней полки, на которой мне предстояло ехать. Она была слегка вогнутой, как корыто, а потому упасть с нее было невозможно. Для меня это было важно, потому что я кручусь во сне и уже дважды сваливалась с верхней полки – к счастью, оба раза без последствий. И ещё, в купе было не жарко – работал кондиционер, что тоже неплохо, учитывая, что за окном лето. Возможно, было и еще что-то хорошее в мягком вагоне, но я этого не заметила или не запомнила, потому что дискомфорт, который я испытала в этой поездке, перекрыл все преимущества самого дорогого советского вагона.
Дискомфорт создавали мои соседи по купе. Их было восемь: грубая и неопрятная женщина средних лет, четыре ее ребенка от восьми месяцев до двенадцати лет, кошка и две птицы. У самой старшей девочки было свое место в другом вагоне, но она там только ночевала, а остальное время проводила в нашем купе.
Это семейство заселилось раньше меня, и когда я открыла дверь купе, то обнаружила, что всё, абсолютно всё купе, кроме моей верхней полки, занято людьми, зверьми и вещами. Вещи забили полностью багажную полку над дверью, багажные ящики под нижними полками, пространство под столом, а на полу между полками лежали в два слоя тугие тюки и сумки – семейство куда-то переезжало. Свободным оставался лишь пятачок у двери, на котором я и остановилась в недоумении. Некуда было ступить и некуда поставить мой чемодан.
Я вежливо попросила женщину освободить место для моего чемодана. Моя просьба ее возмутила, и она с южнорусским гэкающим акцентом стала орать, что у нее своих проблем хватает с ее-то семейством, а тут еще я лезу. Всем своим поведением она давала понять, что я лишняя в их купе. Я не люблю и не умею скандалить, поэтому не стала спорить, а обратилась к проводнице с просьбой пристроить куда-нибудь мой чемодан. Ее усилиями мой чемодан обрел место на багажной полке, но наши отношения с соседкой по купе, испортились, не начавшись. Она пыталась вызвать меня на ссору, я отмалчивалась, и дело закончилось лишь резкими злобными взглядами, которые она бросала не меня, стоило мне пошевелиться.
Старшие детишки этой женщины – две девочки и мальчик - всю дорогу шумели, толкались, перелезали с полки на полку, стучали снизу по моей полке, а иногда зависали на ней. Но дети меня не раздражали, я понимала, что им трудно целый день сидеть тихо в замкнутом пространстве, тем более, что мамаша не взяла им в дорогу никаких игр.
Гораздо большая неприятность исходила от птиц. Породы их я не знаю, но это были две довольно крупные птицы, которые издавали звуки, похожие на скрип несмазанной двери. Клетка с птицами стояла на столе и занимала его почти весь за исключением узкой полоски, на которую мои соседи клали еду и ставили стаканы с чаем. Я, даже если бы имела доступ к столу, не стала бы этого делать, так как птицы время от времени вспархивали, и поднятый со дна клетки мусор летел во все стороны. Он долетал даже до моей верхней полки, так что мне пришлось перелечь головой к двери.
Восьмимесячная малышка умудрялась спать днем в этом гвалте, но ночью разгуливалась, кряхтела, кричала, а голос у нее был громкий, визгливый – прямо ввинчивался в мозги. Так что выспаться мне толком не удалось. Ко всему прочему, девочка ходила под себя в ползунки – памперсов тогда еще не было. Мамаша подтирала ее и засовывала испачканные вещи в сумку. От этого в купе стоял густой специфический запах мочи и кала.
Единственным приличным существом в этой компании была кошка. Она тихо сидела в сумке и лишь иногда высовывала голову – покрутит ею и снова спрячется. Будь у меня сумка подходящего размера, я бы тоже забралась в нее, но даже головы бы не высовывала. Измученная криками, гвалтом и вонью, я большую часть пути провела, стоя у окна в проходе. Такой вот неудачной получилась у меня единственная поездка в самом дорогом, элитном, вагоне советского времени.
Сейчас, насколько я знаю, перевозить животных можно только в специальных вагонах или отдельных купе – и это правильно. Я сочувствую владельцам животных – им нелегко с ними в пути, - но обременять других пассажиров своими проблемами – это тоже неправильно. И что-то надо делать, чтобы пассажиры не страдали от соседства с грудными младенцами. Не знаю, как сейчас обстоят с этим дела.
6. Купейные вагоны (80-ые)
В восьмидесятые годы мне перевалило за сорок, в финансовом отношении я стала вполне обеспеченной по тем меркам и решила, что пора мне перебираться из плацкартных вагонов в купейные. Купейные вагоны считаются комфортнее плацкартных, что и в стоимости билетов отражается, но тут все зависит от того, с кем ты делишь купе. Одно дело ехать в купе вместе с семьей или друзьями, или хотя бы вдвоем с кем-то, и совсем другое – когда одна. В последнем случае это всегда лотерея. Твои попутчики могут оказаться милыми людьми, интересными собеседниками, а могут превратить твою поездку в ад, как, например, в случае, рассказанном в предыдущей главе. Хамы, пьяницы и другие нехорошие люди не будут вести себя в плацкартном вагоне, где все на виду, так, как они позволяют это себе делать в замкнутом пространстве купе.
Однажды мы с коллегой ехали в командировку в Ленинград ночным поездом. Билеты у нас были в один вагон, но в разные купе. Моими соседями оказались три женщины. Одна из них находилась в расстройстве чувств, так как перед отъездом вусмерть разругалась со своей свекровью, чем сразу же с нами поделилась. Мы дружно осудили ее свекровь, а заодно разобрали по косточкам наших собственных свекровей, что заняло немало времени, так что, когда я отправилась в туалет перед сном, было уже далеко за полночь.
Выйдя из купе, я увидела одиноко стоявшую в проходе фигуру, в которой я опознала мою коллегу. Нет, ее не мучила бессонница, ее замучили соседи по купе. Это были три мужика – то ли знакомые между собой, то ли сдружившиеся уже на месте. Едва поезд тронулся, как на столе у них появилась бутылка водки и началась пьянка. Сначала мужики вели себя учтиво с моей коллегой, приглашали ее отметить вместе с ними начало пути, но, когда она решительно отказалась, стали оскорблять ее и по мере набора градусов вымещать на ней свои обиды на женский пол.
Моя коллега легла на свою нижнюю полку, а здоровенный, толстенный мужик с полки над ней передвинулся поближе к столу и пойлу и разместил свой толстый зад на подушке рядом с ее лицом. На ее просьбы отодвинуться он отвечал «Ишь, фифа, твою мать!» и кое-что покрепче. Пьянели мужики очень быстро, так как водки было вдоволь, а закуски не имелось. Нажравшись в зюзю, они полезли на свои полки. Те двое, что напротив моей коллеги, улеглись благополучно, а толстый с верхней полки никак не мог забраться на нее, зависал, падал, пытался пристроиться в ногах моей коллеги, но та брезгливо спихивала его. В какой-то момент, когда мужик лез на верхнюю полку, она затрещала, и моя коллега в испуге вскочила со своего места. Мужик обрадовался, свалился мешком на ее полку, и никакие удары кулаками и ногами не смогли его сдвинуть.
Мы разбудили дремавшую в своем отсеке проводницу и потребовали обеспечить спальное место моей коллеге. Проводница открыла дверь купе, посмотрела, покачала головой и увела мою коллегу в соседний вагон, где для нее нашлось свободное место.
Похожий случай был и у меня самой, только в более мягком варианте. Моими попутчиками оказались двое мужчин. Одеты они были в безупречные деловые костюмы и отличались изысканными манерами. Они возвращались с какого-то очень важного совещания. Мужчины разложили на столе документы и оживленно обсуждали удачно подписанный договор. По отношению ко мне они были предельно вежливы: простите, извините, не мешаем ли мы вам, не будете ли вы добры и т.п. Я была очарована моими соседями.
Вечером они отправились ужинать в ресторан. Их очень долго не было. Я уже спала, когда они вернулись. Возвращение было бурным. Они не сразу сориентировались в купе, и один из них, более пьяный, не удержавшись на ногах, завалился на меня. Второй заплетающимся языком принес мне извинения за неустойчивость товарища и перетащил его на противоположную полку – уложил прямо на голую, без матраса и подушки. Сам же не с первого раза, но все же забрался наверх. И тут же громко захрапел. Тот, нижний, тоже храпел, и тоже громко, так что хор получился нестройный, но мощный. Он не давал мне уснуть. Но еще больше мешал мне омерзительный кисло-луковый запах перегара. В малом объеме купе он загустел, и дышать стало невозможно. Я приоткрыла дверь купе и переместилась головой к выходу, но уснуть мне все равно не удалось.
Однако не только женщины страдают от соседства в одном купе с мужчинами, бывает, что и мужчины оказываются недовольны соседством с женщинами. Кому-то выпить не с кем, кого-то утомляет беспрерывная и, как им кажется, пустая болтовня женщин. Случилось мне однажды ехать в одном купе с мужчиной, который чувствовал себя глубоко оскорбленным соседством аж с тремя женщинами. Это был чеченец. Гордость его страдала, а с лица не сходило мученическое выражение. Днем он сидел у приоткрытой двери купе и цеплял языком всех проходивших мимо мужчин – это была ему отдушина и утешение. С нами, женщинами, он не проронил ни слова, хотя мы и пытались втянуть его в разговор.
7. Москва – Мукачево (Украина) (90-ые, снова плацкарт)
В девяностые годы рухнул Советский Союз, а вместе с ним и достигнутое мною долгим и честным трудом финансовое благополучие. Я снова опустилась на уровень бедного студента. Несмотря на возраст – мне перевалило за пятьдесят - страсть к путешествиям у меня не иссякла. Скорее наоборот – вспыхнула с новой силой. Открывшаяся совершенно неожиданно возможность заглянуть за ранее недоступный горизонт не давала мне покоя, свербела без устали в мозгу. Оставалась самая малость – накопить денег. Я затянула пояс так, что едва дышала, и худо-бедно наскребла на недельную поездку в Венгрию. Опять-таки ради экономии я купила дешевую, горящую, путевку и заказала билет в плацкартный вагон. Билеты на группу уже были куплены, и мне приобрели отдельный билет в другом вагоне.
В этом вагоне ехали сплошь украинские (закарпатские) гастарбайтеры, возвращавшиеся к себе домой. Только я в середине вагона да семейная пара в последнем купе выпадали из этой компании. Насколько я поняла из разговоров, работали эти ребята в Москве на стройках, и все так или иначе были знакомы друг с другом. К моему приятному удивлению, гастарбайтеры-стороители вели себя прилично: ни пьянства, ни скандалов, ни матерщины, даже разговаривали негромко.
Ночью мы пересекали границу с Украиной. Сначала остановились на нашей стороне. Вошли таможенники, разбудили нас, выстроили, заставили показать багаж. Всё делалось быстро, и скоро поезд поехал дальше. Мои соседи по купе тут же уснули, а я только начала задремывать, как поезд снова остановился - теперь уже на украинской стороне. Нас опять согнали с полок, и процедура повторилась с той лишь разницей, что украинские таможенники были более придирчивыми, а работали, не торопясь, с прохладцей.
Но вот и они ушли. Пора бы поезду ехать дальше, а он всё стоял. Мои соседи снова засопели-захрапели, а у меня после двух подряд побудок сон пропал напрочь. По платформе кто-то ходил и разговаривал. Потом голоса послышались в нашем вагоне. Негромкие, приглушенные, они постепенно приближались к нашему купе. В вагоне было довольно темно, но я увидела, как в проеме нашего купе обрисовалась троица: посередине – здоровенный парень, а по его бокам – двое других, которые рядом с ним казались карликами, но только рядом с ним.
Один из «карликов» повернулся к боковой полке, а другой вдвинулся в наше купе и стал тормошить мужчину, лежавшего на верхней полке напротив меня. Когда тот проснулся, «карлик» ему что-то тихо сказал и повел головой в сторону стоявшего, как монумент, здоровяка. Мой сосед порылся под матрасом, и я увидела, как он протянул «карлику» деньги. Но тому этих денег показалось мало, он сказал, что двадцать процентов – это нормальная цена и, обернувшись к громиле спросил: «Правда, Петро?» Петро молча кивнул. Мой сосед снова порылся под матрасом и передал недостающую сумму.
После этого бандит перешел к гастарбайтеру на нижней полке, а потом на полке надо мной. Будить этих ребят и объяснять что к чему не потребовалось – они уже проснулись, всё поняли и, молча, не сопротивляясь, отдали «карлику» деньги – наверное, двадцать процентов заработка, потому что претензий к ним не было.
Следующей, по сценарию, должна была быть я. Я везла с собой 50 долларов, которые я собиралась обменять на форинты и потратить на небольшие сувениры и поездку на озеро Балатон. В программе нашего путешествия Балатон не значился, но экскурсию туда обещали устроить в свободный день за отдельную плату для желающих. Конечно, я была желающей. Еще бы! Побывать в Венгрии и не увидеть Балатон!
Не знаю, что со мной произошло в ту ночь – я, вообще-то, та еще трусиха, и в другой ситуации всё бы отдала, лишь бы меня не тронули, - но тут меня захлестнуло дикое бешенство, и неведомо откуда возникла твердокаменная решимость: денег - не отдам! Буду кричать, звать на помощь, кусаться, царапаться, но свои 50 долларов, свой Балатон я им не отдам!!!
Однако совершать подвиг мне не пришлось. Грабители меня проигнорировали и переместились в следующее купе. Так, передвигаясь от купе к купе и не встречая сопротивления, они обобрали весть вагон кроме меня и семейной пары из последнего купе. Почему именно нас бандиты не тронули, я точно не знаю. Может быть, у них был список мест, на которых ехали люди с большими деньгами, или та пара в последнем купе тоже была из России, и бандюги убоялись международного скандала. Не знаю.
После того, как Петро со товарищи покинули наш вагон, поезд еще долго стоял на месте. Наверное, наш вагон был не единственным, по которому прошлись грабители. Похоже, всё было схвачено.
На следующее утро настроение у пассажиров нашего вагона было кислое. Мужчины не поднимали глаз, не смотрели друг на друга и не разговаривали. Тоскливую атмосферу вагона взорвала женщина из последнего купе. Сначала она громко спорила со своими соседями, а потом раскричалась на весь вагон. Она называла мужиков трусами, баранами и другими нелестными для мужского самолюбия именами. Я была с ней полностью согласна. Полсотни здоровых крепких мужиков в возрасте от 25 до 40 лет спасовали перед тремя бандитами, пусть даже один из них и выглядел богатырем, хотя мне он показался рыхлым. Но дело даже не в нем: пятьдесят против троих! У тех троих не было бы шансов. И ни один из бравых украинцев не посмел даже пикнуть.
Пламенная речь женщины из последнего купе всколыхнула царившую с утра унылую атмосферу. Мужчины заговорили, стали собираться кучками и обсуждать ночное происшествие. Я слышала, как они возмущались тем, что кто-то продал бандитам информацию о них. Себя они не винили.
Мое презрительное отношение к украинским гастарбайтерам несколько смягчилось, когда я заметила, что они практически не ели в течение дня и ничего не покупали, хотя через вагон беспрерывным потоком шли торговцы, предлагавшие самые разные товары, в том числе и еду. Мужики явно экономили на себе, чтобы хоть как-то отыграть ночную потерю. Мне даже стало их жалко и обидно за них: ведь вкалывали на стройке, копили деньги для семьи и вдруг в один миг лишились пятой части заработанного тяжелым трудом.
Моё сочувствие перешло в симпатию, когда в вагоне появилась продавщица мягких игрушек. Ее товар оказался единственным востребованным в нашем вагоне. Мужики охотно рассматривали игрушки, и покупали своим детишкам мишек, кошек, обезьянок. Я умилилась: надо же, не едят, не пьют, а на детишек денег не жалеют.
Впрочем, мое умиление продлилось недолго. Один из моих соседей по купе закопался в игрушках, просил продавщицу показать еще и еще, и та вытаскивала их из мешка и выкладывала на полку. В какой-то момент, когда продавщица рылась в мешке, он взял большую плюшевую обезьянку, завел ее за спину и передал сидевшему с краю товарищу, а тот тоже из-за спины быстро переправил ее в соседнее купе. Там она и исчезла. Когда продавщица стала собирать непроданные игрушки, она обнаружила пропажу обезьянки и стала просить мужиков вернуть ее, но те клялись, что ничего не брали. Женщина была очень расстроена, она шмыгала носом и все умоляла отдать игрушку, но так и ушла ни с чем. Зато мужика, укравшего обезьянку, прямо распирало от радости и гордости. Он чувствовал себя героем – вытаскивал украденную игрушку и победно тряс ее перед глазами товарищей. Ох, молодец! Совсем, как в басне Крылова: «Молодец против овец, а против молодца и сам овца». Овцы они и были.
8. Прага – Брест (90-ые, международный вагон, мужское купе)
В самом конце 90-ых я купила еще одну, опять горящую, экскурсионную путевку – на этот раз в Чехию. Снова плацкартный вагон, но уже без приключений. Приключения начались позже, когда мы вышли из поезда в городе Гродно и пересели в автобус, который должен был доставить нас в Прагу утром к завтраку в гостинице.
У входа в автобус нас встретили два водителя, граждане Литвы. Одеты они были в черные костюмы, белые рубашки и галстуки – ну, есть дипломатические работники, а не простые шофера! С каждым входящим в автобус туристом они вежливо, но с чувством собственного достоинства, здоровались, а перед тем, как тронуться в путь, один из них произнес прочувствованную речь и пожелал нам приятного путешествия.
– Вот что значит Европа! – восхищенно заметила сидевшая рядом со мной женщина. - Не чета нашим.
- Какая же это Европа? – вяло возразила я. – Это почти что наши.
- Были наши, а вот успели европеизироваться.
Это были последние добрые слова, сказанные о наших водителях. Европеизировавшиеся литовцы оказались самыми что ни на есть заурядными забулдыгами и разгильдяями. На остановках по пути в Прагу они надолго исчезали - застревали в придорожных кафе, - и, утомленные ожиданием туристы ходили искать их и упрашивать вернуться за руль. В результате мы опоздали на завтрак и голодными, не отдохнувшими от ночного переезда, отправились на экскурсию – отправились, к тому же, своим ходом, а не автобусом, как полагалось, потому что автобус, как сказали водители, нуждался в ремонте. На два дня мы остались без автобуса и всюду, куда он должен был нас везти, мы ездили общественным транспортом. А наши водители беспробудно пили и водили в номер сомнительного вида девиц.
На третий день автобус и водители пришли в норму, и мы отправились на экскурсию в Карловы Вары. Ближе к вечеру в назначенное время мы вернулись к автобусу, чтобы ехать обратно, но наших водителей мы не увидели. Уже привычно отправились искать их по кафе. Нашли. Один из них так упился, что не мог стоять на ногах, и до автобуса его волочили за руки. Второй водитель, усевшийся за руль, казался на вид трезвым, но, видимо, только казался, потому что, когда дорога пошла под уклон, где внизу ее пересекал железнодорожный путь, водитель вместо того, чтобы притормозить и осторожно перевалить через рельсы, разогнался. Автобус на рельсах подпрыгнул, что-то громко хрястнуло, автобус по инерции еще проехал немного вперед и остановился. Намертво. После многочасового ожидания нас забрал другой автобус.
Наш автобус, теперь уже по-честному, ушел в ремонт, а шофера – в новый загул. Обещали, что ко дню отъезда автобус отремонтируют. Он должен был доставить нас из Праги в Брест к середине дня. Вечером уходил наш поезд на Москву, а до него планировалось посещение Брестской крепости. Мне очень хотелось увидеть своими глазами Брестскую крепость, о которой я и читала, и фильм смотрела. Я понимала, что другая возможность мне вряд ли представится. Но у меня были большие сомнения насчет наших водителей: сумеют ли они без всяких фортелей привести автобус вовремя. Я решила не рисковать и поехать в Брест своим ходом, на поезде.
Как показали дальнейшие события, я оказалась права. Автобус по пути ломался, водители застревали в придорожных кафе, и в результате группа приехала в Брест за пятнадцать минут до отхода поезда – тут уж не до Брестской крепости, рады были, что к поезду не опоздали.
В предстоящем мне самостоятельном путешествии по железной дороге меня смущало лишь одно: незнание чешского языка. Но я надеялась, что найдутся знающие русский язык или английский, которым я неплохо владела.
За пару дней до отъезда я отправилась на вокзал покупать билет. К моему удивлению, все прошло как по маслу. В информационном киоске мужчина, который, казалось знал все языки мира, во всяком случае, в пределах железнодорожной лексики, понял мой вопрос на русском языке и выдал мне распечатку поездов, отправлявшихся в Брест – их было всего два, и один из них идеально подходил мне. Мужчина велел мне отметить галочкой нужный поезд и идти с распечаткой в кассу. Я так и сделала. Молча, протянула распечатку в кассу и, молча, получила билет. Легкость, с которой удалось купить билет, придала мне уверенности, что и дальше все пойдет без проблем. Как бы не так!
В день отъезда сразу после ужина наша группа села в автобус и отправилась в Брест, а я, помахав им ручкой, не торопясь, поехала на вокзал. Времени до отхода поезда было еще много, я посидела в привокзальном сквере, потом погуляла по вокзалу, посмотрела табло отправления. Мой поезд уже в нем значился, и прописана была платформа, с которой он отправлялся. Выход на эту платформу был прямо из зала ожидания. Очень удобно! Мой вагон был №9. По моим расчетам это где-то середина поезда. Я вышла на платформу и заняла место, где предположительно остановится девятый вагон.
«Девятый вагон, девятый вагон», - крутилось у меня в голове, вызывая какие-то смутные воспоминания. И вдруг ехидным змеем выползла история с девятым вагоном из монолога Михаила Задорнова - злосчастные два девятых вагона в одном поезде, которые произвели столько неразберихи. «Ну, здесь такого быть не может, - подумала я. - Здесь же Европа! У них во всем порядок».
Порядок порядком, но поезд на посадку сильно задерживался. Что-то объявляли по громкой связи, но на чешском. Я вернулась в зал ожидания посмотреть, не отменили ли поезд. Нет, он по-прежнему высвечивался на табло. Наконец, я увидела мелькание вагонов за окном и пошла к выходу на платформу.
Поезд оказался очень длинным. Его концы едва просматривались, поэтому я не очень удивилась, когда обнаружила перед собой на месте предполагаемого девятого вагона вагон №18. Я поспешила к голове поезда, так как по моим понятиям после 18-го в порядке убывания должен следовать вагон №17, за ним - №16 и так далее до моего 9-го. Каково же было мое удивление, когда следующим оказался вагон №4, а за ним, шел №21. Я остановилась. Эх, сюда бы Задорнова, мелькнула мысль – было бы ему, где развернуться. Но думать о Задорнове мне было некогда – времени до отправления поезда оставалось немного. Я окликнула проводницу двадцать первого вагона. Окликнула потому, что проводники у них стояли не на платформе у входа в вагон, как у нас, а наверху, в тамбуре. Я спросила проводницу сначала на русском, потом на английском языке, где находится девятый вагон. Очевидно, она не знала ни тот, ни другой язык, потому что ответила мне на каком-то своем. Я показала ей на пальцах цифру 9, она опять прокричала в ответ что-то непонятное. Терять время не было смысла, и я пошла, вернее, уже потрусила в хаосе номеров дальше к голове поезда. В следующих трех вагонах мне опять не ответили на известных мне языках, и только в четвертом – о, счастье! о, чудо! – я услышала родную речь.
- Наш вагон идет в Москву, - объяснила мне проводница, - а ваш девятый – в Петербург. Вам надо в обратную сторону идти. Он ближе к хвосту поезда. И спешите, мы скоро отправляемся.
Я помчалась назад. Сумка у меня была неподъемная, набитая бутылками чешского пива – подарками для любимых мужчин. Думаю, будь в мире соревнования пассажиров по бегу с тяжелыми сумками, я бы заняла там призовое место. Однако, успела. Зашла в свое купе и без сил рухнула на полку.
Позже проводники объяснили мне чехарду с нумерацией вагонов тем, что каждый вагон этого поезда двигался по своему собственному маршруту. На узловых стациях вагоны отцепляли и прицепляли к другим поездам, так что порядок вагонов в нашем поезде зависел от того, кого раньше отцепят. Но беспорядок номеров остался для меня загадкой. Разве нельзя было выставить на вагоне нормальный порядковый номер в данном поезде, а уж дальше, когда его отцепят и прицепят к другому поезду, поменять на порядковый номер нового поезда? Номера, ведь, не приклеены к вагону намертво.
Никогда раньше я не встречала поездов, чьи вагоны разбегались в разные стороны. В связи с этим вспомнился старый, советский еще, анекдот. Едут в поезде две старушки. Разговорились. Одна сказала, что едет в Ленинград навестить свою дочь, другая - что едет к сыну во Владивосток. Удивились старушки до чего техника дошла: сидят они в одном поезде, а едут в разные стороны. У нас это анекдот, а у них, в Чехии, – реальность. Европа!
Отдышавшись, я осмотрела купе. Я была в нем одна. Вид купе международного поезда не произвел на меня особенного впечатления - три полки одна над другой с одной стороны и столик у окна - с другой. Единственное преимущество перед обычными нашими купе – это более широкие полки.
Я подумала, что мои злоключения на том закончились, так как теперь я среди своих, почти своих – вагон обслуживала белорусская бригада. Ох, как я ошибалась! Только я начала обустраиваться, как в купе вошла проводница.
- Подождите раскладываться, - приказала она. – Я вас перевожу в соседнее купе.
Я заартачилась. Чуяло мое сердце что-то недоброе. Нет и нет, отвечала я, это мое законное место и никуда я отсюда не уйду. Проводница сбавила тон и стала меня уговаривать - живописать, каково мне здесь будет, когда на следующей остановке сюда заявится большая шумная семья с детьми. Я вспомнила свое путешествие из Мариуполя в Москву в компании большого шумного семейства с детьми и животными и дрогнула.
- А соседнее купе – пустое, туда через два часа заселится всего один человек, и до самого Бреста никого больше не будет, - увещевала она.
Я согласилась. Проводница сказала правду и о пассажирах, заселившихся в моё старое купе, и о единственном пассажире в новом. Не сказала только одно: купе, в которое она меня переселила было мужским. А мне это и в голову не могло прийти, потому что у нас отдельных купе для мужчин и женщин отродясь не водилось.
Через два часа, как и обещала проводница, в купе вошел мой попутчик. Я уже спала, но от шума открывшейся двери проснулась. Я увидела молодого человека с большим рюкзаком за спиной. Он сделал шаг вперед и застыл на месте. Потом резко развернулся и вышел. И тут же я услышала, как он громко и сердито ругался с проводницей на русском языке с шикающим акцентом. Я, конечно, понятия не имела, что причиной его недовольства является присутствие в его мужском купе женщины, то есть, меня. Его препирательства с проводницей закончились не в его пользу, потому что через некоторое время он вернулся в купе. Я отвернулась к стене, чтобы не мешать ему обустраиваться, и тут ж заснула.
Утром мы познакомились. Моим попутчиком оказался студент четвертого курса по имени Ян. От него-то я и узнала, что нахожусь в мужском купе. Но затевать возню с возвращением на свое законное место я не стала, так как до Бреста оставалось всего несколько часов, а Ян больше не предъявлял претензий по поводу моего присутствия в его мужском купе. Напротив, мы с ним сходу подружились. Он оказался страстным путешественником, а двум любителям путешествий всегда есть о чем поговорить. Мы говорили без умолку до самого Бреста.
Ян рассказал, что побывал во всех странах Европы кроме скандинавских и России. В это путешествие он отправился, чтобы ликвидировать белые пятна на карте Европы. Он собирался проехаться по западному краю России – Петербург, Карелия – Кольский полуостров, а оттуда перейти в Норвегию. Обычно Ян путешествовал с друзьями, но на эту поездку товарища у него не нашлось, потому что о России у чехов было самое что ни на есть нелестное мнение. Он не спрашивал меня про медведей, гуляющих по улицам Москвы, но некоторые его вопросы были недалеки от этого. В Россию Ян отправлялся, как на подвиг, ожидая всяческого экстрима. И что же! Он его получил с первой минуты – женщина в мужском купе! Немыслимо!
Надеюсь, мне удалось его успокоить и ободрить. Во всяком случае, когда перед самым Брестом в наше купе заглянул глава семейства из соседнего переполненного купе и спросил Яна, не возражает ли он, если его дочь переместится в его купе, а то у них там тесно, Ян радостно воскликнул:
- Не возражаю!
Вошел во вкус, обрусел. И так быстро! Будет ему что рассказать друзьям по возвращении на родину.
9. Москва – Казань (2011-ый, женское купе)
Наконец, и у нас появились в поездах отдельные мужские и женские купе, и в 2011-ом году я купила билет в женское купе поезда Москва - Казань. Однако, когда я вошла в купе, я увидела там мужчину. Он сидел, глядя в окно, и при моем появлении не обернулся. Я, было, подумала, что перепутала купе. Но нет! Вот оно, мое место, прямо напротив мужчины. Он уже переоделся в «дорожный» костюм: белую майку с узкими лямками, которые в годы моей молодости мужчины носили в качестве нижнего белья, синие линялые трикотажные штаны и тапочки. Видимый мне крепкий бицепс мужика был украшен татуировкой. Я спросила его, не перепутал ли он купе, так как это купе – женское. Он слегка повернул голову и буркнул, что у него билет на это место.
Меня провожал сын, он позвал проводницу. Проводница, похоже, знала, что парень не на своем месте, и это ей явно не нравилось, но для порядка она взглянула в билет парня и подтвердила, что это его место. Сын потребовал начальника поезда. Тот прибежал быстро. Маленький, азиатского вида человечек сходу затараторил, что ничего не знает ни о каких женских купе, может быть, они и есть в фирменных поездах, но этот поезд не фирменный, у пассажира билет на это место, и он на нем поедет. И нечего устраивать скандал, а если мне тута не нравится, то пусть я иду на вокзал к начальнику вокзала и с ним разбираюсь. Отличный совет – идти на вокзал за десять минут до отхода поезда.
Начальник поезда убежал, сын ушел. Мужик расслабился, повернулся ко мне – неприятная рожа, прямо сказать. Я так и представила, что как только поезд тронется, он достанет бутылёк, подмигнет мне, скажет: «Давай, бабка, выпьем за знакомство», первым отхлебнет из горла и протянет бутылку мне. Не передать, как я обрадовалась, когда за пару минут до отхода поезда в купе ввалились две женщины, шумные, возбуждённые – они говорили одновременно, обнимались, целовались. Но я подумала, что лучше уж с этими, чем один на один с сомнительного вида мужиком. В последний момент одна из них убежала – она лишь провожала свою сестру. Ну, еще лучше, подумала я.
Та, что осталась, села на полку, где обретался мужик и оглядела нас. На мужике взгляд ее задержался. Она повернулась ко мне, кивнула на него и спросила:
- Ваш?
Я отрицательно покачала головой.
- Тогда что он здесь делает?
Мужик снова отвернулся к окну и в разговор не вмешивался, а я пересказала моей столь желанной спутнице разговор с проводницей и начальником поезда. Наверное, я говорила слишком эмоционально, потому что она сделала рукой успокаивающий жест и сказала абсолютно уверенным голосом:
- Не волнуйтесь, его здесь не будет.
И дала мне урок, как действовать в таких случаях. Не вставая с места, она высунулась из купе и поманила пальцем проводницу.
- Почему у вас в женском купе едет мужчина? – спросила она спокойным, но строгим голосом.
Проводница, нервничая, снова стала объяснять, что у мужика билет на это место. Моя соседка повторила вопрос:
- Почему у вас в женском купе едет мужчина?
Проводница не стала продолжать разговор и позвала начальника поезда. Тот снова затараторил о нефирменном поезде и что он знать не знает о каких-то женских купе. Женщина спорить с ним не стала, протянула ему свой билет и приказала:
- Читайте!
На билете, оказывается было написано, что купе – женское. Я всегда впадаю в тоску, когда приходится читать деловые бумаги, поэтому, когда читать их не обязательно, я и не читаю. В этом железнодорожном билете я прочла лишь номер поезда, вагона и места. Остальное – зачем оно мне?
Начальник поезда продолжал еще некоторое время верещать все о том же, а моя попутчица продолжала молча держать перед его носом свой билет всем видом показывая, что она не отступит. Начальник поезда не выдержал, остановил свой поток слов и, обратившись к мужику по имени, сказал:
- Идем! Не волнуйся, найдем тебе место.
Тот собрал свои вещички и, молча, вышел.
Я была потрясена тем, как легко и просто женщина отстояла свои, а заодно и мои права. Я выразила ей восхищение тем, что она прочла текст на билете. Женщина усмехнулась и ответила:
- Это моя работа - читать документы. Я – адвокат.
Вот так-то! Читать надо документы! Хотя, я думаю, дело не только в этом. Повезло мне в тот раз ехать в одном купе с адвокатом.
10. Нижний Новгород - Москва. (2016, «Стриж», люкс)
Последняя моя поездка по железной дороге состоялась в 2016 году. Я ехала из Нижнего Новгорода в Москву. Уезжала я в спешке, нужно было вернуться домой как можно скорее. Я приехала прямо с вещами на вокзал и попросила в кассе билет на ближайший поезд. Единственным ближайшим поездом со свободными местами был «Стриж», а в нем – двухместный люкс. Ой, как дорого! Но я усилием воли придавила свою жадность и согласилась на место в люксе. Место! Как бы не так! По одному месту в люксе не продают – люкс же! Я должна была выкупить всё купе. Мысленно рыдая, я согласилась и на целое купе. Зато поезд уходил уже через 15 минут.
В вагоне меня встретил молодой человек, одетый в красивый светло-серый костюм и галстук в красную полоску. Он проводил меня в купе и слишком быстро для моего стареющего ума стал объяснять, как там все устроено, на какие рычажки нажимать, чтобы превратить кресла в полку и обратно, чем я могу там воспользоваться, и на какие кнопки жать, чтобы этим воспользоваться. Я слушала в пол-уха. Я знала, что ничего этого мне не надо. Совсем как у Сократа: «Как много есть вещей, которые мне не нужны».
И действительно, зачем, например, в четырехчасовой поездке нужен душ? А он там был. Вместе с персональным унитазом и раковиной. Персональные унитаз и раковина – это, конечно, приятно, это в самый раз за такие-то деньги. Но кто будет мыться в душе с гуляющим под ногами полом и свисающими сверху резиновыми полосками, изображающими стены душевой кабинки? Ну, если только, скажем, свинарка прямо из свинарника вскочила в поезд, а сразу с поезда поедет в театр.
В общем, попросила я молодого человека устроить мне лежанку, на которой я собиралась провести с книжкой все четыре часа путешествия. Перед уходом молодой человек сообщил, что через час и всего только на час откроется ресторан, в котором я могу выбрать один из пяти наборов блюд. Питание включено в стоимость билета. И еще он дал мне карточку, которая открывает дверь купе с внешней стороны и показал, как ею пользоваться. Я и сама знала, как ею пользоваться, я с такими замками уже не раз встречалась в гостиницах и пансионатах.
Сначала я не хотела идти в ресторан, так как перед отъездом пообедала, но пролежав полтора часа на полке, утомилась. У времени есть неприятное свойство затормаживаться как раз тогда, когда ему следовало бы бежать вперед. Я беспрерывно взглядывала на часы, а они едва двигались. Я подумала, что в ресторане я убью время быстрее.
В ресторанном зале было много столов и ни одного посетителя. Я пришла где-то минут за двадцать-двадцать пять до конца часа, отведенного на питание, и подумала, что все остальные, наверное, уже поели. За едой время, действительно, побежало быстрее. Пока я смотрела меню, пока выбирала, пока ждала заказ, сколько-то времени убежало. Сначала я думала съесть только салат и десерт, но потом разохотилась. В итоге я просидела в ресторане до самого закрытия.
Возвратившись назад в свой вагон, я вытащила карточку, открывающую дверь, сунула ее в щель, но звука, производимого отходящим язычком замка, я не услышала. Наверное, замок так хорошо смазан – люкс же, - что его и не слышно, подумала я и дернула ручку. Дверь не открылась. Я еще раз сунула в щель карточку, потолкала ее – результат тот же. Я начала экспериментировать: переворачивала карточку, засовывала ее разными концами, подталкивала, не доводила до конца. Нет, дверь открываться не хотела.
Надо было идти за проводником. Мое купе было №1, значит, по моему опыту поездок по железной дороге, купе проводника должно соседствовать с моим. Ничего подобного! Не было там никакого купе, одна гладкая стена. Я пошла в другой конец вагона, но и там ничего не обнаружила. Следующий вагон, судя по его виду, был тоже люксовым, и в нем выходили в проход только двери номеров. Никаких купе для проводников, никаких проводников. Не полагались они, что ли в люксе?
В следующий вагон я пройти не смогла и вернулась назад. Решила пойти в ресторан и там узнать, где найти проводника. Увы, ресторан был закрыт. Я снова вернулась в свой вагон и решила попросить помощи у соседей: наверняка у них есть в купе кнопка вызова проводника или кого-нибудь еще. А может быть, найдется среди люксовых соседей добрая душа, которая поможет мне открыть дверь. Я постучала в купе №2. Никто мне не ответил. То же и со всеми другими купе нашего вагона. Сплошное безлюдье. В следующем люксовом вагоне я постучала только в два первых купе, дальше стучать было бессмысленно. Похоже, я была единственным пассажиром на оба люксовых вагона. Поэтому и вагон ресторан был пуст, подумала я.
Вернувшись к своему купе, я снова пробовала открыть дверь, пробовала и так, и эдак, и толкала, и крутила злосчастную карту. Все напрасно! Я злилась на новомодные замки, на дурацкий новомодный поезд, где простого проводника не найдешь. Похоже, остаток пути мне придется провести, стоя в проходе. Вот тебе и люкс!
Не помню сколько времени я простояла в проходе, глядя в окно. Может быть, двадцать минут, может быть, полчаса или больше. Я не слышала шагов по ковровой дорожке, только вдруг кто-то сказал за моей спиной:
- Не сидится в купе?
Я обернулась и увидела немолодого человека в форменной одежде «Стрижа». Он улыбался. Господи, как я ему обрадовалась!
- Сидится! - воскликнула я. – Только в купе попасть не могу.
Я сердито потрясла картой. Он взял ее, вставил в щель, и злополучная дверь открылась. Я была одновременно и в восторге, и в недоумении.
- Но я же ее точно так же пихала, а она не открывалась. Что я делала не так?
Похоже, я была не единственной, кто не справился с открытием двери, потому что он знал в чем дело.
- После того, как вставите, ее надо посильнее толкнуть!
- Это черт знает что! – возмутилась я. – Ну, хотя бы инструкцию повесили на двери.
Мужчина поспешил уйти подальше от моего гнева.
- Спасибо! - крикнула я в удалявшуюся спину.
Но возмущение меня еще долго не покидало. Люкс называется!