Добро побеждает любовь

За окнами отеля шёл ливень и грохотал гром. Вполне себе подходящий антураж для всякого классического злодейства. По крайней мере, в моём понимании, основанном на знаниях, почерпнутых из книг и кино. Сам-то я в этом деле недавно.
Я поправил галстук, слегка вытянул манжеты и приосанился, осматривая в зеркале свой шикарный костюм. Я должен был выглядеть великолепно, так же великолепно, как этот отель и его остальные постояльцы. Номер стоил мне немалую сумму, но я должен был соответствовать своему образу.
По легенде, я был преуспевающим профессором, исследователем древних цивилизаций. На самом деле я был неудачником, которому повезло лишь однажды, когда на иссохшей и умирающей планете Лара я встретил потомка великого народа, почти истребившего себя тысячи лет назад в ходе глобальной войны, а занимался этот потомок тем, что мастерил дешёвые подделки для таких, как я, туристов.
Сам не знаю почему — наверно, по причине одинаковой дырявости карманов — я почувствовал с этим пронырой непреодолимое родство душ и великий потенциал нашей дружбы. Звали проныру Румус, и он имел поистине золотые руки, которые позволяли ему делать столь искусные фальшивки, что непрофессионалу нелегко было отличить их от подлинных артефактов сгинувшей цивилизации. Румус сбывал это барахло в своей убогой лавке, с чего имел небольшой доход — такой же, однако, мизерный, как и у его соседей по базару.
Но вернёмся в отель «Космик Империал» в центре великого города Тур-Дор-Риан на планете Турдориан. Я спустился по золотой лестнице и вошёл в зал ресторана ровно в 22:00, как и было условлено. Ресторан был пуст. Впрочем, не совсем пуст, разумеется: в центре в креслах из кожи турдорианского ящера-альбиноса восседали потенциальные покупатели — делегация с планеты Илмари — некогда воинственного мира, жители которого ныне более склонны к научным и культурным изысканиям, нежели к уничтожению друг друга и своих соседей.
Все троё были одеты в строгие до невзрачности костюмы и выглядели весьма серьёзно настроенными.
 — Где он? — с ходу спросил, судя по возрасту и весу, главный из тройки.
 — Я тоже рад знакомству, — стараясь выглядеть непринуждённо, ответил я и сел в свободное кресло. — Не желаете ли выпить для начала за встречу?
Я подозвал жестом официанта:
 — Бокал турдорианского бриллиантового виски.
Официант почтительно кивнул, выражая восхищение моим выбором. Ещё бы — самый дорогой напиток на планете и едва ли не самый дорогой в этой солнечной системе.
Илмарианец не остался в долгу.
 — За мой счёт, — рявкнул он.
На это я и рассчитывал, иначе бокал данного напитка весьма чувствительно ударил бы по моему карману. Однако за несколько лет в данном бизнесе я стал разбираться в психологии богачей.
 — Итак, где же? — хмуро поторопил толстяк, когда официант поставил напиток на столик рядом с моим креслом. — Мистер Холден, мы занятые люди.
 — Говард, подайте нам десерт, — подал я условный сигнал.
Официант кивнул и ушёл в служебное помещение.
 — Вы же не думали, мистер Хроннинг, что я стал хранить бы столь ценный предмет у себя в номере, где ваши орлы уже успели его поискать?
Толстяк поёрзал.
 — Приношу вам свои извинения, мистер Холден, — неохотно ответил он. — Мы действительно позволили себе некоторые вольности. Очевидно, теперь вы лучше понимаете, насколько ценен для нас этот предмет. Чтобы загладить эту неловкость, я накину вам пятьсот тысяч кредитов сверх оговорённой суммы.
У вас когда-нибудь темнело от счастья в глазах? Не рассказывайте, не надо. У меня в тот момент потемнело. Я едва сдержался, чтобы не вспрыгнуть на кресло с ногами и не начать скакать на нём, визжа, как бабуин. Когда первый порыв прошёл, я лишь слегка прищурил глаза, изображая ценителя, смакующего бриллиантовый виски, и никто не догадался, что на секунду я был близок к радостному обмороку.
Тем временем Говард вкатил столик с огромным блюдом, накрытым серебряным колпаком.
 — Десерт, сэр, — произнёс он и открыл колпак. 
На блюде лежал предмет, формой напоминающий цветок или костёр, изготовленный из красного Ларианского камня.
Илмарианцы подались вперёд, поправляя пенсне, на линзе которого, очевидно, в этот момент пробегала вся информация о пресловутом артефакте.
 — Господа, знаменитый Ларианский Огонь! — объявил я.
 — Это великолепно! — прошептал Хроннинг.
Один из его прихвостней после нескольких манипуляций с пенсне подтвердил:
 — Имеет довоенный уровень радиации.
С улыбкой я кивнул в подтверждение данного заключения.
 — Значит, он настоящий! — воскликнул Хроннинг. — Мистер Холден, мы безмерно вам благодарны! В этом чемодане — оговорённые восемьсот тысяч.
Илмарианец открыл небольшой серебристый кейс и достал из внутреннего кармана пачку денег.
 — И ещё обещанные пятьсот тысяч сверху, — он положил деньги в кейс и закрыл его. — Как и договаривались, оплата исключительно наличными — никто не должен знать, что мы приобрели у вас это сокровище.
 — Несомненно, никто ничего не узнает, — я встал со своего места и собрался уйти, прихватив чемоданчик.
Хроннинг также встал и протянул мне руку:
 — Мистер Холден, вы великий человек!
 — И великий мошенник, — раздалось вдруг от дверей.
Я вздрогнул, ведь мне никто не делал два столь высоких комплимента подряд, и оба они были приятным преувеличением.
В дверях стояли трое полицейских. Один из них шагнул вперёд, показывая нам удостоверение:
 — Турдорианская полиция, инспектор Кларк.
Он приказал остальным двум охранять выход из ресторана, а нам предложил снова сесть.
 — Господа, известный вам мистер Холден вовсе не является тем, за кого себя выдаёт. Он не профессор, а самый что ни на есть мошенник, обманывающий таких, как вы, господа, ценителей древней истории. Кстати, попрошу всех предъявить документы.
Возмутился Хроннинг:
 — Я и мои спутники имеем дипломатическую неприкосновенность, и вы не имеете права что-либо требовать от нас.
 — Я вовсе не требую, — умиротворяюще произнёс Кларк, — просто предлагаю уладить некоторые формальности для составления протокола задержания.
 — Мы провели предварительную экспертизу, — сказал один из помощников Хроннинга. — Данный артефакт изготовлен из самого настоящего довоенного Ларианского камня.
 — О, безусловно, — усмехнулся Кларк. — Это очень интересная история, предлагаю вам её послушать. Будучи проездом на планете Лара, наш «герой» познакомился с неким господином Румусом, местным умельцем, промышлявшим изготовлением сувениров. Единственное, что отличало эти произведения искусства от настоящих предметов доапокалиптического прошлого Лары, — это материал, в котором явственно прослеживалось наличие эха войны. Тут-то мистера Холдена и озарила идея обеспечить своего нового друга нужным материалом, который он без особого труда украл на одном из мест раскопок, коих немало в пустынях Лары. Без особого труда, выдавая себя за профессора и давая скромную целенаправленную рекламу через Сеть, мистер Холден на протяжении нескольких лет умудрялся втюхивать поделки мистера Румуса провинциальным музеям или частным любителям антиквариата, не имеющим финансовой возможности провести более тщательную экспертизу подлинности. Но вы-то, господа, при ваших источниках финансирования — как можно быть столь наивными! Кстати, каковы ваши источники финансирования?
 — Это не ваше дело, — ответил Хроннинг.
 — Да полно вам, — вкрадчиво произнёс Кларк. — Передо мной сидит делегация илмарианских дипломатов. Неужели вы думаете, что я не смогу сложить два и два. Ведь вы финансируетесь из правительственных или околоправительственных кругов?
 — Это не ваше дело, — повторил строго Хроннинг.
 — Ну не хотите говорить — не надо, — ответил Кларк. — Это и правда не моё дело. Моё дело — задержать преступника. А вы ведь не делали ничего плохого, и вам, господа, скрывать нечего.
 — Мы — дипломатические представители планеты Илмари и хотели бы сохранить всё происходящее в тайне во избежание ненужных пересудов, — твёрдо произнёс Хроннинг. — Данный инцидент может косвенно бросить тень на репутацию моих заказчиков.
 — Мы очень уважаем репутацию ваших заказчиков, — заверил Хроннинга Кларк, — а также репутацию всего илмарианского народа, который ваши заказчики ведут в светлое планетарное будущее. Смею вас заверить, что я сделаю всё от меня зависящее, чтобы не выносить сор из избы. Тем не менее я хотел бы попросить вас оставаться на своих местах, пока мы не уладим минимум формальностей. Особенно попрошу оставаться на месте вас, господин Холден.
И он приковал мою руку к подлокотнику.
 — Я с коллегами буду в соседней комнате, а пока, мистер Холден, я предлагаю вам подумать о содеянном.
Я виновато опустил взгляд и уставился на ноги Кларка.
Он же взял кейс с деньгами и Ларианский Огонь и вышел из комнаты вместе с двумя другими полицейскими.
Хроннинг и два других дипломата встали и с недружелюбным выражением лица обступили меня.
 — Что вы можете сказать нам, профессор? — потребовал Хроннинг, сурово сверкая глазами.
 — Ботинки! — воскликнул я.
 — Что?! — не понял мой зловещий собеседник.
 — Вы видели его ботинки? — захлёбываясь от волнения, начал объяснять я. — На улице дождь и слякоть, а на его ботинках и брюках нет ни одной капельки, ни грязинки.
 — И что это, по-вашему, значит? — взревел Хроннинг, раздражаясь пуще прежнего.
 — Его ноги безупречны! Ну, то есть его ботинки и его брюки находятся в идеальном состоянии. Это значит, что Кларк переоделся в номере и надел эту форму впервые.
 — Вы хотите сказать?..
 — Что нас ограбили! — подтвердил я. — Не я мошенник, а Кларк! Остановите его!!!
Хроннинг на мгновение задумался и кивнул своим спутникам на дверь. Те кинулись к двери, но, подёргав за ручку, обнаружили, что дверь заперта. Также оказалась заперта дверь в служебные помещения.
 — Говард!!! Говард!!! Открой!!! — заверещал я, надеясь докричаться до официанта, но безрезультатно.
 — Откуда нам знать, что вы, Кларк и Говард — не сообщники? — грозно навис надо мной Хроннинг.
 — Да бросьте вы, это Кларк украл ваши деньги, а не я!
 — Нет, мистер Холден, — ответил Хроннинг. — Он украл ваши деньги. Которые мы заплатили вам за Ларианский Огонь. И теперь в ваших интересах нам его вернуть, иначе мы начнём сомневаться в вашей искренности, — и Хроннинг недобро улыбнулся.
Бог ты мой! Эти сумасшедшие и правда верили в существование Ларианского Огня! Но разубеждать их сейчас, конечно, означает признать себя мошенником.
 — Как только вы поможете мне освободиться от этих наручников, мы немедленно отправимся в полицию и объявим Кларка в розыск, — воскликнул я.
 — Безусловно, — ответил Хроннинг. — Только в полицию отправитесь вы один, а мы предпочтём оставаться в тени.
Он отломал подлокотник, словно тот был сделан из трухлявой древесины, и я высвободил закованную в наручники руку.
Затем Хроннинг достал из-под пиджака некую машинку, похожую на миниатюрный пистолет, и выставил на маленькой панели управления настройки. Затем быстро приставил ствол к моему плечу и, не успел я ойкнуть, сделал мне инъекцию.
 — Времени у вас месяц, — сказал Хроннинг деловито. — Через тридцать дней вещество, которое я вам сейчас ввёл, убьёт вас. Поэтому в ваших интересах до этого срока встретиться с нами снова, чтобы получить противоядие, и лучше бы вам при встрече иметь Ларианский Огонь при себе.

Дверь вскрыли через час моей оставшейся недолгой жизни. За это время мы мило поболтали с моими предполагаемыми убийцами — мистером Хроннингом и двумя другими илмарианскими дипломатами. Несколько раз в течение беседы я хотел попросить убить меня немедленно, особенно когда разговор зашёл о славном прошлом Великой Илмарианской Империи.
Наконец, когда заклиненный замок был взломан снаружи, мы попрощались, но пообещали друг другу обязательно встретиться снова и обменялись контактами.
Уходя, я украл из ресторана бутылку виски и немедленно открыл её, едва поднявшись к себе в номер. Осмелев перед лицом скорой смерти, я бухнулся на кровать прямо в обуви и отпил из горла.
Через полчаса, шатаясь, я подошёл к высокому окну и упёрся лбом в стекло. Снизу на меня смотрел яркими огнями своей столицы коммунистический рай Турдориана. Я принялся размышлять, что лучше: ждать верной смерти через месяц или броситься сейчас же на мокрый асфальт. Но потом вспомнил, что в моём номере нет балкона, и провалился в пьяный сон.
На следующее утро я проснулся рано, так как мешали спать ботинки, сухость в горле и жёсткий пол. Я разделся, принял душ, вновь оделся, собрал в чемодан свой нехитрый скарб, подтвердил компьютеру, что выписываюсь, и отправился завтракать.
В окна лобби-кафе светило неяркое солнце, лучи его пока несмело пробивались сквозь рассветный туман. Наслаждаясь кофе в той мере, в какой им мог наслаждаться человек в моём положении, я пытался собраться с мыслями и спланировать план действий.
Вариант пуститься во все тяжкие и взять от последнего месяца жизни всё, что возможно, я отмёл сразу.
Оставалось не так уж много опций. Во-первых, я мог бы заказать Румусу новую копию Ларианского Огня. Изъяны плана: илмарианцы теперь будут более придирчивы к проверке его подлинности, и я наверняка провалюсь, что негативно скажется на моём здоровье.
Во-вторых, я мог бы обратиться в больницу, чтобы мне дали противоядие.
В-третьих, я мог бы найти настоящий Ларианский Огонь. Однако, учитывая, что Огонь — всего лишь легенда, этот вариант был наиболее невозможен.
Я выбрал вариант два. Доедая омлет, я вызвал такси и вскоре мчался по широким проспектам Тур-Дор-Риана в центральную больницу, чтобы воспользоваться услугами бесплатной турдорианской медицины.
Я подошёл к регистратуре и объяснил свою проблему. Бесстрастный компьютер проглотил моё объяснение, но вскоре ко мне вышел врач.
 — Я доктор Дориан, — он протянул мне руку. — Пройдёмте.
Он провёл меня в кабинет, где попросил рассказать, при каких обстоятельствах меня отравили. Скрывать от доктора подробности вредно для здоровья, поэтому я рассказал всё как на духу, не упомянув разве что про причину своей размолвки с илмарианцами.
Меня немедленно поместили в отдельную палату, обеспечили уют и приказали сохранять самообладание.
Похоже, я легко отделался. Я не сомневался, что здесь мне помогут и жизни моей ничего не угрожает. Я поел турдорианских фруктов, посмотрел телевизор и даже смог немного поспать.
Когда я проснулся, у моей кровати сидел мужчина с жёстким обветренным лицом и проницательным взглядом. Я даже вздрогнул.
 — Вам не о чем беспокоиться, — заметив мой испуг, заверил мужчина. — Я капитан Димитриан, офицер Турдорианской Службы Безопасности.
 — Можно я оденусь? — нерешительно спросил я.
 — Одевайтесь, — добро ответил офицер.
Под пристальным взглядом капитана я надел брюки и рубашку.
 — Обуваться?
 — Обувайтесь, — кивнул капитан, и я обулся.
Мы прошли с ним в пустой кабинет.
 — Доктор Дориан, главврач, сообщил нам о покушении на ваше убийство. Вы же понимаете, что о таких вещах медики обязаны докладывать?
 — Понимаю, — согласился я.
 — Вы рассказали, что вас отравили илмарианские дипломаты. Вы же понимаете, насколько это серьёзно?
 — Как никто другой.
 — Дипломатические представители другой планеты прилетают на Турдориан и ни с того ни с сего травят представителя другой планеты. Это возмутительно.
 — Я им так и сказал.
 — Должа же быть какая-то причина?
 — Может быть, они приняли меня за своего?
Капитан постучал пальцами по столу и сменил тему:
 — Скажу вам начистоту, — сказал он. — Если то, что вы рассказали, хоть отчасти правда и вас действительно отравили, мы должны подвергнуть вас тщательнейшему обследованию и надеемся в этом на сотрудничество с вашей стороны.
 — Я всецело ваш, — горячо пообещал я.
 — В таком случае будьте с нами искренни, иначе мы не сможем вам помочь. Что вы пытались продать илмарианцам?
 — Почему вы думаете, что я...
 — Бросьте! — резко прервал мой лепет Димитриан. — Мистер Эмори Холден, пока я ехал до больницы, нам хватило времени навести о вас справки в Сети. Вы промышляете тем, что втюхиваете простачкам древние артефакты. Думаю, не ошибусь, если предположу, что фальшивые.
Я потупил взгляд, как нашкодивший школьник.
 — Итак, — повторил капитан. — Что вы пытались продать илмарианцам?
 — Ларианский Огонь, — произнёс я.
Капитан резко встал и прошёл к окну.
 — Но ведь это же легенда, — сказал он через плечо, стоя ко мне спиной.
 — Естественно, — хрюкнул я в усмешке, — вроде меча-кладенца или молота Тора.
Димитриан тяжело молчал.
Наконец он повернулся ко мне и произнёс:
 — Многие представители определённых кругов считают Хроннинга правой рукой императора Илмари. Кто бы мог подумать, что у такого серьёзного человека такое нелепое хобби — коллекционировать сказки.
Я пожал плечами и чуть было не начал рассказывать ему о своих хобби, но вовремя сдержался. Вместо этого я спросил:
 — Вы спросили, что я пытался продать илмарианцам. Но как вы узнали, что я лишь пытался, но не продал.
 — Ну, вместо денег вы получили яд. Из чего я делаю вывод, что Огонь достался им бесплатно, — объяснил капитан.
 — А он им не достался, — признался я.
И я рассказал историю своего позорного ограбления полностью.
 — То есть они до сих пор ищут? — спросил Димитриан, подвигав бровями.
 — В некотором роде, — кивнул я.
Капитан вновь отвернулся к окну.
 — Возвращайтесь в палату, — сказал он.
 — Слушаюсь.

К моей палате приставили охрану — двух бойцов Турдорианской Службы Безопасности. Димитриан заходил теперь ко мне каждый день. Он здоровался со мной кивком, перебрасывался несколькими фразами с доктором Дорианом, поглаживая мужественную челюсть, напоследок бросал пару слов охране и уходил.
Через несколько дней такое его поведение начало меня пугать. К тому же Дориан ни словом не обмолвился до сих пор о прогрессе моего лечения, а ведь отведённое мне время жизни истекало.
Было бы нечестно сказать, что врачи ничего не делали — у меня регулярно брали анализы, облучали, просвечивали, разглядывали. Мне стало казаться, что доктора не знают, как меня спасти.
Наконец меня озарила ещё более страшная догадка: меня и не собираются спасать — они наблюдают за действием яда. Им интересно, от чего и как я умру. Моя смерть послужит их науке. Или секретным службам. Они не могут обнаружить яд, пока он не активизировался в моём организме. То есть они ждут, когда яд меня убьёт.
Я попытался прощупать почву. На пятый день своего пребывания в больничной палате при очередном визите Димитриана я решительно шагнул к нему и доктору Дориану и спросил, попеременно глядя на обоих:
 — Мне кажется, мне не помешал бы свежий воздух. Вы не против, если сегодня я отправлюсь на прогулку в город?
Капитан и главврач переглянулись, и Димитриан ответил твёрдым голосом:
 — Исключено.
Дориан нервно кивнул, соглашаясь:
 — Покинув стены больницы, вы может навредить себе и окружающим.
 — Правила есть правила, — простовато улыбнулся я и виновато вернулся в койку.
Решение было принято: бежать! Бежать, пока ещё есть хоть какой-то шанс и время что-то предпринять, пока яд не подействовал.
Но как бежать? За дверью круглосуточно дежурили двое мордоворотов, а окно палаты находилось на уровне двадцатого этажа.
Когда посетители ушли, я тщательно осмотрел свою «камеру». Из мебели в ней были койка и столик, на котором стояли фрукты и бутылка воды, на стене висел телевизор, в углу была вешалка с моей одеждой. Вот и всё. Негусто.
Я не мастер побегов, но и сам Гудини вряд ли что-то придумал бы со столь скромным реквизитом. Однако близость смерти активизирует смекалку.
Решение пришло вечером, когда я собирался спать и решил напоследок выпить воды из пластиковой бутылки. Не глотая, я выплюнул воду на койку. Вылил на простыню остатки воды из бутылки. Лёг в мерзкую холодную и мокрую постель, поворочался в ней, пока не стала мокрой моя пижама, и, наконец, встал. Сделал мученическое лицо и приоткрыл дверь.
Стоявшие по обе стороны проёма охранники обернулись.
 — Чего надо? — спросил один из них.
 — Эй, да ты весь взмок, — заметил другой.
Я печально кивнул:
 — Налицо усиление потоотделения по всей площади тела, — подтвердил я, едва шевеля языком.
 — Чего? — переспросил первый.
 — Можно мне свежую простыню?
Второй пожевал задумчиво губу и ответил:
 — Не положено.
Я смиренно кивнул.
 — Тогда позовите доктора Дориана.
 — Какого ещё доктора? — ответил первый. — Час ночи на дворе.
 — Тогда можно мне свежую простыню?
 — Чёрт с тобой, — ответил второй и велел первому: — Сгоняй ему за простыней.
 — Где я её возьму? Больница пустая.
 — Ты баран, дежурные-то есть. У нянечек спроси.
Первый недовольно пробурчал что-то в ответ и ушёл искать мне свежий комплект белья.
Через пять минут дверь открылась.
 — Держи, — рявкнул вернувшийся охранник и захлопнул дверь.
Я услышал, как он жалуется второму:
 — Нянечки — сущие фурии, чуть не убили меня, когда я к ним постучался. С виду — божьи одуванчики, а на деле — диверсионный отряд.
Я приоткрыл дверь:
 — Можно мне ещё воды?
 — Ты что, до утра потерпеть не можешь?!
 — У меня обильная влагопотеря.
 — Сгоняй ему за водой, — приказал старший охранник.
 — Почему опять я?
 — Потому что есть такое слово «субординация».
Младший просверлил меня взглядом и снова ушёл.
Тем временем я подошёл к окну и открыл его нараспашку.
 — Что это ты делаешь? — проворчал оставшийся охранник, заглянув в комнату.
 — Понижаю температуру. Вы же видите, что у меня жар.
Вернулся младший охранник с бутылкой воды.
 — Какого чёрта, — разозлился старший, — не мог сразу несколько бутылок принести? А если он ещё захочет, всю ночь будем за водой бегать?
 — Я постараюсь вас больше не беспокоить, — соврал я.
Через час, намочив уже новую простыню, я снова высунулся наружу.
 — Что, опять?! — взревел старший.
 — Можно мне ещё комплект белья?
 — Я больше к нянечкам не пойду! — запротестовал младший.
 — Хочешь позвонить доктору Дориану, чтобы он за тебя сходил? — прикрикнул старший. — Если этот хлюпик станет утром на нас жаловаться, по головке не погладят.
Негодуя, младший сходил за новым бельём. Когда он вернулся, в руках у него была толстая стопка из нескольких комплектов.
 — Чтобы всю ночь не бегать, — бросил он зло.
 — Спасибо, — жалостливо простонал я и с виноватым видом протянул руки к стопке.
 — Э, подожди-ка, — спохватился старший охранник. — Мне кажется, я знаю, что он задумал! Собрался бежать, умник?!
Он решительно подошёл к распахнутому окну и глянул вниз. Потом сравнил расстояние до земли и размер стопки белья. Неужели он всерьёз предполагал, что я собираюсь спуститься с двадцатого этажа на нескольких простынях?
Осознав несостоятельность своих подозрений, старший позволил младшему:
 — Ладно, отдай ему бельё. А ты давай спи, а то я сам тебя из этого окна выброшу.
Я печально опустил глаза:
 — В моём положении это было бы лучшим вариантом. Боюсь, что на самоубийство у меня не хватит смелости, но за идею спасибо.
 — Не дури, — проворчал старший, и охранники вышли.
Итак, я приступил к финальной части своего плана. Стараясь не шуметь, я сделал из вешалки и пяти простыней чучело, на которое натянул свою пижаму. В голову чучела я напихал фрукты, а опустевшую тарелку переставил со столика на подоконник. Надел костюм и ботинки. Тапочки поставил на подоконник. Подтащил чучело к раскрытому окну и выбросил его наружу. От удара об асфальт фрукты драматично разлетелись в разные стороны.
Я пододвинул тарелку к краю подоконника и спрятался под койку.
Оставалось дождаться порыва ветра.
Ждать пришлось недолго. Через полминуты створка окна приоткрылась, столкнула тарелку внутрь, и та с грохотом разбилась об пол.
Охранники немедленно ворвались в палату. Включив свет, они обнаружили пустую койку, раскрытое окно и тапочки на подоконнике. При взгляде из окна их ожидало и вовсе ужасное зрелище: на асфальте лежала фигура в пижаме с размозжённой головой, вокруг которой зловеще струился красный фруктовый сок.
 — Это ты ему втолковывал про самоубийство! — взвизгнул младший. — Что теперь будет?
 — Заткнись ты! — рявкнул старший. — Никто никому ничего не втолковывал! Этот парень был психом, сам и прыгнул. И только попробуй что-нибудь кому-нибудь про меня рассказать!!! Понял?!!
 — Понял, — проскулил младший.
 — А теперь быстро вниз к телу, а я пока подниму персонал.
И оба выскочили из палаты в разных направлениях.
Едва шаги затихли в удалении, я вылез из-под койки, поправил на себе костюм и покинул палату. Вышел на лестницу и стал спускаться. К счастью, лестниц в здании было четыре и двум охранникам было не под силу перекрыть их все. Потому, даже если бы охранники вовремя сообразили, что произошло и что делать, у меня был шанс скрыться.
Удача была на моей стороне. Я благополучно спустился и вышел на тёмный задний двор больницы, с которого беспрепятственно вышел на освещённый проспект. Редкие ночные прохожие сгрудились вокруг моей фруктовой копии, распростёртой на асфальте, я же направился прочь от группки зевак.
Едва свернув на соседнюю улицу, я подозвал такси и велел ехать в космопорт. Куда отправиться? Воспользовавшись автомобильным компьютером, я вошёл в Сеть. Когда я выходил из такси у здания космопорта, у меня уже был ответ. Я летел на Нибиру.
Нибиру — маленькая планета с большой массой. Сила притяжения на ней равна земной. Населена преимущественно учёной братией всех мастей. На планете шесть тысяч университетов — примерно по десятку на каждую официально признанную науку и по сотне — на каждую непризнанную. Планета ботанов и шарлатанов, которые были непримиримыми оппонентами в научных спорах, что не мешало им становиться приятелями на студенческих вечеринках.
Если верить слухам, информация о Ларианском Огне хранилась в Нибируанском Палеонтологическом Университете. Проблема в том, что архивы данного университета были доступны лишь нескольким профессорам данного университета и были закрыты для всех остальных смертных и обеих бессмертных рас. У меня не было плана, как обойти данный запрет, я собирался импровизировать.

Профессор Грюндих носил короткую бороду и шляпу, в мечтах видя себя космическим конкистадором, покорителем планет. Он сидел у себя в кабинете и изучал небольшую пирамиду — артефакт из пещер Френии. В руках у него был стакан аллюзианского виски, настоенного на аллюзианских болотных слизнях. В окно светило солнце, со двора слышалось щебетание птиц и студентов.
К этому моменту мой корабль приземлился в космопорту Нибиру, и, взяв такси, я направлялся в Нибируанский Палеонтологический Университет.
Грундих ковырял пирамиду, стоявшую перед ним на столе, сначала пальцем, потом карандашом, затем сдул пыль и почистил пирамиду кисточкой, надеясь разгадать древние символы, обрамлявшие артефакт.
Вдруг пирамида на мгновение вспыхнула, и Грюндих почувствовал себя странно. Он словно видел себя со стороны. Ан нет, подождите-ка: он и правда видел себя со стороны.
Нет, это не было похоже на стандартный эффект выхода души из тела от аллюзианского виски, коим так любят развлекаться студенты, проникая в бестелесной ипостаси в женские общежития. Просто Грюндиха стало два, что в два раза превышало стандартное количество Грюндихов на Нибиру.
Планета была слишком мала для двух гениев.
Однако же личность Грюндиха не задвоилась, она лишь разделилась на две противоположности, потому в целом Грюндих не испытывал дискомфорта. Хотя правильнее будет сказать, что он чувствовал себя как прежде. Просто теперь все конфликты, терзавшие прежде одного Грюндиха, были равномерно распределены по двум телам. Все глупости, от коих Грюндих всегда воздерживался, воплотились в Грюндихе номер два.
В этот момент в дверь постучали. Один из Грюндихов неуверенно вздрогнул, а второй решительно произнёс:
 — Открыто!
Я вошёл в кабинет.
 — О, да у вас тут вечеринка, — поздоровался я.
 — Типа того, — ответил второй, а первый задумчиво пролепетал:
 — Я всего-навсего пытался разобраться с этим неопознанным артефактом, который мне прислали из пещер Френии, когда вдруг меня стало два.
И первый смущённо указал на второго.
 — Ах, да это же знаменитый Френийский Пещерный Дупликатор, — не моргнув глазом соврал я, беря в руку пирамиду.
 — Разбираетесь? — уважительно поинтересовался второй, смакуя виски.
 — Имел опыт, — ответил я, вальяжно доставая из серванта третий стакан.
 — А вы, собственно, кто? — спросил первый Грюндих.
 — Я ваш коллега — профессор Фрейд.
 — Профессор какой науки? — скептически спросил второй.
 — Детерминизм, — ляпнул я первое, что пришло в голову.
 — Чушь какая-то, — проворчал второй Грюндих. — Лучшая наука — это астрономическая психология.
 — Очень интересно, — заинтересовался первый. — А детерминизм какой? Географический, космологический, морально-этический?
 — Архетипичный детерминизм, — продолжал уверенно врать я.
 — Надо же. И что же изучает архетипичный детерминизм?
 — Ясно что! — удивился я. — Влияние артефактов на развитие цивилизаций.
 — Очень интересно, — повторил первый Грюндих. — Возможно, вы тогда знаете, как собрать меня воедино?
 — Понимаете ли, — я покрутил пирамиду в руках. — Архетипичный детерминизм изучает влияние артефактов на цивилизации, но не на отдельно взятых людей.
Грюндих закручинился.
 — Но не переживайте вы так, — обнадёжил я. — Думаю, со временем что-нибудь придумать можно. Закавыка, правда, в том, что я на вашей чудесной планете проездом. Отправляюсь в экспедицию на поиски Ларианского Огня.
 — Ларианский Огонь? Но это же миф! — воскликнул Грюндих номер один.
 — Хочу жрать, — сказал Грюндих номер два.
 — Кто знает, кто знает, — таинственно сказал я. — Я слышал, в архивах Нибиру есть немало интересной информации по предмету.
 — Давайте так, — оживился первый. — Вы, я вижу, человек неглупый. Я обеспечу вам доступ к архивам, если вы сумеете привести меня в прежнее, неразделённое, состояние! Мне как декану данного университета совершенно непозволительно демонстрировать перед студентами подобного рода двуличность.
 — Как я вас понимаю! — я протянул Грюндихам руку. — Идёт!
 — Превосходно, — обрадовался первый Грюндих. — Я договорюсь, чтобы вам выделили комнату в общежитии.

Палеонтологический университет был построен на обломках древнего монастыря, монахи которого тысячу лет ожидали приближения к Нибиру некой планеты, несущей спасение, впрочем, весьма своеобразное.
Согласно их верованию, сия загадочная планета в один прекрасный день должна была шлёпнуться с неба и навлечь на Нибиру фееричный апокалипсис, в ходе которого выжили бы исключительно люди с богатой эрудицией и незаурядным интеллектом, а прочие сгорели бы в адских муках.
Понятно, что мотивация к получению образования у монахов была весьма высока, и за то время, пока их сверстники безответственно прогуливали уроки и игнорировали домашнее задание, монахи скопили немалый багаж знаний и спрятали его в монастырском архиве, располагавшемся в подземной библиотеке, которая единственная уцелела, когда на монастырь упал метеорит, сжёг и разрушил его, убив всех монахов.
Некоторые тела потом находили в радиусе трёх километров, а тех, кому повезло меньше, прибило сразу на месте.
Ещё вчера я и не знал о существовании декана Грюндиха, а сегодня он поселил меня в одну из лучших комнат университетского общежития. Всё складывалось как нельзя лучше, не считая того, что я скоро умру, а спасти меня могло лишь то, чего никогда не существовало.
Приняв душ, пообедав в местном кафе и вернувшись к себе в апартаменты, я развалился в кресле и принялся вертеть Дупликатор, как я окрестил пирамидку Грюндиха, в руках.
Наверно, здесь должны были быть какие-то кнопки, рычажки или секретные пазы. Должно быть что-то, что должно двигаться и включать или выключать данную штуковину. Или же она активируется прочтением обрамляющих её рун?
Если так, то дело безнадёжно — Грюндих, возможно, и сумел их прочитать, а вот для меня они выглядели как филькина грамота.
Я настолько погрузился в собственные мысли, что не заметил, как встал и прошёл на кухню, чтобы приготовить кофе.
Вернувшись, я сел на соседний с собой стул, и пока я напряжённо водил пальцами по Дупликатору, я вытянул ноги и уставился в окно.
Лишь через несколько секунд я понял, что изучаю пирамиду и смотрю в окно одновременно. То есть меня два.
Вернее, я был один, но в двух телах. Я сидел одновременно на двух стульях и делал два разных действия, но это всё ещё был я.
Я встретился с собой взглядом, но здороваться мы не стали. Я же не шизофреник.
Я оглядел комнату, чтобы удостовериться, что места на двоих хватит.
 — Да расслабься ты, — сказал мне Экстраверт.
 — А кто из нас будет думать, ты, что ли? — ответил Экстраверту Интроверт.
 — Давай я вместо тебя подумаю, — предложил кто-то сзади.
Экстраверт с Интровертом вздрогнули и оглянулись на двух новеньких: Альтруиста и Эгоиста.
 — Тебе что, больше всех надо? — ответил Альтруисту Эгоист. — О себе подумай.
 — О, да у нас тут уже добрая компания! — обрадовался Экстраверт.
 — Кто сказал, что она добрая? — прорычал из угла Тёмный.
 — Друзья, не будем ссориться, — воззвал Светлый.
Итак, нас было уже шестеро.
 — Предлагаю выпить, — сказал Экстраверт.
 — С радостью, — согласился Интроверт.
Мы достали стаканы и виски из бара.
Интроверт и Эгоист пили больше всех. Эгоист из жадности, а Интроверт искренне.
Экстраверт балагурил и непрестанно наливал, Альтруист норовил помочь. Оба пили за компанию.
Светлый и Тёмный постоянно ссорились, но по мере опьянения всё труднее было разобрать, кто из них кто.
Сначала мы выпили за встречу. Но хотя каждый из нас выпил по малому стакану, опьянели мы в шесть раз сильнее обычного. И ничего удивительного, ведь за всех шестерых пил я один. Наконец, я захотел познакомиться друг с другом. Каждый из меня оказался очень интересным человеком.
Экстраверта звали Элайджа Феербах. Происходил он из знатного рода, имел титул барона и провёл детство в родовом замке на берегу Мунирианской Ривьеры. Чета Феербахов, мать и отец Элайджи, славились радушием и открытостью, воспитывали Элайджу в атмосфере любви и достатка и ни в чём ему не отказывали.
Большую часть жизни Элайджа посвятил своим увлечениям, среди которых были хождения под парусом, авиация и дружеские вечеринки. 
К сожалению, однажды Элайджа потерялся. Он смутно помнил, как это произошло. Его яхта налетела на рифы, он потерял сознание, а когда очнулся, из детства остались лишь остатки воспоминаний, а дорога домой была безнадёжно позабыта.
Интроверта звали Ош Лазинский. Он почти ничего не помнил из своей жизни. Самое яркое воспоминание было о том, как он плывёт с близкими на каком-то судне. У борта сверкали на солнце яркие рыбы, он наклонился за ними и упал за борт. Он закричал, и судно вернулось за ним. Его вытащили из воды, но он стал причиной того, что судно сбилось с курса и потерпело крушение. Он потерял всех близких, а выбравшись на сушу, понял, что стал сильнее. С тех пор он старался молчать и никогда не тянулся за яркими рыбками.
Мортимер Стук был альтруистом. Он рос в окружении добрых людей, которые любили его, а он любил их. Ведь люди всегда были добры к нему. Однажды добрые люди спросили, не хочет ли он отправиться в круиз. Это было на благотворительной лотерее в рождественский вечер. Свой выигрышный билет на каюту для самых близких людей на белоснежном лайнере ему отдал безногий чахоточный больной. В круизе Мортимер увидел, как мальчик, потянувшийся за яркими рыбками, упал в воду. Мортимер бросился к нему на помощь и закричал. Корабль развернули. Мальчика достали из воды, но корабль сбился с курса и потерпел крушение. С тех пор Мортимер стал Эгоистом.
Тёмного и Светлого звали Рейкьявик и Иссая. Однажды они стали свидетелями того, как творится беда. И один из них промолчал, а другой позвал на помощь.
Альтруиста звали Ягода, и ему было всё равно.

Поначалу я испугался, что внутри меня живёт столько людей. Однако уже к вечеру, когда был изрядно пьян, я с воодушевлением понял, насколько я разносторонняя личность, и оглянулся, чтобы поделиться этим радостным озарением с другими, но вдруг заметил, что в комнате я снова один.


Грюндих был невероятно раздосадован тем, что его идиотская сущность вышла наружу, оттого ходил в расстройстве целыми днями и в результате напутал при составлении собственного расписания. Как следствие, однажды утром обнаружил, что сам себе поставил лекцию по космологии и политике на одно время.
Однако же, согласно твёрдому убеждению Грюндиха, вести разговоры о политике мог и идиот, потому Грюндих-гений смело делегировал задачу Грюндиху-тупице.

Лекция имела столь оглушительный успех, что Грюндиха стали приглашать на все социально значимые мероприятия. Вскоре оказалось, что Грюндих одинаково хорошо разбирается не только в политике, но и в социологии, философии, мифологии древних викингов, разведении кроликов и акушерстве. Всё, о чём бы он ни говорил, он преподносил с такой завидной уверенностью, что зрители слушали открыв рот и внимали каждому слову мэтра.
Талант заметили за пределами университета. Уже через неделю ни одно заседание городского совета не обходилось без его видения перспектив городского озеленения или планов по оптимизации дифференцированного налогообложения.
Умный Грюндих был рад, что глупый активно занимается гражданской деятельностью, то есть не путается под ногами. Однако же уже скоро харизма Грюндиха-идиота выросла настолько, что им двоим уже было не поместиться в университетских покоях, и умный Грюндих вынужден был жить в кладовке, лишь изредка показываясь на свет, чтобы перекусить.


Дабы моё нахождение в архивах и в стенах университета в целом не вызывало вопросов, Грюндих оформил меня в штат в качестве преподавателя. Безусловно, преподаватель, ничего не преподающий, через некоторые время начал бы вызывать подозрения, а я не знал, сколько времени мне понадобится на изучение университетских архивов. Грюндих хоть и считал меня профессором по детерминизму, сам-то я не забывал, что являюсь специалистом широкого профиля, то есть полным профаном.
В один из дней Грюндих представил меня преподавательскому составу. В основной массе своей это были седые, пропахшие средством от моли толстячки, питавшиеся чужими мыслями, неустанно пережёвывавшие чужие идеи и отрыгивавшие собственные трактовки чужих озарений. На сотню таких паразитов находилась одна светлая голова, однако в авторитетных кругах даже самая светлая голова способна поникнуть и начать пахнуть средством от моли.
На этом фоне я скоро заслужил особый статус. Так как ни в каких науках, кроме лжи, я особо не разбирался, я ходил всюду гусем, тыкал пальцем, вставлял своё слово в каждый разговор и потому слыл глубоким человеком и интересным собеседником.
А так как многое из того, что я говорил, в силу моей откровенной необразованности в вопросе, зачастую шло вразрез с накопленными человечеством за тысячелетия истории науки знаниями, меня считали учёным новой формации с идеями, опережающими своё время.
Так, например, во время своего диспута в столовой с профессором Зададюной я отверг существование недавно открытой фиолетовой материи, аргументируя это тем, что, в отличие от тёмной материи, фиолетовую никто не видел. А когда Зададюна, краснея от возмущения, ткнул мне под нос расчёты, призванные доказать мне мою неправоту, я с негодованием разорвал на глазах у всех голограмму испещрённых цифрами и формулами листов. А что мне оставалось — не читать же их в самом деле?!
Ставший свидетелем инцидента ректор университета вечером вызвал меня к себе. В доверительном разговоре он предложил мне написать какой-нибудь научный труд, который предлагал за немалые деньги купить у меня, дабы опубликовать под свои именем, что, как он надеялся, поможет его карьере в свете грядущих перевыборов.
Это было мне на руку, потому как в известной степени избавляло от необходимости вести преподавательскую деятельность, и я немедленно согласился.
Когда я вернулся к себе в комнату, солнце опускалось за верхушки сосен, высоко в небе светила луна, хотелось есть, холодильник был пуст. Я разложил перед собой чистые листы бумаги, взял перо и написал название будущей работы:
«Смена дня и ночи, или Еда как иллюзия».

«Глава 1.
Испокон веков, почти с самого начала своего существования человечество хотело есть», — начал я.
На этом месте я сделал паузу и решил не писать столь категоричных утверждений бездоказательно.
«Доказательства тому мы находим в научных трудах Э. Добронравова и Б. Розенкранца», — сослался я.
Конечно, никаких учёных Добронравова и Розенкранца никогда не существовало, но так мой опус выглядел серьёзней, да и кто станет это проверять.
«Косвенные доказательства желания перекусить мы находим и в многочисленных трудах классиков мировой художественной литературы», — добавил я.
«Желание позавтракать, а также пообедать, а иногда и сытно поужинать, хотя лучше и то, и другое, и третье, является столь же непреложной истиной, как смена времён суток. Причём именно в таком порядке, а никак не наоборот — это столь же непререкаемый факт, как то, что за утром следует день, а за днём вечер.
Однако же официальной науке известен случай, когда следом за днём сразу наступило утро, но это произошло лишь однажды, в эпоху мрачного средневековья в 2033 году от Рождества Христова.
Сия метаморфоза вызвала массовые народные волнения и, как следствие, полнейший крах экономики микронезийского региона, что чуть не привело к противостоянию северного и южного полюсов».
В желудке урчало и дальше писать про еду не было сил. Я спустился во двор и отправился на охоту. Моей жертвой стал припозднившийся лоточник, у которого я купил порцию мороженого. Перекусив в парке на скамейке, я почувствовал, что проблема мирового голода сильно преувеличена, и в хорошем расположении духа, вернувшись за рабочий стол, закончил первую главу, подарив читателю надежду своим оптимистичным тоном.
Ничто так не способствует хорошему сну, как творческая самореализация и ужин.
Каждый день я выдавал короткие главы, в любой момент ожидая, что ректор догадается, что это полная ахинея. Вторую главу я озаглавил «История вопроса»:
«СМЕНА ДНЯ И НОЧИ, ИЛИ ЕДА КАК ИЛЛЮЗИЯ. Глава 2. История вопроса.

Недостаточная точность современных измерительных приборов, а также сложность анализа имеющихся у современной науки данных не позволяют с точностью определить, когда именно человек впервые поужинал, равно как и установить, что именно это было за блюдо или хотя бы к какой кухне оно принадлежало.
Вокруг данного вопроса не утихают научные споры, сейчас же можно лишь с известной долей приблизительности заявить, что это было около восьми часов вечера и, скорее всего, подавались лёгкие холодные закуски».

В третьей главе я затронул социально значимые вопросы, глава была пересыпана подобными перлами:
«С изобретением встраиваемой бытовой техники роль женщины в политике значительно возросла. Если в предыдущие эпохи активной социальной деятельностью из женщин занимались лишь единицы, не умевшие готовить, то с изобретением бытовых приборов готовить умели всё меньше женщин».

Пока ректор был готов кормиться этой чушью и не знал, продолжать считать меня гением или признать шарлатаном, я мог быть спокоен и проводить всё свободное время в архивах.
Однажды, в обеденный перерыв, углубившись в чтение, по дороге в столовую я сбился с пути. Я читал найденную в архиве утром книгу под названием «Смысл жизни» и, листая страницы, не заметил, как свернул не в тот коридор, и вдруг оказался перед дверью с табличкой, гласившей «Факультет Удачеведения. Экспериментальный отдел».
Удача бы мне пригодилась. Я вежливо постучал и вошёл.
 — Профессор Фрейд!
Я кивнул, польщённый тем, что был узнан.
Приветствовавшие меня молодые люди и девушки стояли, образуя круг метров трёх в диаметре. Лица их были напряжены, читалась досада, усталость и замешательство.
Очевидно, это были студенты, занимавшиеся практическими занятиями.
 — Привет. Никогда здесь ранее не бывал. Чем занимаетесь? — поинтересовался я беззаботно.
 — Проводим эксперимент, — тяжело ответил один из молодых людей.
 — И как успехи?
 — О боже, это ужасно! — ответил парень. — Эксперимент ещё не начался, а уже оказался на грани провала.
 — Поясни, — попросил я.
 — Видите ли, мы изобрели средство для повышения персональной удачливости и собирались его испытать.
 — И в чём сложность?
 — В том, что сейчас нам нужно выбрать того, кто будет испытывать.
 — И? — не понял я.
 — Проблема в том, что мы не знаем, как нам выбрать этого человека.
 — Ну выберите его жеребьёвкой, — предложил я. — Кому повезёт, тот и будет счастливчиком.
 — В том-то и дело! — воскликнул мой собеседник, страдая от моей непроходимости. — Как можно испытывать средство для удачи на том, кому везёт? А что, если, напротив, средство может причинить вред испытателю? Тогда результат жеребьёвки следует расценивать, наоборот, как неудачу. В таком случае средство, которое приносит неудачу, будет испытано на неудачнике. Вы представляете, какие последствия это может иметь для испытателя?!
 — Хм-м, — задумался я, — а как называют того человека, который действует по принципу «будь что будет»?
 — Фаталист? — неуверенно произнёс мой собеседник и вдруг воскликнул, — Гениально! Нам нужен фаталист! Но где же его найти?
 — К вашим услугам, — кивнул я. — Давайте это ваше средство мне, потому что «будь что будет» — это про меня.
 — Вы наш спаситель, — парни зааплодировали, а девушки чмокнули меня в щёку. Это я удачно зашёл.
Меня вывели на улицу. Выглядело это примерно так: я шествовал в качестве объекта наблюдения, а в двадцати метрах позади меня семенили бесстрашные исследователи.
Средство для повышения персональной удачливости представляло собой небольшой кулон. Едва мне повесили его на шею, как фортуна взяла меня в свои цепкие руки.
Сначала за мной погналась бродячая сублезака. Но мне повезло: рядом был забор и я перепрыгнул через него. За забором была стройка, и я упал в строительную канаву, но мне снова повезло, и я ничего не сломал. Робот-охранник был частично разряжен, и выстрелом меня парализовало лишь наполовину — опять сплошное везение. Хромая, я вывалился на пешеходный переход, где меня сбила машина. Врач сказал, что мне повезло, что я остался жив.
Страшно представить, что было бы, если бы на мне не было кулона удачливости.
Я попытался вернуть гаджет научном коллективу, но они в ужасе разбежались. Пожав плечами, я оставил кулон себе. Пригодится.

Итак, время шло, а поиски мои были безрезультатны. Кроме как в сказках и легендах, Ларианский Огонь нигде не упоминался. Я готов был ухватиться и за соломинку, но даже в этих произведениях фольклора не было сколь-нибудь конкретной информации по статусу и нынешнему местоположению объекта.
Пока однажды, наконец, мне не повезло. Извлёкши на свет божий из-под слоя пыли увесистый фолиант, я с надеждой и трепетом обнаружил на нём слова, гласившие:
«История Земель. Научный труд преподобного брата Иммануила Светоча-Истинного».
Научный труд по истории — это дело серьёзное, тут вас не обманут.
И я стал бережно ворошить пожухшие страницы непредвзятой правды.
Образ за образом вставали перед моим мысленным взором события прошлых дней.
Книга представляла собой подробную хронику, где страница за страницей брат Иммануил старательно описывал заслуживающие внимания происшествия последних сотен лет, от монастырского чемпионата по регби, закончившегося многодневным массовым помешательством и танцами, до разгона ячейки мирового правительства в Институте Политологии и Психиатрии.
И вдруг — о счастье! — когда я почти отчаялся, моему взору открылось эпическое полотно о двух страниц, в столь лаконичном формате едва сумевшее вместить в себя всю масштабность описываемой драмы.
Да-да, я наконец-то нашёл реальную историческую заметку о Ларианском Огне!
О чём же гласила данная заметка?
В далёком героическом прошлом, когда Нибиру ещё была разделена на страны и государства, величественный король Батук, возвращаясь с царской охоты, попал под дождь и, дабы уберечь себя от непогоды, а коней от распутицы, укрылся в мрачной пещере, в народе прозванной Зловещей Ловушкой. Нисколько не озаботясь подозрительным наименованием — ибо храборость его не знала границ — король Батук, владыка всех местных земель, спокойно заснул на мягком родном каменном полу.
Когда же он проснулся, была тёмная ночь, а на небе не было ни звезды, и король потерялся в сводах пещеры и, не в силах найти выход, углубился в недра горы.
Именно там-то взору его и предстал благодатный свет легендарного Ларианского Огня.
Взяв Огонь в руки, король Батук тут же почувствовал огромный прилив сил. Весь мир, казалось, был готов лечь у его ног, горы — раздвинуться, а море, попадись оно ему по пути, едва ли доставало бы до колен.
Освещая себе путь сакральным артефактом, венценосная особа обрела чувство ориентации и вскоре выбралась из пещеры наружу.
Вспрыгнув на королевского коня, Батук немедленно направился к себе в замок, держа Ларианский Огонь, словно факел, впереди себя на вытянутой руке.
Но полон злобы и зависти мир международных отношений.
Владыка соседнего государства, король Табук, прознав про такую удачу сопредельной державы, не в шутку закручинился и, будучи охочим до интриг — в меру своего понимания этого слова и внешней политики — собрал армию и напал на владения Батука.
Молниеносным броском Табук осадил замок Батука армией, в сотни раз превышавшей гарнизон замка.
Но Батук не отчаялся. Поднявшись на самую высокую башню замка, вознёс он молитвы нибируанским богам, воздел руку, сжимавшую Ларианский Огонь, и, обратившись с пламенной речью к воспрянувшему гарнизону, повёл своих солдат в атаку.
И случилось чудо! Наполнились чресла воинов силой дюже, взыграла отвага в их сердцах, разбили они армию Табука, а самого Табука заточили в Зловещей Ловушке на веки вечные!
Ларианский Огонь же был помещён на священное место в тайной комнате в замке Батука.
Я вытер пот со лба. Заметка закончилась. Оставалось узнать, где этот замок Батука.
Заметка преподобного брата Иммануила ссылалась на «Летопись Бед и Свершений» достопочтенного инока Морока Мудрого.
«Где же её, чёрт возьми, искать?!» — взмолился я и увидел, что она лежит следующей в той же стопке, откуда я взял «Историю Земель» брата Иммануила.
Вот так удача!
Я схватил труд инока и принялся судорожно листать в поисках упоминаний Ларианского Огня.
Наконец, я нашёл главу «Летописи» Морока, взятой Иммануилом за источник своей «Истории».
В ней, правда, упоминались не короли Батук и Табук, а князья с теми же именами. Но это же не суть важно — очевидно, что это были те же исторические персонажи.
«Укрываясь в Безымянной Пещере…» — читал я. Вот она, опять пещера! Источники не врут! Правда, здесь она прозвана Безымянной Пещерой, а не Зловещей Ловушкой, но, возможно, либо инок Морок был хуже проинформирован, либо брат Иммануил немного приукрасил.
Итак, укрываясь в Безымянной Пещере,  говорилось в летописи,  от непогоды со своей дружиной по пути к замку, занедужил князь и, заходясь в тяжёлом кашле, велел повару приготовить ужин, чтобы восстановить силы. Однако кончилась в обозе провизия, а охотники не смогли добыть зверя, так как вся съедобная живность в такую погоду попряталась по норам.
Закашлялся князь пуще прежнего и велел слугам собрать дров и развести костёр, дабы согреться. Однако слуги не смогли найти сухих дров, ибо весь лес во время ливня отсырел, да и спички у слуг промокли. В общем, вернулись слуги, поклонились князю виновато и развели руками.
Тогда приказал князь личному адъютанту подать вина, однако оказалось, что бурдюк с вином прохудился и всё вино вытекло по дороге.
Совершенно расстроенный таким неквалифицированным персоналом и общей неорганизованностью происходящего, князь отчаялся и, предчувствуя свою скорую кончину от усиливающейся болезни, вовсе потерял веру в своё выздоровление, как, впрочем, и в человечество, и велел отнести себя вглубь пещеры и там оставить умирать, подобно древнему мамонту.
Напоследок завещав солдатам по возвращении казнить повара, слуг, охотников и адъютанта.
С подозрительной готовностью княжеские соратники прислушались к последней воле умирающего и, взвалив его на плечи, тяжело понесли под тёмные пещерные своды.
Однако в глубине пещеры своды оказались освещены загадочным артефактом, которым был, конечно, Ларианский Огонь. Скорбящая дружина сложила князя на пол возле Огня, отчего князь неожиданно быстро согрелся, перестал кашлять и вовсе почувствовал себя довольно сносно.
Вернувшись наутро с живым и здоровым князем ко входу в пещеру, дружина обнаружила отсутствие адъютанта. Однако, не ожидая ничего дурного, все предположили, что того просто-напросто растерзали дикие звери, и спокойно продолжили путь к замку.
Однако, как оказалось, княжеский адъютант ввиду своей глубокой подлости вовсе не был растерзан зверями, как и не собирался быть казнённым солдатами князя, поэтому выбрался из пещеры раньше всех остальных и поспешил сквозь лес к ближайшему врагу князя и его соседу по земельному участку, князю Табуку, чтобы рассказать тому о чудесной находке в недрах пещеры.
К вечеру князь Табук, снедаемый завистью, с войском окружил дружину Батука в лесу и попытался перебить её в полном составе, включая самого Батука, дабы завладеть чудесным артефактом.
Однако за прошедшие сутки Ларианский Огонь не только полностью излечил Батука от простуды, но и, как оказалось, придал тому нечеловеческую силу, вследствие чего Батук с дружиной одержал верх над Табуком и его войском, после чего присоединил земли Табука к своим, Табука заточил в башню, а Ларианский Огонь спрятал в тайной комнате.
Опять тайная комната! Но вот досада: в летописи инока Морока Мудрого также не разглашалось местоположение этой самой комнаты.
Однако «Летопись Бед и Свершений» инока Морока Мудрого ссылалась на собрание записей народного сказителя Феврона Оглоеда под названием «Басни и Легенды Старины».
Но, к моей великой тревоге, инок Морок в комментариях сообщал, что записки Феврона Оглоеда были изданы всего в одном экземпляре, ибо должны были распространяться, согласно завещанию самого автора, великого народного сказителя, как и подобает народным сказаниям, из уст в уста.
Вот те на! Где же мне искать этот единственный экземпляр?
Я обеспокоенно отложил «Летопись» в сторонку и вдруг заметил, что следующей книгой в стопке была как раз «Басни и Легенды Старины».
Ну конечно, где же ей быть, как не в знаменитой Нибируанской библиотеке!
Я схватил потрёпанную книжку в мягкой обложке и быстро нашёл соответствующую главу.
Я, правда, был несколько удивлён, что в ней речь шла уже не о князьях Батуке и Табуке, а о почётных гражданах некого города с такими же именами.
В один прекрасный день, говорилось в потрёпанной книжке, знатный горожанин Батук решил увеличить свой винный погреб. В процессе рытья он наткнулся на загадочный предмет, которым, по всей видимости, являлся знаменитый Ларианский Огонь из мифов. Точно не понимая, что же он нашёл, но не сомневаясь, что что-то ценное, горожанин Батук изрядно обрадовался и припрятал находку в доме.
Закончив расширять свой и без того обширный винный погреб, Батук пригласил отпраздновать это событие не менее знатного горожанина Табука, который проживал в соседнем особняке.
В особняке Батука оба знатных горожанина знатно напились вина, после чего Батук проговорился Табуку о своей находке.
Зависть взыграла в Табуке. Он попросил Батука показать, где именно был найден предмет, и не ожидавший предательства Батук повёл гостя в винный погреб.
Когда же оба дошли до того края винного погреба, где находка была сделана, Табук принялся настаивать, что эта часть винного погреба Батука находится на его, Табука, земле, а точнее, под его, Табука, землёй, а это значит, что загадочная и богато выглядящая находка, несомненно, должна принадлежать Табуку.
Между двумя знатными и изрядно подвыпившими горожанами произошла ссора, вследствие которой Батук одолел Табука, ибо Ларианский Огонь придал сил ему как законному владельцу.
Табук был сдан полиции, а Ларианский Огонь заперт — где бы вы думали? — в тайной комнате.
В свою очередь книга «Басни и Легенды Старины» достопочтенного сказителя Феврона ссылалась на криминальную хронику Скоропостижской губернии позапрошлого века.
Конечно же, я ожидал увидеть, согласно наметившейся тенденции, криминальную хронику следующей книгой в стопке, однако, к моему разочарованию, под «Баснями и Легендами Старины» в стопке лежал лишь потрёпанный географический атлас с бесполезными старинными картами. Атлас был обёрнут в газету.
Повертев книгу в руках, я вдруг заметил на газете крупные буквы «КРИМ». Я срочно развернул газету, чтобы увидеть заголовок полностью. Газета оказалась «Скоропостижскими новостями», а заголовок гласил «КРИМИНАЛЬНАЯ ХРОНИКА».
Глупо было надеяться, но мне опять везло: именно в этом номере «Скоропостижских новостей» была заметка о ссоре неких фермеров, которых звали Батук и Табук. Сухим полицейским языком в ней сообщалось вот о чём:
Некий крестьянин деревни Великие Скоморохи по имени Табук задумал углубить сортир, ибо сортирная яма переполнилась и дерьмо грозило перелиться через край и заполнить весь двор. Дабы не горбатиться в одиночку, Табук пригласил в помощь своего соседа Батука, мотивировав того тем, что рано или поздно фекалии и их запах доберутся и до соседского участка.
Вооружившись лопатами, двое «друзей» рассудили, что негоже лезть в говно трезвыми. Табук вынес из дома браги, и активными возлияниями соседи принялись повышать свою совместимость с дерьмом.
Наконец, приведя себя в соответствующее состояние, они взялись за дело. Первым за дело взялся Батук, и сразу же ему сопутствовала удача: гнилые доски подмостка не выдержали и Батук провалился в яму. Побултыхавшись минуту в соседских фекалиях, счастливчик вынырнул, держа в руках сверкающий артефакт, нащупанный им на дне ямы.
Узнав в артефакте легендарный Ларианский Огонь, Табук прекратил пить, воспылал завистью, поднялся на ноги и треснул Батука лопатой по голове.
Так их и нашли позже соседи и полиция, лежащими рядом — Табук мертвецки пьяный на земле, а Батук просто мёртвый спиной вверх в яме с дерьмом.
Так вот в какой тайной комнате и пещере был найден и вновь утерян Ларианский Огонь. Как ни удивительно, но в заметке ничего не сообщалось о его дальнейшей судьбе. По тону заметки было понятно, что мало кто всерьёз поверил в рассказ Табука, беглый осмотр места происшествия ничего не дал, а нырять в дерьмо глубже желающих не нашлось — археология была тогда ещё слабо развита.
Ну что же, мне оставалось разыскать эту самую деревню Великие Скоморохи, только где же её искать?! За столетия топонимика существенно изменилась, да и самих старых деревень могло больше не существовать.
Я зажмурился и вошёл в Сеть. Мысленно набрал поисковый запрос, но деревня Великие Скоморохи не находилась. Невероятно, словно кто-то подчистил любые упоминания об этом месте.
Эх, вот бы мне раздобыть старинный географический атлас... Ах, ну да, вот же он у меня в руках.
Современным поисковым системам следовало поучиться алгоритмам у Нибируанской библиотеки. Странно, но меня в тот момент совершенно не насторожило, что искомые документы словно сами шли мне в руки.
Я без промедления отыскал в атласе нужное мне название деревни, запомнил номер страницы и пролистал до нужной карты.
На карте не было ни ширины, ни долготы, но, побродив пальцем по нарисованным рекам и дорогам, я наконец нашёл весьма существенный ориентир. Это был тот самый монастырь, уничтоженный много лет назад, в библиотеке которого я сейчас находился.
Сердце моё билось всё чаще, я сунул атлас за пазуху и поспешил на улицу. Был уже поздний вечер, на улицах никого не было, даже раскидистые кроны деревьев хранили тишину, словно спали. На стоянке такси в ста метрах от главного университетского корпуса я сел в первую же попавшуюся машину и показал роботу-водителю карту.
 — Мы, — объяснил я громко. — Вот здесь.
Я ткнул пальцем в монастырь.
 — А надо — сюда.
Я ткнул пальцем в деревню Великие Скоморохи.
Водитель моргнул механическими глазами.
Очевидно, в этот момент в его электронных мозгах древняя карта накладывалась на современную.
 — Маршрут построен, — наконец сказал он. — Как желаете ехать: молча или с разговорами?
 — Всё равно, — отмахнулся я в предвкушении скорой добычи.
 — Могу рассказывать анекдоты, — перечислял опции таксист, — Говорить о политике. Сокрушаться о женском коварстве.
 — Неинтересно, — ответил я.
 — Специально для вас, — продолжал рекламировать водитель, — Могу рассказать историю своей никчёмной жизни, чтобы вы подняли за счёт меня свою самооценку.
 — Давай лучше молча, — решил я, — А впрочем, расскажи мне новости.
 — Как скажете, — учтиво ответил таксист, выдержал паузу, настраиваясь на нужный радиоканал, и из его рта зазвучал голос новостного диктора.
 — С нескрываемой радостью встретили илмарианские войска жители карликовой планеты Галопия. Карликовое правительство Галопии уверено, что в составе Илмарианской Империи их планету ждут процветание и порядок.
 — Илмарианский министр Хроннинг объявил о начале четырёх новых археологических экспедиций в самые удалённые уголки галактики в поисках древних артефактов. По словам господина Хроннинга, илмарианская наука испытывает небывалый подъём, что является следствием мудрого руководства илмарианского правительства.
 — С верфей илмарианского звёздного флота спущен на орбиту планеты Пирс крупнейший в галактике звёздный линкор «Молчаливый Орёл».
 — Правительство Великой Гербарианской Империи обеспокоенно наблюдает, как илмарианские геологи приступили к разработке полезных ископаемых в радиоактивном поясе астероидов Дюран.
«Слишком много илмарианского в новостях», — подумал я и раздражённо попросил таксиста выключить радио.
 — А мы почти приехали, — сказал в ответ робот-водитель. Я присмотрелся сквозь ночную темноту. Впереди виднелись невысокие строения, двух-, трёхэтажные здания в классическом стиле. Как и вся архитектура Нибиру, они были похожи на корпуса университетского кампуса. Некоторые были увиты плющом, иные прятались за массивными деревьями. Похоже, столичный пригород. Мы въехали под фонари пустующих улиц.
 — Какой адрес? — уточнил таксист.
 — Понятия не имею, — признался я. — Остановитесь на минуточку.
Такси прижалось вправо и остановилось.
Я раскрыл атлас, нашёл страницу с более детальным изображением Великих Скоморохов. На карте были обозначения улиц, но я не знал, на какой из улиц проживали Табук и Батук.
Я развернул газету и перечитал заметку. В ней также не был указан адрес.
Похоже, удача закончилась. Я в расстроенных чувствах сложил газету и вдруг увидел на последней странице некролог.
«Скоропостижно скончался, — говорилось в "Скоропостижских новостях", — житель деревни Великие Скоморохи Батук. Друзья и кредиторы приглашаются завтра в дом почившего на пересечении улиц Заунывная и Бесконечная.».
Ниже жирным шрифтом шла эпитафия «Умер достойно, как и жил!».
Иронично, учитывая обстоятельства смерти Батука.
 — Едем на пересечение улиц Заунывная и Бесконечная, — велел я.
Ведь если Батук и Табук были соседями, то и их дома (и сопутствующие постройки) находились рядом.
 — Таких улиц не найдено, — сообщил таксист после некоторой паузы.
Мы оба уставились на разворот атласа с изображением улиц Великих Скоморохов.
 — Наложи современную карту, — велел я.
Таксист «подумал».
 — Современная карта улиц совпадает не на 100%.
 — Понятное дело, — вздохнул я. — Сотня лет прошла.
 — Однако, — продолжал робот, — овраг всё на том же месте.
Я рассмотрел на карте овраг.
 — Отлично! Ты сможешь определить местоположение по этому оврагу?
 — Готово, — сказал таксист. — Требуемое место находится на пересечении улиц Прогрессивная и Долгая.
 — Поехали! — скомандовал я.
Мы поехали.
«И что я там увижу? — подумал я. — Это уже другой город, другие улицы. Неужели я и правда надеялся, что там по-прежнему стоит сортир?»
Через две минуты мы приехали на пересечение улиц Прогрессивная и Долгая. Теперь здесь стоял Музей Современного Искусства.
На том же такси я вернулся в университетский кампус, прошёл в свою комнату в общежитии и лёг спать. Жить мне оставалось две недели, я знал предположительное местонахождение Ларианского Огня, и мне нужен был план.
«Конечно, я мог бы стать современным художником, — размышлял я, засыпая, — создать десяток шедевров, устроить собственную выставку и под этим прикрытием изучить закрома музея. Но на это потребовался бы целый месяц — одна только возня с открытием выставки займёт три недели.
Другой способ: устроиться в музей охранником. Но получить сертификат охранника занимает и того больше времени. Ведь в охранники берут только после серьёзного обучения и только после сдачи экзаменов на широкую эрудицию».
На следующее утро план был готов. Я отправился к Грюндиху, к тому, который жил в кладовке, то есть к умному. Его глупая ипостась занимала сейчас весьма высокий пост в правительстве, и я собирался воспользоваться административным ресурсом. Однако к Грюндиху-чиновнику было не пробиться, ибо он с утра до ночи блюл интересы народа, поэтому был окружён солидной охраной.
Умный Грюндих согласился помочь. Признаюсь, он сначала не понимал, зачем это делать, и мне пришлось приложить некоторые усилия, чтобы его убедить. Главным аргументом для него стало моё обещание снова сделать его единым целым с его вторым «я», глупым Грюндихом. Ведь, чтобы стать одним целым с глупцом, надо совершить что-то невероятно глупое.
Конечно, при этом я не стал рассказывать Грюндиху, что собираюсь с его помощью ограбить музей.
Ну как ограбить?.. Скорее взломать и взять то, что, предположительно, находилось под музеем. Так что грабил я скорее сортир Табука. Но для этого мне требовался доступ в музей, без посетителей и охраны.
Гениальность моей идеи граничила с кощунством. Издавна берёт своё начало традиция устраивать по всякому поводу «День без...», когда обыватели под тем или иным предлогом в порыве единодушия отказываются на один день в году от чего-либо: от личного транспорта, электричества, психотропных препаратов, мяса или домашних животных.
Я решил с помощью Грюндиха учредить на Нибиру День без Искусства.
В условленный день, пока глупый Грюндих собирался на работу, умный Грюндих выбрался из кладовки и подсыпал тому в чай снотворного. Глупый Грюндих, зевая, съел завтрак, допил чай и почувствовал непреодолимое желание вернуться в кровать. Умный Грюндих помог своему второму я раздеться и, надев его костюм, вышел из комнаты и в сопровождении ничего не подозревающей охраны отправился в городскую ратушу.
Там он созвал телеконференцию и объявил каждый второй вторник июля, то есть завтра, Днём без Искусства.
Понедельник я провёл, занимаясь приготовлениями к завтрашнему «делу».
И вот День без Искусства настал.
Жители Нибиру, будучи прогрессивными существами, восприняли новое веяние с должными энтузиазмом и ответственностью.
Я вышел из дому, то есть из общежития, катя за собой огромный чемодан. Идя по улице, я не без злорадной гордости оглядывал «мир без искусства».
Никто не читал на скамеечках в парке. Музыканты не играли на проспекте. Дети не рисовали мелками на асфальте.
Кинотеатры были закрыты.
Посетители уличных кафе, по неосторожности похвалив блюдо, наносили тем самым повару смертельное оскорбление, сравнив его творение с произведением кулинарного искусства, он хмуро забирал приготовленное, нёс его на кухню, доводил до крайне непритязательного состояния и возвращал обратно пристыженным едокам.
Уличные статуи были зачехлены, витрины магазинов зашторены.
Жители Нибиру с трепетным воодушевлением возвращались к истокам.
Я с трепетным воодушевлением возвращался к музею.
До музея в этот раз я решил добраться пешком, чтобы не оставлять следов в памяти робота такси или в навигационной системе арендованного автомобиля. Интересно, откуда у меня такие криминальные навыки? Ах, ну да — я же криминальный элемент, авантюрист, ныне переквалифицировавшийся в археолога. Содержимое чемодана, который я волок сейчас за собой, было тому лишним свидетельством.
Благо идти до музея было не более полутора часов.
Как я и ожидал, музей оказался закрыт и безлюден. Конечно, никто не посещает Музей Современного Искусства в День без Искусства. Я подёргал дверь, чтобы убедиться, что она заперта. Уверен, охранника внутри также нет — у них очень сильный профсоюз, который не позволил бы им работать в такой святой праздничный день, как День без Искусства. И неважно, что он был учреждён лишь вчера.
Итак, первое препятствие на моём пути — замок музейной двери. Пришлось вспомнить детство: накануне я приобрёл в хозяйственном магазине несколько самых обычных в быту вещей и изготовил из них несколько необычных вещей. Я разложил чемодан, наполненный необходимыми мне инструментами. Первым из них была отмычка, изготовленная мной вчера вечером из миксера и мышеловки.
Замок я вскрыл без труда и поспешно вошёл. Музей начинался с небольшого высокого коридора, далее шли многочисленные обширные залы, уставленные и увешанные экспонатами.
Войдя в первый зал, я достал из чемодана свой следующий инструмент. Он состоял из трости, на которую был прикреплён эхолот, купленный накануне в магазине для рыболовов, планшет и усилитель сигнала. Собранное из этих деталей устройство поможет мне заглянуть под музейный пол.
Я включил этот самодельный искатель, и на экране планшета высветились подмузейные недра. В основном это была чернота почвы, с редкими пустотами и мелкими деталями вроде камней. Работы предстояло много. Прохаживаясь от стены к стене зигзагами, мне предстояло изучить всё пространство под музеем, ведь я не знал точно, где находился сортир Табука.
Музейный пол был покрыт красивым мрамором, стены были каменные. Огромные своды музея отражали эхо моих осторожных шагов.
Через час я закончил в первом зале и перешёл во второй. Всё безрезультатно. Ещё через час я переместился в третий зал. Как я видел на многочисленных планах, висевших на стенах, музей состоял из пяти залов, расположенных в виде буквы Н. Третий зал был перемычкой этой буквы.
И вот удача! Посередине третьего зала мой искатель выхватил под землёй что-то, смутно напоминавшее бутон цветка. А ведь именно так, согласно преданиям, и выглядел Ларианский Огонь. Бутон располагался на трёхметровой глубине в яме, заполненной менее плотным грунтом. Я был уверен, что это выгребная яма Табука и на дне её — Огонь. Оставалось только добраться до него.
Я вытащил из чемодана промышленный лазер и быстро вырезал в мраморном полу квадрат размером два на два метра. Не без труда поддел квадрат киркой и отодвинул его в сторону. Теперь передо мной было примерно три метра грунта, который надо было выкопать. Точнее, не просто грунта, а закаменевшего дерьма. Я достал из чемодана короткую лопату. Нет, конечно, можно было попробовать использовать лазер. Но копать дерьмо лазером — это всё равно что... копать дерьмо лазером.
Придётся копать лопатой, а дело это трудоёмкое, независимо от того, насколько эволюционировала лопата за прошедшие тысячелетия. Я копал час или два, весь взмок и перепачкался. Сначала яма моя была широкая, но по мере углубления сил моих становилось всё меньше, и яма становилась всё уже, приобретая форму перевёрнутого конуса. Наконец, согласно показаниям искателя, Ларианский Огонь должен был находиться примерно в тридцати сантиметрах под слоем грунта. Я отложил лопату, чтобы не повредить артефакт, залез в яму головой вниз и принялся углублять её руками. Я разгребал грунт — по крайне мере, так мне хотелось это называть — ладонями, и минут через десять ладони мои нащупали твёрдый предмет. Я судорожно стряхнул с него почвенные наслоения, и моему взору открылся яркий жёлтый, почти оранжевый, металл. Несомненно, это был Ларианский Огонь. Я откопал весь артефакт. Он имел, как и полагалось, форму костра или, как я уже упоминал ранее, бутона цветка и переливался жёлтым и огненно-красным оттенками. Пора было извлекать его наружу.
Я попытался выползти из ямы, но понял, что угодил в ловушку, словно угорь, заплывший в расставленный рыбаками рукав, или мелкая птаха, залетевшая в растянутый орнитологами сачок. Или идиот, забравшийся в конусообразную яму головой вниз.
Я стал кряхтеть, раздвигать ноги, пытаясь коленками вонзиться в стенки ямы, пытался помогать себе руками — сначала одной свободной, а затем, бросив Огонь, обеими, но всё безрезультатно — за пятнадцать минут моих стараний мне едва удавалось приподняться на полметра, после чего я позорно сползал обратно вниз.
Наконец, отчаявшись, я перестал бороться, сложил руки и безучастно сполз на дно. Так меня и найдут — думалось мне — носом вниз в выгребной яме. Возможно, сочтут за очередную инсталляцию и оставят так навсегда лежать в виде заурядного экспоната современного искусства. Вскоре я помру здесь от голода и жажды, тело моё с годами мумифицируется и станет символизировать собой жадность и глупость. К моему телу начнут водить школьные экскурсии, и учителя будут говорить зеленоглазым детишками, что если те будут плохо учиться, то кончат так же.
Из моих скорбных размышлений о собственном скудоумии меня вывел грозный окрик:
 — Ах ты вор! Попался?! А ну ни с места!
В этот момент мне захотелось зарыться поглубже, а суровый голос не унимался:
 — А ну руки вверх!
 — Простите, — взволнованно пропищал я, — учитывая моё положение, вверх — это куда? Вдоль тела или над головой?
 — Ах ты умничать?! — взревел голос. — А ну вот я тебе сейчас!!!
Я весь сжался, насколько это было возможно в моей ситуации. Наверху послышался какой-то шум и звук падающего тела, и кто-то крепко схватил меня за ноги. Крепкие руки рванули меня наверх и вытащили на пол. Я резко развернулся и сел, держа руки над головой в знак несопротивления.
Передо мной на полу лежал мужчина в костюме охранника, а рядом, ухмыляясь, стоял другой, в плаще и шляпе.
Он протянул мне руку, помогая встать на ноги.
 — У вас почти получилось, — сказал он, улыбнувшись, когда я встал.
 — Что именно? — спросил я с осторожной надменностью, отряхиваясь и пытаясь придать своему голосу достоинство, хотя и в переносном, и в буквальном смысле был с головы до ног в... неприятностях.
 — В одиночку добыть Ларианский Огонь.
 — Откуда вы знаете? Вы что, следили за мной?
 — С самого Турдориана. А вы хорош. Особенно с этой идеей про День без Искусства. Надо же: заставить всю планету делать то, что вам нужно. Не встречал такого трюка со времён государственного переворота на планете Жабоглот. Впрочем, именно с того дня планета Жабоглот и получила своё название, а я — внеочередное звание.
Он подался вперёд и протянул мне для рукопожатия руку.
 — Капитан Винегретов, — представился он.
Я пожал протянутую руку и почувствовал, что она так же крепка, как тогда, когда сжимала мои ноги.
 — Эмори Холден, — представился я. — Хотя, вы, наверно, и так всё про меня знаете.
 — Безусловно, — подтвердил Винегретов. — Однако я предлагаю продолжить разговор на моём корабле, — добавил он, поглядывая на начавшего приходить в себя охранника.
 — С ним всё будет в порядке? — побеспокоился я.
Не хватало ещё, чтобы на меня повесили вооружённое ограбление с причинением физических повреждений.
 — Безусловно, — ответил Винегретов. — Он просто нейтрализован колыбелизатором и сейчас очень крепко спит. Никаких увечий.
 — «Колыбелизатор»? — переспросил я изумлённо. — У вас есть такой гаджет?
 — Конечно, есть — мы же серьёзная организация, — ответил Винегретов.
Собрав и прихватив мой чемодан и Ларианский Огонь, мы поспешно покинули здание музея. Винегретов подошёл к живой изгороди, достал из кармана плаща брелок и нажал кнопку на нём, отключая маскировку корабля. Корабль, до этого практически невидимый на фоне кустов, теперь предстал нашему взору. Он был примерно шести метров в длину и формой напоминал катер для морских прогулок.
 — Прошу на борт, — пригласил капитан, когда открылся люк.
Мы заняли места в кабине, и под управлением Винегретова корабль взмыл в небо и завис над облаками.
 — Кстати, идея с простынями тоже была отличной, — наконец нарушил молчание капитан. — Мы планировали позволить вам сбежать днём позже, но вы и без наших подсказок справились великолепно.
 — Почему же вы меня не выпускали? — спросил я, и это был только первый вопрос из тех, что распирали меня изнутри в этот момент.
 — Во-первых, нам потребовалось время, чтобы распознать и обезвредить яд в вашей крови. А во-вторых, у нас были планы на вас, и мы хотели, чтобы у илмарианской слежки не возникло подозрений, что мы с вами сотрудничаем.
 — А мы сотрудничаем? — изумился я.
 — Плотнее, чем вы думаете. Хотя, должен отдать вам должное, вы почти всё сделали сами, — похвалил Винегретов.
 — Вы сказали, что обезвредили яд? Я не умру?
 — Не от яда. Яд сложный, но за три дня мы нашли противоядие. Остальное время мы думали, как лучше вас использовать.
 — Использовать меня?! — я почувствовал себя уязвлённым. — Да кто вы такие?
 — Мы — Межгалактическая Разведка, — ответил капитан, — представляем интересы миров, обеспокоенных возможной войной.
 — Войной?!
Винегретов кивнул.
 — Как вы уже знаете, господин Хроннинг — ближайший соратник императора Илмари. Последние несколько лет Илмарианская Империя наращивала свою военную мощь и усилила исследования в области новейших вооружений. У нас есть основания предполагать, что Ларианский Огонь нужен Илмарианской Империи для победы в большой галактической войне, которую они, вероятно, планируют.
 — Но как Ларианский Огонь поможет им победить? — скептически воскликнул я. — Разве его волшебная сила — это не миф?
Винегретов оторвался от созерцания облаков, посмотрел на меня и ответил с усмешкой:
 — Мы никогда не сомневались в том, что Ларианский Огонь существует. Но, согласно результатам последних исследований наших историков и антропологов, он был всего лишь ночной вазой, в древние времена принадлежавшей вождю племени варваров, а впоследствии — многим поколениям нибируанских королей. Вы знаете, что такое ночная ваза?
 — Горшок для отправления естественных нужд, — ответил я и поморщился, вспоминая, как нежно обнимал эту диковинку совсем недавно. — И как же он может помочь илмарианцам выиграть войну?
 — Непосредственно Огонь — никак не поможет, — ответил Винегретов. — А вот эффект от его появления при дворе илмарианского императора — вполне. Илмарианцы свято верят в его силу, и сам факт того, что Огонь находится во владении их империи, способен укрепить их веру в непобедимость илмарианского народа и поможет императору легче манипулировать своими подданными, чтобы ввергнуть империю в кровавую бойню. Пропаганда, мой друг, но очень сильная пропаганда.
 — Ну, допустим, — протянул я задумчиво. — Но какая моя роль во всём этом? Или, выражаясь вашими словами, как вы планировали меня использовать?
 — Мы не сомневались, что илмарианские агенты будут за вами следить, поэтому позволили вам самостоятельно найти Огонь. Небольшое вмешательство с моей стороны понадобилось лишь сегодня, чтобы вытащить вас из... затруднительного положения. Илмарианские шпионы проследили ваш путь до музея, но дальше мы смогли от них избавиться. На Нибиру у нас есть своя агентурная сеть, хотя и малочисленная.
 — Боюсь, — продолжал капитан, — что, если бы они увидели вас выходящим из музея с Ларианским Огнём, он бы был уже у них в руках. Поэтому нам пришлось хитростью отвлечь их и заставить поменять диспозицию. И вот теперь вы здесь.
 — И что же вы от меня хотите? Чтобы я не отдавал Огонь илмарианцам?
 — Напротив, — сказал капитан, — именно это вы и должны сделать: встретиться с Хроннингом и отдать ему данный артефакт.
 — А как же война, пропаганда, кровавя бойня? — уточнил я.
 — Дело в том, что мы хотим, чтобы вы не только передали илмарианцам Огонь, но и побыли нашими глазами и ушами в тылу потенциального противника.
 — Хотите завербовать меня в шпионы? — прищурился я.
 — При всём моем уважении, Эмори, вы славный малый, находчивый и на редкость ловкий. Но как шпион вы пока ноль. Мы просто хотим, чтобы вы встретились с Хроннингом под предлогом передачи Огня, а остальное мы берём на себя. На вас установлена аппаратура слежения, через неё мы надеемся получить необходимые нам сведения.
Я был обескуражен:
 — Последний раз, когда я был в душе, никакой аппаратуры на себе я не заметил. А после Турдориана я уже несколько раз был в душе, уж поверьте. Так что позвольте нескромный вопрос: куда вы установили свою мерзкую аппаратуру?
 — Не стоит беспокоиться, — попытался успокоить меня Винегретов. — В больнице Тур-Дор-Риана мы ввели вам в кровь не только противоядие, но и нанороботов. Это и есть наша — а теперь и ваша — аппаратура.
Нанороботы будут иметь доступ к вашим слуховому и зрительному нервам, и, как только вы их активируете, мы сможем буквально видеть и слышать вашими глазами и ушами.
Нанороботы в крови, конечно, явление распространённое, но в основном в медицине. А вот так, в шпионских целях — об этом я слышал впервые.
 — И как же мне их активировать, этих ваших роботов? — спросил я недовольно.
 — Вам надо будет произнести кодовую фразу.
 — Какую?
 — Её вам придётся придумать самостоятельно. Во-первых, она должна быть достаточно распространённой, чтобы не вызывать подозрений, если вас кто-то услышит. Во-вторых, это должна быть фраза, которую вы никогда не произносили и не собираетесь произносить, — чтобы не включить нанороботов случайно. Сейчас я включу режим создания пароля, и вы должны будете сказать фразу, которую придумали, чтобы сделать её фразой активации. Готовы?
Я недолго подумал и кивнул:
 — Готов.
 — Итак, — сказал Винегретов, — процедура создания пароля инициирована. Вы принимаете пользовательское соглашение?
 — Что?
 — Да или нет?
 — Но я же даже его не читал!
 — Никто не читает. Просто скажите «да».
 — Да.
 — Внятно произнесите кодовую фразу, которая будет использоваться для активации нанороботов.
 — Выходи за меня замуж.
 — Повторите пароль.
 — Выходи за меня замуж.
 — Процедура создания пароля завершена.
Капитан Винегретов откинулся на спинку кресла.
 — Ух! Ну и ну, первый раз слышу такой пароль. А вы уверены, что никогда не произнесёте её... по прямому назначению?
 — Уверен, — кивнул я скрепя сердце.
 — Ну что ж, вам решать. Как бы там ни было, пароль создан, и как только вы его произнесёте, нанороботы в вашей крови активируются.
 — Остался пустяк, — я погладил подбородок. — Какой мне резон вам помогать?
 — Вы поможете спасти Вселенную.
 — Так себе аргумент.
 — Если вы не доставите илмарианцам Огонь, так или иначе они до вас доберутся и прикончат.
 — Теплее, — согласился я, хотя именно этот аргумент был для меня решающим, чтобы найти Огонь. Однако, раз уж я собираюсь работать на спецслужбы, я надеялся выторговать что-то для себя.
Очевидно, капитан это понял и был готов:
 — Мы закроем глаза на ваши прошлые преступления в области подделки произведений искусства и исторических артефактов.
 — Договорились, — я протянул ему руку, и мы закрепили сделку рукопожатием.
 — Итак, — я потёр ладони, — какие наши дальнейшие действия? Вы научите меня как-нибудь вашим шпионским штучкам?
 — Времени нет, — ответил капитан серьёзно. — До вашей запланированной смерти от илмарианского яда осталось совсем немного времени. Согласитесь, будет странно, если вы заявитесь к ним после назначенной даты. Они сразу догадаются, что вы работаете на нас. Поэтому вы отправляетесь немедленно.
 — Отправляюсь куда?
 — Хроннинг находится сейчас на «Молчаливом Орле» — крупнейшем в галактике военном космическом корабле. Ваша задача — навестить Хроннинга на «Орле», передать ему Огонь, а дальше мы всё сделаем сами. Наша цель: пользуясь вашими глазами и ушами, максимально изучить устройство этого линкора. Мы полагаем, что вооружение и технологии, применённые на этом корабле, могут дать серьёзное преимущество илмарианцам в случае начала боевых действий.
Кроме того, по не подтверждённым пока данным, «Молчаливый Орёл» также может являться резиденцией самого илмарианского императора.
 — Скажу короче, — резюмировал капитан. — В случае войны одной из приоритетных наших задач будет уничтожение «Молчаливого Орла», и любые добытые вами сведения смогут в этом помочь.
 — Думаете, мне позволят расхаживать по кораблю?
 — Так или иначе, вам придётся провести на линкоре некоторое время, так что просто используйте своё... природное обаяние и постарайтесь втереться к ним в доверие. С илмарианцами сделать это не так уж и просто, так что, иными словами, постарайтесь их просто поменьше бесить. А если они разглядят в вас потенциал ловкого малого, они могут возжелать завербовать вас в свои ряды — им нужны талантливые археологи, даже такие нечистые на руку, как вы. Вы ведь учились на археолога, перед тем как стали подделывать результаты археологических раскопок.
 — Было дело, — признался я.
 — Ну а мы вам в этом немного помогли.
 — Как это?
 — Мы подделали некоторые сведения о вашей биографии и разместили их в уважаемых научных изданиях. Так что если илмарианцы навели кое-какие справки о вас — а мы в этом не сомневаемся, — то они знают вас как великого специалиста в области поиска всяких оккультных вещиц. Такой ценный специалист, как вы, на вес золота, — капитан усмехнулся.
 — И как же мне попасть на «Молчаливый Орёл»? Подкинете меня на служебном катере? — сыронизировал я.
 — Думаю, не стоит недооценивать умственные способности илмарианцев — служебный катер может вызвать у них подозрения, — парировал Винегретов. — Мы взяли вам билет на пассажирский лайнер «Сияние-2», который через несколько часов отправляется в галактический круиз с рейда Нибиру и на третий день окажется в непосредственной близости от линкора в нейтральном космосе. В этот момент вам надо будет покинуть лайнер на спасательной шлюпке, включить сигнал бедствия и ждать, пока «Молчаливый Орёл» не подберёт вас согласно Галактическому кодексу космической взаимопомощи, которому илмарианцы пока следуют. Постарайтесь выставить себя в хорошем свете, сблизьтесь с Хроннингом, насколько возможно, держите ухо востро, а глаза широко открытыми, а после мы вас вытащим.
 — Как?
 — Мы пока не решили — будет зависеть от хода операции.
 — Звучит многообещающе.
 — Тогда в путь.
Винегретов нажал на экране управления пару кнопок, и катер, задрав нос, полетел вверх.
 — Мы купили вам билет первого класса и собрали кое-какой скарб.
Капитан встал с кресла и достал из шкафчика чемодан.
 — Здесь кое-какая одежда и предметы повседневной необходимости. Кроме того, в чемодане достаточно места для Ларианского Огня, сюда мы его и положим.
С этими словами Винегретов открыл чемодан и аккуратно поместил артефакт внутрь.
 — Лететь нам ещё пару часов. Не желаете нибируанской медовухи?
 — Согласен. Только тогда давай на «ты», — предложил я.
 — Согласен.
Капитан открыл мини-бар (с уважением я мысленно отметил, что в служебных катерах Межгалактической Разведки есть мини-бар) и протянул мне стакан мутной жидкости с характерным пряным запахом.
За ветровым окном и боковыми иллюминаторами сгущалась тьма, по мере того как мы покидали атмосферу планеты. Мы смаковали сладенький креплёный напиток, разглядывая остающуюся внизу планету и яркие звёзды впереди. Во время полёта Винегретов дал мне краткие, но ёмкие инструкции: как и когда воспользоваться спасательной шлюпкой, как включить сигнал бедствия, как лежать в шлюпке и ждать, пока меня подберёт «Молчаливый Орёл». «Дальше действуй по обстоятельствам», — закончил он. Что же, импровизировать мне не впервой. 
Оказавшись в безвоздушном пространстве, катер прибавил скорости, и через час далеко впереди показались очертания пассажирского лайнера.
По мере приближения я стал различать всё больше деталей. Лайнер был небольшой, старого типа, один из пионеров галактических путешествий. В длину он вряд ли превышал пять километров, был рассчитан тысяч на пятьдесят пассажиров, а на Нибиру, скорее всего, делал промежуточную остановку. Он, как и положено крупным кораблям, висел в двухстах тысячах километров от планеты, пока шлюпки доставляли пассажиров к нему на борт.
Наш катер заметно сбавил скорость. Вскоре я уже мог разобрать, что борта лайнера выглядят несколько обшарпанно, а многочисленные окна-иллюминаторы, похоже, давно не мылись. По ту сторону окон горели люстры там, где шло веселье, либо тлели ленивые ночные светильники там, где пассажиры в своих каютах готовились ко сну. Лайнер был похож на огромный вытянутый в длину дом, увенчанный рубкой. Вдоль бортов было несколько пристаней для прибывающих шлюпок.
Винегретов включил ручное управление и причалил к одной из пристаней. К люку катера присосался рукав-переходник лайнера.
 — Ну что же, — вздохнул Винегретов, — удачи. И не волнуйся — мы следим за тобой. В подпространстве связь может пропадать, но ты покинешь лайнер до входа в подпространство.
Я поднялся с кресла, взял свой новый чемодан и вышел в открывшийся люк.
Обернулся и попросил на прощание: «Передай Грюндиху, чтобы не боялся делать глупости. А если двойник не исчезнет, пусть напьётся — это точно поможет. А ректору передай, что моя диссертация — это чушь собачья, и пусть думает своей головой, а не доверяет шарлатанам».
Винегретов кивнул, и я ушёл.
Недолгое знакомство с капитаном Винегретовым не сблизило нас настолько, чтобы устраивать долгие прощания. Более того, я надеялся, что более никогда не увижу ни его, ни его коллег из спецслужб. Как только всё это закончится, я планировал начать новую беззаботную жизнь.
«Война, — вдруг подумалось мне. — Неужели и правда будет война?»
Только сейчас я вдруг понял, что отчасти на мне лежит ответственность за всеобщее будущее. Может так случиться, что беззаботной жизни в ближайшее время не видать никому.
В конце рукава за стойкой меня встречал стюард. Мы поздоровались, и я протянул свой билет.
 — Добро пожаловать, мистер Райт.
Райт? Я промолчал, хоть и звали меня иначе. Очевидно, билет выписан на чужое имя.
 — Вам уже доводилось путешествовать на кораблях класса «Сияние»? — уточнил стюард.
Я отрицательно помотал головой.
 — Тогда обязательно прочитайте памятку, — стюард взял со стойки и протянул мне буклет. — У многих людей с непривычки происходит нервный срыв.
Я понятия не имел, о чём он, но памятку взял и обещал прочитать.
 — Вам сейчас к лифту и на верхнюю палубу — каюты первого класса находятся на верхней палубе. Лифты там.
По дороге к лифту я посмотрел на свой билет. Он был выписан на имя Орвилла Райта. Отказавшись от услуг носильщика, я поднялся на верхнюю палубу. Нашёл свой номер. Две жилые комнаты плюс ванная. На столике — бутылка шампанского и фрукты.
День выдался богатым на события, я начал его в выгребной яме, а закончил в номере люкс. Поэтому, выпив шампанского, я лёг спать. До отправления было ещё несколько часов.
Спал я долго и беспокойно. Судно тем временем отчалило из окрестностей Нибиру и теперь, разгоняясь, неслось в направлении нейтрального космоса, чтобы там безопасно нырнуть в подпространство.
Учитывая, что, кроме медовухи и шампанского, со вчерашнего дня у меня во рту ничего не было, проснувшись, я чувствовал голод и лёгкое похмелье.
Я принял душ, надел новый костюм и отправился завтракать. Памятку я так и не прочитал.
Я шёл по длинному коридору, сверяясь с указателями на стенах. Мне не хотелось никого видеть, и мне повезло — в коридоре было безлюдно. Вскоре я достиг ресторана. Это был огромный круглый зал с куполообразным потолком. Здесь мне ещё раз повезло — ресторан тоже был пуст. Этому я несколько удивился, но, возможно, бывалые космические путешественники предпочитают заказывать еду в номер, или же в это время дня на корабле есть более интересные развлечения, о которых я не знал, и все сейчас там. Эх, надо было всё-таки прочитать памятку.
Ко мне подошёл хромированный официант-андроид, принял у меня заказ.
В зале царил полумрак, и я поймал себя на мысли, что на самом деле не знаю, какое сейчас время суток. Я предполагал, что утро, но почему-то был так самоуверен, что не посмотрел на часы перед выходом, а с собой часов не имел. «Ну конечно же, — я мысленно хлопнул себя по лбу. — Сейчас, очевидно, всё ещё ночь и все нормальные пассажиры спят». Это объясняло пустые коридоры и ресторан.
Через несколько минут принесли мой заказ: сардельки с яичницей.
 — Подай-ка мне ещё бокал пива, — попросил я официанта.
Мне было несколько стыдно пить с утра, но я убедил себя, что сейчас, во-первых, скорее всего, никакое не утро, а во-вторых, людей в зале всё равно нет, так что и стесняться некого.
Но едва я сделал первый глоток и нанизал на вилку первую сардельку, как краем глаза заметил за одним из столиков ещё одного посетителя.
Я перевёл взгляд и обомлел. Это была она. Никакого сомнения, она выглядела точно так же, как в день, когда мы расстались. Точнее, когда она меня бросила, разбив мне сердце. Аэлита, моя любовь, когда-то я стоял перед ней на коленях, протягивая кольцо. Как, чёрт возьми, во всей бесконечной Вселенной нам удалось встретиться?
Она смотрела на меня. У меня в одной руке был бокал пива, в другой вилка с сарделькой. Красавчег.
Она медленно встала из-за стола и направилась ко мне. Села за мой столик и сказала (боже, как давно я не слышал этот голос):
 — Пьёшь уже с утра?
Я не нашёл ничего умнее, как ответить:
 — А что, разве сейчас утро?
 — А разве тебя это когда-либо останавливало?
 — Мы теперь друг другу никто, — пробурчал я обиженно. — И я не собираюсь перед тобой оправдываться.
 — Эх, а я надеялась, что ты изменишься, — ответила она снисходительно и надменно. — А ты всё такой же, как был. Слабак.
Я сжал зубы.
 — Между прочим, меня взяли на работу. Очень серьёзную работу. И я сейчас выполняю очень серьёзное задание.
Меня так и распирало рассказать ей обо всём, но я сдержался и не стал посвящать её в шпионские подробности.
Она закинула голову назад и презрительно рассмеялась.
 — Какую работу?! — воскликнул голос справа от меня, и я чуть было не подпрыгнул на стуле от неожиданности.
 — Виолета Арнольдовна?! — я с изумлением узнал в стоящей справа женщине мою школьную учительницу. — А вы-то что здесь делаете?
 — Смотрю, Холден, как ты спускаешь свою жизнь под откос, — Виолета Арнольдовна села за мой столик. — Я же говорила, что ты неудачник. Ни работы, ни семьи!
 — Да есть у меня работа! — воскликнул я.
Аэлита и Виолета Арнольдовна издевательски рассмеялись.
 — Есть у меня работа! — снова закричал я. — Да вы знаете, какая у меня работа! Да я, между прочим, всех вас от войны спасаю! Огромной войны! Знаете, кто я?! Знаете, какое у меня задание?!
Я уже был готов выплюнуть им в лицо всю правду о том, какой я крутой шпион, как вдруг увидел, что от барной стойки к нам направляется ещё один человек. Он был одет в свитер, был широкоплеч, шагал быстрым широким шагом, в руках нёс кувшин с водой и, приблизившись, резко выплеснул его содержимое мне в лицо.
Я широко открыл рот, как рыба на берегу, а моя бывшая любовь и бывшая учительница вдруг исчезли.
Не исчез только мужчина в свитере. Пока я безуспешно пытался прийти в себя, он сел напротив за мой стол.
 — Первый раз на «Сиянии»? — спросил он почти утвердительно. — Памятку не читал?
Я потряс головой.
 — Понятно, — кивнул мужчина. — Разрешите представиться: я капитан этого корабля, Эдвард Смит.
 — Что произошло? — выдохнул наконец я.
 — Корабли класса «Сияние» — старые, — объяснил капитан. — Мы разгоняемся до сверхсветовой скорости и лишь после этого совершаем прыжок в подпространство.
 — Это я знаю, но мне всё равно непонятно...
 — А что такое мысль? — перебил меня капитан. — Мышление — это электрохимический процесс, а мысли — это электрические импульсы. Что происходит, когда корабль преодолевает скорость света?
 — Что? — спросил я с лицом идиота.
 — Мы обгоняем свет, — терпеливо объяснил капитан. — А так как свет и электричество имеют равную скорость, иногда происходит то, что произошло с вами.
 — А что произошло со мной?
 — Ну если совсем просто, вы обогнали собственные мысли. То есть ваш мозг, как бы это попроще объяснить, начал мыслить в обратном порядке, то есть отматывать воспоминания вспять, вследствие чего ваши воспоминания из прошлого в вашем мозгу становились настоящим. Это всё написано в памятке.
Чёртова памятка! Следовало её всё-таки прочитать.
 — И как же с этим быть? Так же и с ума сойти недолго, — сказал я.
 — Да, некоторые и сходили. Но эффект кратковременен и непостоянен. Опытные путешественники или те, кто хотя бы прочитал памятку, — капитан посмотрел на меня со смешливым укором, — предпочитают не выходить из своих кают до времени выхода в подпространство, а ещё лучше спать. А то ведь бывали случаи, когда люди видели не только воспоминания всей своей жизни, но даже иногда вспоминали свою прошлую жизнь.
 — Свою прошлую жизнь? — изумился я.
 — Угу, — кивнул капитан. — Хотя многие учёные в это не верят и считают это чем-то вроде временного помутнения и галлюцинациями.
 — И что, так будет все три дня? — спросил я и вдруг осёкся, испугавшись, что проговорился насчёт своих планов досрочно покинуть корабль. — Я имею в виду всё время, пока мы не нырнём в подпространство?
 — Не беспокойтесь, вы привыкнете, это пройдёт. Мы называем этот эффект «инертность мышления». Вы кто по роду занятий?
 — Мелкий чиновник, — соврал я.
 — Ну, если мелкий, то всё не так страшно. У крупных чиновников инертность мышления выражена в значительно более запущенном виде.
Капитан Смит жестом подозвал официанта.
 — Сейчас мы будем стимулировать скорость ваших мыслей.
Подошедшему официанту он заказал:
 — Бутылку виски.
 — И что, алкоголь действительно помогает? — спросил я.
 — Научно не доказано, но я экспериментирую уже много лет, и вот что я вам скажу: если это и не поможет разогнать ваше мышление до сверхсветовой скорости, то, по крайней мере, поможет примириться со своими воспоминаниями.
Принесли виски, и мы с капитаном начали экспериментировать. Первые полчаса результаты были успешными, и я так и не встретил ни одного своего воспоминания, только всё время звучала какая-то смутно знакомая музыка. Наконец я сказал:
 — Пожалуй, мне пора в номер.
 — Возьмите виски с собой, — предложил капитан. — На случай, если они вернутся.
Я взял початую бутылку и отправился пустыми коридорами в свой люкс.
В прихожей меня ждал пёс.
 — Здорово, Шепард, — я плюхнулся на диван и отхлебнул из горла.
Шепард в детстве был моей собакой. Но я решил, что меня уже ничто не может удивить.
Как же я, однако, ошибался.
Я решил, что виски из горла пить неудобно, и принялся искать стаканы. Сервант находился в соседней комнате. Там же находился огромный стол во всю длину комнаты.
Зайдя в комнату, я увидел, что за столом сидят дети. Три мальчика и девочка. И я узнал каждого из них. Мои далёкие сверстники.
Я взял стакан и сел во главе стола.
 — Вы что все здесь делаете? — спросил я, наливая виски в стакан.
 — Ты что — дурачок? — засмеялась Фиона. — Ты же сам позвал нас на свой день рождения.
 — Ах, ну да, конечно, мой день рождения, — подыграл я. — И сколько мне?
 — Десять, глупый, — хихикнула Фиона, прикрывая рот ладошкой.
 — Что ты пьёшь? — спросил Арни. — Лимонад?
 — Виски.
 — Дурак, виски нам мама с папой пить не разрешают, — «раскусил» меня Арни.
 — Я уже давно взрослый мальчик.
 — Дурак, тебе всего десять! — радостно крикнул Константин.
 — Почему вы всё время называете меня дураком? — нахмурился я.
 — Потому, что ты и есть дурак, — вновь прикрывая рот ладошкой, прохихикала Фиона.
 — Он и правда пьяный! — воскликнул Никита. — От него пахнет как от моего папы! Мама говорит, что пьют только неудачники!
 — А я и есть неудачник, — вздохнул я и пригубил виски.
 — Неудачник, неудачник! — засмеялись дети.
 — А сами-то! — не выдержал я, обводя их лукавым взглядом. — Знаете, кем вы станете во взрослой жизни?
Дети восторженно замолчали, как будто на сцену вышел фокусник.
 — Кем? — с благоговением спросила Фиона.
Я вспомнил: Никита сопьётся, Арнольд и Константин поженятся, и только у Фионы все её мечты осуществятся: она выйдет замуж за богатого бизнесмена и всю жизнь будет ничего не делать.
 — Да всё у вас будет в порядке, — махнул я рукой и осушил стакан.
 — Дурачок, — засмеялась Фиона, прикрывая рот ладошкой.
Когда мой день рождения закончился и гости разошлись, я, в стельку пьяный, рухнул на диван и спал беспробудным сном.
Проснувшись, я чувствовал себя совершенно опустошённым. После первых отвратительных минут, пока я приходил в себя под струями воды в душе, я снова захотел выпить. Это грозило превратиться в запой, но иначе, мне казалось, я сойду с ума.
Я вернулся в ресторан и заказал себе коктейль.
 — А где капитан Смит? — спросил я хромированного официанта, когда мой коктейль принесли.
 — Кто?
 — Капитан Смит, мы говорили с ним здесь вчера.
 — Вчера вы были один, пили виски, потом ушли.
 — Как один?! Вы что, издеваетесь? Я говорю об Эдварде Смите, капитане вашего корабля!
 — Нашего капитана зовут мистер Стэнли.
 — А кто же тогда капитан Эдвард Смит?
Официант запрокинул голову, его квадратные глаза замерцали, пока он копался в своей памяти. Наконец он выдал:
 — Капитан Эдвард Смит, погиб 15 апреля 1912 года на «Титанике». До самой своей гибели оставался на посту, как и музыканты, которые продолжали играть на верхней палубе, пока корабль тонул.
У меня внутри всё похолодело. Так вот откуда я помню эту музыку, которая звучала вчера, — это играл оркестр гибнущего «Титаника». Стоп, а при чём тут я? Капитан говорил, что возможно увидеть свои прошлые жизни. Значит, я был тогда на «Титанике»? Я спасся тогда или утонул? Я не помню. Капитан говорил, что вполне возможно, что всё это антинаучная чушь. Но как капитан мог мне это говорить, если сам капитан был лишь моим воспоминанием? И тогда я вспомнил, что, прибыв на «Сияние-2», заглянул в памятку, пока шёл к лифту. Прочитать я её не успел, но, очевидно, одного взгляда было достаточно моему мозгу, чтобы запомнить её и, отмотав воспоминания назад, прочитать и рассказать мне устами капитана.
 — Вы себя хорошо чувствуете? — поинтересовался андроид-официант.
 — Да, — кивнул я задумчиво. — Вроде как мозги постепенно встают на место.
 — Такое бывает, — согласился официант. — Мы преодолели стадию сверхсветового разгона, и процессы вашего организма нормализуются. Сегодня значительно больше людей покидают свои номера.
Я огляделся. В ресторан входили или уже сидели за столами люди. Вероятно, многим из них, как и мне, пришлось накануне несладко.
Словно угадав мои мысли, официант объяснил:
 — На обратном пути рекомендую вам воспользоваться камерой гибернации — она позволяет минимизировать психологический дискомфорт.
 — Обратно я не полечу, — проговорился я. — В том смысле, что я, пожалуй, воспользуюсь другим кораблём.
 — Как вам угодно, сэр, — угодливо ответил официант. — Современные корабли действительно лишены множества недостатков, присущих старинным судам вроде нашего. Однако такие корабли, как «Сияние», смею заметить, также имеют своё очарование. Надеюсь, у вас будет достаточно времени, чтобы в этом убедиться.
 — Там видно будет, — уклончиво ответил я и вернул фужер на поднос. — Принеси-ка мне ещё один и что-нибудь перекусить.
 — Блюдо дня? — предложил официант.
 — Блюдо дня, — согласился я.
Времени на самом деле у меня оставалось не так уж и много — уже завтра мне предстояло покинуть корабль. Два дня прошли как в тумане. «У меня свои средства гибернации», — подумал я, ожидая официанта с новой порцией алкоголя.
Наконец наступил следующий день — день, когда мне предстояло покинуть «Сияние». К тому времени наше судно отдалилось на достаточное расстояние от обитаемых миров и было готово нырнуть в подпространство. Мой последний шанс сбежать. Мы сейчас тормозили в нейтральном космосе, и где-то рядом висела громада илмарианского линкора «Молчаливый Орёл».
В оставшееся мне на корабле время, должен признаться, хоть прошлых своих жизней я и не увидел, за исключением сомнительного знакомства с капитаном печально известного океанского лайнера, мой мозг всё-таки подкидывал мне ещё пару трюков, урывками возвращая меня в моё детство. В очень глубокое детство! Скажем так, в значительно более глубокое детство, чем мне хотелось бы!! О-о-очень глубоко!!!
Утром назначенного дня я несколько раз прогулялся до ближайшего причала спасательных шлюпок. Я засёк время, которое требовалось мне, чтобы добраться сюда, а также наизусть заучил дорогу. Также я тщательно изучил инструкцию пользования шлюпками. Ближе к полудню я принял душ, оделся в свежий костюм и налил себе лучшего виски, который нашёлся в мини-баре. Не уверен, как встретят меня илмарианцы. Возможно, это последнее хорошее виски, которое мне суждено выпить в ближайшие дни. Или и вовсе последнее виски в моей жизни.
Я постарался отогнать мрачные мысли. Виски в этом отлично помогало. Через минут двадцать я и вовсе заметно повеселел и чувствовал себя весьма разудало.
И вот случилось! Громкий твёрдый голос произнёс так, что было слышно во всех помещениях корабля, включая мою каюту:
«Уважаемые пассажиры! Внимание! Внимание! Наш корабль готовится перейти в подпространство. Просьба принять устойчивое положение и не покидать свои каюты до окончания процедуры нырка! Повторяю...»
Сообщение повторилось несколько раз, на разных языках.
Наконец залпом я допил бокал виски, взял чемодан и, собравшись с духом, покинул каюту.
Коридор, как и следовало ожидать, был пуст. В воздухе нарастал гул, стены начали вибрировать.
Путь до спасательных шлюпок занял, как и ранее, ровно минуту сорок пять секунд.
Корабль начало трясти. Он уже снизил скорость до досветовой, и теперь, словно пряжа, его обволакивали нити света из другого измерения, в которое он готовился поднырнуть, словно веретено.
Я занёс руку над кнопкой спуска спасательной шлюпки. Сердце моё бешено стучало от волнения. Шутка ли: я собирался несанкционированно спустить шлюпку за борт.
Однако, как заверил меня Винегретов, перед самым моментом перехода в подпространство, даже если спуск шлюпки и заметят, никто не сможет меня остановить — процесс перехода обладает чудовищной инерцией и экипажу проще смириться с потерей шлюпки, нежели пытаться остановить гигантский маховик пространства и подпространства, проникающих сейчас друг в друга, словно инь и ян.
Когда сила шума вокруг уже достигла болезненного уровня, я нажал кнопку и дверь шлюпки отъехала в сторону. Внутренности шлюпки озарились разноцветными огнями оживающих приборов. Шлюпка была рассчитана на шестерых человек. Я прошёл в шлюпку и сел на переднее сиденье. Нажал огромную кнопку запуска. Дверь позади меня закрылась, а створки люка шлюза передо мной распахнулись, обнажив открытый космос. С лёгким толчком шлюпка отделилась от корабля, заработали двигатели, и шлюпка стала отдаляться от корабля.
Лайнер весь светился голубыми сполохами. Шлюпка едва успела отдалиться на пару километров, как с яркой вспышкой корабль исчез. Я остался совсем один, вокруг была тьма космоса, обрамлённая бриллиантами далёких звёзд. Где-то в темноте громада «Молчаливого Орла» должна была уловить своими чуткими датчиками мой сигнал бедствия. Оставалось ждать. Я отключил двигатели шлюпки.
Чтобы ускорить реакцию своих будущих спасителей, я напечатал на компьютере связи фразу «Ларианское чудо» и добавил её в сигнал бедствия.
Я прождал день, ничего не случилось. Мне становилось скучно. Развлекался я тем, что поедал сухой паёк и играл в игры на игровом терминале, встроенном в моё кресло. Пересмотрел с десяток фильмов, имевшихся в памяти терминала.
К концу второго дня мне стало страшно. Я не был уверен, что в данной области нейтрального космоса часто курсируют корабли. «Молчаливый Орёл» мог находиться очень далеко от меня, и кто их знает, этих илмарианцев, захотят ли они вовсе меня спасать.
Конечно, я надеялся, что они клюнут на моё сообщение про ларианское чудо и поймут, о чём речь. Но вряд ли все сообщения читает лично мистер Хроннинг, правая рука лидера Великой Илмарианской Империи.
Наверняка у него есть дела поважнее.
Однако, согласно кодексу спасения в космосе, экипаж корабля был обязан отреагировать на сигнал бедствия.
Поэтому я продолжал ждать.
«По крайней мере, высплюсь», — утешал я себя и чередовал поедание галет из сухпайка и сон.
Наконец на пятый день, до боли вглядываясь в черноту и блеск космоса, я заметил, как один далёкий огонёк медленно, но верно увеличивается. Это была не звезда. Вскоре вместо огонька из темноты пространства медленно выступил тёмный крохотный силуэт корабля. Он всё увеличивался и увеличивался. Словно огромная змея, ползущая на шорох мышки, гигантский корабль медленно приближался к моей шлюпке на звуки SOS.
Я сказал «гигантский»? Нет, «гигантский» — это неподходящее слово. Он был непостижимо огромен, титанически велик. Я никогда прежде не видел таких кораблей. Приближаясь, он всё рос и рос и вскоре занимал собой значительную часть обозримого пространства.
Он сверкал серебром и медью. Тысячи огромных пушек стройно торчали по обеим бортам, сотни торпедных аппаратов крепились к днищу.
Верхняя палуба ощетинилась антеннами, радарами, локаторами и солнечными батареями. Свет звёзд отражался слепящими бликами от хромированных деталей.
«Молчаливый Орёл» завис в нескольких километрах от меня, и я почувствовал, как шлюпка качнулась, когда её захватил гравилуч. Луч медленно потянул шлюпку к шлюзу. С открытым от восхищения ртом я всматривался в проплывающий мимо борт илмарианского флагмана: многие километры металла и миллионы иллюминаторов, сквозь которые были видны члены экипажа, занимающиеся своими делами или куда-то спешащие. Я видел каюты, где отдыхали матросы, насчитал несколько столовых и спортивных залов.
Наконец гравилуч втянул шлюпку в ярко освещённый гараж шлюза. Дверь позади медленно закрылась, и шлюпка с лёгким стуком опустилась на пол, когда гул гравитационного луча резко стих. Осталось лишь умиротворяющее гудение самого корабля.
Через минуту, когда шлюз заполнился воздухом и давление нормализовалось, а корабельные датчики проверили мою шлюпку на все виды опасностей, двери шлюза открылись. Я вышел из шлюпки, а в шлюз вошли два члена экипажа в военной форме.
 — Вы на борту корабля илмарианского флота «Молчаливый Орёл», — сообщил один из них. — Как вы себя чувствуете?
 — Нормально, — пожал я плечами.
 — Мы так и думали — наши сенсоры не обнаружили у вас каких-либо повреждений. Мы проводим вас в гостевую каюту, где попросим вас ответить на некоторые наши вопросы.
 — Я не против.
Мы прошли по широким коридорам корабля, и меня привели в отдельную просторную каюту.
 — Мы подождём вас за дверью. Вам требуется время на сон или приём пищи?
 — Нисколько — я выспался и наелся на долгое время впрок, пока скучал в шлюпке.
 — Прекрасно. Тогда можете оставить в каюте свой чемодан и пройти с нами.
 — Я бы предпочёл взять чемоданчик с собой — у меня там подарок для мистера Хроннинга.
Оба моих сопровождающих отпрянули и схватились за висевшие на поясе пистолеты.
 — Откуда вам известно, что мистер Хроннинг здесь? Кто вы?
 — Спокойно, спокойно, ребята, — мы с мистером Хроннингом давние знакомые. Передайте ему, что известный в узких кругах мошенник Эмори Холден привёз ему, как договорились, Ларианский Огонь.
Не убирая руки с рукояти пистолета, мой сопровождающий велел:
 — Следуйте за мной, мой напарник будет идти позади вас, так что не делайте глупостей — вы на борту флагмана илмарианского флота, и с диверсантами у нас разговор короткий.
 — Ну что вы — какой из меня диверсант? Ведите, — согласился я.
Пока мы шли, мой сопровождающий сообщил кому-то по рации обо мне и моём послании для Хроннинга.
Через пару минут мы оказались перед широкой массивной дверью, которая была отделана дорогой древесиной.
 — Это каюта мистера Хроннинга, он согласился вас принять. Вы должны быть признательны за оказанную вам честь, так что ведите себя прилично.
 — Ну если вы настаиваете, — съязвил я, но моя язвительность осталась незамеченной. Легко не обращать внимания на колкости паяца, когда у тебя на поясе снятый с предохранителя пистолет.
Мой конвоир учтиво постучал и открыл дверь. Вошёл первым, следом вошёл я, и, наконец, мой второй сопровождающий вошёл и закрыл за нами дверь. Конвоир поднёс ладонь к фуражке и отрапортовал:
 — Господин министр, пассажир доставлен.
В массивном широком кресле за столом из красного дерева восседал мистер Хроннинг. Слева и справа от двери в креслах поскромнее сидели два накачанных амбала в костюмах — очевидно, телохранители. Хроннинг, конечно же, узнал меня:
 — Явились всё-таки, мистер Холден. Неужели привезли мне, что я искал, или сунулись сюда с очередной подделкой?
 — Самый настоящий Ларианский Огонь, — честно ответил я.
 — Да знаем, знаем, — ухмыльнулся Хроннинг. — Мы пристально следили за вами всё время с нашей последней встречи и знаем, что вы не тратили время на фальсификацию, а занимались поисками. Правда, у самого музея, где вы раскопали Огонь, наша слежка по странному стечению обстоятельств сорвалась. И это наводит меня на некие подозрения — у Илмарианской Империи лучшие шпионы, и с чего бы один из них вдруг почувствовал приступ диареи в самый неподходящий момент?
 — Диарея всегда приходит в самый неподходящий момент, — философски ответил я.
 — Поверю вам на слово, — прокряхтел Хроннинг. — Огонь в чемодане?
 — Так точно, — я шагнул по направлению к столу.
Сидевший слева амбал вскочил с кресла.
 — Не нервничай, Арчи, — жестом успокоил его Хроннинг. — Арчи — мой начальник службы личной охраны, — познакомил нас Хроннинг. — И если будете себя плохо вести, он сломает вам шею.
 — Не сомневаюсь, — признался я и аккуратно положил чемодан на стол перед Хроннингом. Раскрыл его и развернул к министру. Хроннинг привстал и с восхищением взял Ларианский Огонь в руки, рухнул обратно в кресло.
 — Прекрасно, — проговорил он с благоговением. — Этот предмет найдёт достойное применение.
 — Могу ли я рассчитывать на достойное вознаграждение? — поинтересовался я.
Хроннинг неохотно перевёл взгляд на меня:
 — Я, кажется, обещал вам противоядие?
 — Именно, — подтвердил я.
 — Можно сказать, что Огонь достался мне по дешёвке, — сострил он.
Я сделал вид, что не понял его намёка на стоимость моей жизни.
 — Хорошо, — проворчал Хроннинг. — Арчи, введи ему антидот.
Амбал слева встал с кресла и воткнул мне в руку ампулу противоядия.
 — Что ж, как говорится, квиты, — хмыкнул Хроннинг. — Однако у службы охраны есть к вам несколько вопросов. Пока возвращайтесь в свою каюту.
 — Каких именно вопросов? — забеспокоился я.
 — Мы думаем, что вы шпион.
Ноги у меня чуть было не подкосились от нахлынувших на меня чувств, но я старательно изображал из себя оскорблённую невинность:
 — Полно вам! Какой из меня шпион? Я мошенник, вы же знаете меня от и до.
 — Я знал вас, — поправил меня Хроннинг, — когда вы были мошенником. С тех пор вас могли завербовать.
 — Кто? И зачем?
 — Вот эти вопросы вам и собирается задать служба охраны. Не обижайтесь на них, но эти ребята любят допрашивать с пристрастием. Так что, если вам есть что сказать, говорите сразу, не дожидаясь пыток.
Определённо, мне нужна была помощь. Хроннинг пристально смотрел на меня, ожидая моего слова.
Что мне оставалось — я сам установил такой пароль.
 — Выходи за меня замуж, — сказал я.
 — Что? — переспросил Хроннинг. Я надеялся, что он не услышал, ведь я сказал фразу-пароль очень тихо.
Арчи взял меня под локоть, готовясь вывести в коридор.
Я почувствовал лёгкий зуд в венах, и чей-то женский голос произнёс:
 — Спокойно, Эмори, мы на связи. Не подавайте виду, что слышите нас.
Это Служба Межгалактической Разведки через нанороботов в моём организме подавала мне сигналы на слуховой нерв.
 — Мы всё слышали, не нервничайте. Если вас будут пытать или тестировать на детекторе лжи, мы сможем их обмануть — у нас есть прямой доступ к вашей нервной системе, — продолжал беззвучный голос в моей голове. — Они пока всего лишь подозревают, доказательств у них нет.
 — Вы ошибаетесь! — горячо сказал я Хроннингу. — Я невиновен! Я здесь, чтобы предложить вам свои услуги!
Арчи дёрнул меня за локоть, готовясь вышвырнуть из каюты.
Хроннинг недоверчиво усмехнулся:
 — Услуги? Какого рода услуги?
 — Я ведь достал вам Ларианский Огонь! Я помогу достать и другие артефакты! Вам же нужен такой проныра, как я!
Я схватился за дверной косяк, пытаясь не дать Арчи вывести меня.
 — Вы правы, мистер Холден, — согласился Хроннинг, — нам бы пригодились такие ловкие малые, как вы. Но только после того, как вы пройдёте проверку службы охраны. Если вы её пройдёте.
Наконец Арчи бесцеремонно вышвырнул меня в коридор, и двое моих конвоиров отвели меня обратно в мою каюту. Дверь закрылась за ними на замок.
Я рухнул на кровать.
Каюта была не так уж плоха — явно не для обычных членов экипажа. Кровать была широка, имелась вся необходимая для комфорта мебель, другая дверь вела в ванную.
Но для начала меня интересовал один вопрос:
 — И как же это вы меня слышите, когда я ещё не успел произнести пароль?
Межгалактическая Служба Разведки отозвалась незамедлительно. Это был всё тот же сдержанный женский голос, что и в каюте Хроннинга:
 — Пароль нужен для того, чтобы вы могли слышать нас. А мы слышим вас всегда, эта опция по умолчанию включена.
 — По умолчанию включена?! — воскликнул я раздражённо. — То есть всё это время вы видели и слышали всё, что я делал?!
 — Ну, — замялась на мгновение девушка «на том конце провода», — мы не особо присматривались. Но были готовы сфокусироваться, когда происходило что-то существенное.
 — А можно как-то эту опцию «по умолчанию» сделать не «по умолчанию»?
После некоторой паузы девушка ответила:
 — Вы уверены?
 — Да, чёрт возьми! — воскликнул я.
 — Но что, если вы попадёте в переделку, а мы не сможем об этом узнать?
Девушка помолчала.
 — Мне надо посоветоваться, — наконец сказала она.
Я покорно ждал.
Через пару минут я услышал в своей голове голос Винегретова:
 — Эмори, привет.
 — Привет, Винегретов, — ответил я.
 — Я слышал, ты испытываешь некий дискомфорт от постоянного наблюдения.
 — Ещё бы, — рявкнул я.
 — Предлагаю такой вариант, — продолжил Винегретов спокойно. — Мы отключим наблюдение, но будем сразу получать сигнал от тебя, как только твой пульс существенно повысится. То есть, как только ты окажешься в некой ситуации, вызывающей у тебя стресс, наблюдение автоматически возобновится. Согласен?
Я пожал плечами:
 — Ну... Звучит честно. По крайней мере, я признаю, что мне может понадобиться ваша помощь. Как думаешь, капитан, что теперь будет? Вы действительно сможете мне помочь пережить пытки, если меня будут пытать?
 — Будем надеяться, что до этого не дойдёт. Но, отвечая на твой вопрос: да, мы можем очень сильно влиять на твои болевые ощущения и даже состав крови. Пока они пытаются взять тебя на испуг в надежде, что ты расколешься. Веди себя спокойно, не паникуй, и они поверят, что ты чист.
 — Эх, капитан, твоими бы устами. Буду надеяться на лучшее, раз уж ничего другого мне не остаётся. Кстати, а можно мне сменить мой пароль?
 — Тот, который «выходи за меня замуж»? — усмехнулся Винегретов. — Да уж, выбрал ты его, не подумав. Конечно, можно. Какой ты себе хочешь?
Но подумать мне не дали — раздался стук в дверь.
 — Стучат, — шепнул я. — Вернёмся к этому позже.
Я встал с кровати. Дверь была заперта снаружи, так что впустить гостя я не мог.
Однако у гостя был ключ. Я даже не успел закончить произносить слово «войдите», как замок щёлкнул и в комнату вошёл Арчи.
 — О, привет, Арчи, — поприветствовал я. — Что, пора в пыточную?
 — А ты с юмором, — оскалился телохранитель. — Нет, это не моя зона ответственности — я начальник личной службы охраны, а не государственной. Так что пытать тебя будут другие люди.
 — Хм, тогда зачем же ты пришёл?
Сурово ступая, двухметровый амбал прошагал через комнату и присел на край кровати. Не переставая скалиться, он похлопал по матрасу:
 — Присядь рядом со мной.
 — Зачем это? — насторожился я.
 — Расслабься, я отпустил охрану от твоих дверей, нам никто не помешает. Ты думаешь, никто не слышал, что ты сказал Хроннингу? Никто, кроме меня.
 — А что я сказал Хроннингу? — уточнил я, испытывая нехорошие предчувствия.
 — Кокетничаешь? — хрюкнул с улыбкой Арчи. — А я напомню: «Выходи за меня замуж» — вот что ты сказал Хроннингу. Ты такой, да, с места в карьер? Видишь серьёзного мужчину и не можешь скрывать чувств?
 — Не понимаю, о чём ты, — дрожащим голосом ответил я, хотя начал понимать, о чём он.
 — Ну брось, милый, — пробасил бархатным голосом Арчи. — Я приласкаю тебя не хуже Хроннинга. Я же тебя сразу раскусил.
 — В каком смысле «раскусил»? — испуганно спросил я.
 — Понял, что ты предпочитаешь мужчин, — продолжал улыбаться Арчи, приглашающе поглаживая матрас.
 — Нет, нет! — запротестовал я. — Ты ошибаешься!
 — Да брось ты, — начал злиться Арчи. — С Хроннингом заигрываешь, а я тебя не устраиваю?!
 — Не в том смысле! — пытался зачем-то оправдываться я. — Просто я предпочитаю не мужчин, я предпочитаю женщин. Очень сильно предпочитаю. А то, что ты слышал в каюте Хроннинга, — это недоразумение. Это всё от нервов. У меня этот, как его... Синдром Туретта! Слышал о таком? Я иногда говорю что-то ни с того ни с сего, чего говорить не собирался.
 — Ну перестань! — прорычал сокрушённо Арчи. — Ты знаешь, каково это — быть геем в Илмарианской Империи?
 — Нет! — воскликнул я.
 — Ну так скоро узнаешь, — рявкнул Арчи и, вскочив с кровати, схватил меня за руку.
А вот дальше я не знаю, что произошло. Я вдруг, вместо того чтобы упасть на кровать, каким-то неуловимым движением переместил наш с Арчи общий центр тяжести, закрутил его руку, поднял его в воздух и бросил.
Словно в замедленной съёмке, я наблюдал, как Арчи летит вниз головой, смешно болтая руками и ногами, с выпученными от неожиданности глазами, с грохотом бьётся об стену и без сознания сползает на пол.
Несколько секунд я продолжал стоять как вкопанный, в боевой стойке, тяжело дыша.
 — Что это было? — наконец сдавленно произнёс я.
Ответил Винегретов:
 — Это ещё одна опция, которой наделили твоё тело нанороботы. Боевые искусства.
 — Ещё одна опция? — взвился я. — Может, стоило дать мне инструкцию?
 — Извини, некогда было рассказать, — виновато ответил капитан. — И некогда было тебя обучать. Поэтому мы ввели тебе базовый комплект суперагента.
 — И что мне теперь делать? В базовой комплектации суперагента есть навыки, как избавляться от бездыханного тела? — съязвил я.
 — Есть, конечно, — то ли пошутил, то ли на полном серьёзе ответил Винегретов, — но сейчас это ни к чему. Лучший вариант для тебя сейчас — сбежать из каюты и рассказать всё Хроннингу. Если он узнает, что его начальник службы личной охраны оказался геем, он, скорее всего, будет злиться на него, а не на тебя. Обыщи его, найди ключи и запри его в каюте. Быстрее!
Я повернулся, но в лицо мне уставился пистолет.
Арчи воткнул мне дуло прямо в лицо. Он злобно скалился.
 — И с кем же ты сейчас разговаривал?! — прорычал он. — Чёртов шпион!
«Мне конец! — подумал я. — Я прокололся сейчас уж точно похлеще, чем Арчи, признавшийся в своей нетрадиционной ориентации минуту назад».
Пока я думал об этом, руки мои, словно отдельно от меня, задвигались, перехватили пистолет, вывернули его и почти выбили из рук телохранителя. Но вдруг грянул выстрел. Арчи умудрился нажать на курок, когда пистолет был направлен на него.
Начальник службы личной охраны рухнул как подкошенный.
Да уж, теперь перед адмиралом Хроннингом оправдаться будет непросто.
Винегретов вздохнул:
 — Думаю, теперь тебе не остаётся ничего иного, кроме как бежать.
Я вышел из оцепенения, отыскал в кармане Арчи ключ от каюты, выбежал в коридор и запер дверь. Однако через мгновение в коридоре появились бегущие на звук выстрела вооружённые люди. Я ринулся в другую сторону.
 — Куда бежать?! — крикнул я.
 — У нас нет планов этого корабля, — спешно ответил Винегретов. — Мы же рассчитывали, что ты их для нас сделаешь. Постой-ка, мы попробуем отмотать видеозаписи с твоих глаз, которые сделали после того, как ты покинул шлюз. Пока просто бегай и пытайся не попасть под пули.
 — Договорились, — проворчал я и продолжил бегать по запутанным коридорам корабля.
 — Не убегай далеко, — предупредил Винегретов. — Всё, готово, загружаем тебе в мозг запись твоего маршрута от шлюпки до каюты.
Я вдруг отчётливо вспомнил, как меня вели от шлюза. Теперь коридор не казался таким запутанным, я вскоре увидел знакомый поворот и уверенно побежал туда, где оставил свою шлюпку.
Добежал до шлюза, открыл дверь и увидел знакомое лицо.
 — О, Арчи, ты живой, какое облегчение! — успел выпалить я и тут же получил огромным кулаком в лицо.
От удара я почти лишился чувств и отстранённо наблюдал, как подбежавшая охрана берёт меня под руки и куда-то тащит.
Вопреки надеждам, меня притащили не обратно в каюту, не раздели и не уложили в мягкую кроватку. Меня бросили в холодную камеру корабельной тюрьмы.
Понимая, что произошло, я вынужден был признать, что Арчи не зря ел свой хлеб. Я приложил его в каюте об стену, но он очнулся. Он выстрелил в себя из своего же пистолета, но лишь помял бронежилет. Он выломал дверь каюты и догадался, что я побегу к шлюпке. Пока я плутал по коридорам, он опередил и поджидал меня там. И самое неприятное, что он раскрыл меня как шпиона.
Да уж, если я не в силах обхитрить телохранителя, где уж мне справиться с самим Хроннингом или целой Илмарианской Империей. Чувствовал я себя паршиво. Я всего лишь мелкий мошенник, и это всё, на что я гожусь. Никакие нанороботы не сделают из меня крутого шпиона.
Лёжа на холодном полу, я загрустил.
 — Вы это видели? — спросил я печально, но девушка из Службы Межгалактической Разведки молчала. Может, у них была пересменка.
Потом я понял, что после моей короткой отключки мне следует снова произнести пароль, чтобы мне могли ответить. Но мне не хотелось его произносить. Я жалобно свернулся калачиком и хлюпнул носом.
Я мог бы много рассказать о том, что происходило со мной в судовой тюрьме, но вот незадача: там вообще ничего не происходило. Я просто лежал в темноте, иногда мне давали есть. Я даже не уверен, как много времени провёл там: может быть, неделю, а может быть — месяц. Наконец меня перевели на другой корабль. Это был небольшой транспортник, который увёз меня с «Молчаливого Орла» в неизвестном мне до некоторого времени направлении.
Попрощаться никто не пришёл: ни Хроннинг, ни даже Арчи, несмотря на все его разговоры о чувствах в тот день в моей каюте. Я чувствовал себя обиженным. Моей персоне уделялось так мало внимания, что я, казалось, предпочёл бы стать шпионской мегазвездой и активно участвовать в допросах меня, чем лежать вот так вот всеми забытым, словно безымянный бродяга. Моё эго грустно поскуливало.
Я, безусловно, не мог не волноваться о пункте назначения корабля, который забрал меня с «Молчаливого Орла». При размышлении об этом я сначала беспокоился, что меня везут, чтобы казнить за шпионаж. Однако проще было бы пришлёпнуть меня просто на корабле. Поэтому, думал я, скорее всего, мой приговор не столь суров и меня доставят в одну из илмарианских тюрем.
К счастью, я оказался прав.
Через три дня пути наш транспортник вошёл в атмосферу какой-то планеты и совершил посадку. В кандалах меня вывели наружу. Я зажмурился от солнечного света и закашлялся от пыли. Воздух был сухой, было жарко, и эта пыль была повсюду: на высоких стенах, окружавших тюремный двор, на пулемётных вышках, на лицах заключённых, совершавших прогулку.
Навстречу мне и моим конвоирам вышел тюремный офицер и двое охранников.
 — Заключенный Эмори Холден, — громко и деловито пробасил он. — Законом Великой Илмарианской Империи за попытку шпионажа вы приговорены к наказанию в виде десяти лет лишения свободы с отбыванием в тюрьме «Медуза» на планете Крот, то есть здесь.
«За попытку шпионажа», — грустно повторил я про себя. Это даже не за шпионаж. Звучит на редкость жалко.
Конвоиры отдали честь офицеру и вернулись в транспортный корабль, передав меня сотрудникам тюрьмы.
По длинной пыльной тропинке меня проводили во внутренние помещения, где я отдал свою одежду и получил новую, тюремную, которая мне не шла.
Здесь хотя бы было солнце. Это внушало ложный оптимизм и поднимало настроение.
Через несколько дней я понял, что солнце здесь есть всегда и в избытке. Каждый день с раннего утра и до вечера оно жарило адски. Даже сквозь маленькое окошко моей одиночной камеры.
Неделю меня никто не трогал, я даже подумал, что у меня своего рода испытательный срок, но по окончании первой недели меня наконец привлекли к активной тюремной жизни. Как оказалось, первую неделю новые заключённые не общаются с другими заключенными в связи с тем, что находятся на карантине.
Наконец моё томление в одиночке и борьба с мучительной неизвестностью закончились: однажды на рассвете уже знакомый мне офицер разбудил меня, бодро прокричав моё имя мне в ухо, и меня отвели на общее построение.
Нас было человек триста, нас собрали в несколько шеренг во дворе, а потом погрузили в десяток старых автобусов.
«Скорее всего, нас куда-то повезут, — озарило меня. — Вряд ли нас будут катать по тюремному двору».
Моё в высшей степени логичное умозаключение оказалось верным.
Автобусы выехали за ворота и продолжили двигаться по ухабистой пыльной дороге. Очень хотелось кофе и омлета с шампиньонами, но, вероятно, этого мне ожидать не приходилось. Не в ближайшие лет десять. Поэтому я отвлёкся от мыслей о завтраке и принялся наблюдать за окружающим пейзажем.
Пейзаж, мягко говоря, был нежизнерадостным. Судя по тому, что я видел в окно автобуса, на планете была очень скудная растительность, наша транспортная колона двигалась по пустыне, вдали на невысоких холмах виднелись редкие кустики вроде тех, что цепляются за жизнь в условиях крайней засушливости на бесплодной почве, слабо удобренной трупиками мелких зверушек и гремучих змей.
Если бы нас просто прокатили по этой пустыне и вернули в тюрьму, уже одно это было бы достаточным наказанием, чтобы переосмыслить свою жизнь, раскаяться и встать на путь исправления.
Через полчаса мы приехали в некий лагерь. Нас выгнали из автобусов. Охранник взял меня за шкирку и подозвал одного из заключённых:
 — Ларсен, это Холден, на сегодня берёшь над ним опекунство — он новенький.
Ларсен — огромный блондин — поморщился и пожал плечами.
 — Ну пошли, новенький, — сказал он мне и куда-то повёл. — Сначала завтрак. Новенький, значит? Ну, добро пожаловать на Крот.
Мы подошли к одной из полевых кухонь, где нам выдали по миске и наложили в них кашу. Сели в одной из беседок с парой десятков других заключённых.
 — Что мы будем делать? — спросил я.
Ларсен посмотрел на меня как на идиота:
 — Есть.
 — А потом? — уточнил я.
 — Потом работать, потом обратно в тюрьму, потом спать, потом есть и опять работать, — лаконично расписал Ларсен всю нашу жизнь на ближайшие годы.
 — А в чём заключается работа?
 — Ох, — вздохнул Ларсен, раздосадованный, видимо, тем, что ему не дают насладиться липким варевом с ошмётками тушёнки в его миске. — Ты совсем новенький, да? То есть вообще ничего не знаешь?
Я виновато пожал плечами.
 — Ну слушай, — добродушно вздохнул Ларсен. — Крот — это планета-бриллиант. Не в том смысле, что она вся такая распрекрасная, а в том смысле, что под почвой у неё находится алмазное ядро. Есть планеты, вроде Земли, внутри которых магма, есть планеты, внутри которых газ, камень, вода. А вот Кроту повезло — внутри него алмаз. Если, конечно, это можно назвать везением. По злой иронии Кротом стоило назвать не планету, а её обитателей, точнее нас. Каждый день с утра до вечера в этом карьере мы долбим почву, чтобы добыть новую порцию алмазов.
 — Похоже, работёнка не из лёгких, — ответил я и принялся есть свою кашу с удвоенным энтузиазмом.
 — Не налегай, — однако предостерёг меня Ларсен. — А то на тухликов места не останется.
 — На тухликов? — изумлённо переспросил я. — Что такое «тухлики»?
Ларсен загадочно ухмыльнулся:
 — Скоро увидишь.
Мы позавтракали и пошли к каптёрке, где нам выдали кирки. После этого Ларсен повёл меня между ям и оврагов, пока не спрыгнул в одну такую же яму.
 — Будем здесь копать, — сказал он. — Я начал здесь рыть три дня назад. Просто смотри и повторяй за мной.
Он размахнулся и вонзил кирку в каменистую почву. Потом снова и снова. Камни и земля отваливались, Ларсен выкидывал их из ямы. Наконец в одной кучке земли что-то блеснуло. Ларсен очистил и показал мне огромный, примерно с кулак размером, алмаз.
 — Ничего себе! — восхищённо выдохнул я. — Это же стоит кучу денег!
 — Да, но не советую брать его себе — из тюрьмы ты вынести его всё равно не сможешь, продать на этой планете его нереально, а с планеты вывезти его и подавно не получится — все корабли и люди, покидающие планету, тщательно досматриваются. Так что просто складывай алмазы кучкой возле ямы и копай дальше.
Я принялся копать. Вдруг минут через тридцать Ларсен радостно взвизгнул:
 — Тухлик!
И махнул киркой. Кирка вонзилась во что-то, испустившее вопль и шипение. Я испуганно заглянул через плечо Ларсена и увидел огромного, с полметра длиной и сантиметров двадцать диаметром, червя. У червя были огромные челюсти.
 — Что это?! — воскликнул я сдавленно.
 — Говорю же, тухлик, — ответил Ларсен. — Агрессивная ядовитая тварь. Берегись их.
 — И что мы будем с ним делать? — недоверчиво поинтересовался я, вспоминая слова Ларсена за завтраком «оставь место для тухликов».
 — С ним — ничего, — ответил Ларсен и наклонился. — А вот с его кладкой...
Он достал из земли несколько белых яиц размером со сливу.
 — Его яйца мы будем пить.
 — Фу, — поморщился я. — Выглядит неаппетитно.
 — Дело не в том, как это выглядит, — усмехнулся Ларсен. — А в том, что это с тобой сделает.
 — Что? Прочистит желудок?
 — А вот сам попробуй, — Ларсен с улыбкой соблазнителя протянул мне одно яйцо.
Я аккуратно взял яйцо в ладонь. Оно было мягкое, словно паучье.
 — Куриные яйца пил? — спросил Ларсен.
 — Не доводилось, — признался я.
 — Ну тогда смотри на меня и учись.
Он надкусил одно из яиц и запрокинул голову.
 — Вот так вот, — объяснил он через секунду. — Надкусываешь и выпиваешь.
 — Спасибо, — я протянул яйцо обратно. — Мне кажется, я сыт.
 — Да дело не в голоде, — заверил меня Ларсен, отстраняя мою руку. — Ты просто попробуй — эффект не заставит себя ждать.
Я прищурил один глаз, оценивающе посмотрел на яйцо ещё раз, потом на Ларсена. Похоже, он меня не разыгрывал. Я решился, надкусил яйцо и выпил.
 — Хм, на вкус недурственно, — заметил я.
 — Какой тебе попался: виноградный, ванильный, ореховый?
 — Явно выраженный ванильный вкус, — сказал я. — Очень приятный вкус, лучше, чем пирожное.
Ларсен растянулся в довольной улыбке:
 — Вкус — это лишь вершина айсберга. Сейчас начнётся.
 — Что начнётся? — уточнил я, но тут же сам почувствовал: по телу моему разлилось бодрящее тепло, словно после глотка отличного виски. Настроение заметно улучшилось.
 — Это что, алкоголь? — изумлённо спросил я.
 — Лучше, — заверил Ларсен. — Это что-то похожее, но точная химия этого процесса мне неизвестна. Как-то внутренности этих яиц бродят, эдакий природный механизм консервации питательных веществ. Поэтому мы называем их тухликами.
Мы съели ещё по яйцу и, повеселевшие, принялись копать дальше. Иногда нам попадались алмазы, и мы выбрасывали их из ямы.
 — И как часто попадаются эти тухлики?
 — Нам на день хватит, — заверил меня Ларсен с улыбкой.
 — Хочется ещё, — признался я.
 — Копай, копай и наткнёшься.
Он был прав. Примерно каждые час-полтора нам попадалась новая кладка тухликов. Иногда попадались только яйца, иногда в комплекте с червем. Раза с третьего я научился так же шустро уворачиваться от червя и приканчивать его киркой, как делал Ларсен. После чего мы делили найденную кладку поровну и наслаждались яйцами.
 — Кажется, я уже весьма пьян, — хихикнул я через несколько часов после начала рабочего дня.
 — Не бойся, — ответил таким же пьяным голосом Ларсен, привалившись спиной к краю ямы. — Самое замечательное свойство тухликов — от них совершенно не бывает похмелья.
 — Ну а как же работа? — спросил я. — Вас не наказывают, если вы не выполняете дневную норму по добыче алмазов? 
 — Норму? — засмеялся Ларесн. — Да брось ты, какую норму — эта планета полна алмазов, а в тюрьме полно заключённых. Мы давно эту норму перевыполняем. Тюрьма не успевает отправлять добытые алмазы на другие планеты. Тот корабль, что привёз тебя, обратно повёз очередную порцию алмазов. Но Империя не может позволить себе неограниченную добычу алмазов, иначе они потеряют в цене. Поэтому, чтобы выполнить дневную норму, каждому заключённому достаточно пару раз махнуть киркой.
 — Однако же, — Ларсен иронично оглянулся вокруг, — ты посмотри, с каким энтузиазмом все продолжают копать. Всё дело в тухликах!
Я высунулся из ямы и огляделся. Помимо стука кирок, я услышал заунывную песню, которую в стародавние времена, должно быть, пели камнетёсы или шахтёры.
Яма за ямой подхватывали эту песню, но у меня возникло подозрение, что не печаль стала источником этой песни, а пьянящий эффект тухликов.
Ларсен тоже стал негромко подпевать, и я, даже не зная слов, весело подхватывал некоторые слова, обычно — припев. К середине дня мы были пьяны изрядно. За полдень грустная песня стала звучать вовсе уже не грустно, а ближе к вечеру и вовсе стала неприлично весёлой и, наконец, сменилась частушками.
 — А почему охранники не замечают, что все заключенные уже поголовно пьяны?
Как ни странно, язык мой не заплетался, как от обычного алкоголя, а координация движений почти не пострадала.
 — А зачем им замечать? — ответил Ларсен. — Они в курсе про тухликов, но их такое положение дел вполне устраивает. Их задача — вывезти нас на работу по добыче алмазов, наша задача — работать, и чем хуже, тем лучше. С одной стороны, все заключённые заняты делом, махая кирками, с другой стороны — норма по добыче алмазов не слишком перевыполняется.
 — А сами охранники не употребляют тухликов?
 — Как же не употребляют! Конечно, употребляют. Только не днём. Днём они на работе, не положено. А вечером, когда вернёмся в тюрьму, за милу душу будут тухликов трескать.
 — А мы?
 — А нам категорически запрещено привозить что-либо с прииска в тюрьму, будь то алмазы или тухлики. Так что у нас единственная возможность их отведать — это здесь.
Надо сказать, в этот момент у меня родилось предчувствие, которое меня не подвело: все в тюрьме «Медуза» очень любили работать. Точнее, мы каждое утро выбирались на карьер, словно на курорт, копали для приличия несколько горстей алмазов, а остальное время посвящали поеданию тухликов.
Вечером нас привозили обратно в тюрьму, мы весёлые расходились по камерам и занимались личными делами. В основном спали, читали или общались в общих помещениях, вроде спортзала или тюремного двора.
Тюрьма «Медуза» состояла из непосредственно здания тюрьмы, на четырёх этажах которого располагались несколько сотен одиночных камер, расположенных по периметру; в центральной части были столовая, уже упомянутый мной спортзал, комната для настольных игр и общения, библиотека, душевая, лазарет и хозяйственные помещения. Как я узнал от Ларсена, все несколько сотен заключённых были так называемыми политическими, то есть сидевшими по политическим, а не уголовным делам. Сам Ларсен был осуждён на пять лет за то, что плюнул в лицо мэру на своей родной планете, а потом ещё на десять лет за то, что плюнул в лицо судье. В общем, компания в «Медузе» подобралась интеллигентная. Склок и ссор на моей памяти не случалось, было с кем поговорить на интересные темы.
Всех заключённых доставляли сюда с других планет, местных не было никого. Видимо, политическая жизнь на планете Крот была лишена драматизма и пассионариев не рождала.
Здание тюрьмы было окружено внешней стеной. Во дворе было четыре вышки, на каждой — по вооружённом охраннику. Ещё четыре вышки располагались по углам внешней стены, с них на долгие километры просматривалась окружающая тюрьму пустыня.
Все камеры, как я мог судить, были одинаковы. Рассчитаны они были на одного заключённого и представляли собой помещение примерно два на два метра, были оборудованы койкой, унитазом и раковиной. В одной стене было маленькое зарешечённое, но не застеклённое окно, в стене напротив имелась решётчатая дверь, которая запиралась только на ночь.
Охрана не шибко надзирала за нами, вечерами они прятались по своим каморкам и пили прихваченные с карьера яйца тухликов, которые накопали, но не допили заключённые. Мы все знали об их пристрастиях и старались каждый рабочий день наравне с алмазами оставлять рядом со своими ямами с десяток яиц. Пьяная и добрая охрана — благо для заключённых.
Однако такое положение дел вдохновило меня скоро на идею побега. Я с самого начала не собирался задерживаться в этом месте, но, видя, что охрана исполняет свои обязанности спустя рукава, я укрепился в намерениях составить и реализовать план побега незамедлительно.
Однажды ночью случилась песчаная буря. Я лежал в своей камере и слушал, как за окном бушует ветер, иногда занося мне в окно и роняя на лицо горсть песка. Могучий ветер звучал так, словно колыбельная, то и дело переходящая в военный марш. Спать с песком на лице было неприятно, поэтому, периодически вытирая лицо и отплёвываясь, я наслаждался звуками взбесившейся стихии.
Назавтра оказалось, что нашу обычную дорогу, которой мы ездили на карьер каждое утро, замело песком, поэтому наша автобусная колонна двинулась в объезд. Вскоре я увидел вдалеке невысокие строения.
 — Что это там? — я возбуждённо толкнул Ларсена в бок.
Ларсен без энтузиазма глянул в окно.
 — Кротополис, — зевнул он. — Местный городишко.
Я был рад. Одним из пробелов в моём плане побега был пункт назначения этого самого побега. То есть я просто не мог себе представить, куда можно убежать в пустыне, и опасался, что на многие сотни километров вокруг нет места, где можно было бы укрыться. В таком случае побег был бы обречён на провал, так как любой беглец рано или поздно (скорее рано) скончался бы от жажды и зноя в пустыне, которую мы каждое утро наблюдали из окна автобуса.
Но наличие города, причём в такой замечательной близости от тюрьмы, было весьма благоприятным обстоятельством.
 — Ты чего такой радостный? — с сомнением спросил Ларсен. — Уж не побег ли задумал?
Я задумался, стоит ли мне открываться Ларсену, ведь знал я его всего ничего, чуть более месяца. Но парень он был, похоже, ничего — свойский. Тем не менее я ответил витиевато:
 — Никто не мешает помечтать.
Ларсен пожал плечами:
 — Бросил бы ты эти глупости, — сказал он с равнодушным выражением лица. — Все, кто сбегал, возвращались — если повезло. А если не повезло, то я им не завидую.
Я пропустил это предостережение мимо ушей. Моей авантюрной натуре претило заточение, душа моя рвалась на свободу, и никакие опасности меня не пугали. В конце концов при должном планировании количество опасностей можно минимизировать.
Вечером, вернувшись в тюрьму, я принялся ходить по камере взад-вперёд, стараясь унять азарт. Я чувствовал себя словно гончая, предвкушающая скорую охоту.
Мне следовало успокоиться и начать обдумывать план побега взвешенно, без нервов. Вдруг я понял, что мне может понадобиться помощь. Я лёг на койку и произнёс шёпотом:
 — Выходи за меня замуж.
В голове моей не раздалось никаких голосов.
Я произнёс чуть громче:
 — Выходи за меня замуж!
Потом ещё чуть громче.
Громче я уже опасался — время было позднее, слышимость в других камерах была высокой, и я не хотел бы, чтобы эту странную фразу слышали другие заключённые мужской тюрьмы. Мало ли что они подумают. Надо при первой же возможности сменить пароль вызова на что-то более нейтральное. И о чём я только думал, когда назвал его Винегретову?! Столько лет прошло с момента, когда мне разбили сердце, а я по-прежнему веду себя глупо.
Никто мне так и не ответил — голос Службы Межгалактической Разведки в моей голове молчал.
Я понял, что остался один. Конечно же, ни Винегретов, ни его коллеги не имели представления о том, в какой части космоса я сейчас нахожусь. Когда я был на борту «Молчаливовго Орла», они были где-то рядом, достаточно близко, чтобы слышать и общаться со мной. Сейчас же я находился далеко вне зоны связи.
Поэтому побег и план действий придётся планировать самостоятельно, без подсказок. Город Кротополис располагался, как я мог судить сегодня утром, всего в нескольких километрах от тюрьмы. Мне даже не придётся делать запасов провианта, чтобы добраться туда. Оставалось самое главное: придумать способ выбраться за стены тюрьмы.
Я стал больше времени проводить в тюремном дворе. Слушая вполуха, о чём говорят другие заключённые, я рассеянно участвовал в разговорах, чтобы не вызывать подозрений, а сам тем временем тщательно изучал обстановку, аккуратно на глазок замерял высоту внешней стены, как бы невзначай заглядывал в подсобные помещения.
Иногда по выходным в дневное время, когда мы были не на карьере, я видел, как в ворота тюрьмы заезжают грузовики, привозящие, очевидно, продукты питания или какие-то материалы для обеспечения тюрьмы. Но происходило это крайне редко. Я разумно предположил, что большая часть машин снабжения прибывает в тюрьму по будням, когда большинство заключённых работают на добыче алмазов.
Поэтому составить сколько-нибудь надёжный график прибытия транспорта представлялось трудновыполнимой задачей, и я перестал всерьёз рассматривать идею улизнуть за ворота, спрятавшись в кузове одного из грузовиков.
Силовой вариант я тоже отметал. Хоть, как уверял меня Винегретов, я и владел благодаря нанороботам внутри меня приёмами рукопашного боя, я всё-таки не был настолько уверен в себе, чтобы бросаться на вооружённых охранников с кулаками.
Оставался самый надёжный, проверенный тысячелетиями вариант: подкоп.
Укрепившись в этом решении, я каждый вечер стал тщательно изучать внешнюю стену, окружавшую двор, пинал ногой грунт, проверяя его на твёрдость в разных частях двора, ковырял пальцем стену, изучая её податливость.
Ещё один важный вопрос: инструмент. Идеально, конечно, было бы использовать кирку, но, как я ни думал об этом, вариант украсть кирку с карьера выглядел невыполнимым. Кирка — штука крупная, её в трусы не спрячешь, а перед посадкой в автобусы охранники тщательно нас досматривали, и при особом подозрении даже трусы представлялись весьма ненадёжным укрытием.
Среди всех этих трудностей был и лучик света. Лучик предстал в лице охранника Боба, который, после принятия изрядной доли тухликов, любил по вечерам спускаться к нам во двор и слушать анекдоты, которые заключённые травили между собой. Мужичком он был компанейским и беззлобным, громко смеялся, и заключённые относились к нему как к своему. Наслушавшись у нас новых шуток, он возвращался к своим коллегам-надзирателям, чтобы продолжить пить яйца и пересказать услышанные шутки им. Один элемент во внешнем виде Боба не давал мне покоя. Этот элемент был кожаным и торчал из заднего кармана его брюк. Я не сразу понял, что это, и мне пришлось поморщить лоб не один вечер, пока я наконец не вспомнил, что это за штука. Это был самый настоящий бумажник — вещь из далёкого прошлого, когда в ходу ещё были карты и наличные деньги. Я читал о таком только в книгах и видел пару раз в старых кинофильмах. Неужели на этой планете ещё кто-то пользуется таким архаичным предметом?!
Боб пользовался.
Я стал мучиться вопросом, что же он в нём хранит. Если деньги, то деньги бы мне на воле не помешали.
Все эти вопросы и нервные переживания, а также чрезмерное количество времени, проводимое мной на свежем воздухе в процессе планирования побега, привели меня на больничную койку. То ли от сквозняков, то ли от избытка солнца я стал покашливать и испытывать слабость.
Поэтому меня перевели в лазарет.
Ко мне приходил доктор и назначил мне неделю постельного режима.
Неделю я пролежал без тухликов, но зато с пользой — в лазарете мне удалось умыкнуть скальпель. В эпоху, когда все операции делаются лазером и нанороботами, скальпель выглядел такой же древностью, как и бумажник Боба. Количество древностей на этой планете выглядело странным.
Тем не менее наличие скальпелей играло мне на руку — теперь у меня был инструмент, которым я надеялся рано или поздно прокопать себе путь на волю. Пусть даже это займёт долгие месяцы.
Флегматичный подслеповатый доктор отпустил меня, когда посчитал, что я абсолютно здоров, без лишних церемоний, даже не пересчитав инвентарь и столовое серебро.
На ближайшей прогулке я ковырнул скальпелем внешнюю стену. Сердце моё бешено забилось, когда вместо ожидаемых крошек из стены вывалился огромный кусок глины. Я пугливо оглянулся. Охранник на вышке смотрел в другую сторону.
Я ковырнул стену ещё раз, и опять огромный — со сливу размером — кусок выпал из неё.
Я поспешно отошёл от подпорченного мной участка стены, пребывая в крайнем возбуждении. Похоже, местный климат и незавидное качество материалов сделали эту стену весьма податливой и рассыпчатой. Такую стену я мог бы проковырять насквозь за несколько часов. Не сейчас, конечно, не в светлое время суток, когда за нами пристально следят надзиратели.
Но если бы мне удалось выбраться из камеры ночью, я мог бы, спрятавшись вон за тем кустом и под покровом ночной темноты, до наступления утра проделать скальпелем в стене дыру достаточных размеров, чтобы протиснуться сквозь неё и устремиться навстречу свободе, в славный город Кротополис.
«Боже! — думал я. — Если мне ещё когда-либо предстоит оказаться в тюрьме, пусть это будет такая же халтура, как тюрьма "Медуза" на планете Крот!»
Я ещё не понимал, как ошибался.
Итак, оставалось придумать, как выбраться ночью из камеры.
Как я и предполагал, долго думать не пришлось. Едва я поддел скальпелем участок стены вокруг оконной решётки, как горсть каменных крошек со стуком осыпалась на пол. Внутренние стены тюрьмы были столь же ненадёжны, как и внешние.
Я подумал, что при таком раскладе количество побегов в данном заведении должно быть запредельно высоким. Однако Ларсен почему-то говорил, что все, кто бежал, возвращались. Странно — кто по доброй воле вернётся в тюрьму? Точно не я!
Однако я тревожно поежился, когда подумал, что же такого должно было твориться в городе Кротополисе, если заключённые предпочитали тюремные стены его улицам. Слышал я истории об одном городке на Юпитере, что прославился зловещими событиями, давшими начало Великой Ночной Охоте На Ведьм, однако то были дела давно минувшие и, скорее всего, выдумка, чтобы пугать детей.
Итак, я решил бежать на следующий день. Заснул я с трудом. Днём, работая на карьере, спросил Ларсена:
 — А сколько дают за попытку побега?
 — Увеличат твой срок вдвое, — коротко ответил Ларсен и добавил после паузы. — Бросил бы ты эту затею.
Я не ответил. Мне попалось гнездо тухликов, и, разделив его на двоих, мы не возвращались более к теме побега.
Перед возвращением в тюрьму я обмотал вокруг себя под рубахой верёвку, которую нам выдавали на карьере, чтобы спускаться в глубокие ямы, и по возвращении спрятал её в камере.
Вечером я вышел погулять в тюремный двор и заметил, как и ожидал, что охранник Боб уже здесь. Он, как обычно, был навеселе, подсел к большой группе заключённых, травивших байки, и громко смеялся каждой шутке. Я присоединился к ним и тоже изображал смех. Наконец Боб тяжело поднял свои сто кило веса, попрощался с нами и направился к служебному входу, с улыбкой повторяя себе под нос особенно смешные шутки, услышанные сегодня. Я догнал его и похлопал по плечу.
 — Чего тебе? — спросил Боб.
 — Слушай, Боб, вспомнил одну историю, специально для тебя.
Боб посмотрел на меня с некоторым подозрением, но тут же смягчился:
 — Ну давай, рассказывай.
Я принялся рассказывать специально подготовленную для этого представления историю. История была эксклюзивная: слышал я её очень давно от какого-то своего приятеля и мог быть уверен, что никто в «Медузе» её не знал. Но главное преимущество истории было в том, что рассказ требовал активной жестикуляции. Жестикулируя и похлопывая ухохатывавшегося Боба, я ловко выдернул у него из заднего кармана брюк бумажник и спрятал руки за спиной. Не переставая рассказывать, я раскрыл бумажник и на ощупь исследовал его содержимое. Удивительно, но в бумажнике Боба лежали даже не карты, а наличные деньги.
Зачем они ему? В наше время наличка была большой редкостью. Наличными расчётами пользовались только отпетые мошенники и государственные чиновники. Иногда — я, но последний раз я имел дело с наличными, когда сорвалась моя сделка по продаже поддельного Ларианского Огня илмарианской делегации.
Не время было задаваться вопросами, я вынул деньги из бумажника и незаметно вернул его Бобу, который тем временем вытирал слёзы, вызванные обильным смехом.
 — Отличная история, дружище, — выдохнул он. — Пойду расскажу ребятам на вахте, пока не забыл.
Он хлопнул меня по плечу и пошёл прочь, а я поспешил обратно к себе в камеру. В камере я пересчитал свою добычу. Несколько бумажек общим номиналом в пять тысяч в местной валюте. Я не знал, много это или мало. Я лишь логично предполагал, что это обычная для этих краёв сумма для мелких расходов. Тем не менее на первое время после побега хватит, а там как-нибудь выкручусь.
Стемнело, щёлкнули замки всех камер сразу. Дежурный надзиратель обошёл наш этаж и дёрнул рубильник, отключивший в камерах освещение. После чего отправился поедать яйца тухликов с коллегами.
Я выждал около часа, чтобы охрана успела запьянеть. Потом встал с кровати и принялся скальпелем ковырять стену вокруг одного из двух прутьев решётки на моём окне. Через полчаса я смог вытащить прут из стены. Теперь я мог пролезть через окно наружу.
Так я и сделал. Аккуратно, помня, что подо мной ещё два этажа, я высунулся из окна наполовину, потом перекинул верёвку через оставшийся прут решётки, взял верёвку за оба конца руками и вытащил из камеры ноги. Обхватив верёвку и руками, и ногами, я спустился на землю. Потянул верёвку за один конец, и она свалилась к моим ногам. Я не собирался оставлять верёвку свисать из моего окна — чем позже заметят мой побег, тем лучше.
Оставаясь в тени стены, я присмотрелся к охраннику на ближайшей вышке. Убедившись, что он смотрит в другую сторону, я быстрой перебежкой метнулся под тень куста, который рос под самой внешней стеной. Достал скальпель и начал ковырять стену в её нижней части. Время от времени я снова оглядывался на вышку, иногда замечая, что охранник закидывает голову назад, выпивая очередное яйцо тухлика.
Стараясь не шуметь, я раз за разом поддевал очередной пласт глины в стене, и тот отваливался, делая мой подкоп всё глубже и шире.
Я не знал точно, какова ширина внешней стены, но надеялся, что не слишком большая. Наконец, когда подкоп углубился в стену на полметра, показался просвет, через который была видна пустыня. Прошло часа три, до рассвета оставалась ещё пара часов.
Я принялся копать с удвоенным рвением, просвет расширялся, и ещё примерно через час или полтора дыра достигла тех размеров, когда я мог бы уже пролезть сквозь неё.
Последний раз оглянувшись на вышку, я аккуратно всунул голову в дыру и огляделся. Я был в полушаге от свободы. Передо мной лежала пустыня, где-то вдалеке лежал город Кротополис, а сквозь ночь блуждали лучи прожекторов с внешних охранных вышек. Я замер и принялся запоминать алгоритм движения лучей. Попадись я в пятно их света, и снайпер с вышки легко пристрелит меня, ведь в пустыне я был как на ладони.
Наконец, когда прожекторы двух соседних вышек развернулись в противоположные стороны и передо мной образовался коридор ночной тьмы, я вырвался из дыры и побежал что было мочи.
Похоже, меня не заметили. По крайней мере, звуков выстрелов слышно не было и рядом со мной не вздымались фонтанчики пыли от пуль. Тем не менее я бежал, пока хватало сил. Мне показалось, что я преодолел километра три, прежде чем остановиться, чтобы немного отдышаться.
На фоне розовеющего рассвета я уже видел перед собой силуэты домов Кротополиса и вскоре вышел на грунтовую дорогу.
Тяжело дыша, я шёл сквозь набирающее силу утро. Я продрог, ведь в пустыне ночью температура падает до пятнадцати градусов Цельсия, а я всё ещё был мокрым от пота. На моём пути стали появляться фермерские поля. На одном из них я заметил древнее пугало и стащил с него рубаху, ведь не мог же я сунуться в город в тюремной одёжке.
Пройдя ещё километр или около того, я заприметил фермерский дом, во дворе которого сушилась одежда, и стащил с бельевой верёвки джинсы.
Поля, избы и сараи тянулись по обе стороны дороги ещё пару километров, пока, наконец, я не вступил на территорию более плотной застройки. Очевидно, здесь кончались пригороды и начинался город. Дома здесь стояли вплотную друг к другу или были разделены улицами и переулками. Все здания были невысокими — один-два этажа, каменные или глиняные. Пустынные улицы были покрыты пылью.
Очевидно, что Кротополис был небольшим городом. В это раннее время все жители ещё спали. Несколько раз я заметил спящих лошадей, привязанных на обочине. Я принялся искать место, где можно было бы отдохнуть и согреться, но все заведения, что попадались мне, были ещё закрыты. Я прошёл мимо пары магазинов и одного бара, миновал нечто похожее на аптеку.
Движение помогало согреться. Наконец вместе с первыми пешеходами появилось солнце. Скоро на смену ночной прохладе пришла обычная в этих краях дневная жара.
Следует заметить, что людей на улицах стало не намного больше. Похоже, плотность населения в Кротополисе была весьма невелика. Я надеялся найти гостиницу, но после нескольких часов блужданий не встретил ничего похожего.
Наконец я вернулся к тому заведению, которое показалось мне баром. Я слонялся ещё около часа по соседним улицам, дожидаясь, когда он откроется.
Наконец бар был открыт. Я прошёл внутрь. Здесь, как и на улице, людей было мало. Тем не менее внутри было просторно и, так сказать, без изысков: простые деревянные столы и стулья, барная стойка, стены обшиты досками.
Я сел за барную стойку и заказал виски. Выбрал из стопки наличности самую мелкую купюру и протянул её бармену. Купюра была достоинством в пятьсот местных денежных единиц под нескромным названием «бриллианты». Бармен вернул мне четыре сотни сдачи.
Итак, стакан виски здесь стоит сто «бриллиантов». Порядок цен мне был примерно ясен. Учитывая, что денег у меня было пять тысяч, вряд ли этого хватит на аренду жилья. Стоило составить план действий: хотя бы найти работёнку. Я начал приглядываться к посетителям в поисках вдохновения.
Однако в то же время один из посетителей приглядывался ко мне.
Я сделал пару глотков и спросил бармена:
 — А нет ли в городе какой работы?
Бармен, протирая стакан тряпкой, подозрительно посмотрел на меня:
 — А ты, стало быть, не местный?
 — Угу, — кивнул я с напускным безразличием. — Приезжий.
 — Понятно, — усмехнулся бармен и ответил: — Городок у нас небольшой, и работы мало, а уж приезжих и того меньше. Может, кто и наймёт тебя на временную халтурку, но я тебе, дружище, в этом не помощник.
 Я равнодушно пожал плечами и как ни в чём не бывало продолжил пить виски, как вдруг ко мне неслышно подошёл некий седовласый старик в шляпе и плаще, пропитанном пылью и чем-то вонючим. Он сел на соседний табурет, положил шляпу на стойку перед собой и сказал мне спокойно:
 — Рубаху и штаны ты раздобыл, а вот про обувь забыл.
Я напрягся, но он произнёс:
 — Не бойся, я на твоей стороне, я тебя не выдам.
Он жестом попросил бармена долить виски в мой и его стаканы и продолжил:
 — Ботинки на тебе всё ещё тюремные, лучше бы тебе переобуться. Меня зовут Эрик.
 — Меня зовут Ульрих, — соврал я.
Эрик улыбнулся:
 — Тебя зовут Эмори. Угадал?
Я почувствовал себя крайне неуютно.
 — Откуда ты знаешь? — спросил я напрямую.
 — У меня свои связи в «Медузе». Знаешь Боба Ракинского? Он там охранник.
 — Боба? — задумался я. — Охранника Боба?
 — Угу, — кивнул Эрик. — Я им в тюрьму продукты по утрам завожу. Боб любит у меня заказывать пиво, оптом. А сегодня пожаловался, что некий заключённый по имени Эмори Холден сбежал, да ещё и его деньги прихватил, которые он для меня приготовил.
 — Неудобно получилось, — сказал я.
 — Ерунда, — усмехнулся Эрик. — Я Бобу его пиво отдал, а деньги он мне в следующий раз заплатит.
 — Ты сказал минуту назад, что не выдашь меня? — уточнил я, когда бармен подлил нам виски и удалился к другим посетителям.
 — Верно, — кивнул Эрик. — Просто зашёл познакомиться.
Я изумлённо поперхнулся:
 — Ты знал, что я буду здесь?
 — Большинство из беглых заключённых в первый же день заходит сюда. Как и я когда-то.
Я уставился на него со смешанными чувствами удивления и восхищения:
 — Ты тоже сбежал из «Медузы»?
 — Да, — меланхолично ответил Эрик. — Когда-то очень давно. Боб тогда ещё не работал в «Медузе», здесь бармен был другой, некоторые из местных жителей ещё даже не родились, так как было это много-много лет тому назад, когда я был ещё молод и наивен, как ты.
 — И тебе удавалось всё это время скрываться?
Эрик помолчал и наконец ответил, как мне показалось, с горечью:
 — А кому я нужен?!
Он вскинул голову и сказал:
 — Бармен, принеси-ка нам целую бутылку и оладий!
 — Ты же ешь оладьи? — уточнил он у меня.
Я кивнул.
Оладьи, похоже, были блюдом дня, так как подали их нам быстро. А виски принесли ещё быстрее.
 — К местным оладьям надо привыкнуть, но есть можно. Закуси, — посоветовал Эрик.
Я быстро съел несколько оладий. Они чуть пахли травой и навозом, но были вполне съедобны. Я вдруг понял, что одежда Эрика пахнет тем же. Будем считать, что это запах оладий.
 — Ты — фермер? — спросил я.
 — Здесь почти все — фермеры, — ответил Эрик. — И под словом «здесь» я подразумеваю не только город, но и всю планету. Тюрьма для Кротополиса, можно сказать, градообразующее предприятие — мы поставляем туда продукты. Есть в этом некая ирония: раньше тюрьма кормила меня, а теперь я кормлю тюрьму. В обмен на деньги, конечно, так что, как ни крути, — призадумался Эрик, — всё-таки тюрьма по-прежнему кормит меня. Ну да ладно, — хлопнул в ладоши Эрик. — Тебе, я полагаю, нужна работа, как и жильё. Поедешь ко мне? Комфорта не обещаю, но крыша над головой будет, да и работа для тебя на моей ферме найдётся.
 — А виски допьём?
 — С собой возьмём, — Эрик положил на стойку деньги и взял шляпу и бутылку. — Идёшь?
Я кивнул, дожевал оладушку, допил содержимое своего стакана и пошёл за стариком.
На улице напротив входа был припаркован старый фургон — один из тех, что я видел въезжающими в тюремные ворота.
 — Моя «лошадка», — сказал Эрик и сел на водительское сиденье, закинув бутылку виски в бардачок. — Кстати, насчёт настоящих лошадей: в Кротополисе их едва ли не больше, чем автомобилей. Некуда здесь на автомобилях ездить, да и накладно для местных. Вот и используют лошадей да осликов наряду с дряхлой техникой — всё, что осталось с тех времён, когда илмарианцы активно осваивали эту планету.
Я сел на пассажирское сиденье, и мы поехали. Грузовичок трясло на ухабах, он урчал и похрюкивал.
Мы выехали за город, и вдоль дороги потянулись поля и дома сельских жителей. На полях росли припорошённые пылью растения. Серая пыль присутствовала повсюду, серого цвета в окружающем пейзаже было значительно больше, чем зелёного.
 — Местность здесь весьма засушливая, как я успел заметить, — сказал я. — Откуда вы берёте воду?
 — Воды хватает, — ответил Эрик, — но она вся под землёй. Открытых водоёмов на планете нет. Вся почва на поверхности выглядит иссохшей, но корни растений худо-бедно получают влагу из подземных источников. В каждом дворе есть колодец или скважина, от жажды не помираем. Фауна местная также предпочитает подземный или частично подземный образ жизни, копают норы, тоннели, чуют подземные водоёмы по запаху.
 — Есть ли на планете времена года? Сезон дождей?
 — Как таковых сезонов нет. Они весьма условны. Мы, фермеры, знаем, когда сажать и когда собирать урожай, но в плане погоды здесь вечное лето, дождей почти нет. Сейчас как раз сезон сбора урожая, с этим ты мне и поможешь, если согласен поработать на меня.
Я пожал плечами, что означало, что я не против попробовать себя в роли фермера, хотя положительный результат не гарантирую.
Наконец Эрик с едва заметной гордостью сказал:
 — А вот и мои угодья.
Я оглядел простирающиеся слева и справа от дороги поля. Где-то на полях росли смутно знакомые мне растения, но были и те, которых я не знал.
Мы свернули с главной дороги и, проехав ещё метров пятьсот, заехали во двор одиноко стоящего среди полей деревенского дома. Дом был добротный, одноэтажный, с верандой и небольшим садом перед ней. На крыше был флюгер в виде космического корабля. Тут же, во дворе, из камня был сложен колодец. В другом конце двора располагались туалет и душевая. Вдоль выложенной камнем дорожки стояло несколько бочек с водой. Одна из бочек стояла на крыше душевой, обеспечивая душ нагретой солнцем водой.
Также я обратил внимание на столб, на верхушке которого медленно вращался пропеллер. Очевидно, это был ветровой электрогенератор.
Мы поднялись на веранду, прошли в дом. Здесь было не прибрано, но вполне себе уютно.
 — Вот твоя комната, — показал Эрик. — В шкафу есть кое-какая одежда и обувка, переоденься, после того как примешь душ.
Следом мы прошли на кухню, Эрик достал нам из холодильника по бутылке пива.
 — Давно, небось, пива не пил?
Я благодарно кивнул.
 — Это моё, сам варю, лучшее в округе. Охранник Боб тебе бы подтвердил.
Эрик плюхнулся на стул, я сел на другой.
 — Ты пока располагайся, а я нам ужин поймаю. У меня здесь во дворе под землёй небольшая рыбная ферма.
Мы посидели молча пару минут, с наслаждением попивая пиво. Наконец поднялись и пошли каждый по своим делам.
Я принял душ в деревянной кабинке во дворе и переоделся в другую одежду. Выйдя из душевой, увидел, как Эрик снимает с остроги крупную рыбину, которую он только что извлёк из прикрытого фанерой бассейна.
Он увидел меня и сказал:
 — Ты зайди пока на задний двор, нарви нам кое-какой зелени.
За домом располагался небольшой огород. Я нарвал укропа и зелёного лука. Сорвал с дерева лимон.
Мне здесь даже начинало нравиться. Огород и сад выглядели не так уж и безжизненно по сравнению с виденными мною ранее пейзажами. В траве трещали местные кузнечики, по ветвям деревьев прыгали мелкие птахи. «Солнце, пиво, свежая зелень и уединение — что может быть лучше!» — казалось мне.
Я постоял несколько минут, съел яблоко с самой настоящей яблони и вернулся в дом.
Эрик времени зря не терял. Он растопил печь, и теперь на конфорке на раскалённой сковороде шкварчали в масле крупные куски рыбы. Наконец он посыпал их зеленью, сбрызнул лимоном, и мы прошли с тарелками на веранду, захватив с собой пару бутылок пива.
На веранде в это время суток была приятная тень.
Рядом с фургоном стоял видавший виды уборочный комбайн. Проследив мой взгляд, старик спросил:
 — Управлял таким?
 — Не доводилось.
Эрик усмехнулся:
 — Понятное дело, ты же городской. Я и сам городской, но этому научиться недолго. Завтра и приступим.
Эрик переложил с большого блюда в свою тарелку порцию рыбы, отщипнул кусок пальцами и отправил себе в рот. Запил пивом. Я сделал то же, и мы помолчали.
Стало быть, завтра начнётся моя карьера фермера. Интересно, насколько долгая и успешная?
 — Вам не интересно, за что я сидел? — спросил я напрямую. Мне казалось, что не стоило оставлять между нами недоговорённостей, которые могли бы создать напряжённость в общении.
 — Понятно, за что, — с наигранным равнодушием ответил Эрик. — В «Медузе» сидят только политические, так что я знаю, что ты не уголовник и опасности не представляешь.
Однако чувствовалось, что его распирает любопытство.
 — За шпионаж, — ответил я с некоторой долей гордости.
На самом деле я сидел за «попытку шпионажа», но без унизительного дополнения «попытку» мой приговор звучал солиднее.
 — Ого! — подивился Эрик. — Да ты не так прост. Шпионов у меня на ферме ещё не бывало.
Тем не менее моя скромность всё же заставила меня признаться:
 — На самом деле всего лишь за попытку шпионажа. В общем, я пытался продать илмарианскому правительству подделку Ларианского Огня.
Эрик хлопнул себя по колену и захохотал. Похоже, тот факт, что кто-то пытался надурить илмарианское правительство, вызывал в нём неподдельный восторг.
 — В общем, я встретился с министром Хроннингом, а потом его телохранитель в меня влюбился, потом я пытался сбежать, тюрьма, и вот я тут, — скомканно рассказал я, опуская важные детали.
Эрик вытер выступившую от смеха слезу.
 — Стало быть, илмарианцам понадобился Ларианский Огонь, — нахмурился вдруг он. — Это не к добру. Значит, илмарианские лидеры окончательно тронулись умом на почве своих имперских амбиций. Похоже, дело и правда идёт к большой войне и в «Медузе» скоро прибавится постояльцев.
Перед сном у себя в комнате я посмотрел телевизор. Показывали какие-то старые фильмы. Поностальгировав и допив бутылку пива, я лёг спать.
Утром Эрик усадил меня за штурвал комбайна и научил основам управления. Мы поехали в поля. Эрик медленно ехал на грузовике, а я следом на комбайне. Газ, тормоз и руль — вот и всё управление. Правда, на панели передо мной были ещё какие-то загадочные кнопки, но я пока к ним не прикасался.
Назначение кнопок Эрик объяснил, когда мы добрались до заросшего некой местной культурой поля.
 — Начинай с этого поля. Вот этой кнопкой включаешь мотовило, — объяснял он мало что понимающему мне. — Вот этой — молотило. Вот этой — автопилот.
 — Стоп, что? — переспросил я. — Эта штука может работать на автопилоте?
 — Конечно, мы же не в средневековье живём.
 — А в чём моя задача?
 — Доедешь до конца поля, развернёшься и запустишь автопилот. Дальше он сам будет повторять этот цикл за тебя, а ты отдыхай и следи, чтобы ничего не случилось. Машина всё-таки старая и сама думать не умеет, человек нужен. Закончишь с этим полем, переезжай вон к тому следующему, а потом — к тому, что за ним. Вот и всё, больше трёх полей за день ты не успеешь.
 — А ты где будешь?
 — А я буду забирать собранный урожай и отвозить его на элеватор. То есть на склад для хранения зерна.
Работать на комбайне было делом несложным. Как и учил Эрик, первый раз от края до края поля я проехал сам, развернул комбайн и нажал кнопку автопилота. Далее машина всё делала сама.
 — Там в бардачке кое-какие книжки есть, если станет скучно, — крикнул Эрик, пока ждал первую порцию груза. — Только сильно от поля не отвлекайся, поглядывай.
Я помахал ему рукой в знак согласия.
Комбайн оставлял позади себя мешки с зерном. Эрик таскал их в грузовичок. Потом уезжал, через полчаса возвращался и загружал новые мешки.
Я порылся в бардачке. Там и правда было несколько потрёпанных книжек. Всё — классика литературы, старые произведения. Как и вчера по телевизору. Эх, ностальгия.
Я не особо любил читать старую классическую литературу, хотя бы потому, что перечитал её в детстве. Однако ничего нового в бардачке не оказалось, поэтому пришлось довольствоваться замечательными, хотя и наизусть известными литературными шедеврами прошлого.
Делать было всё равно нечего.
Закончив первое поле, я переехал на следующее. Продолжил читать и бездельничать.
Эрик приезжал и уезжал. Ничего нового не происходило. Наконец третье поле. Солнце клонилось к закату. Появились мухи, запели цикады.
Закончив третье поле, я заглушил комбайн. Вернулся Эрик и собрал последнюю порцию мешков с зерном.
 — Ну всё, — сказал он. — Я отвожу это, а ты поезжай домой.
Я козырнул и вывел комбайн на дорогу.
Учитывая разницу в скорости комбайна и грузовика, следовало предполагать, что я и Эрик доедем до дома примерно в одно и то же время.
Заведя комбайн во двор, я принял душ, собрал зелени, выловил из резервуара рыбу к ужину, достал из холодильника бутылку пива и сел смотреть телевизор в общей гостиной в ожидании Эрика.
Опять показывали старые фильмы.
Можно было бы начать готовить ужин, но я не рискнул этим заниматься, не обсудив меню с хозяином дома. Я лишь затопил печь и выпотрошил рыбину, оставив способ её приготовления на усмотрение Эрика.
Эрик приехал минут через двадцать. Большую часть этого времени я бесцельно щёлкал телеканалы, перескакивая с одной старой киноленты на другую.
 — О, да ты уже подготовил всё к ужину.
 — Не рискнул начинать без тебя. Какие предпочтения?
 — Можешь решать на свой вкус, а я пока в душ.
Я выключил телевизор и взялся за готовку. Долгое время я жил один, поэтому готовить умел неплохо, хотя не знал ни одного рецепта. Готовил «на глазок», понимая основные принципы сочетания и обработки продуктов.
Учитывая изобилие овощей, на сегодня я решил изобразить нечто вроде рыбного гуляша. Порезав и пережарив перца и томатов, сделал густой наваристый соус, в котором довёл до готовности слегка обжаренную рыбу, щедро посыпал зеленью.
Запах стоял, доложу я вам, пальчики оближешь!
 — Что это, суп? — Эрик вернулся в дом, причёсывая рукой ещё влажные волосы. — Выглядит отлично.
 — Что это, не знаю, но надеюсь, получилось вкусно.
Я разлил гуляш по тарелкам, выставил на стол по бутылке пива каждому.
 — Красота, — Эрик сел за стол и потёр руки. — Эдак мы с тобой быстро управимся, с таким помощником. Ты ещё и готовить умеешь!
 — Дело нехитрое, — зарделся я. — Правда, опять рыба. Надо бы подумать на будущее о каком-то разнообразии.
Эрик ответил, на секунду задумавшись:
 — С разнообразием на этой планете не очень.
 — Я заметил, — сказал я, беря ложку. — По телевизору всё одно и то же, старая добрая классика.
По лицу Эрика пробежала тень, и я даже подумал, не сказал ли чего-то обидного.
Он прожевал ложку гуляша.
 — М-м-м, вкусно, — похвалил он как-то безрадостно, открыл свою бутылку пива, глотнул и, наконец, ответил:
 — Ну, если ты уже на второй день это заметил, то тебе придётся трудно.
Я вскинул бровь.
 — Заметил что?
 — Как бы тебе объяснить? — Эрик положил локоть на стол, собираясь с мыслями. — Это самое отсутствие разнообразия.
 — Да бог с ним, — заволновался я. — Ты ешь, пока не остыло. В стабильности тоже есть свои плюсы.
Я не понимал в данный момент две вещи: зачем я вообще ляпнул про это разнообразие и почему это заставило так нахмуриться Эрика.
Эрик согнал со своего лица хмурое выражение, благодарно улыбнулся и снова взял ложку. Продолжая есть и запивать пивом, он начал меня просвещать:
 — Есть разные типы людей. Кого-то манит и привлекает всё новое. Как нас с тобой. Но есть также люди, которые безоговорочно влюблены в прошлое. Будущее и настоящее их пугает, вызывает у них психологический дискомфорт. Печально то, что среди местных жителей таких людей подавляющее большинство. Да что там большинство — все местные жители живут прошлым.
 — Ты понимаешь, — продолжал Эрик. — Здесь стоит обратиться к истории этой планеты. Её начали активно заселять, когда здесь были обнаружены огромные залежи алмазов.
Илмарианцы построили здесь несколько добывающих предприятий и принялись интенсивно развивать инфраструктуру. В своё время Крот превратился в землю обетованную. Эдакое Эльдорадо. Илмарианцы активно вкладывали деньги в развитие планеты; романтики и искатели приключений, а также просто желающие хорошо заработать слетались сюда со всех концов империи.
Ты не поверишь, но здесь цвели искусственные сады, работали кинотеатры, на улицах звучала музыка, люди были счастливы.
Потом наступило отрезвление. Сначала илмарианское правительство поняло, что нельзя безгранично добывать алмазы, потому что цена их от этого только падает и рынок рано или поздно перенасытится. Добычу ограничили. И тогда правительство империи поняло, что вырабатывать норму добычи могут совсем немного людей, к тому же совершенно бесплатно. Ты уже понимаешь, о чём речь? Конечно: заключённые. Бесплатная рабочая сила. Все эти люди, которые некогда поселились здесь в надежде на светлое будущее и счастливое настоящее, оказались не у дел. А когда человек лишается будущего и настоящего, у него остаётся лишь прошлое. Фильмы, которые они смотрели, когда были счастливы, книги, которые они читали, — всё из тех времён.
Будущее, которое стало для них настоящим, оказалось неприветливым, недружелюбным. Гордость Империи — планета Крот — оказалась никому не нужна вместе с её жителями.
Зарплаты их упали. Из шахтёров и геологов они превратились в фермеров и официантов. Они презирают себя и презирают всё нынешнее.
Поэтому старые фильмы и старые книги — это их отдушина. Вы не купите здесь ничего нового, не увидите ничего нового по телевизору.
Я пожал плечами:
 — Ну, всегда есть Сеть.
 — Сети здесь нет, — огорошил меня Эрик. — По единодушному согласию местных доступ к межгалактической Сети здесь закрыт. Есть только Интернет — обычный планетарный Интернет без подключения к информационным ресурсам других планет. Кротовцы не хотят знать, что происходит за пределами Крота, — это их расстраивает и раздражает.
Ужин мы продолжили в молчании. Спасибо повару, сладкий и острый гуляш вернул нам хорошее настроение, и, наконец, забыв о странных взглядах кротовцев, мы переместились, как и накануне, на веранду, прихватив ещё пива.
 — Ты никогда не хотел уехать с Крота? — спросил я опрометчиво.
Эрик снисходительно посмотрел на меня.
 — Конечно, хотел, всю свою жизнь. Но я же беглый заключённый, а покинуть Крот можно, только пройдя особый таможенный контроль. Сам понимаешь: добыча стратегических ресурсов, особая планета, особый режим допуска и выпуска, перед вылетом проверяют всех с ног до головы.
Я поперхнулся пивом, когда до меня вдруг дошёл смысл сказанного. Так вот почему в тюрьме Ларсен говорил, что большинство сбежавших заключённых возвращались.
 — То есть и я не смогу покинуть эту планету никогда? Никогда?!
Эрик красноречиво промолчал.
У меня внутри всё похолодело от ужаса.
 — Поэтому из тюрьмы так легко сбежать, — наконец объяснил Эрик. — Никому в здравом уме не придёт в голову сбегать из одной тюрьмы в другую, ещё более унылую. Там осуждённый отсидел и вернулся к жизни, а здесь ты пожизненно.
 — Эрик, — твёрдо сказал я. — Я хочу вернуться в тюрьму!
 — Это непросто, — ухмыльнулся Эрик. — Там на входе охрана.
Я постарался подавить приступ паники. Эрик же подлил масла в огонь:
 — А если просто придёшь к ним и сдашься, удвоят твой срок за попытку побега.
 — Да не переживай ты, — не очень уверенно попытался тут же успокоить он меня. — Мы что-нибудь придумаем. Или, на худой конец, со временем привыкнешь и станешь фермером вроде меня.
 — Я должен разработать план побега! — решительно ответил я.
И я принялся обдумывать план побега обратно в тюрьму.
Тем не менее приступил я к этому делу без спешки. К тому же я чувствовал моральную обязанность помочь Эрику с уборкой урожая. Поэтому планированием я занимался каждый день в кабине комбайна, который в режиме автопилота оставлял мне много времени для размышлений.
Я сразу изобрёл несколько вариантов, каждый из них требовал тщательного анализа.
Во-первых, можно попытаться незаметно пробраться в тюрьму, сделав подкоп.
Недостатком этого плана было то, что мой побег уже обнаружен и мне будет непросто объяснить персоналу тюрьмы, где я всё это время ошивался.
Вторым вариантом была идея попробовать договориться с персоналом. Эрик упоминал, что знаком с охранником Бобом. Однако я сразу отмёл этот вариант, так как не хотел вовлекать в эту историю Эрика — мне не хотелось даже думать о том, что грозит ему, пойди что не так, за укрывательство беглого заключённого.
Третий вариант: совершить мелкое преступление и попасть в тюрьму, так сказать, легальным путём. Однако же у этого варианта было сразу несколько недостатков: во-первых, в «Медузу» сажали только политических. А я и представить себе не мог, какое политическое преступление возможно совершить на Кроте — рассказать свежий анекдот?
Вторым недостатком третьего плана был тот факт, что, как я успел заметить, в отличие от, так сказать, гражданской промышленности, тюрьма была оснащена достаточно современно и, вне всякого сомнения, мою настоящую личность установят без усилий, и мне таки придётся отсидеть за все свои преступления, и старое, и новое, плюс попытку побега.
Можно было, конечно, совершить не политическое, а вполне себе уголовное правонарушение и рассчитывать на перевод в другую тюрьму на другую планету, а там уже совершить побег. Правда, другая тюрьма, в отличие от «Медузы», скорее всего, будет охраняться значительно строже. Да и не факт, что она будет находиться на другой планете, а не здесь же, на Кроте. Однако этот вариант я не стал отбрасывать, хоть он и казался самым безумным.
Был ещё вариант ускользнуть с планеты по поддельным документам. Правда, я сильно сомневался, что на Кроте есть сколько-нибудь развитая индустрия подделки удостоверений личности. Тем не менее стоит изучить этот вопрос, наведавшись в город и посетив несколько злачных мест, если таковые вообще здесь есть.
Опять же, у меня были большие сомнения, что местные пограничники довольствуются только документами, а не проведут полную биометрическую проверку меня, включая отпечатки пальцев, сетчатку глаза и прочее.
Куда ни кинь, всюду клин. Чем дольше я думал, тем больше мне казалось, что я в безнадёжной западне.
Был ещё вариант пойти сдаться и отсидеть свой срок плюс срок за побег. Это был самый грустный, но всё же вероятный вариант.
Однажды вечером я рассказал Эрику свои идеи, и он раскритиковал все мои варианты, применив те же самые аргументы, которые я сам для себя определил.
 — Что же касается подделки документов, — сказал он мне в том числе, — поверь мне, если кто и мог бы подделать документы на этой планете, то разве что я, но даже и моего уровня мастерства будет недостаточно. Скажу тебе начистоту: я так же, как и ты, передумал все эти варианты, но не один из них не смог бы помочь мне сбежать с Крота.
 — Неужели всё так плохо и нет никакой надежды? — спросил я скрепя сердце.
Эрик помолчал.
 — А знаешь, — вдруг сказал он, — может, у тебя что-то и получится. У тебя есть преимущество, которого не было у меня: ты готов рискнуть вопреки здравому смыслу. Возможно, я в молодости был слишком осторожен и поэтому испугался, а теперь, в старости, и вовсе потерял всякую надежду и смирился с участью фермера.
 — А кем ты был в молодости?
Эрик пристально посмотрел мне в глаза, очевидно, размышляя, стоит ли мне доверять. Наконец он ответил:
 — Шпионом.
Я был ошеломлён.
 — Шпионом?!
 — Да, — спокойно сказал Эрик. — И не просто шпионом, а, не побоюсь этого слова, шпионом экстра-класса. Однако всё же недостаточно классным, чтобы однажды не попасться, как видишь.
В тот вечер мне не спалось. С одной стороны, меня воодушевляли слова Эрика, что у меня может получиться сбежать. С другой стороны, сказаны они были в таком контексте, что на душе у меня становилось ещё тяжелее.
Я уже представлял себе, как варю в старости пиво по соседству с Эриком. Хотя к тому времени Эрика может уже и не быть в живых. А вдруг он оставит мне свою ферму в наследство? И тогда возить продукты в «Медузу» вместо него буду я. На его стареньком грузовичке.
«Что за дурацкие мысли лезут в голову!» — подумалось мне. Хватит раскисать, надо сосредоточиться и быть оптимистом.
Ещё две недели мы собирали урожай. Потом настала пора подготовки почвы к новому посевному сезону.
Ещё Эрик научил меня варить пиво и печь хлеб. Я пытался выведать у него каких-нибудь шпионских хитростей, однако на эту тему он был неразговорчив, а иногда справедливо замечал, что со времён его молодости шпионское ремесло продвинулось, должно быть, далеко вперёд и научить меня ему нечему.
Однако, ничего не объясняя, однажды он заставил меня заучить слово и несколько цифр. Слово было «глоток», а цифры — два ноль ноль три ноль восемь.
Он сказал, что мне это может пригодиться, но наотрез отказался объяснять, когда или при каких обстоятельствах. Он лишь сказал, что не рассказывает мне цель этого заучивания ради моей же безопасности и безопасности «общего дела».
Я заучил. Несколько раз он меня экзаменовал, а точнее, неожиданно называл часть этой комбинации и ждал, когда я скажу остальные слова. Например, он входил в мою комнату ночью, тряс меня за плечо и спрашивал:
 — Два ноль ноль?
А я отвечал, огорошенно протирая сонные глаза:
 — Три ноль восемь.
Тогда он говорил сокрушённо:
 — Плохо!
А я поправлялся:
 — Три ноль восемь, глоток.
 — Хорошо, — отвечал он и выходил из моей комнаты.
Спать после такого первое время вообще не хотелось. Потом я привык и отвечал без заминки:
 — Глоток?
 — Два ноль ноль три ноль восемь!
 — Два ноль ноль три ноль восемь?
 — Глоток!
И так из раза в раз.
После уборки урожая времени у нас стало больше, и я несколько раз брал выходной. Я садился на велосипед и ехал на разведку. Несколько раз я обследовал тюрьму, снаружи. Наблюдал за охранниками, за въезжающими и выезжающими грузовиками, перебирал в уме варианты.
За время жизни на ферме я отпустил бороду — отчасти потому, что мне всегда было интересно, как я буду выглядеть с бородой, а отчасти для того, чтобы уменьшить вероятность быть узнанным.
Несколько раз я ездил в город. Заходил в какой-нибудь из немногочисленных баров, прислушивался к разговорам, изучал подозрительных личностей, которые могли бы стать пособниками в моём нелёгком деле, но толку от этих поездок было мало. Очевидно, что в городе не было серьёзной преступности или тех, кто помог бы мне нелегально устроиться на один из отбывающих с планеты кораблей.
И каждый вечер, возвращаясь на ферму, я опять вынужден был «наслаждаться» просмотром набивших оскомину старых фильмов и сериалов, так милых сердцу кротовцев, или читать старые книги давно умерших писателей о давно минувших временах. Даже в театрах Крота ставились одни и те же старые пьесы, а в ресторанах подавались одни и те же «бабушкины» рецепты.
Вся эта планета была добровольной тюрьмой счастливого прошлого.
Но добровольной не для меня. Пока я ещё был готов рисковать, пока я ещё чувствовал в себе силы вырваться из этой сладкой патоки безвременья прежде, чем она засосёт меня сладкими нотками мотива «раньше было лучше», я должен был действовать.
Шли дни, недели, Эрик сочувственно смотрел на меня, а я всё набирался смелости, чтобы решиться и выбрать один из вариантов. Наконец в один из вечеров я попрощался с Эриком.
 — Ты решил, что будешь делать? — просто спросил он, пожимая протянутую мной руку.
Я кивнул.
 — Не говори мне, — попросил он. — Боюсь, что я попытаюсь тебя остановить. Главное, пообещай, что ты не наделаешь глупостей и будешь осторожен.
 — Мы ещё увидимся, дружище, — пообещал я. — При других обстоятельствах. Я заберу тебя отсюда.
Эрик грустно улыбнулся:
 — Я уже привык, я здесь навсегда. Главное, спасай себя.
Я похлопал его по плечу и отправился в город.
Я пошёл в Кротополис пешком. Так надо было. Я не хотел, чтобы Эрика видели со мной. Не хотел подвергать его опасности.
Когда я добрался до города, был уже поздний вечер. Улицы были, как всегда, пустынны.
Я дошёл до самого роскошного — по местным меркам — ресторана. Он уже был закрыт, так как работал лишь до девяти вечера.
Я взял с земли камень и швырнул его в огромное окно. Стекло с дребезгом разбилось. Сквозь оконный проём я прошёл внутрь и направился к бару. Взял с полки бутылку виски, откупорил её, сел на пол, глотнул и принялся ждать полицию.
Я не собирался скучать в ожидании.
Выпив полбутылки виски, я отправился изучать остальное содержимое бара. Я перепробовал несколько разных напитков различных вкусовых качеств и крепости.
Я пил и пил, а полиции всё не было.
Иногда мне уже казалось, что я просчитался и мне придётся возвращаться на ферму. От этого мне снова захотелось выпить.
Когда во мне уже было больше литра алкоголя, я почувствовал, что настроение моё поднимается и всё у меня получится.
Ещё через пол-литра меня накрыла эйфория и мне захотелось танцевать. Я потанцевал, и мне захотелось петь.
Я сел на пол и стал петь, время от времени делая новый глоток.
Я закончил петь и стал вслух хвалить сам себя:
 — Я гений! Я гений! Всё получится!
В общем, из всех ранее рассматриваемых мною вариантов побега я выбрал тот, который показался мне самым безумным. Я рассчитывал, что меня заберёт полиция и я отправлюсь в тюрьму за мелкое преступление, а дальше два варианта развития событий: либо меня отвезут отбывать срок на другую планету, где я совершу побег, либо мне удастся выдать себя за другого человека и, после того как мой срок подойдёт к концу, я с «чистой совестью» и новыми документами смогу покинуть планету Крот как добропорядочный продукт илмарианской пенитенциарной системы.
Это что касается оптимистичных вариантов развития событий.
Был ещё весьма вероятный вариант, что личность мою установят и вернут в «Медузу» или отправят в другую тюрьму на Кроте очень надолго по совокупности наказаний: за попытку шпионажа, побег и, наконец, то, чем я занимаюсь прямо сейчас, сидя на полу и напиваясь до чёртиков: взлом, проникновение и порчу ресторанного имущества.
Тогда — утешал я себя — я снова сбегу и начну всё заново, с новым планом.
Интересно, каково это — сидеть в тюрьме для уголовников? «Медуза» была больше похожа на санаторий, где днём мы напивались яйцами тухликов, а по вечерам вели интеллектуальные беседы в библиотеке. Вряд ли мне стоит надеяться на нечто подобное в настоящей тюрьме.
Так, предаваясь размышлениям и алкоголизму, я не заметил, как уснул.
Проснулся я от пинка.
 — Вставай, алкаш!
Я приоткрыл глаза и с радостью узрел двух полицейских.
Голова была тяжёлой, тело ломило от ночи, проведённой на жёстком холодном полу.
 — Секунду, господа, — я выставил вперёд руку.
Другой рукой я обшарил пространство вокруг и нащупал полупустую бутылку виски. Сделал жадный глоток.
 — Ты обнаглел, морда?! — рявкнул полицейский. — Вставай, я сказал тебе!
 — Секунду, господа, — повторил я. — Дайте мне секунду привести себя в порядок и сходить в туалет. Вы же не хотите, чтобы я обмочился или наблевал на вас?
 — Да пусть идёт оправится, — проворчал второй полицейский. — А то и правда заблюёт всё вокруг или окочурится — смотри, сколько бутылок он за ночь высосал.
Я с трудом поднялся и увидел злого хозяина ресторана. Очевидно, это он нашёл меня здесь утром, когда пришёл открывать заведение, и вызвал полицию. Хотя я был уверен, что разбитое мною накануне окно наделало достаточно шума, было очевидно, что жители соседних домов поленились вызывать полицию. Скорее всего, им просто не было дела.
Шатаясь и не выпуская бутылку из рук, я прошёл в туалет. Помочился, умылся и снова сделал несколько глотков виски. По мере употребления в голове моей прояснялось, организм свежел и возвращался к жизни.
Наконец, совсем хороший во всех смыслах этого слова, я радостно вышел обратно в зал.
 — Господа, я готов! — улыбнулся я полицейским. — Пойдёмте!
Полицейские положили руку на кобуру и кивнули в сторону выхода. Я покорно проследовал в указанном направлении, а они пошли следом, не спуская руки с нейтрализатора.
Однако я вовсе не планировал давать им повод стрелять. Я спокойно шёл по улице вперёд, время от времени прикладываясь к бутылке.
Вдруг позади раздался громогласный окрик:
 — Стоять!
Я испуганно вскинул руки.
 — Господа, я и не собираюсь от вас сбегать!
Мне вдруг подумалось, что они решили пристрелить меня прямо здесь, чтобы не церемониться.
Не услышав ответа, я робко оглянулся. Мои полицейские стояли на месте, но смотрели не на меня, а на тех, кто приближался к нашей дружной компании.
Это были военные. Двое были одеты совсем просто, а третий — тот, что твёрдо шагал впереди, — выглядел весьма импозантно. Я не разбираюсь в табеле о рангах, но, судя по количеству знаков отличия, этот третий был весьма высокого звания.
Троица приблизилась к озадаченным не меньше моего полицейским.
 — Куда вы ведёте этого бедолагу? — громко прорычал военный.
 — Известно куда, — проворчал один из полицейских, — в участок за хулиганство и распитие.
 — Вы что, не слышали о приказе П-14? Начиная с этого дня все мелкие правонарушители освобождаются от ответственности, если вступают в ряды илмарианской армии.
Военный широкими шагами приблизился ко мне.
 — Ты готов послужить Родине, сынок? — зычно спросил он. — Тебе повезло — война началась!
 — Служу Империи! — одну руку я приложил ко лбу, а второй поднёс ко рту бутылку.
 — Мы забираем этого бравого вояку, — повернулся военный к полицейским. — Вы же не против, господа?
 — Да как угодно, — индифферентно ответили мои бывшие конвоиры.
 — Ну что же, солдат, — снова повернулся военный ко мне. — Пойдём на призывной пункт. В армии тебе можно будет и хулиганить, и распивать.
Вот тебе на: мошенником был, профессором был, шпионом был, фермером был, а военным ещё не приходилось.
Призывной пункт располагался на космодроме, в окружении военных кораблей. Это было временное небольшое сооружение, собранное, вероятно, накануне, когда все эти корабли прибыли на Крот.
Импозантный военный, которого, как оказалось, звали майор Штал, завёл меня в просторную комнату, где на скамейках сидели ещё двое мучающихся от похмелья новобранцев, а также стоял насыщенный запах перегара.
 — Мда, — протянул майор Штал. — Небогатый улов. Ну что, сынки, как настроение?
 — Пивка бы, — простонал один из сынков, белокурый детина на вид лет двадцати пяти.
 — Сейчас всё будет, боец, — благодушно сказал майор и обратился к одному из сопровождающих: — Организуй.
Рядовой отдал честь, развернулся и убежал.
 — Располагайся, солдат, — сказал майор мне. — Сейчас оформим вас и покинем эту планету. Здесь, похоже, добровольцев больше не сыскать.
Я плюхнулся на скамейку. Майор и второй рядовой ушли.
Я протянул своим «сокамерникам» бутылку с остатками виски. Они благодарно сделали по глотку. Я допил.
 — Башка трещит, — сказал белокурый детина. — Зачем я так вчера напился?!
 — А что здесь ещё делать, на этой планете? — ответил второй, брюнет лет тридцати. — Уж лучше на войну.
 — А с кем война-то? — спросил я.
 — А кто его знает, — ответил брюнет.
 — Майор сказал, алтахорды на нас напали, — ответил блондин.
 — Алтахорды? — удивился я. — Напали на Империю?
Блондин пожал плечами:
 — Дикари.
Алтахорды, может, и дикари, в чём я сильно сомневался, но вряд ли одна планета Алтахорд добровольно объявит войну целой Илмарианской Империи. Очевидно, имела место какая-то провокация. Более того, я был почти уверен, что войну объявил не Алтахорд Империи, а Империя Алтахорду.
Впрочем, размышлять об этом было не самое подходящее время. Я радовался тому, что всё так удачно сложилось для меня. Нет, не война, конечно, а чудесный шанс избежать тюрьмы и выбраться с этой планеты. То, что взамен плена на Кроте мне придётся отправиться на самую настоящую войну, меня пока не так сильно волновало. Возможно, в какой-то степени чувство самосохранения во мне пока притуплял алкоголь.
К тому же через минуту вернулся рядовой, отправленный майором за пивом для будущих героев Империи. Он принёс нам две сумки, наполненных пивом, крепким алкоголем и немалым разнообразием закусок. Рядовой выложил содержимое сумок на скамейку рядом с нами и удалился.
 — Кормят как на убой, — прокомментировал блондин.
 — Типун тебе на язык, — проворчал брюнет, взяв кусок копчёного мяса и бутылку пива.
«Метко подмечено, — подумалось мне. — Блондин не дурак».
Мы выпили пива, и самочувствие наше улучшилось вместе с настроением. Как и я, блондин и брюнет перед самой вербовкой активно занимались алкогольными возлияниями и, в общем-то, в известной мере именно благодаря алкоголю и позволили себя завербовать рекрутерам, которые проводили рейды по кабакам Крота. Эти двое были здесь чуть дольше, чем я, и уже успели кое-что выведать.
Война, как я узнал от своих собутыльников, началась три дня назад. До Крота, изолированного от межпланетной Сети, информация доходила как до жирафа.
Приземлившись в Кротополисе, илмарианские рекрутеры за последние два дня обшарили все немногочисленные городки Крота в поисках добровольцев, но улетали несолоно хлебавши.
Непонятно, зачем илмарианцам понадобилось пополнять свою армию добровольцами. Я был уверен, что илмарианская армия могла бы справиться с алтахордами и без подкрепления.
Мой хоть и затуманенный алкоголем разум подсказывал мне, что Алтахорд — это только начало и пушечное мясо требуется Империи для куда более серьёзной заварушки. И, очевидно, она не за горами.
Мы выпили, потом ещё выпили. Наконец, часа через два, когда мы были снова изрядно пьяны, за нами пришли. Пришли сначала за блондином. Какой-то рядовой, вышедший из соседнего помещения, увёл его в это самое помещение и закрыл за собой дверь. Мы продолжили пить с брюнетом. Блондин вернулся минут через пять-десять, и забрали брюнета.
 — Куда тебя водили? — спросил я, оторвавшись от бутылки.
 — Ерунда, — ответил блондин. — Проверяли личность. Кто, откуда, сколько лет.
Для меня это было не ерундой, мне это грозило катастрофой. Разоблачение моей истинной личности вернёт меня обратно в тюрьму. Хотя, может быть, меня отдадут под трибунал, и я даже не знал, что хуже.
Вернулся брюнет, и тот же военный позвал меня.
Стараясь не показывать волнения, я проследовал за ним.
В соседнем помещении за стеклянной стеной с окошком сидел бодрый старик.
 — Нет, сынок, так не положено, — прокомментировал он, глядя на меня.
 — Что? — робея, спросил я.
 — Борода твоя не по уставу. Рано тебе ещё с бородой ходить. После учебки — на здоровье, а сейчас надобно побриться. Нам сначала твою физиономию проверить надо и сфотографировать. Так что вон раковина и бритва, брейся, да побыстрее.
Я развернулся направо и увидел у противоположной стены маленькую раковину и электрическую бритву.
Мне конец!
Тем не менее я взял бритву и стал сбривать растительность на лице. Бритва брила резво, и через минуту на моём лице не осталось ни бороды, ни усов.
И тогда я подумал, что выпил слишком много. Точнее, то, что я видел в зеркале, было трудно объяснить даже чрезмерным количеством алкоголя. Это походило на чудо или галлюцинацию.
Из зеркала на меня смотрел совсем другой человек.
Точнее, я узнавал некие свои черты, но факт оставался фактом: раньше я выглядел иначе. Каким-то чудесным образом моё лицо изменилось. Чуть-чуть изменились скулы, очертания подбородка, нос, брови. В общем, везде по чуть-чуть, а в результате я выглядел сейчас не так, как обычно выгляжу.
 — Ну как ты там, всё? Что ты пялишься в зеркало, как девчонка? — позвал старик. — Повернись, и я тебя сфотографирую.
Стараясь скрыть своё крайнее удивление от своей новой внешности, я развернулся. На меня был нацелен армейский фотоаппарат. Щелчок.
 — Ну вот и всё, — сказал старик и отложил фотоаппарат. — Загрузим твоё фото в базу данных.
Через секунду он сказал:
 — Нет тебя в базе данных. Ты что, никогда не фотографировался для переписи населения?
 — Никогда, — соврал я, изрядно волнуясь. — Я фермер, нам не до фотосессий.
 — Бывает, — вздохнул старик. — Обычное дело. Ну что же, теперь ты есть в базе данных. Давай-ка только сначала проверим твои пальчики и сетчатку. Суй сюда руку.
Он выставил из окна машинку для проверки отпечатков пальцев.
Пальчики-то мои у илмарианцев точно есть, мне их совсем недавно снимали в «Медузе». От волнения к горлу моему то и дело подкатывал ком, меня мутило.
 — Тоже чисто, — прокомментировал старик. — И пальчиков твоих в базе данных нет.
Значит, не только моё лицо, но и отпечатки пальцев изменились! Что бы это могло быть? Неужели, сам того не заметив, я каким-то образом переместился в тело другого человека? Да ну, это фантастика какая-то.
И тут меня осенило! В моём организме ведь до сих пор были нанороботы, внедрённые в него Службой Межгалактической Разведки. Теперь я уже почти не сомневался: эти шпионские нанороботы в состоянии стресса изменили мою внешность и отпечатки пальцев. Оказывается, у шпионов есть и такие штучки!
 — И наконец, сетчатка глаза, — сказал старик и выставил из окна машинку для считывания сетчатки глаза.
Тем не менее, всё ещё волнуясь и борясь с приступами паники, я прильнул к окулярам.
 — Так, — сказал старик. — И сетчатки твоей в базе нет, что, в общем-то, и следовало ожидать. Ну, теперь-то мы тебя занесём. Будешь числиться, как положено нормальному гражданину. Как тебя зовут?
 — Эмори Холден, — брякнул я и тут же с ужасом осознал, что назвал своё настоящее имя. Это надо же быть таким пьяным идиотом: пройти тест на внешность, отпечатки пальцев и сетчатку глаза и завалиться на простейшем, назвав настоящее имя. Тошнота дала себя знать пуще прежнего.
 — Как-как? — переспросил старик. Похоже, он был глуховат. — Имари? Как одного из основателей Великой Илмарианской Империи? Какое славное имя!
 — Да-да! — поддакнул я. — Имари! Меня зовут Имари!
 — А фамилия?
 — Конан! Имари Конан!
 — Прекрасное имя, — повторил старик. — Много лет назад брат Имари со своей сестрой Ларе основали нашу империю. Брат Имари и сестра Ларе — прародители всех илмарианцев.
Тут уж я не выдержал, и меня стошнило.
 — Что с тобой, сынок? — флегматично спросил старик.
Я не стал говорить, что меня стошнило, когда я представил, как брат с сестрой становятся прародителями. Вместо этого я ответил:
 — Приступ патриотизма, господин офицер.
 — Похвально, похвально.
Из щели в стене выехал робот-пылесос и моментально убрал за мной.
 — Это всё из-за того, — флегматично продолжал старик, — что у вас желудки слабые. Ну ничего, армия укрепит ваши желудки, как и все остальные органы.  Всё, можешь идти, — резюмировал старик. — Полагаю, на этой планете мы закончили, пора отправляться.
Он захлопнул окошко, а я, шатаясь от стресса и выпитого, вернулся к своим собутыльникам.
 — О, ты побрился, — заметил блондин. Язык у него заплетался. — А с бородой ты выглядел старше.
Вошёл майор Штал.
 — Ну что, солдаты? — бодро спросил он. — Формальности окончены, путь к славе открыт. Собирайтесь, мы отбываем с этой тухлой планетки навстречу подвигам.
Мы собрали остатки алкоголя и закуски и вышли за майором на свежий воздух. Солнце палило, ветер свистел, по космодрому летала пыль.
В паре сотен метров от коробки призывного пункта стоял большой тёмно-зелёный транспортный корабль, по обе стороны от него — два поменьше, грузовые, и позади — ещё один грузовой, совсем маленький.
Призывной пункт сложился и стал размером с грузовой контейнер. Подъехавший погрузчик подхватил его, отвёз и загрузил в один из грузовых кораблей.
 — Господин майор, — обратился я. — Кроме нас, с Крота добровольцев нет?
 — Нет, — ответил майор. — Эти дураки не хотят воевать — все умные стали. На вас — героев — вся надежда.
Я подумал про Эрика. Хотел бы он сбежать с Крота таким образом? Пожалуй, он не прошёл бы отбор по возрасту. Да и, вероятно, по некоторым другим критериям вроде статуса беглого заключённого. А может быть, он уже и правда слишком привык к своей жизни. Мне вспомнились наши вечерние посиделки на веранде. Моё сердце сжалось, так как я прикипел к этому старику.
 — И стоило ли гонять космические корабли ради того, чтобы завербовать трёх человек? — спросил я майора.
Штал пожал плечами:
 — Мы же армия, у нас очень раздутый бюджет.
Он посмотрел в небо.
 — Надеюсь, на других планетах улов будет побогаче. Не зря же мы возим с собой ЭТО.
При слове «это» он махнул рукой в сторону грузовых кораблей.
 — Что там? — настороженно спросил я, проследив жест майора.
 — Там, сынок, самое мощное средство пропаганды.
Я напрягся: вот-вот я узнаю таинственную тайну о чудодейственном аппарате промывки мозгов.
 — И что же это? — с замиранием сердца спросил я.
 — Алкоголь и жратва, — ответил майор. Тут он одновременно прищурился, нахмурился и сплюнул: — Не считая последнего корабля.
Я посмотрел на самый маленький грузовой корабль.
 — А в нём что? — полушёпотом спросил я.
 — Ещё одно средство поднятия патриотического духа среди населения — вышедшие в тираж звёзды прошлых лет.
Я прикрыл один глаз, пытаясь определить вместимость корабля.
 — И сколько их там?
Майор равнодушно пожал плечами:
 — Пара десятков.
 — А как же?.. Как они туда все поместились?
 — Ты не понял, сынок: это «звёзды прошлых лет», то есть люди, чья карьера, мягко говоря, давно не на пике. Они хранятся в морожено-сушёном виде, пока их не разморозят по случаю какого-либо мероприятия вроде дня города или войны.
 — И что, действует?
 — Ещё бы! Как только мне надо будет собрать полк сентиментальных старушек, непременно воспользуюсь.
Следом за майором мы прошли в транспортный корабль. Штал отвёл нас в то помещение, которое предназначалось для проживания нас, новобранцев. Здесь было несколько сотен кают, расположенных по обе стороны двух коридоров. В каждой каюте было по четыре койки, две нижних и две верхних. Я, блондин и брюнет заселились в одну из кают.
Кстати, блондина звали Люпус, а брюнета — Лобо. До встречи на призывном пункте они не были знакомы и проживали в разных городах.
В нашей каюте был большой круглый иллюминатор, а под ним — стол, на который мы сложили прибранные с призывного пункта продукты и напитки.
Едва мы присели на нижние койки, наш корабль качнулся и стал набирать высоту на антигравитационной тяге. Космодром, Кротополис, пригороды и, наконец, пустыня принялись стремительно удаляться.
Мне кажется — я почти уверен, — что рассмотрел внизу ферму Эрика и его дом, и его самого, сидящего на веранде с бутылочкой пива и смотрящего в небо. Мне показалось, что он улыбался, хотя, конечно, этого я видеть не мог.
Через несколько минут корабли вышли в тёмное безвоздушное пространство, гудение антигравов сменилось на урчание двигателей, и планета Крот стала всё быстрее уменьшаться в иллюминаторе, пока не превратилась в далёкую, едва различимую точку.
Наконец, мы нырнули в подпространство, похожее на ночную метель.
Мои спутники смотрели в иллюминатор с открытым ртом, так как ни разу в жизни не покидали пределов родной планеты и никогда не путешествовали в космосе.
 — Сейчас мы удалились на безопасное расстояние от планеты и вошли в подпространство, где не действуют привычные нам в обычном мире законы физики, — объяснил я как более опытный путешественник. — По сути, здесь нет такого понятия, как скорость, так как нет пространства, есть только время.
Люпус и Лобо на секунду отвлеклись от иллюминатора, кивнули мне вроде как с благодарностью, хотя, я уверен, ничего не поняли, и вернулись к созерцанию. Да я и сам знал то, о чём говорю, лишь из школьного курса физики.
По прошествии двух бутылок пива мы вынырнули обратно в пространство и начали посадку. Мы приблизились к ярко-голубой планете, вошли в её атмосферу и, наконец, коснулись поверхности. Я и мои спутники силились рассмотреть хоть какую-то сушу, но вокруг была лишь вода. То есть мы приводнились посреди океана, и теперь наш корабль, по сути, из космического стал морским. Мы устремились из каюты к выходу.
Люк уже был открыт, здесь суетились военные. Вооружённый часовой остановил нас:
 — Вам покидать корабль запрещено!
Здесь же был майор Штал. Он призадумался и махнул рукой:
 — Отставить «запрещено» — куда они тут денутся, не уплывут же?
Часовой отдал честь и отступил.
Штал подошёл к нам.
 — Это Аквалекс, планета-океан, — объяснил он. — Здесь нет суши, всё население живёт под водой. Так что, если хотите искупаться, не вижу причины вас останавливать — плыть здесь всё равно некуда. Веселитесь, ребята.
Мы подбежали к краю пандуса, скинули одежду и осмотрелись.
Ярко светило солнце, от горизонта до горизонта была лишь голубая вода и яркие блики.
На воде покачивались батискафы, по палубам которых ходили, очевидно, встречающие нас сотрудники космодрома, если уместно было так называть этот участок океана или пространство под ним. Некоторые из них перепрыгнули на наш корабль и о чём-то говорили с майором.
Тут и там на поверхности воды можно было заметить купающихся местных жителей. Обычно, чтобы развлечься, ныряют в воду, а жители Аквалекса, очевидно, выныривали на воздух.
Я спрыгнул с пандуса ласточкой, следом солдатиком сиганули Люпус и Лобо. Для них, жителей засушливого Крота, такое количество воды было в новинку. По-собачьи дрыгая конечностями, они робко оглядывались.
Я набрал в лёгкие побольше воздуха и нырнул. И тут же узрел подводный город. До дна здесь было метров двести, а на дне в сумраке высились самые настоящие здания и небоскрёбы. Некоторые участки дна были покрыты прозрачными куполами, под которыми располагались улицы и парки. В окнах домов кое-где горел свет, улицы были освещены фонарями.
Иногда прямо из подъездов домов выныривали люди и плыли либо к другому такому же подъезду-шлюзу, либо устремлялись к поверхности, чтобы понежиться под солнечным светом.
Некоторые люди собирали что-то на дне, вероятно водоросли, вовсе не пользуясь каким-либо аквалангом. Очевидно, что они были приспособлены задерживать дыхание на значительно большее время, чем обычный человек.
Я увидел, как от нашего корабля к городу бесшумно и плавно отправились батискафы, на одном из которых, очевидно, был майор Штал со своей вербовочной командой. Доплыть до города своим ходом, то есть без какого-либо транспорта, представлялось, конечно, трудновыполнимой задачей для людей, не привыкших к давлению на столь большой глубине, на которой располагался город.
Я вынырнул и поплыл обратно к пандусу. Наш корабль чуть покачивался на медленных волнах. Всё-таки военная техника вызывала восхищение своим умением действовать в любых условиях, даже если иногда нужно было побыть морским флотом.
Я растянулся на пандусе и загорал, пока жаркое солнце сушило мои кожу и трусы. Военных здесь уже не было, если не считать двух часовых, которые с завистью смотрели на моё бездельничанье. Думаю, они не без злорадства думали при этом, что скоро и я стану одним из них, то есть настоящим военным, знакомым со всеми тяготами и опасностями военной службы.
Пиво, солнце и океан, с причмокиванием облизывающий пандус подо мной, пока помогали мне отгонять от себя подобные мысли.
Я высох и по пустым коридорам, словно по курортному отелю, не встретив никого, дошёл до нашей каюты, взял упаковку пива и вернулся к люку. Увидев меня, Люпус и Лобо подплыли к пандусу, и я протянул им по бутылке. Ещё по бутылке дал часовым. Те вели себя сначала настороженно, но потом расслабились и даже расстегнули верхнюю пуговицу.
Так мы трое — я, Люпус и Лобо — и наслаждались жизнью несколько часов, то ныряя, то греясь на солнце. Такая служба была мне по душе.
Лишь когда стемнело, мы вернулись в каюту.
Так продолжалось ещё два дня. Мы просыпались и шли купаться и принимать солнечные ванны. В полдень обедали в пустой столовой, опять купались и бездельничали, а ночью спали без задних ног.
Местные жители близко к кораблю подплывать не осмеливались, поэтому познакомиться нам ни с кем не удалось.
На второй день недалеко от корабля развернули призывной пункт — тот же, в котором недавно сидели мы. С той лишь разницей, что теперь он был водружён на понтоны, чтобы держаться на воде. Время от времени возле него всплывали батискафы, которые, очевидно, привозили очередных добровольцев.
На третий день между призывным пунктом и кораблём стали курсировать лодки, которые перевозили добровольцев на корабль. Мы насчитали шесть лодок, по восемь пассажиров на каждой. Очевидно, добровольцев оформляли и переправляли на корабль также вечером и ночью, так как утром мы увидели в столовой человек сто новоприбывших, плюс кто-то, наверное, был ещё в каютах. Люк корабля теперь был закрыт, и, вне всякого сомнения, наш флот готовился покинуть планету. Здесь майору Шталу повезло больше — Аквалекс был более щедр, чем Крот.
Я, Люпус и Лобо познакомились и разговорились с некоторыми новичками. Оказалось, что на Аквалексе проживало несколько миллионов человек и многие из них готовы были отправиться на войну, лишь бы ходить по твёрдой земле, а не по морскому дну.
Мы покинули Аквалекс и отправились к следующей планете.
Следующим нашим пунктом была планета Бом-Бом, на которую отовсюду слетались азартные игроки, чтобы попытать удачу в миллионах здешних казино. По сути, сам Бом-Бом был эдаким казино планетарного масштаба. По ночам его города светились манящими огнями, а днём при свете солнца по улицам скитались те, кого удача подвела: разорившиеся, просящие милостыню, погрязшие в долгах бедолаги. На таких и была ставка у майора Штала, и, в отличие от них, его ставка сыграла. Здесь за день он набрал две сотни неуравновешенных неудачников, бегущих от прошлой жизни и кредиторов.
Хотя нас по-прежнему отменно кормили и позволяли делать что угодно, из корабля никого больше не выпускали. Мы лишь наблюдали за сверканием городских огней сквозь иллюминатор каюты.
Думаю, среди нас вполне могли оказаться горячие головы, готовые сбежать и попытать счастья на Бом-Боме вместо того, чтобы отправляться на войну. Однако, как только мы увидели здешних добровольцев, вряд ли ещё у кого-то остались такие мысли. Бедолаги с Бом-Бома жадно накидывались на еду и алкоголь, имели нездоровый вид и явные проблемы с психикой, выражавшиеся в депрессивных настроениях, желании по любому поводу заключать пари, а также страсти всё посчитать.
Вскоре наш флот, пропахший спиртом и потом и заполненный будущими вояками, прибыл в свой последний пункт назначения — на планету Алтахорд.
Я мог бы долго расписывать ужасы войны, массовые баталии, ужасного врага со склонностью к каннибализму и многое другое, но это было бы не совсем правдой. Если же вы услышите про Алтахорд что-то подобное от кого-то другого, то, скорее всего, это пропаганда, не имеющая ничего общего с реальностью.
Однако обо всём по порядку. Стоит пропустить организационную часть моей бесславной военной карьеры. Точнее, её можно описать очень кратко.
Для начала нас отправили в душ, поселили в казарму и выдали форму. Теперь мы были одеты в сине-голубые маскировочные комбинезоны, которые отлично смотрелись на фоне местных ярко-зелёных джунглей. Каждый день с утра до вечера нас обучали искусству войны. Точнее, полчаса обучали стрелять и неделю промывали мозги. Седой майор-политрук объяснял нам, что Илмарианская Империя вынуждена была начать войну с алтахордами, так как те напали первыми на илмарианские войска, прибывшие на Алтахорд.
 — Зачем же наши войска прибыли на Алтахорд? — резонно спросил я.
Майор нахмурился:
 — Боец, ты меня не слушал? Наши войска прибыли, потому что мы ведём с алтахордами войну!
 — А почему мы ведём войну?
 — Потому что алтахорды напали на наши войска! — багровея, повысил голос майор.
 — А что наши войска делали на их родной планете?
 — Ты безмозглое чучело глухой совы, — прокричал майор. — Я же вам, дубинам, полчаса объясняю: потому что мы ведём с алтахордами войну!!!
Я не унимался:
 — Но ведь если бы мы первыми не напали, то они бы не напали на нас.
Майор заорал:
 — Мы напали первыми, потому что они напали первыми!!! Что тут непонятного?!!!
 — Капрал!!! — крикнул он дрожащему от страха солдату, стоявшему возле дверей. — Выдать этому бойцу нашивку «СТ» — его обучение закончилось!!!
Однако я страха в тот момент не испытывал, так как топорная пропаганда из уст политрука скорее разозлила меня и раззадорила.
Капрал подбежал ко мне и налепил на грудь нашивку с буквами СТ.
 — А что такое СТ? — спросил я у майора. — «Солдат»?
 — Нет, — с недоброй ухмылкой рявкнул майор.
 — Неужели «старшина»?
 — Нет! — рявкнул майор.
 — Неужто сразу «сержант»?
 — Нет, боец, — продолжал скалиться майор, — «СТ» значит «слишком тупой». Твоё обучение закончилось. Капрал, сопроводите бойца к остальным СТ — сегодня он отправляется в место своей дислокации.
Таким образом, благодаря моей неспособности держать язык за зубами моё погружение в тонкости илмарианской внешней политики прошло по ускоренной программе.
Капрал проводил меня на взлётное поле. Там меня и ещё нескольких СТ, среди которых оказались мои давние знакомые Люпус и Лобо, погрузили на видавший виды транспортник. Со страшным скрежетом транспортник поднялся в воздух метров на сто. При этом его трясло так, что мы боялись вывалиться из открытой двери, которую, однако, закрывать не решались из-за царящего внутри запаха навоза. Пролетев над деревьями несколько минут, транспортник опустился на окраине самой настоящей деревни. На лугу нас встречал прапорщик с планшетом. Мы поспешно выбрались из вонючего корабля и построились перед прапором. Серо-голубая тарелка транспортника сию секунду поднялась в небо и улетела в обратном направлении.
 — Добро пожаловать, бойцы, — громко поприветствовал нас прапорщик. — Вы теперь СТ. Вы знаете, что такое СТ?
 — Господин майор сказал, что это значит «слишком тупой», — ответил я.
 — Это господин майор — слишком тупой, — ответил прапорщик, — а СТ значит «служащий тыла».
Мы хихикнули над колкостью прапора.
 — Отставить смешки, — не слишком строго сказал прапорщик. — На вас ложится серьёзная ответственность по обеспечению благополучия офицерского состава, проживающего на данной местности. До фронта здесь не слишком далеко, но и не слишком близко, чтобы господа офицеры могли почувствовать себя в относительной безопасности, пока наши войска под их мудрым руководством продвигаются вглубь вражеской территории.
Прапор подошёл к Люпусу.
 — Твоё имя, СТ!
 — Рядовой Люпус.
 — Направляешься охранять винный погреб полковника Шорта. Шагом марш!
И прапорщик сделал отметку в планшете.
Люпус неуверенно завертел головой:
 — А какой адрес?
 — Здесь нет адресов, СТ, это военный объект. Прояви находчивость.
 — Есть проявить находчивость, — бодро ответил Люпус и нерешительно засеменил по деревенской улице.
 — Имя? — спросил прапорщик у следующего в строю.
 — Лобо, — ответил мой приятель Лобо.
 — Отправляешься охранять огород полковника Фьючерса. Шагом марш!
 — Есть!
Прапорщик приблизился ко мне.
 — Имя?
 — Имари Конан, — вспомнил я своё новое имя.
 — Хорошее имя, Имари, как у одного из основателей Илмарианской Империи, — похвалил прапорщик. — Твои родители — настоящие патриоты. Отправляешься охранять свиней полковника Лонга. Шагом марш!
 — Есть, — ответил я, вышел из строя и зашагал по улице.
Всё в деревне говорило о том, что построена она была недавно, быстро и ненадолго. Она состояла из просторных дворов с хозяйственными постройками и жилыми бревенчатыми домами, похожими друг на друга.
Указателей действительно нигде не было. К счастью, скоро мне навстречу попался полковник. Он подозвал меня и спросил:
 — Куда направляешься, боец?
Я ответил:
 — Охранять свиней, конкретно — полковника Лонга.
Генерал похлопал меня по плечу:
 — Это ты верно заметил, полковник Лонг — та ещё свинья. Я полковник Шорт, его адъютант у меня самогон всё время воровал, поэтому его уволили. А тебя, стало быть, на замену прислали. Ну что ж, служи, солдат. А двор полковника Лонга вон тот.
Я проследил, куда указал мне полковник Шорт, сердечно поблагодарил и отправился на своё новое место службы.
Во дворе Лонга, как и ожидалось, находился загон для свиней и ещё несколько построек. Сам хозяин сидел на стуле перед домом.
 — Полковник Лонг? — обратился я.
 — Ты кто? — спросил полковник.
 — СТ Имари Конан, — представился я.
 — А, мой новый адъютант. Ну проходи. Быстро дом нашёл?
 — Мне полковник Шорт подсказал.
 — Ах этот Шорт, чёртов самогонщик. Его адъютант у полковника Фьючерса огурцы с огорода воровал, вот его и уволили. Стало быть, нам обоим сегодня должны были новых адъютантов прислать.
Я вспомнил, что прислуживать полковнику Шорту был назначен Люпус.
 — Так точно, — подтвердил я.
 — Ну что же, за свиньями ухаживать умеешь?
 — Был недолгий опыт фермерской жизни.
 — А за полковниками?
 — Такого опыта не имею.
 — Ну ладно, потренируйся на свиньях, а там всё приложится.
С позволения полковника я немедленно приступил к «тренировкам». Я изучил расположение и содержимое всех хозяйственных построек, замесил и роздал свиньям корма, подлил воды. Свиней, к слову, я насчитал пятьдесят штук, а потом сбился со счёта, так что приготовление корма для такой оравы заняло немало времени.
Также во дворе имелся навес, под которым на огромных балках вялилось несколько сотен кусков свиного окорока. Когда я закончил с делами, полковник отрезал мне кусок и налил стакан самогона.
 — Пока неплохо, — похвалил он. — А дальше посмотрим.
Прозвучало это несколько загадочно, но вся загадочность прояснилась вечером.
 — Ну что же, — сказал полковник. — Уже стемнело, пора бы для господина полковника раздобыть самогона.
 — Где же мне его раздобыть? — с нехорошим предчувствием спросил я, изображая недогадливость.
 — Известно где, — хмыкнул Лонг. — У этой чёртовой сволочи Шорта, он его у себя гонит и в погребе хранит.
 — А он даст?
 — Да чёрта с два он даст! Укради!
 — Но, — робко возразил я, — воровать — плохо.
 — Эх, наивный ты! В этом гадюшнике все воруют, у меня у самого окорок постоянно кто-то крадёт, так что и я имею моральное право. А раз уж адъютанты Шорта у Фьючерса воруют, то и он заслуживает того, чтобы мои адъютанты у него своровали немного самогона! Согласен?
Полковник пристально посмотрел на меня.
 — Так точно, — ответил я.
 — Ну что ж, стало быть, выполняй, а то у меня запасы самогона вот-вот подойдут к концу, а когда я трезвею — я становлюсь злой.
 — Есть выполнять, — ответил я.
Полковник хлопнул меня по плечу и, покачиваясь, отправился в дом.
Я остался стоять в замешательстве. С одной стороны, мне вовсе не хотелось видеть злого полковника Лонга. С другой стороны, я прекрасно запомнил, что предыдущего адъютанта уволили за воровство. А мне вовсе не хотелось выяснять, что кроется под словом «уволили»: отдали под трибунал или отправили на передовую? Как бы там ни было, ни того ни другого мне не хотелось.
Ну что же, делать нечего. Отправлюсь к Шорту, у него служит Люпус. Возможно, удастся с ним договориться.
Я вышел со двора и под лунным светом, как тать нощной, на полусогнутых отправился искать двор полковника Шорта.
Я крался, пугаясь собственной тени, как вдруг впереди показалась ещё чья-то тень. Я нырнул в переулок, тот другой сделал то же самое.
 — Эй, кто там? — позвал я негромко.
 — Рядовой Люпус, — ответили после паузы.
 — Люпус! — обрадовался я и вышел из-за укрытия. — Это я, Имари.
 — Имари! — тоже обрадовался и вышел мне навстречу Люпус.
 — Ты куда направляешься? — поинтересовался я.
Люпус воровато оглянулся, хотя вокруг не было ни души.
 — Только тсс, — попросил он меня, приложив палец к губам. — Мой хозяин, полковник Шорт, заставил меня украсть овощей в огороде у Фьючерса. А ты?
 — А мой полковник Лонг заставил меня украсть у твоего полковника самогона.
 — Ну и ну, — покачал головой Люпус, — этот городок погряз в коррупции. И что же мы будем делать?
 — Не знаю, — признался я. — Я надеялся с тобой посоветоваться.
 — Тихо, кто это там? — прошептал Люпус.
По переулку вдоль забора на цыпочках шёл ещё кто-то.
 — Лобо? — узнал его Люпус.
 — Люпус? Имари? — узнал нас Лобо. — А вы что тут делаете?
 — Идём воровать, — ответил я. — А ты?
 — Тоже, — признался Лобо. — Полковник Фьючерс заставил меня идти к некоему Лонгу украсть окорок.
 — Я служу у полковника Лонга, — рассказал я.
 — Вот так незадача, — раздосадованно протянул Лобо. — И что же мы делать будем? Не станем же мы подставлять друг друга?
И тогда мне в голову пришла одна мысль:
 — Слушайте, — сказал я. — Есть идея. Лонг рассказал, что здесь все друг у друга воруют, так что каждый считает себя вправе воровать у другого, так как сам является жертвой воровства.
Люпус и Лобо кивнули.
 — Как мы выяснили, Лонг ворует у Шорта самогон, Шорт ворует у Фьючерса овощи, а Фьючерс ворует у Лонга окорок.
Люпус и Лобо опять кивнули, стараясь следовать за ходом моей мысли.
 — Так зачем же мы будем так усложнять эту схему и рисковать попасться, если у каждого из нас есть то, что нужно другому.
 — И что ты предлагаешь? — спросил Люпус.
 — Встречаемся здесь же через минуту. Ты, Люпус, приносишь бочонок самогона. Ты, Лобо, — мешок овощей. А я — окорок. Люпус забирает овощи, Лобо забирает окорок, а я забираю самогон, и тихо-мирно расходимся.
 — Это гениально, — согласился Лобо.
 — Мне кажется, так и работает рыночная экономика, — сказал Люпус. — Почему же полковники сами не смогли до этого догадаться?
 — Думаю, полковникам воровать привычнее, — предположил я.
Мы разбежались по своим хозяйствам, вернулись с товаром, произвели обмен, пожали друг другу руки, договорились через недельку снова встретиться и разошлись по домам.
Я постучал в дверь.
 — Кто там? — недовольно рявкнул Лонг.
 — Это ваш адъютант!
 — А какого чёрта ты здесь делаешь, я же велел тебе идти воровать самогон!
 — Всё сделано, — отрапортовал я.
Послышались шаги, и дверь распахнулась. Полковник Лонг изумлённо уставился на меня и на бочонок самогона.
 — Уже? — выпучив от удивления глаза, произнёс он. — Ну ты и проныра! Кем ты был на гражданке, чиновником? Первый раз вижу, чтобы так быстро воровали.
 — Добыча выпивки для вашего превосходительства была произведена исключительно в рамках политического диалога, — витиевато ответил я.
 — Хм, да тут у нас дипломат, — одобрительно хмыкнул полковник. — Ну тогда тащитесь к столу оба, ты и бочонок, получишь свои комиссионные, раз такой расторопный.
Полковник был уже изрядно пьян и, видимо, соскучился по компании, либо я ему и впрямь понравился. Как бы то ни было, он налил мне с горкой и был весьма добродушен и разговорчив.
 — Откуда ты, солдат? — спросил он меня.
Я рассказал ему свою фальшивую историю фермера с планеты Крот.
 — Ах, да, ты же у нас фермер, ну да, ну да, — покивал головой полковник. — Мы вот тут тоже, как видишь, на хозяйстве. Кто огородик держит, кто-то свинок разводит.
 — Кстати, — спросил я. — Я вот чего не понимаю: раз война началась пару недель назад, как вы успели за такой короткий срок хозяйством обзавестись?
 — Да какие, к чёрту, пару недель! — вскрикнул полковник. — Мы на этой чёртовой планете уже год обитаем! — Он подуспокоился и понизил голос до нормального: — Хотя война,  да,  война началась недавно.
 — Как это? — не понял я.
 — Год назад мы оккупировали эту планету, чтобы иметь здесь форпост Империи. А эти неблагодарные сволочи недовольны! Под неблагодарными сволочами я подразумеваю местных жителей, — пояснил полковник. — Мы к ним со всей душой! — продолжал он. — Привезли к ним все блага цивилизации.
 — Какие, например?
Полковник не донёс до рта стакан и посмотрел на меня как на идиота. Затем, выпучив глаза, свободной рукой сделал размашистый жест и пояснил:
 — Ну, например, свиней!
Я вопросительно вскинул брови.
Полковник заглотил содержимое стакана и продолжил:
 — У них же тут ничего не было: ни рёбрышек, ни барбекю, ни гамбургеров. Мы — мы!!! — им всё сюда завезли, выпустили свиней в лес, чтобы те облагораживали местную фауну в диком виде. Я вот свинарничек построил. А они, сволочи, сопротивляются. Жрут свои цветы, а свиней — отказываются.
 — Так а почему война-то началась?
 — Да ты понимаешь, напали они на нас. — Полковник странно замолчал. — Хотя, — протянул он вдруг, — я вижу, парень ты хороший, если проговоришься, мы тебя расстреляем, так что скажу тебе искренне: это мы сделали вид, что они на нас напали. В древнем искусстве войны это называется «провокация».
 — А зачем вам это надо было?
 — Эта планета, солдат, — пояснил Лонг, — важная стратегическая точка на границе с нейтральным космосом. Она нам нужна. Нужна со всеми её полезными ископаемыми, но желательно без местного населения. Они же дикари! Зачем им планета? Пусть живут в своих резервациях.
 — И поэтому вы решили начать войну?
 — Да какую там войну? Эти дикари разбежались по лесам и совершенно не хотят встречаться с нашими вооружёнными по последнему слову техники войсками в открытом джентльменском боестолкновении. Мы даже не знаем, где линия фронта проходит, потому что её нет. Поэтому нам и понадобилось больше людей, чтобы равномерно распределиться по планете. Поэтому ты и здесь. Несёшь блага цивилизации заблудшим коренным жителям.
И он пригубил ещё из стремительно пустеющего стакана, в который я то и дело по его просьбе подливал одно из благ цивилизации.
Выпив, он упал лицом на стол и захрапел. Я перенёс его на кровать, снял мундир, а после отправился спать в свою комнату.
Посреди ночи я проснулся от звуков из комнаты полковника. Словно что-то ударилось о стекло. Я пару секунд прислушивался и уже собрался перевернуться на другой бок и спать дальше, как вдруг раздался звон разбитого стекла и послышались приглушённые чужие голоса, говорившие на незнакомом языке.
Я вскочил и кинулся в комнату полковника. Распахнул дверь. Полковника в комнате не оказалось, а разбитое окно было распахнуто.
Я подбежал к окну и выглянул на улицу.
Два высоких четырёхруких гуманоида тащили моего полковника через двор. Я встал на подоконник и сильно оттолкнулся. Комната полковника находилась на втором этаже, я пролетел несколько метров и приземлился на спину одного из похитителей. Я, конечно, догадался, что это были местные.
Похитители от неожиданности выронили моего полковника на землю и повернулись ко мне. Один из них попытался схватить меня, но я ловко увернулся и вывихнул ему две руки, а потом кинул через бедро.
Тем временем мой полковник проснулся и принялся продирать глаза.
Второй похититель попытался ударить меня каждой из четырёх рук, но я ловко увернулся, ведь Межгалактическая Разведка наделила меня прекрасными рефлексами рукопашного боя. От удивления похититель на мгновение застыл и вдруг развернулся и кинулся в сторону леса.
Мой полковник уже понял, что к чему и, пока я разбирался с оставшимся похитителем, вскочил на ноги и с диким визгом кинулся прочь по деревенской улице.
Он визжал пронзительнее собственных свиней. Потом споткнулся, упал и заткнулся. От визга проснулась вся деревня, кто-то начал стрелять в воздух, начался самый настоящий фейерверк. Оставшийся похититель стремительно кинулся в лес вслед за своим подельником.
В общем, благодаря подвигу полковника Лонга офицерская деревня была спасена, нападавшие ретировались. За своё героическое поведение перед лицом опасности полковник получил повышение, а за то, что, бесстрашно убегая, запутался в собственных трусах и, споткнувшись, разбил нос, подлежал комиссованию в тыл в связи с боевым ранением.
Полковник, безусловно, не забыл, что я немного помог ему столь стремительно стать генералом. Мой вклад, конечно, был не столь значительным, ведь бегал по деревне и визжал, то есть проделал всю работу, именно он, а не я. Тем не менее из благодарности и, возможно, смекнув, что я могу ему пригодиться, он забрал меня с собой в столицу Илмарианской Империи на планете Илмари, устроил своим личным помощником в Генштабе и выхлопотал для меня звание майора.
Повезло так повезло. Я уже подумывал снять кулон удачи, подаренный мне студентами на Нибиру. Конечно, дело было не в кулоне, но как бы там ни было, меня начинало пугать, что за столь короткое время я, доморощенный и желторотый шпион Межгалактической Разведки, оказался в самой цитадели противника на столь высокой должности.
Перед отлётом Лонг выпустил всех свиней на волю. Не то чтобы он хотел подарить хрюшкам свободу, просто он не хотел, чтобы они достались кому-то другому, кто поселится в доме вместо него. Свиньи разбежались по соседним огородам и сделали то, что не удалось противнику, — полностью уничтожили деревню.

Все вы наверняка видели эти военные транспортные космические корабли, невзрачные внешне. Но вряд ли многие из вас бывали внутри. Так вот, внутри располагаются тридцать кают разного класса, от совсем небольших капсульных до генеральского полулюкса. Лонг проживал в одном из таких полулюксов, где все три дня до Илмари отмечал своё повышение, разоряя мини-бар. Мой номер был по соседству.
На военных транспортниках нет прогулочной палубы, с которой вы могли бы сквозь прозрачный купол созерцать звёзды или чудеса подпространства, как на шикарных межзвёздных лайнерах. Тем не менее это всё-таки более-менее удобная рабочая лошадка среднего уровня комфорта. На мой взгляд, даже излишнего, учитывая военное предназначение данного судна.
Помимо нас, на корабле путешествовало лишь несколько офицеров, отправлявшихся на Илмари в отпуск, к семьям. В общем, прогуливаясь по коридорам, я редко кого встречал. Да и Лонг меня практически не беспокоил и из своего номера почти не выходил.
Большую часть времени в пути я потратил на изучение илмарианской истории, весьма поверхностное конечно. Илмарианская Империя занимала солнечную систему, состоявшую из двенадцати планет, восемь из которых были обитаемы. Заселение системы началось с планеты Илмари поселенцами с Земли, как и большинства известных обитаемых планет Млечного Пути. Позже посредством терраформирования и иногда геноцида местного населения были сделаны пригодными для жизни и заселены другие семь планет. Илмарианская цивилизация развивалась стремительно, быстро обрела независимость и стала одной из самых влиятельных сил в галактике. Что касается внутренней политики, значительная роль отводилась наукам и культуре, хоть и со значительной степенью цензуры и насыщенности пропагандой. Что же касается политики внешней, она была весьма агрессивна, в империи процветал и культивировался милитаризм.
Ведущие галактические державы неоднократно обращались к илмарианскому правительству с призывом умерить аппетиты и избегать военных вторжений в соседние солнечные системы, заселённые неземными формами жизни. Но, видимо, илмарианцам отчаянно не хватало ресурсов, жизненного пространства или пространства для их чрезмерно раздутых амбиций.
Четыре необитаемые планеты в их родной системе представляли из себя огромные куски камня, лишённые каких-либо полезных ископаемых и непригодные к терраформированию, а потому использовались илмарианскими военными преимущественно для испытания новейших видов оружия, которые они впоследствии несколько раз применили в других солнечных системах, населённых представителями менее развитых цивилизаций.
Многое говорило о том, что илмарианцы планируют большую войну, однако вся галактика продолжала надеяться, что всё обойдётся.
Мне казалось, что я лечу в логово зверя. Однако, едва мы вышли из подпространства и встали на орбиту, я увидел в иллюминатор огромную планету в розовом и голубом тонах, которая отсюда выглядела весьма мило и даже как-то пасторально.
Планета как планета. Но стоил кораблю приблизиться к столице, стал очевиден масштаб амбиций илмарианцев, и ощущение умиротворённости испарилось. Город был огромен. Гигантские заводы и фабрики заполняли его. Гигантские жилые здания высились над гигантскими проспектами, по которым мчались миллионы автомобилей, в том числе военных.
Наш корабль приземлился, и по одному из таких проспектов на одном из таких автомобилей мы с генералом поехали из космодрома прямо в штаб.
Я с удивлением и даже с восхищением вертел головой, глядя в окно на проплывающие мимо улицы.
Строгие небоскрёбы чередовались с готическими особняками. В архитектуре города преобладали камень, бетон и гранит.
Справедливости ради стоит заметить, что и зелени в городе хватало. Здесь были просторные зелёные бульвары, по ним гуляли дамы с солнечными зонтиками и джентльмены в костюмах и с тростью.
Столица планеты Илмари называлась Илмари — ещё одно свидетельство тяги илмарианцев к централизации.
Штаб, как и следовало ожидать, был огромным каменным зданием.
Лонг отправился докладывать о своём прибытии своему начальству. Минут через двадцать мы с ним уже обживали наше новое рабочее место.
Генералу выделили огромный кабинет, а мне следовало работать — то есть дожидаться распоряжений генерала — в соседней смежной комнате.
Генерал осмотрел кабинет, остался доволен, и мы спешно покинули штаб, чтобы осмотреть мою квартиру.
Квартира моя располагалась в огромном каменном здании прямо напротив штаба. Сам генерал жил в соседнем подъезде.
Вручив мне ключи и оставив меня устраиваться, он наконец пошёл повидаться с семьёй.
Итак, началась новая глава моей жизни, в которой мне предстояло притворяться адъютантом илмарианского генерала.
В основном в мои обязанности входило носить документы из одного кабинета в другой. Утром генерал снабжал меня пачкой бумаг, каждую из которых нужно было занести в какой-то из многочисленных кабинетов штаба. Обратно я возвращался с такой же пачкой бумаг, предназначавшихся моему генералу. Иногда я встречал таких же адъютантов других генералов, которые занимались тем же самым. В общем, на редкость глупая работа, с которой вполне мог бы справиться один почтовый курьер.
Однако курьер не обладал тем уровнем доверия и доступом секретности, как мы — верные адъютанты своих генералов.
Я исполнял свою работу ответственно и брал на себя дополнительные задачи. Например, вернувшись с пачкой секретных донесений от других генералов, я их тщательно изучал и приоритезировал, чтобы подавать их своему генералу в порядке важности. А когда мой генерал снабжал меня пачкой секретных документов, я так же тщательно их изучал на предмет наличия орфографических ошибок. Стоит ли говорить, что я был в курсе почти всех военных секретов Илмарианской Империи.
Очередным утром я сидел на веранде кафе напротив здания штаба и изучал крайне секретные документы, как вдруг ко мне подсел некий мужчина в плаще и шляпе.
Он положил ладонь на мою ладонь — вероятно, для того, чтобы у меня не было соблазна выхватить пистолет. Однако соблазн от этого лишь усилился — я очень недоверчиво отношусь к мужчинам, которые кладут мне руку на ладонь.
 — Агент Эмори, — тихо произнёс он. — Я ваш связной. Вам привет от капитана Винегретова.
Конечно, я на такие штуки не клюю. Это вполне могло быть проверкой, устроенной мне илмарианцами.
 — Не понимаю, о чём вы говорите, — ответил я. — Меня зовут Имари.
Мужчина продолжал как ни в чём не бывало:
 — Меня зовут Октябрь.
Он расслабил ладонь, которая покрывала мою ладонь, и я почувствовал, как из неё что-то выпало. Я развернул ладонь и подхватил выпавший предмет. Это был маленький шприц.
 — Перед тем как вернуться в штаб, зайдите в туалет кафе и введите это себе в руку. Это удалит из вашего организма нанороботов, которые ранее обеспечивали вам связь с нами. Здесь, на Илмари, илмарианская контрразведка может вас легко запеленговать по этому каналу связи. Так что от них необходимо избавиться. Связь будете держать через меня, я завтракаю в этом кафе каждый вторник и четверг в это же время.
Октябрь встал и ушёл. Я спрятал шприц во внутренний карман пиджака и продолжил работать как ни в чём не бывало.
Покончив с завтраком и допив кофе, я взял документы под мышку и отправился в туалет. Там я без сомнений ввёл в руку содержимое шприца. Сам шприц был сделан из каких-то полимеров, и я смог легко смять его и смыть в унитаз.
Если Октябрь и правда был агентом Межгалактической Разведки, то стоило делать то, что он велит. А если это была проверка, устроенная илмарианской контрразведкой, то откуда они знают моё настоящее имя и капитана Винегретова? Это было возможным лишь в том случае, если меня раскрыли. Тогда мне всё равно, что на самом деле было в том шприце, — моя песенка спета.
Однако же я не умер, да и в штабе меня никто не собирался арестовывать.
Значит, Октябрь всё-таки наш.
В следующий четверг я снова пришёл в кафе в то же время. Вскоре, как и обещал, появился Октябрь. Он так же присел за мой столик.
 — Приветствую, — сказал Октябрь. — Вы сделали инъекцию?
 — Сделал, — подтвердил я.
 — Кстати, — спросил Октябрь. — Всегда хотел знать, почему у вас был такой странный пароль для активации связи, «выходи за меня замуж»?
Я не горел желанием касаться этой темы, но со связным, как с врачом, надо говорить начистоту.
 — Это очень давняя история. Когда я был молод и наивен, одна особа женского пола разбила мне сердце. С тех пор я поклялся никогда и ни при каких обстоятельствах не говорить никому этих слов. А это самое подходящее условие для пароля.
Октябрь снял шляпу и заказал кофе.
 — И что, вы никогда с тех пор не влюблялись? — спросил он сочувственно.
 — Никогда, — заверил я его. — Я обучился техникам йоги, медитации и аутотренинга, и с тех пор чувство любви не способно захватить меня.
 — Хм, мы в разведке тоже обучаемся контролировать эмоции и побеждать чувства. Например, чувство страха. Но про контроль любви я пока не слыхивал. Но, впрочем, я вам не святой отец, чтобы лезть в душу.
Принесли кофе, и Октябрь пригубил.
 — Как бы то ни было, мы с ребятами следим за вашими успехами, и агент вы отличный. Или как минимум крайне удачливый.
Не скажу, что я клюнул на эту лесть, но тем не менее я не удержался и сказал:
 — Война начнётся через несколько дней.
 — Да, мы знаем, — спокойно сказал Октябрь. — Продолжайте работать как ни в чём не бывало, ваша работа в штабе для нас очень важна. Будем поддерживать связь.
Октябрь допил кофе, надел шляпу и ушёл.
Война началась по расписанию. День и час начала боевых действий мне были хорошо известны из секретных донесений, которые я ежедневно изучал вдоль и поперёк.
Однако боевых действий как таковых не было. Первая же планета, на которую напали илмарианцы, сдалась без боя. Это было удивительно: ни малейшего сопротивления, ни одного выстрела. Едва «Молчаливый Орёл» встал на орбиту планеты, как её жители присягнули на верность Илмарианской Империи и выразили желание стать её подданными.
В течение следующих пяти дней ещё две планеты из той же солнечной системы поступили таким же образом. Не было даже намёка на партизанские действия, какие, например, имели место на Алтахорде.
Объяснения такой спешной и безоговорочной капитуляции не было даже у моего связного. Более того, задача выяснить причину происходящего легла на мои плечи.
 — За день до начала войны, — сказал Октябрь, заказав себе кофе, — было завершено вооружение «Молчаливого Орла». Все планеты сдаются, едва этот флагман илмарианского флота выйдет на орбиту. Мы предполагаем, что причина может быть в некоем новом оружии, установленном на этом корабле. Возможно, оно внушает жителям побеждённых планет такой страх, что те предпочитают тут же сдаться без сопротивления.
 — Три дня назад, — продолжал Октябрь, — «Молчаливый Орёл» прибыл на Илмари для планового обслуживания, а завтра снова отправляется на войну. Ваша задача — во что бы то ни стало проникнуть на корабль и выяснить, что это за оружие.
 — Но как же я проникну на флагман илмарианского флота?
 — Вам придётся найти способ, — крайне серьёзно посмотрел мне в глаза Октябрь. — От этого зависит судьба галактики.
Октябрь надел шляпу и покинул кафе.
Вот те на, «найти способ»! — подивился я. И как же мне это сделать? Я же просто клерк в штабе, меня не водят на экскурсии по кораблям илмарианского флота. Я принялся напряжённо думать.
Когда я уже встал из-за стола и собирался уходить, я заметил за одним из столиков старого знакомого.
О нет, только не это! Не о таком способе проникнуть на «Молчаливый Орёл» я мечтал! Может быть, пора бы снять этот чёртов кулон удачи, пока он не довёл меня до ручки?!
В кафе сидел Арчи, начальник службы личной охраны Хроннинга, пытавшийся соблазнить меня на «Молчаливом Орле».
Делать нечего, это единственный шанс. Мне нужно было только пару секунд, чтобы изменить черты лица и принять то обличье, в котором Арчи знал меня. К счастью, эти нанороботы всё ещё были в моём организме.
Конечно, риск был велик, ведь Арчи мог попытаться арестовать меня. Но и у самого Арчи были скелеты в шкафу, так что я надеялся, что амурные мотивы возобладают в нём над долгом добропорядочного илмарианца. Кроме того, я всегда мог изменить внешность и снова стать Имари Конаном, уважаемым сотрудником штаба. Для этого требовалось лишь ненадолго оказаться вне поля зрения охранника. А после, как говорится, поминай как звали. Ну что же: отчаянные времена требуют отчаянных мер.
Я подошёл к Арчи и сел за его столик.
 — Давно не виделись, — сказал я.
Арчи узнал меня и расплылся в слащавой улыбке.
 — А я вижу, ты времени зря не теряешь, шалун, — произнёс он игриво, и мне стало противно от его интонации. — Я узнал тебя со спины, когда ты ворковал с каким-то мужчиной. Всё думал, ты или не ты. Оказывается, ты. Твою спину я хорошо запомнил.
«Нет же, это мой связной!» — хотелось крикнуть мне, но я сдержался.
 — Случайный знакомый, — двусмысленно ответил я и сказал примирительно: — Послушай, при последней встрече у нас как-то не заладилось, я хотел бы извиниться. Ты всё ещё служишь на «Орле»?
Секунду Арчи пристально изучал меня, потом сказал:
 — Всё верно, всё ещё на «Молчаливом Орле». Он, кстати, сейчас здесь, на Илмари, но завтра снова отправляемся. Так что, если хочешь извиниться, сейчас самое время.
«И ты проведёшь меня на корабль?» — хотелось спросить мне, но я сдержанно спросил:
 — Предлагаешь отправиться на «Орёл»?
Вся эта ситуация мне сильно не нравилась, но приходилось импровизировать.
 — Ну уж нет, — сказал Арчи, подозрительно прищурившись. — «Орёл» — стратегически важный объект, посторонним на него нельзя. Особенно тем, кто однажды уже был пойман при попытке шпионажа. Отправимся в отель.
Он кинул на стол деньги за кофе, положил мне руку на плечо и спросил не то заискивающе, не то угрожающе:
 — Идём?
Ну не мог же я настаивать, что мне нужно именно на «Молчаливый Орёл»!
Ох, Служба Межгалактической Разведки! Надеюсь, у вас есть какая-нибудь медаль за такие подвиги. Так вот, если есть, мне её ни в коем случае не давайте!
Конечно, даже ради мира в галактике я не собирался менять свою ориентацию, но Арчи сейчас — это единственная ниточка, которая связывает меня с кораблём. Главное, втереться в доверие, а там буду действовать по ситуации.
Едва мы оказались в номере отеля, как Арчи запер дверь и извлёк из-за пазухи пистолет.
 — Ну что, попался? — спросил он, расплываясь в улыбке.
«Мне конец!» — понял я. Я с надеждой оглядел номер, ища пути отступления и продумывая варианты атаковать Арчи, но все варианты казались безнадёжными.
 — Да ты не бойся, — сказал он. — Я не собираюсь тебя убивать. Знаешь, что за оружие сейчас у меня в руках? Конечно, не знаешь. Это генератор любви, новейшее изобретение илмарианских учёных. Их всего несколько десятков, а самый большой установлен на «Молчаливом Орле».
 — И что же он делает? — насторожился я.
 — Заставляет полюбить. Едва «Орёл» включает генератор на орбите какой-нибудь планеты, как всё население начинает испытывать безмерную любовь ко всему илмарианскому и немедленно капитулирует. Воистину, это самое сильное оружие во Вселенной. А сейчас я опробую портативный вариант на тебе. Как только я спущу курок, ты полюбишь меня всем сердцем и станешь навеки моим.
Ну нет, этого я допускать не собирался. Я кинулся на Арчи в надежде поднырнуть ему под руку, выбить оружие, оглушить ударом локтя по затылку и...
Арчи выстрелил.
Я почувствовал, как по моему телу пробежали мурашки, а кончики пальцев задрожали, как будто по ним пустили слабый электрический ток. Всё это продлилось доли секунды.
Я обессиленно присел на кровать.
 — Ну вот и всё, — мерзко улыбнулся Арчи. — Чувствуешь, как любовь наполняет тебя?
Я встал и ударил Арчи ногой в голову.
Никакой любви я не чувствовал. Я обыскал бездыханное тело, нашёл наручники и пропуск на «Молчаливый Орёл». Потом раздел Арчи и переоделся в его одежду. Перетащил его тело на кровать и приковал наручниками к раме кровати. А вот пропуск взял себе.
Несколько секунд заняло у меня принять облик Арчи. Да, конечно, телосложением мы немного отличались, но я надеялся, что на это никто не станет обращать внимание. Мне бы только обмануть часовых.
Я немедленно отправился на космодром. Огромный «Молчаливый Орёл» был виден издалека. Несколько раз предъявив пропуск на разных постах, я наконец оказался на борту.
Конечно, формально моя задача была выполнена — даже не проникая на «Молчаливый Орёл», я выведал его секрет. Но ведь если сейчас ничего не сделать, корабль уже завтра отправится покорять новые планеты. Если я даже передам информацию о генераторе любви Октябрю, что он сможет сделать? Во-первых, во время нашей следующей встречи «Орёл» будет уже далеко отсюда. Во-вторых, даже если удастся атаковать «Орёл» в космосе, уничтожить такой огромный корабль будет практически невыполнимой задачей, а кроме того, это будет стоить жизни огромному количеству людей.
Поэтому я чувствовал, что должен действовать сам и незамедлительно, воспользовавшись подвернувшимся мне шансом.
Стараясь не привлекать внимания, я изучал схемы корабля, висевшие на стенах коридора, ведь я понятия не имел, куда идти дальше. Наконец, проблуждав несколько сотен метров и побывав на нескольких этажах, я нашёл каюту начальника службы личной охраны министра Хроннинга, то есть каюту Арчи.
С помощью пропуска мне удалось открыть дверь каюты. Я немедленно принялся искать какие-либо указания на то, где находится генератор и как его отключить, но, конечно же, ничего подобного в каюте охранника не было и быть не могло.
Значит, мне нужно проникнуть в каюту Хроннинга. Но там наверняка полно охраны, а они-то уж точно догадаются, что я не их начальник.
Тогда надо придумать, как взорвать генератор или весь корабль.
Однако же, даже если я и придумаю, как это сделать, взрыв такого огромного военного судна повлечёт разрушение города и огромное количество человеческих жертв среди мирного населения.
Оставался один выход: ждать, когда «Орёл» окажется в открытом космосе.
Итак, у меня есть полдня на то, чтобы придумать, как быть, до того момента, как корабль отчалит. Рано или поздно Арчи найдут в номере отеля и меня рассекретят. Или же я попадусь на чём-то другом, ведь так непросто выдавать себя за другого человека и ни на чём не проколоться.
В каюте Арчи на стене возле двери также висел план корабля. План был интерактивный, и, если дотронуться до него, можно было выбрать любой этаж. Я провёл около часа, стоя перед ним и стараясь запомнить расположение самых важных отсеков корабля.
Итак, на «Молчаливом Орле» было шестьдесят торпедных отсеков, двести зенитных башен, четыре машинных отделения, четырнадцать складов с боеприпасами.
И где же мне искать этот чёртов генератор любви? Может быть, Арчи и вовсе соврал мне про него? Может, это у них такой эвфемизм?
Нет, я был уверен, что генератор существует. Хоть подобного оружия никто и никогда не применял и не изобретал, сам факт его существования вполне логично объяснял, почему планеты так охотно капитулируют перед илмарианцами.
Значит, надо искать.
Я вышел в коридор и по памяти пошёл в ближайшее машинное отделение. Едва я видел или слышал, как кто-то идёт по коридору, я сворачивал, чтобы не попадаться на глаза. Ведь я был не настоящим Арчи, и любой, кто заведёт со мной беседу, имеет все шансы догадаться об этом.
В результате я не знаю сколько времени мне понадобилось, чтобы подобными петляниями добраться наконец-то до цели.
Машинное отделение было огромным и занимало несколько этажей. Людей здесь почти не было, но и ничего похожего на генератор любви я здесь тоже не обнаружил.
Чёрт возьми, а как вообще выглядит генератор любви? Что я ожидаю — что он будет украшен сердечками?!
Я понял, что ищу то, не знаю что.
От этого на секунду мной овладело отчаяние.
Я быстро собрался и продолжил поиски. Прежде всего я обошёл машинное отделение снизу донизу. Как и большинство машинных отделений, это представляло собой огромную воронку, в которую был погружён огромный цилиндр. Как будто гигантский металлический цветок с гигантским пестиком посередине. Ничего необычного, ничего похожего на оружие.
Я обошёл три оставшихся машинных отделения, и все они были похожи одно на другое.
После я нашёл ближайший склад боеприпасов. Воспользовавшись пропуском Арчи, я смог отпереть дверь и прошёл на склад.
Здесь было несколько сотен торпед и несколько тысяч ящиков с другими боеприпасами, но ничего похожего на оружие или генератор.
Осмотрев несколько торпедных отсеков, я понял, что и здесь мне искать нечего, так как все они были похожи друг на друга и представляли собой обычные торпедные отсеки.
Я хотел было собраться с мыслями и решить, что делать дальше, как ощутил, что корабль начинает дрожать и покачиваться. Сомнений не было — мы отчаливали.
Значит, назад пути нет, я уже не смогу покинуть корабль и вернуться в штаб как ни в чём не бывало.
Ну что же, тогда тем более не остаётся ничего иного, кроме как продолжать поиски.
Я услышал, как по коридору кто-то идёт быстрым шагом. На этот раз я не стал прятаться, а бесстрашно дождался прохожего. Это был парень в форме военного инженера.
 — Дружище, — обратился я к нему, когда он приблизился.
Он остановился:
 — Слушаю, господин начальник охраны.
 — Министр Хроннинг интересуется, как там наше главное оружие?
Инженер, казалось, удивился, но через секунду неуверенно ответил:
 — Работает без нареканий.
 — Хм, — я с подозрением посмотрел на него. — Я слышу в твоём голосе какое-то сомнение.
 — Никак нет, никаких сомнений! — бодро ответил инженер.
 — А дай-ка я сам удостоверюсь. Напомни-ка, где оно находится, а то я немного заплутал.
Теперь пришла очередь инженера смотреть на меня с подозрением.
 — Никак не могу, — ответил он уверенно. — Нам не позволено показывать генератор никому. Если это была проверка, господин начальник охраны, то я благодарю вас за то, что тренируете нашу бдительность.
 — Конечно, это была проверка, солдат, — ответил я. — И ты её прошёл, молодец. Иди куда шёл, боец.
Инженер ещё раз посмотрел на меня с подозрением и отправился по своим делам.
Я вытер со лба холодный пот.
Я вернулся в каюту Арчи, чтобы разработать новый план.
Первым делом я открыл бар и достал бутылку холодной воды. Выпил.
Заприметив в баре бутылку виски, я достал виски и также выпил.
Мысли немного прояснились, но идей так и не было.
Вдруг экран на стене ожил и на нём появилось лицо Хроннинга.
 — Арчи, какого чёрта я тебя не видел сегодня?! — прорычал министр. — Где ты пропадаешь?!
Я застыл с бутылкой виски в руках.
 — Немного притомился, — проблеял я.
 — Ты опять напился, сволочь ты эдакая! — пробурчал Хроннинг. — Ты же обещал, что в завязке.
 — Увольнительная выдалась непростая, — соврал я, хотя частично это было правдой, ведь у настоящего Арчи увольнительная действительно не задалась, в результате чего он сейчас лежал прикованный к кровати в отеле.
 — Ох, и слышать не хочу про твои грязные делишки! — проворчал Хроннинг беззлобно. — Ну ладно, свинья ты эдакая, похмеляйся. Но в следующий раз после возвращения на корабль первым делом отчитывайся мне, а уж потом — бутылке.
 — Так точно, ваше благородие...
Не знаю, зачем я сказал «ваше благородие», но Хроннинг, к счастью, этих слов всё равно не услышал, так как отключился раньше. Экран погас.
Итак, Хроннинга мне своей внешностью обмануть удалось, то есть какое-то время он не станет меня беспокоить. Продолжим поиски. В каких ещё отсеках корабля я не был? Их очень много. Если даже исключить жилые помещения, то всё равно оставались ещё десятки мест, где теоретически мог находиться генератор.
Я спрятал початую бутылки виски за пазуху и вновь отправился на поиски. Когда очередной час поисков проходил впустую, я садился на пол, прислонялся к стене, делал глоток, а потом шёл дальше.
Когда бутылка опустела наполовину, я дошёл до рубки.
 — Арчи? — кокетливо улыбнулся мне штурман. — Напиваешься без меня?
Я поспешил убраться, дабы не погружаться в подробности амурных дел Арчи.
 — А ты похудел, — крикнул мне вслед штурман.
Я прибавил ходу.
Однако ноги мои уже заплетались...
Надо было сделать ещё глоток...
Тем более что надпись на стене так и говорила...
Стоп!
Полупьяным взглядом я уставился на стену. Сначала я подумал, что допился до галлюцинаций. На стене коридора в сотне метров от рубки находился некий распределительный щит со множеством обозначений, цифр и названий.
Нет, не показалось: одна из надписей гласила: «Глоток».
Я напряг память, пытаясь понять, почему это слово мне так знакомо.
И вдруг в памяти всплыло твёрдо заученное «глоток, два ноль ноль три ноль восемь».
Именно эти слова меня заставил заучить наизусть бывший разведчик, а ныне фермер Эрик с планеты Крот.
Я открыл щиток и увидел внутри клавиши с цифрами. Там, на Кроте, я всё удивлялся, зачем я учу эти странные цифры. Но Эрик отказывался мне что-либо объяснять. Но я понимал, что разведчики бывшими не бывают, и если Эрик считал, что эти цифры мне пригодятся, значит, у него были основания так полагать.
Вряд ли это совпадение — кто станет писать не стене боевого корабля слово «глоток»? Впрочем, буквы «ГЛО» были написаны другим цветом, нежели буквы «ТОК». Возможно, подразумевался электрический ток, а буквы «ГЛО» были обозначением какого-то электрического контура или механизма. Это неважно. Важно лишь, что вместе они образовывали слово «ГЛОТОК».
Я чувствовал, что, если я наберу на клавиатуре заветные цифры 200308, произойдёт что-то важное.
Не знаю, сколько я простоял, уставившись на клавиатуру. Помню только, что решился, когда опустела бутылка. Я выбросил её и набрал: два ноль ноль три ноль восемь. Нажал «ВВОД».
И тут же по всем коридорам громовой механический голос принялся повторять:
 — Самоуничтожение через тридцать секунд! Покинуть корабль!
 — Самоуничтожение через двадцать пять секунд! Покинуть корабль!
 — Самоуничтожение...
Коридор заполнился бегущими людьми. Я мучительно пытался вспомнить, где находятся спасательные шлюпки, а потом просто побежал со всеми. Нырнул в первую попавшуюся капсулу и нажал кнопку эвакуации. Капсула была немногим больше человеческого роста и крайне тесная — даже пошевелить рукой было очень непросто.
Вместе с сотнями других капсул моя отстрелилась от корабля и принялась стремительно удаляться.
Вскоре гордость илмарианского флота, флагман и обладатель супероружия, самый крупный корабль в галактике «Молчаливый Орёл» красочно и ярко взорвался, разлетаясь на миллиард кусочков.
Я попытался взять контроль над шлюпкой, нащупав джойстики управления, а потом, видимо, потерял сознание от перегрузок.
Очнулся я от толчка. Словно кто-то решительно и резко схватил мою шлюпку. Сквозь прозрачное стекло я увидел вдалеке рой других шлюпок, потом звёзды и черноту космоса и, наконец, шлюзовую камеру корабля, который гравилучом втягивал мою капсулу в свою утробу.
Я зажмурился от яркого искусственного освещения.
Моя капсула остановилась и раскрылась.
Я приоткрыл глаза. Надо мной склонились несколько человек. Одним из них был капитан Винегретов.
 — Ну слава богу, он, — с облегчением вздохнул Винегретов, а потом обратился ко мне: — Эх, знал бы ты, как непросто среди десяти тысяч капсул вычислить одну ту, внутри которой ты.
 — Но вам это всё-таки удалось, капитан, — ответил я и поднялся на ноги, так как капсула, а соответственно, и я находились в горизонтальном положении.
 — Как себя чувствуешь? — поинтересовался Винегретов. — Предлагаю продолжить общение в лазарете.
 — Небольшое похмелье. Можно мне в лазарет пива?
Винегретов призадумался, потом приказал кому-то принести в лазарет пива.
 — Думаю, за уничтожение флагмана илмарианцев ты это заслужил, — согласился он. — Жду не дождусь рассказа о том, как тебе это удалось. Только не говори, что случайно. С тебя станется.

Когда я закончил рассказ про то, как взорвал «Молчаливый Орёл», воспользовавшись кодом, который сообщил мне бывший разведчик, Винегретов сказал:
 — Я думал, что это просто легенда. Говорили, что когда-то много лет назад, когда илмарианцы только начали готовиться к большой войне, несколько лучших агентов нашей службы внедрились в ряды илмарианской армии и правительства. Но миссия их была столь секретна, что не было никаких документов, в которых она была бы отражена. Однако якобы в результате предательства агенты эти были раскрыты и казнены. Но ходили слухи, что перед своей гибелью они смогли заложить сюрприз в флагман илмарианского флота, который тогда только начинал строиться. Значит, не все они погибли и с одним из них тебе удалось встретиться. Вот откуда у тебя секретный код активации системы самоуничтожения.
Я уже принял привычный мне мой настоящий облик, расслабился в кровати в лазарете и попивал пиво.
 — Угу, редкостная удача, — кивнул я и протянул руку за следующей бутылкой. — А как вы меня нашли? Ведь я удалил нанороботов связи.
 — Наши агенты в Илмари проследили за тобой, когда ты ушёл из кафе вместе с начальником личной охраны Хроннинга. Когда Арчи вышел из номера без тебя, они проникли в номер и были крайне удивлены тем, что настоящий Арчи лежит, прикованный наручникам к кровати. Они освободили его и увезли с собой для допроса.
На допросе он рассказал им, что произошло, а также поведал про генератор любви. Наши специалисты изучили портативный вариант генератора, который подобрали возле кровати в номере, и слова Арчи подтвердились. Тогда нам стало понятно, что ты самостоятельно отправился на «Молчаливый Орёл».
Как только «Орёл» отчалил, а ты так и не вернулся, мы выслали этот корабль следить за «Орлом».
И вдруг ты устроил этот фейерверк. Мы увидели, как десять тысяч спасательных капсул за несколько секунд покинули флагман, а потом он взорвался. Оставалось надеяться, что в одной из капсул ты.
 — И как же вы догадались, в какой именно?
 — В то время как все капсулы слаженно двигались в одном строю по направлению к ближайшей планете, твоя металась, словно дырявый воздушный шарик. Не стоит браться за джойстики управления, когда в тебе столько алкоголя.
 — Ну, в данном случае мне это помогло, — заметил я.
 — И то верно, удачливый ты сукин сын, — засмеялся Винегретов.
Мы просмеялись, помолчали, я спросил:
 — И что же теперь будет? Война продолжается?
 — Едва нам стало известно о чудо-оружии илмарианцев, — ответил Винегретов, — мы немедленно сообщили обо всём в Галактический Совет Безопасности. Ждём заявления председателя Совета. Главное, что генератор теперь уничтожен.
 — А как же те две планеты, которые уже подверглись его воздействию?
Винегретов пожал плечами:
 — Они ведь не отрезаны от остального мира. Новые люди, новые идеи, другие мнения рано или поздно сыграют свою роль, любовь поутихнет, а там уж от любви до ненависти, как говорится, один шаг. 
 — И как же илмарианцам удалось создать такую штуку, как генератор любви? — спросил я.
 — Мы думаем, что для этого им понадобился Ларианский Огонь?
 — Тот самый Ларианский Огонь, который я им доставил? — изумился я. — Ты же говорил, что это только оружие пропаганды.
 — Очевидно, не только. Наши учёные провели кое-какие изыскания. Помнишь, я говорил, что Ларианский Огонь на протяжении многих поколений принадлежал нибируанским королям? Мы считаем, что благодаря особым свойствам материала, из которого он был изготовлен, он впитал в себя многовековую любовь королевских подданных.
 — Но он же служил ночной вазой, — поморщился я.
 — Ну, — пожал плечами Винегретов, — как мог, так и впитал. Главное, что теперь осколки Огня взрывом разбросаны по космосу, а также лишь в микроскопических количествах содержатся в портативных генераторах наподобие того, из которого в тебя стрелял охранник Арчи.
Вечером меня перевели из лазарета в личную каюту и обеспечили сменной одеждой. А утром ко мне пришёл Винегретов и включил телевизор. Началось специальное обращение к жителям галактики председателя Совета Галактической Безопасности. Председатель — седовласый старик — пристально глядя в камеру, зачитал речь. Речь получилась эпохальной. Привожу её здесь дословно:

«Совет Галактической Безопасности решительно осудил действия Илмарианской Империи, развязавшей войну с применением нового оружия. Данное оружие, как нам стало известно, представляло собой, по сути, генератор любви, заставлявший атакованные планеты добровольно сдаваться и присягать на верность Илмарианской Империи. Благодаря активным действиям Службы Межгалактической Разведки, а особенно спецагенту под кодовым именем Холостяк, данное оружие удалось уничтожить. После непростых переговоров Илмарианская Империя согласилась прекратить войну. Оккупированные планеты оставляют за собой право на самоопределение и выход из состава Империи.
Также решением Совета Галактической Безопасности отныне любовь приравнена к оружию массового уничтожения. Любое применение любви в военных целях запрещено специальной Галактической конвенцией.
Поздравляю всех жителей галактики! Война окончена. Добро побеждает любовь!»

 — Агент Холостяк? — спросил я Винегретова. — Это что, я?
Винегретов улыбнулся и кивнул:
 — Это из-за твоего иммунитета к любви. Кстати, он и в самом деле у тебя есть, ведь выстрел Арчи в номере никак не повлиял на тебя. Но ты не переживай: это всего лишь для телевидения. В будущем у тебя будет много имён.
 — В будущем? — подскочил я. — Хотите сказать, что я продолжу работу в Разведке?
 — Если, конечно, ты сам не против. Мне кажется, у тебя неплохо получается.
 — А я по-прежнему смогу менять внешность и в совершенстве владеть приёмами рукопашного боя?
 — Конечно. — Вдруг Винегретов напрягся: — Но использовать это в преступных целях будет запрещено.
Я немного подостыл. Потом подумал и решил:
 — Я согласен.
Мечтательно призадумался и добавил:
 — Будет весело!