А когда по каким-нибудь каплям воды на полу,
По невымытой чашке или помытой чашке,
По небрежно положенной на подлокотник рубашке,
Закатившемуся под большущий кроссовок рублю,
Я пойму — не одна. И тогда... и тогда будет что же?
Не одна, не одна — это я говорю, это, Боже?
«Не одна», — это я мецц-сопрано (о, ужас!) пою?
То есть зря эти клятвы: нет, больше ни шагу, ни шагу,
Ни полшага к мужчинам, пусть даже зовут к алтарю,
Да пускай хоть с печатью подпишут контракта бумагу,
Никаких одобрительных взглядов, улыбок и знаков...
Это я нарушаю запреты на слово «люблю»?
Боже, я идиотка. Коль это пройдёт к февралю,
Ты меня пристрели, милосердный, чтоб больше не плакать,
Больше не разводить несусветную слёзную слякоть,
Больше не умаляться, стремясь неотвратно к нулю,
Не гадать — как верней: в пЕтлю или, быть может, в петлЮ,
Не засовывать голову в душный и тёмный мешок...
Мне бы стать ему радостью. Господи, хорошо?
2020