Глава 7
Художник рвался на родину. У него закончились виза и регистрация. В консульстве его успокоили: благодаря добрым отношениям между нашими странами, он сможет без проблем находиться в России до отъезда. Но, представляя себя на месте иностранца, проживающего в другой стране без каких-либо прав, я понимала его нервозность.
Проблема же была в том, что уехать художнику не позволяли не очень хорошие, по китайским меркам, показатели теста на антитела. Странная вещь! У нас в России внимание было приковано к антителам IgG. По их уровню определялся иммунитет к ковиду. В Китае же всё было наоборот. Их совершенно не интересовал иммунитет! Им важны были показатели IgМ, которые информировали о контактах с больными и заражёнными. И требования к их референсным значениям были жесточайшими! Норма – не выше 0,04!
А ведь в течение пандемии я много раз сдавала тесты на антитела, но никогда показатели IgМ у меня не были такими низкими и никого это не волновало от слова "совсем"!
У художника они тоже были выше "китайской" нормы. И он их снижал "дедовским" способом – до "десятого" (не в переносном, а в совершенно прямом смысле) пота занимаясь спортом и литрами поглощая горячую воду.
Удивляясь упорству художника, я с интересом наблюдала за процессом. И результат не заставил себя долго ждать. Заветный показатель быстро пришёл в норму и добрые волшебники из китайского консульства, наконец-то, благословили его на отъезд.
Художник собрал чемоданы, упаковал картины и покупки, в числе которых были, приобретённые в Калининграде изделия из янтаря. Послушавшись меня, он покупал их только в магазине, с оформлением сертификата на вывоз из страны.
Однако гораздо раньше, на популярном в Питере "блошином рынке" у станции метро "Удельная", он уже напокупал всякой ерунды, среди которой были несколько дешёвых икон и гравюр, какая-то старинная афиша, карманный бюст Ленина, советские значки и даже пара маленьких металлических статуэток. Всё это стоило копейки, но судя по всему, представляло определённую ценность в глазах иностранца.
Улетать он должен был чартерным рейсом, которым летели только его соотечественники, поэтому провожать его в аэропорт я не планировала.
Наше прощание было тяжёлым. Я плакала. Он крепко держал меня в объятьях, целовал и много говорил о любви, и о том, что отныне я навсегда в его душе...
Он оставил мне несколько дорогих ему, личных вещей, среди которых был милый чайничек с привязанными к нему прозрачными красными бусинами и крохотными чашечками, а так же – походный, с костяной ручкой, предупредив, что "заберёт, когда вернётся"...
Я стояла на площадке своего последнего этажа и смотрела, как он спускается, останавливаясь на каждом, и посылая мне воздушные поцелуи... А когда художник вышел на улицу, то путь до угла оказался невероятно долгим для нас обоих... Он прошёл его так же, без конца останавливаясь, оборачиваясь и обращая свой взгляд к окну, у которого стояла я...
Глядя сквозь слёзы на удаляющийся силуэт художника, я махала ему рукой... Когда же он скрылся за углом, я, наконец, дала волю чувствам. Рыдая в голос, я ругала себя за то, что опять не смогла сохранить той самой, обещанной себе в начале этих отношений дистанции, и что моя творческая натура непростительно чувствительна, глупа и сентиментальна...
Короче, все мои установки в который раз разбились о гранитный утёс с названием "любовь".