- Пришёл я раз к Максиму. Жена у него уехала в деревню, картошку сажать, а он прихворнул что-то, засопател, температура поднялась – простыл. Много ли надо, годы то уже не те! Просквозило где-то. – начал рассказывать Пётр.
Потянуло Максима на откровенность.
– Никому не говори, то, что расскажу сейчас. – заинтриговал он.
– Если не хочешь, чтобы я говорил кому-нибудь – не скажу, не сомневайся. – успокоил я его.
– Да я и не сомневаюсь. Ты не скажешь, если дал слово.
И после непродолжительного раздумья рассказал такую историю:
– Мужик я деревенский, ты знаешь, люблю попариться, залезешь на полок, косточки разомлеют, подкинешь, как у нас говорят, “грамм сто на каменку”, и хлещешь себя веником, покуда не устанешь.
– Помню, как ты парился. – вставил я слово. – Парился ты крепко! Немногие с тобой могли париться.
– Собрался я в баню, веник, конечно, взял и прочее всё, а на календарь-то не посмотрел. А баня в начале недели женская, а в конце недели – мужская. Дни похожи, как две капли воды. Я и потопал в баню, оказывается, в женский день. Иду – солнышко сияет, да лучами играет, а ветер прохладный, по небу тучки рваные гоняет.
Пришёл в баню, поднялся на третий этаж, открываю дверь в раздевалку – и обомлел, глаза по полтиннику, челюсть отвисла, вот видок был у меня: в раздевалке – женщины! Кто после парилки вышел – пар клубом вьётся над ней, а некоторые, видно, отдохнуть вышли, кто-то одевается.
– Чо припёрся, старый? Голых баб давно не видел? – грубо спросила банщица.
– А разве сегодня женский день? – с трудом промямлил я.
– С похмелья, видать, счёт дням потерял? – съехидничала банщица.
– Да я не пью. – начал оправдываться я. Все мои планы на сегодня рухнули.
На грубый баритон банщицы обратили внимание.
– Да пусть заходит, если пришёл. – раздался голос одной из вышедших отдохнуть. – Он спинку, разве что, пошаркать может!
– Заходи, дедушка, заходи! – подбежала какая-то разбитная хохотушка. И уже к банщице: – Пусть заходит, шёл издалека, вон, как запыхался.
Груди у неё колыхаются, и груди-то красивые, не очень большие, но и не очень маленькие, как раз в норме соблазнительной, и форма красивая, а на грудях розовые, с юбилейный советский пятирублёвик чётко выделяется, и сосцы набухли. Я стою, как очарованный, гляжу на её груди, аж дыханье спёрло! Посмотрел на живот – тело упругое, немного загорелое, а на животе чаша пупка. Ниже соблазнительный треугольник волосков, а там щелочка до того соблазнительная, меня аж в жар бросило, чувствую, подымается мой живчик…
- Ну, думаю, будь мы тэт-а-тэт, уж я не посрамил бы себя! Хотя и своя жена есть, и не хуже этой вертихвостки, а смотрю на неё, как очарованный, глаз отвести не могу, будто заворожила меня. Мой живчик стал тугой, брюки выперлись, а она увидела это, посмеивается, подразнивает, руками по телу нарочно провела, видит ведь моё хотение! Повела чуть-чуть ножкой, незаметно так повела, приоткрыла на мгновение соблазнительную щелку…
Она взяла меня за руку и тащила в раздевалку. У меня аж во рту пересохло, слова вымолвить не могу, смотрю на неё, как наваждение какое на меня нашло! Опомнился я, конечно, не мог споспешествовать этим её намерениям и пячусь к выходу. С лёту то я на пару шагов в раздевалку заскочил, пока увидел, что попал впросак.
“Ага, – думаю, – заходи! В женскую-то баню! Вот смеху то будет. Это если скинуть мне надцать лет, – неопределённо прикинул я, – то можно было бы и попариться с тобой, и побаловаться я не против был бы! Да и сейчас я ещё ого-го как могу! Но не в бане ведь при всей женской публике. А если кто из знакомых моей половины… тогда вообще хана!”.
Сколько моя язва мне крови попортила бы, если б какая-нибудь её знакомая балаболка увидела меня просто стоящим с таким глупым видом в банной раздевалке в женский день!
- Ты чо уставился на неё? – прервал очарование грубый голос банщицы. – Своей бабы нет?
Пришлось мне в спешном порядке ретироваться из бани. Стою как чумной, всё грезится мне эта девица.
Идти домой – не могу, придётся объяснять, почему не парился. Вот было б издёвок, а при первой нечаянности и весь микрорайон узнал бы. Тогда проходу вообще не было бы, хоть из своей конуры-квартиры носа не показывай. Пришлось к Лёве идти, посидели с ним, побазарили, в шахматишки перекинулись. Я, конечно, рассказал ему, как ходил в баню, посмеялись вместе. Договорились врать одинаково:
– Я зашёл за ним в баню, а у него что-то в спину вступило, (это правда, он, видимо, на сквозняке посидел, вот и скособочило его на время), потому и не пошли, как договаривались, в баню.
С того времени прошёл уже не один год. С рассказавшим эту историю я договорился, что напишу о нём небольшой рассказик. Сменю имена, конечно, а всё остальное оставлю без изменения, пообещал я. Герой этого небольшого рассказа посмеялся над моей писаниной, говоря, что рассказ всё равно читать никто не будет.