Н-ф роман Беспилотник

Стоя с пистолетом
 против привидения,
что ты сделаешь?

Папков Олег.







Планета Земля. Чей-то домик во вселенной. Может, наш?

Если смотреть на неё со стороны, то, отмечаешь для себя: скорее всего, это самое уникальное явление на все времена, да и, на всю вселенную.

Короче, тот мужчина, который её создавал, все-таки, видимо, очень любил свою супругу.

Современные ученые в своих научных статьях все время подчеркивают один, очень интересный факт: «У Земли уникальнейшие параметры для возникновения и развития жизни!»

Мы, тоже, делаем вывод для себя: «Да, на этой планете можно жить. Рожать и воспитывать детей. Строить и развивать города, заводы. Производить необходимое для всех.»

Да и, путешественники, разные охотно нам поддакивают: «Вы не видели еще многого! Рекомендуем поездить по миру. Столько красоты еще сможете разглядеть!».

В общем, этот добрый мужчина приготовил и подарил своей супруге люльку для их ребенка. Красивую такую. Голубую с белым. Прямо, так скажем, уникальную. Эдакую, с оборочками и картинками. Всю в разных висюльках с надписями слова «Земля» разнообразными шрифтами. И, на всех языках.

Дождались мать с отцом. Родилось у них желанное дитя. Вроде, здоровеньким родилось. Стало расти. Будущий помощник, как-никак.

Но, со временем, толи, от чрезмерной родительской заботы, а может, конечно, и еще от чего-нибудь, становилось оно все более глупым, жадным и чванливым. Зачем-то бессмысленно стало колотить и ломать красавицу люльку. И, что-то вот, надежды-то, впереди никакой сильно не наблюдалось.

Стоит отец с серьезным лицом. Сидит бедная мать, качает, периодически, свое любимое, но, нерадивое дитя. Слезы льет. И сокрушаются оба. Ну, почему же оно у них какое-то не такое растет.

Но, ведь, оно же их, родное. Надо же что-то делать!

В общем, терпят, пока, родители. Держит мать крепко свое дитятко руками.

А на ногтях рук у нее, может быть, от напряжения, наверное, проступил и стал, виден маникюр. На правой руке на каждом ноготке – парень в серебристых джинсах, черной футболке и белых кроссовках. На левой – в такой же одежде девушка.



Часть первая. Ловите их! Ловите!

Уважаемые господа и дамы! Пожалуйста, минуточку внимания! В силу возложенных на меня полномочий спикера нашего всемирного форума «Идеи молодых – XXI век», я хочу представить вам докладчика. Молодого, но, как говорят сами за себя его статьи в разных ответственных научных журналах, достаточно серьезно подходящего к науке, физика по образованию и философа, психолога и путешественника по своим разнообразным увлечениям Олега Павлова, который приехал к нам из России. Давайте, поприветствуем его!

Таким своим вступлением ведущий форума, индийский ученый-академик с разнообразными регалиями, званиями и наградами, Мохамед Кумар обратился к залу.

 И, как только раздались первые аплодисменты, он сразу отвлекся на кнопку выключения микрофона. Из-за чего Кумару пришлось перегнуться массивным животом через боковую стенку кресла и, наугад тыкая толстым пальцем коротенькой руки, с титаническими усилиями, все-таки, её отжать.

Спикеру же в противоположность, достаточно легкой походкой из зала к трибуне направился высокий, худощавый, с правильным носом и верными чертами лица, с довольно взъерошенной вверх, но, все-таки, подстриженной прической, молодой человек лет тридцати в темно-коричневом костюме, такого же цвета галстуке и белой рубашке.

«Очень, даже, недурственно!» – или что-нибудь подобное, наверное, на разных языках пробормотали себе под нос молодые дамы в зале, разглядывая на большом экране спускающегося к трибуне мужчину.

Данный научный форум, проходивший в этом году в Индии в Нью-Дели и воспринимавшийся мировым сообществом ученых каким-то, все-таки, серьезно-несерьезным мероприятием, проводился в мире уже не первый год. На него отовсюду и регулярно съезжались представители всяких разных ветвей мирового научного содружества. Проводили его организаторы, больше, как некое шоу идей и гипотез молодых ученых. Как бы, напоминая лишний раз всяким разным оппонентам: «Вот. Смотрите, критики и критиканы от науки, мы даем дорогу любым молодым дарованиям. Так, что попридержите свои языки с повисшим на них сарказмом»

Почему же этот форум воспринимали и, одновременно, не очень-то воспринимали всерьез? Да потому, что некоторые излагаемые на нем идеи можно было тут же, то есть, сразу, выкидывать в корзину. Так как, это были, иногда, просто не оформившиеся ни во что некие догадки или домыслы. Иногда, больше похожие на бред сивой кобылы. Типа: «Стоит, елки, кобыла и бредит. Наверное, сивая. Про-пус-каем этот вес.»

Встречались идеи курьезные. Которые, тоже, могли бы, сразу же, попасть куда-нибудь в номинанты Шнобелевской премии.

Ну и, конечно же, иногда, появлялись идеи, достаточно очень продуманные, да и, вполне, перспективные. И, что важно, свежие. Которые, кстати, (кто не знает о таком способе, тому и не нужно о нем знать) можно было сразу и без всякого зазрения совести,  просто, «слизать» в свои собственные статьи. Не встречая на то никаких юридических коллизий.

Когда-то в Советском Союзе издавались некие научно-технические журналы, например: «Техника молодежи», «Наука и жизнь», «Знание–сила». И в каком-то, а может, даже, в нескольких из них, существовали разделы: «Сделай сам» или «Это вы можете».

Так вот. В те же времена жил и здравствовал один японец. Который либо сам догадался, а может, кто ему подсказал такое, но он выписывал себе эти журналы и просто патентовал из них почти все подряд из таких разделов. В стране Советов, тогда, почему-то, не удосуживались проделывать что-либо подобное действиям японца.

И, однажды, в конце концов, этот представитель страны, первой встречающей утро нового дня, проснулся миллионером. Да.

То есть, ценность подобного научного форума для многих, все-таки, была достаточно очевидной. И относились они к нему с пониманием и со всей серьезностью.

Объявленный докладчик дошел до трибуны, слегка щелкнул по микрофону пальцем и, разложив свои бумажки, уверенным голосом обратился к залу, начиная свой доклад.

– Уважаемый господин председатель! Дамы и господа! Друзья! Коллеги! – он сделал паузу и оглядел зал.

– Позвольте мне высказать вам свои, да и не только свои, а, скорее, всего нашего коллектива... на данный момент состоящего из четырех человек..., – по залу прошел ропоток усмешки, – ... меня, моего друга и коллеги Валерия Шанина с женой Ириной и моей супруги Натальи... – в зале, теперь, возможно, разочарованно вздохнули уже женщины, – ...соображения на, вроде бы, лежащие на поверхности, но, для многих... и я бы, даже, сказал, для огромного количества людей, неочевидные или незамеченные вещи.

– Я позволю себе в этом, даже, устроить небольшой скандал. Потому что, кое-что, из того, что я готов озвучить, по многим причинам может, вообще, не понравиться мировому научному сообществу. Да и, не только научному. А, просто общественности, спецслужбам, или правительствам разных стран.

Он сделал паузу. И, внимательно оглядев зал, снова, продолжил:

– Но, к сожалению. Да и, я тоже, больше склонен придерживаться мнения моего коллеги и соратника Валерия, что излагаемая здесь мною гипотеза или, так скажем, предположение, хотя в моем изложении их можно будет считать доказанными, останутся или непонятыми, или замалчиваемыми. В силу их, так скажем, некоторого неудобства. Так, как наша версия, в некотором смысле, отодвигает материалистическую точку зрения на мироздание, а точнее, на человеческую природу, с первых и главных позиций на вторые и неглавные роли.

По залу прокатился небольшой гул.

– Да-да. Я, в некотором смысле, готов отодвинуть материалистов в вопросах природы человека с первых позиций. И коснуться, некоторым образом неприветствующегося в научном сообществе, так называемого, нематериального. Или, как мы все привыкли называть, паранормального.

Докладчик сделал паузу, снова, ожидая ропота несогласия или возмущения. Но, к его удивлению, ничего подобного не произошло. Да, и сам спикер, как-то, безучастно застыл в одной позе, разглядывая какую-то точку где-то в недрах зала.

Тогда, он снова кашлянул в кулак и продолжил:

– Не знаю, как поступить? Или, прямо сразу, доложить вам наши соображения или, все-таки, подготовить некоторым экскурсом в неизведанное или непонятое? – Павлов обратился к залу с вопросом, попутно немного улыбаясь.

В нестройном ответном гуле или возгласах он не нашел нужного ответа и, поэтому, продолжил:

– Ладно. Поедем уверенно вперед. Или, даже, лучше так. Нет. Мы, наверное, все-таки, сделаем некоторое отступление. Ну, или некий экскурс.

– Я ..., мы очень надеемся, что в этом уважаемом зале, …и, хотя, мы все с вами, как бы, все являемся приверженцами научного и материалистического взгляда…, но, не найдется, все же, такого человека, который сможет утверждать, или, тем более, доказать, что паранормального, то есть, неких необъяснённых, или аномальных явлений в мире не существует. К нашему материалистическому и научному сожалению, они, все-таки, существуют. И порой, даже, с очень большой доказательной силой фото или видеофиксации разными не договаривающимися между собой и не сговаривающимися в этом вопросе людьми. Так, что, даже, утверждающие бессмыслицу, типа,«этого не может быть, потому, что этого не может быть никогда» просто тихо умолкают.

Олег сделал паузу. Ему не очень-то было понятно: справляются ли переводчики на разные языки с его русским изложением или нет? Но, зал, вроде, был «живым». И, надо понимать, сказанное им, возможно, и доходило как нужно. Он продолжил:

– И самое удивительное – это то, что в мировом научном сообществе, так-таки, так и, не находится каких-нибудь, энтузиастов, которые бы в планы своей предстоящей на ближайшее будущее деятельности вставляли бы вопросы исследования подобных паранормальных, аномальных, или других, не укладывающихся в материалистическое прокрустово ложе, но, все же, по-прежнему, самых настоящих фактов. Ведь, наука должна основываться на фактах. Как мы знаем. Так, вот же, они! Берите, пожалуйста! Как говорится, перед носом.

– Ан-нет. Все подобное остается невостребованным. И плавно уплывает в архивы или глубокие недра спецслужб. Которые подобным делом – таким сбором и анализом, занимаются уже давно. И, я просто уверен, что они много чему могут научить наше, застывшее в бестолковой нерешительности мировое научное сообщество. Но, от этих служивых мы подробного и обстоятельного доклада вряд ли услышим.

– Так, давайте же мы - ученые этим займемся! Тем более, что того материала, который необходимо тщательно собирать, анализировать, систематизировать, структурировать и раскладывать по полочкам просто предостаточно. И телеграмм-каналы и видео-хостинги им переполнены. И это, даже, в том в случае, если только тридцать процентов на них являются достоверным материалом. Да.

– И, при всем при этом, полнейшая тишина на сию тему от нашего научного сообщества. Это, простите, какой-то нонсенс.

Снова, возникла пауза. Подбежавшая к трибуне девушка поменяла стакан с водой. Павлов улыбнулся, поблагодарил её и продолжил:

– Теперь же, если позволите, я подойду ближе к теме моего сообщения. Всем нам известно, а кому это не известно, пусть выберет время и ознакомится вне рамок этого форума и моего доклада..., – по Павлову было видно, что он, либо начинает сердиться на своих нерадивых коллег по всему миру, либо просто распаляется в пылу, якобы, диспута с невидимыми ему оппонентами, – ... что от академика Бехтеревой, нашего коллеги, возглавляющей Институт Мозга, было выдвинуто осторожное и обтекаемое утверждение, что после достаточно длительного периода скрупулезных исследований, проведенных в этом серьезном научном учреждении, набралось уже достаточно много фактов, говорящих о том, что существуют такие проявления умственной человеческой деятельности, в которой молекулярный, биологический мозг не может быть источником или логической причиной для зафиксированного потом реального следствия.

– Хорошо. Это получается что? Опять, нечто аномальное–паранормальное? Значит, причины материальной нет, а следствие материальное есть. Или снова, все будет замалчиваться, фальсифицироваться или, просто, отчаливать в глубинные недра архивов или хранилища спецслужб?

– Я не знаю, как вам, а мне... нам показалось достаточным того количества фактов, так называемого, паранормального, чтобы, все-таки, самостоятельно заняться их изучением. Мы многое исследовали, чисто, как энтузиасты, многое изучили и пришли к очень интересным выводам о положении вещей.

– Причем, даже, знаете, прониклись и поняли энтузиазм спецслужб, с которым они стараются скрыть некоторые такие факты паранормального. Потому, что обнародовать результаты многого, даже, исследованного нами, и выводы, к которым мы пришли, так сказать, пускать в обиход нынешней ступени развития человечества просто нельзя. Потому, что подобная информация может граничить с угрозой существования человечества.

Павлов, снова, остановился. Кашлянул и попил воды. Он, опять, оглядел зал. Было, все-таки, не очень понятно, понимают его или нет? Но, ничего толком для себя так и не выяснив, он продолжил:

– Вы скажете, раз, если это все опасно рассказывать, пытаться доказать, или, вообще, даже, упоминать, то за каким... простите, зачем ты тогда, вообще, вышел здесь на трибуну и льешь нам тут воду. И будете неправы.

– Небольшой процент понятого нами я сообщу вам чуть позже, раз уж у нас форум молодых идей, т.е. все несерьезно. И мне, как-то напле..., простите, не очень интересно, как вы в дальнейшем будете к сказанному относиться.

Он взмахнул затекшей рукой и, случайно, чуть не задел один из микрофонов на подставке. Потом сделал микропаузу и продолжил:

– И так, давайте, начнем уже о главном. Некий экскурс, я думаю, закончен.

– Первое. Я беру на себя ответственность утверждать, что Ум человека и его Мозг – это суть разные вещи. И находятся они между собой в соотношении, как велосипедист и велосипед. Ну, или мотоциклист и мотоцикл. Нет. Даже, не так. Они относятся друг к другу так же, как водитель и автомобиль. Например, автомобиль заглох из-за неисправности. Это означает, что неизбежно наступит такой момент времени, когда водитель его покинет. Свой заглохший автомобиль. Аналогичная же ситуация, в случае аварии и разбития авто. И я возьму на себя смелость утверждать нечто совсем уж кощунственное. А именно: наши кладбища не являются кладбищами людей. А, скорее, больше, имеют отношение к автомобильным свалкам…

... По залу пошел уже сильный ропот. Переходящий в гул.

– Давайте, пожалуйста, будем потише! Пожалуйста! – вмешался в сложившуюся ситуацию спикер форума Мохамед Кумар, обращаясь к слегка взбунтовавшемуся залу. – Прошу вас!

Шум, все-таки, понемногу стих. И несколько распалившийся, и от этого, заметно переставший тщательно выбирать слова и фразы, а равно, как и свои утверждения, Павлов продолжил:

– Слушайте мои доводы! Я могу на этой скользкой паранормальной почве, даже, провести некоторые наводящие доказательства. Которые любой может воспринимать, как хочет. А доводы таковы:

– Ум человека и его Мозг, как я уже говорил, - это суть-разные вещи. У них разная природа. Материальная и нематериальная. И болеют они по-разному.

– Мозг лечат чем? Таблетками, порошками, микстурами, хирургией, электричеством. Материальным, молекулярным. Мозг имеет генетико-биологическую программу развития и существования. Его эволюция происходит по Дарвину.

– Ум лечат беседами, толкованиями, разговорами, молитвами, инструкциями, убеждениями. Нематериальным. Не молекулярным. Ум с самого рождения находится под юрисдикцией Господа.

По научно-пропитанному и, вроде, маленько уже подутихшему залу, снова пошел ропот. Но, Павлову было на это наплевать. Он продолжал:

 – Смысл жизни Ума, а не побоюсь и добавить Ума-Души, заключается во фразе: «Учиться и учить. Помогать и просить помощи. Стараться не противоречить Господу». «Не противоречить» – это означает приблизительно то, что, возможно, нам известные Заповеди Христа – это и есть некий законодательный инструмент. И их необходимо соблюдать. Или, если идешь на троечку, то, хотя бы, их придерживаться. Эволюция же Ума происходит по Библии, Корану и т.д. То  есть, обусловлена неким, ранее выставленным Господом на человечество, смысловым бандажом. А точнее, это и есть вариант очень слабо меняться в эволюционном плане.

Шум продолжался. И, даже, несколько усилился. На большом экране режиссеры уже показывали то докладчика, то кого-то из выкрикивающих в зале. Павлов продолжал:

– По истечении же биолого-генетической, или генетико-биологической, если хотите, программы существования Мозга, последний разрушается. Ум же, претерпевая вместо смерти, которой для него нет, некую метаморфозу своей сути, просто, отчаливает от своего бывшего, но ныне разрушенного, пристанища и безусловно отправляется в обязательном порядке, так сказать, с зачеткой за жизнь в руках на «разбор полетов» к Господу. Так как, повторюсь, с самого своего рождения Ум находится…, ум находится под Его юрисдикцией.

В непрекращающемся ропоте послышались и русскоязычные возгласы: «Прекращай свою поповскую пропаганду!». Но, Павлову было абсолютно неинтересно, что о нем и сути им изложенного думают остальные. Которые либо по своей близорукости, либо из-за какой-то, может быть, выгоды, это не воспринимают. Его точку зрения. И могут здесь начать балаган с разными глупыми утверждениями, вскриками, или, даже, выходками.

Он понимал, что сама тема и им изложенное могут быть, просто, неподъемными для некоторой части аудитории. Павлов и предполагал, что будет возможен скандал. О чем он, собственно, и предупредил всех в начале своего выступления. Но, желая, все-таки, достойно завершить свой доклад, он постучал по микрофону пальцем, создав грохот из динамиков в зале, помолчал и, снова, заговорил. Но уже громче и увереннее:

– Из выше изложенного... Из выше изложенного можно сделать вывод, что Ум каждого индивида с самого начала и всегда находится в другом, отличном от материального, мире. И, скорее всего, привычный нам материальный мир является, всего лишь, частным случаем более огромного нематериального мира. И в истоках своих содержит нематериальные причины. А может...

Но, поскольку микрофон Павлова отключили, то уже мало кто услышал, что там такое «может». А спикеру Кумару пришлось, воспользовавшись уже своим, неистово в него призывать зал успокоиться и соблюдать порядок.

Для себя же констатируя, что скандал получился, и что, вроде как, это, даже, лучше для его команды. Да и для него самого, Павлов с своими листками под мышкой, ушел с трибуны, постаравшись быстро раствориться в череде повскакивавших с мест.

Приглядываясь внимательно к попадающимся встречным, ему стало понятно, что, теперь-то, всей этой научной и околонаучной, да, и, конечно же, желтой прессе, найдется,  о чем порассуждать. Будет, что обсудить, и, кому поперемывать косточки. Известность, так сказать, обеспечена. Но, и она, не является, как бы, самоцелью для его команды. Все-таки, основным же остается то, что суть им изложенного станет достаточно широко известной.

Заседание оказалось прерванным. Спикер объявил часовой перерыв. И, потихоньку, в зале форума стало все больше и больше появляться свободных мест.

«Шухер!» – Олег с улыбкой сказал, собирающимся группкой, своим. И всей своей командой, с быстро присоединившейся к ним, сидевшей отдельно от остальных в зале, женой Валерия Ириной, а, так же, преследовавшими их журналистами, которые болтались сзади, выкрикивая полубессмысленные вопросы на английском: «Павлов! А вы инопланетян видели?» или что-то подобное, быстро спустились по лестнице с ультрасовременными стеклянными с блестящими металлическими клепками перилами и скорей направились к выходу. Который своими тремя вращающимися, опять же стеклянными лопатами дверями, наконец-то, выплюнул их на улицу к автомобилям.

Оторвавшись, кое-как, от прессы и вылетев из здания, они переглянулись между собой, осматривая друг друга.

– Ну, ты и дал им по мозгам! – проговорил, не отдышавшийся еще толком его друг и коллега Валера Шанин.

– По умам, Валера, по умам. Хоп! Пошли к машине! Где она у нас? – хлопнул в ладоши и громко сказал Павлов, внимательно разглядывая свою, все еще восторженную жену, Наталью. И, заодно, уже серьезно заглянул в озабоченное лицо Ирины.

– Шухер, так уж шухер! – в ответ на его взгляд сказала Ирина, тоже его коллега и, заодно, супруга Валерия Шанина.

– Идите за мной! – Валера потянул жену за руку. И все, выстроившись за ней гуськом, осторожно минуя какие-то цилиндрические бетонные кадки, возможно, с микропальмами, а потом еще и какой-то красивый металлический невысокий заборчик или ограждение, через пару минут вырулили к своей арендованной в одной известной фирме автомашине.

Они быстро расселись по своим местам: Шанин – за руль, который в этой стране располагался справа, Олег – рядом слева, на переднем сидении, а обе женщины – на заднем.

Валерий завел автомобиль. Павлов же, громко произнеся матерное слово, которое оканчивается на букву «ц», открыл бардачок, достал оттуда недоеденную им же когда-то до этого булку и стал её жевать.

– Ну и что, мужики? Павлов, не один ты хочешь есть! Давайте, везите нас в какой-нибудь ресторан. Ты не один проголодался! – громко потребовала жена Наталья, часто называя мужа по фамилии, так же, как в те времена, когда они были еще студентами и только познакомились. – Уж, больно, под рюмочку чая и в спокойной обстановке обсудить все хочется.

– Согласен, – ответил Валера, газуя и грея двигатель, – но только, давайте, теперь, в три смычка объясняйте мне, как разобраться в этих «путрах» и «брахмах» и куда ехать, чтобы этот «какой-нибудь» ресторан отыскать. На данный момент, я могу, только сваливать отсюда куда-нибудь.

– Здрасти! – своим громким голосом произнесла его жена Ирина. Она сидела и все оглядывалась по сторонам. – Ты же учёный? Я найду тебе сейчас все на смартфоне. Ложку с вилкой смотри. Кстати, какие-то с микрофонами нас ищут.

– Ехай! – через булку скомандовал Павлов. – По пути разберемся.

Шанин поморщился, то ли от громких слов супруги, то ли от вида появившихся на парковке журналистов со своим оборудованием и начал выруливать со стоянки, объезжая другие, стоящие на ней авто. Включил магнитолу. Перелистав кучу станции, остановился на незатейливой, но красивой, песенке известной во всем мире джазовой певицы.

Они поехали, куда глаза глядят. И не заметили, как с противоположного ряда еще, когда они ехали по парковке, вырулил не очень заметный, но, видимо, с мощным мотором автомобиль и, профессионально выдерживая дистанцию, отправился за ними. За рулем его сидела симпатичная брюнетка, этак, тоже, может быть, лет тридцать с копейками, одетая так, чтобы и ей смочь присутствовать на этом форуме, с парковки которого они, только что, все дружно и уехали.

***

Три дня позднее.

Том Морган, ответственный сотрудник американского посольства в Москве и не последняя спица в колеснице разведывательной конторы, молча, смотрел в одну точку на столе, когда отворилась дверь и в кабинет вошел англичанин индийского происхождения Раму Тагам. Тоже, важная шишка в британских развед.кругах.

– Могу войти? – поинтересовался Тагам, прикрывая за собой массивную створку.

– Вы уже вошли, зачем спрашиваете? – очнувшись и вставая, вопросом на вопрос с улыбкой ответил Морган. – Английские львы сначала огромной лапой бьют по калитке, отчего та улетает за милю, а потом спрашивают, можно ли им войти?

– Времена изменились Том, времена изменились. Вы не поверите, но порой приходится, даже, мяукать, чтобы тебя впустили.

Они поздоровались крепким рукопожатием, и Морган пригласил английского коллегу на балкон.

– Предлагаю покурить на достаточно свежем еще московском воздухе.

– Не откажусь. Знаете? Любопытно, конечно, но мне в Москве стало нравиться больше, чем в Лондоне, – согласился тот.

– Предлагаю вам перестать смотреть российское телевидение, – опять улыбнулся американец, поднося зажигалку к сигарете англичанина. – А то, вы так скоро вступите в их «Единую Родину».

– Не подсказывайте нам свои идеи, поскольку мы и сами можем такие рождать. – смеясь и благодаря, ответил Тагам, облокачиваясь на перила.

– Я, собственно, чего пришел-то без звонка. – продолжил он. – Появился такой русский ученый Павлов и его интересный доклад на форуме в Нью-Дели о юрисдикции для всех от Господа? Где он живет-то в России? Кажется, в Новосибирском Академгородке. Теплофизик, по-моему?

– Не знаю, где - кто живет. Ничего такого я пока не слышал. – выпуская дым, задумчиво проговорил Морган. – И я, вообще, не сильно понимаю, из-за чего здесь может быть шум? Вы что, не читали, что ли, Евангелие? И вообще, эта тема, если я не ошибаюсь, не требует сейчас какого-то спешного осмысления. Наши текущие дела забирают, пока, гораздо больше времени и сил.

– Понимаю, вы американцы более практичны, и, простите уж за такое, более приземленные. Мы же англичане, Боже, храни королеву, а ныне короля, несколько более возвышены. У нас выше его величества только Господь. И нет никакой другой юрисдикции, кроме британской. Этот же парень намекает, что та, которая закреплена печатью нашего монарха не имеет особой силы. Поэтому, как-то не все складно получается.

– А! Вы об этом? – Морган с улыбкой посмотрел на англичанина. – Пусть это продолжает волновать вашего монарха, а для нас, пока, ничего не меняется. Вы же прекрасно видите, как мы можем управляться со СМИ и прочим. Я думаю что в нашей прессе, эта тема может продержаться на первых полосах только до обеда. Этот парень практически ничего же не предлагает. А его доклад, пусть даже и на научном форуме может не поднять ровным счетом никакой волны в мире. Вы же сами понимаете, что поставленный русским такой вопрос давно уже муссируются теми или иными адептами. Но эта тема – глыба. Она или переворачивается и тогда полмироздания летит под откос, либо она продолжает находиться в том же, как и сейчас, положении и состоянии, в силу своей неподъёмности для существующих умов. Люди, чаще, все-таки, слушают свой желудок, чем свой ум.

– Послушайте, Том. Я с вами не спорю. – англичанин выпрямился. – Тема, действительно слабоподъёмная. Хотя русские спецы, по нашим данным, серьезно ею занимаются. Какой они видят от этого прок? Пока не известно. Но, повторюсь: по нашим данным у них работы идут, и вроде как, успешно. У нас, я приоткрою вам секрет...

Но, Тагам не успел договорить. Морган перебил его.

– И это не секрет для нас. Я вам, даже, могу назвать фамилии ваших некоторых ответственных за это дело персон.

– Как и я. Как и я, собственно, – спешно парировал выпад Тагам и, не сильно стесняясь, просто выкинул на территорию американского посольства бычок от сигареты. – Не думайте, что мы, как говорят русские, кал мнем. Нам так же многое известно и про ваше топтание на месте в этом вопросе.

– Послушайте, Тагам, я вас знаю много лет. С каких это пор, вы стали так легко заводиться с пол-оборота? Вы мне лучше, вот что, скажите, вы же пришли ко мне не только для того, чтобы мусорить на территории посольства. Вы пришли с предложением. Так, давайте! Выкладывайте, – сказал Морган и затушил сигарету в пепельнице.

Раму Кумар помолчал.

– Я, наверное, старею, – сказал он, возвращаясь в кабинет. – Я стал несдержаннее и, так сказать, прозрачнее. Вы, дорогой мой Том, теперь видите меня насквозь. Просто труднее стало жить. Это мы, умные, все еще, как динозавры, прячемся в наших кабинетах и автомобилях. А за дверью, в реальной жизни все почему-то поглупели. А с дураками без убеждений стало очень трудно, и работать, и тайны хранить.

Он кашлянул в кулак и продолжил:

– Да, вы правы. Я предлагаю вам, как большой и опытной стране сотрудничество с нашей маленькой, но зубастой страной в этом павловском вопросе. На данный момент, нам, пока что, можно носком ботинка засыпать песком появившиеся ростки. Но, мы в нашей организации, думаем, что уже пора садиться в этот поезд, чтобы потом не пришлось его догонять.

Американец, обходя свой стол, посмотрел на часы и сказал:

– Знаете, я не уполномочен единолично решать такие вопросы, но думаю, что в Вашингтоне есть здравомыслящие люди, и ваше предложение не останется без ответа.

Он подвел англичанина к двери и маленько приоткрыл ее.

– Очень рад был встрече. Очень буду рад положительному решению. И... я подберу свой бычок, – неизменно улыбаясь белоснежной улыбкой на немного смуглом лице, сказал Тагам и вышел из кабинета.

– Его уже подобрали, – добавил вдогонку Морган, прикрыв за гостем дверь.

***

Сразу после форума.

Журналисты не стали преследовать автомобиль Павлова и его команды. Вырулив с парковки, Шанин проехал еще метров пятьсот прямо и остановился, завернув на какую-то боковую улицу.

Да. Красота окружающих пейзажей, конечно, завораживала. Ровные, стриженые газоны. Экзотические деревья. Асфальтированные и каменные дорожки, разбегающиеся в разные стороны. Скамеечки. Ультрасовременные здания перемешиваются с древними соборами. А где-то вдали, большая, торжественная и красивая арка буквой «П».

И, если бы не жара, которая очень быстро съела их впечатления от отрегулированного и комфортного микроклимата здания, в котором проходил форум, то можно было бы остановиться. И, даже, по фотографироваться.

– Тебе нужно было в тень куда-нибудь встать, – сказал Павлов, с интересом разглядывая друга. – Валера, ты выглядишь растерянным. Все в порядке?

Шанин молча, перегнал автомобиль под сень какого-то торгового навеса. И, выключив двигатель, ответил:

– Ну, по российским меркам, вообще-то, мы, не по той стороне дороги едем. А это, знаете ли, как минимум, непривычно. Поэтому мне приходится знаки и светофоры отыскивать не там, где им нужно быть обычно. Во-вторых, все-таки, жарковато становится. Да, еще вот, беспокойство у меня. Какое-то. А какое, не могу понять. Как неосознанное, нечто. Преследуют нас, что ли?

– Журналисты, скорей всего. Ты, Шанин, наверное, просто, голоден. Да и все. Наворачиваешь себе всякое? – пыталась успокоить его Наталья. – Павлов! Слушай! Ну, найди же ты уже какую-нибудь забегаловку.

Автомобиль плавно нагревался. И сидящим внутри давно уже нужно было начинать подумывать о каком-нибудь другом прохладном месте. Поэтому, они начали наперегонки стараться предложить, кто, глядя, в путеводитель, а кто-то, выискивая через смартфон или разговаривая с навигатором, дословно, куда все-таки запузыриться,  чтобы не было так жарко. Ну и, конечно, чтобы можно было там поесть.

Они разыскали по навигатору в смартфоне в этом индийском городе русский ресторан. Как обещала реклама, с русской кухней. И направились туда.

Маневры автомобиля павловской компании поначалу сбили с толку их преследовательницу. Ей тоже пришлось слегка понервничать, совершая довольно странные перемещения и своего автомобиля. Но, вскоре, видимо, у преследуемых, так или иначе, все устоялось. И она, в нервном ожидании выкурив сигарету, продолжила свое неотступное преследование.

***

Три дня позже.

Резонанс от этого маленького павловского выступления на второстепенном форуме, все-таки, был. Он дошел и до России, и до Китая. В Москве некоторые ответственные за эту тематику специалисты, тоже собрались на заседание-совещание.

Собрание, достаточно, разношерстной компании проводил подполковник Заславский Николай Трофимович. Но, началось оно с незапланированной и, вообще, с незаявленной темы. Ссорились отделами и как могли, перекладывали ответственность друг на друга. В результате, получился, как всегда, балаган.

– Ваш, Андрей, это ваш отдел похож на решето! Все течет и капает. Не наш. Сколько уже у вас дел заведено? Неспроста же, у вас их уже больше, чем у остальных.

– Правильно, Александр Иванович. Мы кротов своевременно выявляем. Судим. И на посадку. А вы их не вскрываете. Они у вас, как черви, наделали ходов и живут там преспокойненько. Только вот, информация-то в доме не держится, так скажем. И никто у вас ничего не делает. Тишь да гладь. Скажете – наблюдаем за ними. Наблюдайте. А результат где? Да и пьянки в вашем отделе. Это что новая современная мода?

– Пьянки есть и у вас.

– Так! Та-а-ак! Все! Хватит. Закруглились. Мне все ясно. А ясно мне то, что вы, как руководители, просто, не хотите работать. Ладно. Завтра мы собираемся здесь же, и как раз, по вот этому вопросу. Так! А сегодня у нас другой вопрос, – постарался громко прервать эти разборки подполковник Заславский. – По поводу доклада некоего Павлова Олега на научном форуме..., кого там…, молодых талантов. Происходил он в Нью-Дели, в Индии. За границей. Зачем я вас сейчас собрал? Вроде же тема кажется несерьезной. Но, так только кажется. На самом деле, и все мы это знаем и понимаем, затрагиваемый вопрос серьезный и долгосрочный. Тем более, что вокруг нашего соотечественника, ученого и его коллег уже начала крутиться западная спецура. Их намерений мы пока не знаем. Но, узнаем.

Он переложил папки, лежащие стопкой с одного края стола на другой. Взял в руки ручку и внимательно воззрился на остальных.

– Кто не знает, что было в докладе, может ознакомиться, – он передал сидящим листочки и добавил: – Даю на это пять минут. Пока я разговариваю по телефону.

Удалившись со своим смартфоном, куда-то, в дальний угол кабинета, подполковник начал с кем-то разговаривать. Сотрудники же, кто был не в курсе сути доклада, постарались углубиться в чтение.

И никто, даже, и не заметил необычное и довольно интересное явление, напоминавшее небольшой сквозняк. Правда, получается, что, сквозняк, как-то образовавшийся в закрытом помещении.

Некая, еле видная и без особой формы тень просквозила через окно и плавно затормозила возле их длинного стола у самого дальнего его края. И, выпрямившись в вертикальную линию, как бы, плюхнулась на стул справа. Не издав, при этом, ни звука, ни ползвука. И событие это осталось не замеченным.

Прошло несколько минут. Подполковник всякими шутками и прибаутками закончил свой разговор, с кем-то попрощавшись. Наверное, он говорил с дамой, если судить по некоторой игривости слов прощания. Затем, снова нахлобучил на физиономию свои более-менее массивные брови и вернулся к столу.

– Итак. Все. Прочитали, я думаю? – он оглядел присутствующих. – Значит, поехали. Этот доклад нового нам открывает только то, что человек, когда рождается, его Ум-душа и до самой смерти, во всяком случае, для нас для земных, находится под юрисдикцией, некоей субстанции, или субъекта, или группы субъектов неизвестного происхождения, находящихся неизвестно где. Правда это или неправда? Какие будут соображения и что нам известно, прошу высказаться. Андрей Викторович, начинай.

– Хорошо. Просто мне хотелось официально натиск коллеги отвергнуть по поводу бардака у нас.

– Нет. Отвергать будешь завтра, – произнес подполковник, довольно раздраженно. – Давай, по сегодняшней теме!

– А что давать-то? Работа у нас идет, работа плановая, работа выполняется. В отчете за прошлый месяц я все разложил по полочкам, – ответил майор Саблин.

– Ну, ты что?! Не понимаешь, что ли, Андрей? – возмутился Заславский, – Я говорю: по теме доклада, который я вам раздал. Ты читал его?

– Да. Читал уже. Мы с нашими его уже даже и обсуждали. Значит. Не соблюдение законов этой юрисдикции нам грозит каждому по потере путевки на тот свет, тьфу ты, путевки в, так называемое, царствие Божие. Соблюдение же в полном объеме – потерю боеспособности, и эффективной работы. Все. Ничего другого.

– Извините, перебью, – в разговор попытался вклиниться подполковник Мехтин Александр Иванович, научно-методический отдел.

– Давай! – подбодрил его подполковник Заславский и слегка постучал массивным кулаком правой руки по столу.

– Существуют методы и методические указания, как и что, делать. Мы часто сталкиваемся с разными фактами, и многое дает основание утверждать, что мы не являемся хозяевами в нашем рабочем пространстве. Я имею ввиду то, что много нашего намеренно разрушается и приходит в негодность некоей третьей стороной. И, тем чаще это случается, если операторы, иногда, теряют берега. Самоконтроль, так сказать, и вырываются, прямо скажем, из всех законов.

– Есть разные рекомендации: как специалистов, так и наши. В которых рекомендуется, чтобы не снижать, а может быть и повысить эффективность нашей работы, нужно начать отдельным пунктом научное изучение места, где работаем. Может быть, даже, с привлечением гражданских специалистов. Просто, иногда, повторюсь, операторы Саблина теряют берега и получают, соответственно, по рукам неизвестными механизмами и от неизвестной стороны. И порой так получают, что очень трудно, потом, восстановиться. И по здоровью, тоже. Потому, что, идет механическое и моральное воздействие очень большой и эффективной силы.

– Андрей! Ты что скажешь? – председательствующий постарался переключить внимание.

– А что сказать? Совершенно верно. Есть какой-то непонятый нами, но эффективный предел. И это не цыганская магия с их крюками. Это нечто, очень быстрое и эффективное. И мы знаем, что это не бестолочь снизу, которая цепкая, настырная, но, туповатая и слабая. Получается, что в некоторых проявлениях, иногда, угадываются действия некоей спецуры с нашей психологией. Я имею в виду, именно, противодействие нам.

– И, это, так же, не супостаты. Их мы хорошо знаем. То есть, если взять во внимание всякие разные там пророчества, Кейси, к примеру, что некто из Западной Сибири, додумается... Павлов, кстати, оттуда. Так вот. Додумается и пройдет по дорожке по образу и подобию до Господа и уйдет в конце концов в абсолют. Где он этот абсолют мы не знаем. То есть, наличествует предположение, что мы, короче, не лидеры. И никто из иностранцев не является лидером в этом вопросе. Существует, по-видимому, некий «бугор», или, даже, два «бугра» – мужской и женский. Которые, как раз со стороны этой вот, обозначенной Павловым, юрисдикции, иногда здорово дают нашим по рукам. Когда, вы правильно говорите, теряется оператором самоконтроль, и он улетает с резьбы. И совершаются действия, не ахти как выглядящие, с точки зрения морали. Противодействовать ни этим «буграм», ни более высокой инстанции мы не можем. Не хватает ни знаний, ни умений.

–Так, понятно. Ты, подполковник! Что можешь дополнить? – поинтересовался Заславский у Мехтина.

– А что? Нет. Ну он, так-то, все рассказал. То нечто, где происходит работа – это непаханое поле для изучения. А, не зная броду, скажем так, как перетаскивать технику с берега на берег? В нашей гражданской науке в этом вопросе конь не валялся. Кое-какие ученые индивиды встречались. Часть из них мы пригласили в нашу военную науку. А какие выводы можно сделать? Никто, ни супостаты, ни китайцы тоже полностью не знают, с чем мы имеем дело. Работа идет, работа плановая. Но, где мы это все делаем? В четвертом ли это или в восьмом, каком-нибудь, измерении. С какой стороны Бутылки Клейна мы находимся или, вообще, внутри, может, какой-нибудь черной дыры, мы в этом вопросе – ни в зуб ногой. Не лишайте меня премии за эти слова, – улыбнулся и подытожил военный ученый.

– Весело там у вас. Про премию – я подумаю. Короче, я так понимаю, что с этим Павловым нужно, хотя бы негласно побеседовать. Поднять может архивы, посмотреть, кто это, да что это у него за команда. Присмотреться. Может быть, он к нашей военной науке подойдет. Походатайствуем, – в раздумьях произнес подполковник Заславский и подытожил. – Итак, раз в докладе сказано, что все мы ездим на велосипедах. Мы, пожалуй, закруглимся, на этом. Так, что, давайте! Отрывайте зады ваших велосипедов-мопедов от своих кресел и все по рабочим местам. Да. Теперь, еще вот что! Я так понимаю, что водка, она конечно, стресс снимает. Но, знаете, нам «синюшные» отделы в подразделении не нужны. Короче, завтра, и без объявлений и напоминаний, в это же время снова собираемся здесь. Уже по дисциплине. Так, что не опаздывать и не увиливать.

***

Три дня раньше. Индия.

Шанин притормозил возле каких-то двух, видимо, все-таки, кафе. И остановился.

– Так! И какой же ресторан наш? Тот или тот? – спросила Ирина, выходя из автомобиля и показывая на здания рукой.

– Ну…, вроде, вот этот. На фото – этот. Да, и название.… Да. Это ресторан русской кухни... в Индии. Предлагаю зайти и посмотреть, что там из блюд есть русского. И в каком они, интересно, состоянии. Может быть, как раз, тут мы и откроем для себя настоящую русскую кухню, – говоря это, Валерий отстегнул ремень безопасности и тоже вышел из автомобиля. Потом, зачем-то, начал копаться в карманах своих брюк. В поисках не понятно чего. Так как, брелок сигнализации был прицеплен к ключам.

Вышла, Наталья, сильно, и сладко потянувшись во весь рост. Павлов вышел последний, пытаясь на скаку убрать рукой какой-то мусор с правого ботинка.

Ресторанчик был небольшим, и оказался оформленным далеко не в русском стиле. Все же, скорее, в европейском. Ни, каких-нибудь, тебе, матрешек, или, там, балалаек. Снаружи, между металлическими блестящими перегородками, толстое полупрозрачное стекло. На стенах – преобладающие цвета оттенков коричневого. Вверх же здания был оформлен светло-коричневой облагороженной «вагонкой», ну и, кое-где, местами, черный. Короче… Скромно.

Компания друзей, оглядев и оценив фасад, пришла к выводу, что русского здесь мало, или вообще, ничего нет. Кроме, разве что, той же, облагороженной «вагонки». Но и этого, посчитали, достаточным для них. Главное, лишь бы накормили.

Авто пропикало сигнализацией. И они, пройдя несколько метров гурьбой, и толкаясь друг с другом, как дети, зашли в помещение.

Посетителей было не много. Пара, как, потом выяснилось по их разговору с официантами, европейцев. Какой-то колоритный индус в чалме. Да, и несколько представителей индийской молодежи. Наверное, студенты. Которые сидели, уткнувшись в свои смартфоны.

Внутри было, почти все, таким же, как и снаружи. Похожая цветовая гамма. И евро…,   так сказать, углы. У столов, у бара, у закутков. Низко висели оформленные широким конусом плафоны светильников. Были установлены перегородки для нескольких столиков вдоль одной из длинных коричневых стен. Опять же, где отделанных пластинами той же «вагонки», а где-то, совсем, просто, ровные.

Русские начали выбирать себе место.

На них самих, и производимый ими шум, никто большого внимания не обратил. Они не захотели воспользоваться столиками в перегородках, а отыскали ровную светло-коричневую стену и отдельный стол вдоль нее. Причем, установленный так, чтобы за ним смогли уместиться четыре человека.

Расселись. Осмотрелись. И схватились за меню.

Наталья сказала:

– Олег! Здесь я уже командую деньгами. Я предлагаю всем взять, кто, что хочет в любых количествах.

Было немного удивительно, что нашлись и борщ, и харчо. Они заказали себе еще рыбу с картошкой, рагу и блины с чаем и кофе. Все это оказалось не только в меню, но и на кухне. Где сновали и, что-то, готовили, да и, иногда, посматривали на них молодые индусы. И индианки.

Девушки, которые работали в зале, были одеты в светло-коричневые юбки и такие же костюмы с белой каймой. И в белых блузках. Глазастые, симпатичные, улыбчивые. У некоторых, точка бинди во лбу.

Компания заказала и спиртное. Вина бутылку. Шанину пришлось материться, плеваться, но не выпивать ни в коем случае. За рулем же, все-таки. Женщинам было на это наплевать. И они усердно налегали. Олег же, частично солидаризировался с Валерием и только пригубил. Как самоназначенный его же харизмой предводитель, он, все-таки, должен был сохранять ясный ум. Если, конечно, получится.

Через какое-то время, уже насытившись и, желая, все-таки, похвалить индусов за очень похожие на русские и, одновременно, достаточно вкусные блюда, их довольная и немного разгоряченная спиртным компания стала искать книгу жалоб и предложений, чтобы вписать туда благодарность. Но, конечно же, её не нашли. Нет в Индии таких книг.

Но, они добились, все-таки, того, что к ним вышел какой-то важный административный работник, но не хозяин заведения. И Павлов на английском языке стал выражать ему благодарность от лица всей русской компании. Работник, выслушал их, слегка наклонив голову и, так же важно как выходил, так же важно и, при этом, слегка улыбаясь, ушел. А компания же, уже предоставленная самой себе, начала горячо обсуждать всех и вся кругом, не забывая и о прошедшем выступлении на форуме.

Слабая полупрозрачная тень, очень похожая на дуновение ветерка, чуть просквозила над их столом, и, лишь только, уронила стоящую конусом салфетку. На что компания, конечно же, не обратила вообще никакого внимания, ведя свою оживленную захмелевшую дискуссию.

Шанин в разговоре про судьбу доклада настаивал на том, что все, как шло и ехало до него, так же будет идти и ехать и после него. И ни в каком мировом, ни в российском научном сообществе ничего, вообще, не измениться.

Павлов тоже утверждал нечто похожее. Что, может, только спецслужбы и обратят внимание, но, вполне возможно, тоже, ничего делать не будут.

А, Наталья же, в противоположность им, пыталась обстоятельно доказать, что, дословно:

– Ну, как это? Олег, Валера, что вы говорите-то? А чего же тогда весь зал так возбудился? И журналисты по пятам забегали. Смотрите. Надо будет купить какие-нибудь завтрашние английские газеты и посмотреть.

– Зачем тебе газеты? Ты в интернет залезь и посмотри, – размахивая смартфоном, поправила, в целом поддерживающая ее, Ирина.

– Я бы посмотрела. Но, не знаю, как там с рунета на остальной мир переключаться, – ответила ей Наталья. И, потом, задумчиво добавила: – Хотя, рунет тоже нужен. Домой же когда приедем, нас там, тоже, будут терзать, выспрашивая, наши коллеги–теплофизики. Куда это нелегкая унесла нас, с ламинарных и турбулентных потоков в мистическую психологию, или как это еще назвать? Короче, не знаю.

– Бабоньки, угомонитесь, – перебил их Павлов. – Посмотрите вокруг, чем занят ум простого обывателя. С утра до вечера он постоянно жует одну тему, где взять деньги для пропитания самого себя и своего потомства. И вариант решения этого вопроса, с учетом ныне существующих обстоятельств, и инструментарий, который предлагается использовать, почти совсем не способствует движению к Господу. А, напротив, отдаляет от Него.

– Павлов, ты либо мало выпил, либо, наоборот, много выпил. Ты говори, давай, языком попонятнее, – прервала его Наталья.

– Да. Ты, Олег, либо недопил, либо переел. Будь проще, и к тебе потянутся люди, – улыбаясь, поддержала подругу захмелевшая Ирина.

Павлова же, тоже немного почувствовавшего градус, все эти инсинуации от дам уже никак не трогали. Только, лишь, раззадоривали.

– Вот твой, Наталья, начальник, Завгороднев. Он что, для науки печется? Для вас? И нет. Он печется только для себя. Организовал «царь горы» вместо конкурса на свою должность и победил в нем. Вот сама скажи, какова научная ценность Завгороднева? Я от него, хоть, подальше работаю, а прекрасно это понимаю. Ноль – его ценность, как научного работника. И сейчас я не буду вам лекцию про «царь горы» читать, в машине прочитаю. Когда в отель поедем.

– Избавь же нас от своих лекций, – допивая чай, проговорила его супруга. – Ты, лучше, скажи, где здесь пляж или речка? Где тут можно искупаться?

– Я же тебе уже показывала: река Ямуна с её водохранилищами. Какова их чистота, такой информации нет. – Ирина раньше уже нашла в интернете, что в Нью-Дели есть речка.

– Э! Стоп! Развезло-то вас как-то! Купаться. Не-е-ет! Вот, приедем в отель, там душ примите. А прилетим домой, в Новосибирск, так, там накупаетесь в Оби, в водохранилище. На яхте сходим. А здесь мы в гостях и по делам. Мы и так нашумели на форуме. И не будем еще давать разную пищу для желтой прессы, что, якобы, команда Павлова после очень серьезного доклада о Господе на научном форуме, потом пила водку с горла на жаре на углу. – Олег постарался прервать их фантазии и подвел итог застолью. – Все, хорош! Платим, кланяемся и отчаливаем в отель. Сегодняшний день мы просидим в нем. Про другие дни пока не знаю.

Компания начала расплачиваться и собираться. Довольные, веселые и сытые они пошли грузиться в машину.

Мимо стола, на котором осталась, лишь, грязная посуда, снова скользнула та же полупрозрачная тень и, быстро улетев в потолок, исчезла. Лишь, ложка в тарелке слегка поменяла свое расположение.

Конечно, и естественно, никто из друзей, даже, и близко ничего этого уже не заметил.

***

По времени часом раньше, и уже не здесь, не в ресторане, та, или такая же тень прямо через стекло влетела и застыла на заднем сидение преследовавшего русскую компанию автомобиля. Спустя какое-то время, авто, вдруг, дернулось, немного взвыло и заглохло прямо в движении. Поэтому, симпатичной брюнетке, почти, с молниеносной реакцией пришлось хвататься за ручку коробки передач и, уже выруливая при полной тишине, стараться прижиматься к обочине.

Пребывая в некотором шоке и удивлении, женщина быстро устремила взгляд на удаляющийся за горизонт объект её преследования. Его уже, почти, не было видно из-за других автомобилей.

Она затормозила, остановилась на обочине и молча, достала и стала закуривать сигарету. Вытащив из сумочки телефон, она набрала номер и сказала в трубку:

– Я их потеряла. Мой автомобиль заглох.

И все. Потом просто сидела и смотрела в окно. Через какое-то время уже её телефон зазвонил, и мужской голос в трубке сказал ей: «Они сейчас в ресторане»

Тень на заднем сидении вместе с женщиной выслушала ответ и, просто напросто, растворилась в воздухе.

***

Где-то, через час после возвращения Павлова и Ко в отель, журналисты ведущей американской корпорации СМИ, все-таки, выцепили в отеле и самого докладчика, и его друзей. Поплутав недолго по этажам, пока выискивали нужные цифры, они, в конце концов, постучались в номер.

Наталья поднялась и пошла, открывать дверь. А приоткрыв ее, она тут же её и захлопнула. Причем, даже, и закрыла на защелку.

– Павлов, полундра! Там журналюги. Что делать? – прошептала она ему еще сонным своим голосом.

– Э-э. Так. Прибери-ка на кровати. Я пойду, поговорю, – быстро поднявшись с тахты, сказал Олег, и начал наскоро застегивать и заправлять в брюки рубашку.

– Зачем?! Не открывай! – запротестовала Наталья. Но бросилась скорей убирать с покрывала оставшиеся шмотки, и стала рассовывать их в прикроватные тумбочки.

Они мельком глянули друг на друга. Хмель у них еще до конца не прошел.

– Нет-нет. Несерьезно будет. Открою, – решительно сказал он, но, при этом, почему-то, очень осторожно подошел ко входу. И медленно отодвинул защелку.

– Мистер Павлов, здравствуйте! Мы из американской научной прессы! – услышал он по-английски, открыв дверь и, показывая рукой, что гости могут пройти.

Журналисты вошли. Разговор стал продолжаться на английском языке. Представители СМИ, показывая свои удостоверения, попросились поговорить и сказали, что у них есть еще и выгодное для команды Олега Павлова коммерческое предложение. Пришедшие, как-то, по-хозяйски, наверное, чисто по-американски, быстро расселись по креслам, несмотря на то, что присесть им никто и не предлагал. Журналистов было двое. Оба одетые в джинсы, футболки и легкие куртки. Женщина Мэри Лайт и мужчина Лон Свенсон. Так, по крайней мере, было написано в их бумагах. Павловы, переглянувшись между собой и удивленно почесав затылки, тоже уселись.

– Мистер Павлов, мы очень впечатлены вашим докладом на форуме. Многое мы поняли. Что-то, конечно, мы не поняли. Да. Вы ведь теплофизик? Вы работаете в институте теплофизики в Новосибирском Академгородке в России? – сказала Мэри. Лон не стал принимать активного участия в разговоре.

– Да. Я теплофизик. Я закончил Новосибирский Государственный университет. Я понял. Вы хотите сказать, что мой научный доклад никак не вяжется с теплофизикой, да и вообще с физикой? И могу ли я, что-то профессионально заявлять по этой теме? Да и кто меня, вообще, отпустил на форум или уполномочил что-то подобное сообщать? Я вам отвечу – никто. И приехали мы за свой счет.

– Нет. Нет. Ни в коем случае ничего такого мы не утверждаем. Нам еще почти нечего про вас сказать, тем более уж, попытаться рассказать нашим читателям. – запротестовала Мэри.

Прозрачное, но чуть клубящееся нечто влетело в комнату через балконную дверь и замерло возле одной из прикроватных тумбочек. Но, никто этого не заметил.

Беседа продолжалась.

– Но, вы же уже успели навести справки...? – Олег не договорил. В номере раздался грохот. Это дверь на лоджию с силой захлопнулась, хотя снаружи был обычный спокойный знойный вечер в индийском городе. Т.е. ни ветерка.

Не очень понимая причину произошедшего, Павлов сказал гостям «Простите» и подошел к балкону.

Он немного постоял в раздумьях, глядя на дверь и пытаясь понять что же, все-таки, произошло. Но, ответа не нашел. И переключился на другое. Он сделал, тогда, попытку представить, куда могут повернуться события и задумался немного о том, что, все-таки, можно будет сказать, рассказать, а что лучше не говорить. И, в конце концов, открыв снова балконную дверь, он вернулся и сел в свое кресло.

Мэри и Лон, с подачи Натальи, все-таки, согласились выпить по стакану сока.

Павлов же, тогда, попытался перехватить инициативу на себя.

– Вы сказали, что у вас есть какое-то коммерческое предложение. Давайте. Постарайтесь его изложить, – сказал он улыбнувшись.

– Слушайте, мистер Павлов. Да. У нас есть кое-что для вас. И мы думаем, это «кое-что» вас заинтересует. Но, сначала нам бы хотелось с вами поговорить по поводу сути вашего доклада. Согласитесь, что вы предложили совершенно необычный взгляд на окружающее. Точнее, на природу человека. По-вашему, Ум-Душа надевает скафандр из плоти и является на Землю?

– Ну, уж, нет! Нет и нет. Давайте быть точными, а то вы напишите там то, что сами придумали. А Олег, ни про какой скафандр ничего не говорил. Не надо, – с порога и уже на русском языке Наталья отвергла попытку все высказанное мужем на форуме перевести в фантастику.

– Миссис Павлова, – тут же, вклинился Лон на английском. – Мы – уважаемое информационное агентство, газеты, журналы и телевидение. Мы – не желтая пресса. Поэтому, можете не беспокоиться по этому поводу. Если, даже, дело дойдет до беседы или интервью, то вы и ваш муж будете потом читать и утверждать сам текст.

Он сидел в кресле, широко расставив худые ноги в джинсах и кроссовках. На шее у него болтался фотоаппарат, который Лон постоянно старался придерживать левой рукой. Крышки же на объективе не наблюдалось.

Олега насторожило то, что журналисты понимали по-русски. «Времена, что ли, изменились? И, правда?» – подумал он, но ничего не сказал.

– Давайте сразу договоримся. Нет. Или, лучше, давайте позовем Валеру и Ирину Шаниных. Сами мы не будем принимать никаких кардинальных решений. – опять по-русски продолжала заступаться за мужа супруга.

– Наталья, Угомонись. Да. Согласен. Позови их. Все, пока, нормально, – тоже по-русски одернул её Павлов.

Супруга никуда не пошла, а, просто, стала набирать на телефоне номер Ирины.

Лон, воспользовавшись паузой и делая вид, что просто копается в своем фотоаппарате, попытался нагло сфотографировать комнату и Мэри Лайт за столиком в кресле. Но, что-то видимо, пошло не так. Потому что, он остолбенело, остановился, брови его взметнулись вверх, и он, потеряв всякий интерес к окружающему, беспардонно на пластике поверхности стал разбирать свой фотоаппарат на составные части.

Мэри, немного озадаченно воззрилась на него. Павлов, тоже обратил на это внимание. Пауза затянулась бы надолго, если бы в комнату с озабоченными лицами не ввалились Шанин с супругой.

Олег с Натальей сорвались со своих мест и устремились им на встречу.

Валерий и Ирина, минуя Павловых, с боевым настроем окружили расположившуюся в креслах американскую журналистскую братию. И опять повисла некоторая пауза.

– Что тут происходит? – своим низким и громким голосом на русском языке поинтересовалась Ирина, разглядывая гостей.

– Ирина, Ирина, садись-ка вот на мое кресло. А я на диванчике посижу, – засуетилась Наталья, подсаживая к столу вновь прибывших.

Все, кроме супруги Павлова, могли бегло говорить на английском. Она же только понимала язык. Что считала своим минусом. Ребятишки, младший мальчик и старшая девочка, которые сейчас остались с бабушкой и дедушкой в России, в свое время не позволили ей довести до ума свой иностранный.

– Знакомьтесь, – стоя возле пришедших и обращаясь к гостям, произнес Олег. – Это мои коллеги, друзья и единоверцы, точнее, единомышленники. Супруги Шанины, члены нашей команды на форуме.

– Очень приятно, – американцы привстали и протянули в приветствии руки. Причем, Мери, улыбнувшись, добавила:

– Старший научный сотрудник лаборатории термодинамики института Теплофизики СО РАН Шанин Валерий Сергеевич. И младший научный сотрудник той же лаборатории Шанина Ирина Витальевна. Меня зовут Мэри Лайт. Это – Лон Свенсон, мы – журналисты.

– Браво, – удивился осведомленности американцев Валерий.

– И что вы еще про нас знаете? – поинтересовалась у Мэри Ирина.

За неё односложно ответил Лон Свенсон. «Интернет» – снова усаживаясь в кресло, сказал он и придвинул к себе детали своего фотоаппарата.

Остальные, тоже, уселись.

– Что-то случилось с устройством? – на своем английском поинтересовалась с диванчика Наталья.

– Нет-нет. Ничего. Куда-то пропала полная зарядка у аккумулятора. Ума не приложу, – несколько задумчиво ответил тот, поднимая в руке батарейку.

– Давайте, пожалуйста, продолжим, – деловито переключила внимание на себя Мэри. – Я не стану таиться, и задам вопрос в лоб: Вы все, и мистер Павлов, в частности, исповедуете то, что было сказано в выступлении? Насколько вы уверены, что Ум – это не есть Мозг, или Мозг – не есть Ум. С ваших слов это все выглядит так, будто Мозг – это HardWare, а Ум – это SoftWare. Одно материальное, другое, вроде как, состоит из логических ноликов и единиц. Не материальное. Если бы вы, мистер Павлов, или кто-нибудь из вас были программистами, то мне с уверенностью можно было бы сказать, что все это простая натяжка до некоего смысла.

Все молчали, а Олег в задумчивости посмотрел на Мери.

– Так, сразу, по вам и не скажешь, что вы являетесь тем, с кем можно вести подобную дискуссию. Извините, конечно. У вас, наверное, хорошее образование? – наконец, сказал он и, помолчав, добавил:

– Вот что. Вы мне скажите – это еще не интервью, и можно отвечать несерьезно? Или это уже является тем, за что у вас платят деньги. Простите мою меркантильность. Но, это для меня... для нас это важно знать. И еще. Если сказанное мной попадет в СМИ, то мне... нам важно знать, не увидим ли мы потом на разных страницах ваших изданий вашу же отсебятину за моей подписью? Может, какой-то договор составить? – спросил медленно и вежливо Олег.

Все остальные не вмешивались, слушая их разговор. Лон же продолжал задумчиво вертеть между пальцев руки извлеченный из фотоаппарата аккумулятор.

Мэри откинулась на спинку кресла.

– У вас тут можно курить? – спросил она.

Павлов осмотрел всех, подумал и сказал:

– Курите. Но, у нас в номере, по-моему, отсутствует пепельница. Хотя нет. Вот, она, – он, привстав, достал её своей длинной рукой с полки какого-то шкафчика и передал журналистке.

– Спасибо, – сказала она, извлекая из кармана легкой куртки пачку сигарет.

– Мистер Павлов! – продолжила она и, раскуривая и затягиваясь, выпустила дым в потолок. Пахнуло эпизодом из какого-то американского фильма. – Я согласна начать, если вы не против, здесь и сейчас. Правда, мистер Свенсон у нас оказался, почему-то, совершенно не подготовлен.

Она, даже, не взглянула на своего коллегу. Тот тоже ответил ей взаимностью, молча и глядя в потолок продолжал вертеть между пальцев аккумулятор.

– Если поверите на слово журналисту нашего известного на весь мир предприятия массового информирования. А наша аббревиатура и логотип, повсеместно известные, должны вам, конечно же, что-то говорить и, я надеюсь, внушать доверие. Если я заявлю, что перед выпуском текста в, так сказать, тираж вы будете его читать, и вместе со мной, с супругой корректировать и утверждать его окончательный вид. То, будет для вас этого достаточно, чтобы вы согласились и мы, все-таки, побеседовали? Все будет оплачено. – Мэри посчитала, что привела убедительные доводы. Но, тут же добавила:

– К тому же, я не пошутила, объявив вам, что у нас есть еще кое-что, что вам можно было бы предложить.

– Миссис Лайт. – ответил ей Олег. – Вы называете вашу аббревиатуру и клянетесь. А я могу привести примеры, когда из уст ваших же ведущих разных телепередач и информационных выпусков в уши и глаза людей летит такая ахинея, во всяком случае, про Россию, точно, что порой думается: где-то в ваших редакциях засел очередной супергерой из комиксов Человек-Лапша, ... – Шанин хохотнул... – который мастерски развешивает свою пшеничную паутину на раскидистые уши ваших зрителей или читателей. Простите меня, конечно, за такую оценку вашей работы.

– Ха–ха. Смешно. Нет. Вы говорите про политическую редакцию. Нам, совершенно не интересно, что они там иногда городят. А про супергероя – это достаточно метко. Я... мы – из научной редакции нашей же компании. И нас с Лоном просто уволят, если мы будем действовать подобными им методами. И мы умрем с голоду в полной безвестности. – парировала Мэри, стряхивая пепел сигареты в пепельницу. – Это нескромно, конечно же, но вы сейчас же можете отыскать в интернете мои статьи и передачи с моим участием. Если воспользуетесь вашими телефонами.

– Ладно. Верим. Допустим. Тогда, значит, я понимаю, что процесс будет выглядеть так: вы задаете вопросы, мы... я на них отвечаю. И мы можем даже с вами немного подискутировать между собой. Вы фотографируете...

– Нет. Фото не будет. Во всяком случае, сегодня. – прервала его журналистка.

–... да, хорошо. Тогда, без фото. Вы перекладываете сказанное в текст, мы его читаем, корректируем и утверждаем окончательный вариант. Который, потом, и пойдет в вашу статью. Так?

– Так. Дотошный вы человек, Павлов – согласилась Мэри. – Добавлю. И вы получаете деньги, которые вас устроят. А их сумма, мне кажется, не станет препятствием к публикации. В общем, Олег, я надеюсь можно вас так называть, вы получите хорошие деньги и сможете купить своей жене новое дорогое платье, – она докурила и затушила сигарету.

Павлов знал, что зажженная сигарета никого из присутствующих не удивит. Так как, многие из его команды тайно или явно покуривали, поэтому, спокойно ранее разрешил журналистке это дело.

Он оглядел всех. Его жена и друзья, переводя в уме состоявшуюся беседу на русский язык, просто молчали, не вмешиваясь. Лишь, Наталья, маленько беспокойно завертелась тогда, когда американка с каким-то, чисто женским натиском назвала Павлова по имени.

– Хорошо. – сказал он, подводя итог этой части беседы с американцами. – Платье, так платье. Но, кто будет стенографировать нашу беседу?

Она, молча вытащила из кармана диктофон и нажала на кнопку. Экран устройства засветился. Мэри повернула голову в сторону своего коллеги.

Лон Свенсон почесал коленку.

Миссис Лайт деловито включила диктофон на запись и начала.

Журналистка:

– Мистер Павлов, вы, я так понимаю в отпуске? Как и все члены вашей команды? И приехали в Индию на форум «Идеи молодых – XXI век» в Нью-Дели?

Павлов:

– Да. Мы все, так или иначе, в отпусках. Мы сюда приехали. С докладом.

Журналистка:

– Вы теплофизик из России.

Павлов:

– Да. Я работаю в институте теплофизики СО РАН. Это в Новосибирске. В России.

Журналистка:

– По специфике своей деятельности вы далеки от той темы, с которой выступили на форуме?

Павлов:

– Я ученый. Не инженер, который, как правило, скован своей основной специальностью. Ученый – он в своих поисках, иногда, перелопачивает горы смысловых, порой совершенно не связанных между собой понятий, явлений, фактов.

Журналистка:

– Тема доклада – это ваше хобби?

Павлов:

– Да, почему же? Если вы внимательно его слушали, то могли заметить, что в нем высказано мировоззренческое понимание с далеко идущими последствиями. Нет. Не хобби.

Журналистка:

– А что вы имеете в виду, говоря о последствиях.

Павлов:

– Послушайте, ну, тут понятно. Если мы говорим о том, что для Мозга есть свой строительный материал, атомы, молекулы и складывающиеся из них по своей программе гены. И это есть материальный, молекулярный мир, который мы знаем и продолжаем изучать. То, Ум – порождение другой природы. Он не является результатом атомарной или молекулярной комбинаторики. И не содержит ничего материального. Бозон Хигса не имеет отношения к природе Ума. Хотя...

– Любопытно. И из чего же состоит Ум-Душа, по-вашему? – поинтересовалась Мэри, задав краеугольный вопрос, ответы на который ищут все, прозревающие в этом вопросе, энтузиасты.

Павлов:

– Сейчас я не могу ответить на этот вопрос. Единственное, что я вам могу сейчас сказать, это то, что, судя по сбывшимся предсказаниям от разных источников типа Нострадамус, Ванга, Кейси и так далее, мы можем предположить, что все эти предсказания были сделаны неким экстраординарным путем, минуя материальную составляющую. Ныне существующая наука никак не может традиционными методами объяснить способ получения такого рода информации. Значит, разумно предположить, что для человека есть, пока не понятая людьми, лазейка. Для его умственной деятельности. И эта лазейка, предположительно не связана с, допустим, физикой. Но, минутку, – видя уже следующий вопрос журналистки или её возражения, Павлов, предвосхитил ее. – Минутку. Смотрите. Зато, если мы возьмем за основу, что Ум человека не материален, и является, как бы «водителем» для Мозга. То есть, Ум становится автономной единицей. Это – допустим, подождите, я говорю, давайте допустим такое. Тогда, сразу можно предположить, что для Ума есть какие-то, пока нам не известные законы существования. Также, можно предположить, что Умы разных людей взаимодействуют между собой. Обмениваясь информацией. И судя по результатам некоторых ученых-исследователей, например, американца доктора Моуди, с его послесмертными опросами тех людей, которые в результате тяжелой болезни побывали в клинической смерти и вернулись, судя по всему Умы-Души, повстречавшиеся таким больным, не скованы никакими временными рамками. А им там приходилось встречаться со своими давно умершими родственниками. Да и, наоборот. Вернувшиеся утверждают, что сами могли попасть в любое время, приложив, лишь, свои волевые усилия. Тогда, делаем предположение, что Ум-Душа индивида может получить информацию из любого времени.

– А это значит, вот вам и предположительная разгадка феномена предсказателей. – остановился Олег, с любопытством разглядывая журналистов.

– Брр, какие вещи вы рассказываете. Это вам теплофизика такое подсказала? Но, ведь, это все предположения. Ничего доказанного в этом вопросе нет. Никто, ведь, оттуда не возвращался. – поежилась Мери.

– И теплофизика тоже. – хорошо владея собой, улыбнувшись, подтвердил Павлов и продолжил, – Да. Ничего, толком, не исследовано, и ничего не доказано. Хотя, как я вам уже говорил, есть системные исследования посмертного опыта вернувшихся из клинической смерти. Существуют, в том числе, и собственные впечатления, прошедшего в результате болезни через клиническую смерть, российского академика ракетчика. Военного. И я далек от того, чтобы все это забраковать, из-за того, что этого не может быть, потому, что не может быть никогда.

Мэри Лайт, посмотрела на окружающих и снова попросила разрешения закурить. Шанин тоже стал доставать свои сигареты.

– Дайте мне переварить это, – сказала она, щелкая зажигалкой, и, помедлив, добавила с улыбкой, – Павлов, а вы не инопланетянин?

– Не замечен, – тоже улыбаясь, ответил Олег и добавил по-русски, уже обращаясь к Ирине с Натальей:

– Девчонки, а у нас есть кофе? И чашки. Может, сделать нам всем по чашечке? Или заказать?

– У меня есть молотый в пачке. Не надо заказывать. Сейчас я сварю, – ответила Наталья, радуясь, что обстановка маленько разрядилась.

– А я сейчас из нашего номера чашки принесу, – громко в тон ей сказала Ирина. И они отправились готовить.

Олег посмотрел на Лона Свенсона. Тот, сидел нешелохнувшись, облокотившись на колени, и придвинувшись вплотную к столику. И, молча и задумчиво, держал между пальцев аккумулятор. Уже не вращая.

Мэри Лайт, глядя в окно, пыхтела сигаретой.

– Сейчас девушки кофе организуют, – сказал Олег по-английски.

– Да, если можно, – подтвердила журналистка и продолжила, улыбнувшись. – Знаете? Мой ум встал нараскаряку. Так, вроде, у вас в России говорят? Поймите, мистер Павлов. Мне не нужно, как журналисту, в это верить или не верить. Мое дело «срисовать» с вас информацию по моим вопросам и, с утверждения моего шефа-редактора, опубликовать материал в нашем научном журнале. Но, как человек, я на распутье. С одной стороны мне рисуются золотые дали и малиновые берега, а с другой стороны – темные и дикие подземелья со стонущими жертвами. Я, просто, представила, если, на самом деле, все так, как вы говорите. То, каковы могут быть последствия?

– Это очень хорошо, что вы умный человек, и откуда-то знаете наши русские поговорки и присказки. Давайте, сделаем некоторую паузу и, попив кофе, засядем за следующую часть интервью, – серьезно ответил ей Павлов.

– Я была в Москве один раз. Как видите, хватило. – с задумчивой улыбкой сказала миссис Лайт. И с согласием сказала: - Да. Давайте, попьем кофе.

Потом посмотрела на часы и добавила:

- Знаете? С вашего позволения, мы с Лоном выйдем из номера. Мне нужно позвонить.

Она остановила запись, сделала коллеге знак, и он резко сорвавшись с места, последовал за ней в коридор.

Оставшиеся оживились.

– Павлов, а она тебе глазки строит. – с некоторой усмешкой сказала жена Наталья.

– Успокойся. Это их профессиональное. – ответил Олег. – Друг может быть более откровенным, чем просто интервьюируемый.

Больше супруга этот вопрос в дальнейшем не поднимала.

Олег взглянул на друга.

Шанину, не то, чтобы было все равно. Он мог вклиниться в разговор и тоже рассказать многое не хуже Павлова, но какое-то предубеждение к иностранным представителям средств массовой информации мешало ему, вообще, чем-нибудь с ними делиться. Поэтому, он был рад, что интервью берут у коллеги, а не у него.

Занимаясь тем, чем они сейчас занимались, никто из присутствующих, конечно же, и не заметил, что на прикроватном столике изменил свое положение тюбик с помадой. Светлый конец, который раньше показывал на балконную дверь, стал показывать, теперь, на центр столика, вокруг которого были расположена вся компания.

Павлов подошел и молча сел обратно в кресло. И уставился в окно. Женщины занялись какими-то своими делами с телефонами, кофеваркой и чашкам. И, спустя некоторое время, по номеру потянулся приятный, пьянящий аромат свежесваренного кофе.

Все павловские тоже знали эту тему. И обсуждали сказанное сейчас американцам не один раз. И в разных для себя обстоятельствах.

Валерий же, будучи напарником Олега Павлова в этом вопросе, еще и потому не захотел принимать активное участие в разговоре,  что наблюдая и через российские СМИ, которые он считал, все же, ангажированными российской пропагандой, да и через иностранные, которые тоже были не менее ангажированными, но уже западной пропагандой, и по интернету, он диву давался, какое на Западе чудовищное вранье, порой, просто голословное или высосанное из пальца сразу после взятия с потолка, в них про Россию распространяется. Иногда, казалось, что какой-то полный идиот захватил министерство печати, если такое имеется, допустим, в Америке, а удалить его оттуда нельзя, потому, что другой, высокопоставленный старый и не самый умный в мире, не подписывает его отставку.

Валерий, где-то в начале интервью, просто шепнул Павлову: «Не верю я им. Переврут. И мы будем дураками.» На что Олег только пожал плечами.

Шанин посмотрел на часы и задал в воздух вопрос:

– Народ. А могут ли хваленые швейцарские часы за два часа отстать на пять с лишним минут? Что происходит? Сколько времени, Олег?

– Шестнадцать тридцать четыре по Бомбейскому времени, – кривляясь, торжественным голосом диктора объявил Павлов.

– По какому? – переспросил Валерий, вертя в руках снятый с руки хронометр.

– Фиг его знает. Короче, сейчас 16:34 их местного времени. И 3 июня 2022 года. Проверяй. – уже своим голосом проговорил Олег.

– Правильно, а у меня 16:29. На, смотри. Кому жалобу писать? – посмотрев еще раз на свои часы. Шанин протянул их Павлову. Тот глянул и добавил:

– Ну, значит, ты ронял их где-нибудь. Или ударил обо что-нибудь. Не знаю, – сказал Олег.

– Маловероятно, – задумчиво пробормотал Валера и добавил:

 – Так как, я не лунатик, и такого, о чем ты сказал, за последние два часа не припомню, чтобы произошло. В ресторане они шли вровень со всеми.

– Тогда выброси их, – улыбнулся Павлов.

– Пить надо было меньше, – оторвавшись от какого-то шкафчика, с улыбкой крикнула ему супруга Ирина.

– Тебе. Я не пил. Я – за рулем. Я вас вез, – парировал выпад Шанин. И добавил, переключившись уже на Олега. – Зачем ты этим американцам все рассказываешь? Пусть доклад читают. У меня такое ощущение, что переврут они все. Ну, представь себе. Такая, вот, картинка: ты в рясе и в шапке-ушанке. И с кадилом. Ходишь, размахиваешь им, вокруг летающей тарелки на Красной площади. И заголовок такой. Булгаковский: «Покайтесь, ня-то поздно будет!» А под ним наукообразный текст соответствующий. Специально, для обтекания перед научным сообществом.

– Валера. Мы же с тобой уже много раз разговаривали на эту тему. И под водку тоже... – Павлов не договорил.

– Чего-о?! – громким низким голосом протяжно вклинилась в беседу Ирина. Приближаясь к ним с кружками, – А вот, с этого места – поподробнее, пожалуйста! Это что? Это имеется в виду, в гараже?

Павлов засмеялся. Валера с улыбкой уставился на супругу.

– Мать. Ты, как всегда, все не так поняла. Выражение, «и под водку тоже» – обозначает эзоповским языком особую степень доверительности. Все просто, – с улыбкой пояснил он.

– Ага-ага! А в лаборатории из колбы спирт убывает. Что? Тоже, для протирки оптических осей приборов?

– Как ты могла?! Ну, как ты могла?! О горе мне! Как ты могла такое подумать? О, горе на мою седую голову... – картинно веселился Шанин.

– А–а–а! «Седая голова». Я еще в бензобак, проверю, что вы туда наливаете! – подначивала Ирина.

Все рассмеялись.

Они бы так кривлялись еще долго. Кофе был горячим. Кружек хватало. Нашлись и печенюшки. Наши обычные, российские. И, даже, еще мягкие. Но, без стука в комнату опять вернулись американцы. Вошли какие-то озабоченные, но глянув на веселящуюся компанию, тоже стали улыбаться.

– Обсуждаете нас? – по-английски спросила Мэри.

– Нет. Доклад на форуме, – сыронизировал Шанин.

Но, увидев недоумение на лицах журналистов, Павлов поспешил исправить положение:

– Да, нет, конечно. Не доклад. Так, просто, веселимся. Обещанный кофе наливать?

– Не откажемся, – ответил Лон. – Тем более что нужно, по-моему, взбодриться.

Наталья стала разливать всем кофе.

– Спасибо, – беря свою чашечку, в некоторой задумчивости проговорила миссис Лайт. И добавила:

– Я не знаю, как вам это сказать, но нас вместе с вами зовут в Нью-Йорк, – выпалила она. – Это как раз то самое, что мы, как журналисты, хотели на свой страх и риск предложить вам после интервью. Но, наш шеф-редактор, и уже от себя, просто, настаивает на этом. Можете ни о чем не беспокоиться. Все, вплоть до Москвы на обратном из США пути вам будет предоставлено за счет нашей компании. В том числе и отели, и рестораны. И, если я не ошибаюсь. Если, все-таки, я не ошибаюсь, то у вас у всех, уже можно считать, есть разрешение на въезд в Америку.

Павлов опешил.

– Ого! Даже так? Как важным и нужным для США персонам? Оперативно. Такое возможно?– пробормотал он.

Все притихли и напряглись. Кроме Лона. Тот просто сидел в кресле и пил кофе.

Отпуска у всех были разные. У кого с содержанием, у кого без. А сколько такая поездка может занять времени, было, пока, не известно.

– Наш шеф, помимо записи и печати материала, хочет познакомить вас с одним человеком, профессором математики. Мартином Линдхоффом. Может, слышали? Шеф считает, что это будет полезным для всех, – сказала журналистка и улыбнувшись, добавила: – Соглашайтесь.

– Постарайтесь больше не выходить в коридор, – с натянутым сарказмом проговорил Павлов.

– Ха–ха, – отозвалась Миссис Лайт. И взяла со столика свой кофе.

Прошло несколько молчаливых минут. С улицы доносился обычный шум города и проезжавших по дороге автомобилей.

– Странно, – сказал, наконец, Павлов. – Странно и не понятно.

– Не поняла, – отозвалась журналистка. – А что странного?

Валера Шанин, молчавший все это время, вдруг, заявил:

– А знаете что? Это решение не трех секунд или минут. Нам нужно это обсудить. А что, если мы вам дадим ответ через час или два?

Журналистка вопросительно взглянула на Олега.

– Обычно, такие повороты в беседах заканчиваются отказом, – пояснила она. – Я думаю, что вы понимаете, что означает для вас такая поездка?

– Несомненно. Но, Валерий тоже прав. Нам нужно это обсудить. Мы, русские, в отличие от вас, американцев, не принимаем решений, не сходя с места, – добавил Павлов. – Давайте, наверное, так. Наш ответ будет готов завтра утром.

– Вы выпроваживаете нас? – с улыбкой поинтересовалась миссис Лайт, почти допив свой кофе.

– Ни в коем разе! – запротестовал Олег. – Можете оставаться с нами и, даже, принять участие в обсуждении.

Он весело подмигнул Шанину, показав под столом жест рукой. Тот понял его.

– Ладно. Благодарим за приглашение. Но, мы, все-таки, отчаливаем. Я считаю вас, Олег, серьезным человеком и с нетерпением завтра утром буду ждать от вас звонка, конечно же, с согласием, – неизменно улыбаясь, проговорила, вставая, миссис Лайт. Лон тоже поднялся, поблагодарил за кофе. И американцы как-то солидно и чинно удалились из номера.

– Фу–у–у! – облегченно вздохнула Ирина, переходя на родной язык и сетуя:

 – Твою медь! В Америке мы еще не были!

– Валера – вскочил Павлов, – пошли, сгоняем за пузырем каким-нибудь. Я за сегодняшний день подустал, к лешему, в конец. Да, и обсуждать нам предстоит долго. Дамы, я думаю, не будут против?

– Валера один сходит! – резко сказала Наталья. – Куда это вы вдвоем попрётесь?

– А чегой-то, Валера? Валере вообще пить нельзя. – запротестовала Ирина.

– Ну, тогда вот что. Все дружно и быстро собрались и пошли вниз. Там я видел ресторан, – махнув на них рукой, подытожил Павлов, подходя к прикроватной тумбочке и вытаскивая из неё свою легкую летнюю куртку, которую Наталья ранее уже достала из чемоданов.

Олег даже и не заметил, как у другой тумбочки с противоположной стороны широкой кровати и без того почти прозрачная тень теперь просто растворилась в воздухе.

Шанины тоже сходили в свой номер и тоже приготовились. Вышли из апартаментов. Спустились с третьего этажа на лифте, компанией зашли в ресторан и расселись за столиком.

***

Журналисты же, несколько ранее покинувшие павловский номер, спустились в холл, остановились возле ресепшена, забрали там что-то и направились к выходу из отеля. Выйдя из него, они уселись в подъехавшую машину. Сев же в автомобиль, миссис Лайт достала телефон и набрала номер. Когда на другом конце ответили, она сказала:

– По-моему, я договорилась. Завтра утром будет согласие. А что сегодня записала, сейчас перешлю.





***

Описывать, как команда Павлова в ресторане за столом, не гнушаясь спиртным, обсудила все происходящее, да и с лозунгом «До кучи!» согласилась на поездку, нет большого смысла.

Наутро Олег позвонил миссис Лайт, и сказал, что они согласны. Та же, в свою очередь, назначила место сбора, сказав, что все уже давно готово, приготовлено документы, билеты. И объявила, что в районе 12 часов местного времени им всем с вещами нужно быть в международном аэропорту Индиры Ганди. Прилетят же они с пересадкой в Абу–Даби в аэропорт Нью-Арк Либерти возле Нью-Йорка, США.

Что команда Павлова и проделала.

Длительный перелет всех очень утомил и они, послушно следуя за журналисткой и, появившимися уже в американском аэропорту, её помощниками, вселились в отель в два разных номера. Потом, покушав в ресторане, уже за счет компании миссис Лайт, они отправились спать, договорившись с ней, что созвонятся на следующий день.

В момент, когда, журналистка еще на ресепшене, но уже в американском отеле разговаривала с администратором, а компания русских восседала в креслах в большом холле, в комнате безопасности на мониторе две из набора камер наблюдения неожиданно отключились и стали показывать черный экран. Секьюрити, который наблюдал за ними, сказал что-то по рации. И кто-то куда-то пошел.

В этот же момент, за спиной миссис Лайт материализовалось почти прозрачное нечто и неподвижно застыло. На экране же большого монитора компьютера администратора пошли какие-то полосы, и незаметно для всех, вдруг, изменилось время, которое циферками было обозначено в правом верхнем углу экрана. Год 2022 на несколько секунд изменился на 2019, потом на 2023 и, в конце концов, снова стал прежним 2022 годом. В этом мелькании никто, конечно, ничего не заметил.

Через какое-то время прозрачное нечто стремглав улетело в высокий потолок. Камеры у секьюрити одновременно включились. Лишь, только, боковая в холле камера зафиксировала за журналисткой, как будто бы, прозрачный и размытый человеческий силуэт, очень напоминавший женщину. Но в этом, конечно, можно было, и ошибиться.

***

В пригороде огромного города Америки Нью-Йорка, в более-менее приличном районе почти пятнадцать лет проживал профессор математики Мартин Линдхофф. Он зарабатывал тем, что читал свои лекции в Нью-Йоркском и Корнеллском университетах. Ему было 65 лет. Но, выглядел он чуть младше. Несколько худощавый, и как положено, в очках и с бородой.

Всю свою жизнь он, занимаясь математикой, и в один прекрасный момент пришел к выводу, что те допущения и предположения, которые в избытке населяют эту науку, превращают её в аморфное нечто без особых обязательств. И, если не использовать разумный консерватизм, то есть, как говорится, не «гулять слишком далеко от дома», то, как наука она еще может сохранять удобоваримые формы. И будет годна к использованию в практике.

Он понял еще и другое. Что и половины постулатов математики ученые разных других направлений, просто, не видят внутри своих наук. А они там есть. После чего, да и, в связи с возрастом, когда уже юношеский задор пропал, он охладел к предмету своей профессии. И стал больше задумываться о вечном. Так как и математика, некоторыми своими выводами косвенно указывала на параллельную бесконечности вечность. Каламбур.

Развитие нейронных сетей и искусственного интеллекта заставляло его более внимательно относиться к той части своей науки, которая, вдруг, стала активно востребованной.

Детально занимаясь каким-то проектом в области AI, он пришел к наблюдению: молодой и не сильно развитый искусственный интеллект, через материальную периферию участвующий наравне с человеком в простых операциях, оперирует при этом логикой, в которой нет ни одной молекулы. Что и натолкнуло его на мысль, в плане логических построений и обратных связей с различными весовыми коэффициентами, что человек и нарождающийся искусственный интеллект являются в каком-то смысле, родственниками. И природы их «умственной» деятельности очень похожи. А, скорее всего, вообще, одна и та же.

Он, в свое время, сделал робкие попытки заявить об этом во всеуслышание, но встретив кругло-квадратное непонимание, даже от своих близких коллег, только написал и опубликовал несколько своих работ, выводя в них некие параллели. И опять же, не услышав в ответ почти никаких комментариев, он перевел эту тему для себя в факультатив-хобби и перестал озвучивать для других.

***



Но, эти-то, как раз, его работы и не прошли незамеченными для научной редакции громадины-корпорации СМИ. Её шеф-редактор, сам в прошлом ученый, почувствовал, да, именно, почувствовал после чтения сообщения о предстоящем докладе ученого Павлова на форуме в Индии, а потом, и после прочтения уже самого доклада, что ведущая в мире инфокорпорация не должна пройти мимо или пропустить мимо ушей, может быть не столь очевидную, но уж, во всяком случае, свежую струю в научном пространстве. Тем более, что со всех сторон все чаще стало доноситься, будто материализм зашел в тупик и уперся в какую-то стену и так далее. «Свежая струя» – ключевое понимание, которым и руководствовался шеф-редактор, тратя деньги корпорации, которые сама их контора и не заметит, наверное, в принципе. И организовал, пользуясь своими связями, переезд группы Павлова из Дели сюда, в Нью-Йорк.

Все, что касается искусственного интеллекта, нейросетей и другого, чего-либо, подобного, в изобилии уже встречалось в публикациях редакции. Но, чтобы проводить некие параллели...

И еще одна вещь в уме у редактора была в пользу переезда Павлова. Америка – страна, которая привыкла во всем лидерствовать. И упускать лидерство она не собиралась и не собирается. Другое дело, что её усилия любой ценой оказаться во главе колонны, приобретают, порой, некие комические формы или какую-то неумытую физиономию. Типа: «Ой, мама родная, что вы там ели, ну-ка покажите!». Но и, даже при таком внешнем виде этот «шестиногий восьмиконечник» продолжает рваться в лидеры. Как говориться: «А мы, и не взирая».

 У России нет такого позыва. Любой ценой – в лидеры. У неё и её народа есть один лозунг-вездеход: «Да здравствует то, благодаря чему мы, не смотря ни на что!». Хотя, в этом случае, никто бы с такой скоростью не перевез бы Павлова и его команду в Россию и не разместил бы в непоследних по звездочкам отелях или гостиницах. Да еще и с оплатой ресторана.

Но, Америка – другая страна. Привыкла быть лидером. Так и рассудил шеф-редактор, что, хоть, и начали тему русские в Индии, но акцент на этом всем нужно сделать в США. Русских и Индию забудут, а публикации начнутся в Америке. Да.

***

Девушка-брюнетка, которая неотступно следовала за авто команды Павлова в Нью-Дели, на этот раз уже никуда не ехала, а сидела в удобном кресле, куря сигарету, и беседовала со своим начальником. Звали её Эшли Джаред. Она была агентом известной в Америке разведывательной организации.

– Ну, и как же это у вас заглох автомобиль, который, проверяя часом позже, наши механики спокойно завели и отогнали на стоянку? – серьезно спросил Коннан. Такое прозвище дали шефу подразделения его же подчиненные.

– Он заглох, когда я перестраивалась в полосах на шоссе, чтобы далеко не отрываться. Я не могу ничего добавить к этому. – защищалась Эшли.

– Что вы заметили при этом? – перекладывая телефон поближе к себе, продолжил он.

– Ничего. Панель мигнула и потухла. Двигатель заглох. Мне пришлось рулить на обочину, – пояснила она, будучи в некотором недоумении, почему уделяется такое повышенное внимание этому, скорее чисто техническому эпизоду. – Здесь нет никакого криминала или недоработки с моей стороны.

– Хорошо. А кто был еще в автомобиле? – резко спросил Коннан.

Эшли оторопела и положила в пепельницу недокуренную сигарету. Она понимала, что такой вопрос просто так не задают.

– Я была одна в автомобиле. – уверенно, но осторожно и медленно пояснила она.

– Тогда, как вы вот это объясните? – он повернул к ней ноутбук. На экране было фото её авто. Это когда она ехала по автостраде в Нью-Дели, вид сзади. Видимо, кто-то и за ней приглядывал.

Но, что удивительно, на заднем сидении она увидела голову и плечи женщины. Причем, характерна была её прическа. Виски полностью выбриты сантиметра на два над ушами, а с верхней половины головы, вроде как, волосы были заплетены в две тугие белые косички. Что было ниже и спереди, а так же её лица видно не было. Но и этого увиденного хватило. Этакий боевой, по нынешним временам, прикид.

– Но, там никого не было!!! – в замешательстве и ужасе вскрикнула женщина-агент. Она вспомнила, сколько раз она смотрела в зеркало заднего обзора. Там не было никого:

– Я бы среагировала на неё в зеркале!

Да и кого она могла посадить в машину? Это было её задание. Чисто ее. Найти способы приблизиться к команде Павлова и, на крайний случай, со временем стать их хорошей знакомой из Америки. Которая тоже участвовала в форуме, сидела в зале, слушала доклад и, типа, прониклась необычным взглядом русских на тему, которую сама, якобы, тоже разрабатывает у себя в США.

– Как вы объясните эту фотографию? – продолжал настаивать Коннан. – У нас нет видео, чтобы понять в какой момент она, а это, именно, она, а не он, это точно, появилась на заднем сидении. Когда вы садились за руль, вы что, не заметили, что в машине уже кто-то есть?

– Перестаньте, Коннан! – вскрикнула Эшли, но, тут же, быстро спохватилась, – извините, мистер Корнуэлл! Я не могу вам предоставить никакого видео, но поверьте мне, я же не первый год служу в агентстве. И, в конце концов, я же очень часто смотрела в движении в зеркало заднего вида. Сзади никого не было.

– Не понимаю. Я не понимаю. Либо вас, либо ситуацию. У вас, да, шикарный послужной список. Наличествуют успешные операции. Но, фотография!!! Не–по–ни–ма–ю! – нараспев сказал Корнуэлл, немного, все-таки, успокаиваясь.

– А я, вообще, не понимаю! – сказала возбужденная агент Джаред. – Вообще. То есть, совсем.

– Ладно. – сказал Коннан. – Я предлагаю вам отдохнуть. Освобождаю вас от дел на три дня. Мы, вы же понимаете, просто, обязаны провести расследование. Те, кто сделал эту фотографию, тоже будут детально опрошены. И сама фотография будет детально изучена. Мы, также, вынуждены подключить наших людей в Нью-Дели, чтобы хорошенько обследовали автомобиль. Этот случай, не понятный нам, останавливает на время ход нашей с вами операции. Мы не имеем права, да и не можем так работать, чтобы какая-то, третья сторона, нам не известная, участвовала бы в ходе событий. Ясно? Все. Свободны. Отдыхайте.

Они поднялись и один за другим вышли из кабинета.

У Корнуэлла зазвонил телефон. Он остановился и сказал:

– Да.

Эшли же направилась к лифту.

– Роберт, – сказал знакомый ему голос в трубке – зайди к ребятам.

– Хорошо. – сказал Корнуэлл, и оглянувшись на лифт, одобрительно улыбнулся агенту, стоящей у дверей в ожидании. И добавил: – До свидания, агент Джаред.

Что она ответила, он уже не услышал, потому, что быстро пошел в противоположном направлении. Если ему говорили: «Зайди к ребятам!», то это означало, что в техническом отделе имеется что-то, что достойно его внимания.

Пройдя четыре двери в различные кабинеты по правую сторону, он вошел в пятое. В нужное помещение, в котором находилось множество различной аппаратуры и компьютеров. И кое-где сидели люди в наушниках. Подойдя к Дэну Гридделу, он вопросительно остановился.

– Смотри. – сказал ему Дэн и отодвинулся от стола, позволяя Корнуэллу поближе расположиться перед достаточно большим экраном. Ему включили видео. Он увидел свои руки. Да, он знал, где стоит камера. Увидел агента Джаред с каменной маской недоумения на лице. Она что-то говорила.

– Смотри, что будет дальше. – подсказал ему Дэн, предвкушая какая же будет реакция.

Несколько секунд ничего не происходило. В комнате шел разговор, который он только что провел со своим подчиненным. Внезапно, из верхнего правого угла, сзади агента Джаред, как из почти прозрачной небольшой капли вытянулось во всю длину сверху донизу, или во весь рост, как угодно, нечто почти прозрачное. Именно прозрачное, но по некоторым темным пятнышкам–вихрям, расположенным то тут, то там, можно было утверждать, что это нечто, все-таки, находится в помещении. Потом оно немного изменилось где-то в верхней своей части. И тут, даже, человек без воображения сказал бы, что увидел на микросекунду выбритый висок и начало тонкой косы. Произошло еще какое-то небольшое изменение-движение в этом же нечто и экран монитора, вдруг, стал черным.

– Эта хрень.… Эта… Она.… Отключила камеру! – подытожил Ден Гриддел данный эпизод. – И камера заработала, только, тогда, когда вы, уходя, закрыли за собой дверь!

Роберт Корнуэлл матерно выругался. Потом еще раз.

– Дай-ка я сяду. И дай мне пепельницу, – сказал он, придвигая к себе и садясь на стул:

 – Можешь увеличить тот момент с виском? И открой эту… фотографию на машину. Можешь сличить? Или, ладно. Короче, это уже формальность. Я и так знаю, что билеты на самолет этой даме вряд ли нужны.

Он снова смачно матерно выругался.

– Ну, ведь, и, именно, в моем кабинете! И в моей операции! – громко произнес он, поднявшись и потом, снова, усаживаясь на стул. И с силой откидываясь на спинку.

– Кому будем звонить? – задумчиво спросил Дэн.

– Гризли, звони. Я потом с ним буду говорить. Мне надо все обдумать, – сказал Корнуэлл, закуривая.

***



Шеф-редактор научного отдела корпорации Джек Мэлли поискал в записной книжке номер телефона профессора-математика Мартина Линдхоффа. Найдя его, он снял трубку и нащелкал кнопками номер. Трубка погудела минуту, но на том конце никто не ответил.

«Ладно. Попробуем позже» – подумал он, сбросив вызов. Откидываясь на спинку комфортабельного, хотя и, вращающегося с небольшим скрипом, кресла.

Мистеру Мэлли, редактору, было 53 года. У него были залысины, намек на бакенбарды и усы. Одет он был в светло-светло голубую, короче, почти белую рубашку, и почему-то черный к ней галстук. За его плечами были и служба в армии на каких-то второстепенных ролях, и учеба в Корнеллском университете. И научная работа в какой-то не очень значимой лаборатории кибернетики. Да еще и в малоизвестной частной компании.

Но, волею случая, точнее, волею одного известного и богатого бизнесмена, пожелавшего, в свое время, стать сенатором, но так и не ставшего, Мэлли взлетел на административной работе достаточно высоко. Освоился и обзавелся многими знакомыми из мира науки. Так, что, через какое-то время, когда ему, как своему человеку, предложили возглавить научный отдел крупной корпорации, он без всякого страха согласился. А получилось так, что и должность пришлась ему впору, и корпорация приобрела прекрасного менеджера–редактора–администратора. Так, что те, кто его назначал, с удовлетворением посчитали, что они, все-таки, сделали правильный выбор.

Журнал, и статьи, которые выпускало и печатало его подразделение, поднимали и с этого, научного края авторитет известной медийной корпорации. Другое дело, что она, корпорация, его разбазаривала, но уже с другого, а именно с политического края, часто выпуская в информационную среду настоящую белиберду с ахинеей в угоду политическим хозяевам и разным спонсорам. От этого, выражение лица корпорации, которое предназначено для общества, если образно выражаться, в результате приобрело вид серьезный, но с придурью. То есть, извините, но может укусить.

Часы на столе пропикали «ровно». И он, встряхнувшись и выйдя из некоторого оцепенения, снова взялся за телефон. На этот раз ему ответил сам ученый.

– Добрый день, профессор. Это я вас опять беспокою, Джек Мэлли. Русские приехали из Индии. Мы привезли их. Они в отеле и ... – но, он не договорил. Линдхофф его перебил:

– Что? Русские уже здесь? Впереди своих ракет? – возмущенно заявил тот.

– Нет же, профессор. Ценю ваш юмор, но эти не в шапках-ушанках и не с медведями, играющими на балалайках...

Однако тот снова перебил его:

– Но ваша компания с экрана телевизора утверждает, что с русскими скоро начнется ядерная война. А вы мне, тут, с ними какую-то встречу организуете, – снова, немного тихо сказал Линдхофф. – Дайте мне хотя бы пистолет.

Мелли начал немного раздражаться.

– Наша компания утверждает разное. Это политика, профессор, и к предмету нашей с вами научной договоренности не имеет никакого отношения. Я понимаю, что у вас, возможно плохое настроение из-за того, что умерла ваша собака или цветок...

– Ладно. Не дерзите, – перебил его собеседник в трубке. – Завтра в десять утра привозите мне их и эту вашу аппаратуру. Раз уж договорились, деваться некуда.

– Профессор, мы тянем время. Почему не сегодня в 15, например, – настаивая, поинтересовался Мэлли. – Что мне русским объяснить? Что профессор дописывает последнее предложение в своей диссертации и все веселье начнется только завтра с последней точкой на странице?

– Не дерзите, Мэлли. Я сказал, завтра. Значит, завтра. – отрезал Линдхофф и бросил трубку.

– Дурак. – произнес Мэлли, когда уже отключил свою.

Разговаривая по телефону, он не обратил внимания на то, что его работающий компьютер несколько раз менял дату на экране с 2022 года на 2019 и обратно. И курсор мыши переместился на слово «Павлов» в открытом файле статьи про выступление на форуме в Нью-Дели.



***



На складе фирмы, которая развозила с помощью курьеров, в том числе и напитки своим клиентам-заказчикам, рано утром в этот же день, произошло досадное событие. В какой-то момент исчезло электричество. И отключились компьютеры менеджеров по заказам, в том числе. Через три минуты электричество снова дали. Все, вроде, восстановилось. Но, у одного из менеджеров куда-то пропала строчка с заказом профессора Линдхоффа на сегодня, которому курьеры этой фирмы постоянно привозили по утрам новую порцию чистой воды без газа.

В этот же день курьер так и не ездил к ученому.

***

Водопроводчик, которого вызвал профессор, в связи с тем, что маленький насос, который создавал напор в кране, перестал работать, пришел вовремя. И с разрешения хозяина занялся сантехникой в подвале дома. Отключив, при этом, на некоторое время воду.

Не очень еще старый профессор, покряхтев и поворчав на это, скорее из некоей, недавно появившейся у него вредности, уселся смотреть телевизор. Минут пять он просидел. Потом слегка задремал. В забытьи ему мерещилось многое, но он резко очнулся от того, что кто-то непонятный и незнакомый, где-то там, в забытьи нагло придвинул свое лицо прямо к его лицу. И стал сурово смотреть, глаза в глаза. Профессор с криком вскочил от ужаса, с дрожью осматривая пространство комнаты, и через минуту почувствовал сильное жжение в области сердца. Он присел. Посидел. Потом, снова, встал. И пошаркал тапками к аптечке.

Тех таблеток, что кладут под язык, не оказалось. Капель тоже. Он достал другие. Вытряхнув себе на ладонь две штуки, он взял стакан и пошел к крану. Крутанул ручку, но воды не было. Чинили сантехнику.

Он немного растерялся. Жжение постоянно усиливалось. Появилось, даже, некоторое удушье и, какие-то, неуверенность и подозрительная легкость. Ноги ослабели и начали подкашиваться.

Он сжал таблетки покрепче и медленно побрел к холодильнику. Но и тут запить было нечем. Воды, тоже, не оказалось. В холодильнике не было ни одной бутылки. Курьер, похоже, сегодня не приезжал.

Тело явно слабело. А в области сердца было уже не жжение, а боль, которая стягивала судорогой половину его груди.

Линдхофф из последних сил, трясущейся рукой запихнул таблетки в рот и стал их неистово жевать. Но, несмотря на все предпринятые им усилия, ноги предательски подкосились. И он упал на пол в кухне перед холодильником.

Последнее, что он увидел в этом мире, это дерзкие голубые глаза молодой женщины, у которой над ушами были выбриты виски.

***

В Москве увидели неожиданный для них переезд команды Павлова в Америку. И снова собрались в конце рабочего дня на совещание почти в том же составе.

 По одну сторону длинного стола сидели подполковник Мехтин Александр Иванович, начальник научно-методологического подразделения, и командир оперативного отдела майор Саблин Андрей Викторович.

По другую же, откинувшись на спинку стула, и, заложив ногу на ногу, восседал некий подполковник Жилин Валерий Семенович. Это была уже другая контора. По внешним делам.

По центру же находился стол и за ним, как всегда, восседал подполковник Заславский Николай Трофимович, Так сказать, общее руководство.

Разговор не очень клеился. При «постороннем» не хотелось «вытаскивать» многое наружу.

Заславский взял бразды правления на себя:

– Так. Хочу представить вам подполковника Жилина Валерия Семеновича, внешние дела. Задачка, значит, для нас усложнилась...

Но, он не договорил. Его взгляд уперся в угол зала, где что-то явно происходило. Какие-то темные пятна или вихри обозначили нечто продолговатое и вертикальное. В эту же минуту мигнул свет в настольной лампе на столе.

– Ну-ка! Быстро все посмотрели вон туда! – резко сказал он и показал пальцем руки. Присутствующие, молча, воззрились в ту точку, куда он показывал. Кое-кто, даже, вскочил с места.

Нечто еще секунд несколько помельтешило и быстро, вдруг, стало прозрачным. Как будто ничего и не было.

– Не ваша работа?! – опять, резко спросил майора Саблина подполковник Заславский.

– Точно нет! – быстро ответил тот.

– Та-а-ак! Всем из кабинета! Быстро! – скомандовал председатель.

Прошло буквально несколько секунд, и конференц-зал опустел.

– Андрей, быстро давай своих спецов сюда. И выяснить все. И техников. Может и запись есть, – снова скомандовал он, сам выбегая из кабинета.

Саблин же, по пути доставая свой особенный, как и у всех остальных, телефон, тоже побежал по коридору, и потом по лестнице вниз.

Подполковник Заславский на выходе достал уже свой и начал набирать номер. На том конце взяли трубку.

– Товарищ полковник, это Заславский, у нас, э–э–э, ЧП. Чрезвычайное происшествие. И, по-моему, серьезное. Я зайду к вам? – поинтересовался он. А для остальных добавил: – Все свободны. Будет назначено позже.

И коридор почти опустел.

Николай Трофимович, настороженно разглядывая углы и, по дороге, продолжая озираться, быстро прошел в дальний конец этого длинного и просторного помещения, поднялся по лестнице на два этажа выше и постучал в дверь. Услышав невнятный ответ, быстро вошел.

В кабинете уже возле своего рабочего стола стоял встревоженный полковник Круглов Виктор Иванович, заместитель директора этого управления.

– Что там у вас такое?

– А что у нас?! ЧП у нас. У нас проникновение. Объекта неизвестной природы, – сказал подполковник, продолжая озираться по углам. – Если бы я своими глазами не видел это, ни за что бы, ни поверил. Какая-то, наглая и матерая работа.

И он вкратце обрисовал все происшествие.

Они оба сидели молча. Каждый, понимая, что, конкретно, произошло и чем это грозит.

– Саблину позвони, – наконец сказал полковник. – Пусть мне доложит.

Подполковник Заславский набрал номер и поставил телефон на громкую связь:

– Андрей, докладывай, что это за маета приключилась?

– Товарищ подполковник, на камере все зафиксировалось до момента мигания света в лампе, то есть, только начало. Объект, вроде, есть. Просматриваем. На экране то же, что и мы видели. Потом камера отключилась. Сейчас она работает. В помещении, движения ноль. То есть, следы зафиксированы. Факт был. Направил спецов, результат будет позже.

– Ладно. Понял. Безотлагательно звони мне и информируй, – настоял он, отключил связь и добавил – Вот такие пироги. И это в центре, так сказать, вселенной.

– Пусть перешлют мне видео с камеры, – сказал полковник Круглов. – Ладно. Свободен. Вызову.

Подполковник Заславский встал и вышел. Он не пошел в свой кабинет-залу. Пусть кому надо там работают. А спустился по лестнице в столовую на втором этаже. Посидеть в тишине и попить чаю.

***



В десять вечера по Нью-Йоркскому времени Павлов слушал по телефону то, что ему говорила журналистка Мэри Лайт. Голос у неё был встревоженным и каким-то неуверенным, что очень контрастировало с её привычными слегка нагловатыми манерами, с которыми она действовала раньше.

– Слушайте, Олег. Не знаю, как вам это объяснить, но у нас здесь происходит что-то непонятное. Точнее, все-таки, понятное, но, как-то, случившееся несколько видоизменяет все наши планы. Короче. Вам придется походить по городу, по достопримечательностям, или, просто, посидеть в номере или посмотреть телевизор, – она пыталась что-то объяснить. Но, у неё получилось, только, раззадорить любопытство Павлова.

– Это мы можем, – ответил он. И добавил по-русски. – За казенный счет пьют даже язвенники и трезвенники.

– Что вы сказали? – переспросила она.

– Ничего. А что-то случилось? – снова по-английски поинтересовался он.

– Да. Случилось. На завтра на десять утра для вас и нас была назначена встреча с профессором Линдхоффом у него дома. Мы собирались из беседы столь внушительных и одаренных представителей науки сделать великолепный материал. Но, наверное, этого уже не получится,– торопилась высказаться миссис Лайт.

– И что же этому мешает? – снова поинтересовался Олег.

– Профессор Мартин Линдхофф скоропостижно скончался. Предполагается, что инфаркт.

– Ой-йой-йой! – воскликнул Павлов. – Вот так новость! Примите наши соболезнования. Я не знаю, даже, что и сказать-то.

– А что тут говорить? У нас так бывает. Редко, конечно, но бывает. Жаль профессора. Короче, завтра вы, можете пока располагать собой. Я вам потом позвоню.

– Хорошо, – согласился Олег, и они попрощались.

Он зашел из коридора в номер и сказал жене:

– Наталья. Мы, по-моему, ввязались в очень неприятную историю.

– А что такое? – встревожено, поинтересовалась она.

– Да американский, этот, профессор, мою беседу с которым должны были записывать журналюги, помер, – пояснил он.

– Вот это да! – воскликнула супруга. – Ну, и что теперь?

– Понятия не имею. – отрешенно проговорил Олег.

– Сейчас позвоню Ирине, пусть придут. – засуетилась она и стала набирать номер подруги.

Павлов подошел к окну. Внизу двигались автомобили, шли люди по тротуару. Ему стало грустно. Просто было такое чувство, что ушел его единомышленник. И ряды поредели. Потеря.

Олег иногда, просто, не любил людей. Если кот, который тебя обожает, как хозяина никогда не принесет тебе зла, то от людей можно было ожидать всего, что угодно.

Ему подумалось: И что он здесь забыл, в этом чужом ему по всем параметрам городе?

– Надо уезжать, – проговорил он, наконец.

– Надо, – согласилась супруга. – Дед с бабкой скоро ворчать будут. А я уже по детям соскучилась.

– Завтра... – но, он не закончил. В номер ввалились Шанины.

– Завтра пусть заканчивают это долбаное интервью, и мы отчаливаем, – повторил он громко.

– Разумная мысль! – сказал Валера. – Тем более, что профессор умер.

– Какое горе. Как-то не укладывается в голове, – подключилась к разговору Ирина. – Мы только приехали и на тебе. Такое.

– Она говорит, походите по городу, посмотрите достопримечательности, – проговорил Олег.

– Кто говорит? – спросила Ирина.

– Да, эта. Журналистка. А у меня нет никакого желания ходить по городу. Ноль. Вакуум. Ну, нет. И я не знаю почему, – проговорил, глядя в окно Павлов. – У кого какие соображения?

– Дома – лучше, – сказал Валера, усаживаясь в кресло.

– Вы все были «за» сюда приехать. – усмехнувшись, сказал Олег.

– Знаешь, что? Подозрительно, как-то, это все. Мы приехали, а этот умер накануне встречи, – ответила Ирина.

– И мы, тем более, в другой стране, – вторила ей Наталья.

– Уедем. Завтра дождемся. И – валим, – сказал Павлов, присаживаясь в другое кресло, напротив Шанина.

***



Шум от происшествия в подразделении специальной службы в Нью-Йорке с фотографией и записью некоей тени на камеру распространился буквально по всему миру. Точнее, по специальным подразделениям, включенным в западную орбиту. Никто не понимал, что это такое, и к чему это относить. Или к кому? Не русские же достигли таких технологий? Или русские? А может китайцы? И в Америке собрали, короче, самое высокое и представительное собрание.

За круглым столом сидели четыре человека. Перед каждым был монитор. В конце обширной и темной по дальним стенам и углам комнаты висел большой экран.

Главным среди них был темнокожий адмирал Кроу, военный. И это, невзирая на то, что одним из присутствующих был представитель вице-президента Хавьер Лейсел. За столом находились так же: директор разведки США Вальтер Монсли, и руководитель достаточно глубоко засекреченной программы «Катерпиллер» Дэвид Спейси.

Адмирал открыл совещание.

– Добрый день. Хочу поприветствовать вас здесь, в специальной комнате. А заодно, и предупредить, что ведется видеозапись с пяти камер, расположенных по периметру. Но, это не означает, что мы будем сильно зажаты и будем комкать свои выступления. Я надеюсь, вы понимаете, что случай у нас произошел экстраординарный. И мы вынуждены принять все меры, если не контроля, то предосторожности. Запись нашего заседания будет уничтожена сразу же после того, как пройдет всеобъемлющий контроль.

– Адмирал, сразу скажите, есть ли какая-нибудь защита от э... ну, этого? – поинтересовался представитель вице-президента Лейсел.

– Все в процессе. Сейчас идет всесторонний анализ произошедшего. Случай достоверный. Является фактом, подтвержденным фото и видео материалами. Мы сейчас вам их покажем.

– Начните с фото, пожалуйста, – попросил он куда-то в воздух.

Через секунду мониторы и большой экран вздрогнули, и все увидели на них изображение автомобиля, снятого со стороны заднего стекла и немного сбоку, в котором в вполоборота на заднем сидении видна была женщина или девушка с прической с выбритыми висками, и у которой почти из затылка вниз падали мелкие косички белы волос. Её изображение увеличили почти во весь экран.

– Этот человек, эта женщина по утверждению нашего хорошего, подчеркиваю, хорошего и проверенного агента не находилась в её авто в момент, когда, приблизительно, была сделана эта фотография. И мы не склонны ей не верить. Налицо, получается нестыковка. Человек, сопровождающий же её автомобиль, который и сделал это фото, слова нашего агента подтверждает. Он тоже не видел никого на заднем сидении. Проверка внутри автомобиля, покрытия сидения не выявила ничего, кроме, разве что, следов некоей пыли, угольного происхождения, почти по всей ширине. На передних же сидениях её обнаружено не было. Радиоактивный фон – в норме. Компас на сидение не клали, хотя, может быть, и нужно было это сделать. Наш агент в движении часто смотрела во внутреннее зеркало заднего вида. Как вы понимаете, никого на нем она не видела. Иначе бы, среагировала. Это, что касается фото, – доложил директор разведки Монсли.

– Скажите, мистер Монсли, а почему фотография с сопровождающего автомобиля была сделана именно в этот момент? Что же такое сподвигло наблюдателя увековечить именно эту секунду? Он делал другие фото данного объекта? – поинтересовался представитель Спейси.

– Наблюдатель утверждает, что сделал это фото немотивированно. Ему показалось, что у автомобиля агента сложилась опасная дорожная ситуация. Сопровождающий делал другие фото, но в дороге только это одно. На других же этой аномалии не найдено, – ответил Монсли.

Адмирал Кроу сидел неподвижно, как изваяние с застывшей ручкой в руке и во все глаза и уши внимал происходящему.

– Это русские? – не совсем в строчку спросил представитель вице-президента.

– Мы видим женщину. Это человек. Полупрозрачный, простите, но, человек. Кем он является по национальности по имеющимся на данный момент данным предположить пока сложно. Вроде, наличествует европеоидный тип. И прическа… – он указал рукой на фото на большом экране. – Продолжаем все выяснять. Значит, по нашим данным у русских таких возможностей или технологий нет. Прозрачными людей делать. Мотив или цель? Цели этого аномального явления пока не выяснены, – слегка улыбнувшись, ответил директор Монсли.

– Угольная пыль исследована в лаборатории? её состав может нам рассказать о месте, откуда она привезена? – продолжал допытываться Спейси.

– Данная угольная пыль – это углерод в чистом виде. Химически чистый. Хотя, у нас есть подозрение, что, возможно, с откуда-то наших заводов. Но, каким образом он оказался в Нью-Дели и зачем его, так, скажем, раскидали по заднему сидению – сие нам неведомо, – пояснил Монсли.

– Это очень важно! Если с наших заводов, то, с какого, тогда, региона? – настаивал Спейси.

– Предположительно, это Иллинойс, – ответил Монсли. И добавил: – Но, нам кажется, что этот углерод – это не существенно.

– Как-нибудь передадите нам ваши соображения по этому вопросу? – попросил Спейси.

Монсли утвердительно кивнул головой.

– Может это инопланетяне? – не унимался представитель вице-президента.

Но, этот вопрос так и повис в воздухе. И некоторая тишина заставила очнуться Кроу.

Адмирал встрепенулся.

– Да. И имеется еще видеоматериал. Но, это уже происходило в Америке, в здании нашего филиала в Нью-Йорке. При процедуре опроса нашего агента, когда ему была показана представленная вам здесь фотография. Вы увидите видеозапись беседы. Включите тоже, пожалуйста.

На экранах появились руки шефа подразделения Корнуэлла и симпатичная девушка-агент, сидящая в кресле. Она что-то говорила. Несколько секунд ничего особенного не происходило. В комнате шел разговор. Но, внезапно, из верхнего правого угла, сзади агента, как будто, из почти прозрачной небольшой капли вытянулось во всю длину сверху донизу, или во весь рост, так сказать, нечто прозрачное. Именно прозрачное, И, только, по некоторым темным пятнышкам-вихрям, то тут, то там, можно было утверждать, что это нечто пребывает в тот момент в помещении. Потом вид его немного изменился где-то в верхней своей части и… видео остановилось. Вместо продолжения на экран был выведен и увеличен небольшой участок изображения этой аномалии, где все четко разглядели выбритые виски и начало белых косичек. Видео продолжили. Произошло еще небольшое изменение-движение в этом нечто. И экран погас совсем. Но, тут же, опять засветился. Но, на нем уже была видна та же комната, но, теперь, без следов наличия аномалии. И, только что, за кем-то была закрыта дверь.

Видео остановилось.

– Послушайте! Что хотите мне говорите, но это инопланетяне! – с несколько подрагивающей нижней губой, громко заявил представитель вице-президента Лейсел.

– Уймитесь, Лейсел. Мы это и выясняем, – одернул его адмирал.

– Да, но тут же видно все! Что тут выяснять? – настаивал возбужденный Лейсел, да еще и, почему-то, с глуповатым выражением на лице.

– Монсли, что здесь произошло? Расскажите нам, – деловито продолжил Кроу.

Но, Лейсел не унимался:

– А что это за русские, за которыми следил ваш агент?

– Мистер Лейсел, если вы не уйметесь, я сделаю перерыв. Выпейте воды, – оборвал его адмирал Кроу.

По Лейселу было видно, что сейчас он пребывает в состоянии, пограничном с паникой.

– Не надо мне воды! Я хочу знать, мы будем, что-то с этим делать или нет? – не унимался представитель вице-президента.

– Перерыв! – в раздражении объявил адмирал. – Всем снова здесь через пятнадцать минут.

Он первый собрал бумаги, встал и вышел.

Монсли и Спейси тоже вышли в коридор и закурили. Лейсел же не пошел никуда, а стал кому-то названивать.

Куратор программы «Катерпиллер» сказал:

– Это, ведь, наше направление.

– Да, ваше. Но вам до такого, как я понимаю, очень далеко. Как русские говорят: как до Луны пешком, – с сигаретой между пальцев, ответил ему директор разведки.

– Зря смеетесь. У нас нет больших прорывов, конечно, но все же имеются и успехи. И мы не топчемся на месте. Как утверждают некоторые, – поразмышляв немного, парировал Спейси.

Они помолчали.

Мимо проходили всевозможные сотрудники этого учреждения. На курящих высокопоставленных особ никто не обращал внимания.

– Это – не русские, по нашим данным. Но, она.… Эта женщина-нечто – все же человек. Смотрите, как старательно она выключает камеры. Неизвестным нам образом. И, опять же, не очень понятно: она специально так засвечивается, взяв такую приметную и боевую раскраску на голове? Или это у неё получилось случайно? Короче, все это - иголка в сене. Но я, все же, выдам задание выяснить, где еще внепланово выключались камеры за последнюю неделю. Титаническая и дурацкая работа. Но, может, это нам что-то даст. – Монсли, сказав это, докурил сигарету и затушил её в пепельнице, которую держал в левой руке.

– Могут это быть, все же, инопланетяне? – поинтересовался Спейси.

– Не думаю. Вряд ли. С чего бы это, вдруг, так изменился бы рисунок их отношения к нам. И они, значит, пошли бы на такое сближение. Пока для них происходящее у нас, как и у нас же в зоопарке. Толпами сюда к нам детей своих водят на экскурсии, предварительно, конечно же, проинструктировав их: «К клеткам не подходить! Руки в клетки не протягивать! Зверей не кормить!». Нет. Это - не инопланетяне. Те привыкли замазывать все хвосты своего близкого появления. И, что же должно такое случиться, чтобы, вдруг, изменился этот статус-кво? Тем более, представьте. Все происходит не где-нибудь в чистом поле, и не у фермера в Алабаме, а в нашей конторе. Не мог же кто-то там у них с ума сойти? – ответил директор разведки.

– Согласен. Да. У русских, слушайте, теперь уже по нашим данным, бродит информация о каком-то умельце-знатоке откуда-то из юго-западной Сибири. Но, то мужчина. И конкретики информационной о нем нет. А наш объект, как мы знаем женщина. Работает качественно. Смотрите! Заглушить двигатель, отключить нужную камеру. М-да. Интересно, где же она может еще появиться и что же еще отключить!? – развеселился Спейси, подмигивая директору Монсли.

– Что? Да все, что работает на электричестве. Короче. Это дело очень серьезное. Не знаю, как оно связано с этими русскими, которые в Нью-Дели...

Но директор Монсли не успел закончить. Появился адмирал Кроу и попросил всех зайти обратно в комнату. Когда же они расселись, он продолжил:

– Перерыв, я думаю, благотворно подействовал на успокоение нервов. Да? – и он с улыбкой посмотрел поверх очков на Лейсела. Тот демонстративно улыбнулся и сказал:

– Вы, адмирал, очевидно, все-таки, совершенно не понимаете всю серьезность нашего положения!

Раздался дружный смех. Каждый свою улыбку комкал, прятал за кашлем или в кулак, прижатый ко рту. Лейсел же дополнил свои слова таким выражением лица, когда он обозрел смеющихся, что гогот, тут же, возобновился с новой силой.

– Лейсел, поменяйте физиономию, ведь на камеру записывается. Сломаете еще! – подколол его Спейси, кладя голову на сложенные руки на столе.

– И объект не прилетит, – еле слышно для остальных, себе под нос, поддакнул ему директор Монсли.

– Так! Стоп! Хватит! Прекращаем веселье.– спохватился адмирал и, перестав улыбаться, постучал по столу кулаком.

– Для вас, Лейсел, я уточняю специально, – продолжил он. – Мы распрекрасно понимаем, с чем мы столкнулись. И не нужно постоянно об этом напоминать. А здесь мы, как раз, для того, чтобы спокойно разобраться и принять какую-то схему решений, которые выведут нас из этого затруднительного положения. Но, чтобы вы, все-таки, почувствовали всю глубину нашего понимания, я вам это проиллюстрирую. Допустим, если этот объект, иногда полностью не видимый для глаза, заглушит, например, не двигатель автомобиля, как в данном случае. А отключит, например, систему управления ядерными стратегическими силами. Это будет уже не ЧП местного масштаба, а диверсия с далеко идущими последствиями. Как, для нашей страны, так и мира в целом.

– Я это уже понял! – взмахнув костлявыми руками, парировал представитель вице-президента Лейсел.

– Мы это поняли раньше вас, господа политики, – уже себе под нос тихо произнес адмирал Кроу. А вслух сказал:

– Так! Продолжаем!

И, взглянув на директора разведки Монсли, тихо проговорил:

– Гости, судя по всему, на живца не хотят ловиться.

Тот резко скривил физиономию, типа: «Ну, ладно, Лейсел. Но вас, то, кто за язык тянет? Зачем говорить-то об этом?»

– Хорошо, – спохватился адмирал и продолжил. – Давайте-ка я, вкратце обрисую положение. Те факты, которые у нас имеются, показывают нам, что мы, во-первых, как страна, и дальше сверху вниз до фермера, на данный момент полностью безоружны перед таким типом оружия. Если это и является, конечно, каким-нибудь оружием...

Он не договорил. Свет отключился. Стало темно. Но, через секунду снова включился.

Все переглянулись. В комнате повисла минутная тишина.

– Ну, вот вам, и гвоздь в голову, – сказал какую-то нелепую фразу адмирал.

Директор Монсли резко вскочил, и, набирая на своем телефоне какой-то номер, быстро вышел в коридор. Спейси же, посмотрев уже на свой, достал записную книжку и молча, стал записывать в неё время.

– Что-то случилось? – абсолютно не к месту и с тем же выражением на лице, поинтересовался представитель вице-президента.

– Лейсел! Не бесите меня! Сидите тихо пока мы утрясем все дела. – Кроу поднялся и начал расхаживать по комнате с подозрением, разглядывая каждый угол.

В комнату влетели специалисты с камерами на плечах и стали снимать все подряд, как и адмирал, тоже заглядывая объективами во все закоулки.

Лейсел недоуменно и молча, смотрел на происходящее.

Появились еще два человека с какими-то приборами. И Спейси, тоже поднялся и встретил, у входа человека, который просто прошел в комнату, уселся в кресло директора Монсли и зажмурил глаза.

Представитель вице-президента, глядя на толпу в комнате, демонстративно вскочил, собрав свои бумаги и со словами: «Я ухожу! Это балаган, а не совещание! Я все доложу вице-президенту!», удалился в открытые двери.

Обследование комнаты продолжалось. Толпа людей, то разбредаясь, то, снова, собираясь в кучку, сновала туда-сюда. Лишь, человек в кресле сидел неподвижно с закрытыми глазами.

Через какое-то время, снова, появился директор Монсли и стал, что-то нашептывать на ухо адмиралу.

– Да, вы правы, мистер Монсли. – вдруг неожиданно громко произнес человек Спейси.

Все воззрились на него.

– Наш объект был, подчеркиваю, был, но в соседней комнате. И у вас там есть камера. Но, сейчас объекта там нет, – добавил он спокойным голосом.

– Комнату сейчас открывают, – быстро ответил ему директор разведки и добавил: – Что еще можете сказать о нём? Про объект.… Или про кого там? Про нее. Не знаю. Короче. Это человек? Живой сейчас? Или это приведение? Труп.

– Это не труп. Хотя, разглядеть за ним что-нибудь физическое я не могу. Этот объект – молчун. Этот объект – гора, – медленно проговорил человек в кресле.

– В каком смысле гора? – поинтересовался Монсли.

– В прямом. Он очень большой, – ответил тот.

– Давайте-ка, пройдем в соседнюю комнату, – предложил директор.

Человек поднялся с кресла и последовал за ним.

– Пойдемте все сюда. – Монсли, задумчиво обозревая подоспевшего своего темнокожего помощника, позвал и остальных.

Они вошли в соседнюю комнату. Там какая-то аппаратура соседствовала со шваброй и пластиковым ведром на тележке. Кто-то собрался укатить эту собственность уборщика, но адмирал сказал:

– Оставьте в покое, все должно быть так, как оно сейчас есть.

Комнату начали фотографировать, снимать на видео. Человек Спейси остался у входа, немного в стороне, и стоял с закрытыми глазами.

– Сейчас объекта тут нет. Но, он был здесь, – сказал он и показал рукой какое-то место на полу. Потом взглянул на камеру наблюдения. Та была направлена чуть-чуть в другую сторону.

Темнокожий помощник, нарисовав мелом крест, там, где было указано, подошел к директору Монсли и что-то шепнул ему на ухо. Тот постоял немного, потом, посмотрел на окружающих и произнес:

– Так! Адмирал Кроу, мистер Спейси. Давайте-ка, мы с вами покинем помещение. И пусть специалисты его обследуют. А мы снова пройдем в нашу специальную комнату, за наши столы. Я думаю, нам есть, что обсудить. И это.… Так! Лишние – быстро исчезли!

Толпа в комнате начала редеть. Спейси, проходя мимо своего человека, сказал ему громко:

– Остаётесь здесь столько, сколько посчитаете нужным.

Мужчина кивнул в ответ.

Пройдя снова в комнату с мониторами и большим экраном, закрыв за собой дверь и рассевшись по своим местам, они переглянулись.

– С камеры в той комнате, когда можно будет посмотреть видео? – спросил Спейси, не обращаясь к кому-либо конкретно.

– А сейчас мы и узнаем. У вас, Монсли? Да? Или у кого узнавать? – ответил адмирал.

Директор разведки ничего не ответил, а молча, набрал на своем телефоне номер.

– Видео готово? – спросил он. И выслушав ответ, сделал рукой полукруг в воздухе.

– Включите нам, пожалуйста, – сказал он громко.

Мониторы и экран сверкнули, и на них появилось изображение соседней комнаты. Какое-то время ничего не происходило. Изменялись только циферки, отсчитывающие время. Через мгновение, что-то белесое пролетело через весь экран справа налево. И потом, только в левом верхнем углу, спускаясь в нижний, происходили, толи помехи, толи это и был искомый объект. Дальше и они исчезли. На экране осталось снова просто изображение помещения. Видео закончилось.

– По времени совпадает. Я проверил. – Спейси показал всем записную книжку.

– Итого! – упёршись обеими руками в стол, громко сказал адмирал. – Что у нас в сухом остатке?

– А что? Ничего, в итоге, – ответил директор разведки Монсли. – Мы уже лет сто, таким образом, неопознанные объекты ловим. Камерами и приборами разглядывая следы их пребывания. Воздействовать на них как-либо мы не можем. У нас нет нужного арсенала. Пули, ракеты. Скажем так. Взрывы на них не действуют. Давайте прямо это признаем. И они всегда в курсе всех наших тайных ловушек-сюрпризов. Давайте же, прямо говорить. Адмирал! Они читают наши мысли! Да. Для них мы, со всей нашей секретностью – ряженые клоуны. Это касается не только наших американских спецподразделений. У русских, китайцев, англичан, как и у нас, одна и та же картина. Проблема. Мы видны инопланетянам, как на ладони. Все наши тайные и явные дела и вся секретная информация. Наш же случай, это первый во всей истории случай, когда объект случайно ли, намерено ли, имеет земной окрас, или так сказать, прикид, вид. Я имею ввиду эти, бритые по моде виски и косички.

– Да. Конечно, все это, что вы рассказали, не очень веселая картина, – несколько удрученно проговорил адмирал.

Повисла звенящая тишина.

– Ладно, – сказал адмирал, – Закончим наше совещание с ловлей, так сказать, на живца. Рыба клюнула, но сорвалась. Да и расклад сил нам, вроде бы теперь понятен. Что-то вы сидите, и отмалчиваетесь, мистер Спейси.

Кроу внимательно посмотрел на него.

– А вдруг объект стоит за вами и слушает нас? – с усмешкой проговорил руководитель программы «Катерпиллер».

– Ценю ваш юмор, – парировал адмирал.

– Нет-нет. Мне нисколько не хочется смеяться над нашей ситуацией. Хотя, в данном случае, мы похожи на таракана, бегающего по доске с шахматной партией. Поверьте. Мы никого из них не поймаем, и ни на что не сможем воздействовать, пока будем продолжать потрясать копьем против, допустим, русской ракеты «Циркон». Или, даже, против нашего «Томагавка». Еще раз напомню. У нас нет арсенала...

Но Спейси не закончил. Адмирал перебил его:

– Чего у нас нет, мы уже наслышались по самые уши. Что у нас есть?

– Я не могу сейчас на камеры рассказывать что-то про нас. Неизвестно куда попадет видеозапись, – сказал Спейси.

– Она будет проанализирована на вмешательство к нам извне и уничтожена.

– Я могу представить вам письменный отчет о работе и прогнозах, и перспективе. Он ляжет вам на стол. Единственное, что я хочу озвучить сейчас, это то, что лидеры нашей страны, а именно те, от кого зависит, на какое число Америка хочет поставить ставку в предстоящей игре, избрали неверное направление. Они сделали ставку на сотрудничество с темными силами, а не со светлыми. А это ошибочное решение. Это раз. Поверьте, я знаю, о чем говорю. И второе, заручаясь чьей-либо поддержкой, либо темной стороны, либо светлой, они, наши лидеры, опять же, должны понимать, что никто их обслуживать, а им останется только поджать ножки, не будет. Все будет так же, как и до какой-либо договоренности. Как будто, самой этой договоренности никакой и не было. И их цыганская магия по привлечению денег на просторах же взаимодействия стран и их структур действовать не будет, – сказал Спейси. И, тут же, добавил:

– Мой человек рассказал о сегодняшнем объекте больше, чем толпа Монсли с их приборами. И видео с камеры наблюдения, как мы увидели, это частично подтвердило. – продолжил он. – То есть, здравым умам теперь понятно, что нам нужно... – он сделал паузу и, внимательно осмотрев собеседников, с улыбкой добавил: – …существенно увеличить нашей программе финансирование, а нашим сотрудниками поднять зарплаты в два-три раза.

И адмирал, и директор с изумлением воззрились на него. Остолбенело.

– А что? Так. Немного юмора. Посмотрев на ваши физиономии, я подумал, что да, уже пора.– Спейси от души загоготал.

Адмирал смачно по-солдатски сматерился. Директор Монсли, хоть, и быстро понял, что это была, как говорят в России, «шутка юмора», но так и продолжал пялиться на веселящегося коллегу и матерящегося адмирала, лишь слегка приподняв уголки губ и постукивая авторучкой по бумажкам.

Шок у адмирала тоже быстро прошел. И он, развеселившись, привстав и произнеся - «И мне тоже можно... в три раза», добродушно рассмеялся. И, даже, слегка, изобразил какой-то танец.

– Ладно. Собираем бумаги. Не зря, значит, сидели, – произнес он, наконец, двигая ногами своё кресло. – Доклад от вас я жду на своем столе, – он посмотрел на Спейси.

– А от вас, директор, я жду отчет по случаям обнаружения нашего объекта на камерах наблюдения и, вообще, все, что можно о нем узнать.

Все поднялись и за Кроу направились к выходу. Совещание закончилось.

***

Ночью все кошки – серы. Пойди-пойми, на неё ты смотришь в темноте или на что-то другое. Агенту, которого отправили отдыхать на три дня, Эшли Джаред стало жарко.

Ей не спалось. Злосчастная ситуация с фотографией не выходила у неё из головы. Она откинула одеяло и втиснула ноги в свои мягкие тапочки с ушками и носиками плюшевых щенков. Тусклый неоновый свет настольных электронных часов смешивался с огнями рекламы от огромного телеэкрана за окном и создавал на стенах комнаты причудливые цветовые всполохи, от чего девушке постоянно казалось, что в помещении происходит какое-то движение. И она, как будто, не одна.

Эшли очередной раз отринула эту мысль, и, раздраженно поднявшись, направилась к лоджии. Глотнуть немного ночной прохлады.

Где-то там, внутри здания, достаточно громко открылись двери лифта. Наверное, какой-то полуночник, и скорей всего, с бутылкой, вывалился через них на площадку этажа.

«А вот и маньяк!» – с усмешкой подумалось ей. Но мимолетный тренированный взгляд на подушку, под которой лежало оружие серьезного калибра, стал её ответом на шум в подъезде.

Ей очень хотелось прохлады. Вдохнуть летнего ночного воздуха улицы. Пусть, и с примесью выхлопов двигателей, проезжавших внизу редких автомобилей. Ароматов бензина, смешавшихся с запахами стихийно организовавшихся вдоль дороги помоек.

В Америке стало модно не каждый день убирать с улиц мусор. Коммунальщики часто объявляют забастовки, потому что правительство все больше урезает расходы, бесконца перекраивая городской бюджет, обворовывая и прикарманивая деньги работяг. И без того находящихся на грани нищеты. Поэтому, город Нью-Йорк уверенно стал погружаться в коммунальный коллапс, постепенно пропитываясь вонючими миазмами и наполняясь крысами.

Наглые, серые, хищники массово расплодились, облюбовав нескончаемые помойки и темные углы. Зачастую, жутко пугая местных матрон, которые в порывах очистить свои жилища, как раз, эти помойки и создавали, выбрасывая мусор прямо на улицы.

Она, разглядывая тусклые звезды на чистом без облаков небе, хорошенько потускневшие ночью от обильной рекламы и подсветки зданий города, вышла на лоджию, где её тут же окутала долгожданная прохлада. Девушка облокотилась на перила и глянула вниз, мельком задев взглядом громадный экран на соседнем здании.

Бешеное богатство ярко освещенных витрин дорогих магазинов лихо соседствовало с горами мусорных пакетов.

Но, ей это было не интересно. Бурным был прошедший день. Беспокойным обещал быть наступающий. Дело и организация, на которых она работала, заставляли её быть собранной и точной, выкладываясь на полную. Она была честна, но её отправили отдохнуть. Это можно расценивать как некий провал. И хороший полноценный отдых с крепким сном на квартире, о которой мало кто знал, мог стать бы ей хорошей помощью и наградой.

Но… она никак не могла уснуть. Постоянные раздумья над своими действиями и поступками, и словами окружающих за прошедшие дни не уходили из головы. Да, еще и эта духота, от которой девушка сейчас, пыталась спастись в прохладе лоджии.

Вдоволь искупавшись в ночной свежести, Эшли вернулась в комнату, намереваясь снова залезть на тахту, укутаться в одеяло и спать, спать, спать.

Но, немного не дойдя до вожделенного ложа, она услышала странные звуки, исходящие от входной двери. «Царап. Царап.. Щелк. Царап»

Эшли напряглась. «Этого еще не хватало!!!» - резко подумала она, бесшумно вытаскивая из-под подушки грозное оружие. И на цыпочках, только, касаясь рукой стены коридора, проскользила ко входу.

В двери, конечно, был глазок... И… Тем более, пара замков не обещала никому легкого проникновения.

Она остановилась и прислушалась. Попутно решая вопрос, стоит ли ей, резко распахнув дверь, приставить ствол своего пистолета ко лбу обидчика. И, заведя того в комнату и луложив на пол, выведать из него: какая ночная муха того укусила, что ему вздумалось без спросу полезть в квартиру, которая так или иначе принадлежала и оплачивалась специальной службой?

Эшли снова прислушалась. Но, звуки вскрытия замка больше не повторялись. Она попыталась мельком заглянуть в глазок. Но, и это ей не помогло. За дверью никого не было видно.

«Ушел или притаился?» – свербило в её мозгу. «Нет, эти «царап-царап» стары как мир и не означают ничего другого, кроме, как попытку вскрытия замка специальным инструментом» – подумала девушка. – «Нужна неожиданная атака!». И резко крутанув поочереди ручки обоих замков, она рывком распахнула входную дверь, сама отскочив на секунду за правый косяк. Коротким взглядом оценив предстоящее поле боя.

«Никого. Плохо. Либо справа, либо слева» – быстро думала Эшли, мечась у входа то влево, то вправо.

 «Опять никого. Плохо. На лестнице или в лифте!» – снова мелькнуло в мозгу. Она проскочила в проем и быстро взбежала по лестнице на пол-этажа вверх, не упуская из внимания оставшуюся открытой дверь в свою квартиру, и одновременно разглядывая все еще на этаж выше.

«Внизу!» – подумала она, прислушиваясь. И стала почти бесшумно спускаться к своей двери.

Тишина ночного многоквартирного дома несколько давила на слух.

«Так не бывает!» – несколько возмущенно подумалось ей. И она, выставив пистолет на вытянутых руках, быстро спустилась на пол-этажа вниз.

«Странно!» – у неё возникло некоторое ощущение пропажи или обидной облапошенности. «Но, так не бывает. Или меня ловко обманули!» – возмущенно раздумывала она, возвращаясь к распахнутой входной двери.

И тут из темного провала её квартиры, из ночного черного пятна, из которого виднелся краешек тахты и маленький кусочек одеяла, раздалась… песня. Песню пела маленькая девочка.

Рука Эшли дрогнула и раздался непроизвольный выстрел прямо в то, еле освещенное кроватное пятно с уголком одеяла. Глушитель, навинченный на ствол, как мог, заглушил звук выстрела.

Она быстро вбежала в квартиру, и, закрыв за собой дверь, включила везде свет. Никого не было. И никто ничего не пел.

Она посмотрела на оружие, немного с сожалением. «Не помогло. И я, теперь, – полоумная дура. Красота!» – пролетела в её возбужденном мозгу мысль.

И она уселась на кровать.

На лестничной же площадке, возле двери в соседнюю квартиру, прозрачное нечто, стянувшись сначала вверх в точку, и, потом, растянувшись обратно, вдруг обрело плотность и трансформировалось в очень красивую, молодую, лет 18–20 девушку с почти идеальной, но очень спортивной фигурой в серебристых блестящих джинсах, белых кроссовках, черной футболке и с прической с выбритыми висками и тугими в два ряда плетеными крупными косами на темени. Ну, и мелкими косичками из затылка, организованных конским хвостом, перемешанных темных и светлых волос.

Она, быстро посмотрев на кнопку лифта, из-за чего та, вдруг, загорелась и двери снова стали открываться, за микросекунду просто исчезла. Как и не было.

***





Сотрудник американского посольства в России и одновременно разведчик Том Морган ехал в автомобиле по столице из «Москва-Сити», где у него только что закончилась встреча с нужным человеком, когда ему позвонил сотрудник английского посольства Раму Тагам, и тоже попросил о встрече.

– Я еду в машине. Вы где? – ответил Морган в телефон.

Оказалось, что тот тоже в городе.

Советник сказал:

– Смотрите. Если вы подъедете на набережную возле Большого москворецкого моста, то я буду вас там ждать.

Получив в ответ заверения от Тагама, что тот будет на месте минут через десять, он дал команду водителю подъехать на набережную, где Васильевский спуск переходит на мост.

Ехать пришлось не долго. И два автомобиля привезли своих, достаточно значимых пассажиров, почти одновременно.

Выйдя из авто, они подошли друг к другу и к перилам Кремлевской набережной. И поздоровались.

– Благодарю тебя, друг мой, что ты быстро откликнулся на мою просьбу. – сказал Раму Тагам, надевая солнцезащитные очки.

– Принимается. Я же, ведь, не думаю, что ты позвал меня обсудить, с какой скоростью течет река, – и Морган показал рукой на воду.

– Это прекрасно, что у тебя Том, хорошее настроение. – усмехнулся Тагам, и продолжил: – Я беспокою тебя уже не по поводу русского Павлова и его доклада. Как ты и говорил, тема не продержалась и дня. Я, теперь, беспокою тебя по вопросу, который, мое руководство считает, что он как-то, связан, возможно, с этим докладом. Информация о событиях с этой тенью у вас долетела и до наших ушей. Хотя, нас это удовольствие пока минует. Я не прошу деталей. Мы их просто знаем. Я хочу спросить, как вы там у себя в Америке это все оцениваете? Не русские, ли это? При этом, я понимаю, что развернутого ответа я, конечно, не получу. Просто, хочется узнать, делал ли у вас кто-нибудь анализ на причастность к этому делу русских. Ведь, у них эта штука не появлялась пока.

– Ваше руководство считает, что этот доклад и тень связаны между собой как-то? Интересно было бы послушать их соображения. Это первое. Второе, по непроверенным данным и киберперехватам, у русских эта штуковина тоже появилась и наделала достаточно много шуму. Но, это непроверенные данные. И я тебе выдаю сейчас гостайну. Но, вы – родственная страна. Не думаю, что я сделал большое преступление. И еще. Я уже получил от Вашингтона рекомендацию содействовать вашему правительству в этих вопросах. Можете быть довольными. Поэтому, сообщаю. По моим данным, анализ фактов и событий идет интенсивный, выводы будут позже. Идет выявление видеозаписей чего-нибудь подобного. Пока мне нечего чего-то такого определенного сказать. И есть еще информация, что к нам в помощники набивается и Израиль.

– Исчерпывающе. И про одобрение Вашингтона – это очень хорошая новость. – удовлетворенно сказал Тагам. – Я... мы, в свою очередь будем информировать вас, если эта штуковина надумает гастролировать уже в нашей зоне ответственности, так сказать. Я предлагаю считать, что серьезного пока ничего не случилось. Подождем.

– Это у вас ничего серьезного не случилось. А у нас эта тень отключила камеры видеонаблюдения щелчком пальцев левой ноги. А вдруг, ей взбредет в голову погулять по атомной станции. Там включателей-выключателей огромное множество. Если вас, на данный момент, беспокоит, что чья-то юрисдикция выше вашей, то нас сейчас волнуют совершенно другие и конкретные вопросы. Наша безопасность. – проворчал в ответ Том Морган.

– Слушайте. А есть ли у этой штуковины голова? – поинтересовался Тагам.

– Что? – спросил американец, оценивающе разглядывая англичанина.

 – Вы говорите, что ей может что-то подобное взбрести в голову. Так скажем, а наличествует ли этот отросток? – задумчиво проговорил Тагам.

– К сожалению, есть, дорогой мой друг. К сожалению, есть. И это зафиксировано на фотографии, – пробормотал американец.

– Да? У вас есть фото. Хотелось бы посмотреть, – встрепенулся Раму Тагам.

– Увидите еще. Не беспокойтесь. А сейчас мне нужно уже ехать. Дела, – засуетился Морган и протянул для прощания руку. И улыбнувшись, дружески добавил: – Как говорят русские: «Ну, будете у нас на Колыме... Милости просим!».

– Ньет уж! Лючше ви к нам! – разулыбавшись своей белозубой улыбкой на смуглом лице в темных очках, уже по-русски, ответил Тагам.

Автомобили разъехались.

***

Чета Павловых и их друзья пребывали в нерешительности. Идти им в город или не идти? Деньги были, но не в количестве, предполагающем какие-либо серьезные покупки. Тем более дорогие. Так, если сувениры покупать. Но, женщины, все-таки, вытащили мужчин в поход. Они собрались, одевшись в туристическое, как они посчитали. И, наконец, вышли в город.

Размеры Нью-Йорка, конечно, поражали. Почти сразу они окунулись в многоязычную толпу людей, большая часть из которых, судя по их внешнему виду, были туристами.

И, опять же, женщины настояли, чтобы они все оказались на Пятой авеню. На что Шанин деловито и демонстративно достал бумажник и стал в нем рыться.

– Спрячь свой наперсток. Здесь, на этой улице наш Камаз нужен, чтобы деньги перевозить. – рукой махнула на него супруга.

– Я вам про это и намекаю. – ответил ей Валера.

– Так, вприглядку походим. – подытожила Наталья.

И они, поймав такси, отправились на эту знаменитую улицу.

Добравшись до места и долгое время блуждая по тротуарам, вдоль огромных витрин, и иногда с удивлением случайно запинаясь о лежащий мусор, раскиданный то тут то там, они пришли к выводу, что Нью-Йорк, это тот же Новосибирск, только гораздо выше вверх, гораздо больше в размерах и немного грязнее. Более грязный. А принцип тот же самый.

Но, они, все равно, с очень большим интересом стали разглядывать город и улицу.

Первые этажи, или, иногда, нижние два этажа были отданы простым магазинам, макдональдсам или кафешкам. Ну и, конечно, дорогущим бутикам. Когда, ходишь глазеешь на витрины, порой и не обращаешь внимания, что здание, перед которым ты остановился, имеет этажей сто или больше. И, иногда, даже не хватает разворота головы, чтобы взглянуть на самый верх.

– Ну, высоковато, конечно, не спорю. – Наталья оглядывая высоту зданий, немного бестолково вертелась на тротуаре, так, что её кое-как обошла молодая американская пара, что-то, при этом, сказав на английском.

– Да, нью-йоркцы, наверное, часто летают из окон. Наши такую моду тоже взяли. Лепить небоскребы на ровном месте, – отталкивая её от проезжей части, добавил Шанин.

– Я прочитал недавно историю в интернете. – включился в разговор Олег, по пути роясь в смартфоне. – Короче, в Торонто был такой адвокат Гэрри Хой, который читал лекции студентам. И была у него фишка, на спор разбегаться и ударять собой в стекло офиса своей конторы, который находился на 24-м этаже. Он, заключая пари, утверждал, что стекло пуленепробиваемое и не разобьется под его весом. Короче, проделывая такое с очередной партией стажеров, он разбежался и со всего маху шарахнулся в это стекло. Оно, конечно выдержало. Производитель не обманул. Но, не выдержала рама, и адвокат благополучно улетел с 24-го этажа. И он уже, конечно, не узнал, что получил премию Дарвина.

– Ну и дурак. – разглядывая рекламу на щите возле проезжей части, сказала Ирина.

– Знаете что? Что это мы просто так блуждаем? – сказал Павлов, снова уткнувшись в телефон, и отыскивая там разные достопримечательности города. Пойдемте к дому Джона Лоусона.

– Что за дом такой? – пробормотала Наталья, с интересом обходя прилавок продавца мороженного и рукой тормозя мужа. – Слушай, Олег, а возьми нам всем по стаканчику.

– Дом, в котором живут призраки. Старый дом посреди небоскребов, к которому на пушечный выстрел боятся подходить даже малолетки. Тут пишут, что это как-то связано с происшествием в каком-то затертом году, когда в вагонах на вокзале, который от этого дома где-то совсем рядом, зимой замерзло двадцать пассажиров. – толи прочитал, толи от себя рассказал что-то Павлов. И добавил, протягивая ей деньги из кармана. – На! Возьмите сами. И мне тоже.

Шанин также нашел в своем смартфоне какую-то информацию об этом доме, но, она видимо была уже из другого источника:

– Давайте не пойдем к нему. Тут написано, что там долгое время по всему дому были кем-то рассажены манекены женщин в одеждах прошлого века. И, которые меняли свое положение, как рассказывают, без участия людей. И, что с 2016 года все манекены разом куда-то исчезли. И, теперь там, просто старый дом с мистикой внутри. К тому же он у вокзала, который очень далеко, по-моему, от нас.

– Хорошо, – парировал Олег. – Пойдемте к скульптуре «Бесстрашной девочки». Это у здания Нью-Йоркской фондовой биржи. В интернете есть фото.

– Здесь есть ближе. На этой же Пятой авеню установлена скульптура Атланта, держащего мироздание, – в пику ему произнес Валера.

– Эй, Атланты, схватили по мороженному. Тут где-то находится Малбери-стрит. Там, я слышала от кого-то, не помню, наличествует все тоже самое, что и на этой улице, только все подешевле, – заявила Ирина, протягивая мужчинам разноцветное лакомство в вафельных конусах.

– А какая разница, где ходить вприглядку? Здесь-то побогаче, да и поинтересней товар будет? – с некоторой настороженностью сказал Валера, внимательно разглядывая супругу.

– Туда, кстати, и идти больше двух километров будет. – сказал Олег, показывая ей экран смартфона.

– Знаю я. Наталья, мы же идем туда? – отталкивая протянутое ей устройство, Ирина попыталась взять подругу под ручку.

– Обязательно! Это итальянский район Нью-Йорка. А у итальянцев все повитееватее и не так дорого, – ответила та, показывая рукой в воздухе, как это «повитееватее».

Мужчинам ничего не оставалось, как согласиться. И они начали искать в своих телефонах Тутовую улицу. Так она переводилась с английского.

Компания хотела поехать на метро. Но, так и не разобравшись в станциях и ветках, отправились пешком. Ученые.

Что же, все-таки, вкладывала Наталья в понятие «повитееватее», так и осталось не разгаданным. Хотя её мужа и подмывало об этом спросить. Но, закапал небольшой дождик. И они вместе с разноязычной толпой поскорее разместились под широким зонтом-тентом какого-то кафе. Мимо сновали, прячась от дождя японцы с китайцами, а может корейцы. Индийцы. Работники кафе – итальянцы. И, конечно же, светлокожие и темнокожие американцы. Английская речь доносилась отовсюду и немного резала слух нашей русской компании. Самое любопытное, что при существующей мировой обстановке на данный момент Павлов с друзьями не встретили, пока, ни одного проявления русофобии. Поэтому, чувствовали они себя в этом большом и, постоянно спешащем куда-то городе, вполне уютно. Только, один раз, какая-то бабуля с полотенцем в руках как-то уж, больно, внимательно смотрела на них, развеселившихся перед этим по поводу комментария Шанина к заметке в телефоне про американские привычки, но на этом все и кончилось.

Закончился и дождик. Через маленькие тучки снова выглянуло солнце. Павлов опять залез в телефон и отыскал информацию про статую Атланта, которая находится где-то здесь же, на этой знаменитой на весь мир улице.

Богатая, эта их Пятая авеню. В прямом и переносном смысле. Все такое солидное, прилаженное, ухоженное, вычищенное, подстриженное. Готические соборы соседствуют с ультрасовременными высотками. И везде на зданиях, конечно же звездно-полосатые флаги в большом количестве.

Американцы, как могли, разбавили прямоугольную архитектуру стандартных небоскребов, некоим изыском. Вроде как, те же параллелепипеды. Ан-нет. Где-нибудь, какая-нибудь вставка. Сперва, кажется, из нагромождений, а присмотришься и взглянешь несколько более широким взглядом. Нет. Все очень даже гармонично и в стиле.

Короче, как пел в свое время певец шансона Вилли Токарев: «Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой.»

Поплутав достаточно долгое время по городу, Павлов с женой и Шаниными, в конце концов, перебрались на вожделенную женщинами Малбери стрит.

Но, у компании уже начал, так сказать, «кончаться бензин».

Все-таки Пятая авеню, которая осталась у них за кормой, много физических сил отобрала. Так как, она в Нью-Йорке является той улицей, которой нужно посвящать всю светлую часть дня и немного от сумерек. Потому, что в начинающейся темноте вечера она вся расцвечивается во все возможные цвета, благодаря подсветке витрин, зданий, дороги с автомобилями и рекламе на больших экранах.

Но, сейчас до темноты было еще далеко, и они галопом мчались по Тутовой улице, на которой женщины хотели найти магазины с товарами подешевле.

Но, и эта Малбери-стрит тоже не оправдала их ожиданий. Уже зайдя в пару магазинчиков-бутиков, они обескуражено удивились. Быстро выяснилось, что цены здесь тоже не ушли далеко от уже виденных на фешенебельной улице. И, тогда, потребовали от мужчин зайти в какое-нибудь кафе, перекусить.

Немного пройдя дальше по улице, они отыскали некий «Малбери–стрит–бар» с итальянской кухней и зашли в него поесть.

Собственно, это и оказалось конечной точкой их сегодняшнего путешествия. Наталья сказала, что она натерла ногу туфлей. И так, как ничего купить они не смогут, то, по её мнению, нужно все прекращать и возвращаться в отель. Начались споры.

Перекусив наскоро, они, продолжая разборки между собой по этому поводу, вышли из бара. И встали группкой возле входа. Женщины сетовали на цены. Павлов же что-то читал им из интернета.

Валера Шанин тоже уже было открыл рот, чтобы высказать и свое «фе» по поводу высоких цен. Но, его, вдруг, заинтересовал интересный эпизод.

 В витрине, в стекле бара, из которого они только что вышли, отражалась стоящая на противоположной стороне дороги девушка в серебристых джинсах, белых кроссовках, черной футболке. Виски её были выбриты, на темени две тугих крупных белых косы, а из затылка хвостом спускались другие, тоже, белые мелкие косички.

И каково же было его изумление, когда он не увидел её там. На той стороне улицы, где она должна была находиться, чтобы отражаться в стекле. Аут!

Изумление его было всеобъемлющим! Он застыл на одном месте, как вкопанный. И вертя головой, несколько раз посмотрел то в стекло, то на противоположную сторону дороги.

– Олег! – полушепотом проговорил он. – Оле–е–г! А потом очень громко добавил:

– Олег! – и сматерился. – Ну-ка, глянь сюда! – и он, поворачивая Павлова руками к стеклу витрины, указал на отражение девушки. Та, по-прежнему стояла и смотрела на что-то левее их группки.

– Что?! Ну, что такое? – запротестовал тот на это бесцеремонное разворачивание. И, тоже стал разглядывать в отражении девицу, мимо которой проходил какой-то молодой японец в шортах и серой, точнее, непонятного цвета футболке.

– А теперь смотри сюда...! – крикнул он и показал на дорогу.

По противоположной стороне улицы куда-то вдаль уходил только один этот японский парнишка. Больше никого не было. Девицы же в серебристых джинсах не было вообще.

Женщины замолчали. И уставились на Шанина. А Павлов продолжал вертеть головой, смотря то в витрину, то на дорогу, непроизвольно показал туда рукой.

Через некоторое время и все остальные стали тоже вертеть головами со словами: «Твою медь!» и «Ух, ты!!!», «Как это??!». Но, все закончилось быстро.

– О! Исчезла! – вскрикнул Валера.

– Да. Больше нет. – подтвердил Олег с серьезным лицом и в большой растерянности, наконец, переставая вертеться.

Никто и никогда не видел Павлова, которому харизма в жизни не позволяла не быть лидером, таким растерянным.

– И как это, вашу..., твою медь, понимать? – не своим голосом из-за резко пересохшего горла, спросила Ирина.

 – Бабоньки! Вы видели такое?! – что-то деревенское проснулось в ней. – Ой! Где лавочка? У меня, что-то, ноги подкашиваются. А как это?!!

И она, ведомая Натальей, которая, тоже пребывая в шоке, не издала до сих пор ни единого звука, уселась на какое-то металлическое заграждение.

– Все видели?! – спросил Шанин у остальных.

– Не то слово! – сказал Олег, усаживаясь рядом с Ириной, которая продолжала держаться за сердце.

– Это же мы сейчас все видели паранормальное?! Это оно самое? Это же не массовая галлюцинация?! Елки-палки! День-деньской! – громко сказал Валера и пошел на другую сторону улицы, надеясь встать на то место, на котором они, только что, видели стоящей девицу.

– Где? – спросил он оттуда.

– Метр влево и полметра к дороге. – крикнул ему Олег, опять вертя головой, и следя за отражением друга в витрине бара. – Все! Стоишь на месте!

Валера остановился и осмотрелся. По отражению Шанина Олегу стало ясно, что девица, при всей своей женскости, была выше того сантиметров на десять и ... шире в плечах. Короче, она была чуть крупнее и спортивнее.

 – Какие ощущения? – снова крикнул ему Павлов через дорогу.

– Никаких. Здесь никого, кроме меня, нет. – заявил Валерий, хотя это было и так ясно.

– Она была крупнее тебя и выше, – крикнул Олег. – У тебя какой рост?

– Метр семьдесят шесть, – ответил тот, возвращаясь назад.

– Ну, у нее, значит, было, метр восемьдесят шесть. Это даже выше меня, – сказал Шанину Олег, когда тот ступил на тротуар и подошел к сидящей на металлическом ограждении супруге.

– Ты как? – спросил он.

– Да иди ты! – ответила Ирина и отвернулась к подруге.

– Павлов, а мы, знаешь что...? Мы быстро и скачками... Ты понял?!... Скачками едем домой! Я не хочу здесь оставаться ни на секунду! – поднимаясь с ограждения и абсолютно серьезно, сказал мужу Наталья. – Ты слышал? Сейчас же возвращаемся в отель. И ты едешь, покупаешь билеты на самолет хоть в Москву, хоть в Новосибирск. Хоть на Северный полюс! Безразлично. Чихать я хотела на твои интервью и доклады. Сейчас же!

– Наталья, успокойся, пожалуйста, поедем, поедем. – Олег пытался взять жену за руку, но у той, похоже, началась истерика.

Потому, что она начала кричать:

 – Ты скандала хочешь?! Слушай меня! Ты скандала хочешь? Я тебе говорю! Сейчас же! Или я одна поеду! Денег дал!? Я говорю, денег дал! И она стала пытаться вытащить у Олега из заднего кармана бумажник с деньгами. Павлов зажал его рукой. Ему стал помогать Шанин. И, даже, его супруга поднялась с ограждения.

Со словами: «Натаха, успокойся! Чего разоралась?! Дура!» – Ирина тоже вцепилась одной рукой в плечо подруги, другой в руку Шанина, которая вместе с рукой Олега стойко защищала задний карман. Противостояние продолжалось какое-то время и со стороны все это могло выглядеть, как пьяные разборки.

– Наталья, да угомонись же ты! – в конце концов, психанула Ирина и сильно пнула туфлей подругу по ноге. Куда-то по икрам.

– Ой! Скотина! – вскричала Наталья и, приседая, и держась рукой уже за икру левой ноги начала медленно двигаться к ограждению.

– Валерка! Давай, лови тачку! Домой поедем! В гребаный хостел. – крикнула Ирина мужу. Тот, видимо, хотел что-то ей возразить, но, вовремя, глянув на нее, передумал.

– В отель, ты имела в виду... – только послышалось от него.

Пока все остальные со злыми выражениями лиц молча восседали на ограждении, Шанин пытался поймать такси, которых на этой улице оказалось намного меньше, чем на Пятой авеню. В конце концов, они с ворчанием загрузились в подъехавший автомобиль желтого цвета. И благополучно добрались до Эмпайр-отеля, в котором их поселили.

***



В Москве, после события на совещании, решили все засекретить. Знали о происшедшем только те два-три человека высшего уровня, которым положено было знать. И, которые могли принимать обязательные и неукоснительные для всех решения. На совещание в администрацию президента, чтобы встретиться с первым лицом государства прибыл некий, скорей всего, глубоко засекреченный генерал-майор сухопутных войск Филимонов.

– Здравствуйте, Виктор Викторович! Генерал-майор Филимонов Вениамин Михайлович! – вставая и представляясь, поприветствовал он главу государства, когда тот появился в своем кабинете. Генерала туда провели заранее.

– Добрый день, Вениамин Михайлович. Можно было и не представляться. Я вас, и о вас знаю, – улыбаясь, ответил президент, когда оба усаживались на свои стулья, поставленные по разные стороны стола. И тот и другой положили на него какие-то бумаги.

– Положено, – в ответ пробормотал генерал.

– Согласен. Ладно, опустим формальности. Давайте, сразу к делу. Я прочитал ваши отчеты, но хочу послушать вас. Что за страсти творятся? – снова немного улыбнувшись продолжил президент.

 – Виктор Викторович, я человек бывалый и достаточно искушенный в соответствующих вопросах, но этот случай является из ряда вон выходящим, – начал генерал, но президент его остановил.

– Я понял. Хорошо. Вот что. Почитайте-ка, сначала вот это. Читайте не торопясь. Пока вы будете заняты, я выйду. Минут через пять-семь я вернусь, – он переложил генералу одну из папок со своей стопки. И поднявшись, направился к двери.

Генерал открыл документ. С первых строк ему стало понятно, что это или сам американский отчет об аналогичных событиях там, у них, точнее, его перевод на русский, либо близкое к исходнику его изложение. И с любопытством окунулся в чтение.

Он прочитал и об агенте, которая якобы не заметила седока на заднем сидении, и о самом объекте, предположительно женского пола с его выбритыми висками, и об отключении камер и мигании электроэнергии.

Закончив читать, он захлопнул папку и надолго уставился в одну точку, где-то на противоположной стене. Как изменились времена, крутилось в его голове. Ведь было такое, еще в Советском Союзе, когда за рассказ о чем-нибудь подобном вышестоящему начальству можно было лишиться всех званий и должностей, а то и вообще угодить в психушку. А тут, на тебе! Сам первое лицо государства выдает «на гора» тебе подробный отчет о задокументированном случае.

Дверь снова открылась, и в кабинет вернулся президент.

– Прочитали? – поинтересовался он.

– Да, – ответил генерал-майор. – Лодка наших западных коллег черпанула больше, чем наша.

– Правда, или мне так кажется, что жизнь становится лучше, и жить становится веселей! – пошутил Виктор Викторович. – И, если проанализировать оба эти события, и их, и наше, то встает вопрос, а не оказываемся ли мы и они, так скажем, в одних трусах. Или вообще, даже, без трусов перед некоей третьей силой, которая совершенно без всякой оглядки на нас может, образно выражаясь, выключить свет в сортире на атомной станции в момент вашей сосредоточенности. Если вы уже это анализировали со своими специалистами, доложите, какие у вас могут быть соображения, и какое расстояние до террористической составляющей?

– Да. Я задавал подобный вопрос нашим специалистам. Все их ответы сливаются в один, и я боюсь, что он не утешителен для нас. Какое-то время, пока мы не начнем работать, искать, изучать и снова работать, и уж, только, после этого, пока мы не заматереем, придется от этой, неизвестного происхождения, третьей стороны прикрываться, лишь, фиговым листком. И, если мои специалисты и могут компетентно, в пределах своих знаний и умений, давать какие-то заключения и делать работу, то наша наука просто не в состоянии, подчеркиваю, не в состоянии предположить какие механизмы-технологии лежат в основе того, каким же образом можно такое проделывать. И уж, подавно, не знает, откуда наносится или может быть нанесен удар. Если спросить наших академиков, то они вам на эту тему ответят стандартное для них: этого не может быть, потому, что этого не может быть никогда. Военная наука больше знает, но и она... В общем…

– Хорошо. Я понял вас, – сказал президент. – Я слышал, что у вас есть некие кандидаты, чтобы такое проворачивать.

– У нас есть только предположения, что в рабочем пространстве просматриваются два объекта, с огромной силой противодействия нам в случаях, когда дело начинает касаться нарушения нами неких, похожих на религиозные, моральных красных черт. Вплоть, до полного блокирования на время нашей стороны. Так сказать, до успокоения-исправления. Связать с конкретными лицами мы не можем. Нет данных. Может быть пока.

– И часто вы нарушаете... эти, так сказать, моральные нормы, – с улыбкой поинтересовался президент.

– Бывает, – уклончиво ответил генерал-майор.

– И связать эти ваши объекты с нашими или иностранными объектами и событиями вы не можете? – поинтересовался глава государства.

– Нет. Слишком мало в случившихся событиях, данных для этого. Нужно подождать, может, произойдет еще что-нибудь подобное, – ответил Филимонов.

– Где-нибудь на ядерном объекте, – с иронией добавил президент. – Вы это имеете в виду?

– Виктор Викторович, объясняю. Девушка с выбритыми висками и косичками. Лица нигде не зафиксировано. Это, разве, дает нам указание на кого-то конкретного? Абсолютно нет. Таких девушек – пол страны. Сейчас мода такая.

– Ну, не пол страны. Но, вы правы, – задумчиво проговорил президент.

– Есть хоть какое-то указание, на то, какие у неё мотивы, проделывать такое со специальными службами? А, может быть, ей уже надоело появляться, таким образом, где-нибудь в ночных клубах или картинных галереях и она переключилась на нас? Или это, вообще, не существующий в природе объект человеческого типа? Например, нейросети продуцируют в огромных количествах фотографии несуществующих людей, детей и животных, – продолжал объяснять генерал-майор.

– Согласен. Ладно. В данный момент, даже без компьютера ясно, что до атаки террористической направленности в наших, а может и предстоящих возможных случаях, очень близкое расстояние, – констатировал глава государства, и добавил:

 – Хорошо, я поговорю с нашими гражданскими учеными, военными. Нужно начинать сталкивать этот воз с мертвой точки. Благодарю вас. Продолжайте работать, и постарайтесь понять, кто же там вас ставит в угол за нарушение моральных норм.

Генерал-майор Филимонов покраснел слегка, толи от упрека, толи от злости на упрек, но вместо этого сказал «Слушаюсь!» и поднялся.

Президент пожал ему руку и вышел из кабинета, оставив генерала в нерешительности. Можно ли забрать с собой американский отчет? Он немного постоял, подумал. В конце концов, сложил свои бумаги стопкой. Уходя, забрал их. В том числе, и его.

***



Шок, который испытали россияне на Малбери–стрит, поверг их, особенно женщин, в полуболезненное состояние. Некий страх поселился в их умы. Они перебрали все возможные варианты. И, что подмешали им, наверное, что-то в соки в баре. Они не пили ничего спиртного, только безалкогольные напитки. И, что какой-нибудь гипнотизер над ними так подшутил. Поперебрали все возможные и, даже, полностью, как сказала Ирина, идиотские версии.

Но, ведь, если бы видел девушку, только, один кто-нибудь. А то, ведь, все увидели. Растерялись, и заснять не догадались. Наталья, придя в отеле в себя, устроила опрос: кто знает эту девицу? Откуда она? Может из фильма, какого? А то, получается: вчера умирает известный профессор, с которым должна была проводиться беседа у Павлова. А сегодня, уже под занавес похода, не понятно кто в витрине. А что будет завтра?

Уже с холодной головой, они решили, что Павлов завтра идет сам на интервью. Без них. Если же его журналисты не планируют, то он настаивает и добивается, чтобы оно было проведено. После записи, они с Шаниным едут в аэропорт, куда хотят, но покупают билеты в Россию на ближайший рейс. Пусть с пересадками, наплевать.

И, только, после этого все разошлись по своим номерам. Толком выспаться в эту ночь никому не удалось.

***



Агент Эшли Джаред сидела, разглядывала кровать и отверстие от пули. Рваный край. Рваные, же, одеяло и цветная простынь.

В общем, сна, как не бывало. Бывают такие, вот, задания, когда что-нибудь не заладится сразу. И текущее – это одно из них. И оно, кстати, первое, в которое вмешалось что-то, с чем она, да и её коллеги, не сталкивались ни разу в жизни. Никогда. И что это такое за нечто, она не знает. Да, и знать не хочет. Второй раз за неделю её выставляют полной дурой.

Эшли взяла телефон и долго смотрела на него. В конце концов, стала набирать какой-то номер. Дождавшись ответа, она произнесла лишь несколько цифр и отключила. Положив устройство на столик, она встала, пошла в кухню, зажгла свет и включила чайник.

***

Павлов дал, наконец, интервью этой журналистке, из пригласившей их крупной медиакомпании, по большей части пересказав то, что уже говорил ранее и частично свой доклад. А где-то и, вообще, воды налил. Интересного разговора не получилось, так как он понимал то, что не знала журналистка. Та не знала того, что с ними произошло накануне в городе. Да, и та часть интервью или беседы, которая должна была быть посвящена разговору с профессором, отсутствовала в принципе. Потому, что профессор накануне умер.

Короче, если подытожить все, то невесть что вмешалось в ход событий и забросило в глубокий кювет всю американскую затею с обширным интервью на тему доклада русского Павлова в индийском городе.

После же того, как Олег возвратился в отель, они с Шаниным Валерой отправились прямиком в аэропорт Нью-Арк Либерти. Прямого рейса в Москву, понятно же, не было. Поэтому, они купили билеты на завтра на ранее утро. Им предстояло лететь с десятью пересадками, через страны, где русских принимали без проблем.

***

Авиагавань Нью-Арк Либерти, был обычным аэропортом американской системы авиационных сообщений. Как и в других аэропортах, здесь холилась и поддерживалась строгая система обеспечения безопасности полетов. Как в плане техническом, так и разрезе противодействия террористической угрозе. Умные бейджики, там, система распознавания лиц и персональные карточки, которые были у каждого, кто по долгу службы в этой авиагавани мог иметь доступ к самолетам на летном поле.

Отработанная до мелочей, повторяющаяся от планера к планеру, включающая в себя четкое взаимодействие по минутам всех возможных аэродромных служб, участвующих в подготовке авиалайнера к полету, система не давала осечек. Все работало и приносило свои плоды. Чрезвычайных происшествий не происходило.

И в отчетах за период в этой графе давно уже обосновался ноль. Понятно, что накладки местного характера, конечно же, встречались. То, остекление проблесковых фонарей было чем-то нарушено, то с хвостовым оперением что-то. Но, проходит часа два-три и все выправляется. И лайнер, снова, готов к полету.

Да, и с пассажирами вопросы безопасности благополучно решались. Имеется в виду самая тонкая и болезненная для некоторых клиентов авиакомпаний процедура – личный досмотр.

Ремни со штанов снимай, карманы выворачивай, верхнюю одежду в коробку и по транспортерной ленте в устройство на просвечивание. Обувь на высокой платформе или каблуке, да и всю ручную кладь – туда же. В устройство. И, придерживая штаны, – через рамку. Но, тут выясняется, что у тебя часы на руке. Рамка пищит. Возвращаешься. Третьей рукой снимаешь их и, снова, в коробку, опять, в машину досмотра.

Многие, иногда, в этом процессе, теряются и не всегда понимают, что же им говорит инспектор. Аэрозоли огнеопасные нельзя в ручной клади провозить. Им говорят: хочешь, выбрасывай, хочешь, отдай на хранение. Те стоят, раздумывают. Очередь остановилась и ворчит. Вещи из досмотровой машины никто не забирает. Конвейер прокручивается вхолостую. Инспектора подгоняют, покрикивают.

Но, сильно, все равно, никто не ропщет. Все хотят без проблем и быстро долететь из пункта «А» в пункт «Б» и, тогда, только, забыть всю эту бодягу, как кошмарный сон.

***

Павловская команда еще спала, когда в аэропорту приземлился лайнер, на котором рано утром ей предстояло улететь.

Вышли пассажиры, выгрузился и уехал багаж. Набежали техники, подъехали нужные машины, подцепились разные гибкие рукава, когда лайнер подрулил к месту стоянки.

Бурная, кипучая деятельность вокруг планера самолета, а может, просто, четко налаженная система заправки и обслуживания, не позволила кому-нибудь, вообще, обратить пристальное внимание на кое-какие редкие тусклые всполохи чего-то размытого, в темноте едва различимого. Которое, через какое-то время, вообще, стало прозрачным нечто и обосновалось возле левого двигателя.

Камера наблюдения, которая была выставлена на столбе так, чтобы обозревать и записывать все, что происходит на стоянке самолета, как-то странно мигнула своими тусклыми светодиодами. Время на мониторе, для нее, выглядевшей как прямоугольник на экране, среди пятидесяти других таких же прямоугольников, сдвинулось на пять минут позднее. То есть, в будущее. Так, что на экране показывались события, которые с самолетом еще не происходили. М-да.

В самом же двигателе, внутри что-то стукнуло. Самостоятельно отщелкнулась и открылась крышка какого-то лючка. И на бетон стоянки выпал маленький металлический заусенец из какого-то механизма. Видимо, он образовался, со временем, от тяжелой работы некоего узла и мешал какому-то датчику автоматики передавать на бортовой компьютер правильные данные.

Потом, еще что-то щелкнуло, и в недрах двигателя какой-то стержень с пружиной встал, наконец, в нужное крайнее положение, до конца уперевшись в свой ограничитель.

Куда-то внутрь корпуса двигателя, на металл обшивки изнутри выпал маленький комок грязи. Потом он бесследно выдуется стремительным потоком.

Больше ничего не произошло.

Через минуту, камера на столбе опять сыграла тусклыми огоньками. И время на экране монитора снова  начало совпадать с другими прямоугольниками. От других камер. Если бы какой-нибудь наблюдатель навел бы курсор мышки на прямоугольник этой камеры на мониторе и открыл соответствующее изображение, то увидел бы именно то, что сейчас и происходит возле лайнера.

***

Агент Эшли Джаред снова сидела в том же кабинете, в котором несколькими днями ранее ей предъявили фотографию, и ждала начальника. Она далека была от всего этого неизвестного и паранормального и уже для себя решила, что отказывается от этого задания. Чем бы это ей не грозило. И, вообще, она готова написать рапорт о переводе в другое подразделение, и даже куда-нибудь в другой город.

Дверь в кабинет с шумом распахнулась. Вошел Коннан и еще какая-то женщина. Он подошел к своему столу, оглядел потолок и углы, стены и пригласил всех усаживаться поближе к нему. Эшли ожидала его в дурном расположении духа. Но, во всяком случае, по его виду нельзя было об этом сказать.

– Рассказывайте, что у вас приключилось на этот раз, – усаживаясь за свой стол и, разглядывая потолок и стены помещения, наконец, сказал он.

Эшли рассказала ему все, что с ней произошло ночью во время её вынужденного отдыха. Женщина в очках сидела и периодически что-то записывала для себя. Коннан выслушал рассказ агента и задумчиво начал стучать концом авторучки по бумагам. Повисла относительная тишина.

Эшли первой нарушила тягостное молчание и сказала.

– Мистер Корнуэлл, я хочу написать раппорт об отстранении меня от этой операции. Я не готова участвовать в том, что происходит.

Он встрепенулся и внимательно посмотрел на нее.

– Я понял. Об этом, давайте – позже. Меня интересует, не видели ли вы наше нечто? – сказал он и добавил:

 – А, кстати, зачем было стрелять?

– Я могу объяснить, – сказала она. – Если вы думаете, что мне померещилось, что профессиональной отмычкой копаются в замке, то будете не правы. Я реально это слышала. Я пользовалась сама этим инструментом ни единожды. И все это началось после того, как громыхнул лифт. Хорошо. Зачем стрелять? Ночь. Я по подъезду охочусь за тем, кто пытался вскрыть замок в моей двери. Не нахожу. И, когда возвращаюсь в темную квартиру. Из её недр и черноты поет какая-то маленькая девочка.

– Мы не учили вас в детей стрелять, – вставил Коннан.

– А мне хватило профессионального соображения, что там нет никакого ребенка. Ему там просто не откуда было взяться. Значит, это – постановка. Магнитофон. Диктофон. Колонка. Что угодно. Чей это спектакль и зачем? Может, я, наверное, не уследила как-то, и нарушитель первый пробрался в комнату? Что я другое, интересно, могла подумать? – она немного распалилась.

Снова повисло молчание. Нарушил его уже начальник.

– Вот, кстати, тоже интересно. Попытайтесь последить за моей мыслью. Что я хочу сказать? Значит, у нас, там, в квартире нет никаких камер. Да, и вы не видели никого. А, только, что-то слышали. И получается. Первое. Мы вас отстраняем на время из-за фотографии. Второе. Теперь вы стреляете в темноту на конспиративной квартире. И мы уже ставим под сомнение ваше психическое здоровье. Так? – сказал он и, снова, довольно продолжительный момент времени, стал стучать авторучкой по бумагам.

Через какое-то время Коннан, все-таки, продолжил свои рассуждения:

– Ваше участие в операции с русским докладчиком Павловым заканчивается, так и не начавшись. Вы ведь не разговаривали с ним ни разу, я так понимаю? – спросил он. Привстав немного и снова садясь.

– Совершенно верно. Нет, – ответила Эшли.

– Браво. Брависсимо! Кому-то нужно выдать награду, за профессиональную блокировку и разрушение разработанной нами операции, – громко сказал он, поднимаясь из-за стола и подходя к окну.

Он постоял немного, задумчиво глядя на стоянку автомобилей возле здания, в котором они находились, и, резко повернувшись к записывавшей что-то женщине, произнес:

– Вы, свободны! Спасибо. Покажете мне потом.

Та, собрала бумаги, поднялась и ушла.

Еще немного помедлив, он обратился уже к Эшли:

– И вы свободны. Мы вас вызовем. Нам нужно все проанализировать и во всем разобраться. Можете уехать, пока, в другой город. Но, не на западное побережье. То есть, можете уехать недалеко.

Агент Эшли Джаред тоже поднялась со своего кресла. Она, в этот раз, даже, не успела достать пачку сигарет из сумочки. И покидая кабинет, она, наконец, поняла, что в этой операции ей уже не придется участвовать.

***



Павловы и Шанины проснулись рано. Накануне Олег решил, все-таки, вопрос с гонораром за свое интервью. И, хотя, своих денег у них хватало на все, то, за вычетом трат на питание, текущих расходов и билетов на самолет сумма у них осталась довольно приличная. Ведущая мировая информационная корпорация, её научная редакция не обманула. Да, и сама не продешевила, записав и издав потом на страницах своих нескольких научных журналов интервью с русским ученым на перспективную и свежую тему. Планируемая в этой беседе роскошная полемическая атмосфера, конечно, смазалась, и очень сильно, со смертью профессора-математика Мартина Линдхоффа.

Короче, образно выражаясь, планируемого фейерверка не получилось, но мороженное на празднике продавали.

Русские еще накануне созвонились и попрощались с шеф-редактором научной редакции и с самой журналисткой. Павлов несколько раз попытался выяснить у женщины: «Лайт» – это псевдоним или её исконная фамилия, но безуспешно.

Утром, собрав вещи, они выписались из отеля и на такси умчались в аэропорт. Поболтавшись немного по залу ожидания, они, наконец, прошли регистрацию, досмотр, и, в конце концов, оказались в длинном коридоре, ведущем к борту авиалайнера. Который прилетел из предыдущего рейса поздно вечером и сейчас готов был унести их в ту страну, которая не страдала, на уровне политических недоумков, русофобией. И из которой они потом могли спокойно улететь в Москву. А там уже и в Новосибирск.

Павлов с супругой первыми из их команды вошли в самолет. Ответив на приветствие стюардессы, они быстренько нашли свои места и уселись. Шанины же немного подзадержались. Проходя по гофрированному рукаву, приставленному к лайнеру, они шли и спорили между собой: дают здесь на взлете конфеты или нет?

– Какие конфеты? Проснулась. Это, в каком веке было? Мы сколько летали. Вспомни. Никто не давал. Напитки, да, раздают. А конфеты... Это в советское время было на наших самолетах, – говорил жене Валера, перекладывая в другую руку за лямки рюкзачок, ручную кладь.

– Ну, так, самим нужно было взять, – ответила Ирина.

– В продуктовом... – добавил он мельком.

– В продуктовом, – утвердительно огрызнулась супруга.

– А ничего, что это другая страна? А ближайший продуктовый гастроном в Советском Союзе в 1985 году, – съязвил муж.

– Да, иди ты! А я и не знала! – ответила Ирина и остановилась, внимательно посмотрев на супруга.

– Пошли. Пошли. Павловы, наверное, уже улетели, – подбодрил тот её в ответ.

Они тоже вошли в самолет. Ирина не забыла премило улыбнуться стюарду, стоявшему несколько в глубине от входа. Шанин только кивнул. Они выпростали из женской сумочки билеты с посадочными талонами, прошли в салон и стали искать свои места, попутно разглядывая, куда это уселись Павловы. Оказалось, что те сидели на два ряда впереди них, а Валера с Ириной на эти же два ряда были ближе к хвосту.

– Кто так покупал билеты? – усаживаясь в кресло, поинтересовалась супруга.

– Павлов! – запихивая рюкзачок на полку над сидениями, ответил Шанин.

– Вот и здорово. Отдохнем от них. Хорошо, хоть возле окон. – сказала Ирина, усаживаясь и откидываясь на спинку.

– Не окон. Иллюминаторов. – пробурчал муж.

– Ты чего сегодня? – опять внимательно посмотрела на него супруга.

– Ничего. Не люблю летать на самолетах, – ответил он, тоже усаживаясь и откидываясь на спинку своего кресла и, слегка улыбнувшись и указав рукой, добавил. – А это  – иллюминаторы. Не окна.

– Ну, прям, сегодня день новостей для меня! – Ирина вытащила откуда-то руку и, протянув к мужу, ущипнула его за бок.

Тот отстранился, поморщившись. Но, в конце концов, они угомонились и сидели, каждый думая о своем.

За окном, это который иллюминатор, было уже светло, ходили работники летного поля в желто-зеленых с белыми отражателями куртках. Проехала какая-то аэродромная махина. Через некоторое время в салоне несколько раз переключился, помигав, свет. И еще чуть позже от лайнера отъехал рукав-гармошка, и два или три раза хлопнула дверца входного люка. А еще, чуть позже, мягким толчком самолет объявил, что его выводят со стоянки.

Постояв еще в нерешительности минуты три, лайнер завел двигатели. Что-то, по радио, рассказала стюардесса.

Павлов, мельком оглянувшись на Шаниных, перегнулся слегка через супругу и стал смотреть в иллюминатор. Лайнер покатился мимо аэропорта. В одном из последних увиденных больших окон здания вместе с другими провожающими он, вдруг, увидел вчерашнюю девицу с Малбери–стрит.

«Вот, елки-палки! Опять, поди, нигде не отражается!» – подумал Олег, и немного привстал. Но лайнер прокатился дальше и начал поворачивать на рулежку. Здание аэропорта перестало быть видно.

– Ты чего? – поинтересовалась Наталья.

– Да, ничего. Так, просто. Со Штатами прощаюсь, – усаживаясь обратно в кресло, он улыбнулся и успокоил супругу.

«Что же это, все-таки, такое?» – крутилось у него в голове.

Самолет на взлетной полосе постоял какое-то время, потом взревели двигатели, летчики отпустили тормоза. И поскакав немного, при разбеге шасси по бетону, лайнер взлетел и плавно стал подниматься в небо.

– Гудбай, Америка! – Наталья нараспев процитировала известную песню.– Это уже, конечно, плагиат. Но, теперь, мне нужно попросить у стюарда водки и снять парик.

Павлов улыбнулся.



***



Адмирал Кроу сидел в своем кабинете в правительственном здании в Вашингтоне и что-то писал, когда послышался зуммер и женский голос произнес: – К вам директор разведки Монсли, сэр.

– Пусть войдет, – ответил адмирал и отложил письмо. Поднялся. А, так же, выключил монитор компьютера.

Директор разведки США Вальтер Монсли вошел в кабинет. И они с адмиралом Кроу поздоровались за руку.

– Какие новости? – поинтересовался Кроу, снова усаживаясь в свое кресло и давя в кулак зевок.

– Вообще? У нас? Или у русских? Если у русских, то могу рассказать новость. Хотя, это и выглядит, как анекдот. Но, это быль, – улыбаясь, ответил Монсли.

– Валяйте. У них много чего смешного, иногда, встречается.

– Но, тут что-то запредельное. Короче, там, у них, в Государственную Думу хотели или уже выдвинули на обсуждение закон о действии непреодолимой силы в коррупции. Так сказать, закон о нечаянной взятке. То есть, получается, у них можно будет освобождать от тюрьмы за это дело по форс-мажорным обстоятельствам. В связи с действием некоей непреодолимой силы.

– Представьте себе такой диалог:

«Судья спрашивает:

– Расскажите нам, почему вы взяли взятку в 9 млрд. долларов?

– Сэр, на меня действовала такая мощная непреодолимая сила, что я не смог устоять. Пришлось брать.

– Вы освобождаетесь от наказания, если все вернете! – объявляет ему судья. – Вы, просто попали в форс-мажорные обстоятельства. Закон на вашей стороне.»

Они посмеялись и пришли к ироничному выводу:

– Молодцы, русские. А наши, почему-то, не могут додуматься до такого. Какой полезный закон будет, если его примут.

Но, время неумолимо бежало к вечеру, о чем Кроу, все же, напомнил и сказал:

– Так. Ладно. Давайте займемся делами. У нас тут свои кульбиты предстоят. Что там у вас новенького?

– Полагаю, что это вас заинтересует, – сказал Монсли, доставая из своей папки флешку и протягивая адмиралу.

– Что это? – поинтересовался тот.

– Собранные материалы по Теням, – пояснил директор.

– Вальтер, что это вы такое говорите – «по теням»?– произнес Кроу, вставив флешку в компьютер, включив монитор, и вопросительно уставившись на Монсли.

– Да. К сожалению, так. Сейчас все увидите.

Они оба повернулись к экрану. Тот мигнул, стал черным, и начались фотографии.

– Это заседание в конгрессе. Даты там проставлены. Мои спецы позаботились. Как вы думаете, что это за человек в футболке в правительственном здании? – пояснил директор разведки и на изображении парня увеличил фото.

На нем, в пустом зале второго этажа конгресса над трибуной, скрестив на груди руки и плечом опираясь на стену, стоял парень в серебристых джинсах, в белых кроссовках, черной футболке, высокая вихрастая прическа темных волос и... выбритые виски.

– Кто снимал? – поинтересовался Кроу.

– Журналистская съемка. Подняли архив камер наблюдения. Проверили по дате. Больше ни на одной из камер этого человека нет. Искали люди, просматривали. Пропускали видео через спецкомпьютеры. Результат отрицательный. Причем и при поиске по базе лиц результат тот же. Это не американец,– объяснил директор разведки.

– Так, это… Лицо, вроде, европеоидное. Круг-то все равно, несколько, сужается, – сказал адмирал Кроу.

– Согласен. После этой первой найденной фотографии компьютеры перебрали уйму других, извлеченных из всех возможных доступных баз из интернета, из соцсетей, отовсюду. Далее, нажмите стрелку вправо. Да, – подсказал директор, и адмирал стал листать на экране.

– Это уже британский парламент. – пояснял Монсли. – это – Дума в России, это – Бразилия, это – Китай, это – снова Британия, другой премьер, это – Индия, это...

Они пролистали штук тридцать фотографий.

– Слушайте, Вальтер, это что плакат какой-то вырезанный? Почему он все время в одной позе? Руки на груди сложены. И к чему-то прислоненный. – удивленно воскликнул Кроу.

– Да, причем здесь плакат? Вы же видите его на разных фото с разных ракурсов. Фигура-то объемная. И это не женщина. Никаких косичек и силуэт другой, – удивился ненаблюдательности адмирала Монсли и добавил:

 – Лишь на одном фото, которое мы нашли просто случайно, этот парень стоит с опущенными руками, – директор понажимал несколько раз на стрелки на клавиатуре и нашел нужную фотографию. На ней, этот же парень стоял уже с опущенными руками рядом с автобусом и какими-то людьми. На заднем плане был сосновый лес.

– И где это? – спросил адмирал.

– Это уже в России. Новосибирск. Научный центр, – пояснил Монсли.

– А у нас же докладчик, вроде, оттуда, – воскликнул Кроу. – И сейчас он здесь. В США, в Нью–Йорке.

– Нет, к сожалению. Сейчас он уже над Атлантическим океаном. Сегодня утром он со своей компанией вылетел из аэропорта Нью-Арк Либерти в Россию.

– Печально. А почему же так быстро уехали? – поинтересовался адмирал.

– У меня тут отчет от нашего подразделения. Я не буду его вам читать. А обрисую ситуацию в целом, – вытаскивая бумаги из папки, сказал Монсли. Сел на стул и добавил:

 – Получается любопытная картина.

И начал рассказывать:

– Вы уже, может быть, в курсе этого. Но, я обобщу. Значит, зная, приблизительно, суть доклада русского ученого Павлова на еще предстоящем, тогда, форуме в Индии, мы решили ввести в его орбиту подготовленного агента, женщину. Она должна была по теме вопроса наладить сотрудничество и иметь более-менее постоянный контакт с ними, даже, если ученый и его команда единомышленников будут находиться в России. В принципе, рутинная операция. Агент была в теме. Она с высшим образованием. Особых подозрений со стороны ученых не должно было возникнуть.

– Но. Но, при его, агента, адаптации и попытке первого контакта возникает фотография с посторонним лицом в его автомобиле. Случай такой, что мы ставим вопрос о профессиональной подготовке. Но, в ее, агента, оправдание выясняется абсурдность ситуации. Постороннее лицо оказалось не видимым для другого нашего человека. Мы тормозим операцию. Разбираемся. Время идет. Поезд, как говорится, может уйти.

Но, какой-то такой же, как и в первом случае, фантастический способ дискредитации этого агента был применен и еще раз. И, вдобавок, с участием руководства подразделения и непосредственного начальства нашего человека. Уже здесь. В США. И, прямо, в его кабинете. Начинается еще одно разбирательство. Мы уводим нашего человека на вынужденный простой или отдых на подготовленной квартире.

– Но, уже, без прямых доказательств участия некоей третьей стороны, осуществляется дискредитация подготовленного нашего человека еще раз. Третий.

– По её словам, была попытка вскрытия входного замка. И она, уже с оружием, попыталась организовать задержание нарушителя на лестничной площадке. Но, никого не найдя, и при возвращении обратно в квартиру, была спровоцирована на выстрел обстоятельствами, похожими на взятые из наших фильмов. Фильмов ужасов, прямо скажем.

– Наше разбирательство в этом деле не утихает, а разгорается с новой силой. Мы начинаем сомневаться во вменяемости нашего агента. Время уходит. Операция заканчивается, даже не начавшись.

– Любопытно, – вставил адмирал Кроу, закуривая.

– Далее, – продолжил Монсли. – Что происходит с ученым? Журналисты ведущего канала, научной редакции, без нашего участия, договариваются с Павловым и его коллегами о его беседе с неким нашим профессором-математиком Мартином Линдхоффом по научной теме его доклада и перевозят его, даже, в существующей политической обстановке, сюда в Штаты, в Нью-Йорк, селят в Эмпаир-отель. Но, и там происходят накладки. Профессор сначала соглашается на интервью-беседу, которая назначена у него дома на утро следующего дня. А вечером накануне он скоропостижно умирает. Врачи утверждают, что инфаркт. Работа журналистов комкается, русские пугаются и теперь мы имеем то, что мы имеем.

– Вы не утверждаете, что ученому помогли? – поинтересовался адмирал.

– Полиция опросила всех, кто потенциально мог быть причастен. Но, трудно обвинить водопроводчика, чинившего в подвале сантехнику, в убийстве или, хотя бы,  в покушении на убийство, если у жертвы установлен диагноз – инфаркт. Но, исключить, что наша Тень ему, возможно, помогла, мы тоже не можем. Может, он увидел что-то, человек старый, сердце слабое, вот и умер, – пояснил Монсли и продолжил:

 – Приглядывая же за русскими в их прогулке по Нью-Йорку, было установлено, что досрочно её прервать их заставило, опять же, некое событие, найти объяснение которому они не смогли и испугались. И между ними возник крупный разговор. На следующий день они стали собираться и купили билеты домой. В общем, мы, с нашими усилиями, остались за бортом, с кучей проблем и сомнительной репутацией людей в черном из одноименного кинофильма.

– Да. Хм. Вот мы и дожили, до не поймешь чего. – Подвел итог сказанному директором адмирал. – Времена меняются с калейдоскопической быстротой. То есть, я так понимаю, что если, даже, многое из сказанного так и есть на самом деле, а не притянуто за уши, в силу своей необычности, то мы с вами столкнулись с матерой работой противодействия нашим усилиям, при этом инструментарий противника нам не известен. Что вы сами-то думаете об этом?

– А что я думаю? Я думаю, что…, как это говорят у русских, что нас «развели». – сокрушенно ответил Монсли. – Ведь, если спросит вас или меня серьезный человек: «Что вам мешает нормально работать?» А вы или я ему ответим: «Тени, сэр» Нас обоих могут, просто, уволить. Поэтому, я думаю что, то, с чем мы столкнулись – это очень и очень опасная вещь.

– Хорошо. Оставьте мне материалы, я ознакомлюсь, почитаю, и потом приму решение. Знаете что, а это все-таки очень похоже на русских. Они зачем-то оберегают своих соотечественников от нашего влияния. То есть, женщина занимается нами. А этот парень, что мы про него знаем? – поинтересовался адмирал Кроу.

– Ровным счетом, ничего, кроме того, что он засвечен нами на фотографиях. Ничего нет, сэр. А говорить о какой-то национальной принадлежности, по-моему, пока совсем преждевременно, – сказал директор Монсли. – Сейчас у нас имеются люди, которые тяготеют к русским и их президенту. И, сознательно, помогают.

– Хорошо, ладно. Еще раз повторюсь. Я ознакомлюсь со всем, принесенным вами, и потом позову вас. Мне нужно будет встретиться еще с кое-какими людьми. – второй раз повторил адмирал. И Монсли понял, что аудиенция закончена. Он поднялся, сказал: «До встречи!» и вышел из кабинета.

Кроу же подошел к окну и стал смотреть на автомобили на парковке перед зданием. Кое-где уже зажглись вечерние огни.

***

Павловы и их друзья, несколько по-измотавшись в перелетах из одной страны в другую и, иногда, матом ругая западных политиков, устроивших санкции, наконец-то долетели до Москвы. Из Шереметьево они переехали в Домодедово и, не слишком долго ожидая рейс в Новосибирск, улетели авиакомпанией S7. Добравшись, в конце концов, до дома команда, наскоро попрощалась, друг с другом и разъехалась по своим семейным очагам. Их эпопея закончилась.

***

Все-таки, много в России, особенно в её северо-восточной и восточной частях, таких мест, где не ступала нога человека. Да. Со времен сотворения мира и по сей день есть местности, где следов сапог геолога или лыж охотника не было никогда. Следов животных полно. В плоть, до отпечатков лап тигра или какого-нибудь редкого барса.

Человек, иногда, наступает на эту природу, строит по берегам рек деревни. Живет в них некоторое время. И бросает. Уходит. Не живется ему там.

Это дикие места. И в этой первозданной природе, в этой местности лишь животные являются хозяевами. Выживая и летом, и, особенно, зимой.

Медведи приспособились лучше. Они хитрые. Чтобы не коротать долгие зимние ночи, сидя в берлоге, а короткие дни в почти бесполезной охоте, роясь в снегу, они научились долго спать. И лишь только весной, где-то в марте, когда тающий снег превращается в лужи, просыпаются сначала самцы, а потом уже самки с их медвежатами.

Так происходит из года в год. Если только мишку не потревожат раньше. Допустим, в феврале. Вот тогда, обидчик получает смертельного, для себя и других таких же, как он, врага. Который, им этого не простит. И будет очень долго преследовать нарушителей по сопкам, пока, все-таки, не потеряет след.

Но, одного медведя прошлой зимой, где-то, в сопках Хабаровского края, которые растянулись вдоль реки бесконечной стражей, все-таки, потревожили.

Что это было? Кто это был? Он так и не понял. Просто, раздался звук падающих камней. И на его уютную берлогу под вздыбившимся корнем упавшего дерева с остатками ствола посыпались, сбивая с такого логова снег, довольно крупные осколки. Медведь, сначала, поворчал. А потом, после очередного запоздалого осколка, упавшего совсем рядом с ним, взревел и, не разбирая пути, полез, цепляясь и проскальзывая когтистыми лапами, вверх по склону. Искать обидчика. До вершины сопки было не далеко.

Мишкиной злости хватило, чтобы обходя по снегу и камням деревья, добраться до того места, где сопка становится на время просто равниной и выше уже никак не подняться.

Но, и здесь обидчика не было. Светили лишь яркие ночные звезды. И, даже, нашу галактику Млечный путь видно, как на экране какого-нибудь фантастического фильма.

Медведь, приоткрыв пасть и выдыхая пар, огляделся. Никого. Ночь. Но, ведь, так не должно быть. Обидчик, который посмел его разбудить, наверное, спрятался где-то здесь. Или залез на дерево. Он оглядел вершины сосен.

Ах, вот, он где! Мишка увидел, как над верхушками деревьев, довольно высоко в чистом небе на фоне звезд висит силуэт человека, обрамленный по контуру неровным светом, как от шаровой молнии. Медведю показалось это очень высоко, но он все равно встал на задние лапы. Не достать. Он, снова, опустился на все четыре и исподлобья стал наблюдать за обидчиком. Потом и, вообще, уселся на снег.

Ни ветерка. Тишина ночи на вершине сопки нарушалась только каким-то небольшим стрекотаньем сверху. Мишка наблюдал.

Вдруг, человек с неба резко упал на землю. И оказался стоящим рядом с мохнатым хищником метрах в десяти. Такого поворота животное не ожидало и вместо того, чтобы кинуться на обидчика медведь толи взвыл, толи зарычал, слегка прижавшись к снегу.

Перед ним стоял и смотрел ему прямо в глаза человек, мужчина без висков на волосах. Одетый совсем по-летнему. В серебристые джинсы, белые кроссовки, и черную футболку.

Медведь вспомнил о нанесенной обиде, разрушенной берлоге и бестактно прерванных сновидениях. А, может, и увидел в человеке еду. Но, он поднялся на четыре лапы и, несколько боком, стал наступать на него, издавая, при этом, глухое рычание.

Но, атака длилась не долго.

Человек снова вспыхнул по своему силуэту сварочным светом, молниеносно улетел вверх и назад. И на несколько секунд завис, примерно, в пятидесяти-ста метрах над вершинами деревьев.

Потом, стало видно, как он направил вниз руку, и из неё к соседней вершине, вдруг, протянулся тонкий белый луч. И по нему, опять же, туда же, вниз со скоростью снаряда пролетело что-то серо-белое. Будучи несколько потолще.

Раздался оглушительнейший, как от молнии, как, если бы она, вдруг, попала, куда-нибудь, в дерево метрах в пяти, грохот, от которого можно было, даже, и получить контузию.

От чего медведь тут же сорвался с места и, просто, дал деру.

А половина соседней сопки, с силой, как от ядерного взрыва, хотя никакого пламени и радиации не было и в помине, но зато с искрами и снегом, просто выплеснулась сотнями тонн камней вниз, перекрыв, при этом, замерзшее русло суровой сибирской реки.

А Мишка же по вершине другой горы продолжал испуганно убегать куда-то в деревья. Куда-то в ночь.

***



Новосибирский Академгородок, где жили и работали Павловы и Шанины, это отдельный целый кусок большого города, отданный ученым. В отличие от чего-то подобного на западе, присущая русскому миру некая деревенскость, с её неторопливостью и настроенностью, делала жизнь в Советском районе города Новосибирска, он же Академгородок, размеренной, степенной и налаженной.

И все, тебе, тридцать три удовольствия. Все рядом. Сосновый лес, с грибами и ягодами летом и лыжными трассами зимой – пожалуйста. Обское море, оно же Новосибирское водохранилище с пляжами и яхтами летом и буером и другими новомодными развлечениями по льду зимой – пожалуйста. Лететь-ехать по работе в другой город или другие страны? К вашим услугам огромный вокзал на Транссибирской магистрали с путями «восток – запад, запад – восток» и с  железнодорожной развилкой на север и на юг. Или международный аэропорт Толмачево, куда и прилетела команда Павлова после доклада и странствий.

До работы добираться в здания их институтов ученым можно было либо по тротуарам в обход, либо напрямик, через лесок.

Когда-то, когда намечали, где проложить и заасфальтировать или посыпать мелким гравием внутренние дорожки, поступили очень мудро. Сначала дали людям их, эти пути, натоптать. Мирились с неудобствами. Грунтовые тропки от дождя становились скользкими и грязными. Но, когда же, население городка ученых таким голосованием ногами проложило нужные ему стёжки, и, даже, через лесок, тропинки эти заасфальтировали. И, очень, получилось рационально. Люди ходили уже кратчайшим расстоянием, да и по нужным дорожкам, не натаптывая вновь параллельные или «левые».

Если сказать коротко, то живи – не хочу. Только работай и приноси пользу науке родимой страны.

Но, так было в Советском Союзе. Он развалился, и осталась Россия. Российская Федерация.

После Перестройки в 1985 году многие ученые перешли в предприниматели. Так сказать, заколачивать деньгу. Образование, полученное там же, в Академгородке в Новосибирском Государственном Университете, который, также, был известен и за пределами страны, сразу сказалось. Такие люди быстро выбились в лидеры бизнеса и... Многие укатили, сначала, в столицу, город Москву, а потом и, вообще, разлетелись по разным странам. В Англию, Испанию. Куда угодно.

Сам академический район, конечно же, тоже претерпел некие изменения. Часть зданий институтов, так же как, и разные малоиспользуемые помещения и сооружения, моментально начали сдаваться в аренду. Появились всевозможные склады.

По берегам водохранилища начали строиться фешенебельные городки с дорогущими домами и коттеджами. Уже совершенно не относящиеся ни к науке, ни к ученым.

Не ушедшие же в бизнес и оставшиеся верными своей ученой стезе товарищи какое-то время делали вид, что работают. Потому что, администраторы от государства тоже делали вид, что платят. Время шло, менялись правители, то желая подороже продать Россию на Запад, то передумывая это делать. И, наоборот, начиная укреплять её суверенитет.

И то, что предлагали ученые, построить новое государство, исходя из научных и инженерных подходов и соображений, отвергли, а аттестацию госслужащих скомкали и отправили, куда-то, в небытие. И отдали все строительство государства на откуп политикам.

Те же, очень быстро, махом построили в стране чиновничий рай с табелью о рангах. А на должности же старались рассовывать своих родственников и знакомых, а не специалистов, как было в Союзе. От этого все деньги со всех регионов при таком способе управления и руководства моментально скопились в двух-трех крупнейших городах. И уж, особенно, в Москве.

Она купается и балуется деньгами, строя себе что нужно, и что не нужно. А, поедь же куда-нибудь восточнее. В город Совгавань, например…

Короче, о чем говорить. Стоишь в каком-нибудь маленьком городке на 9 мая на митинге, слушаешь, какие-нибудь, разные речи больших людей, да во здравие, да с праздником и, при этом, разглядываешь обшарпанные дома многоэтажек. Да, разные ограждения, вдоль которых если идти, то они то есть, то их уже украли и сдали на металл. То, опять есть.

И думаешь две думки, кто же, все-таки, победитель в Отечественной войне? Вроде мы. А, где деньги, Зин? Для всего населения. В этой самой богатейшей ресурсами на планете Земля стране.

Ну, да ладно. Короче, живет городок ученых, работает, отдыхает. Подрастающее поколение старается,  учится в Университете. На досуге, интеллектуалы организуют себе разные кружки, команды единомышленников. Одни проводят свои заседания на пляже или на лыжне. Другие же – у себя на квартирах. Третьи – в арендованных у институтов помещениях. Есть, даже, в гаражах. Но, там, чаще всего, собираются, все-таки, любители достаточно сомнительного «вида спорта» – литрбола.

В одном из полуподвалов простой хрущебины с давних времен еще было помещение, которое кому только не принадлежало. В конце концов, кто-то неизвестный выкупил его. Найти же концы кто, возможным не представлялось. И организовал там полуспортивный клуб-кружок с названием, ну, никак не вяжущимся со спортом. А назывался он – «Вольнодумец». И выглядел, как проходной двор, поначалу. Тем более, что и гастроном был рядом. Впоследствии же его оккупировала какая-то, возможно, боевая спортивная группа. Неактуален стал и гастроном. Но, потом и эти качки исчезли.

В результате, этот клуб с таким вольным названием стал запираться на ключ. И пускать в себя посетителей только по сообщению в Ватсапе или Вайбере на телефоне. Где-то в его недрах появилась школьная доска на одной из больших стен. Стали чаще и чаще на ней писаться разные формулы. Лежали, как положено, мел и тряпка. Появились, откуда-то, еще и ряды откидывающихся стульев, как в старом кинотеатре. Естественно, был вымыт пол. А, вместо, кем-то разрисованных баннеров с бицепсами и мускулатурой на стены были наклеены обои. Откуда-то взялся старый чей-то компьютер десктоп. Кружки с чайником. Входные двери поменялись. И вывеска изменилась. На нейтральную, совсем – «Клуб Ромашка».

Он находился в очень удобном месте. В самой середине жилого массива. В двадцати метрах от него располагался оборудованный теннисный корт. На котором летом обитатели клуба «Вольнодумец–Ромашка» днями напролет коротали после работы время, устраивая между собой разные турниры с призами, типа кружка именная с фотографией победителя.

Зимой же заседания происходили все больше в помещении. Обсуждение находили разные темы. Часто обсуждались и те, которые были созвучны первоначальной вывеске. Но, со временем, и чтобы, дословно, «перестать месить пустопорожнее, потому что и так ясно все», решили политику в стране не трогать.

За бугром – пожалуйста. Байден – старый тормоз. Здоровается с воздухом. Клинтонша – постоянно чертей видит. То, куда могут, направятся США, зависит, в немалой степени и от нее. Из-за этого, политика Запада такая же рациональная и стабильная, как след струйки на песке, когда бык не выдержал и этот песок намочил.

В отношениях с Европой Америка рассудила, наверное, так: «Вот вам санкции для России, давайте мне все ваши деньги, я поехала дальше. Счастливо оставаться! Не вздумайте сдохнуть! Накажу!»

Многие в мире, разглядывая происходящее, лопают попкорн, охают и вздыхают, на каких-нибудь важных событиях, постоянно показывая, при этом, согнутым пальцем политикам у виска. А когда кто-нибудь начинает интересоваться их впечатлениями, то одни говорят: «Страшно, очень страшно! Если б мы знали, что это такое. Но, мы не знаем, что это такое!», а другие – «Ничего не поняли, но очень интересно!».

Люди умные, иногда приглядываясь и разглядывая действия и поступки власть предержащих, и события на планете, делают вывод, что нынешний мир – это огромный беспилотник, который летит куда-то, может быть, в тартарары, по заведенной в его память кем-то, но не людьми, программе. И предсказать ближайшее дальнейшее не берется никто.

Потому, что политики, их громадные деньги и паника таких индивидумов потерять эти свои сокровища не позволяют окружающему существовать в соответствии с естественными законами развития. Это, как, если бы,  шаман и его свита в племени в панике постоянно носились бы по их стойбищу и на конях перевозили и перепрятывали в разных норах и оврагах, хитростью отобранные у соплеменников костяные бусы и наконечники копий, в том числе.

Переименовать клуб с «Вольнодумца» в «Ромашку» предложила Наталья Павлова, когда стало понятно, что помещение, которое стараниями её мужа, начало принадлежать какому-то его хорошему знакомому. Само же название клуба - «Ромашка», вообще, ни о чем, никому не скажет, чем там занимаются. А если, вдруг, кому-то захочется что-нибудь повыяснять. Или у окон покрутиться, высматривая что-нибудь, то разглядят, всего лишь, школьную доску и компьютер.

Так-то ведь, никто же и не собирался в этом клубе разводить какой-нибудь криминал или запредельную политику. Просто, людям, которые занимаются наукой и не обижены Господом интеллектуально, необходимо иметь такое место, кроме, конечно же, своих квартир, где они, вполне, могли бы чувствовать себя более свободно, чем в лаборатории на работе. И всегда имели бы возможность обсудить какую-либо ученую задачу или мировую новость, или некую проблему неофициально. В кругу сотоварищей, так сказать. Что в нынешней жизни редкость. Это – Сотоварищи.

Павловы и Шанины бывали в клубе чаще всех и являлись, как бы лидерами или хозяевами. Они-то и устраивали теннисные соревнования летом на соседнем корте. Иногда, к ним по вечерам, да и можно сказать, достаточно часто заглядывали их друзья, биологи Ивашко Николай и Рогов Антон. Когда, со своими женами, когда –  без.

Здесь, бывало, приключались и многосерийные, так сказать, многодневные научные споры-обсуждения с постоянным рисованием мелом на доске, глобальным поиском нужной информации в интернете и постоянными ссылками на различных научных авторитетов.

Вот, в этом облагороженном полуподвальчике и была рожденной мысль, добиться возможного и невозможного, дабы поехать в Индию на форум и зачитать во всеуслышание этот, уже давно написанный и даже распечатанный, доклад, который Павлов потом читал в Нью-Дели. Ради его научного обоснования и составления, даже, на время были остановлены теннисные соревнования.

И еще одно событие явилось катализатором к изысканиям на эту же тему. Как-то раз, часто моросящей дождем осенью Олег, шел по городку ученых от остановки автобуса «Морской проспект» в сторону ДК «Академия». Шел по щебеночной дорожке, проложенной через лесок между двумя пятиэтажками. И хотя уже стемнело. Но, от окон домов все кругом было, так или иначе освещено. Товарищи ученые уже пришли с работы и в кухнях готовили себе ужин.

И тут, вдруг из-за левой хрущевки, чуть выше её крыши вылетел некий красный шар. «Кто-то запускает фейерверк, наверное!» – подумал Олег.

Пролетев, сколько-то над вершинами деревьев шар вместо того, чтобы либо потухнуть, если это праздничная ракета, или, на худой конец упасть на землю, просто, повис. Над дорожкой, прямо перед ученым. Который, по такому случаю, даже, остановился. «Падай» – подумал он, – «Я тебя пропускаю».

Но, ничего подобного не произошло. Шарик повисел немного, и, изменив свой цвет на цвет сварки, растянулся в линию вниз. Такое нечто поискрило в воздухе еще секунды три, потом опять стянулось снова в шар, по размеру, уже несколько меньший, чем первоначально. Снова, изменился его цвет. Опять на ярко-оранжевый и... поднявшись вверх, он быстро улетел и скрылся за крышей второй пятиэтажки. Так и не упав, как ожидалось, на землю.

«Нет. Вряд ли это фейерверк. Это, пожалуй, нечто очень странное» – немного удивившись, подумал Павлов, но ему ничего не оставалось другого, как продолжить путь по своим делам.

Этот момент, достаточно, глубоко запал Олегу в душу. Как раз, он-то, во многом, и стал двигателем всех его последующих изысканий с друзьями. Что, в конце концов, и привело к докладу на форуме в Индии.

***

Кортеж Генерального секретаря Коммунистической партии Китая, председателя Китайской Народной республики собирался отъезжать от здания Дома Народных собраний. Все уже расселись по предназначенным им машинам. Но, вся эта процессия так и не смогла тронуться после прозвучавшего внутреннего сигнала готовности. Первая машина почему-то никак не трогалась с места. Охрана не могла совладать с дверями.



Секьюрити пытался исправить положение, закрыл, но ему мешал стоящий снаружи парень, европеец, в серебристых джинсах и черной футболке, с выбритыми висками у вихрастой прически, который снова, потянув за ручку, приоткрыл ее. Так произошло три раза.

– Товарищ Лэй Ванг, что вы копаетесь? – в легком смятении из-за такой задержки, вскричал старший машины охраны.

– Ну, вы же видите, этот человек мне не даёт закрыть дверь! Откуда он, тут, вообще здесь взялся?! – в четвертый раз, хлопая дверцей авто, ответил возмущенный товарищ Лэй Ванг. И, быстро открыв кнопкой переднее стекло, заорал:

– Кто ты такой?! Исчезни быстро! Я тебя сейчас арестую! Пошел отсюда!

Товарищ Лэй Ванг, наверное, только что себе подписал увольнение из охраны, потому что, старший осмотрев весь плацдарм баталии, не увидел снаружи никого, на кого бы мог ссылаться охранник с первого сидения.

– Что вы говорите?! Вы сумасшедший?! – громко закричал старший охраны и стремглав вылетел с заднего сидения машины к передней двери. Но, и ему предстояло увидеть интересную картину. На асфальте не было человека, но была тень, как будто он там стоял в этот момент.

Старший смачно выругался ругательством, которое напоминало, нечто, вроде: «Чтоб ты жил в эпоху перемен!» и, не став долго о чем-либо раздумывать, встал на то место, где тень на освещенном солнцем асфальте, начиналась с кроссовок. Ну, и с силой захлопнул переднюю дверцу. Тут же, молнией, он уселся на заднее сидение. И, наконец, первый автомобиль, а за ним и весь кортеж, начали двигаться вдоль огромного здания Дома Народных Собраний, выруливая, в результате, на одну из широких улиц Пекина.



***

Путешественники отдохнули от поездки и переделали все застопорившиеся из-за этого путешествия дела. Разобрались с детскими проблемами. И решив, наконец, все вопросы с отпусками у себя на работе, Павловы, созвонившись с друзьями, пригласили тех собраться в их излюбленном месте для неформальных встреч – клубе «Ромашка». Подвести, некоторые итоги, так сказать. И разобраться же, наконец, что же это такое волшебное они видели в Нью-Йорке. Там, в витрине бара на Малбери-стрит.

Но, сославшись на какие-то домашние дела, те видимо не горели особым желанием встречаться. Пришел, только, Ивашко Николай, биолог из института цитологии и генетики. Худощавый и долговязый парень, в очках, с копной вьющихся темных волос и, конечно же, со своими фирменными гутсульскими усами. Одевался он просто: джинсы с ремнем, кроссовки и клетчатая рубаха.

Остальные не пришли.

– Слушайте. Давайте же, повествуйте, скорей. Мне, жутко, интересно, – сказал тот, войдя и поздоровавшись с друзьями. И с явным удовольствием уселся в одно из доисторических кресел, которые он же, накануне, с кем-то еще позаимствовал, так сказать навсегда у своих знакомых, работников гостиницы «Золотая долина». Три более-менее, очень даже, приличных экземпляра.

– Откуда кресла? – поинтересовался Олег.

– Ольга Маслова отдала. Из гостиницы. Сказала: «забирай или я их выброшу». Ну, я забрал, – ответил Николай, и, опять, довольно улыбнувшись, достал пачку сигарет из нагрудного кармана.

– Гигант! – похвалил его Павлов и придвинул к нему пепельницу на столе. И, с небольшой усмешкой, добавил:

 – Вот оставь тебя одного...

Все улыбнулись. Кроме Натальи. Та сидела, как воробейчик, готовый вспорхнуть при малейшем звуке. Да и, вообще, с неё куда-то испарилась веселость и её фирменные подколы, типа, точно в цель.

– Что такое ты с супругой сделал? – подметил это Николай, обратившись к Олегу. И, потом, добавил, обращаясь уже Наталье:

 – Отдыхал за Бугром, похоже, только он. Ты – пахала. Вид у тебя, уж больно, озабоченный какой-то.

– Ой, Коля! Наша страна – это, все-таки, наша страна. Здесь, хоть в Москву направься, хоть во Владик. – ты все равно дома. Туда же…? Короче, заграница, одно слово. Так-то, вроде, ничего... Олег, слушай! Открой форточку. Я тоже закурю, – сказала она, доставая из сумочки свои сигареты, и продолжила:

 – Неуютно и неспокойно там. Это нам еще повезло. Мы, с нынешней русофобией, почти совсем, не столкнулись. Чудо. Мы же, как планировали, съездить только в Индию, в Дели. «Оттарабанить», так сказать, этот доклад, ну, а остальное время потратить уже на себя. Индию посмотреть. Я, побывав там, тебе, теперь, с уверенностью могу заявить. В этой стране есть куда пойти и на что поглядеть. Там всяких достопримечательностей – на каждом углу.

Она зажгла зажигалкой сигарету и затянулась.

– А тут, журналисты американские нас начали соблазнять поехать с ними в Америку. За их счет. За их счет, понимаешь? Это язвенники и трезвенники... – пояснил вместо неё Олег.

– Да, смазливая журналистка, американочка его поманила, так он и волю потерял, – продолжила Наталья.

– Да-ну! Неправда ваша. На такую халяву среагировали все. – слегка насупился Павлов. – Шанины сидели у нас в номере, потом в ресторане. И вся братия, и ты, в том числе, проголосовали за поездку. Ты что это?

Она не ответила ничего. Зато Николай, которому очень хотелось, чтобы еще, что-нибудь, рассказали, напомнил:

– Ну, а доклад-то как встретили? Я в интернете прочитал, что вроде как не очень поняли, что там и о чем. Не очень приняли.

– Да, они приняли и поняли там все всё, как надо. Только, ты вспомни. И Валерка, сколько такое говорил. Не в коня овёс им эта тема. Тонкая она для них слишком. По их головам можно ломом бить. Все равно, тебе скажут: «О, снежинки на голову падают. Как красиво!». На заседании на этом наши же или, может быть, хохлы с евреями все орали на русском: «Что ты нам тут поповщину разводишь?! Долой!» Ну, допустим, это публика досужая. Ладно на нее. А, вот посерьезней люди, сразу сообразили. Я по их лицам видел. – объяснил Олег.

– Это ты журналистов посерьезнее публикой называешь? Разыскали нас, собрались интервью у Олега для своего журнала брать, а фотограф батарейку для фотоаппарата забыл зарядить. Фирма. Да? Сидел, с тупым лицом все время вертел её между пальцев. – вставила супруга.

– Просто, это фотограф такой. А задумка у них была серьезная. У американского профессора дома, среди его шкафов с книгами, за старинным круглым столом, при приглушенном свете... – обрисовывал ситуацию Олег.

– Она усаживается тебе на колени. Вы открываете бутылочку вина… – с усмешкой продолжила Наталья, изобразив рукой поднимание бокала.

– Кто про что, а лысый – про расческу! – внимательно посмотрев на супругу, сказал Олег. – Будет тебе и белка, будет и свисток.

– Да, ничего мне от тебя не надо. Ты мне, просто, покоя дай. Наелась я тебя. «Павлов тут. Павлов – там. Мистер Павлов. Мусьё Павлов». А мне же что остается? «Коробочку» свою закрой и в пепелаце сиди. – с каким-то давно же хранимым, видимо, недовольством сказала супруга.

– Слушайте! Лучше, давайте, колитесь! Что там с вами такое произошло? – поддавил на них Коля. – А то, я, все-таки, вижу: Наталью там или подменили. Или напугали. Но, это какой-то уже другой человек.

– Ладно. Обсуждайте. Я не хочу об этом слышать. – затушив недокуренную сигарету, Наталья поднялась и стала собираться. – Мне еще детей к завтраму надо подготовить. Да, и вставать рано. Павлов, ключ от дома при тебе?

– Да, – ответил тот.

– Пока, Николай, – попрощалась супруга Олега. – Не развешивай слишком свои уши на плетень его рассказа.

Мужчины улыбнулись. А она вышла из комнаты. И, потом, из клуба.

– Пойду, закрою за ней. Ставь-ка воду. – Олег, тоже, поднялся и пошел закрывать за супругой входную дверь.

Николай, в это время, наполнил и включил чайник.

Павлов вернулся.

– Слушай! У неё - это контузия. Не иначе, – сказал ему Коля, имея в виду состояние Натальи. – Что же там такое с вами приключилось? Колись, давай!

– Да, ничего, вроде бы особенного. Хотя, видишь – кому как. Короче, просто, обычная паранормальщина. – с  некоторой усмешкой, продолжил Олег. И начал рассказывать:

– Короче, болтались, болтались по Нью-Йорку: «Пойдем туда. Пойдем сюда». Зарулили на одной из улиц в бар, съели по сандвичу, запили колой. Ни грамма спиртного. Ни я, ни Шанин, ни, тем более, дамы. Все. Выходим, значит. Стоим, балаболим. Тут Валерка меня за руку трясет. «Смотри!», говорит. И показывает в витрину. В стекло. А там баба. В черной футболке, серых джинсах, белых кроссовках. Мелкие белые косички и виски, главное, выбриты на полтора-два сантиметра. Нет их. Висков.

– Да и, баба, как баба. Девчонка молодая. А он мне на дорогу показывает, где она должна была стоять, чтобы в отражение в витрине попасть. А там? На дороге. Её нет. Ну, нет! Парнишка какой-то идет, а её нет.

– У меня, конечно, ступор небольшой был. Как так? Я же – физик. Что за дела? Я снова в витрину смотрю – стоит. И не на нас смотрит. Левее куда-то. Парнишка тоже был. Уходил куда-то. Я, опять, глянул на дорогу, нет ее! И от девок же ничего не спрячешь. Два их дурня молча, стоят и головами вертят. И они тоже её разглядели. И, как только, увидели, точнее, поняли, что на дороге-то её нет, а в отражении есть, вот тут и началось. Одна за сердце схватилась, с другой истерика. И, сам видишь, по-моему, до сих пор остаточные явления сохраняются. Короче, исчезла она, в конце концов, и из витрины. Ис-па-ри-лась.

– Так, это я Наталье еще не рассказал, да и не скажу, наверное, вообще, что эту же подругу я видел потом еще раз. Уже, в аэропорту. Когда мы в самолете уже сидели. Через иллюминатор. Смотрю, а она в здании стоит. В стекле большом. С ней там, рядом еще люди находятся. Не одна. И на меня, а может, на самолет, просто, стоит и смотрит. Но, мы быстро проехали. Я не знаю, что там с ней дальше было.

Чайник вскипел и сам выключился. Олег достал из коробки и закинул по пакетику заварки в каждую кружку. И залил кипятком.

Они помолчали. Стало слышно, как за окном два, каких-то, пацаненка что-то делили между собой.

– Ты рассказал, прям-таки, веселую историю. – задумчиво и серьезно произнес Николай, положив в свою чашку сахар три ложки. Помешал и продолжил:

– Ну, во-первых, давай, стандартное: если бы не ты мне это рассказал, ни за что бы, ни поверил бы. Но, ведь, и остальные же видели. А второе. Хм. Мы же с тобой здравые люди. Значит, возьмем за основу, что это факт. Никак не укладывающийся ни в физику, ни в биологию. И не пойму, как это получается, с точки зрения оптики, этой части физики: допустим, этот объект отражает солнечные лучи в полном объеме, но... Но. Но, вам глаза, людям, так сказать, напрямую эти лучи, почему-то, не попадают. А через отражение в стекле витрины, все же, попадают. Этакая избирательность. Что за технология? Вы, кстати, не заметили, а тень-то эта канитель отбрасывала?

– Знаешь, вот, вообще, не пришло в голову заметить это. Может и отбрасывала. Надо у Шаниных спросить. Я, лично, не заметил. Не разглядел. По-моему, вроде, была тень, – почесывая голову на затылке, ответил Олег.

– И сфотографировать на телефон, тоже не догадались. – улыбнувшись своей фирменной усатой и белозубой улыбкой и отхлебывая из кружки чай, проговорил Коля.

– Да я ж тебе говорю! Одна – за сердце, другая – в истерику. А тут накануне, еще и профессор умер, – оправдывался Олег.

– Что за профессор? – поинтересовался Николай.

– Да, эти. Журналисты у него в доме собрались записывать мой диспут с ним по теме. Договорились на завтра, а сегодня вечером он умирает. А после этого на следующий день, вдруг, мы видим, я уже рассказал, что. Короче, я один сходил к журналистам к ним в студию, поболтали, а вечером – мы уже за билетами. Ну, и вот. Мы тут. И ты видишь, какая она, в результате, – подытожил Олег.

– Меня, блин, с вами не было, – сказал Николай.

– С одной стороны, да. Было бы хорошо, если бы ты был с нами. А с другой: ну и что? Все было бы тоже самое, – ответил ему Павлов, допивая чай.

Они, опять, помолчали.

– И что? Какие планы, теперь? – поинтересовался Коля.

– Да, никаких. Будем, потихоньку, разбираться, чего же этой девице от нас нужно было? Может, конечно, и не от нас. Она же смотрела куда-то. Не совсем в нашу сторону. Хотя, опять же. Я, ведь, её потом видел в аэропорту. Кого она, интересно, провожала? Нет. Значит, все-таки, от нас. – попытался объяснить Олег. Потом, подумал и добавил: – Видишь меня. Тоже ушибленного пустым мешком по голове. Я – как и она. Никак, толком, не могу прийти в себя. Отдохнуть, как-то, надо. От такого отдыха. В работу надо окунуться. Ладно. Ну, что расходимся?

– Давайте. Отдыхайте. – согласился, ухмыльнувшись, Николай, поднимаясь с кресла и споласкивая кружку в умывальнике в закутке. – Интереснейший факт ты мне, все-таки, рассказал. Пойду думать.

– Хорошо. Созвонимся. – сказал Олег. Они, попрощавшись, пожали друг другу руки, вышли из клуба и, закрыв на ключ входную дверь, разошлись.



***

Старший первой машины охраны кортежа генерального секретаря Компартии Китая и его помощник, который сидел в момент инцидента с задержкой в машине на переднем правом сидении, товарищ Лей Ванг, были вызваны в кабинет начальника специальной службы по обеспечению безопасности первых лиц.

Немного нервничая, они сидели в его кабинете и слушали его:

– Случился, мы знаем, досадный эпизод. Задержка кортежа первого лица! По вашей вине.

Он помолчал.

– И вы были бы наказаны. Но, из ваших докладных, а особенно из вашей, товарищ Ванг, я понял, что причиной такой нерасторопности стало некое постороннее гражданское лицо, неизвестно как проникшее на территорию, да еще и подобравшееся к первой машине кортежа. То есть, к вам. Что же делал этот нарушитель? Вы – Ванг. – и начальник указал рукой на него, чтобы он продолжал.

– Да. Совершенно верно. Это был европеец, не китаец. Я, значит, захлопываю свою дверь. Он открывает. Я её снова захлопываю. Короче. И так три раза, пока товарищ старший машины не выскочил и не разобрался с ним. – пояснил Лей Ванг.

– Вы, – он указал рукой на старшего.

– Я не знаю, какую чушь товарищ Ванг несет, но перед его дверью никого не было. Я никакого человека не видел. Мне пришлось, в конце концов, выскочить и навести порядок. Я хорошенько хлопнул дверцей. Вернулся в машину. После чего мы все поехали, – громко и эмоционально пояснил старший машины.

– Это неправда…! – вскричал со своего места товарищ Лей Ванг.

Начальник охраны сделал ему запрещающий жест.

– Да, он полоумный! – тоже не сдержавшись, и показывая на Ванга, повысил голос начальник первой машины.

– Тихо, я сказал! – строго крикнул на обоих старший.

Увидев, что они присмирели, он продолжил:

– Товарищ старший первой машины, доложите. Не показалось ли вам, когда вы выскочили закрывать дверь, что-нибудь странным?

И указал на него рукой.

Тот насупился. Если он расскажет начальнику, что он видел тень человека без самого человека, то его карьере придет полный конец. Ведь, первое же лицо проезжает. Какие тут могут быть тени? Или что-нибудь подобное. Нонсенс. И он внимательно посмотрел на начальника охраны первых лиц.

– Хорошо. Я могу вам немного помочь. У нас есть запись с камеры наблюдения.– слегка улыбнувшись, пояснил тот и, подойдя к компьютеру развернул к ним пока еще выключенный монитор.

– Да. Да. Конечно же, я заметил. Заметил. И это маленько выгораживает товарища Лей Ванг. Я повторюсь. Из салона автомобиля я не видел никого. Но, когда же выскочил закрывать дверь, то наблюдал странную вещь, которая не встречалась мне никогда в жизни. Перед авто была тень от солнца, как если бы там стоял человек. Но, там никого не было. Клянусь. Тень была. А от кого она была – того не было. Но, мне некогда было раздумывать. Я наступил на неё и занялся дверью. – объяснил свои действия тот.

Повисла небольшая тишина. Пока включался монитор и мышкой начальник охраны запускал нужный файл.

– Как вот здесь? – поинтересовался он, когда все на экране увидели, как стремительный начальник первой машины выскакивает с заднего сидения и замешкав всего лишь пол секунды, топчась по тени без человека, с силой захлопывает переднюю дверь. В открытое же окно автомобиля видно возмущенно-удивленное лицо товарища Лей Ванг. Переднее стекло снова было поднято, и кортеж мягко двинулся.

– Да. Все было так. – пояснил начальник первой машины охраны, оглядываясь на ерзающего товарища Ванг.

– Что-то не так? – поинтересовался старший, разворачивая монитор обратно и рукой показывая на беспокойного.

– Как что? Все не так! Я захлопнул дверь. Она открылась. Я снова закрываю. Смотрю, может ремень или что-то, такое попало. Она снова открывается. Я оборачиваюсь и гляжу в окно – там этот стоит. Я, опять, с силой захлопываю, еще не осознав, что его, этого нарушителя, там быть не должно. Когда, все-таки, осознал, тут я понял, что могу его арестовать. Но, это еще больше задержит отправку. Тогда, я стал, угрожая, отгонять его. Но, он снова, протянув руку, дверь открыл. Тут вмешался товарищ старший первой машины. Вот так было! – тоже эмоционально оправдывался товарищ Лей Ванг.

– Но, ваш командир утверждает, что видел только тень от этого человека. Самого – не видел. – начальник безопасности первых лиц, сказав это, сам подумал: «А не чушь ли я несусветную несу тоже?». И с укоризной посмотрел на монитор компьютера.

– Ой! Слушайте! Ну, я уже ничего не знаю! Я говорю, как было. Я же не полный идиот. – эмоционально потрясая руками с мимикой на лице, оправдывался товарищ Ванг.

– Похоже, мы все несколько смахиваем на сумасшедших, – в сердцах, тихо проговорил начальник безопасности первых лиц, выключая монитор.

– Хорошо. Еще раз напишите все на бумаге, но только уже с новыми подробностями, и можете продолжать работать. Свободны, – уже громко сказал им он и показал рукой на дверь.

***

Количество беженцев, с 2015 года переселящихся на европейский континент имело стабильное и положительное значение. К прибывающим из стран Африки и Ближнего востока, спасающимся от голода и войн, добавились и те, кто на время или на постоянную покидал воюющую Украину. Часть, из которых приняла к себе Россия. Но большая же часть мигрировала в страны Европы.

Украинцы уезжали по суху. Беженцы же с южных частей света часто отваживались на совершенно неподходящих для такого путешествия лодках пересекать Средиземное море с надеждой причалить со своей семьей и детьми к берегу стабильной и сытой Европы. Можно понять, какое отчаяние их толкало на такой смертельный шаг. Многие лодки переворачивались. Люди гибли.

Но, поток переселенцев не ослабевал. Члены Европейского содружества не раз и не два собирали комиссии и совещания по этому поводу. Разные страны по-разному интегрировали в себя прибывающих. Чей-то опыт был лучше. Кто-то вообще закрывал для таких свои границы. Совещания происходили. Комиссии следили, чтобы деньги выделялись. Беженцы прибывали. Проблема не исчезала.

 Месье Фарид Блакард, работающий чиновником в одной из таких комиссий, немного тяготел к России и её способам решения подобных мировых проблем. И очень уважал министра иностранных дел этой огромной страны. Но, не мог даже в собственном туалете пикнуть хоть слово на эту тему.

Это государство, Россия, преемник Советского Союза, отказавшееся снять с себя последние штаны и варежки, которыми оно спасалось от лютых сибирских морозов, и отдать все свое Соединенным Штатам, стала для последних государством-врагом. Т.е. если ты на вопрос бандита с ножом в темном переулке: «Отдавай мне все свои деньги и снимай одежду!», просто, расконопатил ему всю физиономию, то теперь жди. Вся шобла из неблагополучного района будет за тобой гоняться. Такая вот философия нынешней жизни.

Из Европы это противостояние воспринималось, как некое, глупое, но требующее денег, которые, потом, просто, исчезали в коррумпированных недрах политико-военной «черной дыры», занятие. А, ведь, эти деньги могли бы пойти на помощь беженцам и переселенцам. Ан-нет. Нынешний мир отдан на растерзание политикам, которые, судя по их речам и действиям богатые, но тупые, как пробки.

Так и считал месье Фрид Блакард, уроженец Франции, но в прошлом имевший предков с того же самого Ближнего Востока, для которого он сейчас, своим небольшим трудом, и помогал переселенцам оттуда бежать от нужды и глупых, но, кровавых войн за обладание костяными бусами вождя племени и его женой.

Поэтому, он и тяготел к России и к здравомыслию её министра иностранных дел. Из-за этого он и выполнял, молча, иногда, достаточно сомнительные просьбы, одного из своих знакомых, с которым когда-то работал.

Вот и вчера, тот пришел с портфельчиком к нему домой и попросил об услуге: положить завтра в обед некий сверток рядом с человеком, сидящим на второй лавочке от центральной аллеи в одном из парков Брюсселя. И описал ему, в чем тот будет одет. «Опять эта незатейливая просьба» – усмехнулся француз в усы, но не отказал. Сверток перекочевал ему в большой пакет. Гость ушел.

Француз один жил уже давно. С тех самых пор, как лет десять уже назад похоронил свою супругу. И обедал, иногда, на своем рабочем месте. Тем, что готовил себе сам.

Ему было 59 лет. Но, он считал почему-то, что жизнь свою он уже давно прожил. И, что пора уже позаботиться о совести. Поэтому, засыпал он с легким сердцем и кошмары ему не снились.

Отработав первую половину дня и наскоро перекусив бутербродом с кофе, которые сделал себе сам накануне, месье Блакард вышел из офиса и отправился в назначенное место.

Он знал город хорошо, поэтому не плутал и быстро вышел на нужную аллею в парке. Посетителей было не много. Какие-то дети резвились возле мамаши. Садовники в спецовках или, какие другие, парковые служащие с тележками что-то делали на траве возле деревьев.

Француз заприметил нужную лавочку и увидел, как к ней со стороны центральной аллеи подходил человек, описание которого он слышал вчера. Нужно было сесть к нему рядом, не здороваясь, так, чтобы пакет со свертком находился бы между ними. Посидеть так минут пять. Потом подняться и уйти. Но, уже без груза. Все. Он уже проделывал такое. Не часто, конечно. Хотя, и не первый раз.

Время обеда нужно было экономить. И он направился к лавочке, на которую нужный человек уже уселся, достаточно быстрым шагом.

Но тому, что месье Блакард намеревался проделать, не суждено было сбыться. Внезапно сзади ему кто-то подставил подножку. Причем так, что в препятствие уперлись не одна, а обе ноги. И ему ничего не оставалось сделать, как, просто, упасть и растянуться на асфальте, вытянув вперед обе руки. Он инстинктивно повернул голову и увидел сзади сбоку, только, кучу белых косичек и выбритые виски какой-то девушки. Которая с мягкой улыбкой смотрела на него сверху вниз и… почему-то через неё тускло просвечивало небо. Жуткая боль пронзила правую руку. Намного более сильно, чем боль от коленки, которую он тоже ударил.

Месье Блакард, машинально состроил гримасу боли и вскрикнув, посмотрел на ладонь, попутно, начиная пытаться встать. Валявшееся на асфальте от разбитой когда-то бутылки стекло, разрезав кожу, застряло в окровавленной ране. Он поднялся, придерживая её другой рукой, и стал оборачиваться вокруг, пытаясь найти эту девицу. Но её не оказалось. Ни вблизи, ни вдали.

В удивлении у него поднялись в брови. Женщина и дети, которых он, только что, прошел мимо по-прежнему находились там же, где он их и видел. На скамеечке. Но, обидчицы не было.

И еще, вертясь на месте, он заметил, как к человеку, к которому он направлялся, и сидевшему на той самой нужной лавочке, быстро подошли работники парка, Почему-то заставили подняться и скорым шагом повели куда-то по центральной аллее.

А на Блакарда же обратила внимание только женщина с ребятишками. Больше никто.

– «Вот, дела!» – подумал месье, быстро переключившись на стекло в ране. Пытаясь его достать, и зажимая поднятый пакет со свертком левым локтем, он крутил головой и все думал об исчезнувшей девице. Потом, перемотав носовым платком руку, и мысленно благодаря свою обидчицу, месье Фрид Блакард медленно побрел назад в офис.

***

Стая бродячих собак, скорее всего, самцов всевозможного окраса и роста, плавно обтекая разные препятствия и не сильно разбирая пути, или это проезжая часть с сигналящими своре автомобилями, или это тротуар с киосками по краю, сосредоточенно следовала за самкой. Которая вела эту компанию, куда её глаза взглянут. Когда это началось и когда закончится, узнать не представлялось возможным. Да, и никому из прохожих это было не интересно. Все спешили по своим делам.

В народе, про подобное ходит анекдот: «Бегает такая стая, бегает. Самка во главе рослая, высокая. А в самом конце этой очереди пристроился, ну совсем уж, низкорослый самец. Бегали. Бегали. Тот, который второй с конца, высокий как самка, такой, оборачивается и, опуская морду вниз, спрашивает: «Ну, ладно. Я-то понятно, почему бегаю. Ну, а ты-то зачем?». А низкорослый ему и отвечает: «Да, люблю я эту суету!»

Короче, так бы продолжалось, может быть, и день или два. Но, за одним из киосков, стая, вдруг начала раздваиваться. Часть собак отделилась и набросилась с гавканьем на маленького котенка.

Тот спрятал свою попу с хвостом в какую-то ямку между землей и строением. А передняя часть с головой никак уже туда не помещалась. Собаки же в какой-то дурнине стали стараться цапнуть его своими клыкастыми пастями. Но, он, немного привставая, своей маленькой когтистой лапой отбивался от них, как мог. А мог он так не долго. Голодный и слабый, он махал лапками и шипел на обидчиков.

Собаки не унимались, то одна подлезет, то другая. И, неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы один из самых рьяных самцов, вдруг не заскулил, что есть мочи, на всю улицу и не начал хватать и пытаться укусить себя за заднюю лапу. Ответвившийся кусок стаи, окруживший киоск, и подбитый самец тоже, бросились в рассыпную, куда подальше. Котенок же, еще не понявший, что ж такое произошло, продолжал стоять на задних лапках, щуриться и шипеть.

Через какое-то время, он остановился и повертел головой. И увидел человека рядом, улыбающегося ему и внимательно смотревшего на него зелеными зрачками глаз. Прозрачную тетю с выбритыми висками, которая перед этим сильно пнула каких-то собак из стаи. Он тряхнул мордочкой, еще раз посмотрел ей в глаза, потом, опустился на четыре лапки и спешно, почти ползком, улизнул под киоск в дыру от подсунутого под строение бревна.

***

В России в Кремле, ни где-нибудь, произошло уж совсем экстраординарное событие. А в чем его суть?

А в том, что все люди, которые, так или иначе, могут появиться на его территории, и уж тем более, в одном из зданий, где происходит ежеминутная и непрерывная, размеренная работа по управлению огромной страной, учтены, переписаны, имеют пропуска или разные электронные карты. Система камер с распознаванием лиц и их идентификацией работала круглосуточно, как швейцарские часики. Ходили шутки, что и мыши на территории Кремля имеют свои бейджики.

Так вот, в один из рабочих дней, такая система, где-то в первой половине дня вдруг бесшумно подняла тревогу, указывая на мониторе красным прямоугольником на некую неучтенную и неизвестную системе персону. Которая неизвестно как, пройдя до этого все препоны, оказалось в одном из освещенных коридоров центрального здания. И, теперь, неторопливо шла и разглядывала таблички на кабинетах.

Это был парень, одетый скорее для посещения концерта, чем госучреждения. Серебристые джинсы с ремнем, белые кроссовки на небольшой подошве. Черная футболка. Что само по себе было уже нарушением рабочего протокола. Вихрастая высокая прическа и выбритые виски. Он запечатлелся на нескольких камерах. И перемещаясь, пропадал с одной и появлялся на другой.

Охрана сработала быстро. Но, прибыть в три секунды у них, конечно же, не получалось. На камерах было видно, как возле парня, вскоре, появился секьюрити в гражданском костюме и с рацией.

В эфире послышались их переговоры:

– «Стенд», я на месте. Где он? – спросил мужской голос.

– Что значит «где»? Ты, что его не видишь, что ли?! – послышался удивленный женский. – Он идет перед тобой! А, где семнадцатый?

Послышалось какое-то крепкое выражение, не предназначенное для эфира. По камере было видно, как через минуту к тому подбежало еще трое других. И стали расходиться в разные стороны.

– «Стенд», я четвертый. Мы все в сборе. Объект, не наблюдаю. Устанавливаем оцепление. – ответил уже другой подоспевший секьюрити.

Рация помолчала на минуту. Потом, снова, ожила:

– Чушь какая-то! Влево, пять шагов от тебя. Повернись. Он уходит. – поворчав, потребовала она.

«Четвертый» повернулся и выполнил эти требования с лихвой, сделав, даже, десять шагов. Теперь уже рация, снова, надолго затихла.

– «Стенд», объект не наблюдаю. Никого кроме нас нет. Прием. – остановившись, он доложил центральной.

– Четвертый, это дурдом какой-то! Что-то с камерой, наверное? Ты прошел сквозь него! Сейчас он идет дальше по коридору к тебе и... начинает исчезать! Он исчезает! Растворяется! Все! Его нет! Вы одни, – надрывалась рация.

– Это не дурдом, это Кремль. Поосторожней в эфире, – ответил охранник, который стоял в середине, как вкопанный и добавил: – Говори же, в конце концов, что делать?

Женский голос в эфире сменился на мужской, который по-командирски сказал:

– Отставить балаган! Действуйте по двенадцатому пункту. Сейчас придут.

Охранники задвигались и начали что-то искать по всему ими оцепленному пространству просторного коридора.

В кабинете зам. начальника по оперативной работе службы охраны Кремля раздался звонок.

– Да. Григоров, – перестав писать и подняв трубку обычного телефона, сказал седовласый генерал-майор. – Понял. Пусть ко мне Станишин зайдет. Сейчас же! Держите меня и его в курсе.

Он встал из-за своего стола, немного прошелся и посмотрел на портрет президента.

– Никогда такого не было, и вот опять, – еле слышно проговорил он, ставшие мемом в интернете слова, которые приписывают очень интересному человеку, бывшему, когда-то, премьер-министром страны.

В кабинет влетел.… Не вошел, а именно, влетел капитан Станишин.

– Товарищ генерал-майор...! – запыхавшись, проговорил он.

– Докладывай. – скомандовал начальник. – Кто у вас там и где растворился? Что за шутки?

– Никакие это не шутки, товарищ генерал-майор! – проговорил Станишин, усаживаясь на крайний стул. – На «Стенде» сейчас Федотову водкой отпаивают.

– Слава, давай без званий. Докладывай! Не томи! – и он с силой ударил кулаком по столу.

– Хорошо, Анатолий Степанович. Короче, срабатывает «Стрела» по человеку в 1–б корпусе в коридоре. Прям, посреди. Почему раньше она не сработала – не понятно. Все, как положено. Неопознанный на камерах. Наряд побежал на задержание. Только вот, незадача. Валентина видит на экране объект, а наряд, Щипачев немного позже прибыл туда, никого не наблюдает. И никто, из группы объект не видит. Нет нарушителя!

Он вытер губы рукой и продолжил:

– А на камерах он есть. Федотова в шоке от докладов по связи. Она, начала направлять Щипачева. А тот в порыве взял, да и прошел объект насквозь! Ну как, то есть? Да. Прямо насквозь. Запись есть. Я прибежал на «Стенд». Смотрю картину на экране. А пацан, или парень этот возьми, да и начни медленно исчезать. Да, не смейтесь вы, Анатолий Степанович! – рассказывая, капитан, даже, не сразу заметил, что генерал начал мелко трястись от смеха.

И рукой показал капитану, чтобы тот продолжал.

– Он сделал еще три шага и полностью исчез. Я перенацелил наряд действовать по двенадцатому пункту. Доклад окончил, – неуверенно проговорил Станишин.

– И вы, конечно, никого не взяли, – генерал, согнувшись над столом, давился смехом в кулак, прижатый к усам. Капитан же молча, сидел и смотрел на него. Прошла минута.

Просмеявшись, зам. начальника по оперативной работе охраны Кремля, генерал-майор Григоров встал и прошел, обойдя свой стол, к стульям и к капитану.

– Я чего смеюсь-то! Ой, уморил ты меня! Ты со стороны на себя посмотри, какую муйню ты сейчас мне наговорил, – вытирая слезу, сказал он. – Я, просто, в московском цирке прикинул твой доклад. Там он – самое то, смотрелся бы. И Вальку-то, зачем водкой отпаивать? О-ой! Ну, да. У нас же Кремль. Такое – в порядке вещей. И пора уже привыкнуть: «Кио сделал еще три шага, отдал честь портрету президента и исчез на глазах у восхищенной публики. Аплодисменты. Занавес»

Генерал опять стал смеяться.

– У нас же Кремль, Станишин! Не цирк. – давясь в кулак, проговорил генерал, все-таки, начиная потихоньку успокаиваться. – Таких докладов здесь, в этом здании не было со времен Царя-гороха.

Капитан сидел, молча, не понимая, что сказать.

– Ну, значит, был уже один раз? – робко вставил он, и сам немного развеселившись.

– Не привязывайся к словам. Отставить балаган. – успокоившись, генерал вернулся за свой стол. – Давай сюда запись. Посмотрим. Кого вы там профукали?

Станишин набрал номер и сказал:

– Федотова! Нарезали записанное? На флешку скинули? Давай, отправь кого-нибудь сюда, пусть принесут.

– Да-а! – протянул генерал Григоров, растирая ладонью коленку.

Капитан молчал. Он проникся беспокойством начальника. Это же нужно докладывать, теперь выше, а может и еще выше. А докладывать-то нечего, по сути. Нарушитель был. Нарушитель зафиксирован на камерах. Нарушитель не пойман, потому что...

Типа: как вы объясните, что система вам выявила объект, не имеющий права находиться, там, где он был зафиксирован. Но, вы не задержали нарушившего? Вы утверждаете, что он прозрачный. Не задержали, потому что, якобы, ухватиться не за что? Молодцы! Прекратите превращать Кремль в Цирк-шапито! Вы отстраняетесь... Нет. Вы, генерал, уволены.

В кабинет постучал и вошел охранник, который принес флешку с записью.

– Разрешите войти! – отрапортовал тот. – Флешка, товарищ генерал-майор.

– Да. Давайте, – сказал Григоров, выходя ему на встречу.

Он взял у секьюрити устройство и пошел в комнатушку при его кабинете, где стоял компьютер.

Вставив в него устройство памяти, и запустив единственный на нем файл, генерал позвал капитана:

– Станишин, иди сюда.

И они уселись там, на стулья смотреть.

На экране монитора появился медленно идущий по коридору молодой человек описанной уже внешности и смотрел на табличку с названием кабинета на двери. Появился охранник с рацией в руках и застыл в нерешительности. Он, явно, не видел парня, который уже проследовал немного дальше по коридору.

Появились еще трое из охраны. Остановились и стали мяться на месте. Внезапно, один из них встрепенулся, повернулся к парню и начал делать какие-то неуверенные, но широкие шаги, догоняя его. И, не сбавляя темпа, он, вскоре, прошел нарушителя насквозь, оказавшись уже впереди того. И остановился, шевеля рацией перед своим ртом. Парень же, продолжая движение и становясь все более и более прозрачным, в конце концов, исчез, как только снова прошел охранника.

Генерал завертелся на своем стуле, как уж на сковородке и, остановив просмотр записи, удивленно посмотрел на капитана.

– Нет, ты понял?! А?! – громко сказал он, вставая. – Ты понял?! Медь твою! Это что же такое происходит!?

– Скопируй-ка мне на компьютер, – скомандовал он капитану. – Хотя, нет. Оставь-ка мне флешку. Себе другую возьмете.

Он выдернул устройство памяти из компьютера. И распевая на неизвестный мотив слова: «Дурка отдыхает! Дурка отдыхает!», стал прибирать её к себе в стол.

А, уже обращаясь к капитану, сказал:

– Все! Свободен. Действуйте по распорядку. Технарей пропускать. Пусть все там измеряют, анализируют. Я пошел докладывать. Здесь, похоже, другие люди, нужны. Специалисты.

Капитан сказал «Есть!» и покинул кабинет.

***

В западной прессе, среди моря стонущих о русской агрессии на Украине, и о последствиях от наложенных со стороны Европы и Америки санкций на Россию, то тут, то там стали появляться любопытные статейки с заголовками, типа: «Спецслужбы проиграли бой инопланетянам!», «Война миров началась. Мы – отступаем!», «Русские применили свое супероружие!».

Как просачивается информация в прессу? Может, продается, может, воруется? Но, часть сведений о Тенях, пусть в исковерканном виде, все-таки, просочилась в медийное пространство. Эти материалы в интернете, конечно, не сделали никакой погоды. Все это, так или иначе, было расценено, просто, как газетная утка для заработка. Но, такой факт, все-таки, был. И инфа пошла в народ, как говорится.

Если, пресса могла, нести со своих страниц что попало. И выглядело это не серьезно. То, американский специальный контингент отнесся к произошедшему очень внимательно. Шутка ли? Неизвестно что, неизвестно чем торпедировало операцию американской разведки с русской группой Павлова. А, когда фото с вихрастым парнем, присутствующем на многих собраниях высших органов власти в разных странах пошло в среду, так сказать, то многие из начальства начали череду бесконечных и секретных собраний и совещаний по этому поводу.

Некоторые уже стали шутить, что эти сборища проводятся только для того, чтобы фея с выбритыми висками прилетела и по-позировала им, клюнув на их сборища, как на живца. На их бестолковое и непредставительное собрание или конференцию, обвешанное камерами наблюдения и всевозможными датчиками. И которое, конечно же, ничего серьезного и кардинального решить не могло.

В российских специальных подразделениях какой-нибудь генерал просто рявкнул бы: «Отставить балаган!». А, в западных же таких слов не нашлось, кому сказать. Наверное, демократия не позволила это сделать.

Но, ни фея не прилетала, ни её муж. Так уже окрестили эту разнополую пару не понятно кого.

И начали с ними бороться. Есть чьё-то крылатое выражение: «Сон разума рождает чудовищ!». Вот и здесь, понимая, что кроме как пустыми собраниями с камерами и датчиками, они противостоять теням не могут. И нет никакой возможности арестовать их и упечь в какой-нибудь глухой подземный карцер, так как, ухватить их не за что. То, в головах начали бродить такие невообразимые, а-ля, голливудские сценарии, что просто ходи по пятам за начальником, записывай в блокнот, что он выдает на поверхность, потом пиши сценарий, ставь фильм и… ты – в шоколаде.

Доложить такие опасения куда-нибудь наверх, это тоже самое, что записаться в роту дураков. Стать автором очередной русофобской глупости, типа русские, чтобы победить на Украине и поставить на колени весь Запад, выпустили свое тайное супероружие, прозрачных бурятов Зуна и Зрузуну. И те, сейчас, в поте лица, заворачивают пространство, чтобы стряхнуть в космос глобалистов и их тайное правительство. А так же, гомосексуалистов. Нетолерантные русские могли бы выпустить гомопару, Зуна1 и Зуна2. Но, они этого не сделали. Минус им в работе.

А, оставить реальные выводы при себе, и не давать им ход – это тоже может расцениваться, как предательство той страны, которой давал присягу.

Вот и начала вариться «кашка», кто в лес, кто – по дрова. Тем более, что там сам президент здоровается с воздухом. Так, не будем ему мешать. А, это? Это подождет.

***

Не лучше обстояли дела и в России. Событие в Кремле, добавилось к фактам проникновения в руководство специальных подразделений и обогатилось свежайшей информацией о подобных явлениях на Западе. На сей раз подполковник Заславский Николай Трофимович не позвал из соседней конторы никого. Чтобы народ был пооткровенней, все-таки.

– Приветствую всех, – поздоровался он, входя в кабинет-конференц-зал.

– Здравия желаем! Здравствуйте! – послышался нестройный ответ.

Он оглядел присутствующих и произнес:

– Работаем, народ, работаем. Майор Саблин, Андрей, давай, доложи, как обстоят дела с этими, нашими подопечными, из теста сделанными. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…

По нему было видно, что где-то он толи получил нахлобучку, толи серьезно пожурили. Настроение у него было игриво-нервное. Поэтому Саблин решил, что надо тут со всей серьезностью. Но, докладывать-то было, особенно, нечего.

Он начал:

– Наши специалисты обследовали оставленные следы. Искали и в последнем случае в Кремле, тоже. Вывод можно сделать такой. Это люди. Эти Тени. В отличие от инопланетян и других подобных, остаточные явления более явные, громкие, но очень сильно защищенные или спрятанные от нас, или от того, кто будет впоследствии исследовать. Но, и несколько, так скажем, дырявые. То есть, человеческое проглядывает. Сильно не спрячешь. Но, опять же. Национальную принадлежность выяснить не удалось. Реальное местонахождение тоже. С ним, вообще, засада. Все кругом закрыто, а, именно, это открыто. И, как будто, у теней территориального размещения нет. На Земле семь миллиардов населения. А эти два, как говориться, в уме. Семь миллиардов плюс два неаккредитованных.

– То есть, ты хочешь сказать, что адреса у них нет? – поинтересовался подполковник.

– Да. Назвать их адрес, или, даже так, страну их размещения мы не можем, – ответил майор.

– А кто может? – непонятно, кого спросил Заславский. – Где искать-то? Если это люди, а местожительства у них нет, то это бомжи. Трупы, что ли? На кладбище? Или в Раю? Пойми, Андрей, нам нужно за что-нибудь ухватиться. Без этого мы не можем с ними бороться. Это получится, все равно, что дым из выхлопной трубы зимой пытаться арестовать.

– А, я что сделаю? Мы делаем все, что можем. Если вы нам не доверяете, то наймите цыганку. Пусть она вам по картам Таро что-нибудь докладывает. Или по гуще кофейной, – отбрёхивался майор Саблин.

– Все. Охолонись. – одернул его подполковник. – Начальство требует ясности и действий. Точнее, мер по предупреждению. Это мы ему, похоже, вместо конкретики, гущу кофейную подсовываем.

– Ну, если вы так оцениваете нашу работу...? – начал было Саблин.

– Да, охолонись же! Я тебе уже сказал! – почти закричал подполковник Заславский. – Пойми. Эти, твои, бомжи, уже по Кремлю ходят, когда у них настроение есть.

Повисла тишина.

Нарушил её майор через минуту:

– Вот. У науки спрашивайте, чем их ловить и за что цеплять.

Подполковник Мехтин Александр Иванович заерзал на стуле.

– Да. Давайте и у науки спросим! Мехтин, объясни мне, дураку, как такое может быть? Если этот парень прислонился к стене, как на фото в американском докладе, значит он материальный, а мы утверждаем, что арестовать его не можем, потому что он, оказывается, нематериальный. Проекция чего-то на что-то. Что это за мир, в котором мы живем? Короче, наверное, кто-то врёт, или я не догоняю? – подполковник Заславский возбужденно переключился на другого собеседника.

– Наука вообще? Или наша наука? Военная. – глухим голосом начал говорит подполковник Мехтин Александр Иванович. – Гражданская наука в этом вопросе нам вообще помочь не в состоянии. Я уже говорил об этом. Наша же, военная наука говорит, что в качестве факта у нас есть поле для наблюдения и изучения. Природа этого рабочего пространства нам не известна. Законы, существующие для этого нашего поля приложения наших усилий – тоже. Мы сейчас делаем робкие шаги по построению методических рекомендаций и инструкций, как и что возможно для нас для проведения мероприятий. За последний год мы существенно продвинулись...

– Куда? – резко перебил его подполковник Заславский. – Куда вы продвинулись? Как этого хмыря, разгуливающего без разрешения по Кремлю, сделать материальным и арестовать? И допросить.

– Пока мы на этот вопрос ответить не можем. Мы работаем, – еще более глухо ответил Мехтин.

– Работаете, – проворчал Заславский. – Разгонят нас всех, скоро, с такой работой. С этим Павловым нужно поговорить, наверное. Ладно. Все. Свободны.

Совещание закончилось.

***

– Товарищ, Лей Ванг. Я – товарищ Чен. Сейчас вашей задачей будет помочь нам составить фоторобот того человека, который мешал вам закрыть дверь автомобиля. Вы согласны? – молодой китаец, неизвестного звания и должности, но в темно-сером костюме и такого же цвета, может, чуть темнее, ботинках, белой рубашке и в синем в полоску галстуке спросил у охранника на правом сидении первой машины охраны кортежа Генерального Секретаря Компартии Китая.

– Да. Да. Конечно, – согласился тот, несколько беспокойно ерзая в кресле. Он глядел на компьютер и на другую аппаратуру, мысленно проклиная того парня, из-за которого и разгорелся весь этот сыр-бор.

– Вы хорошо его запомнили? – снова спросил товарищ Чен.

– Нарисовать не смогу. Я плохо рисую. Точнее, не умею рисовать. Но, если вы мне будете помогать, это делать, я запомнил его достаточно хорошо, и мы сможем это сделать, – неуверенно ответил товарищ Лей Ванг.

– Хорошо. Расскажите мне все, что знаете о его внешности, – попросил товарищ в сером костюме.

– Так. На нем была черная футболка и серебристые блестящие джинсы с таким же ремнем и небольшой пряжкой. Белые кроссовки.

– Марка кроссовок вам не известна? Они китайские? – поинтересовался Чен.

– Вроде Найк. А китайские они или нет я не успел разглядеть, – пояснил Ванг.

– Дальше.

– Худощавый. Европеец, американец или русский. Хотя, поменяй глаза на наши, то таких, как он, у нас будут миллионы. Лет 23-25. Красивый. Прямой острый небольшой нос. Короче, лицо у него было какое-то немного неестественно идеальное и пропорциональное. Что аж было, как-то, непривычно, – с уверенностью ответил Ванг.

– Череп вытянутый? – спросил товарищ Чен, усаживаясь за компьютер.

– Да. У нас таких парней бегает много. – товарищ Ванг взмахнул рукой.

– Я уже понял. Такой?

– Да. Поидеальней овал, – пояснил тот.

Товарищ Чен внимательно посмотрел на охранника.

– Что значит, «поидеальней»? Вот так?

– Да.

– Скулы, какие? Выдаются или наоборот еле видно?

– Как у вас.

Чен пристроил скулы.

– Так? – спросил он.

– Да, вроде. Так, – неуверенно ответил товарищ Ванг.

– Нос острый?

– Да. В меру. Малюсенькая горбинка. Я говорю, идеальный.

– Вот такой?

– Да.

– Рот. Губы толстые? Тонкие?

– Как у вас, – снова подтвердил Ванг.

– Так мы меня нарисуем. А нам нужен тот человек, – поправил его товарищ Чен.

– Я и говорю. Возьмите нашего молодого китайца. Парня, лет 25 с вытянутым лицом. Только, сделайте его красивым и неестественно близким к идеальному. Ну, и поменяйте ему глаза на европейские или русские.

Товарищ Чен замолчал и начал набрасывать детали портрета.

Получился стандартный китаец со слегка вытянутым по вертикали лицом. Потом получился этот же китаец, но уже красивый по современным меркам.

– Глаза, европейские какие? – после некоторой паузы спросил Чен.

– Вот глаза у него были какие-то наглые или жесткие. Он мне сразу не понравился. Рот чуть приоткрыт. Зубы белые. А? Глаза? Не поверите. Черные. Я таких никогда не встречал. Короче, глаза… В меру большие. Да, такие. Отдавали чем-то скандинавским. Я по фильмам некоторым помню. Да. Правильно. Почти нарисовали. Знаете что? Немного скулы ему увеличьте. Ему, вроде, как лет было, как я сказал. Только скулы маленько у него были как у более старшего возраста.

– Выбритый?

– Что?

– Я говорю, он был побрит?

– Да. Только вы забыли, что у него виски были выбриты сантиметра два над ушами.

– А прическа такая?

– Нет. Цвет темно-русый, толстый волос. Вихры все кверху. Да-да. Вот так. Хе. Похож. Только вы его идеальным можете сделать?

– Не понял. Как это? – поинтересовался товарищ Чен.

– Ну, первое, что бросалось в глаза, и я успел заметить, это неестественность какая-то. Что-то, как от манекена.

– Ладно. Подумаем. Вы нам очень помогли, товарищ Ванг. Можете быть свободны. Если вы нам понадобитесь, мы через вашего начальника вас вызовем. До свидания.

Товарищ Лей Ванг, с чувством выполненного долга поспешил покинуть помещение. Он по жизни старался держаться как можно дальше от этих всемогущих высших инстанций и их технических подразделений. Он был простым серьезным охранником. И другого не желал.



***

В России первое лицо страны снова вызвал глубоко засекреченного генерал-майора Филимонова. Тот пришел раньше назначенного времени и сейчас ходил по коридору помещения администрации, нервно одергивая карманы на кителе.

Минут пять так длилось, после чего появился президент и жестом пригласил его в кабинет. Военный поспешил зайти. Прошел и сел за стол, за которым они уже совещались в прошлый раз.

– Здравствуйте, Виктор Викторович! Генерал-майор Филимонов. Прибыл по вашему… – как и положено, начал представляться военный, но президент прервал его.

– Давайте без формальностей. Времени мало, – сказал он, тоже усаживаясь и пододвигая стул.

– Я что вас вызвал-то, – продолжил он. – Вы в курсе, что у нас в Кремле произошло?

– Так точно, – ответил генерал Филимонов, по-ерзывая.

– Расскажите мне, что вы думаете: как мы должны на это реагировать? – достаточно жестко спросил президент, откидываясь на спинку стула и складывая руки в замок. – Или пропустить все мимо ушей? Пусть и дальше продолжают в том же духе?

– Виктор Викторович! Я, как человек военный, скажу прямо. С некоей долей цинизма. Простите за мою прямоту, – начал генерал, складывая руки, сжатые в кулаки, на стол. – На данный момент мы, да и весь мир, безоружны перед такими явлениями. Нарушитель…, нарушители имеют механизмы воздействия на материальную жизнь, сами, при этом, не имеют материальных средств воздействия на них. Как говорится, они не из моего подразделения, я не могу их арестовать, посадить на гауптвахту, и потом, отдать под трибунал, за нарушение присяги.

Он помолчал и продолжил:

– Таких технологий у нас, да и в мире, пока нет.

Повисла тишина, изредка прерываемая шумами из-за двери.

– Даже, если оказать вам всеобъемлющую помощь? – поинтересовался президент.

– Наша наука нам никак не помогает. В её арсенале нет таких понятий для оперирования. Ленин же сказал… – ответил генерал, но Виктор Викторович перебил его.

– Давайте, не будем вспоминать Ленина. Все мы изучали его работы когда-то. Времена изменились. Вот что. Если мы деятельность с этими проявлениями частично выведем за рамки и придадим им статус международных. Как вы думаете, иностранные наши, так сказать, партнеры, могут ответить нам тем же? Если и они тоже столкнулись с чем-то подобным?

– Это, немного, для нас с ног на голову. Но, да. Я согласен. Эти вещи носят, по-моему, интернациональный характер.

– Хорошо. Понятно. Я подключу кое-какие наши ведомства. Постарайтесь тоже подготовиться, – после некоторых раздумий президент поднялся, протянул генералу руку и намекнул, что совещание закончено.

– Извините, мы бы еще подискутировали, но времени нет, – добавил он.

– Есть! – сказал генерал-майор Филимонов и, ответив на рукопожатие, тоже засобирался.

Президент первым направился к выходу.

***

У Олега Павлова зазвонил телефон. Он посмотрел на экран. На нем высветился незнакомый номер. Не любил он брать такие звонки, но все равно нажал на соединение.

– Господин Павлов? Здравствуйте. Это вас беспокоит Зайнутдинов Мурат Сергеевич, специалист по связям с общественностью организации безопасности России. Как бы нам встретиться? Есть разговор.

Олег ожидал после их путешествия чего-нибудь подобного. И, вот, оно, все-таки, произошло.

– Это по поводу поездки? – поинтересовался он.

– Предлагаю встретиться и поговорить, – ответила трубка.

– Сейчас? – поинтересовался Павлов.

– Я недалеко от вашего дома. Можем сейчас. Выйдите на угол,– предложил ответственный по связям.

Олега не удивило, что тот знает, в каком доме они живут.

– Хорошо, – сказал он и сбросил вызов.

И стал одевать кроссовки.

Выйдя же на улицу и дойдя до угла дома, он увидел человека с вьющимися черными подстриженными волосами в светлой рубашке в тонкую полоску и серых обычных брюках с черным ремнем. Ему, даже показалось, что где-то они уже встречались с ним раньше.

– Здравствуйте, – поздоровался Олег, подходя к нему.

– Здравствуйте еще раз, – ответил тот. – Зайнутинов Мурат Сергеевич, связь с общественностью организации безопасности.

– Первый раз ОБ-шника вижу. Обычно же у вас все такое, секретное, – улыбнулся Олег.

– Все в порядке. Связь с общественностью, тут все открыто, – пояснил ОБ-шник. – Да. Вы угадали. Есть несколько вопросов по вашей поездке. Вопросы специфические, не обессудьте. Давайте, пройдем в лесок.

И он показал рукой.

Павлов насторожился. Что за специфические вопросы собирался тот задавать? Они направились по тропинке, скорее, за дом, чем в лесок.

– Господин…. – начал тот.

– Олег Васильевич, можно просто Олег, – пояснил Павлов.

– Хорошо. Олег. Американцы не досаждали? – поинтересовался Зайнутдинов.

– Да нет, вроде бы. Все гладко, – ответил Олег.

– Доклад ваш на необычную тему. Касается паранормального, – продолжил Мурат Сергеевич. – Не спрашиваете, откуда мы это знаем?

– В нем нет ничего секретного. Да, и касается не столь аномальных каких-то вещей. Сколько, просто, несколько новый взгляд на существующее мироздание. Просто, любопытно, что вас заинтересовал доклад, а не наша поездка, – ответил Павлов, останавливаясь.

Тропинка выливалась на асфальтированный тротуар, по которому туда-сюда спешили по своим делам люди. Они развернулись и пошли в обратную сторону.

– Нет. Интересно и то и другое, – пояснил Зйнутдинов и продолжил. – Никакие эксцессы не происходили? Не беспокоили?

Павлов понял, приблизительно, куда тот клонит. Хотя и не понимал, толком, откуда им известно об инциденте с девицей. Может, как говорится, просто на понт, что ли, брал? Но, даже, если и так, то нет никакого смысла утаивать это происшествие. Которое сподвигло их как можно быстрее унести ноги из Штатов.

– Да. Кое-что произошло, – в задумчивости произнес он и рассказал все о том, что приключилось с ними на Малбери-стрит. Они дошли снова до угла дома. Развернулись и вновь пошли к тротуару.

– А сами вы, как ученый, что об этом думаете? – поинтересовался ОБ-шник, когда Олег закончил рассказывать.

– Вот, уж, знаете ли, вообще ничего. Вопиющее паранормальное, свидетелями которого стали четыре человека. В нашей лаборатории вы не найдете специалиста, который бы вам все объяснил, – с улыбкой ответил Павлов. – Это какая-то способность управлять электромагнитными полями. Свет – это же колебания этих полей, которые воспринимаются человеком. Через зеркало, стекло, лучи добрались до глаза без воздействия. Напрямую же – с воздействием неизвестной природы. То есть, не добрались. Другое в голову не приходит. Сфотографировать на телефон мы не догадались. Не до того было. Да, и длилось это не больше минуту-полторы.

– Сам-то человек, девушка, в этом месте был? Была…? Или это, просто, проекция? Голография, может, какая-нибудь?

– Проекция на наше пространство? Без материальной составляющей? – задумчиво произнес Олег. – А, как это сейчас смочь определить? Это какие-то технологии, наверное. Нам не известные.

– Да. Пожалуй. Теперь вот что? Мотив. Чего хотело это нечто, показывая вам такой финт? – спросил Зайнутдинов.

– У! Представления не имею, – немного удивился вопросу Олег. Откуда он мог знать это? Но, постарался ответить:

– Наше общее мнение такое. Это, чтобы мы побыстрей убрались оттуда. Из Америки. Там же, еще и профессор математики, некто Мартин Линдхофф умер накануне. Мы с ним должны были беседу по теме доклада составить. А американцы – записать. Да, вот не судьба была, наверное. Помер. Но, женщины наши напугались. А на следующий день еще и такое. С витриной. Дамы и настояли, чтобы мы уносили ноги побыстрей.

 – Понятно, – произнес Зайнутдинов. И добавил:

– Точнее, не понятно и прелюбопытно. Ладно. Все вы мне рассказали?

– Да. Кстати. Чуть не забыл. Еще в самолете, когда уже рулили на взлетку, я увидел эту девицу в иллюминатор. Она стояла в аэровокзале возле стекла. Вместе с другими людьми.

– Не махала рукой? – усмехнулся ОБ-шник.

– Нет. А то, моя жена могла увидеть, – поддержал шутливый тон Олег, улыбаясь.

– Олег Викторович… – начал Зайнутдинов.

– Олег Васильевич, – поправил его Павлов.

– Да. Простите. Олег Васильевич. Благодарю вас, что уделили и рассказали. Видите, как мир меняется? Какие вещи мы с вами обсуждаем. Мотив мы с вами не знаем. Но, это нечто к вам, похоже, неравнодушно. Короче, если, что случится, подобное, просим вас сообщать нам. Мой номер вам известен, – прощаясь, сказал ОБ-шник.

– Конечно. Конечно. До свидания.

Они попрощались и разошлись. Павлов направился домой.



***

– Что это за мода такая? Выбривать виски женщинам. Панки, что ли? Вроде, такое уже все пройдено. «Хипари, да панки – бледные поганки!» – поинтересовалась Наталья у мужа, когда они, выкроив время и позвав друзей, снова закатились в свой клуб «Ромашка». Дома при детях они старались не разговаривать ни о прошедшей поездке, ни уж тем более, на сомнительные темы о всяком малообъяснимом.

Они пришли первыми. Наталья включила чайник и прибрала на столе. Павлов подмел на входе. Когда затаскивали кресла внутрь помещения, то задели косяк и, кое-где, немного обсыпалась штукатурка со стены. И почему-то долго никак не могли убрать.

Теперь же, они вдвоем сидели и ждали, пока загрузится компьютер, и можно будет выходить в интернет.

– Ты про эту фантастику, которая в Штатах была? – осторожно спросил Олег.

– Да. Про неё. Слушай, а это американка была? Девица-то эта, – поинтересовалась супруга, разглядывая закипающий чайник.

– Ой, Наталья! Ну, я столько же знаю, сколько и ты. Понятия не имею, – уставившись в телефон, ответил Павлов.

В дверь постучали. Он поднялся и пошел открывать. Пришли Шанины и Коля Ивашко, биолог. В отличие от несколько хмурых на данный момент Павловых, прибыла, довольно развеселая компания. И прервала их изыскания по поводу выбритых висков и случившегося в Америке происшествия.

– Привет. А мы с булочками и конфетами, – заявила с порога Ирина. – С вас чай.

– Чаю и кофе полно. Сахару – тоже, – громко ответила, поднимаясь с места Наталья.

Валера, молча прошел и сел в одно из кресел. Николай поздоровался и, тоже, усаживаясь в другое свободное, кинул на стол увесистый пакетик с семечками.

– Во–о–о! – обрадовавшись, прокричали почти все. – Вот, молодец, какой!

– А что? Вы, разве не знали? Да, это же самый толковый инструмент для обсуждений. Его применяют во всех деревнях в России на лавочках, – прокомментировал он, улыбаясь.

– А что вы сегодня собрались обсуждать? – поинтересовалась Ирина, вышагивая так, чтобы все увидели её новое красивое платье.

– А, вот, мы сегодня и хотим обсудить, что это за мода такая – виски выбривать, – вклинилась в разговор Наталья, попутно, разглядывая обнову на подруге. Платье. – Где? В Торговом центре купила?

– Ну, да. Ну, и как? Нормально? – поинтересовалась Ирина, вертясь.

– Для лета – хорошо. Пестровато для меня. Я не люблю такие пестрые. – нейтрально ответила Павлова, разливая всем чай. И добавила, улыбаясь: – А что виски-то, не выбрила?

– Да, иди ты со своими висками! Дались они тебе! Я что тебе – томагавк, какой-нибудь, что ли? – немного рассердилась Ирина. – Сама-то что не занялась этим? Или боишься, что муж домой не пустит?

– Мой пустит. Он любит таких. Это же его завлекала американка-то эта. Без тени. Не нас же, – и она, усаживаясь, снова, в кресло, внимательно посмотрела на мужа.

– О–о–о! Мама–мия! Наталья! Ну, а кого же? Конечно, меня. И журналистка тоже. Сидят сейчас, наверное, и письма строчат: «Павлов, приезжай скорей снова! Невмоготу нам уже» – удивленно и раздраженно воскликнул Олег, ставя кружку с чаем на стол. – Ты чем-нибудь думай, прежде чем произносить что-нибудь подобное!

– Не для меня же она так нарядилась? – огрызнулась Наталья.

– Она не существует. И нечего тут обсуждать, – вклинился в разговор Валера, отхлебывая из кружки чай.

– Весело, слушайте, получается – парировала Павлова. – Самой, значит, не существует. А, вся разодета по какой-то моде. Шанин! Как так бывает?

Тот пожал плечами.

– Ирина, слышишь? Давай-ка мы с тобой последние деньги от этой поездки заберем у Олега. И это.… Выпишем себе такие же наряды, – продолжила она, обращаясь к подруге.

– Чегой-то, тебе загорелось? – несколько, отстраняясь от затеи, сказала Ирина. – Моя полноватая фигура тут уже не подойдет. Да, я, просто, знаю это. А тебе – можно. Давай! Суетись.

– Коля, ну-ка, включай браузер. Ты там ближе к компу. Набирай в строке: Куплю серебряные джинсы, – сказала Наталья Николаю и, прихватив с собой кружку с чаем и придвинув стул, подсела к компьютеру.

– Во! Загорелось! Ну, ты чего, мать?! – заулыбалась Ирина. – Года то твои уже не те, чтобы так наряжаться.

– Не надо меня в старухи записывать. Еще рано. Мне совершенно плевать, что там такое это было. А, вот, прикид её мне нравится. Давай-ка! Тоже, иди сюда. Будем с тобой искать, – попыталась сагитировать её подруга в ответ.

Женщины и шмотки. Одно без другого существовать долго не может. Ирина, в конце концов, все-таки, подсела к ней, выпихнув со стула кого-то из мужчин.

Те же, в свою очередь, через небольшой промежуток времени, вообще, перестали обращать на женщин, какое-либо, внимание. И стали обсуждать что-то по работе.

 ***

– Товарищ Лей Ванг, и, вы, товарищ старший машины охраны! Я вызвал вас для того, чтобы вы подписали вот эту бумагу. Подписка о неразглашении информации, сроком на десять лет, – сказал начальник охраны кортежа первого лица КНР. И разложил перед ними листочки. – Вы это подпишите. И вы же понимаете, что об этом инциденте и о том человеке никто не должен ничего знать. Ну что? Вы согласны? Подписывайте.

– Да! Конечно, да! – почти в один голос сказали его подчиненные и принялись в листках рисовать иероглифы и ставить росчерки.

– Все? Свободны. Приступайте к работе. Если подобное что-то случается. Моментально даете положенный условный сигнал на центральный пункт. Оружие не применять, – сказал он, рукой показывая, чтобы они удалились.

***

Том Морган, ответственный специалист в посольстве США в Москве сам пришел к своей секретарше и попросил:

– Сара, друг мой, дозвонись-ка, пожалуйста, к англичанам и израильтянам. До Раму Тагама и Федора Рутберга. Вежливо, так, постарайся объяснить им, что я хотел бы их видеть здесь, у себя в кабинете, ну, скажем, через два часа. В шестнадцать по Москве.

– Хорошо, сэр, – ответила симпатичная девица с каштановыми волосами и строгом сером костюме с белой блузкой. – И еще, сэр. Это для вас.

И она протянула ему конверт. Письмо было адресовано так: Американское посольство в Москве, советнику Тому Моргану.

Идя по коридору, обратно, к себе и разглядывая конверт, он проворчал:

– Знают, знают, кому писать. Сильно не скроешься. Все про нас знают.

На конверте красовался герб Российской Федерации.

Порядка двух часов еще советник занимался своими делами, пока, наконец, не зазвонил зуммер секретаря. Морган нажал кнопку.

– Да. Сара!? – громко сказал он.

– Сэр, к вам оба приглашенных сразу, – послышалось из динамика.

– Да-да. Пусть идут ко мне, – ответил он и отжал кнопку.

Морган кое-что прибрал на столе, встал и пошел к окну, за которым вдали раскинулась столица России.

В дверь постучались и вошли. Хозяин кабинета развернулся и окинул их взглядом.

Тот же смуглый высокий англичанин индийского происхождения Раму Тагам в строгом черном костюме и белой рубашке с темным галстуком. Этакий, немного стареющий франт, с улыбкой, которая, иногда, не к месту выскакивала на его лице.

И, достаточно грузный и мешковатый, в серых широких брюках, в голубой с белыми вертикальными полосками фланелевой рубашке, которая больше подходила для игры в домино во дворе, и сером же, чуть темнее брюк, пиджаке, и без галстука Федор Рутберг.

Морган мысленно посмотрел на себя. Строгий темно-синий костюм, синяя рубашка, с галстуком цветов американского флага, начищенные ботинки.

– Слушайте, вы нас так разглядываете, будто первый раз видите. Здравствуйте, Том! – войдя первым произнес Тагам, протягивая советнику руку.

– Добрый день! – сказал Федор Рутберг. И тоже ответил на рукопожатие.

– Ха. Нет. Вас обоих я знаю много лет. Вас, Тагам, мне все время хочется спросить: вы оставили вашу подругу болтать там, с моей секретаршей? Ну, а когда приходите вы, Федор, мне все время кажется, что русские уже повсюду, – несколько развеселившись, сказал Морган, приглашая вошедших сесть в кресла возле столика в углу кабинета.

– Таки, вас переделает только могила, Том. Вы все время всех подозреваете. Мой вам совет, старайтесь не подходить к зеркалу. Возможно, и там уже не все хорошо. А со мной все в порядке. У меня мама – еврейка. – парировал выпад в его сторону Рутберг, произнося слово «Таки» на русском.

Ну, и англичанин не остался в стороне.

– Это вы, про которую мою подругу говорите? – с белозубой улыбкой на смуглом лице шутливо спросил он.

– А! Ну, вот. С вами все ясно. Одна, значит, на работе, другая к ужину в ресторане готовится, третья просто сидит и ногти пилит. Ну, а четвертая сейчас болтает с моей секретаршей. Вы шалун, конечно, Раму!– сказал Том и погрозил Тагаму пальцем.

– Слушайте. Странно – вот что, – картинно взглянув на англичанина озабоченным лицом, сказал Федор Рутберг. – Как мы с вами сможем разрешить такую проблему? Моя подруга, таки, тоже в этот момент болтает с секретаршей Тома.

И они все расхохотались.

– Предлагаю выйти на балкон, к Москве поближе. И выкурить по сигарете, – предложил Морган. – Я не думаю, что русские будут пытаться читать нас по губам.

– Я не курю больше, – сказал Рутберг.

– Очередной раз бросил? – поинтересовался у него Тагам, и, с улыбкой, ответил уже Тому:

– Пойдемте. Обещаю больше не разбрасываться окурками.

Пока они еще собирались выйти, Морган показал им конверт с российским гербом.

– Что это? – поинтересовался Рутберг.

– Сейчас объясню. Пойдемте, – сказал он, подталкивая англичанина к выходу на лоджию.

Они закурили. Советник пояснил:

– Я получил сначала устную депешу. Уведомление о предложении от русских. Сегодня уже само письмо. Из их администрации президента, с визами Министерства Иностранных дел и Службы безопасности. Этакий гром с ясного неба. Они, почему-то, решили предложить нам поработать в открытую в вопросе, вы не поверите.… Да, теней.

– Это ж, как их надо было так допечь, чтобы подобное случилось? Что же у них там такое происходит? – улыбаясь, опять, не к месту, спросил Раму Тагам.

– Под формулировкой: «Был замечен в Кремле…» надо понимать то, что тени уже расхаживают по их правительственным зданиям, – пояснил Том.

– Они не удивили. Но и, вроде, нет еще ничего такого, чтобы начать на весь мир трубить тревогу, – пуская дым, проговорил англичанин. – У нас этот тип два раза был зафиксирован на фото, стоящим у стены в нашем парламенте. По опросам, правда, воочию, его никто  там не видел.

– Видел-невидел. Это все не существенно. Поймите. У нас, не начавшись, закончилась операция с этим русским докладчиком в Индии. Причем, стараниями не пойми чего. Их же. Этих Теней, – посетовал американец.

Они помолчали.

– Евреи, как всегда вышли сухими из воды, – глядя с балкона на Рутберга, сидящего в кресле возле столика, произнес Морган.

– Мы – маленькая страна. Попасть в неё трудно. Да и, после того, как мы пропутешествовали по пустыне сорок лет, нас, теперь, трудно уговорить на что-нибудь вычурное, – ответил Рутберг, всем своим видом показывая, что ему легче будет остаться сидеть здесь, в кресле у столика, чем стоять на балконе.

 Американец рассмеялся, помотав головой и, по-отечески глядя на своих коллег, стал тушить сигарету.

Они вернулись в комнату. После того, как расселись по креслам, американец спросил:

– Я так понимаю, что ни у кого в ваших странах больше ничего подобного сверхзаумного не случилось?

Он осмотрел присутствующих. Но, те молчали, и он продолжил:

 – А то, что уже произошло раньше, не выходит из компетенции специальных служб. В прессе, за некоторыми исключениями, точнее, какими-то глупостями, ничего, вроде, не замечено.

Помолчал, и, снова, продолжил:

– Поэтому у меня два вопроса. Вернее – три. Первый. Что это? Это только начало? Вопрос второй – это атака на спецслужбы? И третий – что это за явление и есть ли у этого, так сказать, аватара физический хозяин? – сказал он. И, немного подумав, добавил: – Да. И четвертый, все-таки, вопрос. Как нам всем на этом фоне относиться к предложению Москвы в этом письме, вынести эту тему за пределы своих стран, оставляя, конечно же, при этом, исключительно в компетенции специальных подразделений. В данном случае, наших с вами и Москвы. О Китае у нас, пока, отсутствует информация. Там, либо, чего-нибудь подобного не произошло. Либо мы, просто, об этом не знаем.

– Нет. Почему же. Как ни странно, таки, но мы в нашей стране, как раз, кое-что слышали о Китае. У них, чем-то подобным был атакован кортеж главы КНР. Ни мало, ни много, – пояснил Рутберг.

– Да? – с интересом откликнулся Тагам. – И чем все закончилось?

– Небольшой шум и больше ничего, – сказал израильтянин.

– Оперативно работаете, – похвалил Морган, и продолжил: – Но, от них ничего нам не поступало. Ни напрямую. Ни через Москву. Так вот. Что отвечать на письмо? Будут ли какие соображения?

Наступила небольшая пауза.

– Я так понимаю, что у нас с вами совещательно–рекомендательный, все-таки, голос? – поинтересовался израильтянин. – Решать, что и как, конкретно, будут другие.

– Естественно. Но, я думаю, сначала мы между собой должны обсудить этот вопрос, – пояснил Морган, и предложил иностранным коллегам:

– Что? Может кофе?

Они не отказались. И советник поднялся и пошел нажимать кнопку на своем большом столе, чтобы попросить секретаря приготовить им три кофе.

Озаботив свою помощницу, он, остался стоять в некоторой задумчивости, размышляя о том, что по сценарию от не известного режиссера в момент принятия такого серьезного решения должны появиться и сами действующие лица. То есть. Тени.

Он оглядел кабинет, и, на всякий случай, взглянул на то место, где была расположена единственная, только ему известная камера. Которая сейчас работала, записывая все. И звуки в том числе. И только для его, Моргана, личного просмотра. О ней никто не знал.

Он, снова, оглядел углы и стены кабинета. Но, ничего подозрительного не заметил. Переложив, для вида, несколько бумажек и папок на своем столе, он прислушался к разговору коллег.

– Если Москва предлагает сотрудничество в этом вопросе, то это не русские, – сказал англичанин. – А если учесть то, что ты рассказал про китайцев, а они это не показывают, то и не китайцы. Так что, явление получается интернациональное. Короче, не знаю. Я бы, может быть, и не отказался от предложения.

– А как же санкции и прочее? – поинтересовался Рутберг. – Или, может быть, русские просто блефуют.

– Ну, ты поставь себя на их место. Интересно, стал бы ты разводить такую бодягу со своими врагами. Да еще в разгар своей операции с тенями? – запальчиво сказал Тагам.

Прозвучал зуммер и послышался голос секретарши:

– Кофе готов, сэр.

– Да. Принесите, Сара, пожалуйста, – нажав, снова, кнопку, громко произнес Том.

– Таки, как будто, из дома и не выезжал. – веселился со своего кресла, там, в углу Федор Рутберг.

– О! Вы, евреи, везде дома. Я знаю, – проворчал Морган, открывая входную дверь. – Её зовут Сара Баллин, к твоему сведению. Она – американка.

Вошла хорошенькая девушка с подносом и, улыбнувшись, устремилась к столику в углу. Она принесла еще и печенье на отдельной тарелке.

Расставив же перед каждым по чашечке, она развернулась и, красивой походкой, удалилась из кабинета.

Шикарный аромат кофе начал распространяться по помещению.

– Обсуждать и принимать такое решение, нужно было на пустой желудок. Когда был голодный и злой. – неожиданно сказал израильтянин.

– Ну-ну. Чепуха. Вы что? Пришли сюда, не поев? Ерунду не надо говорить. Я предлагаю вам, Федор, не экономить на себе, – проговорил Том, возвращаясь и усаживаясь. А, заодно, и протягивая руку за печеньем.

– Нет. Знаете ли. Это, вовсе, не чепуха. После кофе со сдобой мы сильно подобреем и легко согласимся на это предложение Москвы, – продолжил Рутберг.

– Слушайте. Я, тут, подумал, немного. А что мы, все же, потеряем? Если, вдруг, возьмем и согласимся, – спросил англичанин, с удовольствием вдыхая аромат.

– Если не узнают политики, а мы, конечно же, согласуем формат таких обменов и консультаций, то, совсем, ничего, – сказал американец.

– А как вы это себе представляете? В нынешней обстановке. Обмены с Москвой, минуя текущий политический мэйнстрим? – спросил англичанин.

– Договоримся об использовании военно-оборонных каналов, – предложил Морган. – Текущее развитие этой нашей ситуации не предполагает широкого разбирательства и обсуждения. А, уж, тем более, и какие-либо деньги на вновь построенную программу.

– Странно, Том. Вы, представитель страны, которая стоит, вроде бы, во главе нашей Западной коалиции. И сдерживает натиск авторитарных режимов. И вы, по-моему, для себя уже решили, что будете рекомендовать своему начальству это подпольное сотрудничество с Россией. А если, что-нибудь, выплывет в прессу. Или, наконец, дойдет до правителей? – Тагам с некоторым сомнением и укоризной сказал американцу.

– Постарайтесь понять. Соглашаясь на сотрудничество с Москвой по этой тематике, таким защищенным от посторонних глаз образом, мы сможем достаточно быстро решать неожиданный вопрос: а, являются ли русские источником какого-либо произошедшего подобного нашим инцидента или нет? Это все, точно, так же, как и с ядерным оружием. Сами понимаете. Лучше уж, сразу и быстро выяснить, кто есть кто и что, есть что, – растолковывал коллегам Морган, откусывая печенье – Поэтому, я буду рекомендовать начать такие обмены.

– Морган, скажите тогда нам. Все же, растолкуйте. Если вы уже все решили, то зачем позвали нас. – поинтересовался Рутберг.

– Ну, во-первых, решать, все-таки, буду не я. Я должен предоставить рекомендации. Во-вторых. Я мог бы и не звать вас. Устроило бы это? И третье. Понять, как поступать в этой ситуации помогли мне вы. Оба. Именно, тогда, когда вы ждали кофе и сидели, разгадывали: кто такие, эти тени? Русские? Нет ли? И, чтобы не пользоваться подобными вашим гаданиями, нам придется с русскими обмениваться информацией. Предупреждая, таким образом, ядерное недопонимание, так сказать. Минимизированные контакты, но, которые необходимы и, я думаю, достаточны для спокойного всеобщего благоденствия. – объясняя коллегам расклад, Том Морган допил свой кофе и поставил маленькую кружечку на столик.

– То есть, вы хотите сказать, что эта угроза может быть, все-таки, сравнимой с ядерной, – поинтересовался Рудберг, тоже, допив кофе и съев две печенюшки.

– Уважаемый Федор, видно сразу, что вас тени никак не колышат. Повторюсь, у нас они прекратили не начавшись рядовую, но, вполне, добротно спланированную операцию. Они это сделали не абы как. Целенаправленно дискредитируя в наших же глазах собственного агента. Но, и это могут быть горшочки, пестики и тычинки. Представьте. Если эта штука гасила камеры наблюдения, то на любом из наших ядерных объектов она может вывести из строя всю автоматику, включая-выключая, балуясь этими тумблерами. То же самое, у русских. Чего я это объясняю, это все на поверхности. – продолжил растолковывать американец. И добавил, чуть помедлив: – Я – за, короче.

Повисла небольшая тишина.

– Ящик Пандоры уже открыт. И это, наверное, самое минимальное, что мы можем в этом случае сделать. Пожалуй, и я – за, – проговорил англичанин Раму Тагам, вертя в руках кружечку из-под кофе.

– Неужели, таки, мнение нашей маленькой страны может на что-то повлиять? – поинтересовался Рутберг.

– Не стоит прибедняться, Федор. А, коли уж маленькой? Значит, пролезете в любую дыру, – советник со смехом откинулся на спинку кресла.

Рутберг не понял. Это был сарказм или нет? Но, он решил, что сам напросился на американский тяжелый боевой юмор и промолчал. А, чтобы дать понять, дает он согласие или нет, он ответил:

– Я, пожалуй, тоже, соглашусь. Но, все пусть решают вышестоящие.

– Нам надо дать рекомендации, как специалистов, мнению которых доверяют. Решают другие. Ну, что. Я думаю, что мы очень серьезно подошли к этому вопросу? – с легкой улыбкой подытожил Том Морган и стал намекать, что вроде как все закончилось и пора расходиться. Опять же, всенепременно улыбаясь.

Коллеги поняли его намек и, нехотя, стали подниматься с кресел.

– Том. Мне кажется, вот, что? – собираясь, произнес Федор Рутберг. – Я, очень, склонен думать, что в вопросе теней нас ждет нескончаемая этакая полоса препятствий. Возможно, даже так. Масса проблем и неприятностей во всем мире.

– Может быть, Федор. Возможно. – проговорил Морган, провожая их к выходу. И добавил. – Раму, вы, что невеселый такой? Думаете о чем?

– А вот, я думаю, чегой-то нас тени сегодня проигнорировали? Имеется в виду: у нас что, не достаточно важное совещание, было? – в задумчивости произнес англичанин.

– Я не стал рассылать им извещения, – с улыбкой сказал Морган, открывая перед ними дверь.

– Да, кстати. А как они узнают, где и что будет происходить? – выходя, заметил Рутберг.

– Нам это не ведомо, пока. До встречи, друзья мои. – проговорил американец вдогонку, когда его коллеги из Великобритании и Израиля покинули кабинет.

Оглядываясь на входную дверь, он прошел к системе, которая записывала видео с его потайной камеры. Вставив ключик в замочек бокового ящичка стола, и повернув его, он достал из него портативный гаджет, не то миникомпьютер, или небольшой видеоплеер, и стал нажимать кнопки управления, просматривая то, что записала камера. Потратив на это минут десять, он неудовлетворенно хмыкнул, отключил устройство и стал упаковывать его обратно.

Подойдя к своему столу и в задумчивости постукивая по краю столешницы, он еле слышно пробормотал:

– Никого и ничего. Не поверю.

И, перекинув лист бумаги на столе чуть подальше от себя, он уселся на свое место.

Ни он бы не заметил никогда. Ни его камера, которая выхватывала строго определенный сектор помещения, никогда не записала бы, как еще с утра неизвестно откуда взявшаяся на внутреннем стекле окна кабинета капелька воды, сейчас, сначала в один миг оказалась на внешней стороне стекла, а потом не торопясь сползла вниз на раму окна и, расплывшись сперва, в маленькую лужицу, быстро стянулась в струйку, направленную от окна вверх и вбок. Повисела так и стремглав улетела по наклонной куда-то ввысь.

***



Месье Блакард с перевязанной носовым платком и еще кровоточащей рукой не пошел уже обратно на работу, а направился домой. По пути, раздумывая, где бы отыскать какой-нибудь медпункт. Сначала он хотел зайти в аптеку, но потом передумал, помня, что сверток все еще лежит у него в пакете. И решил, что дома он все сделает сам. Почистит рану и перевяжет как надо.

Француз шел по знакомым улицам, стараясь заглушить в себе позывы бесконца оборачиваться. История с подножкой в парке и чудесным спасением от ловушки постоянно взвинчивала его. Он, даже, вслух немного постанывал от этого. Что, конечно, можно было списать на реакцию на боль в руке. Которая в его голове сейчас почти никак уже не котировалась. Хотя он её и продолжал чувствовать.

Месье Блакард бесконечно передумывал этот эпизод снова и снова. Но, никак не мог понять, откуда взялась эта малолетняя, но высокая хамка? И, уж, подавно, куда она потом исчезла. И, что уж совсем не укладывалось в его голове: почему через неё виднелось небо? Ну, не прозрачная же она была!?

Боль, снова, немного напомнила о себе. И он переключился на руку. Платок был почти весь в крови. Видимо, задета была какая-то артерия. Стекло вонзилось на сантиметр ему в руку. Он поправил повязку и, быстро пройдя еще несколько метров, повернул уже на улицу, ведущую к его дому.

В его памяти возникла картина, как к человеку на скамейке подходит, толи, полиция, переодетая рабочими парка. А может, да и скорее всего, это и не полиция, вовсе, а гораздо хуже. И, если бы не его падение, он, вполне, мог бы оказаться со своим таинственным свертком, как раз, рядом с ними. И, наверняка, был бы уже не здесь, где он просто спешит к своему дому, поранившись на прогулке. А… Он, поёжился.

Месье Блакард, довольно проворно, для своих лет, взобрался по ступенькам и открыл, пользуясь здоровой рукой, ключом входную дверь. Проникнув в свою квартиру и затворив створку, он облегченно вздохнул. Прислушиваясь к звукам снаружи. «Мой дом – моя крепость!». Скидывая одной рукой с себя легкий плащик, он услышал, как зазвонил стационарный телефон.

«Кого еще тут не хватало?» – стремительно пронеслось у него в голове, пока он одной рукой попытался запихать свой груз, почему-то, в секцию со шляпами.

Вскоре, он бросил свое занятие и, поправляя намотанный на руку платок, подошел к аппарату, и подняв трубку спросил:

– Да!?

– Фарид? Как хорошо, что я вас застал. С вами все в порядке? – поинтересовался хозяин свертка.

– Я думаю, что нет! – раздраженно ответил месье Блакард. – Какая-то великовозрастная дура, возможно на роликах, подставила мне подножку. Да так, что я упал и попал рукой на стекло. Сейчас я, знаете ли, занимаюсь раной. И из-за неё я не смог передать вашу посылку. Да, и с человеком тем, которого вы мне описали, тоже не все в порядке. Его…

Но, трубка опередила.

– Я знаю это. Надеюсь, что с ним все будет хорошо. И это недоразумение быстро прояснится. Я зайду к вам часов в девять, когда разберусь со всеми делами, и заберу сверток? Я его передам моему другу сам, когда все прояснится. Очень сожалею, что такое с вами случилось.

– Конечно, приходите. Сейчас я буду звонить на работу. Сегодня уже из дома никуда не пойду. Буду раной заниматься. Ох уж эти мне ролики, или что! Носятся, того и гляди голову себе сломают, – облегченно вздохнул Блакард, понимая, что этот злосчастный сверток скоро исчезнет из его жизни.

– Я знаю. Там ездит такая взрослая девица, в черной футболке и с прической с белыми косами с выбритыми сантиметра на два висками на голове. Это она вам подножку поставила? – поинтересовался его давний друг.

– Я и не заметил, как она в меня влетела. Получилось неожиданно и сзади. Как подножка. Да, вы правы, похоже, она, как вы описали. С вами эта девица тоже что-то такое устроила? Хулиганка, какая-то! – посетовав и потирая подбородком запястье, поинтересовался месье Блакард.

– Нет. Мне она подобного ничего не устраивала. Бог миловал. – ответил его знакомый. – Просто я наслышан о ней. Ладно. Поправляйтесь. Еще раз вам говорю. Я очень сожалею, что так произошло. Попозже я забегу к вам. – сказал его друг.

– Вы-то здесь причем? Это, всё, оболтусы великовозрастные. Да, приходите, конечно. Я буду дома, – сказал француз в трубку и, услышав гудки отбоя, положил ее.

Подождав маленько, он снова её поднял и стал звонить на работу.



***

Женщины – самые терпеливые и деятельные создания. Особенно, если это касается одежды или вещей. А муж уже согласился дать денег. И, уж, конечно, если загорелось. То, трудоспособность открывается безразмерная.

Можно преодолевать все трудности общения с компьютером. Посетить через браузер уйму интернет- бутиков, магазинов и магазинчиков. Даже, матом крыть поисковик, что он находит им не то, или, вообще, совсем не то.

Но, Наталья с Ириной, в последний свой приход в их клуб, сдвинув и перевернув горы, и забыв, напрочь, про мужчин, которые оставили им ключ и давно уже ушли, нашли, все-таки, составные части, похожие на прикид, привидевшейся им в Америке девицы. Если все найденное и выбранное ими покупать через интернет с доставкой, то получалась по нынешним временам достаточно кругленькая сумма.

На что, Ирина раздраженно заметила:

– Это привидение с мотором, наверное, же, ни за что не платила?

А Наталья ей ответила:

– Я с Павлова не слезу, пока не раскошелится.

На том и порешили, заранее выписав себе нужные шмотки. С доставкой почтой России.



***



Господь, когда создавал Землю, сделал её прекрасной. Столько красивых уголков на планете. Столько необычного. Порой сурового. А, иногда наоборот, такого теплого и уютного, как руки матери. Что порой думаешь: А не люльку ли он создавал из нее? В оборках, и пуховых подушках, с теплым разноцветным одеялом. В надежде, что родится наследник, вырастет, обучится и продолжит благое дело.

Родился ребенок. Рос. Рос какое-то время нормальным.… А дальше трудно продолжать. Слеза навевается. И, вряд ли, от умиления. Тяжелый, короче, случай.

Но, места красивые, не сильно исковерканные деятельностью человека, все равно, еще остались. А предприимчивые деятели стали продавать билеты на обозревание оставшихся еще таких красот.

К примеру, почему бы не поставить шезлонг под зонтиком, посадить туда туриста, дать ему подзорную трубу и пусть обозревает, например, гору Килиманджаро в Африке. Сколько будет стоить? Ой! Да, всего ничего. Ни о чем, простите. Пыль на вашем внедорожнике дороже стоит. Короче, пять долларов час. Да-да. Я и говорил – пыль. Ха-ха!

Многие туристы прошли через этот станок. Некоторые, уже через три минуты владения подзорной трубой, начинали соображать, что если смотреть на гору без этого инструмента, то открывшийся ландшафт на этом пейзаже гораздо интересней и больше радует глаз, чем почти бессмысленное верчение трубой и ерзанье задом, с разглядыванием камней и снега с довольно близкого расстояния через очень узкое отверстие. Но, деньги потрачены, нужно вертеть.

Нет. Ну, тогда, хоть колы бы дали! Но, можно и просто посидеть с закрытыми глазами и послушать тишину. За пять долларов в час.

Вот и еще один из таких очередных блуждателей на внедорожнике по красотам бездорожья Африки наткнулся на сей, увлекательнейший аттракцион. Взгляд на гору Килиманджаро через узкую трубочку, всего за пять долларов в час.

Он уселся на эту, видавшую виды, седушку, шезлонг, слегка покосившись взглядом на дом-халупу со стоящим рядом одиноким холодильником, который изнутри стекла был весь в капельках. Возможно от тяжелой работы, так как, стоял прямо на солнце.

Турист повертел трубой, глядя в окуляр, понял всю суть аттракциона, и хотел было уже попросить принести ему колы, как взору его, вдруг, предстала интересная картина.

На самой вершине возле кратера на плоском месте, свободном от снега засверкали бело-зеленовато-голубые огни, точно, как если бы там в это время сваривали трубы электросваркой. Мужчина смекнул, что все не так уж плохо с развлечением, прильнул к окуляру и стал крутить увеличение. Когда он выкрутил его почти до предела, ему представилась следующая картина.

На камнях, в такого же цвета сиянии стояли в метре-полтора друг от друга два человека, похоже, мужчина и женщина. Европейцы или американцы. А может, по нынешним временам и русские. Одетые в клубную одежду. Серебристые джинсы на обоих иногда сверкали и переливались на солнце. Марево, от раскаленной африканской атмосферы, немного смазывало картинку, но все равно, происходящее можно было разглядеть достаточно четко.

Он, даже, разглядел необычные прически у обоих. С выбритыми висками. Белый волос у женщины был скручен в тугие косы в невыбритой части сверху головы, а с затылка уже свисали длинные мелкие косички. У мужчины, же просто задранные вверх длинные темные волосы, переходящие в короткие сзади. На обоих были черные футболки и белые кроссовки на ногах.

Оба стояли друг напротив друга и держали вытянутые правые руки немного вверх, а левые, тоже вытянутые, немного вниз. Как-то, это все туристу напомнило известную сказку, про деревянного полностью мальчика. Он отодвинулся от окуляра, быстро протер глаза и снова стал смотреть.

Их обоих окружало это сварочное свечение. Оно же исходило от их рук и тел и переходило волнами от одного к другому. Такая картина продолжалась минуты три. Потом, часть свечения от обоих стало улетать куда-то вверх.

Турист направил трубу повыше и увидел в небе прямоугольник, прямо над ними. Обозначенный и сотканный из такого же свечения. Он направил трубу на людей. Те уже опустили руки. Свечение вокруг и между них как-то разом пропало. Он, снова, посмотрел выше. Исчез и прямоугольник.

Турист быстро опустил трубу, опять, на людей, но то, что он увидел дальше, повергло его в шок. Женщина, неожиданно свернулась в плоскую вертикальную, в её же рост, полоску. И все это резко упало на камни. Он подумал уже, что она исчезла, но приглядевшись, увидел сидящего на камнях маленького серого котенка, который беззвучно мяукал, разевая свой маленький рот и вертел головой.

Такого поворота наблюдатель не ожидал и почувствовал, что наступает время уносить ноги. Так как, они у него стали ватными. Он оторвался от окуляра и, привстав с шезлонга, оглядел территорию. Автомобиль стоял на том же месте, на котором он его оставил. А владелец аттракциона, спасаясь, видимо, от жары, давно зашел и больше не выходил из домика.

Турист потер лоб, размышляя, что случилось и что делать. Но, любопытство, все же взяло верх. И он снова прильнул к окуляру. Котенок еще некоторое время мяукал и вертелся, потом быстро превратившись в белесую вертикальную полоску, стремительно улетел куда-то вверх, оставив неподвижного доселе мужчину рядом одного.

Но, и тот не заставил себя долго ждать. Он резко развернул голову в сторону туриста. Из-за чего тому показалось, что ему взглянули прямо в глаза. И, направив левую руку точно в окуляр, выстрелил чем-то белесым.

Раздался металлический треск, опора подзорной трубы в самом ржавом её месте переломилась почти пополам, и вся конструкция рассыпалась по песку. Просто так, взяла и рассыпалась, разлетевшись мелкими и крупными частями в разные стороны. Кино кончилось.

Турист окончательно вскочил с шезлонга и почти бегом побежал к машине. Сел. Долго её заводил. Но, когда она заурчала, он резко нажал на газ и, поднимая колесами пыль и камешки, помчался прочь. Считая, наверное, что насмотрелся на эту величественную гору, на всю оставшуюся жизнь. И всего за пять долларов в час.





Часть вторая. Карусель.



Показ мод. Весенне-летние и осенне-зимние коллекции. Достижения художников-модельеров. Праздник. Все нарядные. Пресса. Фото. Любимые модели.

Фонтаны. Кресла. Подиум и музыка.

Зрители расселись в несколько рядов вдоль центральной дорожки. Совсем близко к ней. Полумрак. Темные декорации, металлические конструкции блестят, отражая свет юпитеров. Не очень громкие современные мелодии. Телефоны в руках поставлены на фото, чтобы запечатлеть понравившееся. Особая какая-то атмосфера ожидания чего-то. Нового. Красивого. Перспективного. Стильного.

Слова: Дорогие друзья! Мы рады приветствовать вас в Берлине на нашей неделе показов коллекций от ведущих дизайнеров-модельеров.

Снова включена современная музыка. Появляются модели, представляя наряды. Короче.

Каким-нибудь таким, наверное, и был очередной показ мод в городе Берлине, Германия, где под музыку в стиле композиции Freestyler девушки и парни, дефилируя по подиуму, представляли разные коллекции одежды, и на котором произошло, ну уж, совсем что-то фантастическое. И весть об этом происшествии разлетелась по миру со скоростью света, по многим новостным каналам. А, выглядела она приблизительно так:

«Сегодня на показе мод в Берлине, где представлялись перспективные коллекции ведущих мировых дизайнеров, произошло умопомрачительное событие. Многие присутствующие вели съемку, и может быть, эти кадры будут кем-то выброшены в сеть.

В то время, когда девушки проходили по подиуму, на двадцатой минуте действа из бокового прохода на дорожку вышла парочка молодых людей. Парень и девушка.

Одетые одинаково. Серебристые джинсы, белые кроссовки, черные футболки. Оба очень симпатичные, даже можно сказать картинно красивые. И у обоих на два сантиметра над ушами выбриты виски. У парня русый волос и прическа вихром вверх. У девушки, волосы, туго сплетенные в два ряда белых кос на темени, которые в продолжении с затылка рассыпались конским хвостом длинных и мелких, так же белых косичек. Стильно. И все бы ничего. Но, начались какие-то чудеса.

Девушка, мы не знаем её имени, подняв руку, остановила дефилирующих моделей, как бы выставив перед ними некую прозрачную стену, от чего те потихоньку стали скапливаться и толпиться возле невидимого препятствия метрах в пяти от нее.

Потом она, опять же рукой, сменила в зале свет юпитеров на очень приглушенный с синим оттенком.

И повернув, при этом, слегка кисть, «переключила» музыку на композицию группы The Rasmus – In the Shadows. Как девушка это сделала? Абсолютно не понятно.

После этого она повернулась к парню. Тот же, в свою очередь, из бело-зелено-голубого свечения на расстоянии метров десяти впереди себя организовал огромный экран, на котором все увидели трансляцию кадров старого документального учебного медицинского фильма о поведении психов в палате. Такое кино продлилось минуты две.

Потом, экран исчез! Музыка отключилась. Девушка же с силой с правой ноги запнула в стену у потолка непонятно откуда взявшуюся в её руках толстую пачку тысячных купюр. Отчего те, при ударе, разлетелись в стороны праздничным салютом и стали медленно падать в проход у стены.

Парочка же двинулась в сторону выхода и… чудеса! Стала растворяться в воздухе, пока не исчезла вовсе!

Препятствие, сдерживающее девушек моделей с нарядами, исчезло. Но, показ прекратили. Публика осталась в полном непонимании: это часть шоу   или что? И как были сделаны эти трюки, и кто эти люди, абсолютно было не известно. Организаторы же, заявляют теперь, что они не имеют к произошедшему никакого отношения и, что они уже вызвали полицию.»

***



Мировое журналистское сообщество, частично, восприняло события в Берлине, как акцию неизвестных активистов в защиту непонятно чего. Серия разных групп и группировок быстренько взяли на себя ответственность за содеянное, пришпиливая на ходу свои лозунги.

Пресса окрестила этих молодых людей, которые так лихо вмешались в ход очередного рутинного показа мод, «Берлинской парочкой». Смущало всех одно. Как это все проделывалось? Что за трюки каких-то неизвестных мастеров магии или фокусы иллюзионистов высшей категории.

Пошли в ход аналогии с похожими фильмами. Частично, первоначальная информация стала обрастать вымыслами. Писали даже, что это «люди Х» просочились из кинематографа в реальность.

Всем запомнилось, как девушка, футбольным приемом, отправила в «девятку» где-то в стене под потолком толстую пачку денег. Как потом выяснилось тысячных купюр иностранной валюты. Вычисляли также, из какой она женской команды. И прочили ей футбольное будущее Месси или Роналду.

На психов же на странном экране сильно никто не обратил внимания. Посчитали, что это умело сделанная голограмма какая-то.

Не обошлось и без того, что все это, наверняка, проделки русских. И они хотят таким образом завалить Запад. Короче, пора прыгать из окон.

В общем, как говорил когда-то сатирик Михаил Жванецкий: «Мы читаем ваши письма. И радуемся многообразию ваших вопросов. Думаем, что и вы рады многообразию наших ответов»

Так как, все произошло на показе мод, то в огромном количестве сообщений много места было уделено одежде, да и, вообще, всему облику нарушителей спокойствия. А в некоторых заметках, даже, совсем никак не упоминались какие-то сомнительные события, зато все крутилось вокруг, допустим, кроссовок. Белые какие-то. А кто-нибудь увидел, какой они фирмы? Тоже касалось футболок, джинсов, ремней. Нашли даже фирму, производящую подобные серебристые брюки и для женщин, и для мужчин.

Кто-то, даже, разглядел у девушки на многочисленных фото и видео маленькие сережки. И камешки, возможно агаты. Писали, что ей бы, в её случае, наоборот пошли длинные серебряные серьги с серией плоских колец разного диаметра. А ля, планеты солнечной системы.

Многие молодежные СМИ возмущались, почему, дословно, «в носу-то ничего нет, и на губе?». И, как это они обходятся без тату? Не по моде.

Прически «Берлинской парочки» оттягивали на себя внимание больше всего. С парнем – понятно. Многие парикмахерские могут сделать такую. А вот у девушки? Стали искать и перебирать все салоны, которые могли бы сотворить такое. Выбритые на полтора-два сантиметра виски над ушами. Два ряда тугих крупных белых кос на темени, резинка, после которой с затылка конский хвост длинных мелких белых косичек.

Пришли к выводу, что при её красивом лице, идеальной и, немного, спортивной фигуре, зеленых глазах, длинных черных ресницах, прямом остром носике, такой прическе и одеянии, она вполне может претендовать на перспективную находку весенне-летнего сезона для женщин возрастных групп 25–30 лет. В соцсетях быстро появились сообщения: «А кто-нибудь подскажет её телефончик, пожалуйста? Или инстабаум?»

Парня же сравнивали с солистами южно-корейских молодежных групп, только глаза зеленые и европейские, да и какие-то очень строгие. Все, кто просматривали видео, сходились во мнении, что присутствует некая манекенная идеальность и красота. Как если бы это были хорошо подлаженные маски или, просто, умело уложенный грим. Правда, положенный в большом количестве. Через какое-то время, эта особенность, все же, исчезла из упоминаний.

Все это оказалось событием, понравившееся всем. Кроме, организаторов показа, полиции и спецслужб. Первые считали убытки. Попутно пытаясь компенсировать их на рекламе. Полиция, которая, несмотря на изобилие фото–   и видеоматериалов, так и не смогла разыскать ни место жительство, ни автомобильных прав, ни гражданства нарушителей. А спецслужбы же Германии – их кредитных карточек, или страховок. И, к тому же все они уткнулись в какую-то повышенную секретность по этим кандидатурам.

Короче, в деревню привезли клуб из города. Будут танцы и свежая музыка.

***



Павловы, народ просвещенный. И регулярно смотрят новости. Вот и они, под радостное восклицание Натальи: «О! Смотри, кого показывают! Гляди-гляди! Я была права, мы – не психи! Эту – твою девицу!», и недовольное сетование мужа: «Почему мою-то? Вы все её видели!», спешили к экрану, чтобы, наконец, сбросить с себя порцию чего-то необъяснимого с мыслью: «Так вот же это! По телевизору показывают. Какое же оно паранормальное?».

Так думали супруга Олега и её подруга Ирина Шанина. Но, не их мужья. Тем было радостно, что девчонки, наконец-то, успокоились. Но, ведь, мужчины-то считали себя учеными и реалистами. И, если в формуле можно было легко поменять большую латинскую букву «O» на большую латинскую «Q», и кого-то это успокаивало, так как все сходилось. Они же считали, что все это лабуда. И смысл формулы не поменялся от простой замены букв. Паранормальное ни куда не делось.

Сто раз возвращаясь в памяти к событию с отражением в американском баре, и Павлов и его друг, и коллега Валера Шанин, при обсуждении сходились во мнении, что все, что с ними произошло тогда, было реально и никуда от этого уже не денешься. Олег, даже, рассказал другу, что видел эту девицу в иллюминатор самолета. А то, что докладывали телевизор с интернетом, просто добавляет им причин всерьез начать этими вопросами заниматься.

– Смотри-ка, там еще и парень какой-то, – заметил Павлову Валера при встрече в клубе. – Мы видели только девицу.

– Да! Согласен. Муть какая-то голубая. Ты бы, обратил, кстати, внимание на эти новости, если бы не видел, то, что мы видели в Нью-Йорке? Я – нет. Но, зная всю подноготную, теперь я буду отслеживать и анализировать все происходящее с этой «Берлинской парочкой», – ответил тот и продолжил:

 – Они, кстати уже и не скрываются – раз! Творят паранормальное. Общественность проглатывает это, как проделки фокусников или магов. Теперь, смотри. Я так понимаю, это лучший способ легализоваться, чтобы обсуждали твою прическу или наряды, а чудеса – это как антураж с фокусами. Очень мудрый подход. Хорошо знают человеческую психологию.

– Теперь, они должны снести бошку обывателю и сделаться своими у молодежи, – размышляя, добавил Валера. – Они же уже начали это делать? Я так понимаю. И цепляют всю молодежь, и модную и политическую. Как деваха-то лихо запнула деньги в стену?

– Да. Похоже. Тогда давай попробуем понять: а зачем им это нужно? Ход тонкий и емкий. А мотив? И какой будет следующий ход? – в раздумьях сказал Олег.

– Вряд ли мы сможем предсказать. Мало данных, – ответил Шанин.

И продолжил:

– Слушай, а как, вот, нам может помочь в чем-нибудь эта американка Мэри Лайт?

– Зачем нам она? Обратно в Америку хочешь? – улыбнувшись, сказал Олег.

– Сейчас, пока, понять не могу, но что-то подспудно мне подсказывает, что они со своей научной редакцией могут нам пригодиться, – задумчиво произнес он. И добавил: – Все. Ладно. Замнем, для ясности. Что там у нас с соплом? Почему оно трещину дало?

И они стали обсуждать события на работе.

***

Американцы, образно выражаясь, заметив «знакомые лица» по телевизору, послали, в соответствии со свежей договоренностью по спецканалам в Москву запрос: а, не участвуют ли русские в событиях с тенями в Берлине. На что, из России сухо намекнули, что нет, так как, и своих забот хватает. Ядерная безопасность была соблюдена. Но, кардинально лучше, после такого обмена, все равно, никому не стало.

Американцы тоже сообразили, что их, так сказать, гости-подопечные решили легализоваться. И то, что пресса списывает на фокусы, далеко таковыми не являются.

Еще они поняли, что все мировое сообщество спецслужб, вообще, никак не может повлиять на ситуацию, и приструнить нарушителей спокойствия, кроме как, взять каких-нибудь заложников и ими на Теней давить. Но, это уже не те способы, которые общественность одобрит. Да, еще и неизвестно, какими паранормальными способами Тени будут этих несчастных освобождать.

Короче, вещь новая. Без прочтения инструкции, не включать! А то, долбанет или что-нибудь вылетит.

Специальному сообществу ничего не остается, получается, как пребывать в робе статистов. И, просто, все записывать в тетрадку, не пропуская буквы и не ставя кляксы.

***

Прошло несколько недель. Никаких других, подобных тем, что случились на показе мод, событий не происходило. Мировая общественность «дожёвывала» информацию о «Берлинской парочке». Только, службы безопасности разных стран были похожи на огромный, тяжело работающий механизм без видимого результата. И благодарили инопланетян, что те еще не захватили нашу планету. А посещают ее, только, тогда, когда их, инопланетян, дети попросят своих родителей сводить их в зоопарк. И те ведут ребятишек на экскурсии.

Ответить же про возможно обидную кому-то фразу «в зоопарк» просто. История человечества, по большей части, история войн. А за что происходят сражения? Дележка. Или по глупости.

А дележка чего? Того же, что делили при первобытно общинном строе. Пещера или соломенное жилище. Банановое растение, которое растет возле входа в нее. Каменный топор или копье. Костяные бусы вождя. Его жену.

Кстати, нынешний военно-промышленный комплекс сейчас очень большие бабки делает, образно выражаясь, на копьях и луках со стрелами. Для современных питекантропов. А нынешние шаманы-политики бегают от жилища к жилищу и пугают тем, что соседнее племя им угрожает и скоро нападет. Соплеменники верят и несут шаману дары или что-нибудь мал-мальски стоящее. А потом, сами же и нападают на соседей, когда вождь кинет клич.

А, после сражений именитые художники-летописцы выбивают на камне топором героическую повесть в картинках об этом сражении. Вот, вождь сел, как смог, при его-то весе или возрасте, на коня. А вот воины, перебив и ограбив соседнее племя, сложили награбленное к ногам сидящего на этом коне вождя. Тот рад. Коню, при этом абсолютно до лампочки, что тут перед ним разложили. Это и есть новости зоопарка. Короче, скучно, девочки.



***



Наконец-то то, что Наталья Павлова с подругой Ириной купили в интернете, чтобы попытаться уподобиться наряду увиденной в Нью-Йорке девицы, приехало до последней вещи по Почте России. И были устроены смотрины. У Павловых дома. Наряжаться пришлось только Наталье, потому что подруга, надев футболку и отметив у себя маленько выпирающий живот, наотрез отказалась надевать джинсы, утверждая, что они просто на ней не сойдутся в поясе.

– А я буду! – сказала Наталья. И начала переодеваться.

– Слышь, Натаха! Ты, прямо, как одержимая. Правда, – веселилась над ней подруга.

– Да иди ты! – смеясь, отвечала ей та. – Глядишь и параолимпийские…, тьфу ты, паранормальные способности проснутся. Заодно может пойму, что это подруга думала, когда перед нами появлялась.

– Ты забыла маленькую деталь. Сейчас ты все оденешь. Ладно. А прическа-то? У тебя темно-каштановые не очень длинные волосы. А у той… – донимала её Ирина.

– Легко. – ответила ей Наталья, немного помедлив, но, тут же, быстро продолжив надевать футболку и джинсы, которые на её фигуру оказались впору. – Слушай, сходи в ванную. Притащи белое банное полотенце. Не вырезать же из газеты.

– Ха–ха–ха! – рассмеялась подруга, но встала и пошла в ванную комнату.

Надев белые кроссовки от известной фирмы, которые очень были похожи на подделку, и, с шутками и прибаутками нацепив на голову белое полотенце, Наталья стала похожа на виденную ими девицу. Самое любопытное, что и грудь того же размера.

И сама женщина, после всех теннисных турниров, как они иронизировали, «Маленького шлема», имела достаточно явные признаки спортивной фигуры. Что, даже, стало как-то немного не по себе. Возраст, конечно, чуть-чуть не совпадал. Но, этим можно было пренебречь. Да, джинсы потусклее.

– Натаха! Голову даю на отсеченье, что это ты там была. Только в гриме. – вскинула руками Ирина.

– Да. Может быть. У меня и у самой к себе вопросы тоже появились. Рост и возраст не совпадает. Та выше была и моложе, – в задумчивости произнесла Павлова.

– Тьфу. Про возраст забудь. А про рост? Ну, вспомни. У неё на голове были эти, тугие узлы кос. Вот и сантиметры. Сколько ты? Метр семьдесят пять, по-моему? Кроссовки повыше надо было брать. Вот и доберешь недостающее. Волосы отрастишь и покрасишь. Штукатурку наложишь. Ресницы приклеишь. Мама дорогая, Натаха! Это точно ты была! – не унималась Ирина.

– Возьми телефон. Сфотай меня, – сказала Наталья, вертясь всяко перед зеркалом.

– Да. Причесочки-то, конечно, не хватает, – наконец, сказала она.

 Ирина сфотографировала подругу с разных ракурсов.

– Если бы не полотенце, и джинсы. Они не такие блестящие, как у той, то можно было бы Павлова начать дурить. Типа, вот! Опять, она, – сказала Наталья после фотосессии.

– Только что, из бани, – добавила Ирина и они расхохотались.

***



Само здание ООН – это все, что осталось от более-менее дружного когда-то мира. Хоть и противостоящего друг-другу частоколами смертоносных ракет, но все-таки мира.

Если сделать экскурс в тему: Что такое есть детская игра «Царь горы», то – это есть игра, в которой ребятишки, кто первый залезет на самую верхушку снежного холма, старается отстоять свое верховенство над остальными, сталкивая тоже, уже почти поднявшихся на вершину, на самый низ. Детская игра. Игра.

Игра ли? Или способ обучения навыкам, для использования в последующей жизни. Ведь в реальности, все, что не спроектировано и не эксплуатируется с помощью инженерной или научной мысли, все решается способом «Царь горы». Особенно грешат этим политики. Ведь, если бы народы строили бы свои государства, исходя из  творческого подхода инженеров и ученых, то, во-первых, государства отличались бы от ныне существующих. Построенных политиками, часто в угоду своему карману.

Во-вторых, были бы все одинаковыми и эффективными, а не были бы похожи на немазаные телеги от известных автотележных политических кутерье, да еще и с восьмерками на потерявших спицы колесах. А сейчас некоторые государства имеют, именно, такой вид. Да, говорят, политики, пусть хоть какое, но, зато, свое. Ваше.

«Свое!». Правильно. Свое, блин. Ничего понять нельзя. И гремит безбожно. Дура, этакая! Колеса в разные стороны. И в туманную даль зовет.

Таким фигатеням и светофор не нужен. Они ничего в нем не поймут. «Фонарики, какие-то… А! Светомузыка!»

Но, это в параллельной политической вселенной сумрачно-глубинных представлений о государствах и их взаимоотношениях. А в реалиях такой светофор нужен. Тем более, при нынешней обстановке, когда паразит, политический зазывала, захребетник «Золотой лихорадки», кумир халявы, выдавливаемый из голов людских основанным на строгой логике искусственным интеллектом, терпит поражение за поражением. Из-за чего в мире напряжение уже доросло до предела. Карманы-то трещат и дырявятся. Кормушки пустеют. Табель о рангах в кашу превращается. И «Царь горы» сильно не применить. Самому боязно.

Короче, этим инструментом регулирования, хотя его и разваливают, как могут, является Организация Объединенных наций. ООН. До сих пор, авторитетная и эффективная организация решения межгосударственных вопросов и проблем.

Заседания происходят регулярно. Заседания Генеральной ассамблеи, Совета Безопасности. Вопросов решается много. Этакая бесконечная лента. Высказываются представители всех стран. Каждый пытается донести свою правду.

К примеру, представитель США часто отстаивает и настаивает. Говорят, что никогда не врет. Ну, что ж. Бывает и такое.

На этом же заседании совета безопасности по положению на Ближнем Востоке произошла казусная ситуация. Сначала мигнул общий свет. Чего никогда не происходило раньше во время интенсивных обменов мнениями. Но.

Так как, дебаты по вопросу еще не начались, то никто ничего и не заметил. Не заметили так же, как возле флага ООН появилось некое мельтешение каких-то сгустков, ставших, в конце концов, прозрачными.

Начало заседания почему-то откладывали.

Через какое-то время, вообще, выяснилось, что микрофоны ни у одного представителя, ни одной из стран не работают. Лампочки включаются, а звука нет. Перевода на другие языки нет. Ничего нет.

Вскоре, также, стало известно, что микрофон благополучно работает, только, у представителя одной единственной делегации. Соединенных Штатов Америки. Больше ни у кого. Техники суетятся, бегают. Результат – все тот же.

Все дисциплинированно ждали. Время шло.

– Джозеф, что происходит?! Что с микрофонами?! – почти кричал в телефон администратор старшему оператору, смена которого обеспечивала связью заседание.

– Сэр, мы осуществляем все возможные варианты восстановления! – тот явно пребывал в некоей растерянности. – Я думаю, это еще две-три минуты. И мы все восстановим.

В зале стали слышны крики с мест. Российский представитель начал громко говорить, что все происходящее, как раз, в духе нынешней американской политики. И говорить будет только представитель этой страны.

Потом выяснилось, что и кнопки для голосования работают только у американцев. Да и, переводчики работали только на линии США. Все это стало похожим на некую демонстрацию чего-то.

Представители разных делегаций уже начали улыбаться. Председатель тоже. Американцы же делали вид, что их это вообще не интересует и не касается. Совет же Безопасности в этот момент выглядел глупым и беспомощным. Прошло десять минут.

Почти прозрачная тень возле флага ООН собралась в еле видную вертикальную полоску. И в один миг улетела вверх и в потолок.

Через минуты две председатель объявил, что технические неполадки устранены и Совет Безопасности может продолжить свою работу. Решили, что не нужно выносить информацию о событии в прессу.

***



Месье Блакард услышал звонок, сообщавший, что за входной дверью кто-то стоит. Он поднялся, придерживая больную руку, и пошел открывать посетителю.

Им оказался его хороший знакомый, который договорился по телефону заранее, что придет забрать сверток. Если честно, такой груз, находившийся у Блакарда, как говорится, жёг ему ляжку. И маленько становилось легче, что эту, недошедшую адресату, посылку он сейчас вернет отправителю.

– Здравствуйте! Проходите, – сказал он вошедшему. – Может, чаю или кофе?

– Приветствую вас. Вы знаете, я пожалуй откажусь. По двум причинам. Я не хочу вас беспокоить из-за вашей раны на руке. И второе, я очень тороплюсь.

– Да. Рука еще болит, – посетовал француз и, прогулявшись в маленькую комнату, принес пакет и добавил: – Я сожалею, что не смог доставить вашу посылку, но вмешались обстоятельства, которые оказались сильнее меня. Форс-мажор, так сказать.

– Обстоятельства, похоже, были действительно сильнее, – задумчиво произнес гость, принимая сверток и пряча его в небольшой портфельчик. – Постараюсь больше не беспокоить вас в таких случаях, когда все могу сделать сам.

– На эту девицу, конечно, можно было бы заявление написать в полицию. Но, я не буду кому-то портить жизнь. Просто, мне самому, на будущее, нужно быть более осмотрительным, – сказал француз, видя, как гость засобирался уходить.

– Я думаю, что эту девицу вы уже не встретите никогда. Желаю вам благополучно залечить вашу рану. И прошу прощения за беспокойство. До встречи. – загадочно произнес гость и, пожав протянутую ему Блакардом на прощанье руку, скрылся за входной дверью, растворившись в сумерках вечера.



***





Учения стран НАТО во внутреннем море Европы летом 2022 год проходили в штатном режиме. Балтийская вода рассекалась носами корпусов военных кораблей многих государств. Воздух сотрясали звуки современных самолетов на форсаже. Были и реальные выстрелы. Были и чисто электронные стрельбы. Отрабатывалось взаимодействие между разными службами. Тем более в подразделениях от различных государств. Минирование – разминирование. Десантирование. В общем, обычная учебная рутина.

В рулевой рубке британского эсминца, считавшегося одним из самых быстрых военных кораблей, присутствовали все, кому положено, и кто обязан там находиться в момент подготовки к боевым пускам по учебным мишеням противокорабельных ракет «Гарпун». Да, и кому не положено. Тоже болтались.

Погода на море в это время года занималась где-то далеко своими делами, а, может, и отпускниками. А в этом месте планеты совершенно не мешала точно и качественно проходить все положенные пункты военного сценария учений. Этот корабль должен был сделать несколько боевых пусков.

В рубке слышался мерный шум установленной там разнообразной аппаратуры. Капитан корабля Гэрри Хорн, несколько полноватый мужчина с бородой, то снимая, то надевая на голову форменную фуражку, тщетно пытался выгнать с мостика всех посторонних. Свободных от вахты, которые пришли на пост управления, просто, поторчать. Не каждый же день боевые пуски. Есть, что заснять на телефон и потом подпольно выложить в интернет.

Капитан эсминца слегка нервничал. Слишком близко, уж больно, от них располагались, толи из любопытства, толи по бестолковости своей, военные корабли других, участвующих в учениях стран. А пуски, ведь, будут осуществляться противокорабельными ракетами. Понятно, что, всем заправляет кругом электроника, и твоя задача: правильно ввести координаты мишеней.

Но, это теория. Практика же такова, что на этом корабле, собственно, как и на других, бардак. Который искоренить можно только уничтожив судно со всей командой. Абсолютно не известно состояние боеголовок ракет. Диагностика, конечно, проводится регулярно, но… Но, как говорят, иногда, дети: «Мама! Я сколько раз ни нажимаю моей кукле на пуговицу, а она постоянно поет мне не ту песенку!».

То есть, электроника тоже может подвести. И ракета «споет» не заказанную мелодию, а на свое усмотрение. Вероятность такого, конечно, мала, но капитана это беспокоило.

Он старался заглушить чувство тревоги четкими приказами, соблюдая распорядок боевого пуска. И постоянно подходил к одному из передних окон, которое он облюбовал для себя из многих других. Так как, во-первых, подойти можно было, не задев случайно что-нибудь важное. Какое-нибудь устройство или кабель. А во-вторых, обзор передней части палубы и носа судна отсюда был гораздо лучше. Во всяком случае, ему так казалось.

Он уже открыл, было, рот, чтобы громко отдать очередной приказ, и, даже, уже снял для этого фуражку. Как, справа по борту и откуда-то сверху в море, вздымая кучу брызг, будто от небольшого взрыва, пролетело и шлепнулось что-то. И тут же, прочертив в воздухе какую-то белесую, быстро пропадающую, линию, вылетело из воды и с грохотом упало им на крышу ходовой рубки.

Капитан аж присел. Но, быстро придя в себя и оглядев помещение, крикнул стоящему матросу:

– Ну-ка, Джексон! Пулей на крышу.

Парень сорвался с места и выскочил. Сначала на правое крыло мостика и попытался оттуда посмотреть наверх, но потом оббежал часть надстройки и по трапу стал подниматься на крышу командной рубки.

– Что видишь? – спросил его, подошедший к открытому маленькому окну на корму, командир корабля.

– Огни вижу небольшие, будто сварка, какая. Может, шаровая молния, – прокричал в ответ вниз матрос.

– Прямо на крыше? Больше никого и ни чего там нет? Пожара там не будет? – выспрашивал капитан.

– Все. Нет и огней. Больше ничего нигде нет. Дыма не видать, – доложил матрос.

– А так грохнуло-то что? – маленько успокаиваясь, допытывался капитан.

– Не могу знать. Лишнего или валяющегося ничего такого нет, – кричал матрос, прохаживаясь по металлической поверхности крыши рубки.

– Ладно, слазь. – посоветовал ему капитан. И подошёл к трубке громкой внутрикорабельной связи. Отщелкнув её и поднеся к своему рту её микрофон, он объявил по всему кораблю:

– Боцману подняться на крышу ходовой рубки и обследовать её на предмет возгорания. А, также, наличия неучтенных и лишних предметов.

Сказав это, он решил покончить уже с происшествием и продолжить регламент боевых пусков противокорабельных ракет.

Матрос ничего лишнего больше не заметил и спустился вниз. Но, еле видное прозрачное нечто, выстроившееся в вертикаль возле мачты, радарной установки сначала просочилось сквозь металл крыши вниз. В рубку. Потом стремительно ушла еще ниже. В отсеки. И, опять же, никто и ничего, при этом, не заметил. Все были заняты учениями.

Был отдан приказ один. Второй. Произошел радиообмен. Прошла команда на открытие люков ствола выстрела. Один люк открылся и… тут же закрылся.

Раздался резкий сигнал диагностики пуска, означавший его приостановку. Послышались переговоры по внутренней радиосвязи о смене ствола и продолжении пуска другой, уже второй ракетой. А, приготовлено было две.

– Как он мог закрыться? Там же фиксаторы! – орал в трубку связи начальник боевой части кому-то из подчиненных в отсеках. И добавил уже в сторону капитана, пожимая при этом плечами:

 – Регламент делали. Все как положено.

Капитан, мельком посмотрев на него, отвернулся.

Команда на открытие люка ствола второго выстрела прошла. И тот открылся нормально. Послышался сигнал «В укрытие. Пуск» и раздался грохот. Впереди и ниже появилось пламя и дым. И сквозь них вверх ушла, набирая скорость, противокорабельная ракета «Гарпун». Судно, двигаясь вперед, наконец, прошло сквозь оставленную муть. Немного прояснело.

Но, вскоре, в командной рубке, вдруг, раздался коллективный возглас разочарования. Ракета, поднялась на высоту метров пятьсот и, вспыхнув сварочным бело-зелено-голубым светом-цветом, пролетев сколько-то еще по инерции, просто стала падать в море. И, в конце концов, плюхнулась в воду, подняв столбы белых брызг.

Капитан, начав медленно поворачиваться, молча, осмотрел всех в рубке. Рукой показал, чтобы дальше руководил кораблем старший помощник. И сняв форменную фуражку, ушел из рубки, спустившись по трапу вниз.

Кто-то с разных кораблей что-то спрашивал по радиосвязи. Им отвечали другие. А он уже этого не слышал.

Никто и не заметил, как на крыше рубки из прозрачности материализовался парень в серебристых джинсах, потом стянулся в белесую вертикальную линию, которая развернулась в горизонт и стремглав резко улетела куда-то далеко вперед по курсу корабля. А потом, где-то там уже, в морской дали резко сверкнула вверх в небеса.

***

Пресса не оставила без внимания «Берлинскую парочку». А ответ был простой. Менеджеры разных направлений, от рекламы до производителей циркового оборудования, бросились контракты с ними заключать, а найти ни как не могут. «Парочка» не числится нигде. И нигде не живёт.

В соцсетях информации ни об одном из них нет или вранье какое-нибудь. Начнешь искать – и тут же закончишь. Никто ничего не знает. Журналисты стали задавать вопросы полиции. Которая тоже, в связи с нарушением порядка на столь значительном показе, не знала, куда деть заявление от организаторов.

Особо любопытные труженики пера пытались раздобыть информацию о «парочке», используя своих людей в спецслужбах. Но, и оттуда ничего нельзя было достать.

Этих людей с выбритыми висками, как будто, не существовало. Или их дом числится на необитаемом острове посреди какого-нибудь океана.

В общем, некоторые разочаровались и перестали ими, в конце концов, интересоваться. Другие, наоборот же, начали придумывать разные инопланетные сказки и вплетать «Берлинскую парочку» во всевозможные конспирологические теории.

В Америке представители спецподразделений снова собрались на совещание.

Причем, в том же составе.

Адмирал Кроу, председатель, военный. Представитель вице-президента Хавьер Лейсел. Директор разведки США Вальтер Монсли и представитель секретной программы «Катерпиллер» Девид Спейси.

И там же.

В зале со стенами темно-синего с зеленовато-сероватым оттенком, плоскими широкими светильниками дневного света на белом потолке, черными удобными вертящимися креслами с высокими спинками. Бежево-белым под мрамор круглым столом, на котором в центре стояли несколько мониторов. И большим экраном на стене напротив места председателя.

– Еще раз, рад приветствовать всех, – сказал адмирал, скрестив на столе руки в замок:

 – Будем сегодня разбираться с новыми событиями. Очень хорошо, что они произошли не у нас, не в нашей стране. Правда, это мало что меняет.

– Доложу вам, хотя, может, вы уже знаете, что докладчик Павлов и его друзья улетели в Россию. А, я позже объясню, почему я начал именно с этой фамилии, а не с наших, так сказать, аномальных подопечных. Которые, в свою очередь, неожиданно для нас вышли на некий новый уровень взаимодействия с окружающим и окружающими. Все мы уже наслышаны о событиях на показе мод в Берлине.

– То есть, никто уже не таится и никто уже никого больше не боится. Хотя, конечно, с их стороны это было сделано мастерски. Не подкопаешься.

– Я о чем. Общественность, почти, совершенно не заметила их аномальной сущности, списав все на разные фокусы и трюки. Назвала их «Берлинской парочкой». И сейчас, по большей части, обсуждает их наряды и стиль. Слегка задается вопросом: кто такие и где живут?

– То есть, подчеркну: «аномальные» мастерски легализовались. Мы же можем отметить, что все ими проделанное имеет человеческие, земные, так сказать, оттенки, как бы, кому, не хотелось приписать их к каким-нибудь инопланетным сущностям или еще чему-нибудь подобному.

– При этом, их технологии комбинированного использования, так скажем, материального и, возможно, что, нематериального, не имеют аналогов на Земле.

– Еще пришла информация о случае на учениях Baltops с кораблем Великобритании. Все так же, с подозрением на действия «Берлинской парочки». Но, эта информация еще проверяется.

– Теперь, вот что. Почему я упомянул вначале о русском Павлове. Наше знакомство с «аномальными» произошло, как раз, при осуществлении, а точнее, начале, так сказать, нашей операции по внедрению агента в среду русских. Какими-то нитями суть доклада на форуме несколько стыкуется с произошедшим. И, как мы знаем, «Берлинская парочка» своими действиями заставила нас эту нашу затею свернуть без результата. Их действия вполне логичные и человеческие.

– Москва отбрехивается от «аномальных», официально заявляя, что не имеет к ним никакого отношения. Поверим.

– Нам можно сделать предположение, что эти наши «аномальные» подопечные будут и дальше крутиться возле Павловской команды. Возможно, и разгадка этой загадки кроется там же.

– Вот так обстоят дела на сегодняшний день. У кого какие будут соображения? – закончил монолог Кроу.

– Адмирал, мы будем принимать какие-то конкретные меры, ликвидирующие эту угрозу? Что вы собираетесь делать? – заявил помощник вице-президента Лейсел.

Председатель поморщился и сказал:

– Мы и собрались здесь, чтобы обменятся мнениями и решить, наконец, что и как мы, а и вы, Лейсел, тоже в том числе, будем делать, чтобы была соблюдена общая безопасность. Предлагайте. Или вы не хотите ничего предлагать? И будете только вопросы задавать, как журналист?

Тот ничего не ответил, а лишь одарил всех своим коронным выражением лица.

– Спейси. – сказал адмирал, показывая на того рукой. – Начните.

– Информация об этих сущностях для наших специалистов наглухо закрыта или её не существует. Кто бы ни пытался её достать. Результат тот же. Мы о русских и китайцах больше знаем, чем о них. В этом плане мы бесполезны. Они бомжи и здесь, и там, – доложил начальник программы «Катерпиллер».

– Там – это где? – поинтересовался помощник вице резидента.

– На небесах, Лейсел. На небесах. Там – не Земля. И гравитации там нет. Так, что на небесах. Не упадите со стула,– раздраженно ответил ему Спейси.

– Нет. Что вы такое говорите? Вы куда клоните? Какие небеса? О чем вы? Вы хотите сказать, что мы вам выделяем деньги из бюджета на то, чтобы вы там, на небесах с ангелами против чертей боролись? А «Берлинская парочка» – это ангелы или черти? Какие небеса? Что это за белиберда какая-то? Я буду просить, чтобы проверили финансирование этой вашей программы, – затараторил Лейсел.

– Три класса образования и коридор. А зачем его сюда вообще позвали? – аж привстав, возмущенно и громко, до звона в ушах у присутствующих, сказал Спейси.

Сел и продолжил:

– Дорогой мой, по пояс деревянный друг, если вы не знаете, как устроен мотоцикл и уж, тем более, если не умеете на нем ездить, то зачем вы на него залазите? Вам он никак не поможет. Сначала, спросите у жены, как этот мотоцикл устроен.

– Кто руководит страной…?! – и он укоризненно и с вопросом в глазах, посмотрел на Монсли.

– Слушайте, Спейси, я подам на вас в суд за оскорбления, – немного тише проговорил помощник.

– Давайте все успокоимся и продолжим, – как-то подозрительно спокойно постарался потушить пожар адмирал. – Монсли. Вы. Что вы скажете?

– Дополнительный анализ разных баз фото и видео больше не выявил чего-то дополнительного с нашими, как вы говорите «аномальными». Список посещений ими разных представительных собраний по всему миру, достаточно большой. Цель не понятна, но присутствие наличествует. И похоже, имеет, несколько, демонстративный для нас характер, – объяснил директор разведки.

– А что означает «демонстративный характер»? – переспросил Лейсел.

– По опросам, какие мы смогли провести, никто не видел или не помнит такого человека. Я говорю о парне, в данном случае. Но, он зафиксирован на фото или видео присутствующим на многих собраниях или заседаниях во властных структурах разных стран. Кстати, предположительно, недавний сбой связи на заседании Совета Безопасности ООН, тоже их работа. Но, зафиксировать кого-нибудь на фото или видео не удалось.

Он задумался на мгновение и продолжил:

– Да. Так вот. Властными структурами они интересуются. Пока не понятно, с какой целью.

– Теперь. Мы не сильно коснулись Берлинских событий, – и он вопросительно посмотрел на председателя.

– Говорите, Монсли. – одобрил его адмирал Кроу.

– Хорошо, – ответил тот и продолжил:

– Зная хронологию событий, можно констатировать. Что первой была установлена некая невидимая стена для подходящих к объектам сзади моделей. По опросам свидетелей, это не что-то плоское, жесткое и вертикальное. А, какая-то, постоянно нарастающая выталкивающая противосила, если продолжать движения на нее. Способ её установки и границы во вне – не выяснены. Так скажем, по мановению руки. – Монсли, ухмыльнулся, но продолжил:

– Теперь, экран. Природа такого способа кинематографии, так же, нам не известна. А, если же смотреть на этот экран со стороны стены, то его, вообще, просто не существовало. На камерах наблюдения, которые установлены и снимали позади этого экрана, ничего похожего на него нет. Способ его установки и удаления, как и со стеной – тот же. Только, на сей раз, это проделал парень.

– Пачка же денег появилась в руках женщины в один миг. При просмотре видео установлено, что кадр назад пачки в руке нет. В следующем кадре – она уже есть. Деньги неизвестным образом и непонятно когда были взяты из хранилища французского банка в Берлине.

– Способ же их плавного добавления себе прозрачности в конце их шоу, так же, неизвестен.

– Начало акции и место проведения мы узнать заранее не могли физически. Информацию такую неоткуда было взять и не от кого. Цель акции её участниками не объявлена. Но, и мы, соответственно, установить её также не могли по перечисленным выше причинам. Предположительно: легализация. Предотвратить её не могли. Вмешаться – тоже. «Аномальными» все было сделано очень быстро. Наша роль: статисты, постфиксация событий.

– Лейсел, можете начинать высказываться с угрозами и у нас, у разведуправления, подправить финансирование, – с усмешкой и некоторым вызовом подытожил директор Монсли.

– У вас урезать сложно, – отозвался тот.

– А отважились бы, Лейсел?! – искренне рассмеялся начальник разведки, оглядываясь на остальных.

– Так-то, случай получается, неординарный? – после некоторой паузы ответил помощник вице-президента.

В комнате повисла гнетущая тишина.

Адмирал первым нарушил молчание:

– Я рад, Лейсел, что вы, наконец, это разглядели. Кстати, можете тоже высказаться.

– А что я? Я не специалист, как вы. Мне, просто, нужно будет обстоятельно доложить о принимаемых мерах. И дать наверх свои рекомендации.

– И какие по этим вопросам вы дадите советы вице-президенту? – поинтересовался Спейси.

– А мы, что уже во всем разобрались? – в пику ему, маленько подумав, заявил Лейсел.

– Нет. Разбираемся, – пробурчал тот.

– Я готов заявить ему, что на данный момент мы не готовы дать какие-либо рекомендации. И, что мы продолжаем разбираться, – сказал помощник.

– Мы, – громко произнес Спейси, внимательно глядя на Лейсела.

– Мы, – подтвердил ему тот.

– Так. Ладно. Едем дальше, – перелистывая какие-то бумаги, произнес адмирал и добавил:

– Директор Монсли, какие у нас соображения по поводу русского Павлова. Хотя, давайте, я, наверное, вначале сам скажу. Мы с вами уже обсуждали это, – председатель рукой помахал в сторону директора разведки. И добавил:

– Значит, это теперь будут знать семь человек. Предупреждаю. Итак, если «аномальные» тяготеют к русскому Павлову, то нам есть смысл сосредоточить часть наших усилий на нем, – произнес он, взглянув на Спейси. – Все возможные усилия. Цель первой части операции – установление контроля и получение оперативной информации. Русские со своей стороны, наверняка, это уже сделали.

– В России? – с выражением лица, достойным кисти художника, который рисует стоящие у стены стоймя в коридоре домашние тапки, поинтересовался Лейсел.

– Что – в России? – переспросил Монсли.

– Операция будет происходить? – уточнил помощник.

– Кхе. – кашлянул директор разведки. И добавил, максимально смягчив тон:

– Ну, если путаница в документах в вашей канцелярии не унесет нас и выполнение нашей операции в Зимбабве. И нам, все-таки, повезет, то мы будем проводить её в России.

– А зачем нам Зимбабве? – не унимался помощник вице-президента.

– Лейсел, можете сейчас помолчать?! Вы записывайте вопросы на бумажке, и потом их нам зачитаете, – подмигнув Спейси, громко произнес председатель.

– Поржем, – в кулак и с кашлем еле слышно произнес руководитель секретной программы.

Темнокожий адмирал Кроу был очень умным и серьезным человеком. Но, иногда, внешние обстоятельства вынуждали его превратиться в известного актера и режиссера Эдди Мерфи. И, тогда, от его точных и саркастических высказываний и его юмора рушились небоскребы глупости, и отступали легионы дураков.

В данном же случае, в отношении помощника вице-президента он лишь приподнял полу своей мантии.

– Мы собираем информацию и проводим операцию в России. Всеми доступными нам в этом случае средствами. Спутниковая космическая связь и наблюдение. Интернет. Наши каналы в этой стране. И другое, – взглянув еще раз на Спейси, уточнил директор разведки. – Если вопросов не будет, то я, пожалуй, закончил.

Некоторое время висела тишина.

– Никто ничего не добавит? – поинтересовался председатель, собирая бумаги.

В ответ слышно было только жужжание вентиляторов на большом мониторе.

– Ну и, хорошо. Я думаю, если никто ничего не хочет больше добавить, то мы закончили, – произнес адмирал, и, встав и заложив под руку папку со стола, быстро направился к выходу.

– Адмирал, куда вы? Я давно уже выписал себе пару вопросов на листочке, что мне с ними делать? – Лейсел попытался его остановить.

– Что же вы молчали? Тогда, скомкайте этот листочек и выбросьте его в урну, – послышался уже почти из коридора голос председателя.

***



Вечером, когда снаружи было уже темно, Наталья Павлова со словами: «Вот эту мы девицу видели?», показала мужу фото своих переодеваний.

– Вот же, вам с Иркой делать-то нечего! Это ты для этого деньги тратила, покупала? – с улыбкой и, чуть приобняв супругу, поинтересовался Олег.

– Да, ты приглядись, – она слегка отодвинулась и закрыла рукой на экране смартфона голову с белым банным полотенцем на ней. На изображении осталось, только, все, что ниже ладони. Грудь в футболке. Красивая фигура в серебристых джинсах.

Олег глянул и слегка насторожился. Головы с откинутым за спину белым полотенцем не было видно, а вот все остальное слегка, а точнее, очень напомнило ему виденное в отражении. Он напрягся.

– Ну! И, что ты хочешь этим доказать? – спросил он, обняв её еще раз, и попытался взглянуть ей в глаза.

– Это я была, – тихо сказала она, выпрастываясь из его объятий.

– Натаха, да я тебя и так люблю. К чему эта городьба? – пытаясь, все же, ухватить её за руку, сказал Олег.

– Слова про любовь тебе зачтутся. Но, ты суть-то уловил? – улыбаясь и отталкиваясь от мужа руками, произнесла супруга.

– Недотрога. Давай тогда чаю, – глядя на улизнувшую от него за стулья жену, посетовал Павлов. – Какую суть-то ты хочешь, чтобы я уловил? Ниже пояса у вас у всех все одинаково.

– Неодинаково, – улыбаясь, сказала супруга, задвинула шторы и включила чайник. Где-то в большой комнате не шумели дети, и молчал выключенный телевизор. Потому, что дед с бабушкой, Натальины родители, забрали ребятишек к себе. И те, дружно и благополучно обитали на даче.

– Как неодинаково?! Ты открываешь мне что-то новое. Надо снова проверять, – стоя, опершись на холодильник, веселился Олег.

– Проверяй, – опять с улыбкой сказала Наталья, нарезая бутерброды.

– Пошли, – супруг сделал вид, что направляется к ней.

– Неси, – веселым голосом сказала жена, складывая нарезанное в тарелку на столе.

Но, она и сообразить не успела, как Олег подхватил её на руки и, цепляя ногами жены стулья, занавески и косяки, быстро унес её в маленькую комнату.

Супруга только успела вскрикнуть.

Фото в телефоне, оставшемся на столе, среди неровно уложенных в мелкую посуду бутербродов, было видно еще какое-то время. Потом экран потух.

***



Ближний и Средний Восток. Тугие и кровоточащие узлы человеческих разногласий и разнообразной дележки. Огромное количество нефтяных интересов здесь искрят и сталкиваются. Регион напичкан оружием до отказа. Заповедь Господа «Не убий» здесь нарушается не глядя.

Плюнешь на песок, а попадешь на оружейный приклад. Дети с малых лет умеют стрелять из автомата. Одно сражение, затухая, плавно перетекает в другое, разгорающееся с новой силой. Аул или селение враждует с другим селением. Да, что деревни! Страна, границ которой на континенте Евразия нет и в помине, а ближайшие же её границы находятся аж за океаном, заботясь, по её словам, о своей безопасности, в пух и прах размолачивает другую страну, находящуюся в Евразии, в этом месте Земли с древних времен. И убивает её людей.

Ох, уж это волшебное слово – безопасность.

 Остальной же мир кивает одобрительно, словно китайские болванчики на передней панели автомобиля. Качнешь – кивают. Не качнешь – …тоже согласно кивают. Но более вяло. Короче, болванчики.

Американцы отправили свой патруль в сторону двух деревень, в которых, якобы, скопились противостоящие им боевики, повстанцы, террористы. Их можно как угодно называть. Они – против Америки и её присутствия на их собственной земле.

Четыре бронетранспортера в патруле, и пять джипов с установленными в кузове крупнокалиберными пулеметами.

Жара. Горячий песок. На тебе боевая форма и каска. Оружие. Очки и маска, закрывающая рот. С тобой страх быть убитым ни за что. И раздражение на всех и всё. На сержанта. На автомобили. Эту страну. На этих людей, которые из-за угла или из, какой-нибудь, норы стреляют лучше, чем на прямой видимости. Даже их ребенок способен и жаждет тебя убить. Потому, что ты пришел к ним, а не они к тебе.

Патруль не стал близко подъезжать к самой деревне. Американцы рассредоточились, кто к БТРу прильнул, кто за песчаный холм залег. Оттуда сюда пули летят. Отсюда улетают. Не шатко, не валко идет, якобы, разведка боем. Хотя, на самом деле это просто стрельба.

Наконец, американцы решаются наступать. Нужно попасть в село и провести ревизию и зачистку. И, успеть до обеда, вернуться в свое расположение.

Обороняющиеся видимо почувствовали это и перебросили к линии соприкосновения отряд автоматчиков, скорее из местных жителей.

Завязался бой. Американцы двинули вперед два из четырех БТР-ов. У одного выстрелила пушка. Потом еще раз.

Раздавались звуки взрывов. Щелканье стрельбы из автоматов. И какой-то шелест, и странный грохот. Как будто, в небе молния летит, грохочет и застревает, потом снова летит. Снова грохочет и снова застревает. Это не снаряд и не ракета.

Один из впереди идущих бойцов разглядел что-то на небосводе, обернулся и стал махать перчаткой. Показывая куда-то вверх. Остальные перестали стрелять, попрятались за технику и тоже стали что-то высматривать в небе. Впереди остался только один БТР и один солдат, спрятавшийся за ним. Любопытно, что и повстанцы прекратили огонь и, тоже, стали смотреть на что-то вверху. Но, из-за яркого солнца почти ничего не было видно.

Старший патруля взял бинокль и посмотрел туда, куда смотрели все остальные. А там было чудо. Не иначе. В воздухе на высоте метров пятьдесят в бело-зелено-голубом сварочном свечении, будто, от шаровой молнии, висел человек. В гражданской одежде.

Оставшийся боец возле переднего БТР-а направил автомат вверх с намерением выстрелить. Но, не успел. Оружие с дикой скоростью было вырвано из рук и отлетело метров на пятнадцать в сторону вправо, а воин же опустился на колени и остался неподвижен.

Со стороны деревенских раздался смех.

Но, внезапно, прямо перед самым ближним к американцам укреплением повстанцев появилась прозрачная, сотканная из того же, как от сварки свечения, как бы стела, и раздалось какое-то громкое бренчание или музыка. Двух минут не прошло, как редуты обороняющихся опустели. Все до одного, сверкая, грязными от сидения в окопах, задами убежали в неизвестность. Куда-то далеко. Стела помутнела и исчезла.

Среди американцев прошел ропот недоумения. Второй БТР дернулся, было, вперед, к оставленным только что вражеским позициям, но тут же остановился. Потому, что первый БТР, вместе с бойцом, который, почему-то, так и не встал с колен, вдруг, исчезли. Стало видно песок и камень. Следы от колес на земле остались. А машины нет. Труба!

– Уоу-уоу-уау! – воскликнул кто-то из американских военных, замерших в нерешительности.

Старший патруля снова через бинокль посмотрел в небо. Неожиданно оттуда стремительно протянулся луч к ближайшему от этого, главного в патруле американца, бархану или какому-то песчаному холму. И тот разлетелся вдрызг, как от взрыва. Осталась лишь проплешина на земле. И в этот момент, снова появился первый спереди БТР с бойцом, который зашевелился, и, оглядываясь в поисках автоматической винтовки, стал подниматься на ноги.

БТР-ы, не сговариваясь, почти одновременно стали разворачиваться, как, собственно и джипы, стоявшие чуть позади за холмами в засаде. Старший патруля, что-то сказал по радиосвязи. Бойцы начали грузиться на ближайшую, им доступную, технику. Грохот, лязг, копоть, пыль, жара.

Патруль, не размышляя о том, выполнил он поставленную задачу или нет, взял курс на обратный путь.

Где-то вверху раздалось шипение и треск. Потом все утихло.

И в небе не осталось ничего и никого. Разве, что редкая птица, когда-нибудь случайно пролетит по воздуху в том самом месте.

***



– Том, это – Тагам. Приветствую вас. Есть у вас несколько минут? Я предлагаю вам пообедать со мной. Я уже заказал столик в баре с приличной английской кухней, – англичанин Раму Тагам дозвонился до советника американского посольства Тома Моргана.

– Вам опять повезло, я на колесах. Вы отслеживаете меня что ли? – рассмеялся в трубку американец.

– И не хочешь, а оно как-то само получается, – тоже со смехом, ответил англичанин.

– Понятно. Но, ужинать я буду в другом месте. А, вот, от стакана молочного коктейля не откажусь. Говорите. Куда ехать? – спросил Морган.

Тагам назвал ему адрес.

– Хорошо, подъеду, – советник отключил телефон и сказал водителю название ресторана. Автомобиль изменил свой курс.

Вечерняя столица России своими яркими улицами быстро прокатывалась за стеклом авто Моргана. Несколько раньше, прошел небольшой дождик и, для полноты палитры неизвестного художника, добавились краски отражения подсвеченных зданий и уже включившихся фонарей, в мокром асфальте дорог и в лужах. В центре столицы, даже, некоторые переулки были расцвечены какими-нибудь гирляндами или разными игрушками. Украшениями.

Подъехав в назначенное ему место, советник, неспеша вышел из автомобиля. И… встал, как вкопанный. Продолжая прикрывать рукой дверцу заднего сидения, он нос к носу столкнулся с парнем из «Берлинской парочки», то есть, мужчиной с выбритыми висками и в серебристых джинсах. Тот был сантиметра на два выше Тома.

Минуту они стояли друг, напротив друга, и молчали. Морган, зная, кто перед ним, но, не испугавшись совсем, заметил, что претензий к натуральности, к примеру, одежды «аномального» или его лица у него, Моргана, не набирается. Перед ним стоял че-ло-век. И очень внимательно неподвижными, почему-то, черными зрачками смотрел на него. Даже. В него. Куда-то, прямо, в душу.

– Да-да-да! – проговорил, наконец, американец. – Вот, с вами-то, нам и надо побеседовать.

Он хотел, было, обойти парня, и уже начал какое-то движение, но что-то в голове и спинном мозге у него перестало, так сказать, срастаться. Просто, не давало ему сдвинуться с места. Появилось такое ощущение, будто, кто-то держит его огромной рукой и при этом, исследует его мозг, как картотеку, перебирая страницы.

Краем глаза он увидел впереди англичанина, который давно уже вышел из своего авто и встречал его перед входом. Пытаясь разглядеть того пояснее, Морган понял, что тот тоже пребывает в некоем выключенном состоянии и со склоненной вниз головой.

«Улыбка у Тагама неестественная, и сейчас глупо смотрится» – пролетело у него в уме.

Морган стоял перед парнем и никак не мог сосредоточиться на своих предстоящих действиях. Так прошла минута. Наверное, пошла уже вторая. У него появилась мысль, что претензий, как таковых, к стоящему перед ним человеку у него нет. Это он, сам, Том Морган, из-за своей какой-то бестолковости не может разрешить создавшуюся ситуацию. Начал говорить и не продолжил. Хотел обойти, но стоит на месте. Даже, извиниться не получается, потому что, он не может сосредоточиться, как же это делается.

Судя по всему, рыться в его «картотеке», закончили, потому, что он почувствовал и понял это. Да и парень немного, как-то, дернулся. И протянул руку в сторону заднего колеса, стоящего впереди них, чьего-то припаркованного автомобиля.

Раздался достаточно оглушительный хлопок. Морган инстинктивно повернул туда голову. Почему-то лопнула именно на этом колесе покрышка. Раздались вскрики. Кто-то из прохожих, даже, отпрыгнул.

Том быстро нашел глазами Тагама и снова повернул голову обратно, в сторону парня. Но, того уже не было на этом месте.

Какое-то чувство раздражения, неуверенности, облапошенности разом накатило на советника посольства. Как будто, у него, когда он находился в беспомощном состоянии, обшарили все карманы и украли все его секреты. Он отыскал в суете англичанина и подошел к нему.

С тем, видимо, тоже что-то ранее произошло, так как ни улыбки, ни доброжелательности на его лице уже не наблюдалось. Он стоял, смотрел на Моргана и беззвучно шевелил губами.

– Что вы там бормочите, Тагам? – раздраженно спросил его советник вместо приветствия.

– Читаю молитву. А вы там с кем разговаривали? Или это уже у американцев мода такая, здороваться с воздухом? – натужно пошутил англичанин.

– Читай дальше! – злобно пробормотал Морган и повернулся в сторону ресторана.

Водитель автомобиля с лопнувшей покрышкой, глядя то на нее, то на них, сказал по-русски:

– Вот, какого … она взорвалась?

Они не обратили на него большого внимания и медленно пошли, собственно, куда и собирались. В бар-ресторан.

Войдя и усевшись за абы какой, а не заказанный англичанином, столик, они перевели дух.

Американец, приподняв указательный палец правой руки, лежащей на столе, сказал Тагаму:

– Вы – не спрашиваете у меня, я не спрашиваю у вас!

Англичанин хотел было тоже что-то сказать, но передумал.

Они, заказали по молочному коктейлю и, разглядывая местный интерьер, стали молча сидеть.

Бар был аляписто красным, с желто-черным волнистым потолком. Прямоугольные столики, прямоугольные телевизоры разного размера в нишах. Хотя, так, если в целом посмотреть по современным дизайнерским меркам, то очень даже и гармонично.

Принесли коктейли.

Пили их в тишине.

Молчание, все-таки, нарушил англичанин.

– Вам не досаждает разная общественность, упрекая, что специальное сотоварищество очень медлительно? И пора принимать какие-то меры.

– Пусть политики и принимают, что хотят. Мы – работаем, – допивая коктейль, пробурчал Морган.

Попрощались они сухо. Если англичанин и отошел немного от случившегося. То, американец был зол. Не понятно на кого. И на себя, в том числе. Он молчал, и все время прокручивал в голове произошедшие с ним события. И тщетно искал прореху. Где он дал слабину? Видавший многое за свою жизнь – и так уделаться.

В голове же, где-то в самой глубине, также вертелась назойливая фраза, услышанная им в каком-то телерепортаже:

«… и были наголову разбиты превосходящими силами противника…»

Водитель, конечно же, тоже ничего не заметил. Морган опросил его осторожно.

Получив отрицательный ответ, советник хмыкнул.

– В посольство, – сказал он, когда уже автомобиль начал отъезжать от бара.

***



По иронии судьбы или, может быть, из-за сарказма власть предержащих в Америке, известная во всем мире тюрьма Гуантанамо, расположенная на одноименной военной базе США, находится на острове Куба. Форпосте освободительной борьбы против колониализма, этаком непотопляемом авианосце, которым длительное время бессменно руководил ярый противник капитализма небезызвестный Фидель Кастро.

В этой тюрьме, иногда бессрочно, находятся те, кого американские военные сочтут преступником из стана бойцов противника против своих военных. Почешут репу и «сочтут».

То есть, такое, вот, правосудие. Из раздела:

« – А давайте, вот, его назначим!

– А почему его?

– Ну, я художник. Я так вижу!».

Приходящие к власти американские президенты бессистемно, то закрывают её (на бумаге), то снова открывают. Этакая отрыжка демократии. Как, собственно, и тюрьма.

База находится на берегу океана. У которого хватает как солнечных и спокойных, так и пасмурных, штормовых дней.

Развеселый вид тюрьмы, когда светит солнышко и искорками играет своими лучиками на алюминиевых конструкциях зданий и сооружений базы, если смотреть сверху, напоминающих снежинку. И легкий бриз колышет флаг. Сменяется в пасмурные дни, особенно под вечер, на вид вцепившегося в берег, угрюмого металлического паука в огоньках под мрачным стальным небом, со стремглав пролетающими куда-то в безжизненную глубь огромного океана, низкими и рваными тучами.

В такие дни безжалостно трепещущееся на сильном ветру и плавно превращающееся в рваную тряпку полотнище флага, становится символом того, что в этой тюрьме долго не живут. Тебя раздавят. Истреплют. Просто, криков узников не слышно. А бросающийся ошметками пыли и мелкими камешками, воющий в трубах и гремящий оторвавшимся листом обшивки здания, и проникающий во все закоулки, холодный ветер делает все, чтобы даже мольбы к Господу от того, который навечно посажен в камеру где-то под землей, не смогли дойти адресату.

И это, несмотря на то, что Господь, ведь, не уполномочивал никого сажать в камеры.

Гудяще-шипящий непрекращающийся шум океана в темноте в один из таких вечеров неожиданно был разбавлен звуком грома, хотя молнии не было замечено в этот момент. Облака же, откуда-то сверху, запоздало, но резко пронзила, осветив бушующий океан, прибрежный накат и клочок песка берега, полоса света, бело-зелено-голубого, как от электрической сварки, цвета. Медленно поблекла, оставив внизу светлое пятно в ночи, похожее на яркий светильник, висящий в метрах пятидесяти от земли. Как будто, в этой точке все еще продолжали сваривать трубы.

Через какое-то время, оно начало зигзагами вдоль поверхности «мерить» территорию тюрьмы.

Внизу в нарастающем сумраке, разбавленном огоньками освещения, стали раздаваться охранные сирены и какие-то фразы через громкоговорители. Даже выстрелы.

«Светильник» абсолютно не замечал ни разгулявшейся непогоды, ни возни и беготни на земле. Он «перемерил» всю территорию тюрьмы, как будто, выискивал что-то. Потом, взлетел вверх метров на сто, почти к мечущимся облакам и… начались чудеса.

Световое пятно ярко вспыхнуло, на миг превратившись яркий шар-искру, и вытолкнуло из себя вниз к земле сильно расширяющийся, тускло светящийся конус. Сформировавшийся же следом плоский горизонтальный слой в конусе, такого же цвета, медленно опускаясь к земле, достиг поверхности и, неожиданно…, сделал прозрачными крыши одноэтажных блоков. Можно было, даже, разглядеть людей, их населяющих.

Вспышка света «набухала» до яркого шара еще так, раза три. И, когда уходящие от неё к земле белесые полупрозрачные слои достигали поверхности, прозрачность недр уходила в глубину и делала доступным для взора скрытые под этой поверхностью подземные этажи. Слой за слоем открывались вниз. Картина была феерически торжественная от фантастической могучести этой вспышки света, открывшей взору всю скрываемую надзирателями и политиками тюремную реальность. Получилась, как бы, яма некоей объемной прозрачности. Даже было видно, как на уровне четвертого этажа вниз, в небольшой камере, опершись о стену спиной, сидел человек. Может быть, какой-нибудь современный граф Монте-Кристо.

Такая картина продержалась около минуты. Потом все белесые плоские контуры начали стягиваться обратно, кверху, к мигающей слегка вспышке-искорке света. Прозрачность и освещенность стали также плавно уходить и закрывать подземные этажи. Закрылись и крыши одноэтажных блоков.

Вспышка втянула в себя всё без остатка и через миг стремглав улетела на близлежащий холм. Туда, где стояла антенна спутниковой связи. И быстро трансформировалась в светящуюся тем же сварочным цветом фигуру человека, мужчины, у которого были согнуты в локтях вытянутые вперед руки. Левая – чуть выше, правая – чуть вниз. Фигура постояла так с полминуты, потом стянулась в вертикальную светящуюся линию и сверкнув, в один миг пронзила облака куда-то вверх.

Стало темно. Мрачные тучи ветер по-прежнему уносил куда-то в океан. В тюрьме, видимо включили все наружное освещение, потому что, на её территории стало видно все и вся.

***



Подполковник Заславский Николай Трофимович, руководитель службы специальных операций, снова вызвал своих подчиненных для разбора произошедших событий.

– Здравствуйте, коллеги! – поздоровался он, входя в кабинет.

Ему ответили.

– После небольшой паузы, вызванной у кого отпуском, у кого нездоровьем, давайте-ка разберем что, где и как произошло. Восстановим, так сказать, боеспособность. Что-то вы мне расскажите. Кое-что – я вам.

Он, оглядев всех, сцепил руки в замок, ладонями наружу, и звучно, щелкнул суставами. И усевшись за свой стол, продолжил:

– Итак. Значит, за прошедший период произошли события на показе мод в городе Берлине. Наши аномальные друзья передумали скрываться и отметились на публике. Причем сделали они это достаточно искусно.

– Эффекта разорвавшейся бомбы для населения, общественности от этого не произошло. Все было спущено на тормозах. Тишь, да гладь, да Божья благодать, так скажем. Кое-что уже, даже, начало забываться. Их действия были восприняты, как тонко сделанный искусственный трюк, фокус.

– Некий налет неестественности на лицах участников «Берлинской парочки» воспринимается другими как грим или хорошо прилаженная маска. Что снимает вопрос о том, чтобы их опознать и, соответственно, установить местонахождение или гражданство.

– По зарубежным опросам эта парочка имеет, даже, место в рейтинге популярности. Их наряды и прически пытаются повторить в соцсетях.

– В отличие от общественности, мы знаем их послужной список, который, кстати, продолжает пополняться. И все мы прекрасно понимаем, с чем на самом деле мы имеем дело.

– На учениях Baltops в Балтийском море были запорчены пуски противокорабельных ракет «Гарпун» с эсминца Великобритании. Списать это на бестолковость и нерадивость команды судна и персонала, обслуживающего технику, не дает зафиксированное нами со спутников проявление аномального явления со знакомым почерком.

– Не далее, как вчера, с той же росписью, творилась аномальщина над базой и тюрьмой Гуантанамо. Конкретно, что там произошло установить не удалось. Американцы тоже не заостряют на этом внимания.

– Нашими специалистами выявлено большое количество опознаний членов «Берлинской парочки» при обработке огромного массива фото и видеоматериалов взятых из легальных и нелегальных источников по всему миру. Если выразиться в двух словах о них: психология человеческая, исполнение – нечеловеческое. Их мотив, шариться везде и лезть во все дыры, типа: «К нам едет ревизор!», при этом, не сильно нарушая статус-кво, говорит о некоей профессиональной подготовке и, возможно, спланированности действий. Цель этих проделок – пока неизвестна. Место базирования – тоже.

Подполковник прервался и осмотрел присутствующих.

– Все-таки, выбивается из привычной нам аномальшины, их желание легализовать себя в обществе. – откладывая ручку подальше, подытожил подполковник Заславский, и, взглянув на майора Саблина, добавил:

– Давай, Андрей.

– А что? Зная, так сказать, с кем мы работаем, мы зафиксировали массу их следов. Но, конкретного результата: опознавание и выявление места базирования, дислокации, так сказать. Этого мы не добились. Причина такого положения в том, что в нашем мире они бомжи. За ними нет конкретных людей.

– Андрей, ну что это за доклад? Опять. Кому я что объясню? У нас уже дрова выносят среди бела дня. А мы все одну мелодию играем. Финскую польку, – встав со своего места, прервал его подполковник.

– Ну, значит, они подготовились серьезно. Раз вы говорите, что они профессионально подкованы, – пришел на помощь Саблину подполковник Мехтин.

– На следующее собрание, Андрей, приведешь мне цыганку. Её послушаем. Не могу я во все это поверить. Ерунда это какая-то, – подполковник Заславский махнул авторучкой в сторону майора.

Саблин мелко затрясся от смеха.

– Что ты смеешься, Андрей? Шутки шутим? – начальник бросил ручку на стол. И посмотрев на всех, добавил:

– Я, вот, распущу ваш отдел и цыган наберу. Больше пользы будет.

Майор Саблин успокоился. Он поудобней уселся на стуле и сказал:

– Я согласен.

– Да, что «согласен», Андрей? Я не шучу. Найди мне цыганку. Побеседуем с ней, – ответил ему подполковник.

– Есть, – ответил майор.

– Так, ладно. Еще вот что. Американцы, по нашим данным, зачем-то активизировались в отношении докладчика ученого Павлова из Новосибирска. Будем держать эту линию, тоже. Все. Надоели вы мне! Совещание законченно. Марш отсюда! – скомандовал подполковник Заславский, грозно зыркнув на подчиненных.

Саблин, вставая, скомкал какой-то листочек и издалека по-баскетбольному бросил его в сторону пластмассовой урны в углу. Попал.

Дверь за ними закрылась.



***



Летние дни в Академгородке, городке ученых Новосибирска – это отдых на курорте. Лес рядом. Грибы, ягоды, пешие прогулки. Некоторые встречали в лесу, даже, лосей.

Множество белок. Некоторые из них совершенно спокойно едят с руки. Но, пытаться схватить же их, при этом, не рекомендуется. Вырываясь, они могут вас покалечить острыми когтями.

Центральная улица в этом городке называется «Морской проспект» потому, что она упирается в Обское море. Так еще называют Новосибирское водохранилище. С оборудованными песчаными пляжами, спасательной станцией. Рядом остановка на железной дороге с одноименным названием.

По берегам масса яхтклубов и всяких лодочных баз с аттракционами и прокатом водных велосипедов. Садовые товарищества. И элитные поселки с дорогущими домами.

Ну, когда тут работать! Особенно, летом.

Павловы и Шанины ничем не отличались от других людей, населяющих этот район. Спровадив детей с родителями на дачи, они после работы начали чередовать занятия теннисом с лежанием для загара на песке. От их жилищ до пляжа двадцать минут ходьбы и спуск по лестнице.

Возвращаясь, как-то, с такого похода на море, Павловы решили зайти в магазин за продуктами. И, проходя мимо стекла витрины гастронома Наталья, увидев свое отражение, сказала:

– Олег, а как это получилось у той в Америке, в зеркале… в смысле в витрине, её видно, а на самом деле, в реальности, её нет. Это что? Ошибка матрицы? Мы в матрице живем?

– О! Вспомнила. Я уже и забыл. Тебе как, научно объяснить или как пойдет? – и он тоже посмотрел на себя в отражении в стекле.

– Объясняй научно. Давай, сейчас продуктами затаримся. А по дороге домой ты мне расскажешь, – сказала супруга.

Они зашли в магазин и набрали домой еды. Рассчитались на кассе, вышли. И Наталья снова потребовала:

– Слушай, они же в Берлине устроили цирк. Ты же знаешь об этом? А зачем девушка нам-то показалась? Какая связь? Мы кто? Эрцгерцоги какие-нибудь? Семь миллиардов на планете Земля, а почему-то именно нам?

– Доклад, наверное, мой читала. Хотела обсудить, – улыбнулся Олег, перекладывая пакеты из руки в руку.

– Да, я серьезно, же! – воскликнула Наталья.

– Ну, не знаю. Значит, интерес какой-то мы вызвали у нее. У них, – ответил Олег.

– Какой мы можем вызвать интерес у них? – не унималась супруга.

– Нет. Но, вопросы-то и я умею задавать. Ты ответы давай! Не знаю. Я ж тебе говорю, – сказал он и добавил:

 – Если больше она не появится, то её интересовал только доклад.

Так, в задумчивости, они и дошли до дома.

Если уравнение долго не решается, то его стирают с доски. Поэтому, Павловы решили бросить эту тему до лучших времен.

***



Дожились. Племя не может напасть на соседнее племя и отобрать у него костяные бусы и жену вождя. Что за дела? Потому что, само оно может получить по сусалам так, что они оба улетят в небытье со скоростью света.

Мир на несчастной планете Земля роскошь и обеспечивается частоколом ракет с ядерной начинкой, направленных разными странами друг против друга. Короче, мозгов нет – считай калека. А ума нет – в ход идут кулаки.

И, даже, маленькая Северная Корея туда же. В ядерные члены. Хорошо, пока только, что товарищ Хим Ен Иль доводит, наверное, до бешенства, только, Годзиллу, запуливая свои ракеты в море. Но, все течет и все меняется.

Индия и Пакистан. На одну сторону весов кладешь их ядерные кнопки, на другую – их чудные соревнования: чей сегодня воин выше поднимет ногу при смене караула на границе? А ведь, нужно же свой сапог поднять выше головы, да еще и выше такой же обуви соперника, делающего этот же трюк рядом. Этакая разновидность шпагата вверх. Не устроят ли и они, какие-нибудь, соревнования, кто же из них быстрее нажмет на ядерную кнопку?

Америка и Россия. Вроде, казалось бы. Адекватные страны. Ан-нет!

Ну, Россия, ладно. Сказала: нападете на нас – покажем вам Кузькину мать с вертикальным взлетом и мертвой рукой.

Зато, Штаты. Один из их президентов заявляет на весь мир нечто подобное вот такому: «США – повелитель Белыя и Малыя Вселенных». Ну и, соответственно, Америка считает, что свои ядерные ракеты можно подсовывать во все щели в соседском заборе. А, давайте, потыкаем!

Ну, адекватные? Нет!

Вот, и дождались, чего-то такого, типа: «К нам едет ревизор!»

Подготовка пуска, пока что в учебных целях, баллистической ядерной ракеты «Минитмен», на одной из американских баз.

Операторы ввели код. Отъехала крышка сверху над ракетой. 

До этого момента все шло штатно. Но, зато, после, неожиданно, откуда-то с неба в открытую шахту стремительно влетела вертикальная белесо-зеленоватая полоса метра полтора-два в высоту.

Она остановилась внизу, у бетонного подножья, на котором стояли опоры, и быстро развернулась вширь, так сказать, приняв облик парня в черной футболке и серебристых джинсах.

Он показал куда-то еще ниже рукой, и вся огромная конструкция, вдруг, слегка покосилась. Один край бетонного фундамента чуть просел. Ровно на столько, чтобы оси шахты и ядерной штуковины перестали совпадать. И ракета при старте, вылетая, могла задеть либо какую-нибудь из шахтных конструкций, либо за края. Либо… Ну, короче, так не взлетают. И не взлетят.

Парень снова трансформировался в вертикальную линию. Потом, это линия стянулась в маленький, чуть сверкающий бело-зеленовато-голубым светом шарик, размером в два-три сантиметра, который плавно стал подниматься по шахте вверх наружу. Иногда от него, при этом, отлетали к ракете искорки и разряды. Немного пролетев так, он, в конце концов, просто растворился в воздухе. Исчез.

Оба оператора, после нажатий положенных им нажимать кнопок, схватились за ключи, повернули их одновременно в одну сторону по часовой стрелке, подержали их так до команды «Отпустить» и этими движениями дали старт предпусковой диагностике.

Но, через полминуты раздался сигнал отбоя пуска из-за завершения одного из этапов диагностирования с отрицательным значением.

И запуск ракеты в учебных целях, а так же, для того, чтобы израсходовать одну из дорогущих ядерных игрушек для взрослых и заменить её на новую, еще более дорогостоящую, не произошел. По технической причине.

Это, как упражнения военных алхимиков: собираете с населения деньги, покупаете на них чистого золота железнодорожный вагон и… эти чудо-маги в погонах, подбрасывая его в небо, превращают все это в металлолом.

Ну, адекватные?! Нет.

***



Джоржа Сэмюэля, этого старого волка от финансов, возраст которого, мог, даже, уже кого-то, не только удивить, но и поразить, вдруг, заинтересовал вопрос: а что это за «Берлинская парочка» такая объявилась? Деньги, видели, пинает.

Он сидел на лавочке в своем парке, который был раскинут вокруг его роскошного дома, и тыкал тростью в муравьев на дорожке. Ему нравилось, как те начинают искать выход, если он нарушит им их слаженную работу.

СМИ уделили этим странным людям достаточно внимания, чтобы, чутье подсказало ему, что это не самая обычная пара.

И, сейчас, он ждал специального человека, который может, за деньги, конечно же, более-менее внятно просветить его в этом вопросе. Назначенное время уже наступило. И финансист огляделся.

Да. По другой дорожке зеленого парка в его сторону двигался человек, лет пятидесяти пяти - шестидесяти. Худощавый. В легком коричневом пиджаке, светлой рубашке и бежевых брюках, летних сетчатых ботинках и шляпе. И, конечно же, с доисторическим портфелем.

Семюэль продолжил, снова, тыкать тростью в муравьев.

Человек подошел и представился:

– Добрый день! Можете называть меня Антонио Либерта. И считайте меня аналитиком. Мы с вами договаривались о беседе.

Финансист показал ему, чтобы тот расположился рядом с ним на лавочке.

Мужчина сел.

– Я так понимаю, что вы достаточно обо мне наслышаны. Верно? – поинтересовался Семюэль.

– Разумеется. Вы – очень известный и успешный финансовый менеджер, так сказать, высокого полета. С вами не хотят работать даже некоторые страны, потому, что созданная вами империя, а это и деньги, и люди, и предприятия, могут составлять им серьезную конкуренцию. Ваша деятельность привела вас к тому, что на данный момент у вас нет врагов, так как они, просто, не смогут разрушить созданное вами. – сложив руки между ног и глядя в небо мистер Либерта, как будто по памяти, читал его досье.

Хватит, – прервал его Сэмюэль.

Он, молча, еще немного потыкал тростью в муравьев.

– Что случилось в Берлине? – снова продолжил он, мельком искоса глянув на аналитика.

– Может вам рассказать, с чего и когда все это началось? Германия – это уже продолжение, – предложил Либерта.

– Попробуйте, – достаточно безразлично проговорил финансист.

Тот, положив шляпу тут же на скамейку, начал:

– Это – не обычные люди. Точнее, не люди вовсе.

– Стоп, – прервал его Семюэль. – Не говорите ерунды. Расхаживать по подиуму и нравиться публике, потом, пинать деньги и, вдруг, не люди.

– Мне, наверное, трудно будет вам объяснить. Я тогда начну с фактов. Имеется фотография. Я, кстати, принес её копию, – и Либерта начал доставать из портфеля бумаги.

– Вот, – он протянул финансисту фото с девицей на заднем сидении.

– Что это? – Семюэль стал рассматривать снимок: – Я видел другие кадры из Берлина по телевизору.

– А это в Индии. В Нью-Дели. Некий русский Павлов, докладчик на форуме «Идеи молодых – XXI век» был в разработке у спецслужб. Но, операция была торпедирована вот этой пассией. Она дискредитировала подготовленного агента. Это фото, как раз, с той операции. И что важно, агент утверждает, что этой девицы в машине не было.

– Ну, так вот же она. На вашем фото. – пробурчал финансист.

– Наш человек утверждает, что в зеркале заднего вида она, агент, не видела никого. Иначе, моментально среагировала бы, – пояснил аналитик.

– Сомнительный факт. Что это? На фото есть. А в машине нет? – Семюэль продолжил тыкать тростью в траву.

– Спецслужбам видней. Они проверяли все. Они назвали их «Тени», – оправдывался Либерта.

– Хорошо. Я понял. Можете больше не рассказывать. Ответьте мне лучше на другой вопрос. Общего плана. Это начало чего-то? – глянув на аналитика, произнес финансист.

Тот помялся, как бы, собираясь с мыслями, и сказал:

– В ближайшей перспективе, несмотря на некоторую активизацию этих Теней, мало, что может измениться. Машина имеет инерцию. Инерция в головах. В умах людских. Но, факты говорят о том, что Тени имеют профессиональную подготовку по человеческой психологии. Они не имеют национальности, места жительства. У них нет родных, близких. Но, у них нечеловеческий арсенал.

– Легализация этих «паранормальных» на подиуме в Берлине, когда толпа обсуждает, только, их наряды, и больше никаких вопросов не задает, это наглядный пример высшего пилотажа. И, если они поставят цель оккупировать планету, то они сделают это легко. Не встретив никакого сопротивления.

Финансист улыбнулся какой-то своей мысли:

– У них не получится. Запутаются в финансовой отчетности.

Аналитик тоже рассмеялся.

– Мне нужен вот какой ответ. Кроме того, что эта девица запнула куда-то пачку денег. Какие могут быть из-за них финансовые события, потрясения? И когда? – оглядывая парк и потягиваясь, снова спросил Семюэль.

– Здесь, скорей всего, финансовое будет вторично. И, как следствие процессов в обществе. Возможно, когда-нибудь. Но, не сейчас.

– Деньгам в головах людских, в их умах, так сказать, еще жить и жить. Как где-то в своих научных статьях утверждает русский ученый Павлов, из-за доклада которого, может быть, все и началось: в генах человека есть действующее животное. А, пока оно существует, понятие кормушка будет актуально.

– Хорошо, – разминая кости, слегка потягиваясь и приставив трость к лавочке, сказал финансист. – Вы, судя по всему, хороший аналитик. Буду к вам обращаться периодически. А сейчас я пойду. Консультация будет оплачена.

Они оба поднялись, собрали каждый свои вещи и, раскланявшись, разошлись в разные стороны.

Семюэль побрел к своему дому. Дворцу.

Антонио Либерта, водрузив, снова, на голову свою шляпу, бодрым шагом удалился по той же дорожке, по которой и пришел. Может, конечно, он, просто, придумал на ходу себе имя и фамилию. Но, то, что он был аналитиком, это было похоже на правду.

Семюэль, немного пройдя по дорожке вперед, остановился, достал телефон и набрал номер своего человека на Нью-Йоркской Фондовой Бирже.

– Мистер Харди, – сказал он в трубку, когда соединение произошло. – Как обстоят дела?

– Шеф. По нашей линии все чисто. Мы в нейтрале. Но, в «Цеху» что-то происходит. Выясняем что. Многие утверждают, что биржа сегодня с нами не очень честна в котировках и комиссиях. И рынок валится вниз, – ответил по телефону старший первой группы трейдеров и аналитиков. Через миг он, зачем-то, подключил шефу видео, показывая, что происходит вокруг него.

На бирже было не очень спокойно. Бросалось в глаза, будто, что-то нарушало привычный распорядок. Среди обычных лиц финансовых обитателей, все чаще в кадре появлялись тревожные лица.

– Хорошо. Не усердствуйте сегодня, – сказал финансист, и отключив телефон, снова пошел в сторону своего дворца.

Он не знал, да и не мог знать, что в здании обеспечения корректной работы Биржи, в одном из его помещений на корпусе одного из компьютерных блоков с внутренней стороны висела капелька неизвестного вещества.

От неё к другим деталям периодически летели маленькие еле видные молнии, электрические разряды бело–зелено–голубого цвета.

Такое явление длилось еще около четырех часов. После чего, капелька просто растворилась в воздухе. Молнии исчезли. И все это произошло незадолго до того как раздался звонок окончания торгов.

***



Фоторобот у китайских спецподразделений получился. На свой, азиатский манер, конечно. Они его загнали в тираж и раздали всем и вся среди своих. Зачем это было сделано – мало, кто понимал.

Может, что если, тот, который на фотороботе, вдруг, появится где-нибудь поблизости. Так, чтобы отгоняли его, кто, чем может. И еще распорядились: особенно не подпускать к кортежам первых лиц.

Но, все это было наносным. В глубине высоких кабинетов понимали, что, исходя из произошедших берлинских событий, они у себя тоже столкнулись с чем-то из ряда вон выходящим. По-тихому обратились к первым лицам. Те, тоже, сами не создавая особый ажиотаж, разрешили им связаться по спецканалам с Москвой и провести, так сказать, разведку. Может там что-то могут объяснить.

И, к удивлению своему, узнали, что в России уже есть понимание, о чём они тут толкуют. И, что те сами, как они же и выразились, машут по Кремлю метлами и окропляют все кругом святой водой. И рекомендуют тоже  самое делать и Китаю. Да и, вообще, всем западным спец.сообществам. Короче, так вместе победим.

Китайцы, конечно же, оценили русский юмор в советах. Но, решили, как всегда, пойти своим путем.

Им понадобилась красивая молодая женщина, которая одновременно является еще и сильным экстрасенсом.

Нашли. Одели в форму охраны. Та оказалась малограмотной, да, и не самой красивой, но, чем-то таким, все-таки, обладала. И имела, к тому же, какой-никакой в этом деле опыт. Ну и, конечно же, была обладательницей закаленного, стойкого, решительного, и идеологически выдержанного характера. Товарищ, одно слово.

Ей показали фоторобот.

– Товарищ Юн Лю. Сосредоточьтесь, пожалуйста, и доложите нам, что можно сказать про этого человека, – спросил её специалист.

Она посмотрела на картинку фоторобота. Потом, поводила над ней рукой. И отрапортовала:

– Этого человека нет в живых. Он мертв.

Сотрудники переглянулись. Через минуту они показали ей фотографию с машиной охраны и тенью без человека.

Товарищ Юн Лю, глянув на неё, слегка растерялась.

– А, что можете сказать по поводу этой фотографии? Что можно рассказать об этом человеке? – спросили они ее.

– А где здесь человек? – поинтересовалась она и вопросительно уставилась на них.

– Ну, как видите, тень же есть. А как она может быть отдельно? Постарайтесь ответить, – улыбаясь в кулак, спросил сотрудник.

Она подняла брови. Но, потом, снова сосредоточилась и, опять, начала водить рукой.

Через какое-то время, удивленно уставившись на сотрудников, она медленно произнесла, слегка улыбаясь:

– Он жив. Он там. Чудеса. От него идут жизненные потоки. Но, его же нет. Ха-ха.

– Как его зовут? – быстро спросил один из сотрудников.

Она еще немного поводила рукой над этим фото и, коверкая и ломая язык, произнесла английский вариант фразы «Берлинская парочка». Получилось: «Берлинкоуп».

Все. Круг замкнулся.

Сотрудники разочаровано переглянулись.

Нет больше у этих «аномальных» других имен, кроме как официальный «Берлинкоуп». Судя по всему, об этом тени тоже позаботились, когда легализовывались.

Её спрашивали еще о чем-то, но та постоянно скатывалась то в одну, то в другую сторону. «Он жив. Он мертв. Он жив»

Записав все в журнал, сотрудники её отпустили. И сказали, что она, теперь, будет у них работать. Партия ей это доверяет.

***



Ночью в воскресенье Наталье Павловой приснился плохой сон. Будто мама её куда-то уезжает навсегда. Толи на поезде, толи на автобусе. И они прощаются. Плачут. Вокруг них ходят и тоже грустят какие-то незнакомые люди.

Она в ужасе проснулась, где-то в пятом часу утра. Схватилась быстрее за телефон и начала звонить деду с бабушкой на дачу, которая располагалась не так далеко от городка ученых.

– Да, – послышался в трубке голос деда. – Наталья, ты ополоумела, что ли? В такую рань звонишь. Разбудишь сейчас всех. Я еще сдуру на тебя громкий звонок сделал.

– Пап, у вас там все в порядке?! А то мне тут сны снятся всякие страшные. С мамой, там, все хорошо? – спросила она, выходя из комнаты на кухню, чтобы не разбудить мужа.

– Ой, мать-перемать! Да, вот она. Тут. Лежит на своей кровати. Глаза открыла. Спрашивает меня, что там у тебя. – ответил дед.

– Пап, дай ей трубку! Пожалуйста! – настаивала Наталья.

– Даю, – послышались какие-то еще слова, скрипы и, наконец, мать взяла трубку:

– Что там с тобой произошло, дочка?

– Ой, мам! Я сейчас расплачусь, – и она рассказала матери сон. То, что смогла вспомнить.

Где-то полчаса еще мать успокаивала дочку, как могла. Та же, в свою очередь, бесконца напоминала маме, чтобы мать была осторожной сегодня целый день. На море не ходить! С розетками быть осторожной! И так далее.

В конце концов, они наговорились, и Наталья отключила телефон. Хотя, она и поняла, что с родителями все хорошо, какое-то чувство беспокойства, таящееся где-то в глубине, все равно, не покидало ее. И она пошла в ванную комнату, промыть заплаканные глаза и протереть лицо.

Подойдя к умывальнику, она глянула на себя в зеркало. И…

О, ужас! В метре, полтора позади неё и немного сбоку стояла девица из «Берлинской парочки».

«Но, ведь никого же не было в ванной, когда я входила сюда!! У меня дома! О!» – пролетело у неё в мозгу.

От неожиданности и непонимания, что в этом случае делать, она остолбенела.

Некоторое время они, молча, стояли и смотрели друг другу в глаза.

Наталья поняла, что девушка моложе ее. И была очень красивой. Хотя, её прическа ей показалась странной.

Вдруг она поняла, что та ей мысленно сказала. Или, может, ее, Натальины, мысли прочитала:

«Мне очень грустно»

Наталья хотела было повернуться к девушке, но в мозгу появился твердый приказ:

«Постараешься не вертеться»

И еще ей стало, вдруг, понятно, что ослушаться этого приказа, просто, немыслимо.

«Здравствуйте! Я вас не знаю» – передумав поворачиваться, у себя в мозгу мысленно произнесла Наталья.

«Мы давно знакомы» – послышался все тот же спокойный, но твердый голос девушки.

«Как это?» – недоуменно спросила Павлова.

«В будущем узнаешь. Можешь спрашивать» – услышала она ответ.

«Я умру?» – совершенно не кстати вырвалось у нее.

«Да. Не сейчас» – почти моментально последовал спокойный ответ. Лицо девушки в зеркале казалось каменно неподвижным.

«Простите. Я не то спрашиваю. Зачем вы нам показались там, в Нью-Йорке?» – спохватилась, что спрашивает совсем не то, что хотела Наталья.

«Я разбудила тебя» – возник в голове ответ.

«Зачем?» – мысленно спросила она, и поняла, вдруг, что так разговаривать очень удобно.

Последовала пауза.

«Фигуры наши похожи» – наконец, последовал ответ.

«Ты – это я?» – начала что-то соображать Наталья.

«В будущем узнаешь» – пришёл ответ.

«У тебя лицо не мое» – продолжала вопросами выпытывать она.

«Мне так нравится» – последовал ответ.

«Берлин, это ваша работа?» – зачем-то спросила Наталья, хотя и так было понятно.

Ей пришло понимание бессловесного согласия.

И тут, как будто рамки и масштабы пространства раздвинулись и она начала понимать все дела, которые проделала «Берлинская парочка» за последние дни. Просто, поняла. И все тут.

Рамки резко закрылись.

«Зачем это?» – спросила Наталья, и поймала себя на мысли, что чуть не добавила «Мам»

От девушки веяло какой-то свободой, твердостью и… теплом к ней. Ей, даже представилось, как она маленькая, схватила бы девушку за руку и пошла бы с ней по тротуару, подпрыгивая и выкаблучиваясь.

Наталья усмехнулась и отогнала такое чувство.

«Наша работа. Будущее неизменно. Ждем вас там» – послышался ответ.

«Подправляете наше настоящее, чтобы мы вырулили на дорогу к вам?» – догадалась она.

«Еще не подправляем. Заявляем о себе. И будим вас» – Наталье стало понятно все.

«Вам не дадут ничего сделать сильные мира сего» – весело подумала она.

«Мы не будем их спрашивать. В нашей задаче они для нас никто.» – услышала она ответ.

«В будущем вы будете знать, как все устроено. Мы легальны. И уполномочены. Господь в курсе наших дел» – снова послышался ответ.

«Кто? Господь?» – удивленно вскинув брови вверх, переспросила Наталья.

«Да. В будущем будешь знать, как все устроено» – снова поняла она.

Наступила некоторая пауза.

Наталья хотела еще что-то спросить, но поняла в голове следующее:

«Сейчас сюда придет Павлов. Ищет тебя. Прощай!»

«Почему «Прощай!»? Я так поняла: «До свидания!»» –мысленно воскликнула Павлова.

«Я не оговорилась» – услышанное в собственном мозгу смешалось с шорохом приближающихся шагов за дверью ванной комнаты.

И вошёл Олег, щурясь на светильник.

– Ты чего здесь торчишь? Уже полчаса. Дай мне зайти. Приперло, – спросил он сонным голосом.

Наталья вспомнила, что пришла сюда умыться, но так и не сделала это. И, сейчас, спешно придумывала причину, схватив какой-то тюбик с кремом. Девушки позади неё в зеркале уже не было.

– А... Понятно. Давай. Заходи. Да, я тут с кремами… – она пропускала Олега в двери, одновременно старательно пытаясь сама выскочить из ванной комнаты.

– Уснула, что ли? Шесть утра. Воскресенье, – бурчал тот, закрывая на защелку за собой дверь.

Наталья вылетела в кухню и схватилась за чайник. Она подошла с ним к окну и стала смотреть с высоты четвертого этажа вниз на деревья и дорожки с лавочками. Произошедшее показалось ей сном.

Она вспомнила: «Ты – это я?». «В будущем узнаешь».

Короче, сна в этот день у неё уже не было.

***



– Михайлова, мы идем на набережную. Сейчас начнется. Там и салют будет. Ты с нами идешь?

Компания веселых выпускниц, одни из которых болтали бантами, другие по моде сложенными пестрыми лохмами, оглядывались в поисках парней-одноклассников, которые подозрительно кучковались возле угла здания школы и кустов рядом.

– Ну, где вы там? Федоров. Что вы там делаете? Пошли уже на набережную, – кричали девушки. – Мы уже пошли.

До набережной реки Невы в Санкт-Петербурге, где должен был начаться праздник выпускников, от их школы было недалеко. Раньше, много раз ребята бегали к реке просто так. Но, вот, теперь, наступил момент, когда, еще, будучи школьниками, они пройдут этот путь в уже последний раз.

Девушки уже ушли далеко, когда парни, не менее нарядные, переделали, наконец, тайком от учителей все свои дела и бросились их догонять. Группки учеников то сливались в одну большую, то разбиваясь на маленькие и, даже, на парочки, достаточно быстро спустились к Неве. И, в конце концов, влились в одну большую людскую медленную реку таких же выпускников, как и они.

То там, то сям, раздавалась различная музыка. Она лилась или из громкоговорителей на столбах, или из принесенных кем-то колонок к телефону. Или, даже, из распахнутых дверей салонов автомобилей.

То здесь, то там слышался смех и громкие крики. Бывшие ученики поняли, что школьной и родительской опеке пришел конец. И с завтрашнего дня они будут сами себе хозяева.

Но, выпускной – это тот миг, когда они еще класс, все еще нечто от школы, но уже рвущееся от учебников, ручек и тетрадок, как можно дальше.

В Питере в свое время поняли, что большинство выпускных все равно заканчивается походом на набережную Невы. Поэтому, решили сделать один общий праздник для всех бывших школьников, позвав выступить на нем на набережной разные популярные, да и не очень, музыкальные группы и коллективы.

Снарядили, вдобавок, какой-то парусный корабль алыми парусами и заставили его проследовать через город по реке, минуя разведенные мосты.

Ну, и конечно, салют. Где синхронно с музыкой, а где, просто расцвечивая под звуки пороховых взрывов вечернее небо разными красивыми комбинациями разлетающихся огоньков, заряды оставляют после себя темные следы взлета и общую дымку, покрывающую эту часть города.

Пока школьники дошли до нужного места на набережной, какое им назначили для сбора и, которое находилось достаточно далеко от их школы, праздник уже не только начался, но и был, скорее, уже в самом разгаре. Отыграли какие-то группы и коллективы, прошла торжественная часть с громкими пожеланиями выпускникам. Где-то, уже начался концерт.

– Марфина, ты фотик взяла? – спрашивала одна девушка в бежевом платье и с красиво по-взрослому уложенными волосами у другой, у которой была простая прическа, но, зато, полный макияж на лице с кучей блесток и ярко накрашенные губы.

– В сумке. Танька, да, рано еще, – ответила та, фамилия которой Марфина.

– Доставай. Проверим, может не работает, – ответила та, которую звали Таня.

Но, достав фотоаппарат, они не успели ничего с ним сделать, так как раздался общий хор вскриков. «О–о–о! Вот! Вон, там! Смотри!». Девушки повернулись туда, куда показывали руки многих и увидели, какую-то, фантастическую картину.

На черном вверху и, слегка расцвеченном недогоревшей вечерней зарей у горизонта, небе, как на огромном экране стояли две объемные, с километр вверх, бело-зелено-голубым цветом контура фигуры парня и девушки.

Опирались они, опять же, своими контурными кроссовками на городские крыши домов на левом берегу реки.

Фантастическая картина контурного рисунка какого-то неизвестного художника мультипликатора, заполнявшая этими объемными фигурами весь небосвод заворожила и заставила всех, сначала, ахнуть, потом, притихнуть.

Парень задвигался и перешел на правый берег. Точно, мультик!

Но тут, притихшую было с обоих берегов реки, набережную снова пронзил общий вскрик, переходящий, даже, в легкий смех, когда, откуда-то из-за домов левого берега выскочил такой же контурный и такого же бело-зелено-голубого цвета котенок. Который посмотрел с крыш домов на речку и беззвучно разинул пасть. Возможно, это было «мяу». Но, он, вовсе, не стал долго интересоваться речкой, а начал бегать по городу и играть контурными лапками касаясь крыш домов, со шпилями и башнями.

Фигуры парня и девушки, вдруг, повернулись друг к другу, подняли слегка согнутые в локтях руки, левая ниже, правая выше. И между этими их руками пошли, как обмен энергией, такого же цвета вертикальные волны. С правой руки девушки, на левую парня. И с правой парня, на левую девушки. Так продолжалось около минуты. И пока такое происходило, все разглядели, что прически у обоих контурных великанов с выбритыми висками.

Котенок же, в этот момент, бросил все свои игры с крышами и шпилями, сел, где-то возле реки на чьей-то крыше, на задние лапки и, слегка вертя головой, стал отслеживать эти волны между их руками.

Все эти действия, вскоре, стали сопровождаться редкими аплодисментами, а, иногда, даже, и свистом.

Потом волны пропали, фигуры парня и девушки опустили руки и, слегка наклонившись к собравшимся внизу, организовали почти над самой рекой два, как бы, экрана, своими руками, которых, они не касались. Те, как бы, висели в воздухе. И, как это было сделано, тоже было не очень понятно. Ну, ведь, мультик же.

На них появились какие-то изображения. На экране у девушки показывались жуткие кадры репортажей с войн или сцены насилия, а на экране у парня появлялись излеченные дети и их радостные родители, запуски космических кораблей, стройки, ученые. И получалось так, что после сцены насилия или чего-то подобного экран девушки немного опускался. Но, его, потом, снова, поднимали положительные кадры на экране у парня. Такое продолжалось, тоже, несколько минут.

Котенок же, снова потеряв интерес к экранам, бегал и играл с выступающими частями домов.

Потом, фигуры выпрямились, Экраны слились в один. И на нем начали появляться доселе невиданные пейзажи, со странной архитектурой и непонятными конструкциями. Похоже, что это были кадры, толи из будущего, толи с других планет.

По обоим берегам послышался гул голосов.

Через минуты две и этот экран исчез. Девушка повернулась, подозвала котёнка и забрала его к себе на руки.

Наконец, эти два огромных контурных исполина взялись за свободные руки друг друга и, когда парень, так, скажем, сделал всем ручкой, вся картина мультфильма стянулась в вертикальную линию и стремительно улетела куда-то вверх, в небо. Показалось, даже, что куда-то в другую галактику.

Огромный гул прокатился по набережной с обоих берегов. Так продолжалось минуты две, три.

Но, наступило время салюта. Грянула музыка, бабахнул фейерверк. И поплыл корабль.

– Марфина! – с удивлением глядела на подругу Татьяна, открыв рот: – А что это было?! Ты сфотала?

***

Праздник, конечно удался. Огромное количество новостей и отзывов. По телевизору, например, были такие слова:

«На невообразимую высоту подняли планку, российские дизайнеры световых эффектов. Показанное шоу с контурными героями на празднике выпускников в этом году понравилось и поразило всех. Компьютерные технологии, доведенные до совершенства позволили воспроизвести объемно в пространстве над Санкт–Петербургом нарисованный ранее мультфильм. Посвященный напутствию для нынешних, покидающих школу бывших учеников. Которые уже завтра вступят на свой самостоятельный путь, и на котором они смогут осуществить все свои мечты»

Потом, это и подобные сообщение из новостных лент плавно исчезли. Еще и потому, что в соцсетях поднялась волна с постами и вопросами: «Как договорились с «Берлинской парочкой»?», «Берлинская парочка» – это русские!?», «Мультфильм с «Берлинской парочкой» делали долго и … заранее».

Есть ли у российских дизайнеров света подобные технологии? Никто этим вопросом не задавался. Считали, что имеются. Тем более, что нечто подобное, возможно, где-то когда-то показывали китайцы. А может быть, и нет.

«Контурная» часть праздника запечатлелась на многих телефонах и фотоаппаратах. И картинками, и как видео. Российская общественность была рада и довольна, что так достойно проводили в этом году выпускников школ. Видео, бесконца, показывали друг другу. Особенно желанным героем был котенок.

Показывали детям. Мол, вот, учитесь в школе хорошо. А, когда, закончите ее, то и вас так проводят в большую жизнь: красиво, достойно и поучительно.

Только, вот, продюсеры и режиссеры этого шоу для выпускников, постоянно оглядывались по углам, слегка почесывая себе затылки.

 За пределами же России информация о событии на русском празднике превратилась в некоторую «кашу» в головах. Разочарование и маленькую зависть. Многие задавались почти такими же тремя, в основном, вопросами: «Берлинская парочка» – это русские?» и «Если это мультфильм, то участвовала ли «Берлинская парочка» в его изготовлении?» и «Как русские сумели договориться с «Берлинской парочкой»?».

России же стало трудно размежеваться с «аномальными» по любым каналам. Потому, что ей, просто, не верили.

***

Почти не интересовался произошедшими на празднике событиями лишь, наверное, один, человек. Это был советник американского посольства в России Том Морган. Его же активно интересовал, лишь, один единственный вопрос: «Что из сведений, которые он знал, уплыли неизвестно куда? И куда, конкретно»

То, что парень из этой «парочки» рылся в его голове, у него не вызывало никаких сомнений. Как бы волшебно такое не звучало.

И разговор по телефону, который у него должен был вскоре состояться, намечался с самим адмиралом Кроу. С директором разведки Монсли он уже переговорил.

Морган сидел за своим столом в кабинете в посольстве и, разбирая документы, ждал звонка.

Наконец, раздался зуммер и Сара Баллин, его секретарь, сообщила ему:

– Сэр, на защищенной линии адмирал Кроу.

– Соедини, соедини. – в некотором волнении проговорил он, беря трубку телефона.

Послышались щелчки и он первым, наугад пытаясь упредить собеседника, заговорил:

– Адмирал, адмирал, добрый вечер у нас, у вас утро. Это советник Морган.

На том конце провода немного погремели слегка чем-то и, наконец, бодрый голос сказал:

– Приветствую вас, Том. Да. У нас утро. Мне директор Монсли уже рассказывал про ваши события. Что там с вами произошло. Да. Это проблема. Мы, так сказать, продолжаем нести потери? «Аномальные» нас не любят. Зато ходят на праздники у русских. Ладно. Давайте, расскажите мне самое основное. И оцените, за одно. Каков же уровень ущерба?

– Самое основное – это то, что я встретился с этим парнем нос к носу на улице возле бара в Москве! – стал рассказывать советник. – Вы говорите: самое основное? Самое основное – это то, что он напал на меня. Обездвижил. Да-да. Именно так. Я не смог сделать ни одного движения. Ничего не смог сделать. И, у меня было, при этом, достоверное ощущение, что он рылся у меня в голове и извлекал информацию.

Трубка помолчала.

– Поясните, был факт извлечения? Или не был? Или это, чисто, личные ощущения? – поинтересовался адмирал Кроу.

– К сожалению, только, ощущения, – пояснил Морган, пожимая для трубки плечами.

– Ощущения – это к девушкам. А почему он проделывал это с вами где-то на дороге, а не в тишине кабинета? Или еще где-нибудь? Во сне, когда вы спите, например, – поинтересовался собеседник.

– Вы у меня спрашиваете? – усмехнулся советник.

– Может это, демонстрация какая-то? Короче, ладно. Вы уведомили, мы – приняли к сведению. К русским на праздники они ходят. А нас они не любят. Что ж. Сделаем выводы, – подвел итог адмирал и добавил:

– Просто не рассказываете никому. А мы вас услышали. Если где-то что-то всплывет, проконсультируемся с вами. До свидания.

– До свидания, адмирал. – Морган попрощался и положил трубку.

«Он прав. Ощущения никуда не приложишь. Вот это оружие, однако!» – подумал советник, играя дужками очков.

***

В Москве в специализированном отделе веселились от души. И, иногда, по сотому разу разглядывая видео с праздника.

Подполковник Заславский где-то задерживался. А подполковник Мехтин рассказывал майору Саблину анекдот, несколько созвучный с положением дел.

«Два мужика лежат в травме. Один другого спрашивает:

– Ты как сюда попал?

Другой говорит:

– Да вот, «Запорожец» свой горбатый маленько переделал. Движок другой поставил, коробку. Он летать начал. Как птица. И, вот, еду я по трассе. Смотрю, «Мерседес» шестисотый впереди на полном ходу. Дай, думаю, обгоню его. Газку наддал. Обогнал. А пока перестраивался, с непривычки, не справился с управлением. Улетел в кювет. И вот я тут. А ты?

А тот отвечает:

– Да, еду я, как-то на шестисотом «Мерседесе», значит, по трассе. Вдруг меня «Запорожец» горбатый обгоняет. Я подумал – я стою. Ну и вышел»

– Так я это к чему? То, что парочка продемонстрировала на празднике – это далекое, далекое будущее. Наше или чьё. Не знаю.

– Согласен, – успокоившись, задумчиво проговорил майор. И добавил: «… Я думал – я стою. Ну и вышел». Кругов на восемь нас обогнали.

– Каких «восемь»? Они, вообще, на другом стадионе, – усмехаясь в усы, поправил его подполковник Мехтин.

Где-то загромыхали двери лифта. Через минуту в кабинет, он же конференц-зал, вошел начальник их отдела подполковник Заславский.

– Чего такие веселые? Здравствуйте, – поинтересовался он, усаживаясь за свой стол.

– Да вот. Видео обсуждаем, – ответил подполковник Мехтин, откидываясь на спинку стула.

– Вычисляем, нас сколько кругов нас обогнали «аномальные», – пояснил майор Саблин, крутя в руках лист бумаги.

– Да. Картина впечатляющая. Но, самое, что любопытно. Сверху на нас окриков не слышно, – улыбаясь, сказал подполковник Заславский. И добавил:

– Как они лихо влились в праздник? Ни сучка тебе, ни задоринки. А, только, испарились и, на тебе, салют. Учитесь, братцы. Все продумано.

– Слушайте! Так, может это наши, кто? Шалят, – спросил Саблин.

– Ты кого имеешь ввиду? – с интересом посмотрел на него начальник.

– Ну, допустим, из будущего. А почему нет? – задумчиво проговорил майор, кладя лист бумаги на стол. И добавил:

– А что? Вы думаете, мы бы тут у кого разрешения спрашивали, если бы нам, вдруг, представилась бы такая возможность? Вообще другая организация. Начальники другие. Зарплаты.

Все расхохотались.

– Ты давай, не разводи мне тут бунт-революцию. Зарплаты. Зарплаты у нас нормальные, – с улыбкой произнес подполковник Заславский.

– Логика допускает такой расклад. Наука – нет. Может быть пока, – пояснил подполковник Мехтин. И добавил:

– Вот, все-таки, надо было присмотреться к докладу этого Павлова. Он же что-то говорил про феномен предсказаний.

– Короче, «Я знаю, что ничего не знаю». Так, что ли, Сократ говорил? Ладно. Все. Отставить благодушие. Работаем, – подытожил начальник. И продолжил:

– Значит, что мы имеем? Выступление «аномальных» на празднике выпускников. Что ты, Андрей, можешь сказать про это?

– Наблюдение, вели, конечно, постфактум. По следам. Не, знаю, как вам объяснить, но это не шумы пустые и не инопланетяне. По неким их провалам. Прорехам. Можно установить. Что это люди. Но, очень хорошо замаскированные или закрытые, – начал объяснять майор Саблин.

– И…? Продолжай! Они живут… – перебил и стал подталкивать его к нужному выводу подполковник Заславский. – Только не говори, что на Луне.

– Товарищ подполковник! Вы как в воду глядели. Прям там они и живут, – с усмешкой громко сказал майор.

– Мля! Саблин! Майор! Иди, выйди вон! В коридор! Минуту тебе даю! Пошла минута! – вскипел начальник.

Саблин, вскочил и, видя, что разозлил, на сей раз начальника всерьез, пряча усмешку в кулак, вышел.

– Клоун! – сказал подполковник Заславский, откидываясь на спинку кресла и глядя на подполковника Мехтина, добавил:

– А ты не заступайся!

Тот промолчал.

– Разрешите войти, товарищ подполковник? – послышалось из двери почти тот час же.

– Входи, Саблин. Ты мне, вот, по самым натянутым нервам бьешь, – глядя куда-то в угол, проговорил начальник.

– Виноват, товарищ подполковник, – проговорил майор.

– То-то же! – отозвался Заславский. И добавил:

– Значит так. Ты мне обещал цыганку. Ты мне её организуешь. Не здесь, понятно. Найдешь, где.

– Цыганки не будет. А серьезный дядечка будет. – пояснил Саблин.

– «Дядечка», – передразнил его подполковник Заславский, – Распустился ты, майор, вконец. Надо закручивать вам гайки начинать. Ты, молчи, Мехтин! Что ты хотел сказать?

– У всех, просто, нервы натянуты, понять можно. – проговорил тот.

Они помолчали.

Наконец, начальник, хлопнув ладонью по бумагам на столе, сказал:

– Закончили. Все свободны.

Дверь открылась. Закрылась. Подполковник Заславский остался один, задумчиво играя авторучкой в руках.

Очередное совещание у российских спецподразделений чуть не окончилось скандалом.



***



Водитель грузовичка Isuzu Forward, Сергей Косарев, он же бывший браток в девяностые по кличке Лопата, на казенной машине развозил водку. Может и закапывал кого, почему его так прозвали. Это сейчас он повзрослел и остепенился, женился, детей завел. А раньше это был достаточно злобный и опасный тип. Многие в свое время пострадали. И чужие и свои.

Ну, чужие, допустим, понятно. Но, свои? А все просто. Выгода, умение пролезть без мыла в любую дыру и беспринципность. Сегодня – кто-то его друг. На завтра – пошел вон. Мешаешь мне. Так он и шел по головам бандитским бывших своих друзей. Заматерел. Не последней фигурой в преступном мире стал.

Но, с водителей не ушел. Работал в конторе. Сильно не выделялся. Возил груз положенный. А, со временем, убрав из напарников экспедиторов и грузчиков, свидетелей, которые могли бы что-то рассказать о грузе, если начальство спросит, и поставив своих людей, внаглую, стал подгружать левый груз. Чисто свой.

То есть, классика жанра. Люди – ничто. Выгода – все.

Работал бы и работал. Хотя бы так. Но, нет. Кривая дорожка повела его еще и в политику. И, ладно бы, в отечественную. Так нет. В мировую.

Короче, числился он в списках, советника американского посольства Тома Моргана. Какой-то шестеренкой в каком-то механизме. Но, такой род деятельности не отнимал у него много времени. И он, в основном, сосредотачивался на перевозке легальных и нелегальных грузов.

Вот и сегодня с утра его грузовичок мчался по дорогам Москвы, спеша на всех парах, и, пытаясь успеть во все нужные магазины, чтобы водочная река не вздумала мелеть.

Утро было ясным и солнечным. Дорога мерно мелькала разметкой. Не так, чтобы много было других автомобилей на шестиполосной трассе. Из динамиков раздавалась какая-то попса. Обычный, вроде, день хорошо начинался.

Да, вот не задача. Через какое-то время, впереди, позади иномарки, едущей по его же самой правой полосе вдруг неожиданно очутился какой-то парень в серебристых джинсах и черной футболке. Откуда он там взялся? И стоит на пути, главное.

«Сейчас же я собью тебя, олень! Ох! Не успею!» – пролетело в у Лопаты в голове.

И он зачем-то, или, может, кто подтолкнул, через чур, сильно крутанул руль влево, пытаясь уйти от столкновения с человеком. Потом, еще. Автомобиль здорово, вильнул, и встав боком на два правых колеса, заднее и переднее, продолжал мчаться через полосы магистрали в отбойник посередине, который не давал вылететь на встречку. Послышался визг тормозов едущих сзади.

Его же грузовичок, груженный до отказа, основательно перемесив в кузове все свое водочное содержимое, несколько раз подпрыгнул, переваливаясь с боку на бок и поднимая в воздух покрышки, пока водитель выправлял машину. Чисто случайно не сломав оба правых колеса. И, в конце концов, с диким скрежетом, остановился, вылетев передним колесом аж за бетон разделителя.

Автомобиль был старый, кузов гнилой. Кабину перекосило. Лобовое стекло треснуло мелкими морщинами. Правая дверь напрочь отказывалась открываться. Успокаивало то, что в корму ему никто не врезался. Легковушки просто остановились позади в разные стороны носом.

Ну, и розочкой на торте оказалось то, что сзади из- под двери кузова потекла водка.

Сам Лопата не пострадал. Только слегка стукнулся головой о стекло двери.

Кое-как, он выбрался из кабины. И поковылял осматривать авто и искать этого парня. Живой он там?

Обойдя грузовик и ручей из кузова, он заорал:

– Вот ….! Вот ….! Я тебя сейчас найду, …!

И пошел назад, к стоящим вкривь и вкось легковушкам.

– Где этот …?! – орал он вышедшим из своих авто водителям.

– Ты чего, конь в пальто, заснул, что ли за рулем? – орали те ему в ответ, потрясая, при этом, кулаками.

Он их не слушал, а искал глазами парня-пешехода. Но, того, как ни странно, не было видно, практически, на всем участке дороги, какой охватывал глаз. Наличествовали, только, два вышедших и оравших на него водителя, оба молодые и достаточно спортивные. А остальные, напиравшие сзади автомобили, по правой полосе гуськом стали объезжать место этой аварии.

Лопата перестал что-либо понимать. Он бесцельно ходил туда-сюда в неконтролируемой ярости. В конце концов, ероша рукой, волосы на затылке, подошел к своему грузовичку. Ручеек из кузова заматерел. Смысла открывать дверь не было. А то, еще и коробки, вывалятся на асфальт.

Мимо прорулили и уехали одна за другой эти, кое-как, увернувшиеся от столкновения с ним легковые машины.

Лопата взялся за телефон.

Но, день у него не задался сегодня, наверно, кардинально. Тыкая в экран смартфона он почувствовал толчок в плечо. Подняв глаза, он увидел виновника произошедшего. Очи его сверкнули. Но, и только. Парень был полупрозрачный. Сквозь него были видны проезжающие автомобили.

Такой поворот событий быстро выбил из Лопаты скопившуюся ярость и перевел в состояние нерешительности.

– Эй, отойди от меня! Пошел вон! – только и смог он сказать, когда паренек протянул и положил ему на плечо свою руку. Дальше он собой уже не владел и остался стоять с телефоном в руке, как вкопанный. Не в силах сделать ни одного движения.

«Звони в полицию!» – появился в мозгу приказ, ослушаться которого Лопате показалось абсолютно немыслимо.

Он слегка зашевелился и начал набирать номер.

После гудков в трубке послышалось: «Полиция. Старший лейтенант Константинов»

Тот же голос в мозгу приказал: «Передайте послание для сотрудника американского посольства Тома Моргана»

Лопата повторил вслух слово в слово.

– Кто говорит? Представьтесь пожалуйста, – попросил лейтенант из полиции.

«Назови себя» – потребовал голос парня.

– Косарев Сергей Сергеевич, живу: Станционная, д. 33, водитель, – сомнамбулически проговорил Лопата.

– А что вы хотите передать советнику американского посольства? – с некоторой усмешкой, поинтересовался полицейский.

«Иду сдаваться российской службе безопасности» – продиктовал голос текст.

– Я иду сдаваться российской службе безопасности, – безразлично проговорил Косарев.

– Записали, – сказал полицейский с усмешкой. – Ваш телефон, с которого звоните?

Лопата ничего больше не ответил.

«Стой здесь» – сказал голос.

Парень убрал руку с его плеча и, стянувшись в вертикальную линию в свой рост, молнией улетел куда-то вверх.

Лопата остался стоять неподвижно возле грузовика, опустив вниз руку с телефоном и склонив голову подбородком на грудь.



***



Наталья Павлова пребывала в подвешенном состоянии. Она никак не могла для себя решить: рассказывать о произошедшем в ванной мужу или оставить это себе, своей тайной? Девица инструкций на этот счет ей не оставила.

Наконец, она, все-таки, решила, что расскажет. Но будет дозировать информацию. Она перебирала в голове весь тот разговор и никак не могла понять, что главное и что, конкретно, ему можно рассказать.

В этот день, Наталья была рассеянной с самого утра. Она, для вида, ссылалась на кошмар, который ей ночью приснился.

Часто происходило так:

– Наталья, а что у нас за салфетки на столе в кухне появились? – спрашивал муж.

В ответ тишина.

– Наташ, ты чего глухая, что ли? Что за салфетки? – глядя на нее, повторял он.

Снова тишина.

В конце концов, он подходил к ней и, удерживая за плечо, спрашивал:

– Все в порядке? Ты чего не отвечаешь?

Тут она спохватывалась, отвлекаясь от своих дум и отвечала невпопад:

– Что ты спрашиваешь? Носки? Они в шкафу в плоском ящичке.

– Я, вообще-то, не про носки, – отвечал в недоумении Олег.

– Слушай, Олежа, соберись сам! Я не пойму, что ты от меня хочешь? – морща лицо, говорила она и уходила в дальний от мужа угол.

Павлов, тоже, списывал все это на последствия ночного кошмара. И успокаивал ее:

– Мать у тебя еще не старая. Крепкая здоровьем. И человек она осторожный. Внимательный. Так, что можешь успокоиться. Ничего с ней не случится.

В конце концов, Наталья решилась.

– Олег! Иди сюда. Разговор есть. – позвала она мужа в кухню. – Садись. Чаю или кофе тебе налить?

– Чего так официально? – поинтересовался он. – Налей чаю.

– Слушай. – сказала она, руками за плечи усаживая мужа на стул. – Это не от кошмара я такая рассеянная. Я когда в пять утра торчала в туалете, я была не одна.

– Здрасти. Я-то спал. И с кем ты там была? – в удивлении спросил Олег.

– Короче, я с мамой когда поговорила, успокоилась, захожу в ванную глаза промыть, к зеркалу подхожу, а там в отражении позади себя вижу эту девицу из «Берлинской парочки». – проговорила Наталья, включая чайник и внимательно оглядывая мужа.

– Во как! Ты уверена? С этого места, пожалуйста, по подробней, – с интересом сказал Олег, пододвигая к себе, пока еще пустую чашку.

– Только не вздумай меня считать дурой. Я не сошла с ума, – несколько извиняющимся тоном проговорила супруга.

– Да, вроде же, не была замечена. Ну, давай. Не томи. Рассказывай, – ответил в нетерпении муж.

Путаясь и волнуясь, она, наконец, рассказала мужу все.

Чайник давно вскипел, и они сидели и молча, пили и ели.

– Я не рассказывал, тоже. На меня вышел человек с российской Службы безопасности. Официальный. Из пресс-службы. Спрашивал про поездку, – наконец сказал Павлов.

– Ну вот. Так я и думала. Завертелась круговерть. Все. Я поняла. Смотри. Ни дети. Ни мама с папой, ни безопасность ничего не должны знать. А то, еще с работы слетим. Нет-нет-нет-и-нет. Исключено, – затараторила супруга. И добавила:

– Ну и что он сказал? Или спрашивал?

– Я рассказал ему про Нью-Йорк. Он же сказал: «Если что еще произойдет – информируйте нас» – напомнил Олег.

– Павлов, привет. Все. Я тебе больше ничего не скажу. Это все мне приснилось. Выбрось из головы. И забыли этот разговор. – отрезала Наталья. – Если кто-либо прознает про это. Представляешь, какая канитель начнется? Зачем нам торчать в центре внимания? У нас дети, родители, работа. Все. Я пошла, делами заниматься. Допивай чай.

– Ко мне-то, вот, что-то, никто не приходит, – задумчиво сказал супруг.

Наталья посмотрела на него, промолчала и вышла из кухни.

Потом снова зашла и добавила:

– Павлов, забудь все, что я тебе рассказала. И не вздумай докладывать безопасности. Короче, я все наврала тебе. Извиняй дурочку. Меня кошмары про маму замучили, вот я горожу белиберду.

– Ладно. Понятно. С тобой все ясно. Лечись, – с натянутой улыбкой сказал Олег и пошел полоскать кружку.

***



Толстосум из Европы Доричевский часто ездил по странам юго-восточной Азии, как турист. Целью его, конечно же, были не её красоты, а её живой товар. Женщины. И, если уж быть совсем точным, дети женского пола. Которых в этих странах можно было раздобыть для секса без шума и пыли, как говорится.

 Если у себя на родине он мог попасться на глаза, да еще не дай Бог, какому-нибудь журналисту или секретному полицейскому. То здесь, в джунглях чего он хотел, было незаметно даже окружающим деревьям.

Он снял какой-то домик из тростника и договорился с местным сутенером, что ему приведут девочку, желательно уже не очень юную. Заплатил деньги вперед.

Короче, описывать все дальнейшее нет смысла, потому что, в самом начале неожиданно для всех из воздуха появилась девица с выбритыми висками и в серебристых джинсах. Показала рукой куда надо, а потом вниз. И приготовленная им для процесса конструкция быстро стала показывать время половина шестого. Местное, конечно.

Доричевский с идиотским криком выбежал из хижины куда-то. Наверное, в, те же, джунгли.



***

Молодые девушки, работавшие закройщицами в небольшой фирме по пошиву одежды в городе Киото в Японии, организовали себе негласный конкурс. Даже, скорее, этак просто сложилось.

Их работа, хотя и на современной технике, казалась этим юным созданиям очень монотонной. Забирающей себе огромное количество времени. И они стали приходить на работу с разными новыми прическами. Типа, «Смотрите, вот я!».

Конечно, во время работы все это пряталось под специальными головными уборами. Зато, после неё и по дороге домой, это уже было что-то.

Девушка, которой было двадцать два года и, которую звали Одзава Има не оказалась никаким исключением. Она, сидя у себя дома, долго перебирала на своем смартфоне фото разных вариантов причесок и, в конце концов остановилась на одной фотографии. На ней, какая-то другая девушка, не японка, выбрила на полтора сантиметра себе виски, а остальные волосы, а у той были белые крашенные, заплела в два ряда тугих крупных кос на темени. А остальные же с затылка, через резинку, отбросила, тоже мелкими косами конским хвостом назад.

Име очень понравилось это. Но, она также поняла, что одной ей такое не сделать. Она вертелась дома перед зеркалом и сравнивала. А получится у неё так, как на фотографии? Или нет?

Правда цвет своих волос она не захотела менять. Светло-коричневый. Это – маленький минус. Ну, а длина, в общем-то, подходит. Может, конечно, у неё волосы чуть короче.

В общем, следующие три дня по вечерам и остатки денежных сбережений пошли на то, чтобы соорудить такое нечто, что она выбрала, но уже у себя на голове. Женщина, тем более молодая и её трудолюбие, когда дело касается её же красоты – это вечный двигатель, подпитываемый бездной энергии.

На четвертый вечер, после многих моральных жертв и продолжительного сидения в кресле у мастера в парикмахерском салоне, награда, в виде изображения себя и прически на голове в огромном зеркале, нашла свою героиню.

Рассчитавшись, она раскланялась со всеми мастерицами. И по дороге домой принялась разглядывать себя в разных отражениях. Витрин без подсветки, больших стекол, то тут, то там. Даже, пришлось зайти в холл какого-то отеля, чтобы с деловым видом перед просто огромадным зеркалом поправить, так сказать, себе прическу.

Хоть, страна Япония и старается не слазить с трона традиционализма, но и не в вакууме же она живет. И её молодежь, иногда, тоже отрывается, как может. С одной стороны, никого такой городьбой на голове уже не ошарашишь, а с другой Има считала её все-таки, достаточно вызывающей. Но, в конечном итоге, и она для себя это уже решила, ей было наплевать на все. Зато.

«Пусть меня, наконец, заметит тот самый, мой единственный парень!» – такая мысль просквозила у неё в голове, когда она очередной раз остановилась перед какой-то темной витриной, чтобы оглядеть себя. Ну, удивлению её не было предела, когда она увидела в отражении, что рядом с ней стоит еще одна девушка, несколько выше ее, в брюках джинсах и в футболке. И с почти похожей, как у нее, прической. Волос, вроде только, у той был белый.

Она обернулась. Да. Рядом стоит девушка, европейка, одетая в серебристые джинсы, белые кроссовки и черную футболку. Похоже, спортсменка, потому что, оказалась выше Имы и чуть шире в плечах. Смотрит, прямо ей в глаза и молчит.

Ей показалось, что это та с фотки в смартфоне из новостей. Хотя, может быть, и нет. Может, и не она.

– Откуда ты взялась? – спросила Има и отвернулась снова смотреть на себя в отражение. На ней же, в отличие от той, были шорты до колен и фиолетово неопределенного цвета футболка. Но, европейка молчала. Име показалось это несколько вызывающим. И она решила, что просто пойдет дальше домой.

Она уже собралась, обойдя незнакомку продолжить путь, как у той в руке откуда-то взялся небольшой экранчик. На нем были видные иероглифы. «Как зовут?» – Има прочитала написанное.

Она поняла, что это наверное, туристка. Просто, прически почти одинаковые, вот та и остановилась. А языка не знает, поэтому и такое устройство.

– Има. – ответила японка. И добавила:

– А тебя?

«Зови, как хочешь» – ответил экран.

– Не хочешь говорить, не говори, – пожала плечами Има и, снова, пошла по направлению к дому.

Пройдя несколько метров, она почувствовала толчок в плечо. Ей было неприятно, то её так толкают, но она обернулась. Девушка стояла рядом с ней, а на экране было написано: «Я найду тебя».

Има снова отвернулась от этой, немного странной туристки и продолжила путь. Она шла и думала, что у этой девицы волос уложен как-то более гармонично, даже, можно сказать идеально. К тому же, еще и белый цвет.

Наконец до неё дошли слова той.

– А как ты меня найдешь? – разворачиваясь и веселясь, спросила Има.

Но, туристка исчезла. Не было её видно и на всем протяжении тротуара позади. Да и, впереди тоже. И на другой стороне кроме какого-то парня, который куда-то шел, не было никого. Има снова пожала плечами.

«Странная она какая-то. Как она меня найдет? Она не знает где я живу. Не найдет она меня.» – пролетело в её голове и девушка быстрым шагом пошла домой.

Поразмышляв еще маленько над истраченными денежными заначками и эффекте, который она завтра произведет среди своих подружек работниц, она проехала в лифте на свой этаж. И зашла домой.

Точнее, это был не её дом. А, так же, как и у других, таких же, как она, съемная квартира. Она и не рассчитывала арендовывать хоромы. Так, комната, да кухня с туалетом. Но, у неё имелось большое зеркало. Это был большой плюс.

Зайдя домой, Има поскидывала обувку и, почти бегом подлетела к нему, чтобы еще раз, и уже не торопясь, без свидетелей хорошенько разглядеть всю эту обновку на голове. Но, не успела она, и присесть на лежанку, похожую на застланную покрывалом кровать, как в дверь позвонили.

Она встревожилась. Обычно, к ней так-то никто не ходит. А, чтобы уж достаточно поздно вечером. И подавно.

Осторожно подойдя к двери, она накинула цепочку и приоткрыла дверь. Но, там никого не было. Тогда, она снова убрала цепочку и полностью открыла дверь, выйдя на площадку.

В коридоре было пусто и, даже, если прислушаться, внизу или вверху тоже не было никого.

– Шутка не удалась! – громко сказала она в пустоту и вернулась к себе. Тщательно закрыв за собой дверь на все возможные замки и защелки и, выключив свет, она прошла обратно в комнату.

И, зайдя в нее, оторопела. На её лежанке, скрестив ноги, сидела встреченная ей минут двадцать назад европейская или американская туристка. И судя по тому, что та уселась, прям в кроссовках на покрывало-одеяло, то это была американка. Има слышала по телевизору, что они там, в Америке, вообще, не разуваются.

Испытав за полминуты все эмоции, от удивления до гнева, она, в конце концов, осталась в растерянности.

Обе молча, смотрели друг другу в глаза. Вдруг, туристка достала рукой из-за спины то самое устройство с экранчиком. На котором сейчас было написано по-японски «Извини.»

– Как ты прошла сюда? Это ты звонила в дверь? – спросила Има.

На экране появилось много. Она присмотрелась. Там было написано: «Я. Дверь открылась – я вошла. Обещала. Нашла тебя. Мне понравилась твоя прическа»

Има обалдевала. Как она могла туристку не заметить на входе? Раз. И она же не давала ей адреса. Два.

– Ты – шпион? Как ты меня нашла?– вырвалось у японки. Хотя нервный озноб и начал уже проходить. Но, стал плавно уступать место раздражению.

«Нет. Не шпион. Сядь» – появилось на дисплее.

Има присела на угол лежанки. Туристка улыбалась уголками губ.

– Ты немая? Не можешь говорить? – спросила её японка.

«Нет. Я разговариваю. Угостишь чаем?» – сменились картинки на экране.

Наглость, конечно, зашкаливала на всех приборах. Но, Име, почему-то показалось, что за этими, поднятыми в усмешке уголками рта, кроется смех. Казалось, что туристка внутри хохочет. Еще и её глаза её в этом выдавали.

«Ой! Она сразу показалась мне странной. И все, что продолжается сейчас – тоже странно»

– А, если я сейчас прогоню тебя? – неуверенно сказала она гостье.

«А чай?» – снова сменилось на дисплее.

– Да, что ты заладила? «Чай», да «чай»! – вскричала Има. И продолжила:

– Как зовут? Никак. Как нашла меня? Без объяснений. Как в квартиру попала? Ответа нет. А чаю дай! Голодная ты, что ли?

На устройстве появилось. «Выпей. У тебя есть в холодильнике»

– Ты и в холодильник ко мне уже залезла? – почти закричала Има, но тут же осеклась и застыла в нерешительности опять. На кухоньке на столике сам собой, вдруг, включился чайник. Через мгновение он зашкворчал.

– Что происходит?! – Има вперилась глазами в девицу, уперев свои руки в бока. Но, та, спокойно отложив прибор, подняла большой палец своей правой руки вверх.

Этот жест немного успокоил и развеселил японку. Он, как-никак, похож на иероглиф и знаком с детства по интернету и соцсетям. Лайк.

Има встала и пошла на кухоньку посмотреть, есть ли в чайнике вода. Но, тот оказался почти полным. Она стояла, молчала, глядела на него и никак не могла понять. А как он сам-то включился?!

Има повернулась и, чуть-чуть, выглянула в комнату из-за угла. Но, увидев согнутую коленку туристки, поняла, что та по-прежнему сидит на лежанке.

Она ничего не понимала. На неё накатывало то раздражение и, даже, гнев, то веселье, возможно уже на нервной почве, а может потому, что туристка сидела и улыбалась.

Короче, русские бы сказали: «Без бутылки – не разберешься!». Но, японцы этой присказки не знали. Пришлось, просто, пить. Без присказки.

Има достала из холодильника бутылку тоника с градусами и взяла со столика маленький бокальчик. Налила и выпила. Поморщилась и откусила сыра. Этой туристке она наливать не собиралась. Она убрала свой бокал. Но, глядя на закипающий чайник, все-таки, взяла две небольшие чайные кружки поставила на столик.

Она снова выглянула посмотреть за туристкой. Та что-то делала со своим устройством для перевода. Има успокоилась. И стала думать, как ей эту туристку спровадить по-дальше. На сколько та здесь обосновалась? Сейчас она напоит её чаем и пусть отчаливает. «Это мой дом» – чуть не выпалила вслух японка.

Она никого не приглашала. Ну и что, что у них прически похожи. Это же не значит, что с ногами можно забираться на кровать. Пока Има разливала чай, хмель начал действовать, и она успокоилась вконец.

– Эй, подруга. А, к чаю ничего нет. Я ничего не покупала, потому, что все потратила на свою прическу, – с такими словами Има внесла в комнатуху напиток в двух кружках на подносе. И поставила его на циновку возле лежанки.

Туристка, зашевелилась и опустила ноги в кроссовках с лежанки на пол. На устройстве в её уже другой руке что-то, опять, появилось.

«Не зря потратила. Тебе нравится прическа?»

– Я еще не освоилась, – ответила Има. – Голову стягивает сильно. С висками мне очень не привычно.

«Мне нравится» – появилось на экране.

– Чай бери, – подсказала японка.

«Пей. Я потом»

– Так ты мне, все-таки, скажешь? Из какой ты страны? – снова стала настаивать чуть захмелевшая Има.

На экране устройства появилось: «Набери на телефоне «Берлинская парочка»».

– Что–о–о!? Ты хочешь сказать, что ты эта…? Та, из телевизора? – искренне удивилась японка, но, тут же, схватила свой смартфон и стала набирать в поисковой строке. В ответ ей посыпались адреса сайтов, на которых в изобилии содержались материалы о прическах и одежде. А, также о происшествии в Берлине в Германии, плюс еще они были разбавлены фото и видео с праздника выпускников в России.

Има выбрала раздел «Фото» и, тыкнув на какое-то, приставила телефон к туристке:

– Смотри! Это ты! Стоп. А это ты? Похожа.

На экране появилось: «Да. Это я.»

Има какое-то время, шоке, листала фотки и потом спросила:

– А как ты здесь-то оказалась?

«По делам» – сообщил экран.

– Слушай, а твоего парня как зовут? Адольф? Рудольф? Вы же немцы? – начала поток вопросов слегка захмелевшая японка.

«Зови, как хочешь. Нет, мы не немцы» – появилось на устройстве.

– А он симпатичный. И ты тоже. Счастливые вы, наверное, – проговорила, продолжая разглядывать фото и видео Има.

На экране появилось: «А твоего парня как зовут?»

Туристка слегка поменяла позу.

Японка помолчала и проговорила:

– Мой парень под грифом Х, то есть настолько секретный, что про то, что он мой парень не знает, даже, он сам. Шучу. Его у меня просто нет. У нас в Японии женщине нужно проделать что-то уж ну совсем фантастическое, чтобы тебя выбрали. И не просто выбрали. А мужчина, чтобы был с деньгами. Тогда женщина ему нарожает детей, вырастит их и научит блюсти честь своей семьи, своей фамилии и соблюдать традиции. Но, меня никто еще не выбрал. Да я и не знаю, как это сделать, – ответила Има, перебирая картинки.

«Просто. Я тебе помогу» – появилось на экране устройства.

– Как? Денег, что ли дашь? Меня не знает никто – уставившись на туристку, вскинулась японка.

«Соображай» – сообщил экран.

«Я у тебя дома» – снова сменилось написанное.

– Да!!! – вдруг заорала Има. И запрыгала по полу. – Точно! Да! Да! Да! Ой, ну какая же я дура!? Селфи!

«Молодец. Фотографируй» – мельком увидела на экране молодая японка и бросилась настраивать камеру. Настроив, она подползла к туристке. Но, та запротестовала.

«Не так. Я покажу. Включи видео» – сообщило устройство.

Има остановилась и притихла.

Девушка из «Берлинской парочки» поднялась с края лежанки и прошла к большому зеркалу. Жестом подозвала Иму. Они стояли и смотрели в отражение на себя. Обе с такими особенными полубоевыми прическами. Японка сияла всевозможными улыбками.

Туристка жестом показала: «Включай»

Има наставила телефон на них в зеркале и нажала на «Запись видео».

Первые две секунды ничего не происходило. Потом они обе, вдруг, стали контурными. Как рисунок мультика. Цвета контура, как сварка. Все искрилось, как бенгальский огонь. Внутри же они стали прозрачными. Но это как-то не смотрелось на фоне пестрых обоев на стене сзади.

Тогда, они снова стали нормальными, но полупрозрачными. В зеркале было видно, как японка начинала прыгать от удивления, когда становилась какой-нибудь другой. Девушка из «Берлинской парочки» хранила на лице только легкую улыбку.

Потом свет в люстре сам погас, а они вдвоем, стали, вдруг, как бы, охвачеными сиянием или мерцанием какими-то волнами разного цвета.

Потом люстра снова зажглась, а японка плавно начала растворяться в воздухе, пока не исчезла совсем. В глазу осталось только открытый в изумлении рот Имы. Но, тут же, она появилась снова. Зато исчезла туристка. Потом, та, снова, появилась. И запись видео, вдруг, сама собой отключилась.

«Достаточно» – где-то на лежанке просигналил или как-то зашкворчал прибор с экраном.

Има не сразу поняла, что произошло. Но, думая, что запись еще идет бестолково топталась на месте, держа в руке телефон.

– Ну, ты даешь!!! – только и смогла пробормотать она в восхищении.

Туристка жестом показала, чтобы та прочитала  что-то на экране.

– А. Поняла! Я ничего не поняла, как ты это делаешь?! – почти кричала в каком-то нервном веселье японка.

«Проверь и скопируй. И в интернет» – Има забрала с кровати прибор и подала девушке.

«Я тебя найду. Живи счастливо » – показала туристка ей на экране новую запись.

– Ты что? Уже уходишь. Стой! Давай проверим, что записали, – вскричала японка. И бросилась нажимать на кнопки. Она начала смотреть записанное, как завороженная. Все, что с ней происходило, не принесло ей ни малейшего вреда. Мало того, она еще и не почувствовала, вообще, ничего. Ни, когда контурной, вдруг, стала, ни когда прозрачной, ни когда волны разноцветные пошли.

– Все записано! Я сейчас загружу это на свой аккаунт в соцсеть. – она радостно оглянулась, но комната была пуста. Ни в кухоньке. Ни где. Туристки уже не было.

Она посмотрела на входную дверь. Та была приоткрыта. Има точно помнила, как закрыла её на замок, еще и на задвижку.

– Ну, как ты это делаешь?! – потрясая руками, снова громко проговорила японка и пошла в коридорчик. Она закрыла дверь, вернулась и села на край лежанки.

Просидев несколько минут в тишине и оглядывая по третьему разу свое маленькое жилище, она почувствовала, как ей стало, вдруг, невообразимо грустно. И одиноко.

Смартфон выпал из её рук на пол.



***



Адмиралу Кроу, председательствующему на совещании, пришлось какое-то время ждать, пока все, кто должен на нем присутствовать подъедут и соберутся. На месте был только помощник вице-президента Лейсел. Директор разведки Монсли и руководитель секретной программы Спейси пока задерживались.

Кроу сосредоточенно читал доклад о вмешательстве «Берлинской парочки» в боевые действия в одной из стран Ближнего Востока. Лейсел же что-то писал.

Наконец, помощник председательствующего доложил, что задерживающиеся уже прибыли.

– Хорошо, – сказал тот и отложил бумаги.

Через какое-то время, в конференц-зал, наконец, вошли Монсли и Спейси.

– Добрый день, адмирал. Добрый день всем. – поприветствовал присутствующих директор разведки.

– Привет. – сказал Спейси.

Адмирал и Лейсел в ответ, только, что-то пробурчали.

Как такового рукопожатия не состоялось. Прибывшие просто зашли и сели на свои места.

Председательствующий тоже не торопился начинать. В молчании прошло еще несколько минут.

– Что-то у нас все затягивается. Мы со Спейси задержались, разбираясь с информацией, – наконец проговорил директор разведки.

– Да. Я вот, читаю тут разные донесения. Что-то, как-то, все это военные сводки стало напоминать. – резюмировал свои изыскания адмирал.

– Согласен. С нашими серьезными объектами три случая. Мы сейчас вместе с представителям военных все изучаем и взвешиваем, – ответил ему Монсли.

Лейсел как-то подозрительно сидел, отмалчивался. Либо он проникся всей серьезностью обстановки и не хотел остаться каким-нибудь крайним, либо просто получил от кого-нибудь из своих патронов накачку.

Адмирал, наконец, взял бразды правления в свои руки и сказал:

– От русских мы получили официальные по неофициальным, так сказать, каналам, заверения, что ни к одному из трех случаев они не имеют никакого отношения. Да и не могут. Это уже по нашим данным. Не тот арсенал.

И он вопросительно-выразительно посмотрел на Спейси.

Тот слегка качнул головой.

– Ну что ж. Начали. Давайте, Монсли, начинайте.

– Да. Значит со стороны «аномальных» идет серьезная раскачка ситуации по военным направлениям. Потерь материальных каких-нибудь нет. Есть потери информационные и нарушения секретности. В двух случаях вмешательство этой третьей стороны привело к прекращению выполнения задания.

– Перечислю, что же случилось. На базе Гуантаномо, произошло аномальное событие с частичным толи фотографированием, или, как это еще можно назвать, одного из участков расположенной на этой же территории одноименной тюрьмы. Аномальный арсенал позволил высветить её устройство конструкции на глубину, со вскрытием и учетом существующего персонала и, так скажем, «населения». Такие действия можно расценить, как наглые и провокационные. Предотвратить это никто не смог. Информации о начале и целях акции негде было взять.

– Второе. Боестолкновение в одной из стран Ближнего Востока между нашим патрулем и повстанцами было досрочно остановлено. Что привело к прекращению выполнения задачи? Все тот же, аномальный арсенал вмешательства, когда объект с высоты пятьдесят-сто метров производил некие действия, заставившие обе стороны ретироваться в исходное положение. Патруль, не выполнив задачу, вернулся после доклада по радио в место постоянной дислокации.

– Далее. Вопиющий и опасный случай. Хочу подчеркнуть! Плановый запуск ракеты «Минитмен» с полигона на военной базе, закончился нештатно. Диагностика своевременно прервала пуск. Причина? Системы контроля зафиксировали аномальное изменение штатной конфигурации, в результате чего было обнаружено нарушение соосности шахты и конструкции пусковой установки. Что могло привести к взрыву при запуске.

– И, теперь, уже больше по нашей линии, чем по военной. События с советником нашего посольства в Москве Томом Морганом. Если вы не читали отчет, то вкратце напомню. При его встрече с представителем посольства Великобритании в России Раму Тагамом произошел инцидент. Парень из так называемой «Берлинской парочки» обездвижел Моргана и, предположительно, я подчеркиваю, предположительно, извлек из него специфическую информацию. После того, как аномальный исчез, советник смог продолжить свой путь. Но встреча была расстроена. И, как подтверждение извлечения. Над одним из находящихся в предположительно похищенных списках россиянином, из-за его неконтролируемых, как он сам утверждает, действий, нависла угроза. Может быть, это и есть подтверждение нам со стороны «аномальных».

– Продолжаем отслеживать происходящее.

– Еще раз отмечу, что серьезнейших последствий нет. Серьезные есть. Материальный убыток минимальный. Людских потерь нет.

– Не такой уж минимальный. Ракета сколько стоит? – вмешался в доклад советник вице-президента Лейсел.

– Ракета, по оценкам специалистов, не повреждена. Хотя, вы правы, её целостность может попасть под сомнение. Дальнейшая диагностика все покажет, – уточнил Монсли.

– Так. Давайте обобщим. Нашей стране нанесен ущерб? Или нет, – подытожил адмирал.

– Что считать ущербом? – поинтересовался Спейси. – Есть ли материальные доказательства? Раз. Можно ли присоединить ту же парочку из города Берлина к этим всем происшествиям? Просто замените везде этих «аномальных» на…, к примеру, шаровую молнию. Того же цвета. Ведь, мы же её свойств не знаем. Да и проявлений, толком, тоже. И что, тогда, получится? Шаровая молния в непогожий вечер зависла над Гуантанамо, осветив все вокруг. И её энергетические потоки заставили персонал галлюцинировать.

– Далее, шаровая молния влетела в шахту ракеты при тренировочном пуске и нарушила конструкцию. И еще. Шаровая молния зависла над местом боестолкновения…

– Шаровая молния порылась в списках ответственного лица, поставив под сомнение его работу. – прервал его адмирал:

 – Что вы такое говорите?

– Нет. В этом уже случае, это – физический объект. Я хочу сакцентировать внимание. Природный объект здесь уже не подойдет. Зато, здесь может встать вопрос об употреблении наркотиков. – пояснил Спейси.

– Притянуто за уши, – пояснил директор Монсли.

– А чего мы тогда здесь все собрались, если это все шаровая молния делает? – улыбаясь, проговорил адмирал, откидываясь на спинку своего кресла.

– Я не утверждаю, что это все деятельность природного явления. Но, почувствуйте зыбкую почву. Давайте сейчас позвоним в полицию и попросим вызвать наряд, чтобы арестовали шаровую молнию, которая залетела к нам в дом и разворотила всю мебель. Чтобы её допросили: какова же была её конечная цель это делать? – пояснил Спейси.

– Вы советуете нам записать «аномальных» в раздел стихийное бедствие и разъехаться по своим рабочим местам? – уточнил председатель.

– Да, ничего я никому не советую. Просто, пытаюсь проиллюстрировать, с чем мы столкнулись, – опять объяснил руководитель программы.

Повисла тишина.

– Перерыв, – объявил адмирал. Встал и пошел на выход.

Лейсел остался сидеть в раздумьях.

Директор разведки и Спейси вышли в коридор. Они закурили.

– Мы же понимаем, что это деятельность отнюдь не шаровой молнии, – внимательно посмотрев на Спейси, проговорил директор разведки.

– Да. Согласен. Мы говорим о ком-то или о чем-то, что, просто, поумней этого природного явления. О тех, которые либо косят под нее, либо очень похожей природы, – задумчиво ответил Спейси.

– Мне сдается, что если все-таки, кто-то подделывается под нее, то дела обстоят еще хуже, чем мы думаем. И этот эпизод с Морганом – это просто их прокол, – сказал Монсли.

– Да бросьте, директор. Прокол. А моды в Берлине? А праздник в России? Они уже легализовались, как люди! Таинственные, талантливые, но человеки. И общественность не собирается их за что-либо осуждать. Вы видите, какое-либо осуждение?

Спейси, зачем-то, осмотрел потолок. И продолжил.

– А мы? Вы. Мы. Продолжайте, как говорится обтекать. «Решили козни тут строить нашим любимчикам» Ну, и так далее. Получается: мы – кака, они – ляля. Они – бунтари и положительные. Мы же, опять, хотим распять Христа. Понимая, даже, что это бесполезно, так как он же и доказал, что смерти нет. То есть, получается, дураки конченые. Таким образом, мы делаем вывод, что у этой шаровой молнии хорошо работают мозги. Или ум. А, теперь, давайте вернемся к пресловутому докладу русского Павлова. Он там, что утверждает? Что наука мировая, и наша и у русских, в частности, в этом вопросе ни тпру, ни ну. Английские ученые пытаются подсчитать, а хватит ли у крыльев ангелов, изображенных на иконах, подъёмной силы, чтобы в нашем мире поднять его, ангела, тело в воздух. Как анекдот звучит.

– Выводы! Какие мы можем сделать выводы? Что это? Начало чего-то? Это разовая акция или эта третья сила пришла надолго? – спросил несколько разозлившийся директор разведки.

– Я предполагаю… – начал Спейси.

Но, закончить не успел.

Пришел адмирал и, позвав их жестом рукой пройти внутрь, сам вошел первым и остановился у своего стола, опершись на него.

Монсли и Спейси тоже зашли и уселись на свои места.

– Так. Продолжаем, – адмирал обозрел присутствующих. И добавил:

 – Спейси, можете, не раскрывая особых подробностей, сравнить наши и их арсеналы?

– Могу. «Аномальные» сильнее нас в «Икс» раз. – ответил руководитель программы.

– Что значит «Икс»? Поясните, – спросил адмирал и немного помотал головой из стороны в сторону.

– Если человек с рождения сидел в инвалидной коляске, и не умеет ходить, то, как вы ему объясните пользу регулярных пробежек? Он вас не поймет. У него нет алгоритмов ходьбы, – объяснил Спейси.

– То есть, вы хотите сказать, что сравнивать бесполезно. Мы не умеем ходить. Хорошо. А вам мы деньги платим за что? – стукнув ладонью по столу, спросил адмирал.

– Ваши деньги приложены по адресу. Это единственное, что я могу вам сказать. Хотите – закрывайте финансирование. Потом, придется снова открывать, – крутя концом авторучки по бумагам, проговорил Спейси.

Повисла тишина. Было слышно, как работают вентиляторы охлаждения на большом экране.

– Ну, есть, хоть, куда стремиться? – поинтересовался председатель.

– Конечно, есть, – пояснил Спейси.

– Да. И вот, на этой оптимистичной ноте мы и закончим наше, ничего не решившее сегодня совещание. Ладно. Все свободны, – адмирал, так и не садясь за свой стол, зыркнул на Монсли, и вышел из конференц-зала.

– Так нельзя заканчивать, не обозначив какие-нибудь действия, – в некоторой растерянности, проговорил, вставая с кресла Лейсел.

– Как политики сейчас делают? Они едут со своими секретаршами на острова за казенный счет. Можете воспользоваться этой рекомендацией. – директор разведки Монсли, уходя, невидящим взором посмотрел на Лейсела и, тоже, покинул помещение.



***



– Тагам? Это Морган. Приветствую вас! – сказал советник в трубку, когда на том конце отозвался англичанин.

– Здравствуйте, Том! – несколько суховато отозвался Тагам.

– Я что звоню-то. Попрощаться с вами хочу. Переводят меня из Москвы. Пока не знаю куда, – объяснил американец.

– Печально. Точнее, может новое назначение будет для вас лучше, чем было, – произнес англичанин, не сильно меняя тона.

– Да. Вот, так. Так что, справляйтесь без меня. Адью. – и он, вздохнув, положил трубку.

***



– Давай, вот что, Олег, – говорила Наталя Павлова мужу, перебирая вещи после стирки. – Я бросаю все другие дела, перечитываю твой доклад, хотя я и так все там помню, и вплотную занимаюсь этой паранормальной тематикой.

– На работу-то будешь ходить? – поинтересовался Олег.

– Конечно. Но, я – не я буду, если не докопаюсь: что тут и как? Ученый я, в конце концов, или нет? – сказала супруга, раскладывая вещи в шкаф.

– Ученый, – утвердительно сказал Павлов. И добавил:

– Но, наши деятели науки ленивые. Да и не только они. Почти все деятели в стране ленивые. Вот, догадайся, почему в Америке столько достижений? А, это просто объясняется с точки зрения психологии. Ты думаешь, нация англосаксонская такая талантливая? И, на тебе, музыка и фильмы, и разные научные достижения, Премии.

Он замолчал.

– Раз начал. Уж говори, тогда. Как это объясняется? – спросила Наталья, что-то перекладывая из вещей.

– А, я же сказал – легко, – стал объяснять муж, пересев уже в кресло и наблюдая, как супруга работает. – С самого рождения страны США в ней разрешено применение гражданами оружия. Почти все, которые вокруг тебя ходят, вооружены. Как на войне. Ты же будешь жить напуганной всю жизнь. Правильно?

– То есть, ты живешь так, и у тебя есть мощный дополнительный стимул что-то настоящее делать, чтобы, потом, это настоящее продать. Ненастоящее покупать не будут. А тебе же нужно это продать, а не сидеть с ним. Поэтому, ты будешь вынужден делать то, что продается. А не показывать фиги воробьям, вместо работы, как у нас иногда бизнес ведут.

– А для чего тебе нужны деньги? Правильно. Чтобы отгородиться от алчущих их других людей. Да, еще и с оружием. Исчезнуть, так сказать, за неким денежным забором.

– То есть, резюмирую. Перепуганный насмерть тем, что вокруг, во-первых, дурости много, так как неумных гораздо больше, чем умных. Да, еще, дураки с дуростью через одного вооружены. Какое твое решение? Правильно. Обзаводиться деньгами. А зачем? Чтобы построить себе «забор» из них, через который дурости с улицы трудно будет к тебе перебраться.

– Что ты говоришь-то? У них там кругом двери входные стеклянные. А то, и не закрываются, вовсе. – раскладывая гладильную доску произнесла супруга.

– Правильно. Попробуй туда сунься за драгоценностями. Они же у себя там не солью стреляют. – пояснил Олег.

– Ну вот. Ты теперь оправдываешь оружие. – улыбнулась мужу Наталья.

– И нисколько я не оправдываю, – запротестовал Павлов. И добавил:

– Объясняю. Мы же, когда, готовили доклад, сколько раз обсуждали это? В генотипе любого человека есть действующие гены предыдущих лидеров эволюционной цепочки. Действующих. Пойми. И эти лидеры, как правило, животные, да еще и возможно, хищники. Привет. Этакое одно большое животное и сверху, в качестве изюминки или розочки на торте, человек. Хомо сапиенс с заповедями Христа. Эти гены участвуют и в формировании мышления у ребенка и в принятии решения на действие у взрослого. Вот ты сейчас постирушку устроила, это в тебе животная забота женщины о чистоте детей говорит.

– Здрасти. Ты что, хочешь сказать, что человека разумного, то есть, разум не заботят вопросы гигиены? – спросила его супруга.

– Ум и Мозг – разные вещи, понятия, – продолжил Павлов. – Ум вдвойне должен заботится и о гигиене тела и гигиене себя. Что такое гигиена Ума? Это значит по ментальным помойкам не шариться. И дурость от окружающих себе на флешку в голове не копировать. Ну, а если уж, воленс-неволенс, замазался в дерьме, то будь добр вычистить себя. Поудалять, так сказать, ненужные файлы.

– Ты думаешь, это, хоть, кто-нибудь делает? Мы с тобой это делаем? Ходим, месим, обсуждаем, осуждаем. Этот плохой, этот тоже. Нет, чтобы сказать: Да. Вот этот, вот, молодец, хороший. Но, тогда встает вопрос: А уж не лучше ли он меня? Ведь я же непогрешимый и всегда прав. Нет. Что кто-то молодец, мы крайне редко говорим. А продолжаем перебирать какую-нибудь муть голубую, оставленную нам плохим человеком.

– Слушай, Павлов. Если ты брюзжать перестанешь, то мы с этой девицей, которая ко мне приходила, заберем тебя к себе. В качестве энциклопедии, – улыбаясь и гладя утюгом рубашку, сказала Наталья.

– А. Да-а. Забыл. Про девицу. Это вообще феноменально. Паранормальное на службе морального здоровья. Этакий запредельный стиральный порошок: «Если ваш ум грязен, тогда мы идем к вам!» – проговорил Олег, задрав ноги на другое кресло, рядом.

Наталья ничего не сказала, пошла в маленькую комнату, унося часть поглаженного.

Павлов тоже поднялся и пошел чай себе наводить.

***



Памятник Иисусу Христу-Искупителю на горе Корковадо в Рио-де-Жанейро, в Базилии – величественный монумент. Христос по-отечески раскинул руки. Как бы, говоря на весь мир, а не только на этот город, или всю Бразилию: «Идите, дети мои, под мое крыло. Кто со мной, тому покровительство и защита». Величие этого человека-Бога в свое время было построено еще и на том, что он объяснил своей жизнью и воскрешением, кроме всего прочего, что смерти нет.

Сам памятник стоит на пьедестале, к основанию которого могут приходить люди, пользуясь площадкой вокруг него.

Величественный монумент. Очень достойный памятник Спасителю.

Само слово, «Спаситель», и заложенный в него смысл, иногда, не доходит до некоторых. Не пробивает броню в три наката.

Если вдуматься: «Спаситель», значит, это тот, кто пришел к тебе на помощь. И может, и хочет тебе помочь. И, если ты, в этот момент, не понимаешь, от чего он тебя там спасает, то логика человека разумного должна подсказать: протяни ему руку, пусть выдернет тебя. Потом уже будешь разбираться, чего ты там, такое, не понимал. И от чего тебя спасли. Но… Но.

Просто, самый мрачный момент в судьбе каждого без исключения может состояться. Может! Самый мрачный! И только один раз! В этой бесконечности после смерти.

И заключаться он будет в крике, в вопросе, и последней мольбе отчаянья и безысходности. Звучит он так: «А почему меня не взяли?!!! Дочь взяли. Отца взяли к себе под крыло. А меня!?». Мрачный, конечно, момент.

Момент для уже бесполезного выдирания волос на заду.

Ведь, все упирается, так сказать, в твою зачетку, по Его, Спасителя предметам. И, если «Неуд. Неуд. Неуд». Тогда: Ну, не пролазишь ты в ворота. Невозможно тебя спасти. Ты, даже, к ним, к этим воротам и не подъедешь.

Да. И вот, возле этого очередного памятника–напоминания, памятника сто десятого китайского предупреждения для живущих, в один прекрасный вечер при ясной погоде, когда еще люди не совсем покинули подножье пьедестала, им открылась такая картина.

Сначала над горой появилась яркая звезда, или большая искра или шаровая молния, цвета электрической дуги или сварки. Посияв минут, пять, то увеличивая свою яркость, то уменьшая, и освещая своим светом верхушку памятника, она, вдруг разделилась на две. И эти две звездочки стали спускаться к статуе Христа, руки которого были распростерты в разные стороны.

Причем, они так спустились, что одна из этих искорок подлетела под одну руку, другая – под другую. Минуту у Христа под руками сверкали две маленьких звездочки цвета той же шаровой молнии.

Потом, они одновременно вытянулись в вертикальные линии, нижний конец которых оказался на уровне ступней Спасителя. И, развернулись вширь, и… в людей.

Получилось, как бы, что у статуи Христа под его распростертыми руками повисли в воздухе две, слегка подсвеченные своим бело-зелено-голубым свечением, опять же, контурные человеческие фигуры. Под правой рукой парень, под левой – девушка. Одетые, оба, в чуть проглядывающие иногда, вроде как, серебристые джинсы, что ли, и черные футболки. На ногах – белые кроссовки. Одежду плохо было видно. Зато, их контурный рисунок, очень отчетливо.

Рост же их оказался метров под пятнадцать.

Люди у подножья ахнули. Появились огоньки фотовспышек. Кто-то замахал какими-то флажками. Руками. Такая картина продолжалась минут пять.

И, даже из города, то тут, то там стали появляться  далекие следы вспышек фотографирования.

Неожиданно, фигуры, опять же, одновременно стянулись в вертикальные линии. А, потом, уже – в светящиеся шарики. И, вдруг, в один момент, они синхронно, молниями, или, как после выстрела, улетели в сторону океана. И врезавшись там, в воду, подняли два больших столба брызг. Но, тут же, стремительно из этих водяных столбов пулей эти молнии полосками мигнули куда-то ввысь.

У подножья памятника зааплодировали.

Да. Вот так, вот!

А город и страна продолжали свою обычную жизнь.

***



Серьезным «Дядечкой», которого пообещал пригласить майор Саблин, оказался достаточно известный в обычной жизни, как он сам называет себя, маг и экстрасенс Давид. Настоящие имя и фамилию он старался ни где не афишировать. Майор предложил ему оказать помощь специальной службе безопасности. Тот же, воспользовавшись своей сообразительностью, не отказал.

Саблин привез его в специальную комнату для собеседований, и они вдвоем, усевшись на стулья, стали ждать подполковника Заславского.

Комнатушка была не ахти какой. Просто, казенное помещение. Крашеные цветом «кофе с молоком» стены. Стол и несколько стульев.

Было немного душновато, и майор открыл форточку.

– Ну что? Подождем? Если вы не против? Начальство, как всегда, задерживается, – поинтересовался у Давида Саблин.

– Ничего, Ничего. Конечно, подождем, – согласился тот.

Наверное, минут пять они просидели молча, занимаясь, кто чем.

Наконец, прибыл подполковник. Китель у него на спине был серьезно помят, будто, он целые сутки не вылезал из автомобиля.

– Добрый день, – сказал он. – Давай, майор. Представляй нас.

– Подполковник Заславский. – Саблин указал на своего начальника. Тот, в ответ, внимательно посмотрел на него.

– А это человек, серьезно занимающийся экстрасенсорикой. Зовут его Давид, – он, с легкой улыбкой, представил мужчину, сидящего на стуле. - Имя и фамилию этот господин нам сам назовет, если, конечно, этого захочет.

Тот приподнялся и спросил:

– Здравствуйте. А можно мне остаться просто Давидом?

– Попробуйте. Здравствуйте, – тоже, с улыбкой ответил подполковник Заславский.

– Попытаюсь, – сказал Давид и снова сел.

– Так вот. Давид. Меня зовут подполковник Заславский Николай Трофимович. Отдел, который занимается такими как вы. Если, вдруг, они начинают, нарушать законодательство, – присев на стул, проговорил начальник.

– Вы меня не пугайте. Я что, у вас уже в каком-нибудь деле фигурирую? – усмехнувшись, сказал Давид, и оглянулся.

Майор Саблин поднялся, отошел к окну и оперся на подоконник.

– Пока нет. Но, у нас сейчас другой к вам вопрос. Давайте, не будем отвлекаться, – проговорил подполковник. И добавил, усаживаясь на стул рядом:

– Нас интересует вот что. Какую информацию вы можете нам выдать вот об этих людях?

И он достал из принесенной с собой папки фотографию «Берлинской парочки», снятых во время событий на подиуме в Берлине.

– А-а. Известные люди. Очень ловкие, судя по газетам и телевизору. А я, почему-то, думал, что ваше ведомство больше меня знает о них, – с некоторым облегчением проговорил Давид. И добавил:

– Вы хотите, чтобы я подготовился дома? Или вам выдать «на гора» все, что смогу, сейчас?

Подполковник Заславский помедлил, посмотрел на майора. Но, не дождавшись от того внятной реакции, продолжил:

– Вот, по этой фотографии сейчас сможете что-нибудь сказать?

– Если шумом мешать не будете, то попробую. – сказал экстрасенс.

И он придвинул к себе фотографию, скопированную из соцсетей.

Минуты три он сосредоточенно водил над ней, то одной рукой, то другой. Потом достал из футлярчика маленькую фигурку папуаса и поставил её посредине фото. Сначала, он был спокоен. Потом, по нему стало видно, что он от чего-то напрягся. И заговорил.

– Я и сам хотел по-изучать их. Да, вот, времени на это дело так и не нашел. Интересные экземпляры. Вот, если разглядывать именно этот момент, когда была сделана данная фотография, то информация о них наглухо закрыта. Не то, чтобы её нет, – проговорил Давид. И добавил:

– Кто они? Люди или не люди? Нет информации. А вот, если в уже общем на них смотреть, то у меня есть понимание, что это что-то очень сильное. Невероятно. Я бы даже сказал, непререкаемое. И наличествуют, также, следы каких-то, их переговоров или разговоров между собой. Что может указывать на их разумность. Приближая их к стороне людей.

– На каком языке они разговаривают? – поинтересовался подполковник.

– Вы знаете? Похоже, что на том же, что и мы с вами разговариваем. На русском. Но, сразу скажу, что это не точно, потому, как говорят они между собой очень быстро. Гораздо быстрее, чем мы с вами. Поэтому, даже краешек смысла уловить невозможно, – пояснил экстрасенс, слегка вытерев пот на лбу.

– Короче, я понял все. Сообщите, как можно больше информации о них. Майор, вы записывайте то, что он расскажет. А у меня уже нет времени совсем. Я, извините, покину вас, – сказал подполковник Заславский, вставая со стула и глядя на часы на руке.

Саблин отошел от окна.

Подполковник еще раз посмотрел на них. Уже с порога. Но, ничего больше не сказал. И вышел.

– Вы знаете, я первый раз сталкиваюсь с таким нечто, как будто, искусственным. Оно воспринимается, как искусственное. И, вряд ли, я вам сейчас еще что-нибудь смогу добавить.

– Я знаю, – ответил майор Саблин. – Можете собираться, вы свободны. Большое спасибо, что откликнулись на мою просьбу. Вы мне очень помогли.

– Да? Я же вам, толком, ничего-то и не сказал. Не рассказал, – проговорил Давид, собирая свои вещи со стола.

Саблин, тоже, убрал фотографию к себе в папку. Экстрасенс поднялся, и, зачем-то, постоянно оборачиваясь на майора, потихоньку направился к выходу.

– Нам достаточно. Еще раз, спасибо большое. – опять, сказал майор Давиду, немного подталкивая того к двери. И добавил: – Давайте, я вас провожу.

Они вышли в коридор и направились к лестнице.

– Да! – уходя, сказал экстрасенс, обогнавшему его майору. – Чуть не забыл. Вы, лично, очень не нравитесь «Берлинской парочке». Они в вас видят черта.

– Ха-ха! Это они вам сказали? Идемте же! – несколько безразлично поинтересовался майор Саблин.

– Они вас будут встречать, когда помрете, – уже себе под нос и еле слышно пробурчал маг, остановившись перед какими-то дверьми и разглядывая их.

– Что вы там бормочете? Да, идемте же, – с улыбкой поинтересовался военный. И, быстро оглянувшись на Давида, продолжил удаляться.

– Ничего. Прощайте, говорю, – вдогонку ему проговорил Давид.

– До свидания. Выход налево и вниз, – услышал он адресованные ему слова майора, стоящего внизу, у выходной двери, и повернув к лестнице, начал, тоже, спускаться.

Через какое-то время и коридор, и лестница опустели.

***

События в Бразилии, уже воспринимались общественностью, как часть какого-то и кем-то запланированного и продолжающегося шоу. «Вот «Берлинская парочка выдает кренделя!», «Это же какие у них технологии?», «А где они живут? И что за секретность такая?», «А чего они, вообще-то, хотят добиться своими действиями?».

Официальные СМИ старались, по-возможности, обходить эту тему стороной. «Парочка», в русло каких-то политических и идеологических канав-канонов не укладывались. Они значились у этой публики какими-то робингудами. Разные денежные мешки начали старательно их в этот раздел прописывать. И, особенно, засуетились в этой заботе, после событий у памятника Иисусу Христу.

***



Очередное совещание, председательствовал на котором, опять же, темнокожий адмирал Кроу, человек военный со многими звездами и наградами, собралось в том же конференц-зале.

И присутствовали те же. Кому Америка доверила разобраться в этом «аномальном» вопросе. Директор разведки Монсли, руководитель секретной программы «Катерпиллер» Спейси, представитель вице-президента Лейсел. И пригласили на него, так же, бывшего советника американского посольства в России Тома Моргана.

Все чинно расселись. В том числе, и приглашенный нашел себе место.

Адмирал оторвался от своих бумаг и поприветствовал всех:

– Добрый день, господа! И позвольте представить вам, советника нашего посольства в России Тома Моргана. Пострадавшего, так сказать. Который нос к носу столкнулся с «аномальными».

Директор Монсли слегка приподнял руку. Спейси кивнул ему. Лейсел же не обратил на него никакого внимания.

– Ну, что? Сделаем краткий обзор…

Но, советник вице-президента Лейсел, быстро встав с кресла, громко и серьезно сказал:

– В начале, я сразу хочу сделать заявление. Извините, что прервал. Но, это должно быть озвучено сейчас. Я присутствовал на всех совещаниях и заметил, что для ликвидации угрозы нашей стране, которая для всех уже скоро будет, просто, очевидной, здесь не предпринимаются никакие конкретные усилия. Я уже представил моему шефу краткий обзор ситуации и наших действий. Он потребовал от меня, довести до вашего сведения, что если не будут предприниматься какие-либо реальные действия в дальнейшем, то будет пересмотрена политика в отношении руководства силовыми подразделениями…

– Все сказали, Лейсел? Постараетесь больше не перебивать меня! – тоже прервал этот спич помощника вице-президента и не менее громко произнес адмирал Кроу. И добавил:

– У вас, судя по всему, складывается какое-то совсем превратное представление от том, что мы здесь делаем. Чем занимаемся. Поэтому мы, также, параллельно вашим писулькам вице-президенту не далее, как после завершения данного совещания, представим в администрацию свой отчет и свои рекомендации. Все. Не мешайте работать. Директор разведки, доложите нам.

Адмирал слегка махнул в сторону Монсли рукой. Но, тот, тоже, не успел ничего сказать, потому, что председатель снова взял слово, пристально глядя на представителя вице-президента.

– Вы, Лейсел, наверное, все-таки, недалекий политик. Вы сейчас намекнули, что способны нас заменить на других людей. С какой формулировкой, к примеру, вы хотите отстранить от должности директора разведки? Давайте, доложите нам, раз уж пошел такой разговор, – в раздражении сказал он.

– Я никого увольнять не собираюсь, – проговорил помощник.

– Но остальных же, тогда, наша работа устраивает, – сказал адмирал.

– Не знаю я кого она, там, устраивает. Я знаю, что вы ничего не предпринимаете, – огрызался тот.

– Это неправда, Лейсел. Уже давно идет всесторонний анализ и поиск необходимых средств. И, если это скрыто от глаз и не видно вам, то это совершенно не означает, что ничего не делается, – сказал Кроу. И добавил:

– Судя по всему, ваши выводы поспешны, а рекомендации своему патрону несостоятельны, потому что, они преждевременны. Это мы и отметим в нашем отчете. А от вас... Слушайте! А от вас, Лейсел, мы ждем активного участия на совещаниах. Каких-нибудь, ваших серьезных рекомендаций или предложений по теме. От вас же ничего подобного за весь период, так и, не поступило. И начнем, наверное, мы не с директора, а, вот, с вас. Давайте! Мы вас слушаем. Какую помощь вы хотите оказать работе нашей комиссии?

Представитель вице-президента опешил.

– Я еще раз напомню вам, я не специалист. Вы специалисты. – запротестовал он.

– То, что вы не специалист, это мы видим. Но, вы знаете, приблизительно, все события, и знаете, что мы предпринимаем. Если уж вы хотите немедленно избавиться от вызывающих у вас беспокойство, граничащее с паникой, аномальных явлений, то напишите на бумаге, потом напечатайте на компьютере и издайте приказ. Такого плана: «Приказываю с завтрашнего дня «Берлинской парочке» исчезнуть и не появляться больше нигде. А, если они нарушат сей приказ, ослушаются и появятся, то стрелять по ним из всего возможного оружия!». И все! Лейсел! Они исчезнут, поверьте мне. Короче. У русских есть выражение: «Хуже нет вредителя, чем собственный идеологически выдержанный дурак.». Надо повертеть это изречение в руках, может, подойдет для какой-нибудь из наших нынешних ситуаций.

– Не скатывайтесь до оскорблений! – запротестовал Лейсел.

– А где вы увидели оскорбление? Я еще не вертел это русское выражение между пальцев. Оно прибрано у меня. Я еще не брал его в руки, – спокойно парировал Кроу.

Спейси усмехнулся.

– Так! Все. Мы много потратили времени уже. Давайте, наконец, работать. Директор, расскажите нам последние события и что предпринято.

– Хорошо, – заговорил Монсли. – Я, просто, политикам хочу напомнить. Подо мной очень большой организм, если так можно выразится. И если, что-то вам не нравится, то не обращайтесь к нам за помощью. Когда надумаете переизбираться. Сразу вам отвечу, мы никудышные, ничего не делаем и, вряд ли, вам поможем.

– А теперь по теме. Продолжающийся поиск по видео–   и фотоматериалам ничего дополнительно не выявил.

– В Китае произошел случай с кортежем первого лица. Задержка отправления. Некто мужского пола с известными приметами – выбритыми висками, не позволял в течение определенного времени закрыть дверь в автомобиле охраны. Ими составлен фоторобот. На нем известный нам экземпляр, который торчал на заседаниях в парламентах разных стран.

– Второе. Здесь, у нас присутствует пострадавший, так сказать. – Монсли указал на Моргана. – Встреча у кафе в Москве с тем же парнем. Может, расскажете сами, Том?

– Отчего же. Конечно. Все про него расскажу. Как-никак, из-за этого парня я, теперь, не у дел. Происходит расследование. – сказал бывший советник, откидываясь на спинку стула. И начал рассказывать:

– Мне позвонил мой коллега. Представитель английского посольства в России, с которым мы плотно работали. И по данному делу тоже. И предложил обсудить нашу совместную деятельность. Договорились встретиться в баре-ресторане. Мы оба подъехали на своих машинах к назначенному месту. В момент, когда же я вышел и уже закрывал дверцу, передо мной встал на пути этот «аномальный». Парень. И уставился на меня. Дальше, или я проявил такую нерешительность, что сомнительно, или же, все-таки, он меня каким-то образом обездвижил, но, я не смог его ни обойти, ни толком заговорить с ним. Уточню. Это не то, что, к примеру, я намерен, но не могу сделать движение. А другое. Я, вдруг, потерял понимание алгоритмов своих последующих движений. Они рассыпались. Я перестал понимать, как делаются следующие шаги или действия. А, в это же время у меня появилось стойкое понимание того, что меня, извините, читают, как книгу или перелистывают, как картотеку. Такое мое состояние продлилось, наверное, минуту, может чуть больше. И, наконец, на впереди припаркованной машине, вдруг, неожиданно взрывается покрышка. Мы все отвлекаемся на этот хлопок. Ну, а этот кадр, пока мы глазели туда, просто исчез. За какие-то секунды он, явно, не смог бы, куда-то, далеко убежать. Потому, что я, тут же, начал осматривать ту сторону справа, где он был. Да и, вообще, все вокруг.

– И что? Вроде бы, инцидент исчерпан. Но, нет. С одним из наших русских знакомых, информацию про которого я держал в голове, стали происходить не менее фантастические события в виде аварии его автомобиля на шоссе, после чего, он в невменяемом состоянии начинает звонить в полицию и просит передать сообщение для Тома Моргана из американского посольства. Все вы прекрасно понимаете, что подобное означает. То есть, на лицо дискредитация меня и наглая демонстрация. Пока не понятно чего. Силы своей, что ли? Неуязвимости? Может, тренируется, так сказать, на нас. На американцах. Поэтому, я здесь. Отозван в Штаты. Пока проходит расследование.

Он сложил на животе пальцы рук в замок и еще удобней уселся в вертящемся кресле с высокой спинкой.

– Да. Вот такие события произошли с нашим советником посольства, – продолжил уже Монсли. – Дальше, если не считать мелочи. А именно, эти объекты были замечены в Африке и где-то в джунглях юго-востока. То, следующим центральным событием можно назвать их «выступление» возле памятника Христу в Рио в Бразилии. Этакие метаморфозы «а-ля инопланетяне». Работа на публику.

– То есть, в, зафиксированной нами, их деятельности есть какие компоненты? – перехватил инициативу адмирал. – Они охраняют от нас русского Павлова и его компанию. Они портят нам жизнь, заглядывая в военные трусы, и, иногда, подвинчивают там что-то. Из-за чего результат для нас становится проблематичным. Не взлетает одна ракета, вторая. Наш военизированный патруль возвращается, не достигнув цели. И так далее. Это то, что касается их аномальной или скрытой от публики деятельности. И, наконец, проявленная ими, так скажем, легальная деятельность. Бунтарство и вызов – в случае в Берлине. Отеческая забота о выпускниках школ в Санкт–Петербурге. И демонстрация силы под руками Христа. Надо понимать, под руководством Христа. То есть, они положительные герои с могущественным компьютерным арсеналом по созданию видео в пространстве. Общество, за некоторым исключением, не воспринимает их как угрозу. Повторюсь и подчеркну: большинство в мире не воспринимает «аномальных», как угрозу. Вот, так!

– Лейсел, а, что вы беспокоитесь за состояние общественности? Оно и не помышляет о том, чтобы за вас не голосовать. Оно просто развлекается, – сказал Кроу помощнику вице-президента.

– Не говорите ерунды, адмирал, – ответил тот. – Нас спрашивают сенаторы, конгрессмены. Финансисты. Что это за явление такое? Куда оно ведет? И почему мы ничего не делаем, чтобы эта неконтролируемая никем масштабная деятельность была прекращена?

– Я понял. Ключевое слово «неконтролируемая никем». Да-да. Они не подчиняются никакому клану. Слушайте, помощник! Так, у нас же демократия, – развеселился адмирал.

«Не мелите чепухи! Какая демократия?», наверное, хотел сказать помощник вице-президента, потому, что он уже приложил, было руку ко лбу. Но, вовремя, передумал. И промолчал.

Но, тут же, заговорил.

– Партии привидений у нас еще не было. И я надеюсь, не предвидится. Так, что нужно что-то делать, –  сказал он.

– Лейсел. Это вы говорите ерунду! – встрял в разговор руководитель секретной программы Спейси. – Как раз, сейчас мы и решаем вопрос: что делать с партией привидений. Которая уже существует. Члены, которой организуют свои акции, посещают со своими программами и агитками праздники. И показывают всем свою приверженность делу и Заповедям Христа. А нам, спецслужбам, они плавно, без рывков объясняют, что у нас багажник слишком большой. И, если мы начнем выпендриваться, то они будут в него чувствительно пинать. А людям в мире наплевать, нормальные ли их лидеры или аномальные. Главное, что они положительные. Они – за мир. И их пиар-компания на данный момент выигрывает. И если, сейчас они не прекратят проводить легальные акции и пополнять ряды членов своей партии привидений, как вы выразились. То, вы, со своей истлевшей тряпкой знамени времен Золотой лихорадки, просто, вылетите в туже трубу, в которую они, как раз, сейчас со своими флагами и влетают. А таким как вы, останется, только, строчить кляузы, чтобы поменяли руководство. И учтите, что, например, директору разведки полгода нужно, только, времени, чтобы полностью войти в курс дела.

Глядя на мимику и выражение лица помощника вице-президента можно было видеть, как информация растекается от ушей несколькими стадиями и, потом, наконец, проваливается в … Нет. Не в мозг. В Ум, как говорит русский Павлов в своем докладе.

И, тот, так и, не нашелся, что ответить Спейси. Наверное, все-таки, завтра начнется «веселье». Но, горшочек уже на огне. Пусть варит. Ждем-с.

В конференц-зале повисла пауза. Все сидели и молчали. Наконец, адмирал сказал:

– Ну, это, конечно, вы хватили лишнего, Спейси. До съезда такой партии еще далеко. Хотя, судя по всему, ход их мыслей вы уловили правильно. Получается, что если они, таким образом, будут продолжать и дальше, то они взвинтят планету. Но, добьются своего. Нас-то, ведь, для них не существует. Мы ничего не сможем противопоставить их подобному натиску. А если же мы будем, защищая себя организовывать атаки на них, то мы будем плохими. Они-то за мир. За детей и учебу. За Христа. Тогда мы за кого? Перерыв.

Адмирал, казалось не очень-то расстроился из-за сложившегося положения вещей. Он, загадочно подмигнув Спейси, забрал бумаги и вышел.

Директор разведки Монсли так и остался сидеть неподвижно, задумчиво глядя куда-то сквозь центр монитора, стоящего перед ним. Лейсел же, достав свой телефон, тоже вышел из зала и обосновался где-то далеко в коридоре.

Спейси встал и направился к большому экрану на стене. И жестом подозвал Моргана, присоединиться к нему.

Тот поднялся и подошел.

– Вы недавно из Москвы. Что там-то думают обо всем этом? – поинтересовался Спейси.

– Мы знаем, что их тоже всполошили «аномальные», – ответил советник. – Такое, нечто похожее на наши события. Кажется в Кремле, даже. Но, это не точно. Могу и соврать. Я так понимаю, что там сейчас на всех парах, пытаются объясниться со своей общественностью по поводу участия «аномальных» в их празднике выпускников. Всем понравилось. Все правильно. Дети. Но, кто это был-то? «Берлинская парочка»? Хорошо. А кто крайний? Кто разрешил-то? Чья санкция? Где согласования? Кого судить за такую неучтенку?

– Понятно. А вы, когда смотрели на «аномального» в упор, что-то в его внешнем облике насторожило вас, встревожило? – снова спросил руководитель секретной программы.

– Да, нет. Особого-то времени не было, чтобы разглядывать. Вся встреча заняла секунды-минуты. А, так. Во внешнем облике совершенно ничего. Вот, только, глаза его заметил. Неподвижные и недобрые. Зрачки черные. Красивый, вроде, парень с такими глазами. Да. И еще. Лицо с идеальной кожей. Такой, обычно, не бывает. Но, это и не маска, – пояснил Морган. Он понимал, что произошедшее с ним, такое, близкое знакомство с аномальным не способствует его дальнейшей карьере. Поэтому, старался как можно меньше касаться этой встречи.

– Понятно.

Спейси, видя его не особую разговорчивость, поблагодарил и пошел, уселся на свое место.

Подровняв на столе свои бумаги, он огляделся. Директор Монсли что-то писал в записной книжке. Морган достал свой телефон. Лейсела не было.

Где-то далеко, вне зала, запищал зуммер. Открылась и, наверное, закрылась, хлопнув, дверь. Слышался чей-то разговор.

Внутри же, легкое гудение вентиляторов на большом мониторе на стене и легкий шелест шагов по напольному покрытию – вот и все, что наполняло перерыв.

Спейси задумался о чем-то и не заметил, как в конференц-зал одновременно вошли адмирал Кроу и помощник вице-президента. Оба были в небольшом раздражении.

Все, снова, расселись по своим местам. Председательствующий водрузился на свое.

– Ну, что. Продолжаем? – сказал он, воззрившись на Спейси. Через минуту добавил:

– Вот что. Я думаю, и все меня, надеюсь, поймут, что единственный ключик к этому замочку – это развитие и всесторонняя поддержка вашей программы, Спейси. И некоторые политические действия… А это уже к вам, Лейсел. Набор политической практики, программ и лидеров, которые возможно, нейтрализуют в будущем пиар-компанию «аномальных», если, конечно, они будут и дальше продолжать в том же направлении.

– Ха. Адмирал! Вы не понимаете, что говорите! Вы нас делаете крайними. А Монсли, а военные, то есть вы? Вы что, ничего не хотите делать? – взвился помощник вице-президента.

– Почему? Мы удвоим посты на ядерных объектах. Учетверим охрану Белого дома. Директор Монсли поручит умножить усилия, чтобы анализировать слухи о намерениях «аномальных». Если предложите что-то еще или, даже, что-нибудь кардинальное, то мы, как раз, – все внимание. Слушаем вас, – спокойно сказал председательствующий.

– Начните стрелять по ним! – отозвался Лейсел.

– Раскройте нам, как вы себе это представляете? – сказал Кроу, откидываясь на спинку кресла и оглядывая стены. – У нас уже один боец из патруля, всего лишь, только метился из автомата, последствия же наступили мгновенно. Оружие улетело далеко от него. А сам он перестал владеть собой на время. Как рассказал он нам: я ничего не понял, как, вдруг, оказался без оружия и на коленях. Ну, то есть, получается, стрельба тоже отпадает.

– Я не понял. Вы хотите сказать, что у нас, у такой большой и мощной страны нет управы на этих «аномальных»? – спросил помощник вице-президента, привстав и обозревая присутствующих.

– Я рад, что вы, наконец, это поняли. На данный момент нет. Может в будущем будет, – спокойно ответил адмирал Кроу и засобирался.

– Начните стрелять, адмирал. Общественность ждет действий. Стреляйте, хотя бы для того, чтобы успокоить их, – встав и размахивая бумагами со стола, почти митинговал Лейсел.

– Какую вы имеете в виду общественность? Люди с улиц, пока, только из телевизора и интернета узнают новости о событиях с этой парочкой, которые произошли в других странах. Причем, речи о чем-то таком аномальном при этом вообще не ведется. Наоборот, всем все нравится, – встав со своего места, председательствующий спокойно объяснил помощнику.

– Я не понял, вы, что их выгораживаете? Не хотите ничего предпринимать против них? Я не знаю, лазерные лучи, ракеты примените, в конце концов, – возмущенно продолжал настаивать помощник.

– Я не сказал, что мы ничего не будем пробовать. Будем. Но, кричать с трибуны политиков об этом не станем. Вам, Лейсел, просто не все можно знать. Да и, я думаю, предпринятое нами будет, возможно, чревато и для нас самих и, скорее всего, совершенно малоэффективно, – объяснял адмирал.

– Стрельба всегда приносила результаты! – огрызнулся Лейсел.

– По материальным объектам, – негромко пояснил Кроу, выходя из-за своего стола.

– Что вы сказали? – не расслышав, спросил помощник вице-президента.

– Я хочу сказать, что если вы, будете стрелять любым калибром, хоть ракетой, в кинотеатре по бандиту из фильма на экране, то вы, вряд ли, его убьете. А над вами станут смеяться, – стоя и опершись рукой на свой стол, терпеливо объяснял адмирал. И добавил:

– Вы умеете материализовываться, Лейсел? Нет? Мы – тоже. Ну, что? Закончили? Не дали вам, Монсли, до конца, толком, доложить нам. Что ж. Почитаем отчет. А с вами, Спейси, мы встретимся позже и отдельно. Все. Закончили. Всем спасибо и до свидания, – произнес председательствующий адмирал Кроу и направился к выходу.

– Чёрти-что происходит! – пробурчал Лейсел, тоже стал собирать бумаги.

Наконец, все вышли и прикрыли за собой дверь. Оставленная кем-то авторучка немного изменила свое направление. А легкий ветерок чуть тронул какой-то лист бумаги.



***

Олег Павлов переоделся в клубе и вышел на рядом расположенный теннисный корт потренироваться с ракеткой и мячиками. Он размялся, маленько побегал вдоль сетки по покрытию. И стал отрабатывать подачу. Закидывая мячи один за другим за, натянутую посередине, теннисную сетку. Так продолжалось подхода три-четыре, когда он, вдруг, заметил вне корта, чуть поодаль, у края небольшого перелеска стоящую фигуру парня в знакомом уже одеянии. Он остановился. И стал, глядя на того, просто, постукивать мячиком в руке о покрытие внизу.

Парень стоял, опершись на березу и скрестив руки.

Павлов остановился совсем и, приложив руку козырьком ко лбу, стал смотреть на него.

Так продлилось еще минуту. После чего, парень опустил руки и кивнул. Олег, немного подумав, и еще раз щелкнув мячом по покрытию, выпрямился и кивнул тому в ответ.

Не прошло и секунды, как тот оказался рядом с Павловым по его правую руку.

Что-то немного надавило на Олега, и он, никак не удивившись такому, отчетливо услышал в своей голове:

«Меня никто не видит. Только ты»

– Хорошо устроились! – громко сказал он в ответ.

«С кем ты разговариваешь вслух?» – в мозгу пронеслось снова.

– А. Понял, – опять проговорил ученый и мысленно добавил: «Как слышно? Прием»

«Надо поговорить» – пришло понимание.

«Почему со мной?» – подумал мысленно Олег.

«Наши женщины похожи. В будущем узнаешь почему» – послышался ответ.

Павлов осторожно пошел вдоль сетки, искоса наблюдая за парнем. Тот синхронно и совершенно спокойно пошел рядом с ним, тем же размером шага.

Олегу пришла мысль: а может это все какая-то сложная галлюцинация?

«Можешь дотронуться» – появилась в голове еще одна мысль.

Он быстро повернулся и внимательно поглядел на парня.

Чистые, без единого пятнышка, кроссовки. Брюки по фигуре. Обычные джинсы, серебристый блестящий материал. Такой же ремень с пряжкой. Черная, небольшими складками, футболка, как, если бы, она просто была на человеке. Зеленые зрачки глаз. Собственно, рядом с ним и стоял человек. С выбритыми висками и прической, нарочито, вверх. Из-за нее, наверное, тот и казался чуть выше Олега.

– Рост одинаковый, что ли? – опять вслух сказал он, и тут же осекся. У него, просто, в мозгу не укладывалось такое. Ведь, парень сказал, что его сейчас никто не видит. И Павлов для взора других идет один.

«Спрашивай» – пролетело опять в голове.

Олег перебрал в уме кучу вопросов, но все какие-то по-детски бестолковые. И решил, что нужно, все-таки, посерьезней.

«Мы с Натальей что-то должны сделать?» – мысленно, опять, спросил он.

«Свой доклад помнишь?» – пришел ответ.

Олег усмехнулся.

«Я все помню. Я его писал» – подумал он.

«О смысле жизни Ума. Учиться и учить» – пронеслось в мозгу.

«Да. Конечно, помню» – подтвердил Павлов.

«Мы будем учить. Вы будете учиться. Не обсуждается» – последовало утверждение, и Олег сразу понял, что ослушаться невозможно.

Он обернулся на парня. Тот слегка улыбался. И… И улыбка на чужом лице показалась Олегу до боли знакомой. Да и фигура, манеры, если приглядеться.

Короче, Павлов был человеком не робкого десятка, но ноги у него стали слегка ватными. Женщины в таких случаях падают в обморок.

«Либо это я, либо одно из двух» – пронеслось в его мозгу, но уже не для «аномального», а для себя и совершенно непроизвольно.

«Ты – это я?» – снова подумал он, кое-как гася внутреннее волнение.

«В будущем узнаешь. Спрашивай» – послышался ответ.

«Зачем все это в Берлине, в Питере?» – спросил Олег.

«Калибровка» – появился ответ.

Павлов начал лихорадочно вспоминать все, что знает о процессе калибровки. Ничего в голову не лезло, только вертелось из математики какие-то «граничные условия Коши». Он, толком ничего не понял, но решил сделать вид, что уразумел.

«Вспомни практику в конструкторском бюро. Месяц» – появился мысленная просьба.

Да. Он помнил. Только на ней он тогда понял, что теория и практика отличаются, порой, как небо и земля. И на ней же он реально почувствовал все стадии конкретного практического выполнения задачи, которая тогда, стояла перед всем их коллективом. Он же, когда, только, пришел на нее, числился среди всех еще одним теоретиком из универа.

«Я понял. У вас практика на реалиях» – подумал Олег.

«В будущем узнаешь. Мы скоро исчезнем с афиши. Будем посещать вас» – поступил ответ.

Олег, раздумывая над сказанным, дошел до угла площадки, уперся рукой в сетку ограждения и оглянулся в сторону парня. Но, того уже не было. След простыл. Он развернулся и поглядел на край леса, где, недавно, тот парень стоял первый раз. Там, тоже, не было никого.

– Ну, блин…! – вслух сказал Павлов, опустившись на корточки и упираясь в пол ракеткой. Только, сейчас он понял, что в другой руке держит еще и теннисный мячик.

Олег почувствовал, короче, такую усталость, и моральную, и, почему-то, физическую, что ни о какой тренировке уже не могло быть и речи.

Особенно ему резанула ухо фраза «Не обсуждается».

 И он поднялся и направился собирать мячи.

***



В Москве быстро разобрались, что никто выступать на празднике выпускников «Берлинскую парочку» не приглашал. Никто её в сетку праздника не включал. А почему, салют прогремел точь-в-точь после её «выступления»? Так, по времени же. Большая стрелка доехала до числа двенадцать и бабахнули. Режиссеры и продюсеры стали нервными, и стали запираться ото всех и перешептываться между собой. Некоторые ушли на больничный.

Техническая интеллигенция обсуждала, с какой стороны и каким оборудованием велась такая трансляция. После перебора всех возможных вариантов сошлись на том, что кто-то привез на время праздника технику из будущего. А, сейчас же, она уже снова туда же и уехала.

Пресса повосхищалась размахом и поучительной начинкой «выступления», но осеклась, так как ей дали команду.

На техническом совещании в подразделении подполковника Заславского появилась новость о том, что президент обещал оказывать всестороннюю поддержку и командировал в отдел к подполковнику Мехтину некоторых молодых гражданских научных специалистов. А, не для телекамер первое лицо сказал, что пора «пошурудить кочергой» научное сообщество. Он, так же, сказал, что и КНР подключился к ним по общим спец.каналам.

***



Павлов пришел домой и устало уселся на стульчик в коридоре. Супруга, которая задержалась на работе и только что, может, на несколько минут раньше, тоже пришла домой, уже что-то делала на кухне.

– Что ты так рано? – громко спросила она оттуда.

– Дети с родителями? На даче? – не ответив ей на вопрос, тоже, спросил Олег.

– Здрасти. Конечно. Ты же знаешь, – ответила она, гремя посудой.

– Сегодня я отличился. – Сказал он ей, сняв обувь и проходя в комнату.

– Что такое? – поинтересовалась она.

– Ну, догадайся с третьего раза, – пояснил он переодевая тенниску.

– К тебе приходил этот? Парень, что ли? Или девушка? – она перестала греметь чашками и с полотенцем в руках вышла из кухни.

– Наталья Павлова, урожденная Лавренева, давайте, матушка, уж начинать прямо говорить: «Я или ты приходили» Тот, который я, уж больно, улыбается похоже. Чужим лицом и моей улыбкой, – воскликнул он, усаживаясь на край дивана.

– Говори, давай, – супруга примостилась рядом с ним.

Он, не утаивая ничего, рассказал ей и о неожиданном появлении. И о мысленном разговоре. На что она, вставая и уходя снова на кухню, сказала:

– Ну, теперь-то ты не думаешь, что я умом поехала.

– Да, я и сразу не подумал ничего такого. – попытался оправдываться супруг, хотя у него мысль такая, все-таки была.

– Иди сюда. Пока суп варится, чай с бутербродами будешь? – позвала она мужа к себе.

Он, нехотя встал с дивана и, прикрыв маленько балконную дверь, пошел к супруге в кухню. Сел на свое место.

– Павлов, мы, короче, с тобой медленно приплываем куда-то. Чувствуешь? Я уже, сто раз подумала:, может зря я вещи эти дурацкие покупала? Выписывала. Приключений на пятую точку себе насобирали, по-моему. А у нас же дети. – теряясь в сомнениях, она стала наливать кипяток в чашки.

– Смотри, короче. Ты уверена, что девушка – это ты? – возя чайной ложкой по краю чашки с чаем, спросил Олег.

Наталья внимательно посмотрела в его глаза. И, немного подумав, она ответила:

– Да.

– Ну, вот теперь, точно, приплыли. Суши весла. – ответил он. И добавил:

– Потому, что сегодня там, на корте был я. Этот парень – это я. Себя-то уж я где угодно узнаю. Дай-ка сахару.

Они стали, молча пить чай.

– Мне как-то не по себе, – прервала молчание супруга, отставляя от себя чашку с горячим чаем.

– Он сказал: «Мы будем к вам приходить», а сейчас «Мы исчезнем с афиш». Надо полагать шумиха вокруг них… Что? Утихнет? И спецура перестанет у нас появляться. Я так понимаю. Этим-то что нам можно рассказывать?

Наталя молчала и продолжала сосредоточенно пить чай.

– Ну, если шум утихнет? Нам-то, зачем впереди паровоза бежать? – сказала она, наконец, подложив супругу еще бутерброд с сыром и маслом. – Не нужно ничего никому говорить. Ты, кстати, не вздумай на работе и в клубе что-нибудь ляпнуть.

– К тебе такое же пожелание. Шанины ничего не должны знать. Если проболтаемся – все. Нас опасными психами будут считать. С работы выгонят. Так, что Ирке тоже не вздумай ничего болтануть. Ни по пьяни, ни трезвая, – предостерег он супругу в ответ.

– Короче, жили – не тужили. Купила баба петуха, – задумчиво глядя в окно с чашкой в руке, произнесла известную поговорку супруга.

– «Учиться, и учить» – процитировал Павлов сам себя. И добавил, разведя в стороны руки:

– Ну, тогда вперед. А куда денешься?

***

Шло время. Информационная «кашка» о «Берлинской парочке» начала потихоньку исчезать из голов людских и со страниц прессы. Да, и «аномальные» перестали о себе напоминать.

Плюсовая температура, которая покрыла, почти, все северное полушарие, смешалась с вечным теплом в странах, расположенных в районе экватора и казалось, если, конечно, не смотреть в сторону Австралии, что на планете Земля кругом одно лето.

Ну, какие тут аномальные-паранормальные. Нет ничего. Купайся и ничего не делай. Ничего не делай. Потом, снова купайся. Это, если не только про новосибирский Академгородок говорить. Мир гораздо шире! И прекрасней! Если всех политиков на Марс сослать…

Но, их туда никакими лозунгами не заманишь. А жаль.

Съезд партии приведений так и не собрался. Ни одного члена в неё не вступило. Хотя успешная пиар-компания была. Но, сама «Берлинская парочка» куда-то испарилась. И никак больше не заявляла о себе. И зря помощник вице-президента Лейсел беспокоился и хватался за кобуру. Как появились, так и исчезли.

Наверное, пишут, где-нибудь, программу полета для шумного и бестолкового пассажирского беспилотника под названием «планета для человеков, да и не только для них, Земля». Чтобы сами эти пассажиры по дороге в будущее от собственной жадности и дурости не взорвали свое средство передвижения туда.

***

Павловы, Наталья и Олег, со временем становились какими-то неразговорчивыми и таинственно серьезными. Отгородились от всех и, даже, от Шаниных.

На что Ирина сказала:

– Павловы совсем дураками, какими-то стали. Знаться не хотят. Пить перестали. Спросишь – бормочут, что-то непонятное в ответ. Ну и ладно. Ну, их! Будем с Ивашками и Роговыми дружить. Правильно?

Валера, конечно, по-переживал. Что ж это хороший друг так поступает! Но, потом простил Олега. И все начало меняться и забываться.

Развалилась их, в прошлом дружная и веселая компания.

Даже, клуб «Ромашка» негласно перешел к другим «владельцам». Шаниным.

***



Майору Саблину в один из обеденных перерывов нужно было сходить в банк за наличными деньгами. Точнее, снять их в банкомате. Он знал куда идти. Расстояние было небольшое. Вдоль набережной, а там под мост и налево полквартала. Он глянул на часы. Время позволяло. Погода тоже. И отправился по тротуару.

Дорога гудела автомобилями. Голуби с воронами то, организовывались в стаи, и резко взлетали куда-то, то мирно тюкали носами по земле, выискивая что-нибудь на пропитание.

Взглянув на них, он вспомнил одну историю. Это в Москве не вОроны, а ворОны. Настоящих вОронов он встретил на Сахалине, работая там, в стройотряде, когда учился еще.

Там, на этом острове, вообще, все необычное. Если папоротник, то метра три в высоту. Не менее. Зато березки на сопках маленькие, метра в полтора. Может, конечно, еще не выросли, а может, уже, такими и останутся. Хотя, там же, на склонах наличествует и сухостой некогда больших деревьев, посолидней этой мелюзги. Правда, такой ствол уже без верхушки можно спокойно проткнуть обычным пальцем.

Да, вот. И вОроны там совсем другие. Размах крыльев у них может достигать метра два. Этакая махина.

А, было так. Сидели, как-то, в обед студенты из строй отряда, с Саблиным в том числе, и работяги со стройки позади рабочей столовой. Курили после еды. Или, просто, тянули послеобеденное время. Может, обсуждали чего-то.

А рядом с будкой, находившейся чуть поодаль самого здания столовой, сидела на задних лапах, навострив острые уши, красавица немецкая овчарка. Кто такую породу садит на цепь, вообще, непонятно? Ну, да ладно. Собака была очень умной. Муфтой её звали. Почему? Никто не знает. Но, она откликалась.

Майор перешел с широкого тротуара на дорожку под автомобильный мост через реку.

И продолжил вспоминать.

Сидела, сидела собака. Ерзала. Чего-то ждала, наверное. Наконец, вдруг, начала вся извиваться. Цепь рвать. Стала прыгать, повизгивать. И было от чего. Повариха из столовой вытащила и понесла ей целый тазик костей. Мясо разделывали. Вот, осталось. Вывалила перед её носом и ушла обратно в кухню.

Целый таз! О! Та быстренько схватила большую костомаху, прилегла с ней, и, прижав лапой, начала грызть. Вроде, обычное, рядовое событие. Так, кто-то глянул в её сторону пару раз, вот и все. Но, эта идиллия с костью длилась недолго.

Откуда ни возьмись, сюда прилетела парочка вОронов. Этих летающих махин. Приземлившись и, деловито сложив огромные крылья, они стали курсировать возле. Один слева от собаки, другой справа. Немного постояли, своим черным глазом оценивая обстановку. А, после, началось шоу. Послеобеденное. Для работников. И кто уже собирался уходить – передумали. Решили остаться и досмотреть, чем закончится дело.

Муфта, грызя кость, увидела пернатых и, давай, на них коситься. Типа: я вас вижу. А сама все грызет.

Птицы, перешагивая и подскакивая, почти, одновременно приблизились очень близко к месту её трапезы. Собака, порычав немного, в конце концов, вскочила и рванулась на цепи к ближнему к костям нарушителю. Тот спокойно вспорхнул, и отлетел на метр назад.

Зато, второй пернатый охотник, в этот момент, с другого, так сказать, спокойного края схватил из кучи одну из костей, и, взлетев с ней в клюве, отнес её метров, наверное, на пятнадцать подальше. Складировал там, возле, какой-то большой и рваной, валяющейся на земле автомобильной покрышки. И… Вернулся.

Боком, боком подступая к еще одной. Собака, видя такую у себя прореху, давай уже на него лаять и отгонять. В противоположную сторону. А цепь-то не пускает далеко. И ворон видит это. Ближе не подходит. Муфта рвется с цепи. Вся из себя выходит.

Зато, напарник, а может напарница, уже с другой освободившейся стороны, абсолютно спокойно хватает своим клювом еще одну кость, уже побольше и,… перелетев, складирует её туда же, куда и напарник принес.

Конечно, жаль было собаку, хотя ей, может скоро вынесут еще, но кое-кто, уже начал, даже, аплодировать.

И что? Так продолжалось еще несколько раз. И с тем же успехом. Всего, только, один раз животное чуть не ухватило пернатого за хвост или, может, кончик крыла. Непонятно было.

Когда же от всего вынесенного для Муфты тазика костей осталось штуки три, и она улеглась на них передними лапами, постоянно оглядываясь в разные стороны, эти два наглеца с крыльями, просто, перебазировались на свой «склад», вдали и от людей, и от собаки. И спокойно начали свою трапезу. Лишь, иногда, издалека поглядывая своим черным глазом в сторону рабочих и столовой. Костей пять, наверное, унесли.

Майор Андрей Саблин ухмыльнулся этому воспоминанию, и, почти выходя по проходу вдоль набережной из-под автомобильного моста, посмотрел на часы. Времени оставалось еще много, хотя, конечно, нужно было успевать. И он ускорил шаг.

Но… тут сверху, с моста и прямо на него прилетела куча или струя жидкого бетона. А, он был одет в гражданскую одежду. Короче, шлепнулось прямо на голову, плечи и рубаху.

«Сходил за деньгами!...» – сверкнуло у него в мозгу.

Он резко отскочил из-под струи и развернул голову вверх. Там какой-то рабочий в своей форменной одежде и оранжевой каске, глядя ему прямо в глаза, заворачивал обратно случайно вырвавшийся у него из рук шланг от миксера с жидким бетоном. И, с извиняющимся видом, пожимал плечами.

Саблин уже было открыл рот, чтобы наорать на него и отвесить ему самые смачные комплименты. Да и, вообще, хотел было уже помчаться туда, наверх, и начать разбираться, но, там же, на мосту, чуть подальше от рабочего, и, уже, где-то над рекой, он разглядел парня в известной экипировке и с выбритыми висками. Который, опершись на парапет ограждения, стоял и спокойно наблюдал за этой картиной.

– Ах, ты с…! Как, ты это сделал!? – громко крикнул майор и показал парню пальцами руки сложенный пистолет. Как бы, сделав выстрел. Убью, мол.

Но, тот в ответ ничего не показал и, даже, не шевельнулся. А просто, стремглав улетел некоей темноватой тонкой нитью куда-то вверх. Разглядывать что-то в небесах уже не было никакого смысла, и Саблин стал стряхивать с себя шлепки и лужицы бетонного раствора.

– Гад, паршивый! Оба гады! – твердил майор, отряхиваясь. И, почему-то, в этот момент ему представился его начальник, подполковник Заславский. Который грозит ему пальцем и произносит: «А, я тебе говорил!».

Саблин решил, что, теперь, он уже ни в какой банк не пойдет. Разбираться с рабочим – тоже. Бессмысленно. Не рабочего это оплошность. Да, и не видел тот, наверняка, никакого парня недалеко от себя. Но, то, что он, только что, лично увиделся с, так сказать, своим подопечным – это было ясно ему, как Божий день. Гнев у него быстро сменился на любопытство, хотя и, конечно, подмоченное.

Он, решил, что пусть, такой грязный, но он будет ловить такси, если, конечно, оно остановится. И надо, чтобы водитель довез его до дома. Совершенно ясное дело, что необходимо переодеться. Не возвращаться же в таком виде на работу. И, наплевать, что опоздает. Форс-можор, все-таки!

И он, отходя от моста подальше, стал махать руками на дороге, в расчете, что кто-нибудь остановится.

***



Джек Ледер, работал в лавке мясника. Если говорить по-современному, обвальщиком мяса.

Темнокожий парень. Лет двадцати шести от роду. Худой, как шест. Но жилистый и сильный. С бритой налысо головой. И, чаще, в черной с картинкой бейсболке на ней. В темно-голубой длинной фланелке с капюшоном и серо-черно-белых в крупную клеточку, немного выцветших, шортах до колен. На ногах же белые, а, точнее, уже сероватые от пыли и грязи кроссовки.

Любимое занятие баскетбол, стритбол. Женщины. Молодые женщины. В детстве умел рисовать, но бросил это занятие.

Классика жанра. Типичный американский парень. С такими же типичными для американца увлечениями и пристрастиями. В том числе, и к наркотикам.

Когда-то, когда кроссовки еще были белыми, он сам подрядился стать дилером и продавать наркоту клиентам. В основном клиенткам. Которые, потом, под дозой стояли буквой «зю», раскачиваясь из стороны в сторону, или валялись на асфальте на негласно специально отведенных для этого валяния улицах.

Сейчас кроссовки уже были не первой свежести, дилером уже не станешь. Да, и сам он скатился, похоже, в туже яму. То одну дозу себе, то вторую. Да и деньги – то они есть, то нет. Влез, конечно же, в долги. Много со всеми ругался. Даже дрался, пока не пригрозили, что убьют.

Пробовал уйти от наркоты. Но, начал пить. Да, еще и подбирать и допивать из отставленных кем-то недопитых бутылок. Пока никто не видит.

Пытался обзавестись легальным пистолетом. Да, передумал. Обзавелся кастетом.

Пообещал в пылу ссоры с своим работодателем выбить тому зубы. За что? Потом, сам уже сидел на лавочке и думал. За что. Просто. Короче, получил от того последнее предупреждение.

Матери у него давно уже не было. Спилась и умерла. Отца он не знал отродясь. Один, как перст. Была хорошая подружка, но он сам грубо поменял её на другую.

В общем, дерьмо, а не жизнь. Люди – дерьмо. Страна – тоже самое. И сегодняшний день не отличается от других, такая же дрянь.

Ледер схватил кастет и, положив его в карман, пошел в мясную лавку. Бить хозяина и работодателя. Из-за пьянки Джек пропустил два рабочих дня. А тот удержал ему жалование аж за всю неделю. Типа, предупреждал же. То есть, сегодня, получается, он не получит ничего. И в кармане ноль.

Гнев и злость бушевала в Джеке на этого толстого упыря. Который, и так платит сущие копейки, да еще и отбирает.

Он понимал, что если драка произойдет, и он каким-то чудом не угодит за решетку, то этой работы ему больше, конечно, не видать. Но, и в тюрьму, конечно, тоже не хотелось.

Он решительно шел по улице к лавке, постоянно в руке в кармане шорт проворачивая пальцами кастет.

Неожиданно, он заметил краем глаза, что слева, прямо, нога в ногу рядом с ним, идет того же роста, что и он, девица в серебристых и с таким же цветом ремнем джинсах, черной футболке, белых кроссовках и интересной прической. Выбритые на полтора сантиметра над ушами виски, белые тугие две подборки волос на темени в виде двух крупных и тугих кос белых волос. И конский хвост через резинку из затылка мелких длинных косичек. Сама белая. Немка, скандинавка или русская, наверное. Черты лица неамериканские. А, главное красивая идеально. Да. Блин.

Он остановился, как вкопанный. Абсолютно, похоже, повторяя его движения, та остановилась тоже. Он на неё смотрит. Та на него.

– Хей! Что тебе надо? – резко спросил он, показывая на неё пальцем своей правой руки и слегка наклонив голову. Как бы делая ей последнее предупреждение.

Та ничего не ответила. Но, его движение рукой не повторила. Он отвернулся и пошел дальше. «Дура, какая-то!» – пронеслось у него в голове.

Но, каково же было у него удивление, когда он увидел, что та спокойно продолжает идти рядом с ним, так же в точности повторяя его шаги и движения ногами.

Он снова остановился и, глядя на девицу, поднял согнутую в коленке правую ногу. Та в точности повторила его движения.

Они стояли и смотрели друг на друга. По её лицу. По поднятым уголкам губ ему показалось, что она, просто, стоит и ржет над ним.

Он опустил ногу. И, так как, был очень зол, то с размаху обеими своими руками хотел её толкануть так, чтобы она улетела куда-нибудь на дорогу. Занес уже корпус, протянул к её шее обе руки. Но, так и не дотянулся.

Неизвестно, как, видимо, может, зная Айкидо и обладая недюжинной физической силой, девица, продолжив и, даже, усилив его движения вперед резко, как ему это показалось, отстранившись немного назад, отбросила его мимо себя метров на пять или семь влево. Почти, к противоположной стороне проезжей части улицы. Ого!

Какая-то проходящая там женщина охнула, вскрикнула и, почему-то побежала, скорей, подальше от того места, куда он упал, прикатившись.

Джек почувствовал боль от ударов об асфальт и от этого стал еще злее. Не ожидал он от такой красотки блондинки таких финтов. Он, еще лежа, резко развернулся и увидел, что та уже стоит, расставив ноги почти прям перед ним. Уголки её губ уже не улыбались. Да и взгляд был какой-то тяжелый и неподвижный.

Он хотел, было, сматериться и наговорить ей, подымаясь с дороги, кучу разного. Обругать, обозвать. Но, толи, слова все повыпали от броска, толи его внутреннее кипение их переварило во что-то. «Любимая» в этом случае не подойдет, а другие слова как будто повыветрились. Их нет.

Да и поднявшись, наконец, он, глядя на её воинственное все, от «тамагавка» на голове, до расставленных широко ног и прижатой к поясу, к ремню правой руке, и, конечно же, памятуя о силе её броска, как-то качнулся весь в некоторой нерешительности. И, своей, чисто уличной, закаленной в драках, смекалкой сообразил, что как бы она там не выпендривалась, шагая с ним параллельно. Но, это не тот случай. Ну, короче, это не его случай. Пусть забавляется себе. Хотел мысленно добавить: «Козлина». Но, опять понял, что кроме «Любимая» ничего другого не может, даже, мысленно произнести. Ну, а, это слово для данной ситуации не подходило напрочь.

«Стрёс мозги, что ли?», – подумал он. Да, нет. Вроде как не той, все же, силы был для него удар. Ну, или бросок.

Джек, рукой, да, пальцами, немного не уверенно, начал объяснять девице какую-то чепуху, типа: давай, вернемся на ту сторону дороги по которой…, ну, по которой он шел.

Та, в ответ, неожиданно, развернулась и быстро, и уверенно пересекла обратно проезжую часть. Там уже повернулась к нему и, уставившись в его глаза, уселась на бордюр, чуть скрестив ноги в кроссовках.

Джек посчитал, что сегодня, наверное, Рождество или день каких-то чудес имени Гарри Горшочника и, просто, оторопел от всего.

Он повертел головой в разные стороны.

Его никак не климатило сегодня с кем-то знакомиться, тем более, подобным образом. Да, и вообще-то, он шел разбираться с хозяином цеха разделки мяса.

Джек, снова, мотнул головой, упер руки в бока, немного наклонился и демонстративно быстрым шагом прошел, прям рядом, мимо нее. Отойдя еще на несколько метров, он оглянулся. Девица все еще сидела на том же месте.

Следующие метров тридцать для Джека оказались решающими. Он передумал идти в мясной цех и бить его хозяина. И все думал о девице. Чего она хотела-то? Так, вроде, складная, симпатичная. Но, сила у нее, какая-то к ней явно не подходящая. Хотя и спортсменка, конечно. По ней видно. Ведь, он же пролетел по воздуху метров пять. Локти до сих пор болят.

Он остановился. И оглянулся. Но, явно, сегодня, все-таки, был день, помеченный волшебной палочкой феи. Потому, что пока он оглядывался по сторонам, девица оказалась впереди его и уже стояла у какого-то фонарного столба и урны. Когда она успела, Джек так и не понял?

Дойдя до неё он, молча, остановился.

– Чего тебе? – спросил он.

Она ничего не ответила, но показала пальцем в мусорку.

Джек ничего не понял, но, опять, начал свирепеть. Она что, его отходами, мусором хочет назвать?

Но девица настырно, снова, показывала на урну.

– Что? Не понял. Ты хочешь, чтобы я в урну залез? А тебе мама не говорила… – но Джек ничего не смог больше сказать. Ему, просто, очень захотелось залезть и порыться в этой помойке.

Он заглянул в неё и… на дне вместе с фантиками от шоколадок увидел тугую пачку стодолларовых купюр. В банковской упаковке. Джек был не робкого десятка, но от увиденного у него стали на время слегка ватными ноги.

Он нагнулся, схватил пачку и попутно две три обертки от сладостей. Там же, еще в мусорке, не вытаскивая наверх, он быстро завернул деньги в эти бумажки и начал оглядываться. Девица, все еще, стояла там же. Никто не обращал на них никакого внимания.

Джек достал сверток и быстро спрятал его в кармане шорт. Распрямился, и глянул внимательно ей в глаза. Та улыбалась кончиками губ.

– Ты – фея? Сегодня Рождество? – не своим голосом, а каким-то фальцетом, спросил он у девицы. Но, та в ответ головой и рукой показала Джеку куда-то за его спину. Он послушно обернулся. И увидел, как из-за его плеча по его правую руку вдоль улицы за микросекунду пролетела какая-то белесая полоса и растворилась в воздухе. И где-то вдали, что-то сверкнуло куда-то ввысь. В небеса. Короче, он ничего не понял, на что та показывала.

– Видела? – спросил он, оборачиваясь обратно. Но, девицы уже не было. Да, и по улице средь других людей – тоже, нет.

Он прижал руку к карману. Даже, засунул её туда. Нет. Деньги были на месте.

Джек в недоумении покрутился еще туда-сюда и медленно пошел назад к своему дому. Понимая, что сегодня драки не будет. Да и вообще, может, уже не будет никогда. Такого, как сейчас, с ним еще не происходило ни разу в жизни. Да, возможно, уже и не произойдет. Ведь, не выигрывают же в лотерею каждый день. Тем более, и деньги, и женщину.

Поискав глазами девицу еще раз, он вытер губы рукой. Но какой-то сладковатый привкус на них, все равно, оставался.

***

Еще месяц спустя.

Прошел месяц, а мировые политики, да и кадры какого-нибудь, местного масштаба-разлива, опять, никуда не делись. Не улетели все разом на Марс, или, лучше в другую галактику. Жаль.

А, продолжили не уступать свое место ученым и инженерам. Халява и жадность – их поводыри, с помощью них же самих, этих политиков, и переворачивают все в мире с ног на голову. А всем остальным остается только от них стонать. Ну, Господь им судья. Не стоит о грустном.

За это время, «Берлинская парочка» не появлялась нигде. Ни в новостях для общественности, ни в сводках специальных подразделений разных стран. Наверное, «аномальные» перешли на нелегальное положение. Или вообще свалили, попутешествовав и посмотрев на этого жадного и агрессивного божьего дитятю и…

А они не исчезли.

Светлое большое помещение. Как раз в цвет серебристых джинсов девушки.

Полукруг, или, скорее всего, сектор, четвертая часть пирога, если говорить образно, какого-то здания со стеклянным куполом на своей крыше.

Причем, так. Если смотреть на потолок этого помещения, то он был отделан квадратными, и, как бы, небрежно положенными крупными светильниками, а-ля, кусок шахматной доски в расстройстве привеликом. Причем, сами источники света были вмонтированы в черные клетки и светили прямо на белые плиты, собственно, потолка, а не вниз. Отчего, если глядеть вверх, то можно было сказать, что поверхность над головой, в общем и целом, толи серебристая, толи слегка сероватая.

На самой же крыше наличествовал достаточно величественный стеклянный купол. Он, был, как бы, вмонтирован в такой потолок.

По центру слабо фиолетовой или, даже, светло шарового цвета широкой стены, изгибом ограничивающей четвертинку этого пирога, так сказать, от самого потолка и почти до пола, было окно, в виде перевернутой трапеции, метров шесть в длину по верхней стороне. Которое, свою очередь состояло из двадцати одного, обрамленных черным между собой, стеклопакетов, формы перевернутых трапеций. Кстати, сам купол состоял из таких же наборов, но, только, уже не трапециями, а согнутыми и сходящимися в центре, обрамленными черным, треугольниками. Который, с точки зрения дизайнера, как бы гармонировал с окном, в этом плане.

Слева и справа, полукругом вдоль стен, со второго этажа спускались две широкие лестницы с длинношерстным ковровым покрытием по ступенькам. Черного цвета с серебристой полоской, вкрапленной в длинные ворсинки. Таким же был и пол внизу. Сплошные и толстые перила заканчивались внизу замудренными загибами, архитектуры римской империи. Из-за этих лестниц помещение отдавало, слегка, неким холлом, какого-нибудь ультрасовременного театра.

Если светить из проекторов на такие стены черно-белыми, или тонированными под цвет их оттенка, портретами звезд эстрады или кинематографа с пояснениями буквами, то, все: ты в фойе концертного комплекса. Не менее.

Но, это было, все же, не фойе. А, просто, чье-то частное помещение.

Им-то и воспользовались парень и девушка из «Берлинской парочки». На каких правах, кто оплачивал освещение? Тоже, было совершенно не известно.

Внизу, возле основания лестниц и недалеко от окна, дизайнером были разбросаны, под цвет стен, столики, стулья и кресла, вплоть до лежаков, с массивным под, якобы, белый мрамор перил, основанием. Такие же находились и в центре помещения, то есть, под куском купола. Кучкой, сбившись, справа от оконечности, похожей на барную, кухонной стойки. Начинающейся от противоположной узкой стены этого, подрезанного с тонкого конца куска пирога.

И большая внешняя стена пригодилась для дела. На неё «аномальные» транслировали из каких-то устройств, только, уже не портреты звезд, а куски реальных событий со звуком, взятых и нарезанных по своему усмотрению. Кайф, да и только.

И, сейчас, они оба полулежа, сидели, как в кинотеатре, в креслах, почти, в центре этого зала-помещения-холла-квартиры, и разглядывали на стене свое кино.

А, показывали сегодня из проектора девушки совещание у американцев под руководством адмирала Кроу, на котором те готовились обнародовать победные реляции. И доложить общественности, что предпринятые усилия, а главное, вложенные деньги, дали, наконец, свой положительный результат. «Аномальные-паранормальные» испугались и отступили. Конечно же, они могут снова посягнуть, но им, снова, будет дан должный отпор, подкрепленный, опять же, финансовыми вложениями. Лейсел расстарался. Это же, после его призывов к стрельбе «Берлинская парочка» больше не приходит. Это же он там победил всех на этих совещаниях.

Парень показал рукой и изображение исчезло. Проектор девушки перестал работать. Зато заработал его проектор. И опять появился звук.

Совещание аналогичной команды в Москве. Те же действующие лица, которые и раньше присутствовали. Только заявленная тема постоянно разъезжалась. То, про пьянки, то про исчезнувшие «аномальные», то про мост и вывалившийся на Саблина бетон. Причем подполковник Заславский так майору и сказал, как тот и предполагал.

«А, я тебе говорил, Андрей! Прекращай балаган со своими операторами и этот синюшник» – сказал он. – «Вот тебя и облили. Смотри, еще и пристроят куда-нибудь»

Куда пристроят, ни тот ни другой, конечно же, не знали. Ну, да и ладно. «Парочка», вроде, куда-то исчезла, начальство в отпусках, текучка течет, работа работается, отчеты пишутся. Подполковник Мехтин, научный отдел, по-прежнему отмалчивается в усы, хотя ему и прислали новеньких.

Девушка показала рукой. Проектор парня отключился. И, снова, включилось её устройство.

На стене появились Павловы. Наталья стояла напротив мужа, и они обсуждали, как они попытаются наладить связь с «Берлинской парочкой» Ведь, те же прилетали-приходили к ним когда-то. К чему-то обязали. Чего-то наобещали.

– Олег! Короче жизнь, все равно, изменилась. Я не могу сказать, что принимаю все. Кстати. Может, это и глюки какие-нибудь. Взял кто-нибудь на нас и порчу навел.

– Да! И так удачно, – задумчиво сказал муж.

– Ой! Не знаю. Про удачу, – продолжила Наталья, встав с кресла и немного пройдя по комнате. – У нас же дети. Родители. Мы же не можем, в этом случае, все побросать и заниматься не пойми чем. Да. Я ученый. Мне это все интересно. Но, есть кормящая специальность. Теплофизика. Есть обуза и обязанности. Ой. Короче, я вся в непонятках. Как в этом случае поступать? Ну, чего ты молчишь-то?

– А что я тебе могу посоветовать? – по-прежнему, задумчиво произнес Олег, тоже, сидя в кресле и рассматривая дырку в носке на ноге. – Занимайся детьми, родителями, работой. Перевали все на меня. Я уж постараюсь, тогда, за двоих попахать в этом плане. А, если тот парень, этот «я», придет еще, я спрошу, как нам быть в нашей ситуации.

– Что они вкладывают в это понятие «учиться»? И как они себе это представляют? – продолжила супруга, доставая ему новые носки. – На, переодень. Эти я заштопаю. Так вот. Чему учится? Появляться в туалете неожиданно? Слушай, Павлов. Ну, это все смешно как-то. Может они ошиблись?

– Не думаю, что ошиблись. Наталья, хватит паниковать, – вставая с кресла и внимательно заглядывая супруге в глаза, сказал Олег. – Да. Дело очень, очень необычное. Но, как говорил Ленин. Владимир Ильич. «Дело революционное! Дело архиважное, товарищи!».

И он, привстав на кончики пальцев на ногах, сделал характерный ленинский жест правой рукой от груди и вперед, и вдаль.

– Хватит кривляться! Вот, что! Раз, это дело «архиважное», вот вы, мужики, этим и занимайтесь. Бери Шанина, Кольку, и занимайтесь этим, – махнув рукой сказала Наталья, уходя в кухню.

– Валерку нельзя. Да, и Николая. Нас же предупредили, – сказал Олег, беря с кресла целые носки.

– Павлов, иди ты в баню. Сам решай. – крикнула супруга, гремя посудой.

– Решу, – подойдя к окну и задумавшись о чем-то, сказал Олег.

Девушка выключила свой проектор, и повела слегка рукой. Изображение и звук исчезли и в огромном зале слегка приглушился верхний свет.

Она и парень сидели в своих креслах. И в какой-то момент мощный высоковольтный разряд резко протянулся от руки девицы к тому месту, где, только, сейчас было изображение. И тут же, ушел куда-то внутрь стены. Парень, при этом не шелохнулся, но от него к девушке пошли зелено-бело-голубые мягкие волны.

Через некоторое время свет снова загорелся ярче. Оба из «Берлинской парочки» резко встали и… исчезли. Освещение же, после такого, просто, выключилось совсем.

***



Японка Одзава Има сразила наповал всех своих подружек на работе двумя вещами: своей новой прической и своим видео, которое она выложила в Инстабаум.

Подружки в обед заставили её вертеться перед ними. Хотели все поразглядеть. Лезли руками потрогать. Но, когда она стала показывать видео с туристкой из «Берлинской парочки», наступила тишина. Почти все прикрыли в удивлении и восхищении ручками свои открытые рты. Как это любят делать молодые девицы мира, а, в особенности, из Японии. Наступила тишина, которая прерывалась возгласами: «Вау!», «О–го–го!» и недоуменными – «А это кто с тобой?!», и несколько завистливо-разочарованными – «Да, это все монтаж!».

Има им чистосердечно и старательно объясняла, во что, конечно же, никто не поверил, что: «Сделала себе на голове и шла домой из салона. Вертелась перед витринами. А, тут! Раз! И, откуда не возьмись – эта туристка. Тоже с такой прической. Короче, разговорились и Има уговорила ту сделать с ней видеоселфи у неё дома. А что тут на видео и как это делается…, то есть, как это сделала туристка…? Неизвестно. Как-то сделала. Короче, я вам ничего не наврала. Вот, вы дурочки! Не верите!»

Но, это был фурор. Правда, её подружки начали немного её стесняться. Кроме одной. Та, вообще, никого не боялась.

– Не беси меня. – сказала она. – Где, вот, твой суженный-ряженный? Вот, перед ним иди и красуйся. А здесь работать надо.

Подружки поразбежались. И пока обед, полезли в свои смартфоны. Еще раз посмотреть видео.

В общем, такая новость быстро разлетелась среди знакомых и незнакомых ей девушек. И, через какое-то время, а, может и из-за, прически, все-таки, она заметила, что и местные парни с работы начали на не с некоторым любопытством поглядывать.

***

Друг перестал навещать месье Блакарда. Толи сказался произошедший с получателем свертка последний эпизод. С его, возможно, арестом. Или задержанием, каким. Может, конечно, это все было ошибкой и уже случившееся объяснилось. Тем более, что француз же, так и не успел принести тому сверток.

– Нужно поблагодарить эту разгильдяйку на роликах. – усмехнулся Блакард себе в усы, поглаживая ладонь.

Он подошел к полочке, где стоял телефон, взял свою записную телефонную книжку и вырвал листочек с номером этого своего друга. И, скомкав его в руке, понес в умывальник сжигать газовой зажигалкой.

Сделав это дело, Фарид Блакард переоделся, включил телевизор и сел в кресло.

На подоконнике же капелька воды, быстро пролетев через все стекла стеклопакета наружу, стремительной линией улетела куда-то ввысь.

***

Журналистку Мери Лайт из всех Берлинских событий очень заинтересовал только один момент: почему же девушка деньги запнула куда-то? Она сидела у себя на рабочем месте и с интересом в своем смартфоне перечитывала сообщения о разных событиях.

Было видно, как к ней от стеклянной двери помещения их шеф-редактора направилась её подруга и коллега Дарелла Вински. Мери сказала ей, когда та подошла:

– Слушай, Дарри. Ты же слышала о «Берлинской парочке»? А что это, там, за фантастика какая-то? Читаешь и не понимаешь: это что за технологии там применяются? Я, немного упустила тему.

– Да. Ты права. Уж мы-то должны быть в курсе, что за механика такая. А я тоже удивляюсь: как это у них все получается? Вот, короче. Это все тебе, – ответила Вински, ставя ей на стол бумажный стаканчик с кофе и кладя рядом пластиковый пакет с гербом США.

– Спасибочки. А это что такое? – спросила та, маленько встревожившись.

– Не знаю. На твое имя в редакции. Тебе и шефу. «РУ». Разведывательное управление США тобой заинтересовалось, милочка.– улыбнувшись, сказала Дарелла. Она забрала протянутые ей миссис Лайт листки с рабочими материалами и ушла.

Мэри взяла в руки пакет. Прочитала свое имя и поднявшись, и не обращая никакого внимания на остывающий кофе, направилась к кабинету Мэлли. Дойдя до него, она зашла и, прикрыв за собой дверь, молча, помахала шефу этим пакетом. Тот взял со стопки бумаг свой и, тоже, махнул.

– И, чем же мы заинтересовали, вдруг, столь серьезное ведомство, любопытно? – поинтересовалась она, усаживаясь в кресло напротив его стола.

– А сейчас же все касается, так или иначе, России. Наверное, из-за русских, – ответил он, улыбнувшись.

– Гребаная политика, – ругнулась журналистка.

В кабинет постучали. Вошел начальник отдела печатной логистики Стиф Пентакилл, который внешне немного смахивал на латинос. Это у него толи фамилия такая была, толи прозвище. Зашел он сюда по работе. Но, увидев, озабоченные лица его коллег, решил ретироваться. Уже развернулся, но журналистка его тормознула:

– О! Как, кстати ты зашел! Неожиданно! Слушай, можешь сюда направить кого-нибудь, чтобы принесли несколько журнальчиков посвежее. Номера с моим интервью с русскими?

– К вам сюда, что ли? Могу. А почему нет? Сделаем. Джек, я, тогда, позже зайду, – ответил он и, увидев кивок шефа в ответ, удалился за дверь.

– Мэлли, я не пойму, а какой в этом нашем случае может быть криминал? – спросила она, закуривая сигарету и задумчиво глядя на редактора.

– Ха. Это ведомство не разбери-поймешь, что за фрукт. Я уже наездился к ним туда с нашими сотрудниками по таким письмам. Зададут уйму вопросов, внимательно посмотрят в глаза. И все. Иди гуляй. А, уж, если еще и тебя вызывают, то, наверняка из-за этих русских. Может, и из-за этого профессора, тоже. Упокой, Господи, душу его. Или, по допуску павловской компании в страну? Но, тогда зачем тебя вызывать? Не знаю, В общем. Съездим… Ты, не открывала свой? Открой. Там завтра в час дня нам прибыть, по-моему, сказано.

На следующий день в назначенное время, журналистка и её шеф сидели в одном из кабинетов в самом здании Разведывательного Управления.

Когда они только приехали и встали у дверей, к ним вышел сотрудник, представился и повел их в кабинет на каком-то, третьем, что ли, этаже. Со светлыми стенами и темно синим ковровым покрытием. На светлом потолке находились овальные светильники. Посреди помещения стоял белый длинный стол на тонких, тоже, белых ножках. И в этом же стиле стулья.

Журналистам предложили сесть по одну сторону этого столика.

– Подождите, пожалуйста, здесь, – сказал им помощник и удалился за дверь.

В, несколько, тяжеловатом этом ожидании у них возникло ощущение, либо сейчас, наконец, придет доктор-онколог, и каждому скажут его диагноз, либо им сейчас принесут листочки, и они будут писать чистосердечное признание.

Мэри Лайт, чуть привстав, молча, приоткрыла в небольшой улыбке рот и, не поворачивая головы, и скосив на шефа глаза, спросила:

– У тебя тоже такое ощущение?

– Ну, здесь вот… тут я еще не был, – немного недовольно ответил тот, складывая руки на столе в замок. – Посмотрим.

Прошло еще минут пять. Они сидели молча.

Наконец, дверь открылась, и вошли три человека. Высокий мужчина с некоторой проседью в волосах в темном костюме и светлой рубашке с галстуком. И две женщины в темно серых форменных юбочных костюмах и светлых блузках с тонкими галстучками. Они чинно прошли и уселись с противоположной стороны стола. Спинами к окнам.

И Лайт и Мэлли сразу узнали мужчину. Мэри широко и серьезно в удивлении открыла глаза, а шеф-редактор аж кашлянул в кулак.

Они поздоровались.

– Добрый день, – сказал этот известный человек. – Меня зовут Вальтер Монсли. Я являюсь главой этого управления. – он обвел в воздухе рукой. – Это мои помощницы. Дороти Ламбер – она у нас курирует ваше направление, СМИ и прочее.

Он показал на женщину справа. Тоже, как и Мери Лайт блондинку.

– И Кристин Шонбрун. – он указал на женщину слева. Которая была немного постарше. – Она у нас является моим заместителем по оперативной работе.

– Мэри Лайт… – начала уже было представляться журналистка, но Монсли оборвал ее.

– Не нужно представляться. Мы знаем кого мы пригласили. – сказал он ей, улыбнувшись.

«Пригласили, а не вызвали. Это уже хороший знак» – подумала Мэри, и тоже, как и её шеф, сцепила руки на столе. «Покурить, конечно, здесь уже не покуришь» – вдогонку, промелькнуло у неё в голове.

Директор переложил какие-то свои бумаги на столе и продолжил:

– Мы позвали вас, как известных специалистов по научной тематике. Работающих в крупной и известной корпорации. Я очень надеюсь, что предстоящий наш серьезный разговор и его какие-нибудь выводы, которые, возможно, будут здесь сделаны, не появятся в дальнейшем где-нибудь на страницах в СМИ или в чьи-то досужих разговорах.

Он сделал паузу, как бы давая понять всю серьезность, только что, сказанного.

Печатная братия притихла, понимая: управление им прозрачно намекает, что не стоит трепаться об этом, потом, где-нибудь.

– Хорошо. Судя по молчанию, мне думается, что все всё поняли. Продолжим. – сказал он, и передвинув верхний листок бумажек вперед, заявил:

– Сразу поинтересуюсь. Любите, когда вас спрашивают? Вот мистер Мэлли не даст соврать: здесь любят задавать вопросы.

Брови у шеф-редактора взметнулись вверх. Но, он ничего не ответил, молча глядя на свои сцепленные в замок руки.

– Речь пойдет о так называемой «Берлинской парочке». Ну, и немного затронем ваше интервью с русским Павловым. Знакомы с этой темой?

Он мельком глянул на них.

Мэри облегченно вздохнула. Но, и, тут же, насторожилась. Это как раз та тема, которую она почти упустила из виду за последнее время. её текущая работа не позволила ей как-то более серьезно углубиться в эту проблематику. Она, просто, откинулась на спинку стула. Но, все-таки, напустила на себя важный вид. Что, якобы, она в курсе всех событий и мнений.

– Кое-что знаем, – ответила она.

Что же подумал Мэлли, было неизвестно, так как он никак не выразил свои эмоции.

– Давайте, я, вкратце, дам направление разговору. Все вы слышали, и, может быть, видели на видео, по телевизору, там, или где-нибудь еще информацию о театральных представлениях некоей пары. Я имею в виду мужчину и женщину. Потом объясню, почему я сказал «театральных». Я не спрашиваю пересказ событий из прессы или интернета. Я хочу поинтересоваться, что вы, как пишущая научно-инженерная братия, уже со своей колокольни, можете нам рассказать, или, может, прокомментировать. Возможно, что-нибудь насторожило? Или не получило объяснения?

Мэри заволновалась. Вопрос был поставлен очень серьезно. А у неё и на руках и в колоде, одни шестерки, если выразиться образно. Так, обрывки из урывков. Не занималась серьезно этой темой. И она украдкой, несколько жалобно взглянула на своего шефа. Тот, видимо, понял это, помолчал немного и открыл рот. Говорить они начали одновременной с миссис Лайт. Та хотела что-то пролепетать в свое оправдание. Типа, я мало, что знаю. Некогда было. Но, она, быстро махнув немного рукой, отодвинулась и замолкла.

Мэлли посмотрел на неё и заговорил:

– А что мы можем сказать? Мы в редакции немного об этом размышляли. Просто, нас, конечно, удивили их трюки. Неожиданные какие-то. С точки зрения науки. Попахивает аномальным чем-то. Как они, например, многое со статуей Христа сделали. В мире технологии нет таких голографических устройств. Чтобы создать подобный визуальный эффект. Да, и как на детском празднике в России, тоже. А если же, все-таки, это аномальное что-то. То, тут это больше к вам вопросы, чем к науке. Собственно, вот и весь ответ. Сообщество научное, кроме молодых студентов, наверное, категорически не хочет касаться подобной проблематики. Боятся потерять авторитет и место.

– Да, и журналисты научные стараются обходить проделки этой парочки стороной. Это больше на шоу какое-то походит. Сделано, да. Очень качественно. Но, причем здесь наука? – быстро добавила миссис Лайт.

– Понятно. Все беспокоятся за место и за деньги. – усмехнулся директор разведки. И добавил, обращаясь к журналистке:

– Ну, вы-то, вот, не побоялись встретиться с русским Павловым. И целую статью опубликовали, базирующуюся на его интервью после доклада на форуме в Индии. Тема-то не самая научная. Такая. Больше – под вопросом. Вы смелый или рисковый человек? Не боящийся за свою репутацию?

Мэри Лайт уже хотела отвечать, но шеф-редактор опередил ее.

– Это задание её команде выдал я. И могу обосновать почему. Много кулуарных разговоров идет о том, что материализм уперся, якобы, в какую-то стену. Толи начал исчерпывать себя. Или еще что-то. И мы, даже, не зная конкретной сути доклада русского. А, догадываясь о ней по разным анонсам и аннотации, пришли к выводу, что, даже, если это русские и в Индии, и тема не совсем тянет на научную, но это тот, так скажем, свежий стебелек, если и прорастет, то должен начинать расти отсюда. Из Америки.

– Да. И вы сказали, что тема доклада не научная. – поспешила добавить журналистка. – Я не являюсь самым большим специалистом, что бы вычислять научные рейтинги каких-нибудь докладов. Но, если вчитаться в павловский и вдуматься в его суть, то можно, с успехом и поднять его. Этот его научный рейтинг. Этого доклада.

– Да. Это-то я и хотел от вас услышать. То есть вы намекаете, что павловский доклад стоит на каком-то рубеже. И, если науке начать и продолжать двигаться в этом направлении, то, в этом случае, может проясниться очень многое. Что на сегодняшний момент считается не правильным или крамольным.

Он вкратце посмотрел на своих спутниц и продолжил:

– То, что вызнаете по СМИ и интернету – это, всего лишь, вершина айсберга. Я предлагаю вам…, наше управление предлагает вам некий вариант сотрудничества и, чисто, по этому вопросу. Скажем так: тема – доклад Павлова и «Берлинская парочка». О другом мы вам ничего не предлагаем.

Он откинулся на спинку стула и помолчал.

– Вы будете согласны, если мы вам кое-что расскажем, а вы нам подпишите некую бумагу о неразглашении в течение определенного срока услышанной здесь информации? – поинтересовался он, разглядывая лица приглашенных.

Джек Мэлли усмехнулся в усы и сказал:

– У меня этих подписок ваших море морское. Давайте. Одной больше, одной меньше. Вон, лучше, у дамы спрашивайте.

– Да-да. Конечно же, я смогу это подписать. – немного настороженно ответила миссис Лайт, тоже откидываясь на спинку стула, но, профессионально не убирая левой руки со стола.

– Ну и хорошо. Мои помощницы, сейчас, вам выдадут обзор и наши к нему комментарии. Там и расписка. Ознакомьтесь, пожалуйста, с их содержимым. После этого мы продолжим, – вставая из-за стола, сказал директор Монсли, и женщины протянули каждому из приглашенных по маленькой бордовой папочке.

– Э-э! Господин, директор! Один только вопрос. Здесь курить можно? – с улыбкой поинтересовалась миссис Лайт.

– В коридоре курите. Куда выбрасывать – поинтересуетесь, – показывая на ассистенток, ответил шеф разведки и вышел из кабинета.

Одна из женщин-помощниц откуда-то принесла пепельницу и поставила её перед журналисткой.

– Спасибо, – опять улыбнувшись, ответила та, и уже обращаясь к своему шефу, добавила: – Пошли?

Но, тот, почему-то, заартачился, и ответил:

– Нет-нет. Иди одна. Я почитаю.

Она достала из сумочки пачку сигарет, зажигалку и схватив листки из папки и пепельницу, тоже вышла из кабинета.

Женщины-помошницы поднялись со своих мест и, о чем-то разговаривая между собой, отошли к окну в углу помещения. Там стоял еще один маленький столик.

Мэри Лайт в коридоре, читая с пепельницей в руках обзор, сначала стояла прямо. Но, потом с какой-то отстраненной и удивленной полуулыбкой на устах, и продолжая внимательно читать, оперлась своим корпусом на стену. О сигарете она не забывала. Поэтому, дым возле неё стоял столбом.

Шеф-редактор, её напарник и начальник, сидя за столом, читая, принял какую-то профессиональную позу с авторучкой в приподнятой руке. Склонившись и вчитываясь в каждое предложение.

Прошло минут десять-пятнадцать. Миссис Лайт уже забыла о сигарете. И её остатки в руке давно догорели и потухли.

Она дочитала. И с абсолютно серьезным лицом вернулась в кабинет. Зайдя в него, она, как-то, по-хозяйски, остановилась и задумчиво осмотрела всех.

Девушки в углу заметили ее, возможно, замешательство.

– Проходите, миссис Лайт. – сказала ей Дороти Лемберт.

– Да-да. Конечно. – ответила та. Усевшись, опять, на свое место и положив листки обратно в папку с обзором, а ту уже на стол. Закинула ногу на ногу и, развернувшись к шефу, который продолжал сосредоточенно читать в той же позе, просто, уставилась на него невидящим взором и, не мигая.

Так продолжалось еще минуты три.

Наконец и Джек Мэлли дочитал. И женщины вернулись на свои места. Все сидели и молчали. Иногда, только, переглядываясь друг с другом.

Дверь, в конце концов, чуть скрипнула, и в кабинет вернулся директор Монсли.

– Ну, как впечатления от подобной информации? – поинтересовался он, снова усаживаясь на свое место и с легкой загадочной улыбкой разглядывая журналистов.

– Б–р–р! Что я сейчас прочитала! – сказала свое фирменное выражение в подобных случаях Мэри Лайт.

– Ха–ха! Прочувствовали ситуацию? – улыбнулся он.

В обзоре деятельность «Берлинской парочки» была разделена на так называемые «театральные», то есть, известные всем официально события и действия. И, так называемые «боевые», которые известны были только специальным службам разных стран. В том числе и американским. А также, были даны более-менее объективные и серьезные, в пику выводам политиков, типа Лейсела, оценки. Что же, конкретно, происходит. Кое-какие написанные на бумаге предложения были вымараны черным.

Джек Мэлли, прочитав обзор, начал явно заметно нервничать. Это стало понятно, когда он периодически сучил ногами под стулом или столом.

Зато, миссис Лайт преобразилась. Когда она начала все понимать, то снова уселась на своего конька журналиста и начала задавать вопросы, уже мысленно составляя материал для своей статьи, которая, конечно же, нигде не будет напечатана.

И она задала несколько краеугольных и центральных вопросов:

– Так, а где же они сейчас? Что-то о них ни слуху, ни духу нигде? И что им, вообще, надо-то, было? Зачем они это делают? Это что, нападение на Америку?

– Вот! Сразу видно профессионала! – серьезно сказал Монсли, показывая рукой на журналистку.

Та улыбнулась ему в ответ на этот комплимент.

– Других не держим. – тоже, улыбаясь, поспешил вставить слово щеф-редактор.

– Но, это были – вопросы журналиста. На них нужно иметь ответы профессионала. А то, интервью может не состояться. Если отвечать будет нечего и некому. Ладно. Все это лирика. Я хочу, чтобы вы поняли, зачем, собственно, мы вас сюда позвали. Кое-какие ответы на вопросы мы знаем, но раскрывать вам их не будем. По понятным причинам. Вы ознакомились, только, с тем, что вам доступно.

– Во-первых, вы, как научная пресса, должны быть в курсе всех этих тайных и явных событий. Чтобы вам можно было, потом, без нервов и рывков, ориентироваться в потоке всевозможных публикаций и разных мнений. И не терять этой нашей нити объективности.

А она такова. С определенного момента времени произошла серия аномальных событий, вырывающихся из повседневной статистики. Так, скажем, пошел всплеск, и как говорят наши управленческие коллеги-ученые: произошла гигантская флуктуация.

Неизвестно, знал он, что означает этот термин из теории вероятности или статистики, или нет, но он очень многозначительно посмотрел на собеседников. Те, в ответ, только молчали. Он продолжил:

– И пошло явное вторжение в деятельность нашего управления, да и не только нашего, а по всему миру, некоей третей силы. Причем, абсолютно не специфическими для подобной и, вообще, любой другой земной деятельности, способами и средствами. По оценкам специалистов, противодействовать ей, на нынешнем этапе развития, наше человечество не в состоянии. Настоятельно подчеркиваю – не в состоянии.

Он снова оглядел всю аудиторию и даже своих помощниц.

– И опять же, специалисты констатируют, что эта сила имеет разумные человеческие цели. В качестве примера можно привести то, что она имеет явно продуманную, так скажем, пиар-компанию, по привлечению на свою сторону, под свои знамена, образно выражаясь, и, причем, абсолютно легально, подчеркиваю, огромных масс населения. И так, как «аномальные» не проявляют ни явной, ни тайной подобной активности уже продолжительное время, то напрашиваются три возможных версии: 1. Они никуда не делись, а ушли на нелегальное, так скажем, положение. 2. Их зафиксированная деятельность являлась пробой пера, пристрелкой, адаптацией. 3. Все, что, опять же, зафиксировано, является также их заявлением о своем наличии.

– Это, если исходить из, сделанного нашими специалистами, оптимистичного прогноза. Пессимистичный прогноз состоит в том, что на данном этапе развития человечества, оно не понимает, в каком мире оно живет и, поэтому, абсолютно не защищено от либо инопланетного вторжения, либо от вторжения из иных, может быть, параллельных и, каких-либо, еще, миров. И остается надеяться только на кого?

Он снова всех оглядел.

– На Господа, – в тон ему ответила журналистка.

– Правильно! На Господа. Которого официальная наука отвергает, а существующие религии гонят отсебятину и частично фальсифицируют о нем представления. Мы, как развед. управление знаем, о чем говорим.

Он сделал паузу и поинтересовался у обоих:

– Интересно было из уст директора разведывательного управления услышать частичное подтверждение и небольшое продолжение так называемого доклада русского Павлова?

– Судя по его докладу и вашим обоснованиям, я не сомневаюсь, и можно сделать серьезнейший вывод: цыпленок уже пробил дырочку в скорлупе, и теперь смотрит через неё на окружающий мир. Пока, ничего, толком, не понимая, – подытожила монолог директора журналистка Мэри Лайт, снова откидываясь на спинку стула. И, как всегда, улыбаясь.

В её горделивой от понимания глобальных процессов в человечестве и на Земле позе не хватало, только, зажженной и дымящейся, зажатой между пальцев сигареты.

Директор тоже улыбнулся, мотнул головой и серьезно сказал:

– Заберем мы вас в свою структуру. Такие ясные мозги здесь очень нужны.

– Умы, мистер Монсли, умы. Вы плохо читали доклад Павлова или мою статью, – поправила его осмелевшая от его комплиментов журналистка. И добавила:

– Нет, господин директор. Я уже старая для ваших дел. Да, и моя стезя научной журналистики сейчас на взлете. Я привыкла к тому, что у меня над моей головой один, только, вот он.

Она рукой показала на своего начальника, который сидел, молча, постукивая ручкой по бумагам. И, снова, добавила:

– Мой коллега и начальник, шеф-редактор нашей научной богадельни Джек Мэлли. Только он меня иногда останавливает и держит в крепкой узде. Но, если ему улыбнуться и пощекотать под подбородком, то он отпускает ее, и я наслаждаюсь свободой. То есть, сама выбираю себе задания и их реализую. Так, что спасибо. Я, пожалуй, откажусь.

И она, поерзав на стуле, но, не переставая немного улыбаться, сцепила на коленях руки в замок.

– Нет. Я вас и не приглашаю, – ответил директор. – Вы с вашим шефом, как раз, и нужны для другого дела. Подытожу. Очень много профанации, глупых слухов, и разных бредней, порой даже, и от руководящих персон, политиков высокого ранга. А, соответственно, и принимаемые ими глупые управленческие решения, как раз, и составляет, теперь, предмет нарушения и последующего восстановления безопасности нашей страны. О чем мы и печемся ежечасно с некоторыми другими параллельными структурами и управлениями. То есть, мы вас просветили этаким закрытым способом, чтобы научную редакцию ведущей в мире корпорации средств массовой информации неумные или злонамеренные люди не смогли водить за нос. Замечу, такие есть и в руководстве нашей страны. Но, этого я вам сейчас не говорил.

Директор засмеялся и закашлялся в кулак, немного привстав.

– Мои помощницы не хотят ничего сказать? – поинтересовался директор Монсли в итоге.

Слово взяла Кристин Шонбрун, зам директора по оперативной работе:

– Мы будем поддерживать с вами связь. Вот, это вам номер специального телефона, если у вас появятся какие либо вопросы к нам или потребуются разъяснения или консультации. Ну и всегда, можете официально обратится к нашему сотруднику, курирующему СМИ, – она показала рукой в сторону Дороти Лемберт.

Та, молча положила перед журналистами что-то вроде двух визиток. На одной же из них, касающейся миссис Шонбрун, был только номер телефона и никаких должностей.

– Ну, что же? Все всё поняли, я так понимаю? – он внимательно посмотрел на приглашенных.

Те сделали какие-то уверенно-неуверенные жесты согласия.

– Желаем вам удачи и хороших заработков на вашем поприще. Мы закончили. Благодарю, что нашли время и пришли. До свидания. Подождите здесь. Придет помощник и выведет вас из здания.

Все начали подниматься со своих мест. Стул же миссис Лайт, отодвинутый ногой, предательски закачался и с шумом упал на спинку. Директор, уходя обернулся и улыбнулся ей. И вместе со своей свитой покинул кабинет.

Журналистка разобралась со стулом и, глядя на своего шефа, сказала:

– Вот это был бы материал!

Тот в ответ, тоже, как-то заговорщицки взглянул на неё и приложил палец к губам.

В этот момент в кабинете появился помощник и предложил им пройти с ним. И уже, через некоторое время, они садились в свой редакционный автомобиль на парковке возле здания разведывательного управления.



***

Где–то там. Уже, через многие годы в будущем. Бабушка Наталья доживали с дедом свои дни. Вдали от родных.

Она была старенькая. Он – тоже. Но, все еще харахорился.

Старики специально сменили уютный и налаженный город, на далекое село в десять домов где-то в новосибирской области. Родным сказали, что им так нравится.

Те, сначала протестовали, но потом, видя их упорство, плюнули. Да, пусть живут, где хотят.

Так, иногда приезжали с внуками. Поглядеть друг на друга. Да, за пирожками, за сушеной рыбкой с речки. И, что с огорода или из погреба домой увезти можно, в качестве подарков от дедов.

Прожив свои годы, они вырастили детей, немного по-нянькали внуков. Которые, тоже, уже выросли.

Она и дед старательно пронесли сквозь года свою любовь и свою тайну. Никто и никогда, так и не заметил за ними ничего такого, чтобы могло кого-то насторожить.

Соседи знали их фамилию. Павловы.

Мягкие и добрые. В молодости и зрелости – веселые и талантливые. К старости – заботливые и щедрые. Но, это была видимость. И снаружи. 

Никто ничего не замечал. Поговаривали, правда, некоторые, дотошно внимательные односельчане, что возле их дома какие-то тени систематически летают, да люди какие-то, вдруг, откуда не возьмись, по их двору ходят.

В деревне-то почти одни старики живут. Может, конечно, и привиделось кому. А может, дым, какой? Жгут, наверное, что-то. Траву. А, люди…? Какие люди? Мы, мол, всех в нашем селе знаем.

Обращались к батюшке в часовне. Тот, только молча, махал рукой. Пустое, мол.

Слухи подогревались еще тем, что несколько раз к Павловым приезжали из областного центра люди в форме. На больших и дорогих автомобилях. А когда, односельчане интересовались, кто такие были, хозяева отмалчивались, хитро улыбаясь друг другу.

Иногда к ним водили заболевших детей, да и сами взрослые, прихворнув, забегали, заглядывали. Бабушка Павлова, поговаривали, могла лечить заговорами или чем там.

Ну, в общем, вроде как, хорошие люди.



А в этот день моросил дождь. Холодно не было. Было мокро.

Мокрая трава. Мокрый дом. Мокрая темная крыша. Тучи серые и рваные, медленно ползли куда-то серым нескончаемым одеялом.

Дождь шел с ночи. Может, со вчерашнего вечера. Односельчане забились в свои дома. И, только из-за занавесок выглядывали, посмотреть на серость за окном.

Павловы знали, что произойдет сегодня. Поэтому, дед Олег часто выходил в сенки, открывал дверь и долго молча, смотрел куда-то вдаль. На моросящий беспробудно дождь. На мокрый деревянный забор и такую же поленницу дров.

Иногда ходил в сарай. Перекладывал с места на место вещи и передвигал на веревках висящую сушиться рыбешку.

Бабка Наталья тоже, затеяла в доме уборку делать. Порой возьмет пододеяльники да простыни, а проходя мимо окна, встанет и стоит, стоит. Смотрит. Может, ждет кого?

Спохватится, рукой махнет, и пойдет дальше, и так уже давно прибранное туда сюда по дому тасовать в полутьме. Свет, вроде как, рано еще было зажигать.

Так и продолжалось до вечера. Когда они уже уселись в малой комнате на стулья и молча стали чего-то ждать. Слушая, как дождь шумит по крыше, и тикают часы на стене. Полчаса сидели, ничего не говорили друг другу. Только покряхтывали, да вздыхали.

Но, видимо, и дождались. Час, видимо, наступил.

Две капли дождя, из многих на стекле, одна на одном в доме окне, другая – на другом неожиданно переместились на внутренние в комнату стекла и застыли, как бы, изучая комнату. Это совпало с тем, что бабка расплакалась. А дед выпрямился, насупившись.

Капли эти, одновременно, отлепившись от стекла, стали перемещаться по комнате, приобретая вид светящихся в полумраке искорок. Увеличиваясь в размерах, они начали трансформироваться в подсвеченные тем же цветом фигуры парня и девушки. Оба в серебристых, но почему-то на сей раз, с каким-то малиновым оттенком джинсах. Черных футболках и белых кроссовках. В дождливый летний вечер в темноте комнаты все это казалось каким-то, чуть, жутковатым.

Бабка Наталья, с платком в руках, поднялась со стула и пошаркав тапками мимо девушки, уселась на кровать. И снова, заплакала. Девушка развернулась к ней. Парень повернулся к деду.

– Да, не плачь ты. Горя-то нет. Ну, что? Пора, Наталья? – спросила девушка спокойным, но твердым голосом.

– Пора, Натальюшка, пора. – ответила бабушка, вытирая платком глаза. – Просто, жаль, что это больше не повторится.

Она неопределенно повела в воздухе рукой.

– Ты – хозяйка. Может, и повторится, – сказала девица и повернула голову к мужчинам.

– А мы серьезные люди. Все прекрасно понимаем. Ну, что? Готов, Олег? – спросил парень у деда.

– Погодь, Олежа! – сказал старик. И поплевав на ладони, взъерошил себе чуб, заставив мокрый волос торчать вверх, как и у парня. – Во!

Получилось чуть, похоже, и немного комично. Все, улыбнулись.

Но, через секунду, бабка, охнув повалилась без чувств на кровати на бок. А дед, выдохнув воздух в последний, видимо, раз, только опустил подбородок на грудь и слегка пошевелил правой рукой, как будто пытался поздороваться с кем-то. И застыл.

Фигуры же парня и девушки, слегка дернувшись, тут же начали одновременно, и на сей раз, достаточно медленно, растворяться в воздухе. Пока, не исчезли совсем.

Все погрузилось в полумрак. Наступила тишина.

Дождик, вроде, поутих.

И только синичка за окном постучала по какой-то деревяхе своим клювом. Вертя головой, посмотрела через окно в темноту комнаты. Теперь, уже пустого дома. Да.

Потом, вспорхнула. И улетела.

***

Но, «Берлинская парочка» не пропала никуда, как про неё говорили и писали.

Неизвестно, прощалась она или нет. Или, правда, уходила на нелегальное положение. Но, в один из солнечных дней, снова, уже спустя все эти долгие годы жизни Павловых, на вершине горы Килиманджаро непонятно откуда, и уже без свидетелей с, какой-нибудь, подзорной трубой, оказались два человека в известной одежде и с выбритыми висками. Они постояли друг, напротив друга согнув в локтях руки. При этом зеленовато-бело-голубое свечение волнами и разрядами переливалось с рук девушки в руки парня. И наоборот.

Потом отвернулись друг от друга. Свечение прекратилось. Они резко разлетелись в разные стороны метров на пятьдесят, постояли, глядя на то место, где когда-то, за ними наблюдал турист из бездорожника, разглядывая их в подзорную трубу. Потом, стали чуть повыше ростом. И начали медленно подниматься вверх, плавно отдаляться друг от друга. Так продолжалось минут пять, после чего они, просто, исчезли из вида.





г. Каргат. 2023 г.