Игорь Стравинский
Балет «Весна священная»
Сцены языческой Руси в двух картинах
Первое исполнение — 29 мая 1913, Париж, театр Елисейских полей
Нью-Йоркский филармонический оркестр
Леонард Бернстайн (дирижер)
musikus: Сидел ночью, ковырялся в YouTube, и совсем было скис, но вдруг наткнулся на ролик «Весны священной» с Бернстайном и — проснулся. Как вообще он ее играет, давно знаю, но вот картинка… Ролик старый, черно-белый, но Бернстайн выскочил молодой, не успевший еще поседеть, с молодежно-выстриженными висками, точно боксер, готовый к решительной драке, весь накачанный электричеством, того и гляди — полыхнет. Кивнул вставшему навстречу оркестру, шагнул на подиум, застыл на момент, точно молясь — палочку держит обеими руками, прижав ее кончиком ко лбу — выждал, выпрямился и — благосклонно кивнул фаготу: давай.
И началось. Где-то уже с «Плясок щеголих» — по нарастающей начинает работать этот завод по производству звуков. Конечно, что лукавить. Это изначально и предназначалось не только уху, но и глазу. Это надо видеть… Бернстайн, как маг, извлекал звуки не столько из сидящих перед ним друзей-музыкантов и их инструментария, сколько из самого себя, бешеной энергетикой рук, движениями всего тела, этим магическим, а порой едва ли не хулиганским по пластике танцем, напоминающем о хип-хопе или брейке (и сколько калорий он выжигал вот так? Что там аэробика, что там какая-то капоэйра!). И конечно, без всякой партитуры. Зачем она ему-то нужна, если каждый звук написанный Игорем Федоровичем Стравинским давно и органически врос в саму его плоть, нужно только выпустить его на волю, как из рукава…
…«Великая жертва» начинается этаким релаксирующим ноктюрном, в нем сознание как бы блуждает между сном и явью, но с «Величания избранной», когда взрывается большой барабан и последующие пятьдесят четыре такта с их постоянно ломающимся размером не всякий и переживет, начинается это шествие по магической тропе, ведущее к «Великой священной пляске»…
Трудно да и незачем, на самом деле, все это комментировать, выдумывать слова. По окончании зал, которого поначалу как бы и не было, свистит и ревет от спортивного восторга, Бернстайн принимает овации, пытается поднять оркестр, но коллеги демонстративно аплодируют сидя, не желая отнимать у шефа хотя бы часть триумфа. И он, счастливо улыбаясь, машет на них рукой: «да ладно вам…».