Она глядит в моё окно. Таинственная, холодная, бесстрастная. Одна. Единственная в чёрном небе. Моя звезда. Имя ей – Безнадёжность.
На самом деле, это и не звезда вовсе, а планета. Планета, названная в честь богини любви, Венеры. Но я узнала об этом уже после того, как успела придумать ей своё имя. В принципе, это символично, ибо безнадёжность давно стала для меня символом любви.
Безнадёжность… Я опять обманула себя. Влюбилась! Поэт должен быть влюблён, но это не тот случай. Любовь, возросшая на почве сострадания, сочувствия и… давно позабытого тепла. Теперь я пытаюсь плавно закончить эти отношения и мучаю себя. Зачем? Не знаю! Просто так сложились обстоятельства. За эти две недели, что я прожила у себя дома, сын с сожительницей (собственно, их пьяные дебоши и стали одной из причин, почему я переселилась домой) совершенно вымотали меня. Честно – вынули всю душу своими бесконечными пьянками, скандалами, драками, вызовами милиции (никак не привыкну, что у нас не милиция, а полиция). Из-за них я оставила Колю, пытаясь как- то разрулить сложившуюся ситуацию. Частично мне это удалось – «невестушку» я отправила восвояси за свой счёт, купив билет и посадив в автобус. Сын же как пил, так и пьёт. Обижен на меня- надо же! Игрушку забрали… Я ему и напоминать не хочу, что он гнал её каждую ночь. Конечно, даже алкашу не понравится, когда любимая пьёт больше, чем он, да ещё и дерётся. В доме с её отъездом стало тихо – по натуре своей он отнюдь не дебошир. Просто постепенно превращается в растение – п
ьёт, спит, ест, пьёт, спит, ест. Причём, ест только тогда, когда в доме еда есть. А на выпивку каким-то совершенно невероятным образом, всегда находит… Он прожил тут со своей «дамой» с ноября месяца, всю зиму. Они съели все запасы из погреба – там хватило бы лет на пять для большой семьи… Может быть, часть отнесли цыганам в обмен на выпивку. Может быть, друзей кормили. Мне не жалко было - это была своего рода плата за спокойный год с Колей… Если бы они не дрались между собой. Если бы мой зять, живущий за 800 км отсюда, не сказал, что ни за что не отпустит сюда внуков, пока здесь такое творится…
Длится это уже более десяти лет. За это время столько всего случалось, но Господь останавливал его буквально на краю. Было всё – и тяжёлое ножевое ранение, и белая горячка, и кодировка, и отсидка за долг по алиментам. Вот теперь полгода с этой женщиной, у которой тоже, как оказалось, и судимость, и алкоголизм, и дури больше, чем у моего сыночка. Сколько раз, доведённая до отчаяния, я говорила себе страшные и невозможные для матери слова: «Всё, у меня больше нет сына!» Слова, которые не имеет права произносить мать. Я и себя ненавидела за эти слова. А потом бегала, выхаживала, лечила, надеясь, что уж в этот раз что-то изменится.
А потом я встретила Колю. Вернее, он позвал меня, когда остался один после смерти жены. Они прожили 30 лет душа в душу, я знала обоих очень давно. Она -врач, он «шабай» на стройках. Ей ничего не надо было, кроме работы, книг и сына, а ему – кроме сына, работы и спокойствия. Он обеспечивал семью, выстроил дом, работал всё время, даже когда выяснилось, что у него больное сердце. Они любили друг друга. Их всё устраивало – и скромная обстановка в огромном доме, и всякие житейские неурядицы. Это был не первый брак для обоих, но это был тот случай, когда люди нашли друг друга. Они поженились, когда им было по тридцать лет, родился сын, который со временем отучился в мединституте и работал в другом городе. Самое бы время пожить… Но случилась эта пандемия. Заболели оба. Он вышел из больницы, она нет. Глубоко несчастный, потерянный, больной – таким я увидела его в тот момент, когда он позвал меня. Он оказался очень добрым и ласковым, и я подумала: вот, встанет на ноги немного, и я уйду. И я осталась с ним, несмотря на пересуды, несмотря на то, что почти забросила свой дом, несмотря на негласное (да и гласное) неодобрение доченьки и лучших подруг. Этих «несмотря» было ещё очень много, но зачем кривить душой – я была счастлива этот год. Я была нужна ему, но и он был нужен мне не меньше. Мне думалось, что со временем он всё же полюбит меня, не так, как свою Олечку, но всё же…
Я ошибалась. Перед Пасхой к нему неожиданно собрался в гости сын его непутёвого брата, найденный через интернет совсем недавно, и как две капли воды похожий на того. Он прожил всю жизнь в Орле, и приехать собрался вместе с семьёй. Принимать гостей пришлось Коле – у брата условия не позволяли. Ну вот, и оказалось, что меня там быть не должно. «Кому это нужно, ведь это только наше дело,» - сказал мне мой любимый, и я не стала возражать. Наготовила всякой всячины и ушла домой, решив, что больше не вернусь. И не вернулась бы, если после их визита у него не случился сердечный приступ и он не оказался в реанимации, потом в отделении, потом в областной, куда мы поехали вместе. Я вернулась, и всё у него начало налаживаться. Но ситуация повторилась – приехал его сын. И мне пришлось уйти домой. «Ты знаешь, если дома будет совсем плохо, ты можешь прийти, переночевать, на Ваню не смотри,» - так сказал он мне перед приездом Вани. Будто мне переночевать негде, смешно… Дома было две недели ада, пока я не выпроводила эту подругу. Нет, меня никто не трогал, да и комната у них изолированная, просто покоя не было. Дрались они между собой, орали полночи, спать было невозможно. Она вызывала милицию и скорую, те приезжали, грозили обоим пальчиком и уезжали. Надо сказать, что до этого мой сын не дрался ни с одной из своих «девушек», но эта была такая агрессивная и такая дура, когда «выпивши» (её слово. Каждый раз, когда я говорила ей, что она пьяная, она возражала мне: «Я не пьяная. Я выпивши»). Теперь её нет, а сын как пил, так и пьёт, но приходя ложится спать. Сын у Коли уехал, и он приехал за мной, но я осталась дома, и останусь тут навсегда, хотя страшно скучаю по той жизни с ним. Мне не хватает тепла и заботы. Мне не хватает его рук и совсем не хочется жить. Я так устала, что кажется, больше ничего хорошего уже не будет...
Эту звезду я увидела в его окне, ночью, когда лежала и слушала его дыхание, радуясь, что ему легче и он спит. Она смотрела на меня,огромная, яркая, равнодушная. Я разговаривала с ней бессонными ночами, потому что человеку необходимо кому-то говорить, что у него на сердце, иначе можно сойти с ума,а звёзды слушают куда лучше, чем люди, и к тому же, не дают советов, которым невозможно следовать.
Зачем я всё это пишу, сумбурно, не договаривая многого даже самой себе, понимая, как это глупо? Я пишу, потому что здесь нет той звезды, с которой я мысленно разговаривала ночами. Я пишу, потому что мне надо выплакать свою боль, а я должна делать вид, что всё хорошо. И, в конце концов, я пишу ещё и потому, что никто из родных и близких не прочитает всё это. А жаль…