Печальная история о любви

Александр Чистов
Некоторое время тому назад я попал на встречу выпускников нашей школы, которую окончил 15 лет назад. Как же радостно было встретить старых друзей! Вспомнить про уроки, учителей, как иногда прогуливали занятия, списывали домашние задания. Ах, чего только не было за те счастливые годы!
Пришёл и Александр, мой давний школьный товарищ. Он специально приехал в город, чтобы только посетить эту встречу. Мы дружили с первого класса. Я был крепким мальчиком, постоянно занимался спортом, борьбой. Сначала классической, потом перешёл в дзюдо. И постоянно совершенствовался не только в укреплении тела, но проникся самим духом и философией этого вида единоборств. А Саша был совсем другим. Он всегда тяготел к музыке и посещал  музыкальную школу по классу скрипки. В младших классах Саша часто приглашал меня к себе домой, усаживал меня на стул, одевался в строгий костюм, вставал в центре комнаты и давал мне, единственному слушателю, концерт. Поначалу меня немого тяготили эти его выступления, я был далёк от музыки, но с каждым годом и его игра совершенствовалась, да и я, всё больше сближаясь с ним, проникался гармонией создаваемых им звуков, которые он так искусно извлекал из своей скрипки. И, участвуя в соревнованиях или борцовских турнирах, настраиваясь на поединок, перед самой схваткой, я на несколько секунд закрывал глаза и в моём сознании возникали его музыкальные образы. Вам может показаться это странным, но такого рода подготовка к поединку с противником не расслабляла, а наоборот только укрепляла мой боевой дух. В последних классах школы Саша начал сам писать музыку. И первым слушателем его произведений всегда становился я. Его произведения мне казались прекрасными. В его музыке я слышал то шум моря, то затишье природы перед грозой, то страстный стон влюблённых, а то и грозные предсказания неведомых  пророков. После окончания школы он уехал в большой город, поступил там в консерваторию, затем стал первой скрипкой академического симфонического оркестра, но и не оставлял свои композиторские изыскания. Временами я узнавал, что их оркестр бывал и на зарубежных гастролях. А однажды из телевизионной передачи я узнал, что вскоре состоится официальная премьера его новой симфонии. Я был искренне рад за него! Иногда мы созванивались, делились новостями, обменивались сообщениями в мессенджерах. А вот видеться, после школы, ни разу не получалось.  Я же много тренировался. Стал сначала членом городской сборной по дзюдо, потом областной, республиканской. И, наконец, попал в сборную страны… Но перед самыми Олимпийскими играми я получил нелепую, но катастрофическую травму ноги, и моя жизнь в спорте высоких достижений была перечёркнута. Чуть позже я стал тренером детской команды по дзюдо. И сейчас стараюсь закалить в мальчишках, да и с недавнего времени и в девчонках, которые ходят ко мне на занятия, не только силу, умение, гибкость тела, стремление к победе, но и дух. Может быть, дух – в первую очередь!
И вот наконец, после стольких лет разлуки, мы встретились с Сашей… Поздно вечером, уже после встречи выпускников, он пригласил меня к себе домой, на ту самую квартиру, где он прежде давал мне концерты. Родители его к этому моменту уже умерли, и квартира пустовала.
 Мне казалось, что и раньше, да и теперь я знаю про Александра всё… Но, как оказалось, самого главного о нём я и не знал. Вот что он мне рассказал…
***
 После окончания школы я уехал поступать в консерваторию, в Москву. Поступил легко. А жил тогда у маминой сестры. Вскоре моя бабушка умерла, и на семейном совете все решили, что мне следует переехать жить в её квартиру. Квартира была небольшая, но уютная. Правда, давно надо бы было сделать ремонт, но мне и так в ней было хорошо. Я мог музицировать и днём, и ночью. А когда вдохновение посещало меня – то и сочинял пьесы для скрипки. И вот однажды ночью, закрыв глаза, я стоял посередине большой комнаты и играл своё последнее сочинение. Вдруг я услышал лёгкие шаги, и кто-то чуть сдвинул стул. Открыв глаза, я увидел её. Небесной красоты девушку, волшебную, одетую в синее, необычное, словно старинное, платье. Светлые локоны спадали на её плечи, а глаза цвета неба излучали печальную радость. В руках она держала какой-то не известный мне музыкальный инструмент, похожий то ли на лиру, то ли на небольшую ручную арфу. Я глядел на неё, широко раскрыв глаза, и не понимал, откуда она здесь появилась, в моей пустой квартире. Из дальней кладовой комнатки исходил едва заметный голубоватый свет.
- Кто Вы? Как Вы здесь оказались? – только и нашёлся спросить я.
Она мне нежно улыбнулась и тихо что-то ответила на совершенно мне незнакомом языке. Язык был певучим, но точно не европейским, иначе я хоть что-нибудь уловил. Она присела на стул, я сел на другой, у стены, напротив неё. Она снова что-то мне сказала, и я снова абсолютно ничего не понял. Она стала перебирать струны своего инструмента и запела мне свою песнь. Музыка была столь необычна, что заворожила меня. А её голос! Хотя пела она тихо, чувствовалось, что голос у неё сильный, и она совершенно точно выдерживала правильность построения музыкальных фраз. Мне, как музыканту, это была абсолютно ясно. Закончив пение, она снова мне нежно улыбнулась, встала и ушла в дальнюю комнатку, голубоватое свечение которой тотчас погасло. Я пошёл следом, но комнатка была пуста. Оглядев и даже ощупав все стены комнатки, я не обнаружил ни единой щелки или трещинки, которые указывали бы на то, что кто-то мог проникнуть ко мне отсюда. Лишь правая стенка показалась мне, вроде бы как, мягкой. Я был изумлён этим загадочным происшествием. Как? Кто? Почему? И что это было? И было ли?
Я почти не спал ночью и всё вспоминал её появление, улыбку, музыку и пение. Кое-как дождавшись вечера, я всё думал – повторится ли её появление? Взяв в руки свою скрипку, я заиграл свою вчерашнюю пьесу. И снова музыка захватила меня. И снова, закрыв глаза, я предался её течению. И… Она снова стояла передо мной… Также как и вчера, она мне нежно улыбнулась. Я поднёс руку к своей груди и сказал:
- Александр.
Она мне ответила, поднеся руку к своей груди:
- Юмэ.
Так мы с ней познакомились. Юмэ стала приходить ко мне каждую ночь. Постепенно мы выучили языки друг друга и свободно общались. Я часто играл ей на скрипке свои и не свои произведения. Она мне пела, подыгрывая на своём инструменте. Иногда мы играли вместе. Я писал много музыки в то время, возможно, вдохновлённый ею, и только лишь для того, чтобы сыграть Юмэ что-то новое. Она сразу могла безошибочно отличить, моё ли это произведение, или чужое. Как ей это удавалось, мне было непонятно. Возможно, она что-то чувствовала особенное, когда я играл ей свою новую пьесу.  Однажды я предложил ей выпить чаю. Отпив глоток, Юмэ спросила меня:
- Что это? Вкусно!
- Как что? Это просто чай. Ты что, никогда его не пила?
- Чай, - задумчиво повторила она, - там у нас нет чай.
- Чая, так правильно, - поправил я Юмэ.
- Чая, - также задумчиво повторила она.
И, наконец, в этот момент я решился задать вопрос, который так мучил меня.
- Там – это где? Откуда ты, Юмэ?
- Там, - махнула она рукой куда-то назад, - где я живу.
- А где же ты живёшь?
- В другом мире. У нас хорошо. Тихо и спокойно. У нас всё разумно. Мы стараемся не причинять друг другу горя. Не так как у вас здесь. Я раньше редко приходила сюда. Но, узнав тебя и твою музыку, мне стало приятно бывать здесь. Твоя музыка меня радует, и я словно обретаю крылья за спиной. И с тобой мне спокойно…
- Я жду твоего появления каждый день, - ответил я.
Часто она мне рассказывала о своём мире. Я в ответ рассказывал о том, как всё устроено у нас. С каждым днём она становилась мне всё ближе и ближе. Юме словно околдовывала меня своими рассказами, мыслями, суждениями. Я был уверен, что никогда в своей жизни не встречал такого чуда как Юме. С какой лёгкостью я писал музыку! Она сама рождалась во мне, и я не прикладывал никаких усилий для её создания. Оставалось только положить её на ноты. Иногда я даже не касался скрипки, чтобы наиграть рождающуюся композицию. Просто сидел и наносил ноты. Музыка была готовой к исполнению! Чистое вдохновение! Было бесконечным наслаждением так писать музыку. Для неё! Для неё одной! Я был счастлив! Я видел её тёплый взгляд и чувствовал, что ей тоже нравится такое внимание и почитание с моей стороны.   
Я всё больше и больше не понимал, зачем она уходит под утро каждый день. Почему она не остаётся со мной? Что ей мешает?
Я несколько раз пытался спросить Юмэ об этом, и каждый раз ответ был уклончив. И вот однажды я решился.
- Юмэ! Не уходи! Останься! Я не отпущу тебя!
- Нет, я должна уйти…
- Ну почему? Я не отпущу тебя! Ведь я люблю тебя! Я так тебя люблю, что не мыслю своего существования без тебя! Я растворюсь, распадусь, увяну без тебя. Ты смысл моего существования. Жизнь станет пустой и нелепой без тебя! Ты моё вдохновение и счастье! Не уходи! Останься здесь, со мной!
- Но нам нельзя быть вместе.
- Кто это сказал? Кто так решил? Ведь только мы сами можем решить что можно, а что нельзя!
- Нет. Мы слишком разные, чтобы быть вместе.
- Не отпущу! Заклинаю тебя! Останься! 
Но Юме решительно встала, собираясь уйти. Я встал у неё на пути.
- Останься!
Юмэ долго печально смотрела на меня.
- Нет. Нельзя. Мне нельзя. Я не могу. Нам нельзя быть вместе. И тебе не стоит думать об этом.
И, уронив свой шёлковый платочек, она скрылась в голубом сиянии.
 
На следующий день я уезжал на длительные гастроли. Месяца через два я вернулся. С поезда я бегом поспешил домой. Там меня встретили родители.
- Ну, наконец! Наш музыкант вернулся. Как гастроли?
- Напряжённо. Много переездов, но всё прошло великолепно.
- А мы тут без тебя время не теряли. Пока тебя не было, мы сделали полный ремонт квартиры.
Холод пробежал у меня по спине, и сердце сжалось в тяжёлом и неприятном предчувствии. Я кинулся в дальнюю комнатку. Да, ремонт был сделан на славу.
- Да, раз уж ты сюда заглянул. Представляешь, когда ремонтировали правую стену здесь, обнаружился странный проход. Он, правда, никуда не вёл, но совершенно непонятно, зачем он здесь был. Но мы всё хорошенько тут заделали. Смотри, какая красота получилась.
Я онемел.
- Что же вы натворили, - чуть не плача, сказал я. – Ну, почему же вы не дождались меня с этим ремонтом…
***
 
- И что? Ты её больше никогда не видел?
- Я видел её. И много раз. Однажды я был на гастролях с нашим оркестром в Италии. Это произошло во Флоренции. Я шёл от дворца Питти к центру города по мосту Понте Веккьо. Внезапно я увидел её, идущую впереди. Расталкивая туристов, я кинулся за ней. Пройдя мост, она завернула в первый переулок. Через десять секунд я был в нём. Но её уже там не было. Я пробежал весь переулок, все окрестные улочки. Но… Она исчезла. До утра я бродил по всей Флоренции в надежде встретить её. Всё было напрасно… Через пару дней мы давали концерт в Вероне. И я снова увидел её, входящую на Арену ди Верона. Со всех ног я ринулся за ней. Оттолкнув охрану, я вбежал на знаменитую Арену. Но я не нашёл её там. Подбежала охрана. Сначала они хотели меня вытолкать оттуда, но я объяснил, что хотел догнать одну прекрасную девушку. Ох уж эти итальянцы! Они понимающе закивали, заулыбались и позволили мне остаться внутри. В следующий раз, в Милане, после концерта в Ла Скала, я увидел, что она входит в галерею Виктора-Эммануила. Снова со всех ног я кинулся за нею. Но в галерее было тихо и никого не было, все магазины, бутики и кафе были закрыты и, мне казалось, что я слышу только биение своего сердца. Через год мы гастролировали во Франции. В свободное от концертов время я приехал в Блуа. Хотелось увидеть замечательный королевский замок. Я стоял во дворе замка, разглядывая его. И вдруг на третьем этаже я увидел её! Она шла, возникая то в одном окне, то в следующем. Я стремглав поднялся туда. И, как всегда, не обнаружил её нигде.  Позже я видел её с башни замка в Уорике. Она шла внизу, удаляясь от замка. В Греции, на Санторини, разглядывая в бинокль корабли и лодочки, пересекающие внутренний залив-кальдеру острова, я видел её на маленькой парусной лодочке, которая уходила в открытое море. В польском Мальборке, в замке Великого Магистра Тевтонского Ордена, в тот момент, когда я вошёл в большой зал приёмов, она закрывала за собой маленькую дверь в углу, вновь уходя от меня. В австрийском Инсбруке я стоял возле дома с Золотой Крышей. Был праздничный день, знаменитый дом был закрыт. Но из окошка выглянула она, оглядела площадь и, как всегда исчезла. В Сеговии, старой столице Испании, я видел её на самой высокой башне огромного изящного замка. На эту башню проход посетителям был закрыт. Она долго и задумчиво смотрела вдаль… На Синайском полуострове на горе Моисея мы встречали рассвет. Она была на соседней скале. Между нами было-то всего метров двести. Но глубокое ущелье разделяло нас. Как только солнце взошло, она зашла за скалу и больше не появилась. А как-то раз был в Хорватии, на полуострове Истрия, наш кораблик медленно тащился вдоль берега, изрезанного бухточками и заливчиками. И я снова увидел её, сидящую на лавочке возле голубого моря.
Она словно играла со мной, манила за собой, не давая приблизиться к себе ни на шаг.
 
Месяц назад я попал в наш прекрасный северный город. Я шёл по большому проспекту от вокзала в сторону центра. Суета и шум города окружали меня со всех сторон. В небе кричали чайки, машины скрипели тормозами, останавливаясь у светофоров. Вот по другой стороне проспекта прошла толпа болельщиков в синих шарфах. Внезапно звуки затихли, свет начал угасать. Только впереди сиял свет. Это шла она. И впервые не уходила от меня, а шла навстречу мне. Я не мог поверить своим глазам. Она приближалась. Всё замерло в моей душе. Только она существовала в тот миг во всём мире. Ей оставалось пройти метров десять… Я протянул ей руку в надежде, что она положит в неё свою. Она подошла совсем близко, взглянула на меня и… Прошла мимо. Я смотрел ей вослед, не в состоянии ни думать, ни дышать, ни побежать за ней. Я был опустошён. Мне казалось, что моё сердце перестало биться. Она уходила. По проспекту пронёсся серый тягучий ветер, который выметал из меня последние остатки сознания. Ветер догнал её, закружился вокруг и утих. Она исчезла. Постепенно в город вернулись звуки и свет. На другой стороне проспекта футбольные фанаты обозначили себя парой своих кричалок. Машины, рыкнув моторами, сорвались со светофоров. А в небе снова подали свои резкие голоса чайки. 
***
 
Я сидел, не в силах даже представить, какие чувства живут в нем сейчас…
Александр взглянул на меня.
- А теперь я сыграю тебе своё последнее сочинение. Садись туда, - указал он мне на стул у стены в большой комнате, - я сейчас.
Как обычно, не нарушая с детства установившегося ритуала, готовясь к концерту для меня, он и сейчас оделся в свой концертный фрак, вышел со скрипкой, постоял мгновение и заиграл…
Боже! Что это была за музыка! Скрипка даже не пела. Она просто пересказывала на своём, только ей присущем музыкальном языке, услышанную мной историю. Вот – появление Юмэ, вот их беседы, вот их притяжение друг к другу, вот его признание… Это было потрясающе! Музыка заполнила всё моё сознание. Она заставила меня переживать события вместе с её автором. И не просто переживать, а действительно радоваться его удивительной встрече, страдать вместе с ним от его потери, изнемогать в бесконечном и поиске его недостижимой мечты. Сказать, что автор и музыкант слились со скрипкой в единое целое, и заставили меня соединиться воедино с эфемерными и волшебными гармониями этого звукового рассказа – значит, ничего не сказать. Его музыка полностью стирала и без того тонкую грань реального и нереального. Это был музыкальный сюрреализм. Я не мог думать ни о чём, кроме того, что он мне рассказывал с помощью своей музыки. Я отчётливо слышал два параллельно существующих лейтмотива произведения – Александра и Юмэ. Эти лейтмотивы существовали отдельно, то сближаясь, то разбегаясь, то переплетаясь в единое целое, то создавая невероятные звуковые биения при несовпадающих акцентах звучания. И на самой грани ощущаемого мира, моё сознание вдруг мне шепнуло. Допустим, написать такую музыку можно. Исполнить переплетение лейтмотивов тоже можно. Но для этого надо иметь как минимум два инструмента, а может быть и более. Но как же Александр на одном инструменте может вести два лейтмотива? Создавалось впечатление, что он одновременно играет двумя смычками. Это было невероятно! Он был поистине великий композитор и гениальный музыкант. От бога. Или же от кого-то ещё…. Как иначе можно было объяснить такое исполнение?
И вот он подошёл, и я это явственно ощутил, к тому моменту, когда она проходит мимо него. Даже не накал, даже не квинтэссенция всего музыкального произведения, а ожидание чуда заставили меня, затаив дыхание, ожидать печальной развязки рассказа. И тут случилось невероятное, о чём я не мог даже помыслить… В тот момент, когда Юмэ прошла мимо, когда напряжение мыслей, нервов и сознания почти сломали входную дверь в подсознательное, раздался глухой хлопок и одна из струн его скрипки лопнула. Тишина наступила не сразу. Казалось, что несколько секунд живые звуки всё ещё метались по комнате в поисках выхода. Александр опустил скрипку и, ничего не понимая, смотрел на оборванную струну. Я тоже ничего не понимал. Моё сердце сжалось от всего и, прежде всего, от боли за Александра…
Мы оставались недвижимы около часа. Давно наступило утро. За окном уже догорел волшебный рассвет, и будничный день уверенно вступал в свои права. Ни я, ни он не могли сказать ни слова. Постепенно напряжение отпустило нас. В этот момент послышался звук дверного звонка. Александр пошёл открывать…
Вошла женщина, милая и притягательная.
- Знакомься, - сказал Александр, - моя жена.
 
Через несколько минут я откланялся и хотел уже отправиться домой.
- Я провожу тебя до остановки, – сказал Александр.
 
- Ты знаешь, я так рад за вас, - воскликнул я на улице, – что всё-таки всё закончилось так. После стольких лет поисков и страданий!
Александр, молча, шёл рядом. Потом он достал из нагрудного кармана тонкий шёлковый платочек.  Он внимательно рассматривал его. Потом он печально улыбнулся мне и сказал:
- Там… Дома… Это ведь не она...
 
И я снова услышал глухой хлопок лопнувшей струны…

-------
Иллюстрация создана нейросетью