«УМЕРЕТЬ С УЛЫБКОЙ НА ЛИЦЕ»
У многих людей тема «Смерти» находится под запретом. Не то, чтобы они её отрицают, просто о ней умалчивают. Делают вид, что уж их-то она не коснётся. Боязнь «беду накликать» - это свойство слабого человека. Хотя и тот, кто уверяет, что будто бы смерти не боится, мягко говоря – лукавит. Но тем и иным готовиться, к этому роковому пределу всё же надо. Как? Это уже другой вопрос. Кто не ставит перед собой достойной его имени задачи, а живёт «как живётся», тот и уйдёт, как жил, тихо и незаметно. Те, у которых жизнь на подъёме, им и умереть некогда.
Моя бабушка держала в узелке одежду «на последний выход». Видимо этот вопрос для неё был главным. Я же, честно говоря, над этим вопросом не задумывалась, да и не считаю его главным. Гораздо больше меня беспокоит то обстоятельство: успею ли я написать и подготовить к печати мною написанное? Ведь понять, что главное в моих работах, а что второстепенное, даже мне до конца не удаётся.
Готовлюсь к своему уходу примерно так же, как в своём саду. Уже после обеда я начинаю собираться домой, при этом понимаю, что уйду только после того, как сделаю всё самое необходимое. Вот и делаю это «необходимое» в первую очередь. Часто бывает, что солнце уже за гору спускается, а я, спотыкаясь от усталости, всё ещё мечусь по огороду.
Удастся ли мне должным образом подготовиться к своему «уходу», одному Богу ведомо. Но, если всё-таки управлюсь, уйду с улыбкой на лице.
12.02.12 г.
*
Я редко покупала семена укропа. Укроп я люблю, но особого внимания на огороде ему не предаю. Сам насеется, сам вырастет. А тут, покупая разные семена в магазине, продавец предложила, наверное многие покупатели включали и его в весенний набор семян, я кивнула головой. Так у меня в огороде появилась маленькая грядочка укропа. Этот укроп выгодно отличался от самосейки. Стебли толстые, листья сочные, зонтики роскошные.
На огороде работы всегда много, всё до него руки не доходили, чтобы сделать заготовку на зиму. И, вот, однажды, полола я ту грядку, что рядом с укропом была. На корточках передвигаюсь вдоль тропинки и, что-то оглянулась, и даже вскрикнула. Прямо напротив моего носа, среди черешков укропного зонтика, сидела светло-коричневая мышка с белой грудкой и в упор на меня смотрела. Я потихоньку отодвинулась от неё и посмотрела на другие зонтики. На каждом большом зонтике сидела маленькая мышка. Как же я их ругала и себя заодно, что допустила до того, что мой укроп перерос… А что толку? Они, молча, выслушали мои «комплименты» и, как сидели, так и сидят. Думаю: что делать? Включила воду и струёй из шланга стала тех мышат сбивать, а заодно мыть и полоскать свой укроп. Срезала его и целый сноп на веранде на клеёнке разложила. А когда вода стекла, стала листики из него обрывать…
Куда девались мышки? Об этом, наверное, соседский кот знает, здоровенный такой. Ему такая мышка всего на один зуб…
*
«Я белое утро в лицо узнаю».
Б. Пастернак «Марбург»
Чудно, сама себе удивляюсь. Семь десятков лет за спиной, а сколько лет и ночей в моей жизни промелькнуло – страшно даже подумать. А толку? Растаяли, как утренний туман, не оставив в памяти следа. Почему же, остались только единичные искорки, даже не сразу смогу понять, что в них было этакого, что оставило царапину в душе.
Закрою глаза и, в полудремотном состоянии, скину с плеч годы и окажусь девочкой-глупышкой, в чужой хате на краю села. Родители за какой-то надобностью поехали в город, а меня оставили ещё спящей на печи. Печь остыла и я проснулась. Слезла с печи, стащила с вешалки свой большой клетчатый платок, накинула его шалашиком на голову, концы платка чуть ли не до земли свисают. Вскарабкалась на длинную, покрытую полосатым рядном лавку и стала смотреть в окно.
Хата бабушки Докии, сестры моей бабушки, стоит на самом краю села. А дальше укрытые снегом огороды с неровными межами, деревьями, чуть выглядывающими из-под снега кустами и дремлющими копёшками. Дальше поле, без конца и края. Но это там, далеко. А пока меня больше интересовало ветвистое заиндевелое дерево, что росло сразу же за забором. И даже не само дерево, а солнце, которое на белесом небе виделось размытым светлым пятном. Оно стыдливо выглядывало в просветы меду веток. Я, то приседала, то вытягивала шею, и мне казалось, что солнышко со мной в прятки играет.
Выше дерева было видно бледно-голубое небо, а по низу, над горизонтом розово-сиреневая муть. Вот, из этой мути и родилось солнышко. Так мне тогда думалось.
Видимо долго я на той лавке стояла на коленках, смотрела в окно. И на чистый лист моей детской памяти наложилось всё увиденное. Но проснулась бабушка Дикия и опять велела мне лезть на печь…
*
Тяжело мне было жить,
Тяжело умирать.
Больше не о чем тужить -
Тишь и благодать.
Лира Абдуллина
Боженька меня пощадил в том плане, что прожив семь десятков лет, мне ни разу не пришлось увидеть умирающего человека или животного. Видела, как без воды «засыпают» рыбы, как сохнут деревья, как высыхают лужи и весною тает снег. Слышала рассказ моей мамы, как умирал мой отец, как умирал мой дедушка, а потом следом и бабушка. От многих людей слышала об этих печальных, роковых минутах. Теперь, когда все мои друзья и знакомые уже в пожилом возрасте, всё чаще слышу рассказы, от которых становится холодно в груди. Но как только услышу упоминание о смерти, первое что всплывает на первый план, это рассказ санитарки, которая ухаживала за мной, когда я лежала в больнице. Эта женщина приходила в нашу палату, где нас лежало трое, просто так, посидеть.
Моя палата была крайней, возле грузового лифта. Мимо наших открытых дверей возили на каталке тяжело больных людей и, случалось, покойников увозили. Но, видимо, смерть молодого мужчины поразила много повидавшую, за годы работы в больнице женщину в белом халате.
Ранним утром, когда ещё и градусники не разносят по палатам, в тех палатах, где лежат тяжело больные люди, санитарки начинают уборку. Как там всё происходит, это не мне, впечатлительному человеку смотреть. Но тем, кто выполняет эту работу, будь от меня что-то зависело, я бы им простила все грехи бывшие и будущие… Эти женщины раньше лечащего врача знают, кто из лежачих больных выживет, а у кого Смерть стоит за плечами.
- … Этого больного недавно к нам привезли, уже обездвиженного. Но он разговаривал… Вот, в прошлую смену, стала я его постель перестилать, вижу – он очистился. (Это, все, что в нём было, (по маленькому и по большому), из него вышло). Ну, я, как положено, всё убрала. Мы разговариваем с ним, шутим. И вдруг, он на полуслове затих. И всё! Был человек и - нет его…
Она несколько раз повторила последние его слова и заплакала. Мы в палате молчали, каждый думал о своём, понимая, что всего краткий миг и мир может погаснуть навсегда. И никому этого не избежать…
*