Так не поранит острый нож,
Как ранит подлой сплетни ложь,
Причём, лишь после обнаружишь,
Что сделал это тот, с кем дружишь.
Себастьян Брант
Часть первая
Скандал в доме Сусловых назревал с утра, но хозяева об этом пока не догадывались. Едва Марька проводила Гордея на работу, в дом ввалилась запыхавшаяся Зойка и, не здороваясь, с ходу выпалила:
- Про сердечную тайну своего благоверного знаешь?
- А что случилось? – переполошилась Марька. – С сердцем плохо? Где он?
- Да не про то я совсем! Про его походы к Дарье тебе известно?
- Какие такие походы? И почему к Дарье? Если и забегает к ним, то к Егору… по делу…
- Ты хоть чуток соображай, дурёха! Я про Дарью, а не про Егора…
- Чего выдумываешь? Откуда взяла это?
- Сорока на хвосте принесла.
- А сорока – это… Люська, угадала?
- Ну-у-у, - уклончиво протянула Зойка.
У Марьки как-то нехорошо засосало под ложечкой. Магазин – святое место для сплетен, всем известно. Некоторые там больше, чем дома, живут. Если бы каждый житель деревни слышал, что о нём говорят, то много чего узнал бы о себе такого, о чём не ведал ни сном, ни духом. Местный острослов дед Митрий выражался по этому поводу так:
- Ни радио, ни телевизор не нужны. Наши сплетницы обо всех такое понарасскажут! Это осиное гнездо, я вам скажу, давно пора разорить, а матку-осу, то бишь продавщицу Люську, послать на ферму коровам хвосты крутить. В том аромате рот зря не откроет. Да с коровами и не сможет посплетничать.
Разорителя не находилось, и святое» место для сплетен по-прежнему процветало. А как иначе! Старухи в деревне долго живут, много знают и всё видят. Делать-то им нечего! Да и слухи не всегда на пустом месте возникают. Зацепившись за одно слово, можно такое раскрутить! Фантасты и сказочники отдыхают…
- И что… Люська сама лично видела? Ну, то… о чём говоришь? – нарочито бодрым голосом, с усмешкой, спросила Марька.
- Ну-у, сама, может, и не видала, но других свидетелей хватает. Вся деревня уже в курсе. Не первый раз примечают. Ладно, я побежала, не завтракала ещё. Дай, думаю, сделаю хорошее дело с утра: предупрежу подругу, чтоб в дурах не ходила. Может, зачтётся когда-нибудь…
- Спасибо, заботливая ты моя. Иди-иди, не сомневайся, зачтётся, - так же бодро проводила Марька благодетельницу и даже улыбнулась на прощание.
На самом деле она была ошарашена новостью. Чуть не сев мимо стула, долго переваривала услышанное. Не могла она поверить, что её Гордей стал «изменщиком». Да, часто задерживается на работе. Так это понятно: дел в ремонтной мастерской – непочатый край. Скоро сев начнётся, а техника - в убойном состоянии. Запчастей не дают, приводи её в порядок, как хочешь. Приходится перебирать старые железки, пытаясь сделать что-то путное. Вот и забегает муж к Егору иногда. Тот работает вахтами на буровой, а там железяк всяких полным-полно! Так и помогает «беглец» родному совхозу, как может, чтобы вину свою загладить. Хотя, какая тут вина! Уехал из деревни по надобности. Деньги на новый дом нужны, да и детей-студентов содержать надо. А зарплата в совхозе совсем не депутатская!
Дарью Егор привёз из города. Влюбилась девчонка без памяти, поехала за ним, устроилась поваром в садик. Статная, видная вся такая! Марька вдруг поймала себя на мысли:
- А они хорошо смотрелись бы вместе с Гордеем. Господи, неужели он похаживает к ней? А что! Женщина по месяцу в доме одна. От одиночества какая угодно блажь накатит. Да нет, не того Дарья замеса. И Егор с Гордеем дружат давно и верно, учились все в одном классе. Хотя… ведь говорят, что жён и мужей чаще всего уводят те, кому доверяешь. И жизнь это часто подтверждает…
От мыслей, бегающих туда-сюда, Марька завелась ещё больше. А тут и вчерашний вопрос продавщицы вспомнился. Взвешивая сахар, та неожиданно спросила:
- Как жизнь семейная? Любовь до донышка души или уже на донышке?
Никогда не спрашивала, а тут - на тебе! Марька отшутилась, приняв сказанное за обычный трёп. А теперь представила и хитрые Люськины глаза, и насмешливый елейный голосок. Не зря был задан вопрос, ох, не зря!
Надо же, как всё снова сошлось! В школе они были подружками: Марька, Люська и Зойка. И любовь к однокласснику Гордею делили на троих. Было, от чего потерять голову: красавец ещё тот! И умный, и юмор при нём! Правда, он ни с кем из них не крутил, хотя Люська с Зойкой как только ни вились вокруг него. Никто и не подозревал, что он давно уже высмотрел среди них Марьку. Да и она тоже прикипела к нему своей доверчивой душой. Только вот никак не выказывала своих чувств к нему. Отчасти потому, что Бог скромностью не обидел. А ещё не хотела вставать на пути своих предприимчивых подружек. Решила так: их трое, Гордей один. Пусть выбирает. Он и выбрал, но до поры до времени тоже скрывал свои чувства.
После школы Марька уехала учиться на зоотехника, а Гордей – на механика. Оказавшись в разных городах и поскучав друг без друга, в первые же каникулы выяснили всё про свои чувства, а по окончании учёбы поженились. Дочку-красавицу вырастили, учится теперь в городе на врача.
Люська никуда не поехала. Завела скоропалительный роман с Серёгой, разбитным парнем из соседней деревни. Узаконила любовь штампом в паспорте. А через пять лет, не нажив детей и поставив другую отметку в документе, вернулась домой и стала прозываться в деревне разведёнкой. Неунывающая, познавшая всю «арифметику любви», как сама говорила, она легко прихватывала очередного кавалера. Да, собственно, труда особого к этому и не прикладывала: ухажёры сами липли, благодаря её приятной наружности и весёлому нраву. В общем, жила – не тужила. Деревенские молодухи побаивались за своих мужей и потому продавщицу поначалу не жаловали. Мужики, они ж такие… как овцы: двадцать метров от ворот – и пошли блудить. Но Люська и не рисковала, довольствовалась заезжими мо’лодцами из райцентра да мужиками из соседних деревень, свободолюбивыми и любвеобильными. Их жёны, как ни странно, не преследовали её. Видимо, рассудили так: «Зачем? Не она, так другая будет. За всеми не набегаешься. Мужик при мне – да и ладно».
Взрослая жизнь Зойки была и того интереснее. Начиналась она весело. Поехала в город за профессией, стала клубным работником и привезла с собой мужа, ещё одного руководителя самонадеятельности, как он себя называл. Но вскоре сократили одну штатную единицу в клубе. Оставшееся место Зойка уступила мужу, сама пошла работать на ферму. Своим делом Вениамин руководил хорошо, а в остальном руки не к тому месту были пришиты. Тёща сразу поняла: нахребетник. Ни гвоздя забить, ни огород вскопать, ни воды принести – ничего не надо. Кто б так жить не хотел?
Да только в деревне не та жизнь, чтобы от неё отдыхать. Дальше – больше. Намается Зойка на работе – не до культуры, отдохнуть бы. А муж весело и успешно совмещал полезное с приятным, то есть работу с отдыхом. Играл превосходно и на гармошке, и на баяне. А кнопочки заманчивые такие! И пальчики по ним красиво бегают. Стали вокруг него девчонки крутиться, как пчёлы вокруг медоноса. С одной пошушукался в стоге сена, с другой, и пошло- поехало.
Правда, недолго ехало. Пришёл однажды побитый, накидал, не глядя, чего-то в чемодан – и был таков. Потом всё прояснилось: отцы брошенных девчонок поучили его правильной жизни и дали двадцать четыре часа на исчезновение. Так ему и одного на всё про всё хватило. И стала Зойка сама брошенкой, хотя до сих пор в замужних дамах числится. В клуб уже не вернулась. Личную жизнь устраивать больше не стала. Ей стало гораздо интереснее копаться в чужих делах и вести об этом разговоры в деревне. Нимало не смущаясь, могла и от себя что-нибудь добавить. Матери это очень не нравилось:
- Чем к другим в замочную скважину подглядывать, о своей жизни подумала бы. Век будешь чужую фамилию носить и одна жить? А внуков мне кто будет рожать? Так и останешься пустоцветом? Зойку ранили слова матери, но не было в деревне подходящего мужика для семейной жизни. Все уж давно прибраны к рукам. Да и боялась она ещё раз обжечься. Доверчивая больно, Вениамину – подлецу сразу поверила. И что? Кукует вот теперь одна.
Отношения между подругами с годами изменились, потому что сами они стали другими, да и жизнь их слишком уж разнилась. Зойка с Люськой не могли простить подруге, что увела из-под носа видного жениха. Поначалу приходили к Сусловым попить чайку, поговорить за судьбу женскую. А потом такую зависть взрастили в своей душе, что однажды в откровенном разговоре Люська не выдержала и призналась: она до сих пор неравнодушна к Гордею. И никто из мужиков не смог стать ему заменой. Случись что между супругами – своего момента не упустит. Люська говорила, а Зойка поддакивала:
- Да-а, она такая…
Продавщица, открыв карты, уже не могла остановиться:
- Жива ещё любовь, хоть и на донышке души. А это значит, что она снова может разгореться, как костёр. И поверь, разжечь его я сумею: хватит и небольшого ветерка с нужной стороны, - голос при этом был доверчиво-ядовитым.
- Это как – небольшого… и с нужной стороны? – решила уточнить Марька.
- А вот так! Малейший промах с его стороны или с твоей – и всё. Дальше соображай сама, не маленькая. Один раз я тебе уступила. Хватит.
- А может, это Гордей на тебя не позарился? - насмешливо произнесла Марька.
- Молодой был, не разобрался. С возрастом мужики-то лучше видят свои промашки, да и новенького иногда хочется…
Откровения задели Марьку. И если раньше она не видела Люську в своих соперницах, то после такой неслыханной наглости подумала, что, может, и стоит опасаться происков теперь уже бывшей подруги. Внешне они поддерживали нормальные отношения, но близко больше не сходились. Гордею Марька ничего не сказала о том разговоре. Известно: не буди лихо, пока оно тихо. Со временем опасения исчезли, и Марька успокоилась, решив:
- Ну что Люська может сделать? Соблазнить Гордея? Так это в молодости ещё могло быть, но не случилось. Пока я год доучивалась, он один был.
Тогда и вправду продавщица, решив не упустить шанс, всех своих ухажёров задвинула подальше и, как могла, обхаживала Гордея. Да только не глядел он на неё. Не любит подбирать то, что другими брошено. Сам говорил об этом не однажды.
Сейчас заявление Люськи припомнилось, причём остро. Все четверо опять оказались втянутыми в одну историю, в центре которой находился Гордей. Похоже, бывшая подруга пошла в наступление. Решила поссорить Марьку с мужем, выставив причиной Дарью. Ну, а потом… известно – что. Надо же, столько лет выжидала!
- Та-а-ак, что же делать-то? Сходить к Дарье? Нет, не с этого надо начинать. Если и есть что-то – не признается. А может, не виновата вовсе. Не привыкла Марька попусту словами бросаться. Говорила только о том, о чём доподлинно знала. Обидеть человека легко. Трудно будет потом: устанешь маяться от злости на себя, потому что нелегко жить в состоянии войны с собственной совестью.
- Пойти к Люське выяснять, что и как? Нет уж, слишком много чести! Пустит на смех по всей деревне. Не отмоешься...
Марька посмотрела на себя в зеркало и вздохнула:
- Дурочка ты, Марья Моревна, деревенская царевна! Это ж твоего Гордея касается, вот и начинай с него.
И она стала готовиться к встрече мужа. Сначала решила до конца додумать ситуацию: какие такие доводы имеются против верности её ненаглядного?
- Поздно приходит с работы… факт немаловажный, прямо скажем. В доме у Егора мы часто бываем, мог присмотреться к Дарье и увидеть в ней что-нибудь этакое, чего в своей жене не нашёл. Тоже серьёзно. Ко мне стал не так нежно относиться, как раньше. Стоп! А вот это очень даже нехороший признак. И Марьюшкой редко называет. И целовать перед уходом на работу иногда забывает. Вечера часто проводит не со мной, а с телевизором. Так и засыпает иногда на диване. Перестал предлагать куда-нибудь прокатиться на лодке, порыбачить, сварить ушицу на костре. А ведь такое равнодушие наступает, когда появляется другая женщина…
В душе опять заворочался червячок ревности, и чем дальше , тем больше он точил нутро. Она пошла на кухню - выпить успокоительных капель. Взгляд упал на увесистую скалку, которой давно не пользовалась. Повертела её в руках. Для мести обманутой женщины – самое то! Подумала, усмехнулась:
- Ещё раз дура! – и бросила скалку в мусорное ведро.
Прошла в комнату, прилегла на кровать. Мысли неотвязно сверлили мозг:
- И надо же было Зойке заявиться! Вот ведь зараза! Получается, что в деревне я одна ни о чём не знала. Забавно со стороны смотрится, что и говорить! Скоро сорок пять стукнет, бабой-ягодкой пора называться, а я в дурах оказалась. Приехали, называется.
В такой маете день, будто назло, тянулся медленно. Марька с нетерпением ждала возвращения Гордея. На всякий случай присмотрелась к чемодану, положила его на кровать. Вдруг всё окажется правдой? Себя она знала: не сможет проглотить горькую пилюлю, по крайней мере, поначалу. Если что - пусть Гордей уходит. У его родителей дом большой.
- Вещи ему положу самые лучшие, чтоб разговоров лишних не было, - решила Марька. - Пусть красуется, перед кем хочет, гусь лапчатый с начищенными пёрышками.
Так и сидела возле чемодана, терзаемая сомнениями. Это состояние подошло к своему пику, когда, наконец, скрипнула дверь в сенях. Марька даже не пошевелилась. Слышно было, как муж раздевался, что-то мурлыкая себе под нос.
- Довольный пришёл. Точно – после свидания, - решила Марька. – Ну, держись! Сейчас я покажу тебе подпольную любовь!
Гордей вошёл в комнату, удивлённо посмотрел на жену, на чемодан:
- Куда собираемся? И почему такой траурный вид?
- Траурный вид сейчас будет у тебя, а то больно довольный! Где был? Скоро уж спать надо ложиться. Ну, давай… скажи, что работал!
- Работал.
- Где и с кем?
- Не понял. Ты чего заведенная такая?
- Сейчас расшифрую. К Дарье ходил?
- С чего ты это взяла?
- Вся деревня об этом гудит, одна я, оказывается, ничего не знала.
- Ты можешь толком объяснить, что происходит?
- Что происхо-о-дит… что происхо-о-дит! – с улыбкой передразнила Марька мужа, а затем резко сменила тон. - Чем Дарья лучше меня? Отвечай!
- Что ты привязалась ко мне с этой женщиной? Я же сказал: ра-бо-тал! Трактор отремонтировали, вот и довольный.
- Понятно. А к Дарье за запчастями ходил, получается?
- Почему к ней? К деду Митрию ходил. Он же кузнецом работал. Вот и подправляем с ним то, что может пригодиться.
- К деду ты, может, и ходил. Но люди не раз видели, как ты заходил во двор Дарьи, причём в отсутствие Егора.
- А кто эти люди? Гооосподи, Боже ты мооой! Как я сразу-то не догадался? Видел же, что утром Зойка твоя малахольная к нам прошмыгнула. Она донесла? Ну, точно она! Встретил её вчера. Узрела, что прошёл к деду Митрию через двор Егора. Но ведь так короче, сама знаешь! Ну, Зойка! На хорошее дело ума не хватает, а тут из ничего такие глубокие выводы сделала. И Люська твоя … тазобедренная… тоже, небось, участвует в этом заговоре…
- Почему они – мои? И почему – тазобедренная? – сникая под напором мужа, чуть спокойнее спросила Марька.
- Что ж тут непонятного? Подружки же! А тазобедренная потому, что крутит своими запчастями перед мужиками, будто танцует эту, как её…ламбаду! – и для наглядности Гордей показал, как это делается.
Глядя на его выверты, Марька неожиданно расхохоталась:
- А у тебя неплохо получается. На пару с Люськой хорошо будете выглядеть! Тем более, что она до сих пор неравнодушна к тебе.
- Ты что, издеваешься? То Дарья, то Люська!– замахал руками разъярённый Гордей. - Шёл домой с хорошим настроением, думал: поем, отдохну, футбол посмотрю…
- Ага, футбол посмотрю… на диване и засну, - съехидничала Марька.
- Да иди ты, знаешь, куда?
- Ну, куда? Куда?
- К своим подружкам- курицам … кудахтать! Да нет, лучше я уйду…
Схватив чемодан, муж вышел из комнаты, хлопнув дверью так, что звякнула люстра. Затем со стуком закрылась входная дверь с улицы.
- К родителям подался… жаловаться, - подумала Марька. – А чемодан-то пустой взял…
После ухода Гордея она долго сидела на кровати, перебирая свои мысли и пытаясь разобраться в чувствах. Что же произошло, но главным образом – почему? Как так получилось, что поверила Зойке, а не мужу, с которым прожито вместе более двадцати лет? Ведь знает своего Гордея! Актёр из него – никакой, открыт до последней клеточки. А она – женщина! – не почувствовала, что не обманывает он. Не вспомнила обещание, которое дали давным-давно: быть честными друг с другом. До сих пор муж не давал повода не верить ему. И стало вдруг яснее ясного: не было у него ничего с Дарьей и быть не могло. Не из тех он, кто плюёт в тот колодец, из которого пьёт. Да он в глаза Егору не сможет смотреть, если что…
Марька представила себя на месте Гордея: каково ей было бы? И тут её охватило такое чувство вины, что стало трудно дышать. Сердце забилось часто и громко, как у птахи, попавшей в западню. Она метнулась на крыльцо и споткнулась о чемодан.
- Непонятно! Зачем бросил его тут?
Сев на ступеньки, тяжело вздохнула. Решила, что к родителям мужа не пойдёт:
- А вдруг он не там? Панику сеять не годится. Старики могут поднять переполох на всю деревню. И вообще, есть такое мудрое время суток, как утро. Надо переспать с тем, что случилось, чтобы не наломать дров.
Но тут Марька представила, как будет дома одна со съедающими душу мыслями, и поняла, что не вынесет этого. Взгляд упал на светившиеся напротив окна.
- Не спит Надежда Петровна. Пойду - ка к ней…
Продолжение следует...