Я стою на высокой серой скале и смотрю на блестящее, как металл, озеро. Моим ногам прохладно, а голову печёт солнце, пробивающее лучами бездвижные кроны деревьев.
Деревья. Озеро. Скала. Солнце.
Эти формы кажутся очень знакомыми и понятными. Такое чувство, что я их уже видел. Поэтому мне совсем не страшно, и я подхожу к краю. Мгновение, и я за краем. Всё происходит само по себе, как будто так надо. Как будто со мной это было много раз. Озеро проглатывает моё тело и делает его тяжёлым. Я тону, спускаясь по пенящейся глотке, пока вода не становится чёрной и вязкой. Теперь я внутри, с другой стороны озера, и всё ещё смотрю на него.
Следующая сцена: я на корабле в космосе и чувствую свои колени руками. Вокруг дружелюбная тьма. Я дрейфую в аорте бассейна наедине с пустотой, и смотрю в себя. Здесь ничего не существует кроме моих мыслей и холода, который протыкает тело и проникает под кожу, пока я сам не становлюсь холодом. И только потом я открываю глаза.
Моя капсула отключается раньше сигнала, и плёнку покрывает конденсат. Звезда ещё не горит. Мне холодно. Что-то не так. Я опускаю ноги на пол. У входа в отсек ждёт мой брат Умбра. На нём белый халат поверх чёрного защитного костюма из поливинилхлорида, почти целиком скрывающего кожу. Он говорит:
— Нам пора, — он произносит моё имя: — Амба, нам пора. — и я подчиняюсь.
Мы идём по узким сквозным переходам через тёмные кабинеты и пустующие площади, пока не достигаем лаборатории. В привычной обстановке моё внимание привлекает необычный объект. На процедурном столе сидит Ева, неестественно склонившись набок и подперев себя напряжённой рукой. Нет ни шлема, ни трубок, а бледную кожу покрывают свежие контакты. Еву только что достали из камеры, её глаза не привыкли к свету, поэтому в лаборатории полумрак. Она дрожит, с длинных волос стекает прозрачная вода. Вид у неё уставший и нездоровый, но притягательный. Она выделяется на общем фоне невнятных теней и линий и кажется объёмной, содержательной и недосягаемой. Я уже испытывал подобное впечатление, когда Доктор Рю показывала книги. Вдруг Ева разводит веки с бесцветными ресницами и фиксирует зрачки на мне. И тогда я осознаю, что передо мной не просто тело. На меня смотрит человек.
Умбра закрывает Еву своей спиной. По сравнению с ней брат кажется гигантом. Он заботливо берёт её за свободную маленькую ручку и касается кожи иглой. Затем происходит что-то неопределённое. Ева обращается глазами к брату, и они оба замирают, сцепившись взглядами. Их тонкие профили стынут в молчании. Я не знаю, как это объяснить. Между ними протекают скрытые глубинные процессы, и мне хочется выяснить их свойства, но в кабинете появляется Доктор Рю.
— Мы отключили Администратора от Сети, — говорит она бесчувственным голосом, как компьютер. — Этого не происходило восемь сотен лет.
Я перевожу фокус с Доктора Рю вглубь лаборатории и обратно. Умбра уже находится в противоположном конце кабинета, и я огорчён. Я уверен, что упустил любопытную вещь, выпадающую из совокупности моих представлений о мире, и теряю концентрацию, пока думаю об этом.
— Систему нельзя надолго оставлять без контроля, — говорит Доктор Рю, но я почти не слышу. — Амба, — она переключает моё внимание, — иди за мной.
Доктор Рю поворачивается хребтом и совершает несколько громких шагов к выходу. Её экзо-скелет царапает пол из стеклоподобного волокна. Возникающий от трения лязг отскакивает от стен и наполняет пространство металлическим эхом, которое резко обрывается, когда Доктор Рю останавливается и строго смотрит назад через плечо. Я понимаю без слов, о чём она думает, и двигаюсь следом, хотя не хочу.
Доктор Рю заводит меня в тесное помещение, усаживает в процедурное кресло, затягивает ремни, готовит к запуску. Я начинаю подрагивать, а Доктор Рю прохладно смотрит на моё беспокойное лицо, как на дисплей выключенного компьютера, и поясняет:
— Не беспокойся, это только тест, — она кладёт ладонь мне на грудь поверх трепещущего сердца и, имитируя сочувствие, добавляет: — Я позабочусь о тебе, Амба. Ты всю жизнь готовился к этому моменту.
Вот как. Я даже не знал об этом.
После Доктора Рю ко мне подходит Умбра с очередным шприцем. Он нависает сверху, его длинные волосы спадают мне на колени, одна прядь за другой. Он делает укол, вместе с которым под кожу проникает холод, и тело цепенеет, а я продолжаю тянуться взглядом к глазам брата. Он вынимает иглу и слегка отводит голову назад. Жёсткая тень спадает с его изящного лица, и наши взгляды пересекаются. Я пробую вызвать тот же выразительный эффект глазами, какой продемонстрировала Ева, но ничего не происходит. Умбра скользит мимо моих вопящих глаз, забирает инструменты, идёт в соседний кабинет, и за ним задвигается дверь. Я остаюсь один и плохо ощущаю своё неповинующееся тело. Оно отделяется и больше мне не принадлежит. И, когда за стенами башни разгорается звезда, заливая небо цветом, мир теряет чёткость.
Мгновение и бьёт разряд. Вспыхивает калейдоскоп меняющихся узоров из света фотонного кристалла. Я не могу пошевелиться, зато каждая клетка стонет от боли. Меня швыряет по проводам, жужжащим от напряжения, и я лечу вместе с плотным потоком цветных пикселей, пока не шлёпаюсь на что-то твёрдое и невидимое, но не застреваю, а проваливаюсь дальше. Удары повторяются, срывая с меня слой за слоем, и я уже ничего не чувствую. Меня сжимает, и я оказываюсь в ловушке. Свет направляется внутрь, забираясь под кожу, взаимодействует с телом, раздевает до мясистой сердцевины и беспощадно перемалывает на составляющие. Границы стираются. Я не понимаю, где начинаюсь и заканчиваюсь. Разрушенный, но просветлённый, я с силой толкаюсь через иллюзию, и всё исчезает.
Я просыпаюсь, когда поезд ожидает отбытия в депо. Вагон уже опустел, но ещё дрыхнет парочка тюленей. Вытаскиваю сумку из-под подушки и двигаюсь на свет. Снаружи земля купается в жирном ярком солнце. Погода потрясающая. Так хорошо, что в голове играет весёлый мотивчик. Обхожу бродяг и цыган и выбираюсь из вокзала в город. Достаю свой хўвей, чтобы набрать Каринку, но она уже стоит у входа в метро. Заметив меня, улыбается и машет. И я улыбаюсь в ответ, предвкушая, что сегодняшний вечер обещает быть безоблачным и горячим.
Я чатился с Каринкой полгода, чтоб наконец встретиться. Она оказалась общительной и дружелюбной. К тому же достаточно симпатичной. Поэтому я задержусь у неё.
Пока я уверенно пробираюсь сквозь толпу, жизнь готовит неожиданный сюрприз. Кто-то с силой одёргивает за руку, вырывает телефон и толкает. Затем меня ловят с обратной стороны, срывают рюкзак и толкают обратно. Я кружусь на одной ноге, на миг успеваю поймать кадр беспокойного лица Каринки на фоне смазанных декораций и больно приземляюсь. Толпа расступается перед убегающей парочкой бомжей: у одного мой телефон, у второго — рюкзак. Жалкие единицы предпринимают нерешительные попытки их задержать, но особо никто не впрягается. Желающих обнять вонючего бомжа не много, и те отлетают как пробка. Я выпал на асфальт и никак не могу прийти в себя. Меня обчистили средь бела дня в людном месте! Не представлял, что такое возможно. Даже в дикой стране. По какому принципу эти агрессивные анархо-примитивисты выбирали жертву? Неужели я выгляжу чересчур благополучным? Рядом возникает Каринка и предлагает обратиться к копам на вокзале. А я не двигаюсь с места и смотрю в пустоту, как олень, ослеплённый фарами. Даже ничего не слышу, будто вовсе не присутствую, пока Каринка не хлопает по плечу, и тогда я обращаю на неё внимание. Кажется, она реально волнуется, но меня от неё тошнит. Теперь всё, на что падает мой взгляд, я заранее ненавижу. Бац, и отправляйтесь к херам солнце с хорошей погодой. И Каринка с её полицией тоже. Мир — это бранное слово! Я пропитан ненавистью к суровой реальности, но молча встаю и без желания возвращаюсь обратно.
Я хочу поскорее свалить на другую планету, смыть привкус дерьма, уткнуться носом в свежую наволочку и забуриться поглубже в сон. Но Каринка считает, что мне следует развеяться и тащит на какой-то район, масштаб серости которого поражает, в гости к каким-то своим дружкам с дисфункцией мозга. Они играют в покер, нюхают штукатурку, постоянно курят и кашляют во все лёгкие. Конечно, кроме моей курицы, я больше никого там не знаю, но это совсем не проблема. Я держусь ближе к Каринке, стараясь не упускать её из виду. Какой-то татуированный петух передаёт ей тарелку с дорогами. Она шмыгает носом и суёт её мне в морду, отчего я чувствую мерзкий запах растворителя, похожий на вонь гниющих клеток мозга. Спустя плюс/минус час я уже имею некоторое представление о репутации каждого в зоопарке. Очередная скучная неискренняя тусовка перетрахавшихся друг с другом фальшивых людей. И ради этого я сбежал из места, которое называл домом последние полгода. Под предлогом перекурить, я забираю Каринку на балкон, пока там никого нет. Хватаю зажигалку с подоконника, чтоб она не успела первой, и подношу к её губам огонёк, инстинктивно сокращая дистанцию. Каринка улыбается и много говорит. Я с энтузиазмом поддерживаю пустой диалог, желая расположить её к себе, хотя половину пропускаю мимо ушей, и в процессе ищу повод подобраться ближе. Когда уже готов совершить прыжок, она выдаёт:
— Марина сказала, что ты ей понравился. Мне кажется, вы отлично подходите друг другу!
У меня душа переворачивается. На лбу выступает пот, и раз восемь меняется цвет лица. Я медленно отвожу голову и всматриваюсь через стекло балконной двери на ту самую Марину в нечеловеческом обличии. У неё такая круглая и розовая физиономия, будто её только что испекли. Она перекладывает фишки блестящими сосисками. Она снова выигрывает у кучки аутистов, хотя играет первый раз в жизни, и поэтому лопается от смеха, как яйцо в микроволновке. Отчего-то мои отношения с девушками развиваются всегда одинаково: в какой-то момент они обязательно начинают знакомить меня со своей толстой подругой, и можно ставить крест на личной жизни. Заявление Каринки ранит самолюбие больше, чем ограбление. Я будто получил заточку в почку или нож в голову. Меня порывает закричать: «Тьфу, нахў, фу!» — Но вежливо сдерживаюсь и прошу:
— Можно позвонить с твоего телефона?