Я лежу в маленьком тёплом семечке на дереве.
Внешний мир здесь не существует.
Я лежу внутри его уютной гладкой скорлупы, как в чаше.
Ничего больше нет.
Тишина и покой.
Раздаётся низкий гул, нарастает и перетекает в свист на частоте двадцати килогерц. Моё семечко лопается и превращается в сферическую капсулу для сна. Опускаю ноги на блестящий холодный пол и встаю. Три шага, замираю у одной из чёрных пустых стен и вижу в ней существо, похожее на человека. Большие круглые глаза, острые скулы и подбородок на лице, бледном и нечётком, будто снятом на веб-камеру. Белые длинные до поясницы волосы. Тощая фигура со стройными конечностями. Вся прозрачная, как примитивная проекция. Вытягиваю руку и прикасаюсь к отражению. Это я, агамная демоверсия нового гибрида, созданная в лаборатории бионики моей матерью Доктором Рю из её клетки.
Над облаками разжигается искра света и растёт. Я давно не разговаривал, потому что в космосе был всегда один. Через равные промежутки времени я просыпался по сигналу и нырял в глубокий бассейн, труба которого тянулась вдоль корабля в самой его сердцевине. Я обнимал колени руками и падал в синее жерло, пока не становилось темно, и там представлял, чем займусь, когда спущусь на планету. Теперь я дома, в обсидиановой башне, чья высота превышает толщину атмосферы. Только отсюда видно звезду этой системы, потому что сама планета похоронена под ржавой решёткой из бетонно-металлических конструкций древнейшего обширного города, печального свидетельства технологического апокалипсиса и мрачной тени из прошлого. Он разрастается тысячи лет, словно прожорливое индустриальное чудовище, проглатывает и перемалывая всё на своём пути.
Я одеваюсь в нейлоновый костюм, выхожу из отсека для сна и иду в лабораторию бионики. Доктор Рю сидит на прозрачном полу перед странной кипой незнакомых мне полуистлевших твёрдых тел.
— Что это?
— Книги, — отвечает Доктор Рю. — Сейчас их никто не читает.
Я присматриваюсь. Беру в руки. Непонятные на ощупь, ни на что не похожие. Фрагменты чужеродной картины. Прежде я никогда не видел подобных объектов.
— Это тест? — спрашиваю у Доктора Рю.
Она молчит, поднимается и подходит к своему столу. Возится и набирает шприц, затем вливает в трубку. За прозрачной стеной свисает женское тело, на голове маска. Оно пронизано волокнами. Толстые иглы торчат даже из затылка. Доктор Рю зовёт тело Евой. Я приближаюсь, чтобы лучше рассмотреть, и снова спрашиваю:
— Что это?
Доктор Рю внимательно следит за изменениями на дисплее и отвечает не сразу:
— Если определенное вещество принимать небольшими количествами долгое время, то оно накопится в организме и вызовет необратимые изменения.
Доктор Рю очень умная. Она рассказывает про деревья и бассейны из камней с чистой прозрачной водой. Про священные руины из песка в пустыне. Про плывущую лодку в тумане по реке. И про невероятных чудовищ: слонов, китов и динозавров. Её истории всегда увлекательные, но я почти ничего не понимаю. Мне просто нравится, как они звучат.
— Слишком большие дозировки рассеют внимание. Чтобы его сконцентрировать, нужна терапевтическая доза, — Доктор Рю заправляет следующий шприц в трубку, и жидкость ползёт по прозрачным кабелям в тело.
Доктор Рю говорит, что Ева — Администратор Сети. Сеть — это мозг, который нейронами опутывает недра планеты и управляет всеми процессами в кибернетических колониях города. Без Администратора наш хрупкий анклав физической жизни, грустно взирающий на мёртвый хаос вокруг, был бы поглощён и уничтожен, поэтому Ева так важна, и необходимо следить за её здоровьем. Каждый день Доктор Рю измеряет её давление, уровень гормонов, изучает состав крови.
Я слышал о Сети, но никогда там не был. Загрузка в её сферу похожа на взрыв. Неподготовленного пользователя легко разорвёт на части. Доктор Рю говорит, раньше в городе можно было найти Администраторов с генами, содержащими необходимое программное обеспечение для взаимодействия с Сетью, но теперь она выделяет их в лаборатории и имплантирует в пробники. До сих пор только Ева смогла стать Администратором. Ей уже много сотен лет.
Я приближаюсь к стене камеры, и спрашиваю, глядя на Еву:
— Снятся ли ей сны?
Доктор Рю отворачивается от мониторов и подходит к лабораторному столу. Она водит по планшету острыми пальцами, управляя механической рукой, и перемещает её в изолированную ячейку для биологических исследований, где наполняет пробирку материалом.
— Доктор Рю, вы снова работаете над генами?
Она долго молчит, её блестящее белое лицо совершенно безлико, как маска.
— Вам нужны новые пробники? — я продолжаю задавать вопросы, и Доктор Рю считает меня чересчур любопытным. Она недолго смотрит на меня, потом отвечает:
— Ева больна, — пауза. — Необходимо её заменить.
Она смотрит. Ждёт. И возвращается к работе. Я сажусь на пол, откуда наблюдаю за тонкими операциями, производимыми руками Доктора Рю. Она замирает спиной, и мне открывается вид на её красивый блестящий хребет, сегменты которого повторяют форму позвоночника, но настолько крупные, что выдаются вверх, как шипы. Я внимательно изучаю взглядом каждый из них. Когда Доктор Рю заканчивает эксперименты с генами, у меня накапливаются вопросы:
— Доктор Рю….
— Что?
— Вам не бывает одиноко?
— Нет, — она отвечает, не задумываясь. — У меня нет на это времени.
Мне удивительно и поэтому я продолжаю:
— Я был очень одинок на корабле, даже когда был занят.
Доктор Рю скользит по мне безразличным взглядом, отворачиваясь. Короткие чёрные волосы скрывают её профиль наполовину.
— И в город я тоже не хочу, — снова говорю я. — Он меня пугает.
Доктор Рю никак не реагирует.
— Мне нравится здесь. Дома.
Доктор Рю велит идти отдыхать, потому что завтра предстоит много работы. Она говорит, что завтра я приступлю к своим обязанностям, но к чему именно готовиться, она не объясняет. Когда я встаю, она, не глядя в мою сторону, добавляет:
— Я рада, что ты вернулся домой.
Хотя её тон звучит прохладно, но слова производят на меня глубокое впечатление. Я выхожу из дверей с яркой надписью «Нуклео. Внутренняя Холодная Промышленность» и отправляюсь в отсек для сна. Я забираюсь в капсулу, накрываюсь защитной плёнкой и перед сном фантазирую о реальном мире, о котором слышал от Доктора Рю. Как бы он выглядел, если б существовал, и возможен ли вообще?
Вдруг я просыпаюсь, будто от прикосновения невидимой руки. Ещё темно. Смотрю по сторонам, в поисках моего сожителя. Он стоит посреди комнаты и отливает из чайника на пол, улыбаясь как слабоумный, затем падает в свою лужу мочи и барахтается там, как рыба. Всё в порядке. С ним такое происходит постоянно после вечеринок. Это ещё мелочи. Однажды он заснул голый со своим членом в руке, пока дрочил. Поэтому я просто встаю и, проходя мимо, безмолвно благодарю его, что под ногами не говно.
В зеркале отвратное зрелище. Нерасчёсанные волосы отросли, спутались и торчат толстыми, похожими на войлок, иглами. Про физиономию промолчу. Душ? К черту! Туда захожу только рыгать. Какая же досада, что я проснулся!
Возвращаюсь в комнату. Помойная тряпка уже громко и необузданно храпит, продолжая мокнуть в своей урине. Пусть там и лежит. Этот храп, этот звук…. Я даже записал его на диктофон и поставил на звонок будильника. Наша бывшая соседка фантазировала перед сном под музыку, чтоб быстрее заснуть, пока не открыла для себя другой более чудесный мир снотворных транквилизаторов. Она мечтала о несуществующих платьях, которые наденет на мероприятия, на которые всё равно не пойдёт. А моё воображение захватила чёрно-белая дистопия тяжёлого формата с мрачным настроением и в состоянии вакуума, лишённая всего человеческого и понятного, совершенно не похожая на эту реальность.
Мой сосед любит, когда вокруг него много людей. Поэтому он часто устраивает вечеринки. Ему плевать, чем заняты гости в этот момент, где лазят по квартире, и вообще не скучно ли им, лишь бы самому эпизодически попадать в центр внимания. Его вечно неудержимо влечёт к праздношатающейся компании, но не меня. Надоели бардак и новороссия в моих делах, поэтому пора убираться из этого тесного прокуренного вертепа, где воздух мутный, как вода в аквариуме с толстыми стёклами.
Выхожу из многоквартирного паразитариума навстречу липкому, скользкому, вязкому, густому и тухлому базисному миру. Бреду по дремотной осенней местности, еду в транспорте, полном чёрствых лиц, стою в пробках на запаркованных дорогах. У меня фаза непереносимости реальности, как разновидность идиосинкразии. В сумке лишь билет на поезд, бутылка егермейстера и пакет сока из айвы. Не имею понятия, что такое айва. На платформе тянусь к своему барахлу за вонючим паспортом и незаметно выпускаю бутылку. Она с воплем бьётся и кровоточит под ногами. Всё, это последняя капля на асфальте. Дайте мне любое задание, и я его провалю! Уже рыдаю над осколками, а вокруг собираются люди и утешают меня.
Поезд стучит в пути, скрипя колёсными парами. Металл трётся о металл. Этот лязг напоминает о другой, виртуальной реальности. Растягиваюсь на верхней полке, надеваю наушники, включаю psybient, и сбегаю от затасканной обычной прозы ежедневной жизни в многоуровневую высокотехнологическую вселенную из бетонных лабиринтов, бесконечных пролётов и разрозненного пространства, где даже время ощущается иначе. В место без деревьев, китов, слонов и прочих фракций ущербного биоценоза. В колыбель кремниевой формы жизни. Туда, где нет человеческих единиц, только антропоморфные копии, а каждый неодушевлённый предмет наделён разумом и бессмертен. Я закрываю глаза и сижу посреди надломленных громоздких плит — на частях от гротескного архитектурного чудовища, раскинувшего ржавые щупальца во все стороны и ползущего по перспективе во множественные горизонты. Может быть на Земле, может быть в будущем.