Сказ про царя Ивана Васильевича, Никиту Крякутного и деревянные крылья.
«….а иный летает с церкви, или с высокие полаты, паволочиты (шелковые) крили имея…»
Моление Даниила Заточника. Конец XII- НачалоXIII в.в.
1
Вот и заглянуло в наши северные края на среднерусскую равнину короткое и благодатное синеглазое лето. Рассыпалось, раззвонилось веселыми птичьими трелями и гулом колоколов на Распятской звоннице в Александровском кремле. Июльские зори встают ещё раньше, до колокольного звона. И вместе с зорями поднимался простой посадский люд. Ремесленники спешили в свои мастерские, мелкие купчишки и торговцы везли на телегах, несли пешим ходом на спинах мешки с товарами в торговые ряды. И с раннего утра до позднего вечера весело и шумно гудела, бурлила как будто пчелиный улей Александровская слобода.
Раскинулись на многие версты вокруг кремля большие и малые посады и слободы, в которых проживал простой ремесленный люд: кузнецы, гончары, плотники, резчики по дереву, хлебопеки, косторезы, крестьяне токари, ложечники, судописцы и деревянного дела умельцы, мастера серебряных дел да ювелирного промысла.
Вот и резчик по дереву Михаил Ефремович Крякутный жил с женой и сыном Никитой в красивом добротном доме, украшенном замысловатой ажурной резьбой.
Мастера резчики по дереву не в пример многим хорошо живут, особенно если трудолюбивы и присутствует божья искра в душе.
Никита пока подрастал и мальчишечкой был, во всем отцу в мастерской помогал.
Бывало, работает отец в мастерской, а Никитка рядом крутится и примечает, что тот делает, как дощечку выпиливает и ножичком по ней водит, и как потом на той дощечке разные узоры диковинные появляются, и птицы на ветках рассаживаются будто живые. Весной и летом у отца работы в поле было много: приходится ему пахать и сеять, сено косить, в стога метать. Тогда уже Никитка за старшего в отцовской мастерской оставался и заказы вместо него делал. Сидит, бывало на чурбачке из липового бруса и терпеливо, ну совсем как взрослый мужичок выдалбливает какую-нибудь высокую шкатулку с двумя конскими головами впереди и округлым хвостом — ручкой позади. Работает стамеской или резаком. Потом украсит шкатулку диковинным узором: пышной упругой ветвью, с сидящими на ней птичками и ягодками, и становится видна понизу травка муравка, а на ветке у каждого листочка — прожилки. Отполирует. А когда уже отец с матерью с поля домой придут, работу им свою покажет и похвалится.
— Неужто, сам смастерил? — удивлялся Михаил Ефремович.
— Сам, — не без гордости отвечает Никитка.
Возьмет Михаил Ефремович шкатулку сына и не нарадуется, видна была в работе сына рука будущего хорошего мастера со своим особенным внимательным взглядом. Сам-то Михаил Ефремович уже давно работал с деревом и понимал в этом деле толк. У Никиты пальчиковые закругленные ветви на шкатулке выходили, как будто и не человеческой рукой вырезанные, а самой природой созданные. Все линии, резаком проведенные, — неровные, стремительные, где то узор глубоко в глубину уходит, а где-то сверху скользит, как будто ладья по дереву проплыла и корпусом его, как по морю вспорола, а не стамеска шла, — такими они изящными казались. В руках такую шкатулку держать было приятно: уж такая она была красивая, и гладкая, а местами шероховатая. Теплая на ощупь, а дерево, из которого она сделана, дышало, как будто живое.
— Как же ты углядел такой диковинный узор, сынок, — спрашивал Михаил Ефремович.
— А ты батюшка, погляди, как дерево к небу стремится, там птицы летают, поют. А дерево их будто слышит и тоже тянется вверх…, — объяснял Никитка.
Так и вырезал Никита красивые и причудливые природные орнаменты, подражая тому, что видел вокруг: то листочек вырежет на оконном наличнике в соседском доме ножичком так тонко, и кажется он как будто живой, то птицу с клювом вплетет в узор на деревянном блюде или подносе. Отполирует и становится дерево в углублениях дымчато-коричневым, а узор и орнамент на нем как будто пропечатывается и оживает, наполняется природным многоцветием. Вглядывался он в шелестящую листву над своей головой и думал, как бы всю эту природную красоту в наличниках окон, шкатулках или деревянном ковше передать. Уж, такие природа творила живые чудеса, и так много могла открыть пытливому взгляду мастера. Знай, только не ленись, да вглядывайся в зверей, птиц да растения, природу вокруг и угадывай, какие диковинные узоры притаились в их очертаниях, в плавных и мягких линиях.
Вокруг Александровской слободы поля, заливные луга и леса расстилаются, речка Серая обрыв под Кремлевской стеной опоясывает. За полем на другом берегу реки виднеется темный лес.
В свободное время Никитка часто приходил к обрыву и глядел, как над его головой плывут облака. Любил наблюдать он за летающими птицами. Осенью засматривался, как они собираются и улетают в теплые края, а весной прилетают обратно.
— Счастливые птицы, у них есть крылья, они летают и видят белый свет, — думал он про себя. - Вот бы и у меня выросли крылья, и я смог бы летать как они.
Однажды был он на реке с товарищами и увидел, как собирается на горизонте гроза. Ласточки и стрижи с тревожными криками стали носиться над рекой и вокруг песчаного склона обрыва в поисках укрытий. Небо быстро заволоклось тяжелыми тучами. С севера налетел холодный промозглый ветер.
Ребятишки почти сразу же побежали по домам, а Никитка отчего-то замешкался.
Над головой у него оглушительно громыхнуло, и небосклон распорола страшная яркая молния. Затем молнии чередовались одна с другой, разрывая почерневшее небо гигантскими белыми стрелами.
Дом Никиты находился на другой стороне за высокой стеной. Мальчик бросился к обрыву и стал подниматься по песчаному склону наверх, хватаясь руками за торчащие из земли камни и ветки кустарников.
Чем выше он поднимался, тем громче грохотал гром.
Вдруг он услышал над головой какие-то странные и призывные звуки, похожие на чьи-то детские голоса, которые как будто кричали: « Лети вместе с нами, поднимайся в небо. Не бойся.»
Никитка поднял голову и увидел стайку носившихся над ним стрижей. Он решил, что именно их крики он и принял за детские голоса.
Взобравшись, мальчик бросился через поле. На лицо ему упали первые крупные капли дождя. Над головой гулко прогромыхал гром, рядом с Никиткой в землю вдруг ударила молния. Оглушенный он упал на землю и вжался в траву, закрыв голову руками.
Полил дождь. «Эх, если бы я был птицей, я мог бы быстро перелететь сейчас к дому», — подумал Никита. Он поднялся на ноги и размахнулся руками, представив на мгновенье, что у него есть крылья и он может лететь, как птица.
И вдруг почувствовал, что ноги его и впрямь отделились от земли, а сам он взлетел и несется по воздуху над землей в сторону стены. Радость, страх и восторг овладели им. Передвигаясь по воздуху, Никитка явственно различал проплывающую под ним в сером дождливом тумане землю. А когда посмотрел вперед, увидел удаляющиеся от него черные точки, похожие на стрижей. Он стал их звать, но птицы растворились в тумане.
Вот уже он перелетел над зубчатой стеной, стрелой пронесся над улицами и крышами изб, и плавно опустился перед крыльцом родного дома. Матери с отцом не было на дворе, они укрылись в доме.
Никитка помахал руками, воображая, что у него ещё есть крылья. Но крылья уже исчезли. Он вытянул вперед руки и стал их разглядывать, но ничего необычного не увидел. Случившееся поразило его. Но тут ему пришло вдруг на ум, что не стоит рассказывать никому об этом происшествии, даже отцу с матерью. Никто ему не поверит, уж так неправдоподобно все это выглядело.
Пробежало два дня, но мысли об удивительном полете не покидали Никитку, будоражили воображение. Мальчику хотелось попробовать снова взлететь.
И вот на рассвете он выскользнул из дома и помчался к обрыву.
Встав на его краю, он взмахнул руками и почувствовал, что взлетел над землей. Обрадованный, Никитка полетел к лесу, и некоторое время так и летал от леса к обрыву и обратно, приземляясь иногда на опушке или в высокой траве на поле, когда чувствовал усталость. Отдохнув, он снова взмывал вверх, и радостно взмахивал руками как крыльями. Он даже нырнул в реку с высоты, как чайка и с удовольствием там поплавал. Устав, вышел на берег, чтобы отдохнуть. Он встряхнул крыльями, а когда опустил, увидел, что крылья снова исчезли.
— Где ты был? — спросил у него отец, когда он вернулся домой. — Мы с матерью тебя повсюду искали. Принесли заказ на ковши, а нам надо уехать.
— Вы поезжайте, я все сделаю. Только сначала поем, я устал и проголодался, пока летал, — сказал Никита.
— О чем ты толкуешь, сынок? Как ты мог летать, ты же не птица, — и отец тепло улыбнулся.
— Да нет же. Я сейчас и правда летал над полем и лесом, я даже нырнул с высоты в реку. Это было превесело!
— Не говори глупостей, сынок. Ступай, поешь, а потом расскажи мне толком, где ты был.
Никита рассказал, что с ним случилось.
— Признаюсь, что это все странно. Я думаю, что тебе это приснилось. Так иногда бывает, когда слишком много размышляешь или мечтаешь о чем-то, а потом когда засыпаешь, то кажется, что все наяву. Выбрось из головы все эти глупости, сынок. Человек не умеет летать как птица. Мы с матерью поедем на базар, а ты сделай работу, которую принес наш сосед.
Закончился дождь, и родители уехали. А Никита принялся за работу. Он огорчился, что отец не поверил ему. Но потом рассудил, что надо радоваться и тому, что тот его выслушал и не высмеял. « Отец прав, мне все это приснилось», — подумал он про себя и грустно вздохнул.
На другой день отца позвали работать в царские мастерские, и Никита остался в отцовской мастерской один. Стояла летняя страда, работы было много, людям в поле требовался исправный инструмент. И соседи несли юному мастеру сломанные плуги, лопаты, вилы и топоры.
К концу лета Никитка как-то незаметно сдружился с одной девчонкой Танюшкой Веселовой. Вместе с другими ребятишками они бегали в лес и на речку купаться. И так крепко Никитка сдружился с этой девчонкой, что уже все они делали вместе: и на речку бегали рыбу удить, и в лес по грибы и ягоды ходили. Куда Никитка шел, туда и Танюшка, как ниточка за своей иголочкой. Они и друг дружку хорошо понимали и защищали один другого, что позавидовать было можно. Никитка часто показывал ей свои поделки, рассказывал, как вырезает орнаменты. А вот о том, что однажды летал, молчал. Боялся, что подружка его над ним будет смеяться.
Танюшка росла в семье мастеров. Ее отец Василий Борисович занимался гончарным ремеслом, а она с матерью вышивала гладью рубахи, скатерти и полотенца. Танюшке, как и Никите, хотелось в своих вышивках показать живой природный узор, да так его нитями вышить, чтобы цветы и птицы на ткани получались бы как живые. В общем, понимали они друг друга с полуслова, да так и ладили.
Прошло время, и оба выросли.
Никитка превратился в симпатичного смелого парня. Да и Танюшка красавицей сделалась, от нее глаз трудно было оторвать: высокая статная, лицо как яблоневый цвет, глаза бархатные карие. Никита как разглядел ее девичью красоту, так сна и покоя лишился. Ну, и Танюшке он тоже в сердце запал.
Однажды сидели они так вдвоем над обрывом и смотрели, как летают их любимые ласточки и стрижи над рекой.
— Я тебе не рассказывал, что со мной приключилось…, — сказал вдруг Никита.
— Расскажи, — сказала Танюшка, и глаза ее загорелись.
— Отец с матерью моему рассказу не поверили. А ты поверишь?
— Поверю, конечно!
— Ну, слушай…, — и Никита рассказал Танюшке про свой полет в детстве в грозу.
— А сейчас тоже можешь летать? — спросила Танюшка.
— Сейчас не могу, пробовал, — не выходит. Может я маленький был тогда, легкий. Потому и в воздух поднялся. Вот только не знаю, откуда крылья взялись? А знаешь, что я придумал? Хочется мне сделать крылья, и как птица в небо подняться, — мечтательно промолвил Никита.
— А из чего же крылья сделаешь?
— Так из бересты, она — легка. Ее к деревянным реечкам можно прикрепить, на плечи надеть. Встать на высокое место, например на обрыв или колокольню, дождаться ветра и прыгнуть.
— Страшно-то как! А если разобьешься, — испугалась Танюшка.
— Ты как матушка моя говоришь. Не разобьюсь я, не бойся — засмеялся Никита.
С того дня мысль о деревянных крыльях не выходила у него из головы. Он рассказал о своей задумке отцу.
— Вижу, ты не забыл про эти полеты. Брось, сынок!. Тебе все это тогда просто приснилось, — ответил отец.
— Нет, батюшка, не приснилось.
— Ну, хорошо. Крылья-то ты сделаешь, вышел бы толк: дерево — само по себе материал тяжелый, да еще и ты. Как в воздухе-то удержишься?
— А я ветра дождусь и прыгну с высокого места.
— Ну, хорошо, попробуй, — согласился Михаил Ефремович. У него и самого в душе любопытство взыграло: уж, больно затея сына показалась интересной.
На следующий день Никита принялся за работу.
Крылья он хотел сделать как можно более легкими, а для этого ничего, кроме бересты не подходило. Выпилил Никита реечки длинные, отшлифовал каждую и отложил в сторону. Затем достал заготовки пластовой бересты, которые у него с отцом в мастерской с весны всегда были сложены на туеса и корзины.
Попросил Никита отца измерить длину его рук в размахе, затем разложил на земле листы бересты и стал их кроить по размеру рук и плеч. Вырезал он крылья, приладил к ним рейки деревянными маленькими заклепками и кожаные ремешки, чтобы на руках и груди крылья их можно было крепить. В конце наклеил на внешнюю сторону крыльев гусиные перья, которые матушка собрала. И получились у него широкие деревянные крылья.
— Крылья хорошие получились. Теперь только ветра дождаться и испытать их в действии, — улыбнулся отец.
Но Никите все не удавалось поймать сильный ветер и удержаться с его помощью в воздухе. Много раз он пробовал это сделать. Но только кувыркался по склону и падал вниз, хорошо, что песчаный берег смягчал его падение. После падений деревянные крылья ломались, и Никита снова их собирал.
2
А в Александровском кремле в это время жил царь Иван Васильевич со своим царским двором и новым опричным войском. И в одном из опричных отрядов служил такой Богданов Ждан. Про него худая молва среди людей бежала, что завистливый он и злой. И что хочет он перед царским воеводой отличиться и выслужиться, и потому из кожи вон лезет. И хотя царь Иван Грозный запретил опричникам простых людей обижать, Ждан этот к ремесленникам и торговцам придирался и заставлял избыточный оброк платить.
Однажды проезжал Ждан Богданов по улице на своем коне и заприметил в стайке девушек Танюшку Веселову. И так красавица ему приглянулась, что решил он ее за себя сосватать. Расспросил, кто такая, узнал, что есть у девушки жених Никита Крякутный. Направился Ждан к дому Никиты, разузнал у людей про него и про деревянные крылья, с которыми Никита с обрыва прыгает, да все неудачно. И решил Ждан Никиту перед царем оболгать, чтобы убрать со своей дороги как соперника.
Пришел Ждан к царю и рассказал, что живет в слободе мастер Никита Крякутный, который хвалится перед людьми, что смастерил деревянные крылья и в них на небо как птица летает.
— Диковинно как! — воскликнул царь и приказал доставить Никиту Крякутного к нему во дворец.
Схватили Никиту опричники и привели к царю.
— Верно ли говорят про тебя, что есть у тебя деревянные крылья, на которых ты в небо летаешь? — спросил царь.
— Что правда, то правда, есть у меня деревянные крылья, царь-батюшка. А вот летать я на них пока не могу.
— Отчего же не можешь?
— Про это не ведаю, батюшка царь. Может, какой-то малой хитрости в них не хватает, — ответил Никита.
Приказал ему царь:
— Повелеваю тебе хитрость эту малую найти и мне о ней поведать. А пока будешь хитрость искать, останешься жить в царских мастерских. Домой отпущу тебя, когда сможешь на крыльях взлететь. Принеси, покажи мне крылья, — повелел царь.
Принесли опричники крылья в царевы палаты. Надел их Никита на плечи и руки, прошелся с ними перед царем. Царю еще больше захотелось увидеть, как Никита взлетит. Приказал он ему идти в царские мастерские и ту хитрость в крыльях отыскать.
Ждан как узнал, что царь повелел Никите хитрость найти и не отрубил ему голову, страшно разозлился. Не по его хотению дело-то обернулось: он-то душонка черная, надеялся Никиту сразу убрать с дороги, чтобы тот ему не мешал.
Решил тогда Ждан с другой стороны зайти.
Собрался он и поехал к дому Веселовых на коне, украшенном дорогой попоной, и сказал вышедшему навстречу хозяину:
— Принимай гостя, хозяин.
— Войди в дом, гость, — ответил Василий Борисович и проводил Ждана внутрь.
Вот сели они за стол и начали пировать. Говорит Ждан хозяину:
— Приехал я к тебе, Василий Борисович по делу. Приглянулась мне твоя дочь Татьяна и хочу я на ней жениться.
Удивился Василий Борисович предложению царского опричника. Подумал и говорит:
— Спасибо, Ждан Петрович, за честь. Да только не могу я отдать дочку в жены тебе, потому что просватана она за Никиту Крякутного. Давно уж поладили между собой молодые и любят друг друга. По весне сыграем им свадьбу.
Нахмурился Ждан и начал настаивать, чтобы Василий Борисович передумал и согласился выдать за него свою дочь. Посулил он мастеру сначала деньги большие, а когда увидел, что тот не соглашается, стал угрожать:
— Если откажешь мне в сватовстве, велю тебя схватить и пытать. Все равно будет, по-моему.
Осерчал Василий Борисович, поднялся из-за стола, развернул богатырские плечи и загремел:
— Убирайся-ка ты, гость незваный из моего дома по-хорошему, пока я собак на тебя не спустил! Дочь свою за тебя я не отдам, дочке моей по сердцу другой, за него она и замуж пойдет.
В ярости выбежал Ждан за дверь.
Позвал Василий Борисович жену и детей и сказал:
— Был у меня сейчас царский опричник Богданов Ждан. Приглянулась ему Татьяна и потребовал он, чтобы мы ее за него просватали. Сказал он, что Никиту держат в царских палатах и не отпустят, пока он не сделает деревянные крылья и не полетит на них. Отказал я Ждану. За это он мне угрожал и сказал, что дома наш разорит. Собирай детей, жена Лукерья Дмитриевна, и ступай с ними в лес. Там в лесной избушке спрячьтесь на время. А я останусь здесь и дождусь Богданова Ждана.
— Ох, и убьет он тебя, Василий Борисович, — запричитала Лукерья Дмитриевна.
— Ничего не бойся, жена милая. Я так просто ему не сдамся и дом наш с добром на разграбленье не отдам. Дождусь, а там пусть будет, как богу угодно.
Делать нечего. Собрала Лукерья Дмитриевна детей, взяла с собой еду на несколько дней, теплые вещи и дворами, огородами ушла из слободы, укрылась в зимнем лесу. Хорошо, что была у них в лесу охотничья избушка сооружена на случай беды, в которой можно укрыться. Там они и спрятались.
Ждан примчался к царю и пожаловаться на мастера царю, дескать, заговор против него хочет устроить. Поверил царь Ждану, разгневался и велел заточить Василия Борисовича в тюрьму. Не терпел он измены, и был крут и суров на строгую расправу, не пожелал слушать оправданий.
А Ждан тем временем вернулся во двор к Веселовым и поджег их дом и амбары. Выбежал из дома Василий Борисович, увидел завистника и набросился на Ждана, пытаясь защитить свой дом и честь свою. Велел Ждан схватить его и связать. Бросили Василия Борисовича в сани и повезли в пыточный подвал.
3
На следующий день Ждан стал разыскивать Татьяну, но у кого бы не спрашивал, никто не сказал ему, где она. Стал Ждан у Василия Борисовича в тюрьме об этом выспрашивать. Но и тот ничего ему не сказал, и Ждан запытал отца Татьяны до смерти.
Посадские люди пошли в лес и рассказали Лукерье Дмитриевне, что Василий Борисович голову сложил за правду и семейную честь, рассказали и про то, что Никиту. Заплакала Лукерья Дмитриевна, а потом позвала детей и сказала:
— Надо нам отсюда уезжать, пока не нашли нас. Не будет нам жизни спокойной без отца. Тебе, Татьяна, особенно опасно здесь оставаться. Не даст тебе Ждан проходу.
Татьяна согласилась, но стала уговаривать мать, чтобы та отпустила ее в слободу попрощаться с родителями Никиты и через них передать весточку для милого:
— Опусти, матушка, попрощаться с ними.
— А если тебя поймают, — переполошилась Лукерья Дмитриевна.
— Не бойся, милая матушка. Я осторожно пойду, чужие люди меня не увидят.
Скрепя сердце отпустила Лукерья Дмитриевна дочку и попросила вернуться поскорей обратно.
Стемнело, когда Татьяна добралась до дома Никиты. Встретил ее на пороге хозяин дома Михаил Ефремович. Привел гостью в дом, усадил за стол, накормил, напоил и поведал, что Никиту схватили по царскому указу и держат взаперти в царских мастерских. И делает он там деревянные крылья. Домой его не пускают, и видеться ни с кем не позволяют. И нет никакой возможности весточку передать, потому что стрельцы стерегут его день и ночь.
— Как же мне его повидать? — грустно спросила Танюшка.
— Никак, дочка, — ответил Михаил Ефремович и спросил. — А вы с матушкой, куда же поедете, где спрячетесь от Богданова?
— Поедем в Тульскую слободу к матушкиной родне, — рассказала Танюшка.
— Хорошо, коли так. Ты, Татьяна, не горюй: не одни вы с матерью. Хоть и остались без родного отца, я вам во всем помогу. Отправлю с вами работника в лес, дам лошадь и теплые сани, еду и питье в дорогу. Поезжайте с матерью в Тульскую слободу и ждите там Никиту или весточку от него. Когда он вернется домой, я ему расскажу, где вас искать.
Обрадовалась Танюшка, что родители жениха помогут. А больше всего обрадовалась, что связь ее с милым Никитушкой не оборвется, и человек, который их в слободу отвезет, потом и ее жениху сможет дорогу показать.
Снарядил Михаил Ефремович теплые сани для девушки, как обещал, дал ей в дорогу все, что нужно. Усадил девушку в сани, со слезами на глазах перекрестил на прощанье. Поехала Татьяна в лес с проводником, а оттуда с матерью и родными сестрами и братьями уже – в Тульскую слободу.
Вот уже и зима миновала.
О Никите царь Иван Васильевич будто и позабыл, да и Богданов Ждан к нему в мастерскую больше не наведывался.
Никита услышал от людей, что дом его невесты сгорел, Василий Борисович погиб, сильно горевал. Узнал он и том, что царь разослал по окрестным слободам и посадам опричников и стрельцов с приказом разыскать беглецов. Но пока никого не нашли.
У него было много работы в мастерской и кремлевских палатах. То там, то здесь приходилось что-то ремонтировать, обновлять, поправлять на деревянной кровле Кремля, украшениях стен, дверей, окон и крыльца.
После работы он обычно уходил к кремлевской стене и взбирался на высокую бойницу по узкой крутой лестнице. В ней он мог разместиться от посторонних взглядов и ветра.
Перед его взором расстилались знакомые с детства просторы. Река Серая изгибалась плавной сверкающей лентой за глубоким рвом, опоясывающим стену. Вдоль берега тянулся лес. И глядя на него, Никита часто вспоминал, как в детстве летал над лесом и полем, нырял в реку.
В один из ветреных дней взял Никита свои деревянные крылья и взобрался с ними на бойницу. Надел их на плечи. И долго смотрел, как колышутся внизу на лугу густые высокие травы, легко и стремительно скользят по воздуху как будто маленькие черные стрелы веселые и шустрые стрижи. И вдруг различил среди птичьих криков знакомые с детства голоса, которые звали его с собой.
— Помогите же мне взлететь вместе с вами! — воскликнул Никита, обращаясь к летающим вокруг него стрижам.
Он взмахнул руками, как будто желая расправить деревянные крылья за спиной, и решительно шагнул вперед в синюю чистую небесную высь. И вдруг почувствовал, что ветер подхватил его и понес в сторону реки. Он стал с силой махать руками и крыльями, управляя своим полетом. Это у него получилось, и он перелетел через реку. Он не испытывал страха от того, что упадет на землю и разобьется. Напротив, во всем его теле и руках образовалась какая-то сила и в тоже время стремительная воздушная легкость. Вокруг него с громкими криками носились стрижи. Некоторые подлетали совсем близко к его лицу и касались головы, как будто одобряя его действия. Они как будто звали его, забавно кувыркались в воздухе и разлетались в разные стороны.
Никита взлетел с ними под облака, а затем вслед за стрижами стрелой устремился вниз к земле. Не долетев, он с силой взмахнул крыльями и снова поднялся вверх. Он слышал, как раздались одобрительные крики стрижей, похожие на детские голоса и решил, что так они переговариваются между собой. И снова как в детстве, Никита стал летать к лесу и возвращался обратно к стене, иногда опускаясь в воздухе вниз к самой земле и почти касаясь деревянными крыльями травы на лугу. Отдохнув, взмахивал крыльями и вновь улетал, чувствуя радость и восторг.
Вдруг он увидел, как из ворот выезжает конный отряд стрельцов, скачет к мосту через ров. Никита полетел за всадниками, пролетел над их головами, но стрельцы как будто не видели его. Это показалось Никите диковинным. Он специально подлетел близко к всадникам, проносился в воздухе перед скачущим стрелецким командиром. Но и тот как будто не видел его, продолжая скакать по дороге. Никита отлетел от всадников и продолжал летать над полем и лесом.
Наконец, он устал летать и вернулся к стене. Опустившись на каменный выступ бойницы, снял деревянные крылья и спустился вниз со стены.
Проходя мимо стрельцов в воротах, Никита остановился и заговорил с ними, намереваясь узнать, не видел ли кто-нибудь из них что-то странное в небе. Убедившись, что никто ничего не видел, он вернулся в свою мастерскую.
4
С этого времени, закончив работу, Никита поднимался на зубчатую стену Кремля и летал над рекой и лесом как птица. Стрельцы видели, что он ходит к стене, видели, как он возвращается, но не видели, как он летает по воздуху.
Прилетал Никита и к родительскому дому, приземлялся на крышу дома, а так как был невидим, наблюдал за происходящим на хозяйственном подворье. И только дворовый пес видел молодого хозяина и когда тот прилетал, радостным лаем приветствовал его.
Однажды Никита услышал разговор родителей о Веселовых и узнал, что те находятся в Тульской слободе. Никита решил лететь туда и найти свою невесту.
Однако на следующее утро к нему в мастерскую пришел царский воевода Ржевский Матвей Иванович.
— Собирайся, пойдешь со мной, покажешь царю свои крылья, — сказал он.
— Надо бы ветра дождаться, — промолвил Никита.
— Царь ждать не хочет. Велел тебе сегодня же прыгать. Неужто испугался?
— Нет.
Взял Никита деревянные крылья и пошел за воеводой к обрыву. Стоял тихий безветренный солнечный день. В глубине души Никита надеялся, что его товарищи маленькие стрижи и в этот раз помогут ему.
Подойдя к обрыву, он увидел много людей, ожидавших его прихода и желающих посмотреть, как он взлетит.
Царь Иван Васильевич находился здесь же в окружении своих бояр и воевод. Он подозвал его и сказал:
— Нашел ты хитрость, которой не хватало для крыльев?
— Найти-то нашел, да еще нужно, чтобы ветер сильный по полю гулял.
— Хорошо, что нашел, — обрадовался царь Иван Васильевич и приказал. — Сегодня продемонстрируешь мне свое уменье. Ко мне из Европы иноземный посол пожаловал, он тоже на твой полет желает взглянуть. Я сказал, что мои люди летают по воздуху, да он не поверил. Так что, не подведи меня.
— Так ветра же нет, батюшка царь…, — возразил было Никита. Но царь и слушать возражений не пожелал и только гневно взглянул на него.
Пошел Никита в мастерскую, надел на плечи деревянные крылья и подошел к обрыву. Стрижи носились над его головой с беспокойными и громкими криками. Мысленно попрощавшись со своими родителями, любимой невестой и всем белым светом, Никита помолился, перекрестился и решительно прыгнул с обрыва.
Но тут, откуда ни возьмись, налетел сильный ветер, надул и расправил деревянные крылья. Никита стал размахивать руками и крыльями, подражая птицам и стараясь попасть в струю образовавшегося воздушного потока. Ему удалось перелететь через ров и толпу людей на берегу и приземлиться на песок у самой кромки воды.
Ахнули и расступились люди, когда Никита летел над их головами, махая огромными крыльями и заслонив на мгновенье солнце. Казался он похожим на большого ангела.
А затем с криками люди подбежали к Никите и помогли ему подняться.
Сверху с обрыва на Никиту Крякутного в изумлении взирал европейский посол и царские бояре. Царь Иван Васильевич одобрительно кивнул Никите головой.
Ночью, пока Никита спал, к нему в мастерскую прокрался Ждан Богданов. Он вынес деревянные крылья, вскочил на коня и поскакал с ними из Кремля в поле. Там развел костер и от зависти и злости сжег деревянные крылья.
Хватился Никита утром своих крыльев, да не нашел. А тут гонец к нему пришел и потребовал в царские палаты. Пришел Никита к царю и видит, что уже стоит возле трона Ждан Богданов.
— Ну, что же! Потешил ты меня и народ наш на славу, — похвалил царь Иван Васильевич мастера. А после спросил. — Люди сказали, что крылья свои ты сжег?
— Не сжигал я крылья, царь-батюшка! Да и зачем мне это делать, коли я в них всю свою душу и уменье вложил? А правда то, что я утром встал и крыльев в мастерской не нашел. А кто их украл, о том и не ведаю, — ответил спокойно Никита и с упрямым горделивым достоинством посмотрел на царя.
— А это мы сейчас и разведаем, — ответил царь Иван Васильевич. — Знаю я одно волшебное слово, его и скажу. А уж, коли оно исполнится, то и узнаем мы, кто вор.
Стукнул царь Иван Васильевич золотым посохом по полу и промолвил:
— А ну-ка, тайну, Господи, помоги нам разведать. На воре шапка горит! Так пусть она на воре и загорится!
И в тот же миг вздохнул кто-то рядом с Никитой Крякутным, а после тихонечко рассмеялся. И как будто бы легкий ветерок по царским палатам прошелестел. И вдруг в изразцовое распахнутое окно ударил сверкающий солнечный сноп лучей. Вспыхнули и засветились, засветились разноцветными огоньками драгоценные камушки на шапке у Ждана. Как будто и впрямь на нем, как на воре загорелась шапка.
Повернулся к Богданову царь и приказал опричникам:
— А вот и вор объявился! Схватите его.
Схватили опричники Ждана и увели из дворца.
А царь сказал Никите Крякутному:
— За честность и преданность награжу тебя царской милостью. Говори, что желаешь?
— Окажи милость, царь-батюшка, отпусти ты меня с миром домой. Меня невеста ждет.
— А кто же невеста, поведай.
— Звать Татьяна Веселова. Она дочь гончарного мастера Веселова Василия Борисовича.
Нахмурился царь:
— Не тот ли это Веселов, о котором зимой мне Богданов рассказывал, дескать заговор он против меня замышлял.
— Оговорил он его: Василий Борисович был хорошим мастером, занимался гончарным делом. Жил, не тужил, пока Богданову не приглянулась дочка его и невеста моя Татьяна, — сказал Никита.
— Теперь я и сам вижу, что Богданов неправду сказал. За это ему по его же заслугам воздастся. Тебя же, Никита, отпускаю с миром. Дай слово мастера, что крыльев деревянных ты мастерить для себя и людей больше не будешь, чтобы их не пугать. Детям можешь для забавы.
Никита дал царю слово. Съездил он за Танюшкой и привез её со всей семьей домой в Александровскую слободу. Женился и выстроил для себя большой красивый дом.
К нему иногда прибегали соседские ребятишки, да и детки свои, когда народились, тоже бывало, просили его смастерить для игры деревянные крылья. Никита для детей-то их мастерил. А себе крыльев больше не делал и сам не летал. Держал крепко и по совести слово, которое дал царю Ивану Васильевичу.